Текст книги "Оборотни и вампиры"

Автор книги: Ролан Вильнёв

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 12 страниц)

«Огромный крокодил напал на преподобного отца Диего, когда тот ехал верхом вдоль берега озера. Этот священник, человек достаточно сильный и ловкий для того, чтобы сразу высвободиться, пришпорил коня и, замахнувшись, ударил крокодила своим посохом, окованным железом, но чудовище попыталось утащить его на дно озера. Конь стал лягаться и немало помог миссионеру в этом необычном поединке. Вскоре священник смог продолжить путь, бросив на берегу крокодила, которого считал мертвым.

Но первой же новостью, какую услышал отец Диего, вернувшись в резиденцию миссии, было известие о том, что молодой индеец, которого он сурово наказал за несколько дней до происшествия, умирает по необъяснимой причине... При осмотре у индейца нашли такие же раны, какие получил его нагуаль. Юноша от них умер, и в то же время крокодил, лежавший на берегу, испустил дух».

Только не думайте, будто все только что упомянутые нами сказки принадлежат исключительно древним цивилизациям и отжившим нравам. Волки-оборотни продолжают вести свою суровую жизнь, и Клод Сеньоль, к примеру, указывает в своем «Фольклоре Юрпуа» (Hurepoix), изданном в 1937 году, что в двух шагах от Парижа, в Фонтене, Брейе, Ларди, по-прежнему верят в реальную возможность превращения в животное. В 1920 году священнику прихода Селль-сюр-Шер (Луар-и-Шер) показалось, что его, когда он нес святые дары умирающему, преследовал ликантроп. Пятью годами позже жители Гут-тенгейма (Нижний Рейн) оправдали сельского полицейского, обвиненного в убийстве ребенка, который превратился в волка. Доктора Кабанес и Насс также рассказывали в самом начале века историю, от какой не отказались бы и Боге или де Ланкр и в которой явственно видна та же

травматическая тема: «Одна старушка, занимаясь стиркой, – пишет Ж.Вюйе (G.Vuillier), – внезапно услышала грохот, доносившийся из дымохода, и почти сразу же оттуда вывалились с полдюжины разноцветных кошек.

«Погрейтесь, киски», —ласково сказала им старушка. Кошки не заставили себя упрашивать и, устроившись поближе к огню, довольно замурлыкали. В это время зашла соседка. Усомнившись в подлинности кисок, она решила проверить, действительно ли они кошки или же колдуны, и плеснула в них кипятком. Киски с воем убежали. Но самое удивительное случилось потом. На следующий день стало известно, что пять или шесть деревенских озорников не могут показаться на людях из-за ожогов по всему телу. Так все узнали, что это они накануне превратились в кошек» («Яды и чары», Париж, Плон, 1903).

Во время эпидемии ликантропии, которая особенно свирепствовала между 1589 и 1610 годами, достоверность подобных историй не вызывала и тени сомнения – точно так же, как не сомневались в существовании дьявола, сделок с ним и шабашей, и эта вера была возведена в догму разгулявшимися суеверием и фанатизмом. Несколько человек, обладавших более развитым умом, пытались предостеречь современников от слишком поспешных или смелых суждений, но им так же трудно было убедить людей в своей правоте, как ликантропу выскользнуть из рук палача.

Ликантропы действительно существовали, но это были не мифические существа, чудовища или колдуны, способные к превращениям, а больные, помешанные и преступники. Как может не навести на мысль о заурядном преступлении история пастуха, которому в апреле 1785 года волк-оборотень нанес две раны – одну на пояснице, вторую на горле, – и одежду этого пастуха нашли «снятой с него и сложенной как будто рукой человека»? Волчье помешательство, в высшей степени заразное, охватывало большие области и целые страны: Юра, Франш-Конте, Лабур, Бавария, Шотландия... Однако народный террор, искусно разжигаемый безрассудными или жестокими правителями, не мог не повлечь за собой смерть невинных людей, предполагаемых пособников дьявола, приговор которым выносили чаще не за действительно ими совершенное преступление, а за подозрительную внешность. Оборотней преследовали гражданские власти, но кто, как не Святая церковь, начал эту травлю, заговорив о пагубности сделок и древних культов, на которые она обрушилась всей силой своей безжалостной мести? Мирские судьи, унаследовавшие застарелую ненависть, из-за своей любви к порядку с зще большим рвением стремились покарать колдунов и взбунтовавшихся рабов, которые нередко выступали вместе. Сами они пользовались заме-цательной прерогативой, защищавшей их от чар порчи. Судьи, как пишет Ле Луайе, «не могут >ыть околдованы. Колдунам запрещено прояв-пять свое искусство в их присутствии, и судьи [могут свободно и безбоязненно выносить свои [приговоры виновным и уличенным».

Как мы уже говорили, когда искали волков-[оборотней, устраивали облавы, в которых уча-[ствовали целые деревни. Парламенты провинций «разрешали в случаях, когда становилось извест– 1но о преступлениях, ритуальных или обычных, (создавать народное ополчение. Например, в сен-(тябре 1573 года верховный суд Дольского парла-|мента, узнав о действиях ликантропа, который [похищал детей в Эспаньи, Сальванже и Куршапо-|не, и желая предотвратить еще большие несчас-|тья, позволил крестьянам, в нарушение эдиктов 'об охоте, собраться и, «вооружившись кольями, топорами, пиками, аркебузами и палками, гнать и преследовать этого волка-оборотня везде, где смогут его найти, и, схватив, связать и убить, за что никто не будет подвергнут ни наказанию, ни штрафу». (Приведено Калмейлем (Calmeil), т. I.) Эти крутые меры были более действенными, чем средневековый рецепт, найденный Анри де Кле-зьоном (Cleusion) в Сен-Николя-дю-Пелем (Кот-дю-Нор): «La formule de I'homme bien portant en Jesus-Christ – Est toujours at, at, at, at, contre le garou – Apres hou, hou, sortez de ce monde – Deux fois chaque on an en an, il est mort»*.

Текст наполовину бессвязный, заклинание выглядит в переводе примерно так: «Формула человека, хорошо себя чувствующего во Христе – Всегда (...) против оборотня – После (...) уходите из этого мира – Два раза каждое (...), и он мертв».

– Прим. пер.

Как и другие судебные процессы над колдунами, процессы над волками-оборотнями до странности похожи друг на друга. Обвиняемые жили группами, убивали совместно, делили между собой добычу, все вместе готовили мази на основе человеческого жира и пользовались ими во время шабашей. По крайней мере, так утверждает предание, – достаточно древнее, поскольку восходит к «Malleus maleficarum», книге, изданной в последней четверти XV века. Этот «молот ведьм», где собраны истории, большей частью не поддающиеся проверке, сообщает, что в 1436 году колдуны из Вальдуа лакомились мясом некрещеных детей, и часть их тел использовали – сварив в котелке с кипящей водой – для приготовления мазей. Один мужчина признался, что пил сок, извлеченный из детских тел, «сок, который поклоняющиеся Сатане бережно сохраняют в бурдюках», потому что это питье давало знание, принадлежащее лишь посвященным. Этот рассказ должен был доказать, что с самого начала волки-оборотни входили в тайные союзы или объединения, подобные тем, какие и сейчас существуют в центральной части Африки.

Общества людей-леопардов или людей-крокодилов, которые не остановятся ни перед каким преступлением, даже перед тем, чтобы зарезать собственных детей, также были созданы с совершенно определенным намерением лакомиться человеческим мясом. Вполне возможно, волки-оборотни испытывали подобное же влечение к пище, отличающейся, как говорят, таким нежным и тонким вкусом, что тот, кто его пробовал, уже никогда не забудет. Это лишь предположение... Очень может быть, что нищие, изголодавшиеся волки-оборотни были с самого начала вынуждены ради выживания наброситься на живую плоть и лишь потом к ней пристрастились.

Упоминания об этих зверствах встречаются во всех процессах над ликантропами, которые – чаще всего под пыткой – признавались, что не могли обойтись без человеческого мяса, такого нежного и приятного на вкус. Но судьи все же умели различать просто людоедство и преступления, за которыми скрывались сделка с дьяволом и черная магия. К примеру, 14 декабря 1598 года суд Парижского парламента приговорил к сожжению заживо портного из Шалона, который съел многих детей, кого сварив, кого изжарив, и хранил их кости в бочонке (де Ланкр, «Неверие...»). Это был всего лишь случай простого пищевого каннибализма... Случай ликантропа оказывался намного сложнее, и очень жаль, что из-за отсутствия судебной медицины и психосексуальных исследований никто не расспрашивал ни о зарождении этой кровавой страсти, ни о том, какие повреждения они наносили своей жертве до или после ее ь смерти. Многочисленные свидетельства и при-(знания (иногда вполне искренние) обвиняемых /беждали судей в том, что перед ними – отступники и колдуны, подпадающие под действие закона о «crimen exceptum atrocissimum», и их наказывали сурово и безжалостно. Ничто не могло смяг-»)ить судей – ни возраст, ни пол, ни сословие, к которому принадлежал виновный, они как будто [соперничали между собой в количестве, массовости и низости убийств. Им было тем легче дей-[ствовать, что центральная власть вовсе их не [контролировала (а то и поощряла, как было при (Генрихе II и Карле IX); кроме того, в тех странах, [где они действовали, существовала Инквизиция – |в Лотарингии, Савойе, Франш-Конте. Эти судьи – I кто бы мог подумать? – часто оказывались людьми просвещенными: Николя Реми писал на латыни, а Анри Боге обладал почти универсальными | знаниями... и «непроходимой глупостью» во |всем, что касалось колдовства. Достаточно открыть его «Трактат о Колдунах» («Discours des Sorciers»), чтобы увидеть, насколько у этих судей, так ловко составлявших списки преступлений и так хорошо умевших применять наказания, отсутствовали критические способности ума. К несчастью, вся Европа гонялась за трудами этих одержимых, сеявших огненный террор и поддерживавших ликантропический психоз. Их рвение было столь непомерным, а осужденных такое множество, что мы не сможем упомянуть обо всех процессах, а потому ограничимся изложением наиболее известных случаев.

В 1521 году, рассказывает Боге, в теперешнем департаменте Юра были казнены три колдуна: Мишель Юдон (Udon) из Плана (Plasne), маленькой деревушки, расположенной в окрестностях Полиньи; Филибер Монто (Montot) и Пьер Гро (Groz), которые, в волчьем обличье, убили и съели множество людей. Это дело, положившее начало серии вполне исторических процессов, получило широкую огласку, и некий художник написал портрет троих ликантропов в полный рост; картина предназначалась для доминиканской церкви в Полиньи, где она еще красовалась перед революцией. Кроме того, Боге рассказывает, что спустя семьдесят шесть лет шайка, в которую входили и три женщины, наводила ужас на деревни Лоншомуа и Орсьера, пожирая крошечных детей. Обвиняемые признались, что, прежде чем приступать к убийствам, натирались мазью и что дьявол облекал их в волчью шкуру. Обретя уверенность, они пускались рыскать по полям, преследуя «когда человека, когда зверя, смотря по тому, чего захочет их утроба».

В этом случае преступления можно было бы объяснить недостатком пропитания; и опять же голод мог заставить Жиля Гарнье, самого прославленного из ликантропов, вместе с двумя сообщниками, Жаном Жоли и Ришаром д'Этрабонном, совершать безумства. Их зловещие под-зиги отозвались в горах Франш-Конте таким (громким эхом, что кое-кто утверждал, будто там поселились гигантские звери. Один молодой не-дец, Люк Гейцкофлер (Geizkofler), дольский

студент, сохранил для нас рассказ об этом в своем дневнике: «Ходят слухи, что в соседних деревнях свирепствуют волки размером с обычного эсла. Они пожирают людей, по большей части кенщин, – должно быть, из галантности, – прибавляет рассказчик. В них стреляли, но безуспешно. И потому обыкновенный человек зидел в них отчаявшихся грешников, продавшихся дьяволу, который обучил их искусству превращаться в волков, чтобы истреблять людей и скот». (Текст, изложенный Ф. Баву.) Даниэль д'Анж, со своей стороны, утверждал, что этшельник Гарнье, будучи не в силах прокормить свою семью, встретился в лесу с «призраком в человеческом облике», который посулил эму золотые горы и, среди прочего, задешево эткрыть «способ становиться, когда ему захочется, волком, львом или леопардом, и, поскольку золк больше освоился (sic) в этих местах, чем другие животные, он предпочел превращаться в эного». Гарнье добровольно признался в том, нто натирался мазью для того, чтобы легче было похитить двух девочек и мальчика. Вынесенное по его делу решение суда, «памятный приго-|вор», своей краткостью, как нам кажется, заслуживает права быть приведенным полностью, поскольку случай Гарнье почти во всем совпадает с историей Жозефа Ваше, потрошителя пастухов и пастушек. Мы находим здесь то же садистское стремление к обнажению, сопровождающееся насилием, убийством, причинением увечий и некрофагией, затрагивающей части тела, расположенные рядом с половыми органами.

«Год тысяча пятьсот семьдесят четвертый. На процессе выступают мессир Анри Камю, доктор права, советник его величества короля при верховном суде парламента Доля и прокурор при оном, истец по делу о человекоубийстве, совершенном применительно ко многим детям и пожирании плоти оных под видом волка-оборотня, и других преступлениях и правонарушениях, с одной стороны. И Жиль Гарнье, уроженец Лиона, содержащийся под стражей в местной тюрьме, ответчик по делу, с другой стороны. Вышеупомянутый ответчик вскоре после дня Святого Михаила, будучи в облике волка-оборотня, схватил девочку в возрасте примерно десяти или двенадцати лет в винограднике неподалеку от леса Серр, в местности, называемой виноградниками Шастенуа, в четверти лье от Доля; и убив и умертвив ее своими руками, казавшимися лапами, и зубами; и протащив ее руками и страшными зубами до упомянутого-леса Серр, там ободрал с нее кожу и съел мясо с ляжек и рук, и, не удовлетворившись этим, он отнес мясо своей жене Аполлине в пустынь Сен Бонно возле Аманжа, которая была местом проживания его и его жены. Кроме того, вышеназванный ответчик через неделю после праздника Всех Святых, также в облике волка, схватил другую девочку в тех же местах, рядом с лугом Рюпт, в крае Отум, расположенном между вышеназванным Отумом и Шастенуа, незадолго до полудня указанного дня, и удушил ее, и нанес ей пять ран своими руками, и намеревался ее съесть, если бы не подоспели на помощь три человека, как он сам признавался и исповедовался много раз.

Кроме того, вышеназванный ответчик примерно через две недели после вышеупомянутого праздника Всех Святых, будучи, как и прежде, в облике волка, схватил другого ребенка, мужского пола, лет десяти, на расстоянии лье от вышеупомянутого Доля, между Гредизаном и Меноте, в винограднике, расположенном среди виноградников вышеупомянутого Гредизана, и, удушив и умертвив его таким же образом, как прежних, съел мясо с ляжек, ног и живота вышеупомянутого ребенка, отделив одну ногу от тела оного.

И также вышеупомянутый ответчик в пятницу накануне праздника святого Варфоломея схватил мальчика двенадцати или тринадцати лет от роду, сидевшего под большим грушевым деревом рядом с лесом деревни Берруз, у замка Кромари, и унес его и уволок в вышеназванный лес, где задушил его так же, как других упомянутых выше детей, намереваясь его съесть. Что он и сделал бы, если бы вскоре после этого на помощь не пришли люди, но ребенок был уже мертв, и в то время вышеупомянутый ответчик пребывал в облике человека, а не волка. И в этом облике он ел бы мясо вышеупомянутого мальчика, если бы не вышеуказанная помощь, несмотря на то, что была пятница, в чем он многократно признавался. После уголовного процесса вышеупомянутого прокурора, а также ответов и многократных и добровольных признаний, сделанных вышеупомянутым ответчиком, вышеуказанный суд приговорил его к публичному поношению, сегодня же палач haute justice*

Haute justice – феодальное право разрешать важнейшие дела и выносить смертные приговоры. – Прим. пер.

провезет и протащит его задом наперед на решетке от вышеуказанной тюрьмы до холма, расположенного в этой местности, и там вышеупомянутый палач сожжет его заживо, и его тело будет обращено в пепел, и, кроме того, ему присуждается оплатить судебные расходы и издержки.

Приговор вынесен и произнесен в судебном порядке в вышеупомянутом суде вышеназванного Доля, в восемнадцатый день января месяца, в год тысяча пятьсот семьдесят четвертый. И в тот же день объявлен вышепоименованному ответчику в вышеуказанной тюрьме в присутствии мессира Клода Беллена и Клода Мюзи, советников вышеназванного суда, Жаком Жанте, присяжным заседателем канцелярии оного»*.

A. Paris. P. Des Hayes... Jouste la coppie imprimee & Sens, 1574.

Нам куда больше хотелось бы знать происхождение порока Жиля Гарнье и то, было ли на нем органическое клеймо преступника, чем тот факт, что он пожирал человеческое мясо в пятницу. Свидетельства авторов того времени, увы, ни слова не говорят ни о психических отклонениях, ни о наследственном вырождении. Наконец, никогда не производилось вскрытие, которое дало бы нам возможность точно знать природу покушений. Стремление к убийству, соединенное с неукротимым сексуальным аппетитом, толкало некоторых равным образом и к педерастии, и к детоубийству. История Петера Штумфа, крестьянина, казненного в окрестностях Кёльна в 1589 году, служит тому доказательством:

Ужасная история!

У этого злодея был волшебный пояс,

И, стоило ему им обвязаться,

Он тут же превращался в свирепого волка.

Он пожрал тринадцать маленьких детей И зарезал собственного сына.

Он расколол ему череп и съел мозг.

Три старика умерли от его укусов!

Женщины не отставали от мужчин в стремлении совершать чудовищные злодеяния. К примеру, Клара Гейсслер признала под третьей по счету пыткой, что выкопала тела нескольких сотен детей и выпила кровь семнадцати малышей, которыми угостил ее дьявол (ср. Янссен, T.VIII). Иногда они рыскали стаями, и в 1604 году в окрестностях Лозанны видели, как пять „ведьм, превратившись в волчиц, похитили сре-' \л бела дня ребенка и передали его своим сообщникам. Сам дьявол был в восторге от этого подвига, рассказывает де Нино, и «в их зрисутствии высосал всю кровь у этого ребенка

–юрез большой палец на ноге, а потом (они) разрезали тело на куски, чтобы сварить его в котле, и часть съели, а из другой, прибавив что-то еще, составили свои мази, как признались все пять, когда их настигло Правосудие, и они были задержаны и отправлены в Лозанну, где я видел, как их судили и сожгли».

Здесь мы соприкасаемся с помешательством, которое прибавилось к обостренной потребности в пище и половому возбуждению. В 1598 году нищий бродяга лет тридцати по имени Жак Раолле (его фамилию писали также «Ролле» и «Руле») признался перед судом Анже в том, что съел множество подростков. Он был застигнут

•на месте преступления. Де Ланкр показал, что у | жертвы «были съедены ляжки, естество, все мясистые части тела и половина лица, а плоть, прилегающая к этим местам, явно казалась изрубленной и изрезанной, словно зубами или когтями зверя, а лицо и ладони рук вышеупомянутого Раолле были окровавлены» («Неверие в колдовстве...»). Раолле, приговоренного к смерти в Турени, Парижский парламент признал больным и отправил в богадельню после того, как он прибавил к своим признаниям, что «ел окованные железом повозки, ветряные мельницы, адвокатов, прокуроров и судебных приставов, причем говорил, что мясо последних было до того жестким и пряным, что он не мог его переварить» (Колен де Планси. «Адский словарь»(«0|'сйоппа1ге infernal»), издание 1863 года). Не притворился ли несчастный идиот, как называет его де Ланкр, сумасшедшим для того, чтобы спасти свою жизнь? Это вполне возможно, но дальнейшая судьба Раолле нам неизвестна. Наказание, которое на него наложили, было для тех времен очень легким: всего два года заключения.

Предполагаемым ликантропам, чьи дела ускользнули от пересмотра скептически настроенными или сговорчивыми судьями, так легко отделаться не удалось. Жан Гренье парламентом Бордо был приговорен в сентябре 1603 года к пожизненному заключению. Этот тринадцатилетний мальчишка, страдавший комплексом неполноценности, хвастун, фанфарон, не отдающий себе отчета в том, какие глупости он произносит, пугал пастушек и люто ненавидел собственного отца*.

Вероятно, думая именно о Гренье, Розетт Дюбаль написала в своем «Психоанализе

дьявола», что некогда «никчемные личности идентифицировали себя с жестоким отцом, чтобы наводить ужас на окружающих. Есть ли для охотника более простой способ удовлетворить свои садистские побуждения, чем натянуть на себя шкуру убитого им волка?»

Вполне возможно, что преждевременное созревание, соединенное с некоторым умственным расстройством, превратило бы его в развратника. И за это Гренье заточили в монастырь до конца его дней, запретив выходить оттуда под страхом виселицы! Но, как выразился де Ланкр, которому мы обязаны описанием этого процесса: «Надо с самого начала пресечь дорогу злу, задушить чудовище уже при его рождении» («Картина непостоянства...»). Свидетельства, на основании которых был осужден Гренье, исходили от двух несовершеннолетних девочек. Одна из них заявила, что он убивал собак и детей, выпивал у них кровь и делил это пиршество с волками. Другая повторила те же речи, прибавив к ним, что Гренье, вместе с восемью другими ликантропами, в определенный час по понедельникам, пятницам и субботам рыскал в полях. Желая привлечь к себе внимание, обвиняемый признался, что в десятилетнем возрасте дьявол – или, вернее, «Лесной господин»

– отметил его своим клеймом; что ему давали волчью шкуру, и он, покрыв свое тело мазью и спрятав одежду в кустах, в нее облачался. Гренье обладал богатым воображением, любил прихвастнуть, не гнушался вольными шутками и думал привлечь девушек, напугав их до полусмерти. В своих небылицах он всегда приписывал себе самую выгодную роль, выставлял напоказ свои связичс преисподней и выдумывал от начала до конца встречу с человеком, «который у себя дома носил на шее железную цепь и грыз ее; ив этом доме одни сидели на горящих креслах с высокими спинками, а другие лежали на пылающих кроватях, и еще другие, которые поджаривали людей, укладывая их на подставки для дров, и еще другие – в большом котле; и дом, и комната были очень большие и очень черные...» Можно подумать^Л что читаешь де Сада или Лотреамона; но увы! – этот поэтический рассказ принимали за чистую монету и верили в него безоговорочно. Гренье, сросшийся с выдуманным им персонажем, наверное, куда крепче, чем с волчьей шкурой, которой он никогда не носил, еще и после семи лет заточения заявлял де Ланкру, что «имел наклонность поедать мясо маленьких детей». А монахи, которым поручено было надзирать за чудовищем, сообщили нашему демонологу, что видели, как тот тайком ел требуху и внутренности рыбы, когда они готовили пищу. С медицинской точки зрения это указывает на извращение вкуса, какое встречается у убийц и некрофилов.

Другое дело, наделавшее много шума, поскольку о нем упоминает Воден, также доказывает, до чего неуместным было рвение церковных судей, «ослепленных наподобие кротов дьявольским отродьем...» В декабре 1521 года Жан Буэн (Boin), настоятель доминиканского монастыря в Полиньи, инквизитор, подчинявшийся Безансонской епархии, выслушал исповедь Пьера Бурго и Мишеля Вердена, продавшихся дьяволу для того, чтобы он защищал их отары от грозы и нападения диких животных. Наши колдуны дружно отправлялись на великий шабаш в Шато-Шалоне (Юра) и там, при слабом свете зеленых свечек, раздевшись донага, смазывали свои тела волшебной мазью и пускались бежать быстрее ветра. Превратившись в волков, они напали на двоих маленьких детей; на старуху,

собиравшую горох; на трех девушек и козу.

«Мишель превращался в Волка, не снимая одежды, а Пьер был голый; и Пьер сказал, что не знает, куда девалась его шерсть, когда он переставал быть Волком. Они прибавили еще к своим признаниям, что имели дело с Волчицами, и испытывали такое же сладострастие и наслаждение, как если бы обнимали своих жен.

И время их превращения заканчивалось скорее, чем они рассчитывали и чем им хотелось бы», – пишет Жан Вье(р), усомнившийся в правдивости признаний обоих, не согласовывавшихся между собой, и сообщает, что «Бурго и Верден были жертвами:

– дьявольских влечений и обманов из-за того, что почти круглый год вели уединенную жизнь;

– каталепсии; безумных снов о шабашах; аэропланических или эротических грез, которые сопровождались сильным семяизвержением и заставляли их поверить, что они наслаждались любовью в объятиях волчиц;

– ложных свидетельств и клеветы, на основании которых они были осуждены при отсутствии подлинных доказательств».

И он заканчивает свои рассуждения словами, которые должны были бы стать золотым правилом для священников и судей той эпохи: «Если бы старательно изучали все признания, чаще всего вырванные под жесточайшими пытками или же, допустим, добровольно сделанные узниками, несомненно, эта смертоносная дьявольская сила убывала бы со дня на день и вскоре увидела бы конец своей власти, и, напротив, росла бы слава Иисуса Христа, который есть истина и жизнь. Градоправители лучше и с большей пользой исполняли бы свой долг; для дров и огромных вязанок хвороста, на которых жгут невинных, нашлось бы лучшее применение, а расходы на содержание палаческого сословия сильно сократились бы».