Текст книги "Журнал «Если», 1993 № 11-12"

Автор книги: Роджер Джозеф Желязны

Соавторы: Джеймс Уайт,Гордон Руперт Диксон,Джон Кейт (Кит) Лаумер,Джон Браннер,Карл Юнг,Рэй Нельсон,Юрий Кузьмин,Евгений Ямбург,Эл Виккерс,Александр Кульберг
сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 19 страниц)

7

Вдоль дороги, которая уходила от центра города на запад, лепились деревянные хижины, сушились сети и вытащенные на берег лодки. Побитые непогодой доки, казалось, вздрагивают от каждой накатившейся волны. Оставив машину на обочине, мы подошли к группе мужчин, стоявших у опрокинутой лодки. Они молча ждали нашего приближения, не выражая ни радости, ни огорчения. Кармоди поздоровался по-гречески, сказал пару слов о погоде (как я понял) и получил в ответ несколько кивков. Потом я услышал имя «Рашас». Последовало молчание, еще более угрюмое, чем раньше, а один рыбак даже украдкой перекрестился.

– А может, деньги освежат их память, мистер Смит? – спросил Кармоди, и в ответ я вытащил традиционную десятку.

Никто не протянул за ней руку. Кармоди поговорил еще немного. Люди смотрели друг на друга, на свои ноги, переводили взгляд на море. Потом один взмахнул рукой, указывая направление, другой взял банкноту из моих пальцев. Сомкнув строй, мужчины двинулись куда-то, видимо, к ближайшему кабачку.

Кармоди кивком показал на одинокий сарай за поворотом пляжа.

– Наверное, вон там.

– Мне показалось, не очень-то они любят этого Рашаса.

– Они его боятся, а почему – не признаются. Я повел машину вдоль дороги, потом свернул на грунтовку, что вилась среди дюн, и остановился позади домишка, на который указали местные жители. Он выглядел даже поосновательнее, чем остальные: на задний фасад было набито несколько новых досок, счетчик на столбе указывал, что в доме есть электричество. Обогнув дом, мы подошли к парадной двери. С крыльца прямо к берегу был перекинут небольшой дощатый помост, который уходил в море футов на пятьдесят. К этой «пристани» был привязан крепкого вида тридцатифутовый бот.

– Похоже на то, что Рашас отлучился, – заметил Кармоди, когда на стук в дверь не ответили. Он повернул ручку, приоткрыл дверь и заглянул внутрь: никого. – Ушел куда-то.

– Не так уж далеко ушел, – ответил я, указывая на док, где появился человек – худой и жилистый. Голову его венчала импровизированная чалма, сооруженная из подручного тряпья, а ноги были босы. Изо рта торчала сигарета в черном мундштуке.

– Что надо? – спросил он низкими хриплым голосом.

– Ты – Рашас? – спросил Кармоди.

– Так точно.

– Моя фамилия Кармоди.

– Я вас знаю, мистер.

– О'кей. А это мой друг Смит. Он кое-что ищет, может, ты сумеешь дать совет.

– Он что-то потерял?

– Нет, меня интересует, где можно купить золотую монету определенного типа, – вступил в разговор я. Не торопясь с ответом, Рашас прошел по доку и спрыгнул к нам. Он тщательно изучал мое лицо, щурясь от дыма своей сигареты.

– Пройдемте в дом.

Мы последовали за ним.

В домишке стояла аккуратно заправленная корабельная койка, по стенам висели полки с книгами, стол был покрыт газетой. Почетное место в единственной комнате занимал большой сверкающий стереотелевизор, со старых почерневших балок на потолке свисали трубки дневного света. Рашас жестом пригласил садиться и сам уселся за стол. Погасив сигарету в пепельнице-раковине, он продул мундштук и убрал его.

– Вы разговаривали с этими, – он кивнул в сторону пляжа.

– Они не очень-то разговорчивы, – ответил я. – Может, вы нам поможете?

– Помогу – чем? Вытащив из кармана свой трофей, я спросил:

– Когда-нибудь видели такую? Бросив взгляд на монету, Рашас спросил:

– А что в ней особенного?

– Это я и хочу знать. И готов заплатить за информацию.

– Вы могли бы поспрашивать людей, – сказал Рашас.

– Я их уже спрашивал. Вы – последняя инстанция. В ответ он гордо кивнул.

– Да, это я знаю. Всегда приходят ко мне со своим грязными делами. А почему? – Он наклонился ко мне через стол. – Я вам отвечу: потому что я Рашас, который ничего не боится. – Он откинулся назад с видом человека, который действительно ничего не боится.

– Это хорошо. Значит, вы не побоитесь сказать мне, что вам известно об этой монете.

– Я видел несколько таких, – сказал он равнодушно. Я терпеливо ждал продолжения.

– Да говори же, Рашас, – вмешался Кармоди. – У мистера Смита нет времени на пустые разговоры.

– Мистер Смит может влезть в свое авто и катить подальше.

– Где вы видели эти монеты? – спросил я. Мне казалось, что силовые приемы Кармоди здесь не помогут.

– Вот здесь, – Рашас развернул ладонь, бугристую от мозолей.

– Где вы их взяли?

– Получил плату.

– А кто платил?

– Несколько джентльменов. – Рашас криво улыбнулся. У него были красивые зубы, если не считать тех, что он потерял, когда заработал хук слева.

– За что платили?

– За услуги.

– Какого рода услуги?

– У меня есть бот. – Рашас повел подбородком в сторону Средиземного моря. – Хороший бот, быстрый, надежный. И я знаю здешнее море, даже после передряги.

– Вы их куда-то возили?

– Так точно.

– Куда? Он нахмурился и ответил не сразу.

– Вон туда. – Снова движение головой в сторону моря.

– Нельзя ли немного конкретнее? – спросил я. – Я ведь обещал заплатить за информацию. Пока что я не получил никакой.

Рашас засмеялся, но мне показалось, несколько нервно.

– Я ответил на все ваши вопросы, мистер. Значит, вы ставили их неправильно.

– Я хочу знать, откуда берутся такие монеты.

– Мне платили, я же сказал. Я никого ни о чем не спрашивал. – Теперь он не смеялся и даже не улыбался.

– Вы помните, у кого вы их взяли?

– Плохо.

– Итак?..

– Ладно, я расскажу, но вы не поверите. – Он произнес это нервно и даже по-английски заговорил гораздо хуже, чем раньше.

– Почему не поверю – разве вы соврете?

– О'кей, – он поерзал на своем стуле. Потом вытер рот Тыльной стороной ладони и заговорил:

– Они приходят сюда и говорят, отвези нас на двадцать километров, а может, на двадцать пять. Я говорю – какой разговор. Почему нет? Приличные джентльмены, хорошо одеты. Может, бизнесмены из Афин. Хотят ехать тут же, в ночь. Вышли в море. Проходит час, ко мне в рубку заходит мужчина, стоит рядом, говорит: рули налево, рули направо. Куда идем, не знаю.

От волнения рассказчик, казалось, и вовсе забыл английский.

– Еще полчаса идем, он говорит: стоп. О'кей, я стоп. Этот мужчина говорит мне: иди вниз. Я иду. А почему нет? Они платят много. Но я знаю что-то, они-нет. Когда я ловлю креветки глубоко, ставлю бот на автопилот. Сам иду вниз, отдыхать. Ну, я не хочу спорить, но хочу знать, что наверху. Ставлю немного зеркала. Я лежу на койка и вижу передний палуба и море под ним. Я наблюдаю зеркала. Я вижу моих мужчин подходит к борту и лезет через борт. В их красивый костюм. Все четыре. Четыре джентльмена, все за борт.

Я быстро иду на палуб. В этих костюм они тонуть! У меня есть круг, есть большой фонарь на палуб. Я Включаю фонарь, и не видел ни черта. Все, что я видел, – черный вода, волна бежит, хороший луна, звезды. Нет пассажиры. Ушли через борт, и нет. Кармоди присвистнул.

– Это был клуб самоубийц?

– Говори, что хотел, я не знаю, – ответил Рашас.

– Они мне нанимать, мне платить, я везти их море. Хотят лезть море – пускай лезть.

– Когда это все было?

– Я забыл, – сказал Рашас настороженно.

– Скажем, месяц назад?

– Может. А может, раньше.

– И ты их раньше никогда не видел?

– Нет, не видел раньше.

– Что это значит?

– Я видел один… потом.

– И что же, он сушился на берегу? – спросил Кармоди. Рашас показал пальцем на дверь.

– Он подошел сюда стучать. Я его пускать.

– Это было после того, как ты вывез их в море и они все прыгнули за борт?

– Месяц после.

– У них, видимо, была лодка где-то там…

– Нет лодка. Нет ничего. Мужчина в такой костюм не проплыть десять ярд. В тот ночь я стоял полчаса, держал свет на палуб. Ничего.

– Но он же вернулся.

– Вернулся.

– Для чего?

– Нанять мой бот. С ним два друга. Заплатить вперед. – Рашас осклабился. – В такой дело всегда платить вперед, ты понимаешь.

– И ты снова их отвез?

– Так точно. За это платить. Снова тот же мест.

– Откуда ты знаешь, что то же самое место?

– Я знаю. Как море пахнет, как ветер дует. Рябь на воде, и вот тут тоже, – он притронулся к груди, – есть все, что знает моряк. Я знаю.

– И что они делали в этот раз?

– То же. Я иду вниз, они бросают себя в море. Но – тихо. В этот раз я не теряю время с зеркал, я тихо курю внизу, потом иду на палуб.

– Они платили вам такими монетами? – спросил я, взяв в руки свой сувенир.

– Я говорил, не бумажный деньги. За такой работа – золото. И второй раз я поднимай цену. Я сказал: если полиция узнает, мне конец. Я-то не скажу, но слухи идут… сам понимаешь. – Рашас скривил рот как бы в улыбке. – Все знают: я беру груз, везу море, обратно – пустой. Они тоже не говорят полиция. Зачем? Что сделает полиция? Х-х-ха!

– Сказки рассказывает, – вставил Кармоди. – Интересно, есть в этом хоть какая-то правда? Рашас посмотрел на него искоса.

– Ты немножко думай, мистер, – сказал он тихо, – а потом называй меня врун.

– Я тебя еще никак не называл, – усмехнулся Кармоди. – А можешь ты доказать, что все это тебе не приснилось?

Рашас улыбнулся, поднялся со стула и подошел к полке на стене, на которой стояла шкатулка. Открыв ее, он разложил на газете, служившей скатертью, штук шесть блестящих золотых кружков. Наклонившись к ним поближе, я взял один из них в руки и увидел крошечную вмятину в золоте рядом с птичьим клювом – след моего зуба. Это была та самая монета, которую мне подарил моряк и которую присвоил мистер Заблун, всучив вместо нее другую. Все это было неделю назад на двадцать девятом этаже гостиницы «Гольфстрим».

– У меня было больше, – сказал Рашас. – Я продал парочку.

– Значит, последние «утопленники» были здесь месяц назад?

– Так точно.

Сильно размахнувшись, я вмазал ему в скулу, он тяжело повалился на пол, а поднявшись, замахнулся ножом, который успел схватить. Я выхватил свой револьвер. Кармоди рванулся вперед, но передумал.

– Забудь свою сказочку, – сказал я. – Можешь найти это место?

– Так точно. – Не отводя взгляда от револьвера, он потер щеку. – В глубину метров сто – та же точка. – Его взгляд стал острым, как нож. – А зачем тебе?

– Я спущусь туда.

– Может, я и ошибся насчет день, – усмехнулся Рашас. – Ну ладно. Моя лодка, чтобы нанимать. Ты платить, я везти. – Он поднялся с пола и убрал куда-то нож.

– Твой бот не нужен, – сказал Кармоди. – Лодка будет моя, а ты поведешь как лоцман. Рашас немного подумал.

– Платить один сотня, – сказал он. Кармоди посмотрел на меня, и я кивнул.

– О'кей, – сказал Рашас, блеснув улыбкой. – Твой лодка, мой лодка, разница нет. Я еду.

– Сегодня вечером?

– Так точно, сегодня.

– Встречаемся в девять вечера в баре Ставроса, Рашас, – сказал Кармоди. – Вас это устраивает, мистер Смит?

Выйдя из домика Рашаса, Кармоди посмотрел на меня углом глаза и произнес:

– Сотня долларов – приличная плата за то, чтобы полюбоваться тонной морской воды.

– Пустяки, деньги достаются мне легко.

– Что ты надеешься там найти – бутылку с запечатанным письмом?

– Меня бы это устроило.

– Посмотри правде в глаза, Мэл: девчонки давно нет в живых.

– Все может быть.

– Ну ладно, будь по-твоему.

Мы подошли к машине и укатили в город.

«Лодка» Кармоди оказалась красивым тридцативосьмифутовым парусником. Его техническое оснащение сделало бы честь катеру военно-морских сил. Войдя с нами на судно, Рашас осмотрел его досконально, влезая во все углы. Я в это время прятал в укромном месте чехол с оружием. Подойдя к Кармоди после своего инспекционного осмотра, Рашас сказал, сверкая белозубой улыбкой:

– Хороша лодка, мистер. Когда умереть, завещать ее мне, ладно?

– А ты умеешь ставить паруса?

– Так точно. Ты думал, я керосиновый моряк?

– Мы выведем бот на дизеле, а в полумиле от цели выключим мотор и пойдем на ветре.

Отдав швартовые, мы обогнули песчаную отмель, потом Кармоди включил мотор: корма судна слегка осела, нос поднялся, и мы понеслись вперед.

– Все-таки идея у тебя бредовая, – прокричал Кармоди сквозь гул машинного отделения и свист воздушного потока. – Ты хоть когда-нибудь плавал под водой в полном снаряжении?

– Пару раз.

– Это будет красивое самоубийство.

– Не хуже других.

– Ты себя не слишком жалеешь.

– А к чему жалеть? Половина суши уже скрылась под водой, на другой люди умирают, задыхаясь от дыма вулканов. Почти каждый дом выше двух этажей лежит в руинах, никаких правительств больше нет, остались лишь те, которых страна держит на мушке и заставляет работать. К тому же всюду резвятся банды хулиганов. Я рад и тому, что все еще жив.

– Видимо, эта девушка тебе очень нравилась.

– Я был недолго с ней знаком.

Резкий западный ветер, холодный и соленый, дул мне прямо в лицо, палуба под ногами дрожала и пульсировала, как живое существо. В открытом море, да еще ночью, легко было вообразить, что на берегу жизнь идет своим чередом, что где-то играет музыка, люди смеются, поют, что днем они могут гулять по лесу или ехать на пикник с корзина кой вина и закуски. Они уверены, что, вернувшись, увидят свои дома целыми, и самое неприятное, что может испортить им настроение, – это летний ливень.

Однако эта беспечность далеко в прошлом, во всяком случае в моей жизни ей уже не будет места. Счастливые каникулы кончились.

С точки зрения жизни планет, в этом нет никакой аномалии; следовало быть готовыми к эпохе, когда вырастают новые горы, высыхают моря и возникают трещины в континентах. Но человек беззаботен по природе и полагает, что на его век достанет благополучия…

Когда катастрофа кончится, последующие поколения будут столетиями передавать своим детям и внукам обросшую подробностями легенду о том, как они спаслись. Будет пропасть работы для археологов: обломки кофейников, окаменелые автомашины и невероятные истории о том, каким целям служили эти вещи.

Однако жить в этот исторический период довелось именно нам, и самые невероятные истории, в которые мы попадаем, – факт нашей и ничьей другой жизни.

После того, как мы минут сорок двигались на восток, Рашас пришел с носовой части судна, где он стоял, широко расставив ноги и внимательно глядя на воду.

– Пора ставить паруса, капитан, – сказал он, открыто улыбнувшись, словно ему нравилось это приключение. Кармоди сбавил обороты.

– Ты уверен? Рашас пожал плечами.

– Если не доверяешь мне, зачем платишь? – Он ушел вперед и начал при помощи лебедки освобождать парус. Покончив с этим, он взмахнул рукой, Кармоди нажал на кнопку, и складная мачта взвилась вверх, нашла свое точное положение, после чего парус встрепенулся, поймал ветер и, отзываясь на него мягким гулом, стал натягиваться все сильнее. Шум машинного отделения замер, и я уже ясно слышал свист воды и шелест ветра, попавшего в оснастку. Мы шли в полной темноте, погасив все огни.

– Я пошел вниз переодеваться, – сказал я.

В каюте я разделся догола, натянул хлопчатобумажное белье, сверху – костюм для подводного плаванья, потом подогнал сбрую так, чтобы баллоны с кислородом плотно прижимались ко мне. Маска была новомодной, в виде гибкого шлема из пластика и имела широкий обзор. Я надел шлем и прикрепил воздушный шланг.

Через минуту Кармоди спустился в каюту, чтобы проверить мою экипировку.

– Рашас считает, что мы в нужной точке, – сказал он. – Я опустил самый тяжелый якорь, чтобы удержаться на месте. – Сквозь наушники его голос казался мне писком. – До дна – тридцать пять морских саженей.

– Отлично. Я готов.

Когда я поднялся на палубу, Кармоди напомнил мне, как пользоваться подводной экипировкой.

– Запомни вот эту кнопку, – он постучал по плоской «шляпке» на маленькой панели-над правым коленом. – Здесь помещается разряд, который тебя разбудит, если начнешь дремать не вовремя.

– Я буду слишком занят, чтобы спать.

– Все равно, помни о кнопке. – Взяв из шкафчика брезентовый чехол, он прикрепил его к моему поясу. – Инструменты, – пояснил Кармоди. – Здесь есть небольшой газовый резак, отмычки и прочие-штуки. – Могут пригодиться.

– Я же не буду взламывать сейф.

– А что ты вообще будешь там делать? Что ты надеешься найти?

– Если бы я знал, может, и не спускался бы.

– По-настоящему, мне бы надо сопровождать тебя, но должен же кто-то приглядывать за этим типом. Красиво будет, если он сгинет и оставит нас на дне.

– Все правильно.

– Собственно говоря, незачем и тебе спускаться. Забудь всю эту историю и становись моим компаньоном.

– Спасибо. Но раз я вытащил карту – надо играть.

– Не назвал бы это сравнение удачным. Речь идет о жизни, а не об игре.

Стояла прекрасная ночь – насколько это возможно в наше время. Море успокоилось, изредка кое-где вздымалась волна. На небе не было ни луны» «и звезд. Только душный запах вулканической лавы ощущался сильнее, чем на суше. Кармоди нажал еще одну кнопку, и за борт перекинулась хромированная лесенка. Я перелез через поручень и начал спускаться.

– Ты иногда подавай сигналы, дружище, – напутствовал Кармоди. – Держи связь.

– Конечно, не уходи без меня.

– Не сомневайся, будем ждать. Вода сомкнулась над моей головой, и я плавно пошел на дно.

8

Я был окружен звуками: собственное свистящее дыхание, едва слышное гудение рециркулятора, скрип кожаного ремня, трущегося о подводный костюм. Я потрогал кнопку, включающую ток, и почувствовал мгновенный толчок, его сообщил мне водяной двигатель, укрепленный под баллонами на спине. Сквозь толщу воды я с трудом различал цифры на приборе, пристегнутом к моему левому запястью» он показывал глубину и мое положение в пространстве. Я поднес его поближе к глазам, перевернулся головой вниз и активно заработал ластами.

Я почувствовал, как сильный поток подхватил меня. Кармоди рассказывал в свое время, что Средиземное море продолжает опускаться на полдюйма в неделю, выливаясь через Гибралтарский пролив, чтобы выровнять разницу в уровнях, образованную новым Сицилийским «мостом». Закрытая со всех сторон сушей восточная его часть, в которой я сейчас находился, подпитывала этот поток подземными водами. Теперь мне приходилось плыть навстречу течению, и я продолжал падать вниз, но уже не отвесно, а под углом в сорок пять градусов.

Пройдя семьдесят пять футов, я убавил силу тока и попробовал вглядеться в глубину под собой. Это было сравнимо с изучением изнанки собственных век. Вода была так холодна, что мои голые руки заныли. Засунув их в подогреваемые карманы костюма, я перевернулся на спину, чтобы посмотреть вверх, и увидел едва заметное светлое пятно в темной воде – а может, просто его вообразил.

Индикатор положения показал, что я отдрейфовал на сотню ярдов от катера, тогда я выровнял курс, а затем снова устремился вниз» Гнетущее давление воды все усиливалось, но, проигнорировав покалывание в глубине глаз, я ушел на глубину в сто пятьдесят футов.

Светящаяся стрелка индикатора показала, что я нахожусь на глубине в сто семьдесят пять футов. Так глубоко я нырял всего лишь один раз, в прозрачной воде Бермудского треугольника, когда надо мной сияло солнце тропиков, а голубое небо было покрыто облаками, похожими на чисто вымытых барашков. Цепляясь за это приятное воспоминание, я опустился на глубину двухсот футов.

Отдохнув еще немного, я снова ринулся вниз. Если верить Кармоди, то дно – на глубине тридцати пяти саженей, а стало быть, я уже должен скрести его носом. Поработав ногами, я проплыл еще примерно ярд…

Что-то коснулось моего тела, и я шарахнулся в сторону: это оказалось пышной веткой водорослей, которая слабо фосфоресцировала, излучая зелено-голубое сияние. Я достиг морского дна.

Я принял вертикальное положение, и ноги мои погрузились в мягкий ил. Высокий куст водорослей рос вертикально, видимо, здесь не было никакого течения. Вглядываясь во тьму, я не смог различить ничего, кроме призрачных морских растений, которые грациозно покачивались, потревоженные моим появлением. Я подумал, что если мне не шевелиться, замереть, они забудут о моем присутствии. Сейчас я медленно опущусь на мягкий ковер морского ила и буду отдыхать, наблюдая танец каких-то неведомых светящихся лент…

Тут я вспомнил предостережение: «Картины морского дна усыпляют». Я попытался двигаться, потом оставил эту попытку – слишком уж было тяжело, – потом подпрыгнул, заработал руками и ногами, чтобы сбросить дремоту, обволакивающую, словно теплое одеяло. Мне показалось, что я боролся довольно долго, пока не повис в воде, тяжело дыша.

Стрелка индикатора показала двести двенадцать футов глубины. Наслаиваясь на прежний шум, в ушах зазвенел еще какой-то высокий, поющий звук. Сияние циферблата как будто ускользало, уплывало от меня и грозило исчезнуть совсем… Я упустил из виду это единственное светящееся в темноте пятно, и вдруг вместо него замелькали разнообразные красочные пятна, они вертелись вокруг меня, словно расплавленная радуга, я закружился в их вихре, а они, сопровождая меня, пели зовущими сладкими голосами. Теперь я двигался меж высоких столпов холодного огня, я плыл к месту, куда нет доступа, – так бывает только во сне, когда душа, свободная от тела, устремляется к золотому сиянию…

Нет, что-то здесь не так… Нащупав колено, я нашел над ним кнопку и нажал. Теперь снова можно наслаждаться многоцветьем красок и райским пением…

Но тут в горле у меня появилась резкая боль, а нос словно Зажали горячими щипцами. Голова дернулась в сторону, я набрал воздуха, чтобы заорать, но вместо этого подавился. Заработав ногами и руками, я наконец ощутил свои конечности и посмотрел на часы. Оказывается, уже пятнадцать минут я дрейфовал без сознания.

Пение в ушах прекратилось, но его сменили удары сердца – невероятно гулкие. Вокруг царила кромешная тьма, исчезли даже водоросли. Да, «подвиг» мой с самого начала был безумием, а уж то, что творилось сейчас, казалось и вовсе сущим кошмаром. Хорошо бы всплыть, пожать руки своим товарищам, потом отправиться с ними в бар и выпить пару рюмок чего-нибудь покрепче. Все-таки Кармоди хороший парень, хотя и зарабатывает на жизнь не вполне легальным способом. Я бы стал его компаньоном, мы отправились бы в южные моря, где жить полегче, и забыл бы я, про эту свою призрачную цель.

Я потянулся к кнопке, ведающей подачей энергий для подъема наверх, но вдруг заметил нежное зеленоватое сияние, проникающее сквозь мрак.

Индикатор показывал, что я нахожусь на глубине в двести один фут. Отчаянно работая ногами, я направился к источнику света, но Проскочил мимо, видимо, отнесенный течением. Здесь вода была прозрачнее, мимо проплыла стайка мелких рыбешек, их серебряные бока сверкнули, попав в полосу света. Мне снова пришлось прибегнуть к водяному двигателю, сила которого помогла мне, преодолев течение, податься назад, навстречу источнику света.

Оказалось, сияние исходит из пещеры, куда ведет круглый вход четырех футов высотой, полуприкрытый воротами. Я тронул створки – за ними начинался туннель, теряющийся в перспективе. Протиснувшись в щель, я поплыл по этому туннелю.

Труба слегка изогнулась, уводя меня влево и немного вниз. Плывя по ней, я вспомнил о Кармоди, блаженствующем сейчас в шезлонге на палубе, в двухстах футах надо мной. Покуривая трубку, он иногда поднимает волосатую руку и смотрит на часы. Как же я забыл о своем обещании время от времени переговариваться с ним? Он наверняка решил, что меня уже съели акулы. Судя по моим часам, я покинул катер тридцать пять минут назад.

От этой мысли меня отвлекло новое видение: впереди на фоне сияющего света я начал различать какие-то вертикальные линии. Подобравшись поближе, я понял, что это жалюзи. Я вцепился в одну из полос, яростно борясь с течением, которое потянуло меня назад. Давление увеличивалось с каждой секундой, под шлемом по лицу стекали струйки пота. Если я отпущу эту соломинку, меня закрутит, как щепку в водовороте.

Выход, вернее, вход, оставался один: вперед, сквозь это дьявольское жалюзи! Вцепившись в полоску двумя руками, я начал осуществлять свой отчаянный план. Собрав все силы, я просунул в щель сначала плечи, потом грудь. Вода бешено колотила по телу, в ушах стояла такая какофония, словно мне на голову со всех сторон обрушивались рояли. Вытянув ноги, я занял вертикальное положение и подался вверх. Рука нащупала край иллюминатора. Подтянувшись, последним усилием я бросил свое тело в этот проем. Увидеть такое я никак не ожидал… Я оказался в комнате, довольно просторной, чем-то напоминающей салон, где играют в рулетку. Вдоль каменных стен выстроились толстые витые колонны, из камня же были сделаны массивный стол и скамьи. Пол, насколько можно было разглядеть сквозь черную грязь, когда-то играл мозаикой.

Поискав глазами источник света, я увидел трубки, прикрепленные к потолку, они излучали бледно-голубое сияние.

Обзорная часть моего шлема покрылась испарениями, я снял его и чуть не задохнулся от удушающего запаха гниения. И все же это был воздух, им можно было дышать. Я пересек комнату и увидел несколько покрытых плесенью ступенек, ведущих наверх. Они упирались в тяжелую дверь, которая открылась, когда я на нее приналег. Помещение, в котором я оказался, сильно напоминало чердак в магазине старьевщика.

Здесь были сложены, свалены, упакованы и просто валялись статуи, глиняные горшки, напольные керамические вазы, деревянные сундуки, какие-то узлы, тюки, ножки и спинки стульев, ширмы с деревянной резьбой. Громоздились античные сосуды, статуэтки, имевшие, видимо, ритуальное значение, предметы современного быта, а над всем этим – толстый слой битых черепков и гнилого дерева.

На противоположном краю комнаты я увидел еще одну дверь. Не успел я сделать и шага по направлению к ней, как дверь растворилась сама собой.

Я отшатнулся и успел спрятаться между статуей какого-то божества и опрокинутой тележкой. Из своего укрытия я увидел ноги человека, спускающегося по лестнице, он шел с трудом, потому что нес на себе тяжелый сундук. Человек остановился, озираясь, потом свалил сундук на груду хлама. Освободившись от груза, он перевел дух и, вынув из кармана грязную тряпку, принялся не спеша вытирать руки. Я стоял, затаив дыхание и притворяясь неодушевленным предметом.

Медленно проползло секунд десять. Потом мужлан сделал шаг в мою сторону: я был разоблачен и потому откровенно положил руку на кобуру пистолета и замер в ожидании. Незнакомец осмотрел меня с ног до головы, потом сделал заявление, видимо, по-гречески.

– Нет, – ответил я. – Просто жду автобуса. Ни один мускул не дрогнул на лице этого деревянного идола. Невозмутимо он перешел на английский.

– Кто прислал вас в это отделение? – спросил он монотонно, безо всякого интереса.

– Я сам себя прислал, – ответил я.

– Где ваш командир? – Он говорил с каким-то акцентом, но я не понял, с каким именно.

– Я и есть командир, – парировал я. Чтобы достать меня, ему пришлось бы сделать шаг, а я раздумывал, наносить ли удар сразу или подпустить поближе.

– Мне не доложили, – проворчал охранник. Отбросив тряпку, он сделал какой-то жест.

– Ничего, это мелочь, – снисходительно заметил я. – Вы свободны.

– Это нечеткая инструкция, – заколебался он. – Куда прикажете идти?

– А куда бы вам хотелось? – спросил я. Дурацкий разговор начинал действовать мне на нервы, я чувствовал, что покрылся испариной. Уж лучше бы этот тип блеснул полицейской бляхой, заорал и вообще как-то себя проявил. Вместо этого он впал в раздумье.

– Мне бы хотелось вернуться к себе и лечь спать, – ответил он наконец.

– Давай, – разрешил я.

Развернувшись, охранник направился к ступенькам, я сначала наблюдал за ним, а потом пошел следом.

– Может, ты мне кое-что покажешь? – спросил я.

– Я здесь недавно.

– А что вы хотите увидеть? – спросил он, стоя на лестнице.

– Все.

– Это нечеткая инструкция, – ответил он.

– Ты просто води меня повсюду, а я сам выберу, на что смотреть. Он колебался.

– Я знаю, – продолжал я, – что это нечеткая инструкция, но ты мне показывай все подряд.

За дверью Мы увидели холл, освещенный получше, чем комната, которую мы покинули. Правда, в нем пахло гнилыми огурцами, йодом и речной тиной. Пол, выложенный огромными каменными плитами, пропускал воду на стыках. Грубо оштукатуренные стены растрескались, и по трещинам тоже струилась йода. В этих же стенах когда-то были дверные проемы, теперь наглухо заложенные кирпичом и просмоленные, но такие же мокрые. Казалось, здесь сочится из всех щелей.

Коридор, ведущий из холла, свернул вправо и закончился металлической стеной с круглой дверью – массивной, как в банковском сейфе. Мой проводник положил руку на рычаг, потянул его на себя, потом повернул влево. Дверь Отворилась, он, пригнувшись, вошел, я – за ним.

Мы оказались в широком коридоре, ярко освещенном, с гладкими стенами, сверкающим полом и, главное, свежим воздухом. Пройдя с десяток шагов мы попали в просторный зал с мозаичным полом и стенами, покрытыми росписью: картины изображали мужчин и женщин в коротких шотландских юбочках, которые бросали какие-то палки в птиц, взлетающих с болота. В дальнем углу комнаты у широкого дверного проема, за большим столом из целой мраморной плиты сидел склонившись над бумагами, какой-то человек. Мы подошли к нему.

– Прошу ваших указаний, – гаркнул охранник, после чего «чиновник» посмотрел на него, на меня, а потом встал из-за стола. Отступив на шаг, мой провожатый ждал, когда тот обойдет стол.

– Арестовать, – равнодушно произнес «чиновник» и сделал указующий жест в мою сторону. «Пора!» – решил я и первым нанес удар «клерку». Отпрянув, я наткнулся на своего провожатого, угостил его кулаком в ухо, потом швырнул второго нападющего через стол… В это время-верзила прыгнул мне на спину. Свившись в клубок, мы покатились по полу, и я явственно услышал стук его черепа о мрамор. Мой противник затих – видимо, навсегда. Тот, что еще недавно невозмутимо восседал за столом, теперь стоял на коленях, судорожно нащупывая висящий на шее золотой свисток. Свисток схватил я и, потянув за цепочку изо всех сил, приложил «чиновника» головой о стол. Соприкоснувшись с мраморной столешницей, он странно забулькал и повалился на пол.

Я тяжело дышал, в голове шумел прибой. Не успел я оправиться после своего путешествия по водосточной трубе, как на тебе – приятный сюрприз.

Сначала в зале было тихо, потом я услышал шаги – приближались несколько человек. В голове моей пронеслись разные варианты предстоящей встречи, и ни одного хорошего, потому что два окровавленных тела на полу многовато для одного чужака.

Взгляд мой упал на дверь, украшенную золотыми скрепками. В два прыжка я оказался возле нее и надавил на ручку. Дверь со скрипом подалась, и я сделал еще один шаг в неведомое.

Это снова был коридор, но шире предыдущего, с высоким потолком, хрустальными люстрами. Свод поддерживался колоннами, как в готическом храме. Здесь в стенах тоже имелись пустоты, однако зацементированы они были, против прежнего, чрезвычайно аккуратно. Еще одна незапертая дверь… Еще один зал. Правда, этот был обставлен современной мебелью, украшен коврами и картинами. Но и здесь царил хаос: кипы газет и предметы одежды валялись на столах и на полу, стопки грязных тарелок стояли на буфете, на сиденьях кресел и даже на покрытых ковром ступенях, ведущих к открытой арке. На ковре расплывались пятна грязи, а на роскошных обоях проступила плесень – следствие неизменной сырости.