Текст книги "Миры Роджера Желязны. Том 4"

Автор книги: Роджер Джозеф Желязны

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 22 страниц)

– На этот раз я воспользуюсь вашим советом, Госпожа… Расскажите мне.

– Что рассказать, сын мой?

– Я… я пытаюсь вспомнить. Я…

– Тебе не следует напрягаться. Это ничего не даст…

– Дейба! Вот один из вопросов, на которые я не могу найти ответа! Расскажите мне про Дейбу.

– Тут не о чем рассказывать, Дра. Это маленький мир в далеком уголке Галактики. В нем нет ничего особенного.

– Нет есть! Я уверен. Храм?.. Да. На плоскогорье. Разрушенный город?

– Во Вселенной множество подобных мест.

– Но это особенное. Ведь так?

– Да, в некотором странном, печальном смысле так оно и есть, потомок Земли. Только один человек из всей твоей расы сумел понять то, что там находится.

– И что же это такое?

– Нет, – сказала она и коснулась его лба.

Он уловил музыку, тихую и печальную, женщина запела – для него. Он не слышал, а если и слышал, то не сумел разобрать слов, которые она произносила; его окутал голубой туман, он ощутил тонкие, незнакомые ароматы, подул легкий ветерок… его душа ликовала; а когда он снова открыл глаза, то уже не помнил своих вопросов.

Доктор Лармон Пелс вышел на орбиту планеты Лавон и передал свои сообщения в Медицинский Центр, Центр Эмиграции и Натурализации и Главного Бюро Статистики. Потом сложил руки на груди и стал ждать.

По правде говоря, ничего другого ему не оставалось. Он не ел, не пил, не курил, не спал, не испражнялся, не чувствовал боли и не интересовался никакими другими проблемами человеческой плоти. Более Того, его сердце не билось. Множество очень сложных химических реактивов – вот и все, что стояло Между ним и разложением. В движение доктора Пелса приводило несколько вещей.

Одной из них была крошечная батарейка, имплантированная в его тело. Она позволяла ему двигаться, не затрачивая собственной энергии (впрочем, он никогда не высаживался на планеты, потому что там его способности передвигаться разом пришел бы конец и доктор Пелс моментально превратился бы в живую статую). Кроме того, эта же система питала его мозг, стимулируя на нейтронном уровне процессы, которые способствовали непрерывному мышлению.

Таким образом доктор Пелс был вынужден постоянно находиться в космосе, вечный скиталец, навсегда высланный из мира живых и обреченный, к тому же, на бесконечные размышления; человек ищущий и человек ждущий – по обычным стандартам, Ходячий мертвец.

Другая причина была не столь материальной, как система физического поддержания жизни. Тело доктора заморозили за несколько секунд до клинической смерти. Его Распоряжение о Движимом и Недвижимом Имуществе было прочитано через некоторое время. Так как замороженный человек «не может в полной мере насладиться статусом мертвеца» (Хермс против Хермса, 18777, гражданский номер 187-3424), он в состоянии «распоряжаться собственным имуществом посредством ранее высказанных желаний, так же точно, как человек, который спит» (Нейс против Нейса, 794, гражданский номер 14-187-В). В соответствии с этим, несмотря на протесты нескольких поколений питающих самые лучшие намерения потомков доктора Пелса, все его имущество было обращено в наличные и куплен космический корабль, способный к межзвездным путешествиям, с полной медицинской лабораторией на борту, а самого Доктора Пелса привели в состояние, позволяющее ему мыслить и перемещаться внутри этого корабля. Вместо того чтобы сидеть и покорно ждать бесконечного сна, без особой надежды на то, что кто-нибудь придумает средство от болезни, поразившей доктора, он решил, что станет бесконечно скитаться во Вселенной, замороженный за десять секунд до смерти, пока будет в состоянии продолжать свои исследования.

«В конце концов, – сказал он однажды, – подумайте о тех людях, которых в данный момент от смерти отделяют всего десять секунд, а они об этом даже и не подозревают и, следовательно, не имеют возможности делать то, чего больше всего хотели бы».

Сам доктор Пелс просто обожал патологию, причем весьма экзотический ее раздел. Он был известен тем, что не раз открывал новые болезни в самых дальних уголках Галактики. За десятилетия он опубликовал блистательные исследования, нашел не одно средство борьбы с этими болезнями, написал учебники, читал лекции из своей орбитальной лаборатории, его кандидатура рассматривалась на предмет получения Медицинских Наград от Диархических Наций, Союзных Тел и Объединенной Лиги (по слухам, ему не была присвоена ни одна из этих наград, поскольку каждая организация полагала, что его наградит другая). Доктор Пелс имел неограниченный доступ ко всем банкам медицинской информации любой планеты, на орбите которой появлялся. Да и другая информация предоставлялась ему практически без ограничений.

Вот доктор Пелс стоит у своих лабораторных столов – худой, безволосый, ростом в шесть с половиной футов, бледный, словно кость, длинные тонкие пальцы поправляют пламя горелки или выжимают содержимое спринцовки в вакуумную сферу – он кажется самой подходящей кандидатурой для исследования великолепного многообразия форм смерти. Впрочем, хотя доктор Пелс и не способен к обычным проявлениям эмоций, свойственным живым существам, все-таки одно удовольствие, кроме работы, ему доступно. Всюду, куда бы он ни направлялся, его сопровождает музыка. Легкая и серьезная. Оказалось, что его бесчувственному телу дано ощущать красоту звуков: и не важно, прислушивается он к музыке в данный момент или не обращает на нее никакого внимания. Возможно, в некотором роде она заменила ему биение сердца, дыхание и все другие звуки, окружающие живых людей.

Так что доктору Пелсу только и оставалось сложить на груди руки и, погрузившись в музыку, ждать ответа на свои запросы.

Он бросил взгляд на Лавону, на ее черно-рыжую красоту – тигр в ночи. А потом вернулся к проблемам, которые его беспокоили. В течение двух десятилетий он боролся с одной болезнью. Сообразив, что за все это время ему практически не удалось продвинуться вперед, доктор Пелс решил изменить направление атаки: нужно разыскать единственного человека, пережившего болезнь, и выяснить, как ему это удалось. Он направился к самому центру Объединенной Лиги – Салону, Элизабет и Линкольну, трем искусственным мирам, созданным самим Сандоу, которые находились на орбите звезды Квейл, – дабы проконсультироваться с Главным Медицинским Компьютером по поводу местонахождения человека по имени X, чью личность доктор Пелс недавно установил. Там наверняка должна содержаться нужная ему информация, просто не все знают, какие именно вопросы следует задать машине.

По дороге доктор Пелс сделал несколько остановок, чтобы навести справки об интересующем его человеке в других мирах. Таким образом он мог сэкономить немало времени, если ему, конечно, сопутствовала бы удача. Когда он доберется до СЭЛа (Салона, Элизабет и Линкольна), придется около года ждать доступа к главному компьютеру, поскольку все крупные общественные оздоровительные проекты имеют автоматический приоритет.

Поэтому он направился в сторону СЭЛа, центрального ядра Объединенной Лиги, кружной дорогой, в которой его сопровождали бесчисленные концертные номера и совершенная аналитическая аппаратура. Пелс сомневался, что когда-нибудь доберется до СЭЛа, или что в этом возникнет необходимость. За два десятилетия борьбы против мвалакхарран кхур, дейбианской лихорадки, доктору Пелсу удалось узнать про нее совсем немного, но он был уверен, что сможет распознать в качестве улик детали, на которые другой специалист не обратит внимания, посчитав их случайностями. Кроме того, доктор Пелс не сомневался: по этим уликам он обязательно отыщет нужного ему человека и получит оружие, при помощи которого победит еще одно воплощение Смерти.

В десяти секундах от вечности доктор Пелс оскалил зубы в белой, белой усмешке, в то время как темп музыки увеличился. Скоро он получит ответ от тигра в ночи.

Когда он проснулся, хронометр показывал, что прошло два с половиной дня. Он приподнялся на локте, взял одну из фляжек с водой и начал пить. Ему всегда ужасно хотелось пить после выхода из катарсиса-комы. Однако, несмотря на жажду, он чувствовал себя превосходно. Его переполняла энергия, он ощущал себя единым целым с окружающим миром. Обычно такое состояние продолжалось несколько дней.

Прошло совсем немного времени, прежде чем он заметил, что утро обещает быть ясным и приятным.

Он быстро помылся, взяв для этого воду из фляжки и носовой платок. Надел чистую одежду, собрал рюкзак и, подхватив посох, направился к тропинке. Спускаться вниз по склону было легко, и он принялся насвистывать. Трудный путь через джунгли, казалось, проделал кто-то другой годы назад. Менее чем за час он спустился в долину и вскоре уже проходил мимо небольших домиков. Потом они стали попадаться на его пути все чаще. А вскоре он и сам не заметил, как оказался на главной улице небольшого городка.

Спросил у первого встречного, как пройти к больнице. Обратился к какому-то прохожему на втором из самых распространенных языков планеты, и сразу получил вразумительный ответ. Десять кварталов. Никаких проблем.

Подходя к восьмиэтажному зданию, он достал небольшой кристалл из коробочки, которую нес в рюкзаке. Как только он вставит кристалл в медицинский компьютер, доктора сразу узнают все, что нужно, о Хейделе фон Хаймеке.

Однако когда он вошел в задымленный, заваленный газетами вестибюль, оказалось, что представляться не требуется. Регистратор, брюнетка средних лет в серебристом одеянии без рукавов, стянутом ремнем на талии, поднялась на ноги и пошла ему навстречу. У нее на шее висел местный амулет на изящной цепочке.

– Мистер X! – воскликнула она. – Мы так волновались! Мы получили сообщение…

Он прислонил свой посох к вешалке.

– Маленькая девочка..?

– Слава Богу, Люси еще держится. Нам сообщили, что вы сюда летите, а потом радиосвязь прервалась, и…

– Отведите меня к лечащему врачу этой девочки.

Трое других людей, находящихся в вестибюле – двое мужчин и женщина, – уставились на него.

– Одну минуту. – Регистраторша вернулась к своему столику, прикоснулась к каким-то кнопкам и заговорила в микрофон: – Пожалуйста, пришлите кого-нибудь вниз, проводить мистера X. – Потом, обращаясь к Хейделю, добавила: – Может, вы пока присядете?

– Благодарю вас, я постою.

Тогда женщина снова стала разглядывать Хейделя своими голубыми глазами, которые почему-то его смутили.

– Что случилось? – спросила она.

– Отказало питание сразу нескольких систем, – ответил он, глядя в сторону. – Я был вынужден произвести аварийную посадку и добираться пешком.

– И далеко вам пришлось идти?

– Да, довольно далеко.

– Прошло столько времени, никаких сообщений не поступало, и мы подумали…

– Я должен был принять кое-какие меры предосторожности, прежде чем войти в ваш город.

– Понятно. Мы так рады, что вы наконец пришли. Я надеюсь…

– И я тоже, – со вздохом сказал Хейдель, вспомнив в этот момент девять могил, которые были заполнены с его помощью.

Вскоре дверь возле столика регистратора распахнулась, и из нее вышел пожилой человек в белом, который, заметив Хейделя, направился прямо к нему.

– Хелман, – сказал он, протягивая руку. – Я лечащий врач девочки Дорн.

– Тогда вам понадобится вот это, – проговорил Хейдель и протянул ему свой сверкающий кристалл.

Доктор был невысоким розовощеким человечком. Остатки волос пучками торчали у него на висках. Как и у всех докторов, которых Хейделю приходилось видеть, руки и ногти этого человека казались самыми чистыми предметами во всей комнате. Человечек взял Хейделя за плечо правой рукой с тонким кольцом необычной формы и подтолкнул к двери.

– Давайте пройдем в мой кабинет, где мы сможем все спокойно обсудить.

– Я надеюсь, вам известно, что у меня нет медицинского образования, – сказал Хейдель.

– Нет, я этого не знал. Не думаю, что это имеет сколько-нибудь принципиальное значение, если вы X.

– Я действительно X. Но мне не хотелось бы, чтобы об этом стало широко известно. Я…

– Понимаю, – перебил Хелман и повел Хейделя по широкому коридору. – Мы сделаем все, что от нас зависит.

По дороге он остановил другого человека в белом.

– Пропустите это через наш медицинский компьютер, – велел он, – и пришлите результаты в кабинет номер семнадцать. Сюда, пожалуйста, – добавил доктор, обращаясь к Хейделю. – Садитесь.

Они уселись за большим столом для совещаний, Хейдель взял пепельницу, поставил ее рядом с собой и достал из кармана куртки сигару. Потом выглянул в окно на зеленое небо. В одном из углов комнаты, на небольшом пьедестале, сидело на корточках местное божество, искусно вырезанное из какого-то бело-желтого вещества.

– Ваше состояние меня завораживает, – сказал врач. – Оно было описано столько раз, что у меня такое ощущение, будто я лично с вами знаком. Ходячие антитела, живой резервуар с лекарствами…

– Ну, – прервал его Хейдель, – наверное, можно сказать и так, но вы уж очень все упрощаете. После соответствующих приготовлений я действительно могу выдать вакцину практически от любой болезни, если пациент еще не безнадежен. С другой стороны, мое собственное состояние не столь однозначно. Вероятно, правильнее было бы сказать, что я живой резервуар болезней, которые мне удается контролировать. Когда достигается равновесие, я превращаюсь в лекарство – но только в этот момент. В остальное время я представляю опасность для окружающих.

Доктор Хелман снял темную нитку со своего рукава и аккуратно положил ее в пепельницу. Хейдель улыбнулся, заметив это и раздумывая над тем, как он выглядит в глазах врача.

– И вы не знаете принципов работы этого механизма?

– Никто не может сказать ничего определенного, – ответил Хейдель и поднес спичку к сигаре. – Просто всюду, где бы я ни появлялся, ко мне пристают болезни. Я заболеваю, а потом что-то помогает мне победить болезнь, и я поправляюсь. После этого, при определенных обстоятельствах, из моей крови может быть приготовлена сыворотка, эффективная против аналогичной болезни.

– А в чем конкретно заключаются эти приготовления и обстоятельства?

– Я впадаю в кому, – начал объяснять Хейдель. – Я умею входить в это состояние по собственному желанию. Пока я в ней нахожусь, мое тело подвергается каким-то очистительным процессам. Обычно это занимает от полутора до нескольких дней. Мне говорили… – Он немного помолчал, сделал хорошую затяжку, а потом продолжил: – Мне говорили, что в это время мое тело проходит через стадии всех болезней, которые я ношу. Не знаю. Я ничего потом не могу вспомнить. В такие моменты я должен оставаться один, поскольку мои болезни становятся очень заразными.

– Ваша одежда…

– Сначала я раздеваюсь. Когда я прихожу в себя, на моем теле ничего нет. Я надеваю чистую одежду.

– Как долго продолжается это… равновесие?

– Обычно пару дней, потом я возвращаюсь в прежнее состояние – достаточно медленно. Как только равновесие нарушается, я снова становлюсь очень опасным и превращаюсь в носителя болезней до следующего катарсиса-комы.

– Когда вы вышли из этого состояния в последний раз?

– Я пришел в себя всего несколько часов назад. И ничего не ел с тех пор. Мне кажется, это помогает продлить безопасный период.

– И вы не испытываете голода?

– Нет. На самом деле я чувствую себя очень сильным, меня переполняет энергия. Однако обычно хочется пить. Как сейчас, например.

– В соседней комнате есть охлажденная вода, – сказал Хелман, поднимаясь. – Я вам покажу.

Хейдель положил сигару в пепельницу и тоже встал.

Когда они проходили в боковую дверь, человек, которого они с Хелманом встретили в коридоре, вошел в комнату, держа в руках несколько листков с данными, полученными с помощью компьютера, и небольшой конверт – Хейдель решил, что в нем, вероятно, лежит его кристалл.

Доктор Хелман показал рукой на термос с водой и вернулся к своему помощнику.

Хейдель взял маленький бумажный стаканчик и начал его наполнять. Он заметил на большом термосе крошечный зеленый странтрианский знак удачи.

Где-то между пятнадцатым и двадцатым стаканчиком в комнату вошел доктор Хелман, держа в руке листки бумаги и конверт. Вернув Хейделю конверт, он сказал:

– Я думаю, нам нужно взять у вас кровь как можно скорее. Если вы будете так любезны и пройдете со мной в лабораторию…

Хейдель кивнул, выбросил стаканчик и положил кристалл обратно в коробочку. Затем проследовал за доктором к лифту устаревшей конструкции.

– Шестой, – сказал доктор, обращаясь к стене, дверь закрылась, и лифт начал подниматься.

– Мы получили довольно странные сведения, – проговорил доктор Хелман через некоторое время, помахав бумагами, зажатыми в руке.

– Да, я знаю.

– Тут говорится, что сразу после комы развитие болезни приостанавливается и начинается выздоровление.

Хейдель подергал себя за мочку уха и очень внимательно посмотрел на носки своих ботинок.

– Так оно и есть, – наконец сказал он. – Я не говорил об этом, потому что никто не верит, но все происходит именно так. Использование моей крови, по крайней мере, дает хоть какое-то научное объяснение. А как происходит все остальное, мне неизвестно.

– Ну, тогда будем готовить вакцину для девочки, – сказал Хелман. – Однако сейчас я хочу спросить у вас, не согласитесь ли вы потом принять участие в одном эксперименте?

– В каком именно?

– Я бы хотел, чтобы вы навестили моих самых безнадежных пациентов. Я представлю вас как коллегу. Вы с ними немного поговорите. О чем угодно.

– Хорошо. С удовольствием.

– Вы знаете, что произойдет после этого?

– Это зависит от того, чем они больны. Если у меня есть это заболевание, они могут поправиться. Если же у них какие-то чисто анатомические повреждения внутренних органов, то их состояние, скорее всего, не изменится.

– Вы делали подобные вещи раньше?

– Да, много раз.

– Сколькими болезнями вы заражены?

– Не могу вам сказать. Иногда я не знаю, что заболел какой-то новой болезнью. Не все возбудители болезней, живущие в моем организме, мне известны.

– Вам хочется использовать меня еще и в ином качестве, – проговорил Хейдель, когда лифт остановился и его дверь открылась, – это интересно. А почему бы тогда не впрыснуть сыворотку из моей крови всем, раз уж я здесь?

Хелман покачал головой.

– В отчетах перечисляются болезни, против которых сыворотка, изготовленная из вашей крови, применялась успешно. Поэтому я рискну применить ее в случае с девочкой Дорн. Остальных болезней в списке нет. Я не могу рисковать.

– Но при этом хотите, чтобы я посетил ваших больных?

Хелман пожал плечами.

– У меня нет предрассудков. Кроме того, я не вижу никакой опасности. Хуже им от этого не станет. Следуйте за мной, лаборатория в конце коридора.

Дожидаясь, пока у него возьмут кровь, Хейдель смотрел в окно. В ярком утреннем свете огромного солнца он увидел, по меньшей мере, четыре храма, представлявших различные религии, и вдобавок деревянное строение с горизонтальной крышей, фасад которого был украшен полосками ленточек, похожих на те, что он видел в поселении на берегу реки Барт. Прищурившись, Хейдель наклонился вперед, чтобы получше разглядеть строение, уходящее под землю – святилище пейанцев, которое находилось справа, немного в стороне от дороги. Потом поморщился и отвернулся от окна.

– Поднимите рукав, пожалуйста.

Джон Морвин играл роль Бога.

Манипулируя рукоятками управления, он готовил рождение нового мира. Осторожно… Розовая дорога от скалы к звезде проходит здесь. Так. Почти готово.

Юноша пошевелился на диванчике, стоящем рядом, но не проснулся. Морвин дал ему еще немного подышать газом и вновь сосредоточился на своей работе. Провел пальцем под передним краем куполообразной корзины, почти полностью скрывавшей его голову, чтобы стереть пот и избавиться от надоедливого зуда в районе правого виска. Потирая рыжую бороду, он медитировал.

Ему еще не удалось достичь идеала – в том виде, как его описывал юноша. Закрыв глаза, Морвин заглянул поглубже в окутанный сном разум. Казалось, он двигается в нужном направлении, но чувства, которое Морвин искал, там не было.

Он решил подождать и, открыв глаза, посмотрел на хрупкое спящее существо – дорогая одежда, узкое, почти женское, лицо, на голове точно такая же, как и у него самого, корзина, окруженная пучками проводов; на кружевном воротнике крошечные форсунки, начиненные наркотиками. Морвин сжал губы и нахмурился, не столько порицая, сколько завидуя.

Больше всего на свете он горевал по поводу того, что не родился в богатой семье, где его окружала бы роскошь, где исполнялась бы каждая его прихоть и он превратился бы в неотразимого щеголя. Ему всегда хотелось стать щеголем, и хотя теперь он вполне мог себе это позволить, оказалось: чтобы успешно играть подобную роль, ему не хватает соответствующего воспитания.

Морвин посмотрел на пустую кристаллическую сферу, стоящую прямо перед ним – метр в диаметре, – из которой в разные стороны отходили патрубки.

Нажми на нужную кнопку и сфера наполнится танцующими пылинками. Задай движению определенную последовательность, и картинка застынет внутри кристалла навсегда…

Он снова вошел в спящий разум юноши, решив воспользоваться более сильными стимуляторами.

Теперь юноша слышал свой собственный, записанный на пленку голос, который пересказывал сон. Возникли новые образы, и спящий разум породил deja vu, желаемый эффект наконец был достигнут.

Морвин нажал на кнопку, и патрубки зашипели. В тот же миг он выключил рубильник, соединявший его собственный разум с разумом сына его клиента.

Пользуясь своей мощной визуальной памятью и способностью к телекинезу, которой обладали единицы, Морвин сконцентрировал внимание на частицах внутри кристаллической сферы. В следующий момент он уже воссоздал картинку, которую только что поймал в объятом сном разуме, ее форму и краски – мечту, порожденную детским воображением и восторгом, – и там, внутри кристалла, нажав другую кнопку, заставил сон замереть навсегда.

Нажал еще одну кнопку, и патрубки вынуты. Третья – сфера запечатана, теперь ее можно вскрыть, только уничтожив сон. Рубильник вернулся в свое исходное положение, и записанный голос смолк. Как всегда в подобных случаях, Морвин обнаружил, что дрожит.

Ему снова удалось это сделать.

Он активировал воздушную подушку и убрал опоры. Теперь сфера повисла прямо перед ним. Он опустил черный бархатный занавес, включил скрытый свет и немного его подрегулировал, чтобы тот идеально охватывал кристаллическую сферу.

Картинка получилась довольно-таки впечатляющей: существо, отдаленно напоминающее человека, наподобие змеи свернулось кольцами на оранжевых скалах, которые являются частью этого невероятного существа, оно смотрит на себя, в том месте, где тело уходит в землю; часть неба у него над головой скрывается под аркой поднятой влажной – от слез? – руки; а от скалы к единственной звезде, сияющей в вышине, ведет розовая дорога; внизу в безумной пляске мечутся синие тени.

Джон Морвин внимательно посмотрел на свое творение. Он увидел эту картинку благодаря искусственной телепатической связи, потом вылепил при помощи телекинеза и сохранил механическим путем. Что означала эта юношеская фантазия, он не знал. Впрочем, его это не интересовало. Она просто жила в сознании молодого человека, лежащего на кушетке. Ощущения физической усталости и возбуждения, удовольствие, которое он испытал, размышляя над своим будущим творением, – этого было вполне достаточно. Морвин знал: работа удалась.

Иногда его начинал беспокоить один вопрос: является ли то, что он делает, искусством, или это лишь умелое воплощение чужих фантазий? Он действительно обладал уникальным талантом и владел оборудованием, позволяющим пленять сны, – естественно, за весьма солидную плату. Однако ему нравилось думать о себе как о художнике. Раз он не мог стать щеголем, то этот, запасной, вариант не так уж и плох – ведь художник может вести себя с не меньшей эксцентричностью; впрочем, способность к сопереживанию не позволяет ему относиться к другим людям с тем же безразличием. Ну а если он не является истинным художником…

Морвин потряс головой, чтобы избавиться от посторонних мыслей, и снял корзинку. Потом с удовольствием почесал правый висок.

Он воплощал сексуальные фантазии, мирные и прекрасные ландшафты, кошмары безумных королей, помогал психоаналитикам. Его работой все восхищались. Возможно, не только потому, что ему удалось реализовать смутные ощущения людей… Нет. Однако время от времени Морвин думал о том, что произойдет, если когда-нибудь ему придется сделать изображение собственного сна.

Поднявшись, он отключил и убрал датчики с тела юноши по имени Абз. Затем взял со своего рабочего стола трубку, на которой был вырезан старый военный знак, провел по нему пальцем, набил трубку табаком и закурил.

Активировал сервомеханизмы, которые медленно приподняли кушетку, превратив ее в кресло, и уселся за спиной юноши. Все было готово к представлению. Морвин улыбнулся сквозь дым и прислушался к дыханию спящего.

Умение завлечь покупателя. Морвин снова стал бизнесменом, торговцем, выставившим на рынок свой товар. Проснувшись, Абз сразу увидит новое творение. Голос Морвина, сидящего за спиной юноши, разрушит чары, потому что он намеренно скажет какой-нибудь пустяк; и тогда волшебство навсегда останется лишь в памяти того, кто увидел его мельком, на одно короткое мгновение. Он надеялся, что это только увеличит привлекательность произведения его искусства.

Дрогнула рука. Легкое покашливание. Незавершенный жест…

Он подождал почти целых шесть секунд, а потом сказал:

– Нравится?

Юноша ответил не сразу, но когда слова прозвучали, они скорее были произнесены мальчиком, а не тем молодым человеком, что вошел в студию некоторое время назад. Куда-то подевалось едва прикрытое презрение, наигранная усталость, показное чувство долга к воле родителя, решившего, что лучшего подарка сыну, у которого уже все есть, придумать невозможно.

– Это оно… – сказал он. – Оно!

– Значит, вы удовлетворены?

– Господи! – Юноша встал и направился к сфере. Медленно протянул к ней руку, но так и не решился коснуться кристалла. – Удовлетворен?.. Да это же просто потрясающе.

Он вздрогнул и замолчал.

Через несколько мгновений юноша повернулся к Морвину – с улыбкой на лице. Морвин тоже улыбнулся ему в ответ, левым уголком рта. Потому что мальчик снова исчез.

– Довольно мило. – Абз небрежно махнул левой рукой в сторону кристальной сферы. – Отправьте это вместе со счетом моему отцу.

– Очень хорошо.

Абз направился к двери, ведущей к выходу, а Морвин поднялся на ноги. Открыл дверь и стал ждать, когда юноша выйдет. Абз остановился перед Морвином и посмотрел ему в глаза. Только после этого он снова взглянул на сферу.

– Я… я хотел бы видеть, как вы это сделали. Очень жаль, что мы не догадались записать на пленку…

– Со стороны это совсем не так интересно, – ответил Морвин.

– Наверное… Ну, тогда до свидания. Он не предложил Морвину руки.

– До свидания, – сказал Морвин, глядя вслед уходящему юноше.

Да, быть испорченным, вероятно, очень приятно. Еще год или два, и юноша узнает… все, что ему вообще положено знать.

Алисия Керт, секретарша, откашлялась в своем алькове за углом. Держась двумя руками за дверь, Морвин чуть наклонился вправо и уставился на нее.

– Привет, – сказал он. – Пусть Дженсен упакует и доставит сферу; не забудьте послать вместе с ней счет.

– Да, сэр, – сказала Алисия и указала глазами в сторону.

Морвин проследил за ее взглядом.

– Сюрприз, – объявил человек, сидевший у окна. При этом его голос звучал абсолютно нейтрально.

– Майкл! Что ты здесь делаешь?

– Жду, когда мне нальют чашку настоящего кофе.

– Заходи. У меня кофейник как раз стоит на медленном огне.

Гость Морвина поднялся и, не торопясь, двинулся вперед; своей массой, бледной униформой и волосами альбиноса он уже в который раз напомнил Мор-вину о ледниковом периоде и айсбергах.

Они прошли обратно в студию, и Морвин принялся разыскивать две чистые чашки. Когда его поиски увенчались успехом, он обернулся и обнаружил, что Майкл бесшумно пересек студию и теперь внимательно изучает последнее творение Морвина.

– Ну как?

– Одно из твоих лучших произведений. Для этого мальчишки?

– Угу.

– Что он по этому поводу думает?

– Сказал, что ему нравится.

– Хм.

Майкл отвернулся и подошел к маленькому столику, за которым Морвин иногда ел.

Морвин налил кофе, и они уселись за стол.

– На этой неделе открывается сезон охоты на ламаков.

– Неужели? – спросил Морвин. – Я и не думал, что уже можно. Ты собираешься?

– На следующих выходных. Слетаем в Голубой Лес и разобьем там лагерь. Возможно, нам даже удастся поймать парочку.

– Заманчиво. Я с тобой. Кто-нибудь еще поедет с нами?

– Я думал об Иоргене.

Морвин кивнул, вытащил трубку, старательно прикрывая пальцем знак на черенке. Иорген, великан ригеллианин, и Майкл с планеты Хонси служили вместе во время войны. Пятнадцать лет назад Морвин застрелил бы любого из них. Теперь он без раздумий доверил бы им свою жизнь. Он ел, пил и шутил с ними, продавал свои работы их друзьям. Военный знак ДИНАБа, Четвертого Межзвездного Флота, казалось, пульсировал под его большим пальцем. Морвин крепко сжимал трубку, ему уже было стыдно, что он пытается спрятать знак от хонсианина, но и открыть его никак не решался. Если бы победили мы, все было бы иначе, сказал он себе, никто не стал бы винить Майкла, если бы он не носил свое проклятое боевое кольцо или спрятал его на шее, чтобы никто не видел. Человек должен иметь возможность жить там, где он находит жизнь наиболее привлекательной. Если бы он остался с ДИНАБом, ему до сих пор пришлось бы за гроши дрессировать электроны в какой-нибудь дурацкой лаборатории.

– Сколько тебе осталось до отставки? – спросил Морвин.

– Около трех лет. Еще довольно долго. Майкл откинулся на стуле и правой рукой достал из кармана куртки сводку новостей.

– Похоже, один из твоих приятелей не собирается выходить в отставку.

Морвин взял листок бумаги и пробежал глазами колонки сообщений.

– Что ты имеешь в виду? – спросил он на всякий случай.

– Вторая колонка. Примерно посередине.

– «Взрыв на Бланчене»? Ты про это?

– Да.

Морвин медленно прочитал сообщение.

– Боюсь, я все равно не понимаю, – сказал он, в то время как сердце его переполнилось чувством, похожим на гордость. Впрочем, он постарался это скрыть.

– Твой старый командующий флотом, Малакар Майлз. Кто же еще?

– «Шесть человек погибло, девять ранено… уничтожено восемь узлов, двадцать шесть повреждено, – прочитал он. – Никаких улик на месте преступления не найдено, однако служба безопасности занимается расследованием…» Если никаких улик не найдено, почему тогда ты подозреваешь командора?

– Из-за того, что лежало на тех складах.

– А что там лежало?