Текст книги "Миры Роджера Желязны. Том 21"

Автор книги: Роджер Джозеф Желязны

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 24 страниц)

Фонарь снова замигал. Ругая Роджера за то, что он не проверил, достаточно ли в нем керосина, я встал, держа фонарь примерно на уровне плеча слева от себя. И постарался забыть обо всем, кроме находившейся передо мной картины.

По мере того как я смотрел на нее, она обрела даже некое подобие перспективы. Еще через мгновение она была уже совершенно трехмерной и значительно расширилась, полностью заняв поле моего зрения. Тогда я шагнул вперед и поставил фонарь на край письменного стола.

Я обшаривал глазами комнату. На всех четырех ее стенах были книжные полки. Никаких окон. На дальнем конце – две двери, налево и направо, одна напротив другой; одна закрыта, другая чуть приоткрыта. Возле приоткрытой двери был еще длинный низенький стол, заваленный книгами и бумагами. Странный, причудливый беспорядок царил повсюду; книги на полках были навалены как попало, кое-где оставались пустые места; на стенах были какие-то непонятные ниши и выступы – там помещались кости, камни, керамика, глиняные таблички с письменами, увеличительные стекла, веера и инструменты неведомого мне предназначения… На огромном ковре, похоже, был изображен Ардебил. Я сделал шаг в этом направлении, и мой фонарь снова зашипел и плюнул. Я взял его в руку, и тут фонарь погас совсем.

Я прорычал какое-то ругательство и поставил его обратно. Потом медленно повернулся, ища хоть какой-нибудь источник света. Нечто напоминающее ветку кораллов слабо светилось на полке у противоположной стены, слабое свечение также исходило из-под закрытой двери. Я бросился туда.

Дверь я открывал как можно тише. Комната, в которой я очутился, казалась необитаемой. Это была маленькая, без окон нора, слабо освещенная тлеющими углями в небольшом очаге слева от меня. Каменные стены комнаты аркой сходились над головой. Очаг, возможно, был устроен в естественной нише. В дальней стене виднелась большая, окованная железом дверь; из замка торчал огромный ключ.

Я прихватил с собой из библиотеки свечу и двинулся по направлению к камину, чтобы разжечь в нем огонь поярче. Однако, опустившись на колени и начав раздувать полупотухшие угли, я услышал тихие шаги совсем рядом, у порога.

Обернувшись, я увидел его. Примерно пять футов высотой, горбатый, волосы и борода еще длиннее, чем помнилось мне. Дворкин был в ночной рубахе до щиколоток, в руках держал масляную лампу, а темные глаза его остро вглядывались во тьму, стараясь разглядеть меня у перепачканного сажей камина.

– Оберон, – сказал он, – неужели время наконец настало?

– Какое такое время? – тихо проворчал я, подражая отцу.

Он захихикал:

– Ну какое же еще? Время разрушить этот мир, разумеется!

Глава 5

Я убрал свет подальше от лица, стараясь по-прежнему говорить негромко.

– Еще нет, – сказал я. – Еще не время. Он вздохнул:

– Ты так и остался неубежденным.

Дворкин склонил голову набок, внимательно вглядываясь в меня.

– Ну почему тебе все нужно портить? – сказал он.

– Я ничего еще не испортил.

Он опустил лампу. Я снова отвернулся, но ему все-таки удалось как следует рассмотреть меня. Он рассмеялся.

– Забавно. Забавно, забавно, забавно, – затараторил Дворкин. – Ты явился в обличье юного лорда Корвина, надеясь растрогать меня? Почему же ты не предпочел облик Брэнда или Блейза? Именно они, дети Клариссы, лучше всех служили нам.

Я пожал плечами.

– Да как тебе сказать… – наконец пробормотал я, решившись по возможности кормить его двусмысленностями, пока он будет их воспринимать и обдумывать ответы. Что-то очень важное могло выйти из этой игры, к тому же она представлялась мне наилучшим способом сохранить у Дворкина хорошее расположение духа. – Ну а ты сам? – продолжал я. – Какой облик в данном случае примешь ты?

– Ну, для того чтобы заслужить твое благорасположение, я уж постараюсь, – ответил он и засмеялся, откинув голову назад.

Смех его гремел вокруг меня, и все в нем стало меняться. Туловище увеличивалось, лицо надувалось, как туго натянутый парус. Горб на спине постепенно исчезал, Дворкин все больше выпрямлялся, становился выше. Черты лица его совершенно изменились, а борода потемнела. Он точно каким-то образом перераспределял массу своего тела; ночная рубашка, прежде доходившая ему до щиколоток, теперь едва прикрывала бедра. Он набрал полную грудь воздуха, и плечи его расширились, руки удлинились, торчавший животик втянулся, стал плоским и мускулистым. Дворкин теперь был мне по плечо, потом еще подрос, потом посмотрел мне прямо в глаза. Одеяние его становилось все короче. Горб совершенно исчез. Лицо исказилось в последний раз, и черты как-то успокоились, перестав меняться. Смех превратился в хихиканье, затих совсем, сменившись ухмылкой.

Я смотрел на чуть более хрупкую копию себя самого.

– Доволен? – спросил он.

– Неплохо, – подтвердил я. – Подожди, я подброшу парочку поленьев в огонь.

– Я помогу тебе.

– Да пустяки.

Я принес несколько поленьев из кучи, лежавшей справа. Каждая подобная увертка давала мне возможность получше рассмотреть Дворкина. Пока я занимался очагом, он отошел в сторонку и уселся на стул. Я заметил, что на меня он и не смотрит, а уставился куда-то в темный угол. Когда огонь в очаге заревел, я выпрямился, надеясь, что теперь он все-таки что-то скажет, способное прояснить ситуацию. И он сказал:

– А что, между прочим, случилось с Великим планом?

Я понятия не имел, то ли он имеет в виду преобразования Пути или еще какой-то иной «Великий план», задуманный отцом, так что вывернулся:

– Это уж ты мне сам объясни. Он снова захихикал:

– А почему бы и нет? Ты просто передумал, вот что случилось!

– В каком смысле передумал – как это тебе представляется, а?

– Нечего надо мной подшучивать. Даже ты не имеешь никакого права подшучивать надо мной, – обозлился Дворкин. – В принципе именно ты – в последнюю очередь. Я встал.

– Я над тобой не подшучиваю, – произнес я уверенно, прошел через комнату, взял другой стул и перенес его поближе к огню, усевшись прямо напротив Дворкина. – Как ты узнал меня?

– Мое местонахождение вряд ли известно каждому.

– Это верно.

– А действительно ли многие в Амбере считают, что я умер?

– Да. И еще многие предполагают, что ты до сих пор, возможно, скитаешься где-то в Царстве Теней.

– Понятно.

– Как ты себя в последнее время… чувствовал? Он злобно усмехнулся, глядя на меня:

– Ты что, думаешь, я все еще не в своем уме?

– Ты сам это сказал – не я; я не хотел тебя обидеть.

– Порой мое безумие ослабевает, порой усиливается, – произнес Дворкин. – Оно охватывает меня целиком, а потом снова отступает, и тогда я чувствую себя почти прежним – почти, предупреждаю. Потрясение, вызванное твоим визитом, например, может… Что-то, видно, сломалось в моем мозгу. Да ты и сам знаешь. А как могло быть иначе? И это ты тоже прекрасно знаешь сам.

– Вероятно, ты прав, – согласился я. – Но почему бы тебе вновь не рассказать мне обо всем, с самого начала? Это могло бы тебя отвлечь, навести какой-то порядок в твоих мыслях, ты почувствуешь себя лучше, а заодно напомнишь мне кое о чем. Я ведь и сам многое подзабыл или упустил. Ну так как?

Дворкин снова захихикал:

– Как будет угодно моему королю. Ты хотел бы услышать что-нибудь особенное? С чего лучше начать? С моего полета из Царства Хаоса на этот маленький неожиданно появившийся островок в ночном море? С моих размышлений над пропастью? С того момента, когда вид Пути открылся мне в драгоценном Камне, что висел на шее у Единорога? Или с того, как я воссоздал Огненный Путь с помощью молнии, крови и звуков лиры, пока наши отцы неистовствовали – ведь они явились слишком поздно, чтобы позвать меня назад, ибо поэма огня уже пылала прихотливым рисунком в моем мозгу, заражая меня желанием обрести форму? Слишком поздно! Слишком поздно… Я был болен и слаб, я остался без их помощи, но я сам спланировал и создал его, пленника моей обновленной души. Именно эту сказку ты и хотел послушать еще раз? Или мне лучше рассказать о том, как было исправлено зло?

Мои мысли бешено вращались вокруг тех намеков, тех тайных значений, которые Дворкин только что горстью бросил мне в лицо. Трудно было понять, так ли все происходило на самом деле, или же Дворкин злоупотребляет метафорами или просто несет какой-то параноидальный бред, однако же все это было очень похоже на то, что я хотел, что я должен был услышать. Так что, по-прежнему стараясь не поворачиваться к нему лицом и говорить голосом того, за кого он меня принял первоначально, я сказал:

– Напомни мне, как было исправлено зло.

Он соединил кончики пальцев и, приложив руки ко рту как рупор, заговорил:

– Я – это Путь, и это действительно так. Пройдя сквозь мой разум и душу, чтобы обрести свою нынешнюю форму, и став основой Амбера, основой нашего мироздания, он оставил на мне свою мету точно так же, как и я на нем. Однажды я вдруг отчетливо понял это. Мы с ним неразделимы, и любые взаимные перемены и модификации Огненного Пути и меня, Дворкина, затрагивают непременно нас обоих. Именно в этом-то и заключена наша слабость и наша сила. Мне давно ясно, что любой вред, нанесенный Пути, наносится и мне самому, а вред, нанесенный мне, отразится на состоянии Пути. И все же по-настоящему мне навредить невозможно, ибо Путь защищает меня. Ну а кто, кроме меня, способен нанести вред Пути? Нет, мы образуем великолепную замкнутую систему, и все ее слабые места полностью защищены ее же собственной силой.

Дворкин умолк. Я слушал, как потрескивают дрова в очаге. Не знаю, к чему прислушивался он. Потом он сказал:

– Но я допустил просчет. И в таком простом вопросе!.. Оказалось, что моя кровь, с помощью которой я создал Путь, способна его и уничтожить. Точно так же, как и кровь моих потомков. Чтобы понять это, мне потребовались века. И твоя кровь годится для того, чтобы воздействовать на Путь, и твоих детей, и твоих внуков – да, до третьего колена!

Я не очень удивился, узнав, что он, собственно, и был прародителем всех нас. Мне почему-то всегда казалось, что так оно и должно было быть, что я всегда знал об этом, но никогда не говорил этого вслух. И все же… как бы то ни было, но, услышанное теперь, это известие поднимало куда больше вопросов, чем давало ответов. Особенно в нашей весьма разветвленной семейке… Я совсем запутался насчет Дворкина: кто же он все-таки такой? Особенно если учесть, что, согласно его собственным словам, это всего лишь сказка, сочиненная старым безумцем.

– Однако, чтобы восстановить Путь?.. – начал было я.

Он ухмыльнулся; и я увидел ухмылку Дворкина на своем собственном лице, маячившем передо мной.

– Неужели ты совсем утратил вкус к тому, чтобы править живой пустотой и быть королем Хаоса?

– Возможно, – ответил я.

– Клянусь Единорогом, матерью твоей, я знал, что к этому придет! Ощущение Пути столь же сильно в тебе, как и желание править самым могущественным из царств. Так каково же будет твое желание теперь?

– Сохранить первозданный миропорядок в своем королевстве.

Дворкин покачал своей, вернее моей, головой:

– Было бы куда проще все разрушить и попытаться все начать сначала – как я тебе неоднократно предлагал прежде.

– Ты же знаешь, что я упрям. Так что попробуй предложить мне это еще раз, – сказал я, пытаясь подражать ворчливому тону отца.

Он пожал плечами:

– Разрушив Путь, мы разрушим основы Амбера и всего Царства Теней, что его окружает. Отпусти меня, и я дойду до середины Пути, чтобы уничтожить его вместе с собой; отпусти меня, но дай мне прежде слово, что затем ты с помощью Судного Камня, что заключает в себе зерно миропорядка, создашь новый Путь, ясный, светлый, ничем не запятнанный, возвышающийся над бессмыслицей твоей собственной жизни, и не поддашься легионам сил Хаоса, которые будут стараться перетянуть тебя то на одну, то на другую сторону. Пообещай мне это и позволь мне со всем покончить, ибо ныне я сломлен настолько, что предпочел бы умереть во имя священного миропорядка, чем жить ради него. Ну, и каков же будет твой ответ?

– По-моему, все же лучше попытаться восстановить наш прежний Путь, чем уничтожать работу многих тысячелетий.

– Трус! – вскричал он, вскакивая на ноги. – Я так и знал, что ты это скажешь!

– Но разве я не прав?

Дворкин принялся мерить шагами комнату.

– Сколько раз мы с тобой говорили об этом! – воскликнул он. – Но ты по-прежнему стоишь на своем. Боишься попробовать!

– Возможно, – кивнул я. – А по-твоему, разве то, ради чего ты пожертвовал столь многим, не стоит попытаться спасти – если существует такая возможность и жертвы во имя его спасения будут не так уж велики?

– Ты все еще не понимаешь, – сказал он. – Я могу думать только об одном: поврежденная основа должна быть уничтожена и благополучно заменена другой. Природа моего собственного недуга такова, что никакого исцеления я не предвижу. Я должен быть уничтожен, чтобы, возможно, возродиться вновь. Так что мои чувства в этом отношении предопределены.

– Если Судный Камень способен послужить во имя создания нового миропорядка, то почему бы не использовать его для восстановления старого Пути, а также для того, чтобы покончить с нашими бедами и излечить твою душу?

Дворкин подошел и остановился прямо передо мной.

– Неужели ты все забыл? Ведь ты же знаешь, что бесконечно труднее восстановить разрушенное, чем начать все сначала. Даже Судному Камню куда легче уничтожить Путь, чем ликвидировать причиненное ему зло. Неужели ты забыл, как это выглядит? – Он ткнул куда-то в стену у себя за спиной. – Может, хочешь пойти и полюбоваться?

– Да, – сказал я. – Пожалуй. Пойдем же.

Я встал и посмотрел на Дворкина сверху вниз. Сердясь на меня, он израсходовал слишком много сил, и его контроль над собственным телом ослабел. Он уже снова стал на три-четыре дюйма короче, а «мое» лицо постепенно превращалось в его собственное, похожее на физиономию гнома; и уже вполне заметен стал старый горб между лопаток, особенно когда Дворкин начинал жестикулировать.

Его глаза вдруг изумленно расширились, и он внимательно всмотрелся в мое лицо.

– Ты действительно так думаешь? – медленно проговорил он. – Что ж, хорошо. Пойдем.

Дворкин повернулся и пошел к огромной обитой металлом двери. Я последовал за ним. Ключ ему пришлось поворачивать обеими руками, потом он еще и навалился на него всем телом. Я хотел было помочь ему, но Дворкин одним взмахом руки отмел меня в сторону, проявив при этом необычайную силу. Наконец ключ был повернут. Дверь заскрежетала и распахнулась вовне. Я сразу почувствовал странный, однако почему-то знакомый запах.

Дворкин шагнул через порог и остановился. Потом отыскал то, чего ему, видимо, не хватало: высокий посох, стоявший справа от нас у стены. Он несколько раз ударил посохом о землю, и его верхний конец начал светиться, достаточно хорошо освещая все вокруг, в том числе и вход в узкий туннель, куда Дворкин теперь и направился. Я двинулся следом, и вскоре туннель стал настолько широк, что я уже смог идти рядом с Дворкином. Запах становился все сильнее, и мне уже практически было ясно, откуда он доносится. Ведь совсем недавно…

Где-то шагов через восемьдесят мы свернули налево и стали подниматься вверх. Затем миновали небольшую пещеру, пол в которой усыпали обглоданные кости, а в каменную стену было вделано большое металлическое кольцо. От кольца, поблескивая, тянулась металлическая цепь; звенья ее казались во мраке каплями расплавленного, но уже остывающего металла.

Туннель снова стал уже, и Дворкин снова пошел впереди. Очень скоро он вдруг резко свернул куда-то за угол, я услышал его невнятное бормотание и сам чуть не налетел на него. Он ползал на четвереньках и левой рукой шарил в темной трещине в скале. Потом я услышал негромкое знакомое карканье, увидел выход из пещеры, куда выводила цепь, и наконец догадался, где мы и что там, на конце цепи.

– Добрый Виксер, – донеслось до меня бормотание Дворкина, – ты не сердись, дальше я не пойду, так что все в порядке, добрый Виксер. Вот тут есть еще кое-что для тебя в подарочек.

Что уж он там достал из трещины в скале и бросил грифону, понятия не имею. Однако пурпурный грифон, к которому я теперь подошел довольно близко, дернул головой, поймал подношение и принялся звучно его пережевывать.

Дворкин с ухмылкой посмотрел на меня:

– Удивлен? – Чем?

– Ты небось думал, что я его боюсь? Что я никогда не сумею с ним подружиться? Ведь это ты посадил его здесь, у выхода, чтобы я не смог выбраться наружу и достигнуть Пути?

– Как ты мог такое подумать?

– А чего тут думать? Я же не дурак.

– Ну ладно, думай, как знаешь, – сказал я. Он похихикал, встал и двинулся дальше.

Я шел за ним и вскоре почувствовал, как пол под ногами снова стал ровным. Потолок над головой поднялся, а сам туннель расширился. Мы подошли к выходу из пещеры. Несколько минут Дворкин постоял там, выделяясь темным силуэтом на фоне более светлого неба и держа перед собой высоко поднятый посох. Снаружи была ночь, и свежий, пахнущий солью и морем воздух выветрил наконец мускусный запах зверя, что стоял у меня в ноздрях.

Еще через мгновение Дворкин уже шагал дальше, в широкий мир, под бархатные небеса, утыканные свечками звезд. Следуя за ним, я даже задохнулся сперва, увидев столь поразительное зрелище. И не только потому, что звезды в безлунном, безоблачном небе сияли каким-то доисторическим светом, и не только потому, что граница между небом и морем вновь оказалась полностью размытой. Самое основное – это то, что Путь светился какой-то ацетиленовой голубизной среди этого моря-неба, и все звезды над ним, под ним и вокруг него с геометрической точностью образовывали некую фантастическую кружевную решетку, которая более, чем все остальное, рождала ощущение, будто мы висим в центре загадочной космической паутины, где Путь является истинным центром, а все остальные светящиеся линии – лишь точное отражение и повторение его рисунка.

Дворкин шел прямо к площадке, на которой сиял Путь, к тому ее краю, где виднелся темный сектор. Остановившись, он взмахнул своим посохом и обернулся как раз в тот момент, когда я подошел к нему.

– Так вот она где, – воскликнул он, – эта проклятая дыра в моем мозгу! Эта часть моего разума как бы отключена, и теперь я способен думать только с помощью того, что еще уцелело. И я не представляю, как можно исправить нанесенный мне ущерб. Если ты считаешь, что можешь восстановить Путь, то должен быть готов каждый раз добровольно подвергаться некоему воздействию на его разрушенных участках. Это будет подобно сильному удару электрическим током, когда ты замкнешь собой разорванную линию Огненного Пути. Черный же сектор будет для тебя практически безвреден. Станет ли помогать тебе Судный Камень, я не знаю. Может быть, и да. Но все равно это будет очень нелегко. И с каждым поворотом разрушенной цепи будет становиться все труднее и труднее, а силы твои при этом будут неизменно уменьшаться. В последний раз, когда мы обсуждали с тобой эту возможность, ты явно опасался за свою жизнь. Может, ты хочешь сказать, что с тех пор стал значительно храбрее?

– Может, и хочу, – произнес я. – Но другого выхода я не вижу. А ты?

– Я знаю только, что можно сделать, если все начать с новой строки; однажды я так уже поступил. Лучшего способа я не знаю. Однако чем дольше ты будешь ждать, тем положение будет хуже. Так почему бы тебе не принести сюда Судный Камень и не одолжить мне твой меч, сынок? На мой взгляд, это самый лучший выход из всех возможных.

– Нет, – возразил я. – По-моему, я все еще знаю недостаточно. Расскажи мне еще раз, каким образом Пути было нанесено столь значительное повреждение.

– Я так и не сумел выяснить, кто из твоих детей пролил кровь одного из членов нашей семьи прямо на линию Пути. Однако, раз это сделано, пусть так и остается. Темные стороны взяли верх в душах твоих отпрысков. Вполне возможно, что сейчас они находятся под слишком сильным влиянием породившего всех нас Хаоса и позабыли о тех постоянных упражнениях воли, которые необходимы, чтобы победить Хаос в своей душе, и которые так тяжело дались всем нам. Когда-то я полагал, что для королевских детей ритуал прохождения Пути окажется достаточным испытанием; более сильного испытания я тогда придумать не смог. Однако его оказалось недостаточно. Они придумывают новые разрушительные планы. Они даже стремятся уничтожить сам Путь!

– Но, может быть, если все начать сначала, подобное больше никогда не повторится?

– Кто знает? Впрочем, есть ли у нас выбор? Если мы потерпим неудачу, все так или иначе вернется к первозданному Хаосу.

– А что станется с нашими противниками, если мы попытаемся начать все сначала?

Дворкин довольно долго молчал. Потом пожал плечами:

– Понятия не имею.

– А каково будет следующее поколение? Кем станут наши наследники?

Он захихикал:

– Ну откуда же мне знать?

Я вытащил проткнутую ножом карту Мартина и передал ему. Дворкин долго рассматривал ее, освещая концом своего посоха.

– По-моему, это сын Рэндома, – сказал я, – и, по-моему, именно его кровь была пролита здесь. Не знаю, правда, жив ли он еще. Как ты думаешь, он что-нибудь из себя представлял?

Дворкин оглянулся на Путь.

– Так вот чем они его так разукрасили! – воскликнул он. – Как тебе удалось достать оттуда карту?

– Мне ее достали, – ответил я, не вдаваясь в подробности. – Но это ведь не твой рисунок, верно?

– Разумеется, нет! Я этого мальчика ни разу в жизни не видел. Однако эта история дает ответ на один из твоих вопросов: если уже существует поколение твоих внуков, то твои же дети его и уничтожат.

– И что ж, по-твоему, мы непременно должны уничтожить их самих?

Он посмотрел мне в глаза очень внимательно:

– С каких это пор ты стал любящим и преданным отцом?

– Кто же изготовил карту Мартина, если не ты? Дворкин опустил глаза и поковырял карту ногтем.

– Мой лучший ученик. Твой сын Брэнд. Это его стиль. Ты представляешь, что они сделают, стоит им обрести хотя бы относительное могущество? Да станет ли хоть один из них жертвовать своей жизнью, чтобы сохранить этот миропорядок и восстановить Путь?

– Может быть, и да, – сказал я. – Например, Бенедикт. Или Джерард, Рэндом, Корвин…

– Бенедикт уже отмечен роковой судьбой, Джерард обладает волей, но не умом, Рэндому не хватает мужества и решительности. Корвин… Разве он не стал изгоем в собственном королевстве?

Я мысленно вернулся к нашей последней встрече; тогда Дворкин помог мне выбраться из темницы и попасть в Кабру. Мне пришло в голову, что у него насчет моего плена были свои соображения, хотя он явно не ведал тех обстоятельств, из-за которых меня ослепили и замуровали в подземелье.

– Неужели именно поэтому ты принял его обличье? – продолжал между тем Дворкин. – Неужели это следует понимать как упрек мне? Неужели ты снова меня испытываешь?

– Корвин больше не изгой, и местонахождение его хорошо известно, – сказал я, – хотя у него множество врагов как среди членов нашей семьи, так и в других краях. Я уверен, он предпримет все что угодно для сохранения нашего мира. А как по-твоему, есть у него шансы на успех?

– Корвин, кажется, провел долгие годы вдали отсюда?

– Да, это так.

– В таком случае он, видимо, сильно изменился. Не знаю.

– Да, он действительно изменился и горит желанием попробовать свои силы.

Дворкин снова внимательно посмотрел на меня; потом, не сводя с меня глаз, произнес:

– Ты не Оберон.

– Нет.

– Ты тот, в чьем обличье ко мне явился.

– Именно так.

– Понятно… Я не учел, что это место тебе может быть известно…

– А я и не знал о его существовании до недавнего времени. Впервые меня привел сюда Единорог.

Глаза Дворкина изумленно расширились.

– Это… весьма… интересно, – пробормотал он. – Уже очень давно…

– Так как ты ответишь на мой вопрос?

– А? Вопрос? Какой вопрос?

– О моих шансах на успех. Как ты думаешь, смогу ли я восстановить Путь?

Он медленно приблизился ко мне, остановился и положил правую руку мне на плечо, левой при этом приподняв свой посох, который качнулся, и его голубой свет вспыхнул примерно в футе от моего лица, но ни малейшего жара я не ощутил. Старик смотрел мне прямо в глаза.

– Да, ты изменился, – промолвил он наконец.

– Достаточно ли, – спросил я, – чтобы выполнить эту задачу?

Дворкин отвернулся.

– Возможно, попробовать стоит. Даже если мы заранее приговорены к неудаче.

– Ты поможешь мне?

– Не знаю, – ответил он, – буду ли я в состоянии. То, что происходит с моими чувствами, с моими мыслями… безумие то накатывает, то отступает… Даже сейчас я чувствую, что не в состоянии полностью контролировать себя. Может быть, я слишком взволнован? Нет… лучше нам вернуться назад, в пещеру…

У себя за спиной я услышал звяканье цепи. Обернувшись, я увидел грифона; голова его медленно покачивалась из стороны в сторону справа налево, хвост – слева направо, раздвоенный язык мелькал в воздухе. Он начал описывать вокруг нас круги, потом остановился, оказавшись между Дворкином и Путем.

– Он знает, – сказал Дворкин. – Он способен чувствовать, когда я начинаю меняться. Он ни за что не подпустит меня даже близко к Пути… Добрый Виксер. Ладно, возвращаемся. Все в порядке, Виксер… Пойдем, Корвин.

Мы двинулись по направлению к пещере, Виксер следовал за нами, при каждом шаге позвякивая цепью.

– Камень, – вдруг вспомнил я, – Судный Камень… ты говоришь, он необходим, чтобы восстановить Путь?

– Да, – ответил Дворкин. – Камень необходимо пронести по всему Пути, с его помощью восстанавливая исходный рисунок в тех местах, где произошли разрушения. Это, однако, может сделать только тот, кто настроен на Судный Камень.

– Я на него настроен.

– Как это ты сумел? – спросил Дворкин, резко останавливаясь.

Виксер покашлял у нас за спиной, и мы двинулись дальше.

– Я последовал твоим письменным указаниям; и еще Эрик кое-что успел рассказать мне, – сказал я. – Я взял Камень, вышел с ним на середину Пути и с его помощью спроектировал самого себя. И все удалось.

– Понятно, – пробормотал Дворкин. – Непонятно только, как ты его получил?

– Мне передал его Эрик, умирая. Мы вошли в пещеру.

– Камень и сейчас у тебя?

– Нет, я был вынужден спрятать его на Земле, в Царстве Теней.

– Я очень советую тебе поскорее принести его сюда или же, по крайней мере, во дворец. Его лучше хранить ближе к центру нашего мира.

– Почему?

– Он может значительно исказить мир Теней, если слишком долго находится среди них.

– Каким образом?

– Заранее сказать невозможно. Это полностью зависит от окружения.

Мы свернули за угол, все дальше уходя во тьму.

– Но мне непонятно вот что: когда долго носишь Камень, то время начинает словно замедляться вокруг тебя. Фиона предупреждала меня, что это опасно, но не смогла ответить почему.

– Это означает, что ты достиг пределов своего собственного жизненного пространства, что твоя энергия в ближайшем будущем будет исчерпана полностью и ты погибнешь, если очень быстро кое-что не предпримешь.

– Что же именно?

– Не начнешь черпать силы из самого Пути – из того его зерна, что заключено внутри Камня.

– И как это сделать?

– Ты должен стать подвластным Судному Камню, отдаться на его милость, освободить себя, стереть собственную личность, уничтожить границы, отделяющие тебя от всего остального.

– Звучит так, будто это практически невозможно.

– Нет, это возможно, и это единственный способ.

Я покачал головой. Мы прошли еще немного и наконец оказались у той огромной двери. Дворкин выпустил из рук посох, прислонив его к стене. Мы вошли, и он тщательно запер дверь. Виксер к двери подходить не стал.

– Теперь тебе следует поскорее уходить отсюда, – сказал Дворкин.

– Но мне еще о стольком нужно спросить тебя и столько тебе поведать!

– Нет, мысли мои уже путаются, и твои слова будут потрачены впустую. Приходи завтра ночью, или послезавтра, или после послезавтра. А теперь скорее! Уходи!

– К чему такая спешка?

– Я могу стать для тебя опасным, когда со мной произойдет перемена. Сейчас я сдерживаюсь, но ценой огромных усилий. Убирайся же!

– Я не знаю… То есть я знаю, как попасть сюда, но отсюда…

– На столе в соседней комнате лежат все колоды волшебных карт. Возьми свечу и уходи! Да уходи же куда-нибудь поскорее!

Я хотел было возразить, что, дескать, ничего не боюсь и вряд ли он сможет осуществить надо мной какое-нибудь физическое насилие, когда его черты вдруг начали расплываться как тающий воск, и Дворкин вдруг показался мне значительно выше, чем был всегда, и с куда более длинными ногами и руками. Схватив свечу, я выбежал из комнаты, ощущая внезапный озноб.

…Я бросился прямо к столу и рывком выдвинул ящик; карты лежали россыпью внутри. Все они были разные. Тут я услышал шаги, и нечто вошло в комнату за мной следом, остановившись у меня за спиной. Шаги не были похожи на человеческие. Я не оглянулся и продолжал рассматривать карты. Одна из них лежала сверху. Изображенный на ней пейзаж был мне абсолютно не знаком, однако я тут же открыл свой разум и потянулся туда, где виднелся какой-то горный хребет, странно, будто пунктиром разрисованное небо, горстка звезд где-то слева… Карта при моем прикосновении становилась то горячей, то холодной на ощупь; потом мне показалось, что прямо с нее дует сильный ветер, и картинка каким-то образом начала меняться под воздействием этого ветра.

Прямо у меня из-за спины донесся сильно искаженный, однако все еще узнаваемый голос Дворкина:

– Глупец! Ты выбрал страну своей смерти!

Огромная когтистая рука – черная, в складках кожи и наростах – протянулась через мое плечо, словно желая вырвать у меня карту. Однако пейзаж передо мной уже открылся мне навстречу, и я бросился туда, в эту страну, одновременно понимая, что мне удалось спастись. Потом я замер и постоял совершенно неподвижно, чтобы дать себе привыкнуть к новому окружению.

Я понял – благодаря легендам, семейным сплетням и тому ощущению, которое охватило меня, – куда попал. Сомнений не оставалось: прямо передо мной лежали Владения Хаоса.