Текст книги "Царица Савская"

Автор книги: Рольф Бейер ( Байер)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 17 страниц)

Глава 11
ЛАКОМЯЩАЯСЯ МЕДОМ ДЕВУШКА

Книга «Kebra Nagast» играет важную роль для эфиопской царской династии. Это доказывает драматическое событие 1872 г. Тогдашний царь Джоан IV Касса отправил срочное послание английскому министру иностранных дел графу Гранвилю, в котором требовал вернуть оригинал «Kebra Nagast», который был увезен в Англию в 1868 г. в связи с введением английского мандата в Эфиопии. Он написал:

«(У Вас) там есть книга под названием «Kebra Nagast», которая содержит законы Эфиопии, в этой книге есть имена государей, названия церквей и провинций. Я прошу Вас безотлагательно установить, в чьей собственности находится эта книга, и отослать ее мне, так как без этой книги народ в моей стране не будет мне подчиняться».

Попечителей Британского музея в Лондоне удалось убедить, и манускрипт 14 сентября 1872 г. был возвращен царю Эфиопии.

Суть книги «Kebra Nagast» составляет история визита царицы Савской к Соломону. Начиная с 21-й главы, изложение по многим пунктам, а также по всей композиции отличается от всех рассмотренных нами легенд о царице Савской. Здесь царица Савская носит незнакомое имя Македа. История посещения разворачивается иначе, чем в ранее известных источниках. В центре стоит изощренное обольщение царицы Соломоном.

Царица Савская вводится следующим образом:

«Так сказал наш Господь Иисус Христос… «Царица Юга встанет в Судный день и поспорит с ними, и спорное дело с ними уладит, и победит этот род, который не прислушался к проповеди моего слова; ибо она пришла с оконечности земли, чтобы услышать мудрость Соломона».

Упомянутая царица Юга – это царица Эфиопии, а под «оконечностью земли» подразумеваются слабость женской природы, длина пути, зной и голод во время путешествия и жажда. Но она, царица Юга, была очень красива и лицом и статью и (наделена) знанием и познанием, которые ей дал Бог, чтобы она пошла в Иерусалим услышать мудрость Соломона, ибо произошло это по Божьей воле. Но она была очень богата, потому что Бог даровал ей славу и богатство, золото и серебро, дорогую одежду, верблюдов, слуг и купцов. Они занимались для нее торговлей на море и на суше, в Индии и Сиене».

Красота (это качество первый раз открыто отмечается в эфиопской легенде) и богатство внешне характеризуют царицу, которая обрисована совсем по-земному. Ничего не сообщается о сверхъестественных чертах. Это особенно проявляется во вступлении к истории посещения. Больше не появляется также удод, которому как нарочной птице уделялось такое большое внимание в еврейских и исламских легендах. Вместо него фигурируют эфиопский купец Тамрин, который при строительстве храма поставил Соломону «красноватое золото, не подверженное гниению черное дерево и сапфиры». На него произвела глубокое впечатление мудрость правления Соломона, и он после своего возвращения информирует царицу:

«Все это он рассказал ей и ежедневно повторял, что он увидел у царя, и сообщал ей об этом. Она же дивилась тому, что слышала от купца, своего слуги, и в глубине души задумала отправиться к царю: она плакала от тоски над тем, что он ей рассказал, и очень хотела поехать к царю. Ею завладела мысль о путешествии к нему, но она считала путь слишком долгим и трудным. Она снова и снова расспрашивала его, а он снова и снова рассказывал ей; наконец, она решила поехать, чтобы услышать его мудрость, увидеть его лицо, поприветствовать его и преклониться перед его властью. Все свои мысли она сосредоточила на путешествии к нему. Бог склонил ее сердце к путешествию, и она подчинилась».

Этот отрывок важен, так как в основе его лежит не желание царицы пустится в путь, с целью найти подходящего брачного кандидата, что особенно подчеркивалось в еврейских и исламских легендах. Эфиопскую царицу Савскую воодушевило стремление к мудрости. Поэтому в «Kebra Nagast» мы видим одухотворенный образ царицы. Нет ничего удивительного в том, что 24-й главе на все лады прославляется мудрость.

Этот гимн мудрости царицы, равного которому нет в мировой литературе, по своей красоте и глубине является впечатляющим примером знания, которое еще не превратилось в холодную интеллектуальность. Была ли когда-нибудь образнее и проникновеннее, чем в следующем гимне мудрости, воспета ее жизнеутверждающая сила, эстетика и этический дар систематизации?

«Люди мои, услышьте мой голос и внемлите моей речи: я жажду мудрости, и мое сердце ищет познания, ибо я сражена любовью к мудрости, и меня повязали путы познания. Ведь мудрость лучше сокровищ из золота и серебра; мудрость лучше, чем все, что создано на земле. Что под небом сравнимо с мудростью? Она слаще меда и хмельнее вина, она светлее солнца и желаннее драгоценных камней, она питает человека лучше, чем масло, насыщает сильнее, чем сладкие лакомства, делает его прославленным больше, чем золото и серебро, она дает радость для сердца, свет для очей, силу для ног, защитный нагрудник, шлем для головы, пояс для чресел, она провозвестник для ушей, наставник для души, учитель для знающих, утешитель для умных, податель славы для ищущих.

Царство не может существовать без мудрости; куда бы ни ступила нога, она не стоит твердо без мудрости, и то, что произносит язык, не услаждает слуха без мудрости. Мудрость лучше, чем все сокровища: тот, кто копит золото и серебро, не имеет от них никакой пользы без мудрости; но у того, кто копит мудрость, никто не может похитить ее из сердца. То, что собирают дураки, потребляют мудрецы; из-за ошибок глупцов ценятся мудрецы, из-за низости безбожников восхваляются праведники.

Мудрость высока и богата; я желаю любить ее, как мать, и пусть она любит меня, как свое дитя; я хочу идти путем мудрости, и она будет мне принадлежать; я хочу идти ее путем, и она меня не оттолкнет; я хочу опираться на нее, и она будет для меня стеной, крепкой как алмаз. Я хочу искать у нее защиты, и она будет для меня силой и крепостью; я хочу радоваться ей, и она будет для меня величайшей милостью. Ведь подобает, чтобы мы шли путем истины, и наши подошвы ступали на порог врат мудрости. Если мы будем ее искать, мы ее найдем, если мы будем ее любить, она не покинет нас, если мы будем ее преследовать, мы найдем ее, если мы будем просить ее, мы ее получим; так пусть же обратится к ней наше сердце, чтобы мы ее никогда не забыли! Ведь если ты помнишь о ней, ты помнишь также и о себе; при глупцах ты никогда не должен упоминать о мудрости, ибо они ее не почитают, и она (мудрость) тоже их не любит. Почитание мудрости состоит в почитании мудрецов, а любовь к мудрости – в любви к мудрецам…»

Из этого гимна мудрости мы узнаем нечто интересное о царице Савской в эфиопской традиции. Многие обороты речи, где воспевается мудрость, напоминают нам песни о мудрости, известные из Книги притчей Соломоновых в Ветхом Завете. Параллели заметны в мельчайших подробностях: мудрость ценится превыше золота и серебра, ее отгораживание от глупости и прежде всего положение мудрости над всем, что создано на земле. Мысль о приоритете мудрости над остальными творениями также есть в притчах:

«Господь имел меня началом пути Своего, прежде созданий своих, искони:

От века я помазана, от начала, прежде бытия земли. Я родилась, когда еще не существовали бездны, когда еще не было источников, обильных водой.

Я родилась прежде, нежели водружены были горы, прежде холмов».

(Притчи Соломоновы, 22–25, 8). Но глубокий смысл этих параллелей становится ясным, если вспомнить, что не кто иной, как Соломон написал Книгу Притчей. Но в «Kebra Nagast» хвалебную песнь мудрости поет царица Савская. О Соломоне ничего подобного не сообщается. И это происходит до того, как царица собирается в путь, чтобы познакомиться с мудростью Соломона. Таким образом, царица как любящая мудрость государыня занимает место, которое принадлежало Соломону. Она уже «получила наследство» от него, мудрого царя, прежде чем посетить его.

И еще один момент: «мудрость» не мужского, а женского рода. Это показывает грамматика: по-немецки – это die Weisheit, по-латыни Sapientia, по-гречески Sophia, по древнееврейски chokma и т. д. Царица говорит о мудрости, как о «любящей матери». Это выходит за рамки притчей, так как там мудрость сравнивается с «играющим ребенком».

G содержании мудрости мы ничего не узнаем, только ее жизнеутверждающей силе во все новых образах возносит хвалу царица.

Каким же является отношение царицы к Соломону, после того как – мы это видели, – центр тяжести несколько переместился? Сначала царица ведет себя покорно. Она приветствует его так:

«Счастлив ты, мой господин, что тебе даны такие мудрость и познания: я хотела бы стать одной из твоих ничтожнейших служанок, чтобы мыть тебе ноги, преклоняться перед твоей властью и наслаждаться твоей мудростью. Как мне нравится твой ответ и сладость твоего голоса, красота твоей походки и чарующие речи! Красноречие и сладость твоего голоса радуют сердце, украшают уста, делают уверенным шаг. Я вижу, что твоя мудрость безмерна, и твои познания неослабны, как светоч во мраке, как гранат в саду, как жемчужина в море и как лунный свет в тумане, как утренняя звезда среди звезд, как заря и восход солнца на небе».

Это напоминает историю посещения, которую мы узнали из «Targum Scheni» Книги Эсфири. Там это был царский гонец Бенаяху, ослепительная красота которого сравнивалась с утренней звездой. Но в «Kehra Nagast» этими или похожими метафорами восхваляется мудрость. И здесь они относятся не к физической красоте, а к мудрости, которой была потрясена эфиопская царица. Но действительно ли достоин Соломон подобной похвалы? Заслужил ли он восхваления царицы в таком возвышенном тоне? Возникает сомнение, если мы проследим за дальнейшим развитием истории их встречи.

Разумеется, сначала Соломон выставлен в наилучшем свете. Он не ведет себя надменно по отношению к своим подданным. Вместе с мокрыми от пота рабочими он таскает камни для строительства храма, подчеркивая таким образом равенство между ними. И его доводы в пользу превосходства религии Творца над солнцепоклонничеством приводят царицу к смене религии. Но обращение царицы в другую веру не могло произойти столь радикально.

Еще в своем гимне мудрости как высшую сущность она восхваляет не солнце, а мудрость, Разве она не сказала, что мудрость «светлее солнца»? Значит, царица никогда не исповедовала солнцепоклонничество в том примитивном виде, как оно представлено. Она это тоже достаточно ясно выражает: не царица, а народ был привержен культу солнца, сама же она уже давно приняла религию мудрости, поэтому у нее не было оснований «отрекаться», она могла говорить только об обращении своего народа.

Итак, царицу превозносят, Соломон же получает критическую оценку. Это становится предельно ясным в известной сцене обольщения, которую он подстраивает. Соломон хочет переспать с царицей, при этом он совершенно не думает о ее мудрости, его возбуждает «прекрасная внешность». Но это отнюдь не критикуется, ведь многоженство Соломона (говорили о 400 царицах и 600 наложницах!) основывалось на исполнении Божьего завета об умножении потомства. Однако иначе выглядят средства, с помощью которых он хотел сблизиться с царицей. Он устраивает для нее грандиозный прощальный праздник и пытается овладеть ею посредством изощренно продуманной последовательности в подаче блюд:

«Когда они зашли в покои, запах там стоял очень приятный. И уже до того, как они отведали лакомства, их насытила прелесть аромата. Он хитро и мудро посылал ей вызывающие жажду блюда, кислые напитки, рыбу, перец в качестве приправы; все это он готовил и давал царице.

Когда за столом царя три раза и семь раз сменили блюда, когда ушли присутствующие, советники, пажи и слуги, и они остались одни, царь встал, подошел к царице и сказал ей: «Оставайся здесь до утра!» На что она ему сказала: «Поклянись мне своим богом, богом Израиля, что не применишь ко мне насилия. Если это произойдет и я соблазнюсь, уступив человеческой природе, то я отправлюсь в путь в нужде, горе и нищете». На что он ответил: «Я поклянусь, что не применю к тебе насилия, но ты тоже поклянись, что не применишь насилия ни к одному предмету в моем доме!»

Царица улыбнулась и сказала: «Где же твоя мудрость, почему ты говоришь как глупец? Неужели ты думаешь, что я что-нибудь украду или возьму из царского дворца, что не дал мне царь? Не думай, о царь, что я приехала сюда из любви к богатству! Мое царство так же богато сокровищами, как и твое, и у меня есть все, что я желаю. На самом деле я приехала сюда за твоей мудростью».

Тогда он сказал ей: «Раз ты велишь мне поклясться, поклянись и ты; клятва положена двум сторонам, чтобы они не причинили друг другу несправедливости, но если ты не будешь принуждать меня к клятве, я тоже не буду принуждать тебя». Тогда она сказала: «Поклянись, что ты не применишь ко мне насилия, а я тоже поклянусь, что не применю насилия к твоему имуществу». Тогда он поклялся ей и заставил поклясться ее.

После этого царь возлег на ложе на одной стороне, а ей поставили ложе на другой. Тогда он сказал молодому слуге: «Вымой таз и поставь в него кувшин с водой, да так, чтобы царица это видела, потом закрой дверь и иди спать!» Он сказал это на другом языке, которого царица не понимала. Слуга выполнил поручение и пошел спать. А царь не спал, а только притворялся спящим и подсматривал. Во дворце Соломона ночью было так же светло, как и днем. По мудрости своей он вделал в крышу своего дома жемчужины, которые изображали солнце, луну и звезды.

Царица немного поспала. Когда она проснулась, во рту у нее было сухо от жажды, ведь он в своей мудрости дал ей вызывающую жажду пищу. Ей очень хотелось пить, и рот ее пересох. Она попыталась втянуть ртом слюну, но ей это не удалось, ибо никакой влаги не было. Тогда она решила выпить воду, которую видела, огляделась, посмотрела на царя Соломона, и ей показалось, что он крепко спит. Однако он не спал, а с нетерпением ждал, когда она встанет, чтобы украсть воду для утоления жажды.

Она бесшумно встала, подошла к той воде в тазу, вынула ее оттуда, чтобы испить. Но прежде чем ей удалось попить, он схватил ее за руку и сказал: «Почему ты нарушаешь данную клятву». Ты же обещала не причинить насилия ни одному предмету в моем доме?» Тогда она в страхе ответила ему: «Разве выпить воды – это нарушение клятвы?» Царь сказал ей: «Видела ли ты под небом что-нибудь лучше воды?» На что она ответила: «Я погрешила против самой себя, и ты свободен от клятвы, но дай мне выпить воды, чтобы утолить жажду!» И он сказал ей: «Значит, я свободен от клятвы, которую ты велела мне дать?» И царица ответила: «Будь же свободен от клятвы, но дай мне выпить воды!» Тогда он разрешил ей попить, после того как она попила, он осуществил свое страстное желание и они возлегли вместе».

Эта сцена обольщения столь же захватывающа, сколь и необычна. Сразу же бросается в глаза, что ее нет во всех других легендах о царице Савской. К тому же в эфиопской легенде отсутствуют загадки. Почему так просто были опущены загадки, которым уделялось столько внимания в еврейских, исламских и христианских преданиях? Возможно, ответ следует искать в эфиопском переводе Библии, который в этом месте расходится с древнееврейским текстом. Библейская фраза: «Она пришла, чтобы испытать его трудными вопросами» в греческом переводе звучит: «Она пришла, чтобы испытать его загадками» (ainigmata). «Kebra Nagast» однако переводит: «Она пришла, чтобы испытать его мудростью». Это означает кардинальное изменение смысла, потому что мудрость приписывается царице, а не Соломону. Поэтому крупный эфиопист Эдвард Аллендорф с полным основанием предполагает, что в этом свободном переводе эфиопская царица Савская была наделена особыми чертами характера задолго до того, как в «Kebra Nagast» было пересказано большое число отдельных историй.

Итак, в нашей истории вина однозначно лежит на Соломоне. Обольщает не царица, а Соломон. Он использует хитрость, чтобы овладеть царицей. Он прибегает к очень суженному понятию о собственности и в соответствии с ним связывает царицу клятвой. Она должна отдаться Соломону, потому что покусилась на его собственность, когда выпила «его» воду и этим нарушила свою клятву. У царицы были более широкие взгляды, так как, по ее мнению, вода не входит в категорию личной собственности «Разве выпить воду – это нарушение клятвы? – спрашивает она и этим дает понять, что ее понимание собственности свободнее и шире.

Разве это не указывает на то, что имущественные отношения были гораздо шире в обществах, где женщины пользовались равноправием? Во всяком случае Соломон выглядит очень непривлекательно со своим пониманием частной собственности! Жадный к чувственным удовольствиям, он пользуется бездушным правом собственности, чтобы сблизиться с царицей. Еще хуже нам кажется то, что происходит с царицей: она, личность, «овеществляется», как стакан воды, унижается до положения сексуального предмета собственности.

Соломону не пошло на пользу это событие, в ночь «насилия» ему снится страшный сон:

«Ему приснилось сияющее солнце, оно спускалось с неба и ярко светило над Израилем, задержавшись там, оно внезапно удалилось, направилось в сторону Эфиопии и там вечно ярко светило, ибо охотно там осталось».

Сон предвещал зловещие события, и дальнейшая история царицы Савской подтвердит это: исход солнца из Израиля в Эфиопию. Соблазнение царицы Савской в итоге означало «похищение» и «перемещение» Божьей благодати из Израиля в Эфиопию.

Но объясняется ли этим сцена обольщения? Выявляет ли она Соломона как безжалостного «соблазнителя» только для того, чтобы ярче засиял образ чистой и мудрой царицы? В «Kebra Nagast» это было доминирующей тенденцией, однако другая редакция истории обольщения позволяет выделить совершенно другие аспекты. Имеется в виду аксумитская история царицы Савской, которая в 1904 г. была записана востоковедом Энно Литтманом – современная фольклорная история, сохранившая древний колорит.

В ней царица, чтобы проникнуть к Соломону, переодевается мужчиной. Этот сюжет мы уже хорошо знаем из еврейских, исламских и христианских легенд. В них, правда, переодевалась не царица, а дети или юноши, чтобы Соломон угадал их пол. Подобно амазонке, царица скрывает свой пол, она появляется даже с мечом за поясом:

«Царица уложила себе волосы так, что стала похожа на мужчину. Ее служанка сделала то же самое. Тогда она и ее служанка перепоясались мечами и отправились в путь. Когда они приближались, царь Соломон услышал об этом, и ему сообщили: «Прибыл царь Эфиопии!» «Проводите его!» – сказал он. И она вошла в сопровождении служанки, приняла его руку и приветствовала царя. Соломон приказал: «Принесите хлеба, мяса и медового напитка!». И они сели за стол.

За трапезой они ели и пили очень мало. Поэтому царь заподозрил в них женщин. С наступлением вечера он отдал приказ: «Приготовьте постели!» И в одном и том же покое приготовил постели – одну против другой. И взял он чашу с медом и повесил ее в покое, а под нее подставил таз. Потом он проделал в чаше отверстие, чтобы мед вытекал.

У него была такая привычка: когда он спал – держал глаза открытыми, а когда бодрствовал – закрывал их. Когда они ночью отдыхали, царь погрузился в сон, и глаза его были полуоткрыты. И женщины сказали: «Он не спит. Он нас видит! Когда же он уснет?» Когда они это говорили, он проснулся и закрыл глаза. «Теперь он спит», – сказали они и начали лакомиться медом из таза. Так царь удостоверился в том, что они женщины Он подошел к ним обеим и спал с ними. Каждая из них сказала ему: «Я лишилась девственности!»

И эта история соблазнения, точно как в «Kebra Nagast», кончается рождением эфиопского наследника трона. Однако аксумитская редакция имеет другую проблематику: здесь нет речи ни о мудрости Соломона, ни о мудрости царицы. Царь не кажется хитроумным совратителем, а царица – совращенной добродетелью. Царица, скорее, страстно желала лишиться невинности, чем отвергнуть притязания Соломона.

А что же мужская одежда? Она сначала делает царицу похожей на мужчину. Кажется, она еще не примирилась с женской ролью. Но это только исходная точка истории: на самом деле она показывает, как царица-амазонка приходит к тому, что соглашается со своей женской ролью. Из мужеподобной, перепоясанной мечом амазонки она сначала становится любящей сладости, лакомящейся медом девушкой, а из нее – соблазненной и в итоге покоренной женщиной. Следовательно, история этой метаморфозы рассказывается с целью научить женщину стать женщиной, и все это с помощью меда!

Это выглядит скорее анекдотически и шутливо-идиллически. Однако «жадная до меда девушка» – это часто встречающаяся тема, особенно в архаических культурах. Французский этнограф Клод Леви-Страус написал исследование на эту тему объемом в пятьсот страниц. Хотя он использует материал мифов южно-американских аборигенов, его наблюдения могут сообщить нам кое-что и о лакомящейся медом царице Савской.

В мифах мед играет роль, которую вряд ли можно переоценить. Он выступает как соблазнитель, его «жертвы» – это прежде всего разочарованные жены и желающие выйти замуж девушки. Мед губил женщин, однако с помощью меда они обманывали мужей, «жажда меда» вела девушек к владельцу, «хозяину меда», за которого они выходили замуж. Таким образом, мед как средство воссоединения полов, жидкое, влажное вещество с одурманивающим ароматом, употребляемый сырым или кипяченым, если дикий, то чуть-чуть, если искусственный – то не в меру, всегда имел эротический оттенок.

В аксумитских историях о меде встречаются все эти черты. Сексуальный оттенок еще больше усиливается: капающий из сосуда мед и принимающая его чаша являются прелюдией к половому акту. И тем не менее (Леви-Страус выразил это блестящей метафорой) один мед – плохой, «метафорический», соблазнитель, его можно съесть, но невозможно с ним переспать. Вместо «метафорического» соблазнителя – меда – в нашем рассказе выступает реальный соблазнитель, Соломон.

Так мед многого достиг: для царицы Савской он сделал возможным превратиться из «амазонки» в женщину, осознавшую свою сексуальность. Соломону он послужил средством соблазнить и сексуально овладеть царицей. Однако то, что из этого вышло, оказалось для Соломона менее приятным и привело к появлению эфиопского царского сына.