Текст книги ""Тиа-ана" чувства и мысли (СИ)"
Автор книги: Роман Догадченко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 5 страниц)
Если бы только вы могли понять. Почему я относился к школе и институт, как к дому, семье. Знаю, было незаметно сквозь толщу ошибок и эмоций.
Глава 22 'Лес и свет'.
– Ему известно о наших слабостях. Он не оставит нас в покое.
– Говоришь так, словно отец у вас двуликий и гнусный зверь.
– Он не зверь, а человек. Человек, который с деревни перебрался в город, прожил полвека в неспокойное время и намерен пожить ещё. А для этого ему потребуются ещё средства. Он не побрезгует извлечением выгоды со слабостей близких. Расколов остаток семьи в последний раз, преобразует наши жизни в деньги, которые продлят его время.
– Но у тебя нет доказательств. – сказал врач, перешедший на ты.
– Зато есть догадки и воспоминания. Их более чем достаточно, чтобы собрать механизм последствий ответного распада. Если он всё же окажется подлым человеком, то получит по заслугам за обман даже в наше отсутствие. Все записи приобретут более конкретный вид. Информативные воспоминания его неидеальной жизни распространяться на скрытом уровне. Не ради справедливости, а такой выгоды другие люди заберут его время, манипулируя его слабостями.
– Это смешно. Что может знать ребёнок, которого держали в неведение?
– Многое. Если зацепиться за звено цепочки. Всего одно воспоминание может выявить следующие, как строки стиха проявляются в памяти.
– И каким же начальным звеном является его цепочка воспоминаний со уязвимым оттенком?
– Момент, когда сестра отца назвала его солёным и припомнила старых знакомых. На что он выказал недовольство: 'Я просил меня так не называть'. А что касается первого папы, я узнавал о нём не только от родственников. Мне доводилось работать в больнице, в которой он был электриком. На тот момент были люди, которые его помнили и нормально относились ко мне.
– Создавать план, систему мести наперед нелогично.
– Причем здесь месть. Я хочу вернуть всё, как было. Когда мы жили без недугов, вместе в одном доме. Или хотя бы сохранить его правду, какой бы она не была, от разрушения. Вы думаете мне нравиться отдавать годы своей жизни монологам средь листов; перебирать свои и чужие воспоминания? Да я буду счислив, если мои предположения не обернуться в явь.
– В любом случаи, я сомневаюсь, что ваш механизм выдержит проверку на прочность.
– Вы правы он не прочнее карточного домика. Но в этом и заключается его главная особенность. Информацию со всемирной сети можно удалить, но ведь есть, же ещё и другая сеть. Робкий дизайн, подобно триггеру запустит череду последствий на том уровне, на котором её уже нельзя будет остановить.
***
– До встречи.
– Мы всегда сможем отыскать время для встречи во снах.
Годы молчанья уж не вернуть. Воспоминания о безгласных мыслях выпали осадком. Всё то, что было нами скрыто задело часть души той школьной пары. Мы раскололись на двое от яда слабости и гнёта правил большинства. Те двое половинки уцелевших нас живут на свете, а мы во мраке. Но почему всё осознанье горечи досталось нам. Ведь им оно не помешает: они и так уже давно как порознь идут.
***
– Почему мальчик сидел только с Тианой?
– Его место за столом определял учитель.
– Но он же этого не понимал. И если ему, что-то не нравилось, то он выказывал это эмоциями. Возмущений не было, значит он был не против. Почему?
– В её разносной тишине он видел отзвуки знакомого. Родного, которого у него в жизни было так мало, что он успел охватить его присутствие лишь сердцем.
– И она нравилась тебе этим напоминанием?
– Пфф, нет конечно, с чего ты взяла?
– С самого начала, когда мальчик не осознавал не только рокировки пап. – улыбнулась Диана и оставила меня в покое.
***
Я исписывал листы без остановки.
– Ты снова собрался делать шалаш.
– Нечто похожие из листов и мыслей.
Она ушла. Пришла с рулонами листов завернутыми лентой.
– Прочти это.
Дочитал листы Дианы. Затворник нагромождал слова, будто бы хотел сделать домик внутри дома. Он хотел закрыться ото всех людей, кроме одной.
Лента воспоминаний. Ты помнишь?
– Да, пока что.
– Не лишай себя света. Смотри сколько у тебя ярких воспоминаний. С друзьями, с одноклассниками и с однокурсниками.
– Этот свет, давно перестал быть благоприятным. Я помню, как они радовались вместе со мной, и порой огорчались. Одноклассник мог быть хорошим другом, и в тоже время говорить едкие слова: 'А ты знаешь, зачем в тюрьме набивают татуировки девушек на спинах петухов'. И такие фразы, как бы в пространство, были не только в школе.
– Но ты же был счастлив рядом с ними. Даже на тех снимках, где ты не улыбаешься.
– Это было тогда. Все дружеские отношения, если они и были, то уже испорчены. Теперь только эти бумажки напоминают с горечью об утрате и загубленном. Я не хочу помнить это до конца своей жизни!
***
Символ того, что воспоминания о ней всегда оберегают меня от плохих поступков. Я засыпал с мыслями о ней и не хотел просыпаться, когда мне снились сны, в которых мы дружили.
– Мы должны оставить шалаш. – вышла Диа из нагромождений.
– Почему?
– Нет времени объяснять. Просто доверься мне.
– Почему я должен верить тебе, после всего.
– Потому что однажды, ты впустил меня в свой мир без вопросов и слов. Ты мог верить, только мне. Помнишь? – сказала она и протянула мне руку.
– Да.
Ветер распахнул окно. Листы стали разлетаться в разные стороны. Лента взмылась в воздух.
– Хватай ленту.
– Не могу.
***
– О чём ты думаешь? – спросила меня Света, когда прошла гроза.
– О том, как наши жизни схожи... со звездами.
– ...
– Звезды мерцают и сияют ещё сильнее в падение. Что мы можем сделать в последние секунды их жизнь.
– Только загадать желание. – произнесла Диана.
– Люди очень часто преломляют суть своим восприятием. От чего одно усиливается, другое исчезает. Горение, любовь, желание. Жизнь вначале прививает нам то, ради чего мы сияли, а после учила жить без него. Обрекало на тление смирения или горение в стремлениях вернуть.
– ...
– Я бы хотел быть для тебя просто другом. Иногда встречаться при помощи писем или звонков. Но даже при таком несложном раскладе, допускал бы ошибки.
– Да и я не так идеальна.
– Дело же ведь не только в нас, но и в самом мире.
– ...
– Менять его в угоду себе это неправильно, но создать свой в тени безгласия... почему бы и нет. Снаружи уйма критики и вычур, а здесь мы можем просто делить друг с другом сны вдали от дома.
– Я знаю это плохо, думать о смерти, когда она далеко. Но всё когда-нибудь заканчивается. В конце мало приятного, но ещё хуже, угасание жизни без мыслей и слов. Когда нет даже понимания, что выгорают последние мгновения. Нужно, что-то сказать, признаться, но вместо мыслей одна истерия: 'Нет, это не конец!'. Когда мне делали, операцию я лишился рассудка, кричал перед наркозом. Мне объяснили зачем, но я не мог понять и считал это безвозвратным концом. Ведь у меня не было там проблем, до вмешательства врачей и отца. Спустя годы карточка истории болезней затерялась, но отсутствие слоя спокойствия неустанно напоминает о страхе, от незнания: 'почему в мир ребенка мог вторгнуться чужой?'.
Вырванные страницы из дела пациента. Любовь и страх неразрывно связаны. Связи. Они поддерживают жизнь одних за счёт жизни других людей. Даже самые светлые чувства невозможны без тени.
– Рома. Если бы ты мог выйти из дома переживаний...
– Нет, я не могу бросить маму и брата, оставить их без эгиды творчества. Ведь у меня есть много творческих работ, совместных проектов. Нужно лишь найти людей, заинтересованных в сотрудничестве. Не могу всё бросить.
– Не бросить, а на время отлучиться. Что бы ты сказал или сделал?
– Если бы в семье было всё хорошо, у мамы был бы муж, я бы тогда задержался на том холме. Предложил бы прилечь и посмотреть на звездное небо. Без слов и касаний, просто рядом с девушкой, близкой моей душе. Не думая о том, что будет завтра.
***
Я знаю ты там, по другую сторону двери. Не можешь меня услышать или увидеть, но я могу попытаться. Ты наверное думаешь почему так вышло, почему я остался с тобой до конца? Почему именно ты? Но я никогда не выбирал место рядом с тобой. Я не выбирал тебя, не строил планов. Твое присутствие прекрасно тем, что ты никогда меня не о чём не просила и не спрашивала в жизни. Но при этом и не отталкивала: была рядом. Это было непросто: терпеть мои выходки. Единственное, что могло меня успокоить это твои слова о моей маме. Если бы я её не любил, то слова о маме не останавливали бы мои розыгрыши. Шутками и играми я лишь хотел быть с людьми: ровнялся не на тех. Так глупо, пытаться выражать себя эмоциями. Обычно люди использую мысли, слова и поступки без ребячества. Рядом с тобой все наветы о моей вычурной испорченности размывало светом. Ведь ты мне нравилась и без украса, не только как художница. Мы непростительно много раз оставались наедине. Но без игривой тревожности от публики я даже боялся задеть тебя словом, или долгим взглядом. Оставался робким мальчишкой даже в институте.
Я не хотел, чтобы всё закончилось именно так. Единственное, чего я хотел: быть у света, вместе с тобой, как раньше. Он появлялся, только, когда ты и я были дружны. На миг игры в 'Ручеек' или чудного восхождения на холм; на часы совместного рисования плакатов или отдельных черновиков. Свет появлялся, когда можно было сказать вместо 'ты' и 'я' всего одно слово, вопреки расстоянию и контрастной разности.
– Что это значит? Ты должен ответить! – Спросила Света вблизи осколков, упавшего от касания.
– Ты знаешь, что это значит.
– На ум мне приходит, только одно. Но я не осмелюсь сказать за тебя.
– Даже в мыслях Тианы?
– О чём ты?! Это не рассказ, где я могу проявить мысли мальчика от лица девочки. У него должны быть свои мысли.
– Нет. Ему хватает и ощущений.
– Но без собственных мыслей он может быть неправильно понят другими.
– Тиа. Я не хочу ещё сильнее отдаляться от делений: ты и й-а.
