Текст книги "Смерть Вселенной. Сборник"

Автор книги: Роджер Джозеф Желязны

Соавторы: Рэй Дуглас Брэдбери,Роберт Сильверберг,Филип Киндред Дик,Харлан Эллисон,Кристофер Прист,Томас Майкл Диш,Брайан Уилсон Олдисс,Джеймс Грэм Баллард,Джордж Алек Эффинджер,Сэмюел Дилени
сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 31 страниц)

Помолчав, Цукерман вздохнул, нахмурился и продолжил потихоньку очерчивать кончиком пальца границы пупка.

– Ну скажем, пятнадцать тысяч? – предложил он, блеснув золотой улыбкой. – Прекрасная круглая цифра.

– И я смогу забрать их с собой сегодня?

– Конечно можешь.

И Цукерман вызвал старшего кассира и приказал выдать Лексингтону пятнадцать тысяч долларов из расходной наличности и взять расписку.

Теперь уже юноша рад был получить хоть что-нибудь – поэтому он с благодарностью принял деньги и упрятал их в рюкзак. Потом с жаром пожал руку поверенному, поблагодарил за помощь и покинул контору.

– Передо мной лежит весь мир! – вскричал наш герой, выходя на улицу. – И у меня есть пятнадцать тысяч на жизнь, пока я не опубликую свою книгу. А потом, разумеется, денег будет намного больше.

Стоя на тротуаре, Лексингтон раздумывал над тем, куда направиться. Повернув налево, он медленно зашагал по улице, разглядывая городские достопримечательности.

– Какой отвратительный запах, – заметил он, принюхиваясь. – Просто невыносимый!

Вонь дизельных выхлопов, извергаемых автобусами, оскорбляла его нежные обонятельные органы, настроенные на прием нежнейших кулинарных ароматов.

– Нужно убраться отсюда, пока мой нюх не испортился окончательно, – сказал Лексингтон. – Но вначале необходимо хоть что-то поесть. Я умираю с голоду.

Последние две недели бедняга питался лишь ягодами и корешками, поэтому его желудок страстно желал более весомой пищи. Хотя бы кукурузных котлет. Или пирожков с начинкой из козлобородника.

Он пересек улицу и вошел в маленький ресторанчик. Внутри было жарко, темно и тихо. Сильно пахло кулинарным жиром и капустной водой. Единственным клиентом был мужчина в коричневой шляпе, напряженно склонившийся над тарелкой и не взглянувший на вошедшего Лексингтона.

Наш герой уселся за угловой столик и повесил рюкзак на спинку стула. Все это казалось ему чрезвычайно интересным. «Целых семнадцать лет я пробовал лишь пищу, приготовленную тетей Глосспэн и мной самим, не считая кормилицы Макпоттл. согревшей несколько раз мою бутылочку с молоком, – сказал он себе. – Но теперь я испытаю искусство неизвестного повара и, если повезет, перехвачу для моей книги пару полезных идей».

Из полутьмы выступил официант и замер у стола.

– Здравствуйте, – поздоровался Лексингтон. – Мне хотелось бы котлету из мамалыги. Обжарьте ее по двадцать пять секунд с каждой стороны на очень горячей сковороде со сметаной и перед подачей «сбрызните» щепоткой петрушки. Но если ваш повар знает более оригинальный способ – я с удовольствием оценю его.

Официант склонил голову набок и внимательно оглядел посетителя.

– Хотите жаркое с капустой? – осведомился он. – Это все, что у нас есть.

– Жаркое с капустой?

Официант извлек из брючного кармана несвежий платок и, встряхнув, словно щелкнув плетью, развернул его. Потом сильно и звучно высморкался.

– Так хотите или нет? – повторил он, вытирая ноздри.

– Понятия не имею, что это значит, но с удовольствием попробую, – согласился юноша. – Я, знаете ли, пишу кулинарную книгу и…

– Одно жаркое с капустой! – крикнул официант, и где-то в глубине помещения, в полутьме, кто-то ответил ему.

Официант исчез. Лексингтон полез в рюкзак за персональными ножом и вилкой. Их подарила тетя Глосспэн, когда ему исполнилось шесть лет. Они были сделаны из тяжелого серебра, и с тех пор он не пользовался ничем иным. В ожидании заказа он с любовью протер их мягкой муслиновой тряпицей.

Вскоре вернулся официант с тарелкой, на которой лежал жирный, серовато-белый кусок чего-то горячего.

Лексингтон с волнением склонился к появившемуся перед ним блюду и принюхался. Ноздри его широко раздулись, вбирая запах и подрагивая.

– О небо! – воскликнул он. – Какой аромат! Это немыслимо!

Официант отступил на шаг, не сводя глаз с клиента.

– Ни разу в жизни я не встречал подобного чуда! – повторил юноша, хватая нож и вилку. – Бога ради – из чего это приготовлено?

Человек в коричневом костюме пристально огляделся и вновь принялся за еду. Официант тихонько отступил к кухне.

Лексингтон отрезал кусок мяса, подцепил его на серебряную вилку, поднес к носу и опять принюхался. Затем сунул в рот и медленно разжевал. Глаза его были полузакрыты, а тело напряжено.

– Фантастично! – воскликнул он. – Совершенно необычный вкус! О Глосспэн, любимая тетя, как мне хочется, чтобы ты была со мною и могла попробовать это восхитительное блюдо! Официант! Немедленно подойдите ко мне! Я требую!

Но тот испуганно следил за ним с другого конца комнаты, не выказывая желания приблизиться.

– Если подойдете и поговорите со мной, я сделаю вам подарок, – позвал Лексингтон, помахивая стодолларовой купюрой. – Пожалуйста, подойдите и поговорим…

Официант бочком и с опаской вернулся к столу. Схватил деньги и поднес поближе к носу, разглядывая под разными углами. Затем проворно сунул их в карман.

– Послушайте, если вы скажете, из чего приготовлено это прекрасное блюдо и дадите точный рецепт, я дам вам еще сотню.

– Я уже говорил. Это жаркое.

– А что такое «жаркое»?

– Вы никогда не ели жаркого? – пораженно спросил официант.

– Да Бога ради, ответьте же наконец и перестаньте меня мучить!

– Это свинина, – произнес официант. – Жареная в печи.

– Свинина!

– Ну да, жаркое из свиньи. Вы что, не знали?

– То есть, это – мясо свиньи?

– Ручаюсь.

– Но… это невозможно, – заикаясь выдавил юноша. – Тетя Глосспэн, которая знала о пище больше всех на свете, говорила, что любое мясо – отвратительная гадость, ужасная и тошнотворная… Но этот кусок в моей тарелке – без сомнения самое восхитительное блюдо из всех, что я пробовал! Но почему? Как вы объясните это? Тетя никогда не сказала бы мне, что оно отвратительно, если бы это было не так.

– Может, ваша тетя не знала, как его готовить?

– Неужели это возможно?

– Конечно. Особенно, когда дело касается свинины. Жаркое нужно готовить очень умело, иначе оно окажется несъедобным.

– Эврика! – вскричал Лексингтон. – Держу пари, что так и было! Она готовила неправильно! – И он протянул сотенную бумажку. – Отведите-ка меня на кухню. И познакомьте с гением, приготовившим это мясо.

И Лексингтон тотчас оказался на кухне, где познакомился с поваром – пожилым человеком с сыпью на шее.

– Это обойдется вам еще в сотню, – предупредил официант.

Лексингтон с удовольствием удовлетворил просьбу, но на этот раз отдал деньги повару.

– Вот что, – начал он. – Признаюсь, я весьма удивлен рассказом вашего официанта. Вы действительно уверены, что съеденное мной восхитительное блюдо приготовлено из мяса свиньи?

Повар поднял правую руку и почесал шею.

– М-м… – протянул он, хитро подмигивая официанту. – Скажу лишь, что, по-моему, это было мясо свиньи.

– То есть, вы не уверены в этом?

– Не следует доверять безоговорочно.

– Но чем иным это могло быть?

– Есть шансы, знаете ли, – медленно процедил повар, – что мясо было человечье.

– Хотите сказать, мясо мужчины?

– Да.

– Великий Боже.

– Или женщины. Вероятность одинакова. На вкус они схожи.

– Вот теперь вы удивили меня по-настоящему, – заявил юноша.

– Век живи – век учись.

– В самом деле…

– Фактически, последнее время мы получаем его от мясника в огромных количествах. Вместо свинины, – добавил повар.

– Неужели?

– Беда в том, что отличить их почти невозможно. Оба сорта очень хороши.

– Тот кусок, что я съел, был превосходен.

– Рад, что вам понравилось. Но если быть честным до конца, то я все же думаю, что вы ели свинину. Пожалуй, почти уверен в этом.

– Уверены?

– Да, наверняка.

– В таком случае, предположим, что вы правы, – согласился Лексингтон. – Не окажете ли любезность – вот вам еще сто долларов – дать мне точный рецепт его приготовления?

Спрятав деньги, повар пустился в разглагольствования о деталях приготовления свиной вырезки, а юноша, не упуская ни единой подробности «величайшего рецепта», присел за кухонный столик и тщательно занес его в записную книжку.

– Это все? – спросил он, когда повар смолк.

– Да, все.

– Но есть и какие-то особые тонкости, да?

– Для начала нужен хороший кусок мяса, – сказал повар. – Это уже полдела. Боров должен быть упитанным, и разделать его необходимо правильно, иначе получится паршиво, как ни готовь.

– Покажите, – попросил Лексингтон. – Зарежьте одного при мне, чтобы я научился.

– Мы не режем свиней на кухне. Тот кусок, что вы съели, прибыл с консервного завода в Бронксе.

– Ну так дайте его адрес!

Повар дал ему адрес, и наш герой, от души поблагодарив обоих собеседников за доброту, поспешил прочь и, поймав такси, направился в Бронкс.

8

Консервный завод размещался в большом пятиэтажном здании из кирпича. Вблизи него воздух казался тяжелым и приторным, словно мускус. У главных ворот висел большой плакат «ВСЕГДА РАДЫ ДОРОГИМ ГОСТЯМ». Приободренный Лексингтон прошел в ворота и очутился на крытом булыжником дворе, опоясывающем строение. Затем он миновал несколько указательных табличек («ДЛЯ ЭКСКУРСИЙ») и наконец пришел к обитому гофрированным железом сарайчику, далеко в стороне от основного здания («ПРИЕМНАЯ ДЛЯ ПОСЕТИТЕЛЕЙ»). Вежливо постучав в дверь, он вошел внутрь.

Кроме него, в комнате находились еще шестеро: толстая мамаша с двумя мальчуганами, лет девяти и двенадцати; двое, чем-то похожие на молодоженов, и бледная женщина в длинных белых перчатках. Последняя сидела на стуле очень прямо, глядя перед собой и сложив руки на коленях. Все молчали. Лексингтону хотелось узнать, не пишут ли они, как и он, кулинарные книги. Он громко спросил об этом, но остался без ответа. Взрослые лишь загадочно улыбнулись и покачали головами, а оба мальчугана уставились на него, как на лунатика.

Вскоре дверь открылась и человек с веселым розовым лицом, просунув голову в комнату, позвал:

– Пожалуйста, следующий. Мать и оба сына встали и вышли.

Минут через десять тот же человек снова произнес «следующий», и молодожены быстренько выскочили к нему наружу.

Тут в комнату вошли и сели двое новых посетителей. Это были пожилые муж с женой, причем жена держала в руке корзинку с продуктами.

– Пожалуйста, следующий, – повторил гид, и женщина в белых перчатках покинула компанию.

Вошли еще несколько человек и расселись на стульях с жесткими деревянными спинками. Вскоре гид вернулся в третий раз и настала очередь Лексингтона.

– Пожалуйста, следуйте за мной, – пригласил гид, провожая юношу через двор к основному строению.

– Как интересно! – вскричал тот, подпрыгивая то на одной, то на другой ноге. – Как хотелось бы мне, чтобы дорогая тетя Глосспэн была в этот миг со мной и увидела то, что увижу я!

– Я всего лишь введу вас в курс дела, – заметил провожатый, – а потом передам кое-кому другому.

– Как вам угодно! – восторженно воскликнул юноша.

Вначале они посетили большой огороженный участок позади здания, где бродили сотня—другая свиней.

– Здесь самое начало, – пояснил гид, – а вон там они поступают внутрь.

– Где?

– Там. – Провожатый указал на длинный деревянный сарай, расположенный у наружной стены строения. – Мы называем его «подвесным». Сюда, пожалуйста.

Одновременно с ними к сараю приблизились трое мужчин в высоких резиновых сапогах. Они гнали перед собой дюжину свиней и вошли в «подвесную» вместе с Лексингтоном и гидом.

– А теперь взгляните, как их подвешивают, – пригласил гид.

Внутри сарай оказался деревянным помещением без крыши, но со стальным тросом, снабженным крючьями и медленно движущимся вдоль стены, параллельно земле и футах в трех над полом. Достигая конца сарая, трос резко менял направление и вертикально уползал вверх через открытую крышу, на верхний этаж главного строения.

Дюжина свиней сбилась в кучу в конце сарая. Они вели себя спокойно, но с опаской. Один из парней в резиновых сапогах снял со стены отрезок металлической цепи и приблизился к ближайшему животному, заходя с тыла. Затем нагнулся и быстро обернул один конец цепи вокруг задней ноги животного. Другой конец он прицепил на крюк проходящего мимо троса. Тот продвинулся дальше, и цепь натянулась. Свиную ногу потянуло вверх и назад, и животное потащило следом. Но свинья не упала – оказавшись довольно проворной, она как-то ухитрилась сохранять равновесие на трех ногах, прыгая с копыта на копыто и сопротивляясь натяжению цепи. Однако ее постепенно тащило назад, и в конце сарая, где трос менял направление, загибаясь вертикально вверх, свинью резко дернуло и подняло в воздух. Раздался пронзительный визг.

– Необычайно занимательная процедура! – заметил Лексингтон. – Но что за странный звук в момент подъема животного?

– Наверное, нога, – ответил провожатый. – Или таз.

– Но какая здесь разница?

– Совершенно никакой. Ведь вы не едите кости.

Люди в резиновых сапогах живо подвешивали остальных свиней, и те, одна за другой, на движущемся тросе были подняты через крышу на верхний этаж.

– Это гораздо сложнее, чем просто собирать траву, – сказал Лексингтон, – Тетя Глосспэн никогда бы не составила такой рецепт.

В ту минуту, когда юноша, задрав голову, следил за подъемом последней свиньи, сзади спокойно приблизился мужчина в резиновых сапогах и, захлестнув конец цепи вокруг его лодыжки, набросил другой конец на крюк. В следующий миг, не успел еще наш герой осознать происходящее, как его сбило с ног и поволокло по цементному полу «подвесного» сарая.

– Стоп! – вскрикнул он. – Остановите машину! Меня зацепило за ногу!

Но, казалось, никто его не услышал, и через пять секунд несчастного юношу вздернуло в воздух и вертикально пронесло вверх. При этом он висел на одной лодыжке, извиваясь, как пойманная рыба.

– Помогите! – кричал он. – Помогите! Это ужасная ошибка! Остановите мотор! Отпустите меня!

Провожатый вынул изо рта сигару и безмятежным взглядом проводил исчезающего из поля зрения юношу, но не произнес ни слова. Люди в сапогах уже отправились наружу, за следующей партией свиней.

– О, спасите меня! – кричал герой. – Отпустите! Ну пожалуйста!

Но он уже приближался к верхнему этажу строения, где движущийся конвейер, изгибаясь, словно змея, входил в большое отверстие, напоминающее дверной проем, но без двери. Там, на пороге, словно святой Петр у Врат Рая, стоял в ожидании забойщик в желтом с темными пятнами переднике.

Лексингтон посмотрел на него снизу вверх и успел заметить на лице человека выражение абсолютною покоя и доброжелательности, а в глазах – веселые искорки. Улыбка и ямочки на щеках тоже обнадежили юношу.

– Ну здравствуй, – улыбаясь произнес забойщик.

– Скорее! Спасите меня! – закричал наш герой.

– С удовольствием, – согласился забойщик, нежно беря его за ухо левой рукой и проворно перерезая ему яремную вену ножом, зажатым в правой.

Конвейер двигался дальше и Лексингтон вместе с ним. Все по-прежнему смотрелось перевернутым, кровь лилась из горла и заливала ему глаза, но каким-то образом он все видел. Словно в тумане, перед ним развернулась немыслимо длинная комната, в конце которой находился огромный дымящийся чан с водой, у которого сновали едва различимые темные фигуры, помахивающие длинными шестами. Казалось, конвейер проходил прямо над чаном и свиньи одна за другой плюхались в кипящую воду, и, казалось, передние конечности одной из них украшали длинные белые перчатки.

Внезапно нашего героя охватила тяжелая сонливость, но лишь с последней каплей крови, посланной из его тела сильным, здоровым сердцем, перешел он из этого, наилучшего из миров, в другой…

РЭЙ БРЭДБЕРИ

ЖИЛЕЦ ИЗ ВЕРХНЕЙ КОМНАТЫ

Он помнил, как, бывало, бабушка тщательно и любовно потрошила цыплят, извлекая из них удивительные вещи: мокрые, блестящие петли кишок, мускулистый комочек сердца, желудок с целой коллекцией мелких камушков. Как красиво и аккуратно делала бабушка надрез по животу цыпленка и запускала туда свою маленькую, пухлую руку, чтобы вытащить все эти сокровища. Потом их нужно было разделить: некоторые – в кастрюлю с водой, остальные – в бумагу, чтобы отдать потом соседским собакам. Затем бабушка набивала цыпленка размоченными сухарями и ловко зашивала большой блестящей иголкой с белой ниткой.

Одиннадцатилетний Дуглас обожал присутствовать при этой операции. Он наперечет знал все двадцать ножей, которые хранились в ящиках кухонного стола и которые бабушка, седая старушка с добрым лицом, торжественно вынимала для своих чудодейств.

В такую минуту Дугласу разрешалось быть на кухне, если он вел себя тихо и не мешал.

Вот и сейчас он стоял у стола и внимательно наблюдал, как бабушка совершала ритуал потрошения.

– Бабуля, – наконец решился он прервать молчание. – А я внутри такой же? – он указал на цыпленка.

– Да, – ответила бабушка, не отрываясь от работы. – Только порядка побольше, поприличнее, а в общем, все то же самое…

– И всего побольше! – добавил Дуглас, гордый своими внутренностями.

– Да, – согласилась бабушка. – Пожалуй, побольше.

– А у деда еще больше?! У него такой живот, что он может на него локти положить.

Бабушка улыбнулась и покачала головой.

– А у Люции Вильяме с нашей улицы…

– Замолчи сейчас же, негодный мальчишка! – закричала бабушка.

– Но у нее…

– Не твое дело, что там у нее! Это же большая разница.

– А почему разница?

– Вот прилетит ведьма в ступе и зашьет тебе рот, тогда узнаешь, – проворчала бабушка.

Дуглас помолчал, потом спросил:

– …А откуда ты знаешь, что у меня внутри все такое же, а, бабуля?

– А ну пошел прочь!

В прихожей зазвонил звонок. Дуглас подскочил к двери и, заглянув в глазок, увидел мужчину в соломенной шляпе. Звонок снова зазвонил, и Дуглас открыл дверь.

– Доброе утро, малыш. А хозяйка дома? – На Дугласа смотрели холодные серые глаза. Незнакомец был худ и высок. В руках он держал портфель и чемодан. Дугласу бросились в глаза его тонкие пальцы в дорогих серых перчатках и уродливая соломенная шляпа.

– Хозяйка занята, – сказал Дуглас, сделав шаг назад.

– Я увидел объявление, что здесь на втором этаже сдается комната, и хотел бы ее посмотреть.

– У нее десять жильцов, и все уже сдано. Уходите!

– Дуглас! – бабушка внезапно выросла у него за спиной.

– Здравствуйте, – сказала она незнакомцу. – Не обращайте внимания на этого сорванца.

Бабушка повела незнакомца наверх, по пути описывая ему все достоинства комнаты. Скоро она спустилась и приказала Дугласу отнести наверх белье.

Дуглас помедлил перед порогом комнаты. Она как-то странно изменилась, хотя незнакомец пробыл в ней всего лишь несколько минут. Соломенная шляпа, небрежно брошенная на кровать, казалась еще уродливее. Зонтик незнакомца, прислоненный к стене, напоминал большую летучую мышь со сложенными крыльями. Сам жилец стоял в центре комнаты спиной к Дугласу.

– Эй! – сказал Дуглас, бросив стопку белья на кровать. – Мы едим ровно в полдень, и, если вы опоздаете, суп остынет. И так будет каждый день!

Незнакомец обернулся, достал из кармана горсть медных центов, отсчитал десять монет и опустил их в карман курточки Дугласа.

– Мы будем друзьями, – сказал он, зловеще улыбнувшись.

Дуглас удивился: у незнакомца было так много медных центов и ни одной серебряной монетки в десять или двадцать пять центов. Только новые медные одноцентовики. Дуглас хмуро поблагодарил его.

– Я опущу их в копилку. Там у меня уже шесть долларов пятьдесят центов. Это на мое путешествие в августе…

– А теперь я должен умыться, – сказал незнакомец.

Дуглас вспомнил, как однажды ночью он проснулся от того, что за окном была настоящая буря – ветер завывал в трубе и раскачивал деревья, а по крыше грохотал дождь. И вдруг яркая молния осветила всю комнату, а затем дом потряс страшный раскат грома. Дуглас навсегда запомнил страх, который сковал его при свете молнии.

Похожее чувство он испытал и сейчас, глядя на незнакомца. Комната уже не была такой, как раньше. Она изменилась каким-то неопределенным образом, как и та спальня при свете молнии. Дуглас сделал шаг назад.

Дверь захлопнулась перед его носом.

Деревянная вилка подцепила немного картофельного пюре, поднялась и вернулась в тарелку пустой. Мистер Каберман (так звали нового жильца), спустившись к обеду, принес с собой деревянный нож, ложку и вилку.

– Миссис Сполдинг, – сказал он, не обращая внимания на удивленные взгляды, устремленные на эти предметы, – сегодня я у вас пообедаю, а с завтрашнего дня – только завтрак и ужин.

Бабушка суетилась, подавая суп в старинной супнице и бобы с пюре на большом блюде – она пыталась произвести впечатление на нового постояльца. А Дуглас тем временем возил своей ложкой по тарелке Он заметил, что скрип раздражает жильца.

– А я знаю фокус, – сказал Дуглас. – Смотрите!

Он ногтем подцепил зуб вилки и показал на разные стороны стола. И из тех мест, на которые он указывал, раздался металлический вибрирующий звук, похожий на голос демона. Фокус, конечно, нехитрый. Дуглас прижимал ручку вилки к крышке стола. Получалось, что будто бы крышка сама завывала, и выглядело это весьма устрашающе.

– Там! Там! И там! – восклицал счастливый Дуглас, поигрывая вилкой. Он указал на тарелку Кабермана, и звук донесся из нее.

Землистое лицо Кабермана застыло, а в глазах его отразился ужас. Он отодвинул свой суп и откинулся на спинку стула. Губы его дрожали.

В этот момент из кухни появилась бабушка:

– Что-нибудь не так, мистер Каберман?

– Я не могу есть этот суп.

– Почему?

– Я уже сыт, спасибо.

Мистер Каберман раскланялся и вышел.

– Что ты здесь натворил? – спросила бабушка, наступая на Дугласа.

– Ничего, бабуля. А почему у него деревянная ложка?

– Твое-то какое дело? И когда только у тебя кончатся каникулы?

– Через семь недель.

– О, господи! – простонала бабушка.

Мистер Каберман работал по ночам. Каждое утро он таинственным образом появлялся дома, поглощал весьма скромный завтрак и затем весь день беззвучно спал у себя в комнате до самого ужина, на который собирались все постояльцы.

Привычка мистера Кабермана спать днем обязывала Дугласа вести себя тихо. Это было выше его сил, и, если бабушка уходила к соседям, Дуглас начинал носиться по лестнице и бить в барабан, или кричать перед дверью Кабермана, или дергать ручку бачка в туалете.

Мистер Каберман никак не реагировал на это. Из его комнаты не доносилось ни звука. Там было тихо и темно. Он не жаловался и продолжал спать. И это было очень странно.

Дуглас чувствовал, что с тех пор, как комната стала страной Кабермана, в нем разгорается жаркое пламя ненависти. Когда там жила мисс Сэдлоу, комната была просторной и уютной, как лесная лужайка. Теперь она стала какой-то застывшей, холодной и чистой. Вес стояло на своем месте. Это казалось странным.

На четвертый день Дуглас забрался по лестнице к своему любимому окошку с разноцветными стеклами. Оно находилось между первым и вторым этажом и было застеклено оранжевыми, фиолетовыми, голубыми, красными и желтыми стеклышками. Дуглас очень любил смотреть через них на улицу, особенно по утрам, когда первые лучи солнца золотили землю.

Вот голубой мир – голубое небо, голубые люди, голубые машины, голубые собаки.

А вот желтый мир. Две женщины, переходившие улицу, сразу стали похожи на азиатских принцесс. Дуглас хихикнул. Это стеклышко даже солнечные лучи делало еще более золотыми.

Около восьми часов Дуглас увидел мистера Кабермана. Он возвращался со своей ночной работы, постукивая тросточкой. На голове у него была неизменная соломенная шляпа. Дуглас приник к другому стеклу. Краснокожий мистер Каберман шел по красному миру с красными цветами и красными деревьями. Что-то поразило Дугласа в этой картине. Ему вдруг показалось, что одежда мистера Кабермана растаяла и кожа его стала прозрачной. И то, что Дуглас увидел под кожей, заставило его от изумления прижать свой нос к стеклу.

Мистер Каберман поднял голову, увидел Дугласа, и сердито, как бы для удара, замахнулся своей тростью. Затем он быстро засеменил по красной дорожке прямо к двери.

– Эй, мальчик! – закричал он, затопав по ступенькам. – Что ты там делаешь?

– Ничего, просто смотрю, – пробормотал Дуглас.

– Просто смотришь и все?! – кричал Каберман.

– Да, сэр. Я смотрел через разные стекла и видел разные миры – голубой, красный, желтый. Разные.

– Да, да. Разные. – Каберман сам посмотрел в окно. Его лицо побледнело. Он вытер лоб носовым платком и притворно улыбнулся. – Все разные. Вот здорово! – Он пошел к своей двери и, обернувшись, добавил: – Ну-ну, играй!

Дверь закрылась. Каберман ушел к себе. Дуглас скорчил ему вслед гримасу и нашел новое стекло:

– О, все фиолетовое!

Через полчаса, когда он играл в песочнице, раздался звон разбитого стекла. Дуглас вскочил на ноги и увидел выскочившую на крыльцо бабушку, которая сердито грозила ему рукой.

– Дуглас! Сколько раз я тебе говорила не играть с мячом перед домом!

– Но я же сижу здесь, – возразил Дуглас, однако бабушка не хотела его слушать.

– Смотри, что ты наделал, негодный мальчишка!

Чудесное разноцветное окно было разбито, и среди осколков лежал баскетбольный мяч Дугласа.

И, прежде чем он успел что-то сказать в свое оправдание, на него обрушился град тумаков.

Потом он сидел в песочнице и глотал слезы, которые текли у него не столько от боли, сколько от обиды на свершившуюся несправедливость. Он знал, кто бросил мяч. Конечно же, это человек в соломенной шляпе, который живет в холодной серой комнате.

– Ну, погоди же. Погоди! – шептал Дуглас.

Он слышал, как бабушка подмела осколки и выбросила их в мусорный ящик. Голубые, красные, оранжевые стеклышки полетели в ящик вместе со старым тряпьем и консервными банками.

Когда она ушла, Дуглас, всхлипывая, подкрался к ящику и вытащил три осколка драгоценного стекла. Каберману не нравятся цветные стекла? Ну что ж, тем более их нужно спасти!

Дедушка возвращался из типографии немного раньше всех остальных жильцов – примерно в пять часов. Когда его тяжелые шаги раздавались в прихожей, Дуглас всегда выбегал навстречу и бросался ему на шею. Ему нравилось сидеть на коленях у деда, прижавшись к его большому животу, пока тот читал газету.

– Слушай, дед!

– Ну, чего тебе?

– А бабушка опять сегодня потрошила цыпленка. На это так интересно смотреть! – сказал Дуглас.

Дед не отрывался от газеты:

– Уже второй раз на этой неделе цыпленок. Твоя бабушка закормит нас своими цыплятами. А ты любишь смотреть, как она их потрошит, а? Эх ты! Маленький хладнокровный садист!

– Но мне же интересно.

– Да, это уж точно, – хмыкнул дедушка, зевая. – Помнишь ту девушку, которая попала под поезд? Она была вся в крови, а ты пошел и рассмотрел ее, – улыбнулся дед. – Храбрый гусь. Так и надо. Ничего не бойся в жизни. Я думаю, это у тебя от отца, он был военным. А ты стал очень похож на него, потому что с прошлого года переехал к нам. – Он вернулся к своей газете.

Спустя минуту, Дуглас прервал молчание.

– Дед!

– Ну что?

– А что, если у человека нет сердца, или легких, или желудка, а с виду он такой же, как и все?

– Я думаю, это было бы чудом.

– Да нет, я не про чудеса. Что, если он совсем другой внутри, не такой как я?

– Ну, наверное, тогда его нельзя будет назвать человеком, а?

– Конечно, дед. А у тебя есть сердце и легкие?

Дед поперхнулся:

– Честно говоря, не знаю. Никогда не видел их. Даже рентген никогда не делал.

– А у меня есть желудок?

– Конечно есть, – закричала бабушка из кухни. – Попробуй не покормить его. И легкие у тебя есть. Ты кричишь так, что покойника разбудишь. А еще у тебя есть грязные руки. Ну-ка, марш мыть их! Ужин готов. И ты, дед, давай к столу скорее.

Тут начали спускаться жильцы, и деду уже некогда было спрашивать, с чего это Дуглас вдруг заинтересовался такими вопросами.

За столом жильцы разговаривали и перебрасывались шутками, только Каберман сидел молча и нахохлившись. Разговор от политики перешел к таинственным преступлениям, происходившим в городе.

– А вы слышали про мисс Ларсен, которая жила напротив раввина? – спросил дедушка, оглядывая жильцов. – Ее нашли мертвой с какими-го непонятными следами на теле. А выражение лица у нее было такое, что сам Данте съежился бы от страха. А другая женщина, как се фамилия? Уайтли, кажется. Она исчезла и все еще не найдена.

– Да, такие вещи частенько происходят, – вмешался мистер Бриц, который работал механиком в гараже.

– А все потому, что полиция ни черта не хочет делать.

– Кто хочет добавки? – спросила бабушка.

Но разговор все вертелся вокруг разных смертей. Кто-то вспомнил, что на прошлой неделе умерла Марион Барцуман с соседней улицы. Говорили, что от сердечного приступа.

– А может и нет? – А может и да?

– Да вы с ума сошли! Может, хватит об этом за столом?

И так далее.

– Кто его знает, – сказал мистер Бриц. – Может быть, в нашем городе завелся вампир?

Мистер Каберман прекратил жевать.

– В тысяча девятьсот двадцать седьмом голу вампир? Да не смешите меня, – сказала бабушка.

– А почему бы и нет? – возразил Бриц. – А убить его можно только серебряной пулей. Вампиры боятся серебра. Я сам где-то читал об этом. Точно помню.

Дуглас в упор смотрел на Кабермана, который ел деревянным ножом и вилкой и носил в кармане только медные центы.

– До глупости все это, – сказал дедушка. – Никаких вампиров не бывает. Все это вытворяют люди, по которым тюрьма плачет.

– Извините меня, – поднялся мистер Каберман. Ему пора было идти на ночную работу.

На следующее утро Дуглас видел, как он вернулся. Днем, когда бабушка, как обычно, ушла в магазин, он минуты три стоял перед дверью Кабермана. Оттуда не доносилось ни звука. Тишина была зловещей.

Дуглас пошел на кухню, взял связку ключей, серебряную вилку и три цветных стеклышка, которые он вытащил вчера из мусорного ящика.

Наверху он вставил ключ в замочную скважину и повернул его. Дверь медленно открылась.

Портьеры на окнах были задернуты, и комната была в полутьме. Каберман лежал в пижаме на неразобранной постели. Дыхание его было ровным и глубоким.

– Хэлло, мистер Каберман!

Ответом ему было все то же спокойное дыхание жильца.

– Мистер Каберман, хэлло!

Дуглас подошел вплотную к кровати и пронзительно закричал:

– Мистер Каберман!

Тот даже не пошевелился. Дуглас наклонился и вонзил зубья серебряной вилки в лицо спящего.

Каберман вздрогнул и тяжело застонал.

Дуглас вытащил из кармана голубое стеклышко и приложил его к глазам. Он сразу оказался в голубом мире. Голубая мебель, голубые стены и потолок, голубое лицо Кабермана, его голубые руки. И вдруг..

Глаза Кабермана, широко раскрытые, были устремлены на Дугласа и в них светился какой-то звериный голод. Дуглас отшатнулся и отвел стекло от глаз.

Глаза Кабермана были закрыты.

Дуглас приложил стекло – открыты, убрал – закрыты. Удивительно. Через голубое стекло глаза Кабермана светились жадностью. Без стекла они казались плотно закрытыми. А что творилось с телом Кабермана!

Дуглас вскрикнул от изумления. Через стекло одежда Кабермана как бы таяла и становилась прозрачной. Кожа – тоже исчезала. Дуглас видел его желудок и все внутренности. У Кабермана внутри были какие-то странные предметы.