Текст книги "Тайна Мэриэл"

Автор книги: Робин Доналд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 9 страниц)

Минут десять спустя она нерешительно вышла из ванной. Николас уже поджидал ее в спальне.

– Ты, наверное, хочешь распаковать вещи, – сказал он, – но я могу попросить об этом горничную.

– Нет, – покачала головой Мэриэл. – Мне кажется, нам нужно поговорить, прежде чем мы… ну, прежде чем мы совершим непоправимое…

Николас насторожился, но губы его улыбались:

– Что ты хочешь мне сообщить?

Убеждать себя гораздо легче в уединении ванной. Теперь же, под разгоряченным взглядом его зелено-золотистых глаз, напряженно изучающих ее лицо и не упустивших ее растущего желания, ей оставалось лишь сдаться.

Честность же заставила ее произнести:

– Я хочу, чтобы ты все понял правильно. То есть я не хочу, чтобы мы обманывались. Оба. Это будет несправедливо, учитывая… – Слова застряли у нее в горле. В натянутом молчании чувствовалась напряженность.

– Учитывая что? – медленно переспросил Николас.

Мэриэл сглотнула.

– Что это не может перерасти в нечто постоянное, – выговорила она наконец, чувствуя, что каждое слово бьет его по сердцу.

– Конечно, ты права, – спокойно сказал Николас. – Просто по какой-то странной иронии судьбы мы попали в сети чувственного колдовства. Это нерационально, но с этим невозможно бороться. Похоже, мы оба против этого бессильны. Мы пытались игнорировать. У меня не получилось.

Мэриэл покачала головой и признала:

– У меня тоже.

Он не сводил с нее властного, гипнотического, словно у хищника, взгляда.

– Итак, поскольку ни ты, ни я не хотим мучиться, мы удовлетворим за предстоящую неделю наш голод, получим нужное нам очищение и сможем смотреть друг на друга более или менее объективно. Так? – спросил Николас.

Именно это она и собиралась сказать. Почему же тогда ей так больно слушать его глуховатый голос, бесстрастно очерчивающий границы их романа?

Стараясь контролировать себя, Мэриэл кивнула.

– Я бы не смогла выразить мысль лучше. – Она пожала плечами. – Мне бы хотелось смотреть на тебя и не чувствовать, как внутри все переворачивается, вообще ничего не чувствовать.

Единственной реакцией со стороны Николаса был долгий, невозмутимый взгляд. Он холодно и по-деловому произнес:

– Значит, мы оба понимаем, что с нами происходит.

Я его не люблю и не буду любить, твердила Мэриэл притаившейся в душе романтической надежде. Ни сейчас, ни потом.

Поспешно, чтобы не передумать, она проговорила:

– Я не привыкла к таким ситуациям, Николас, я плохо представляю, как нужно себя вести.

В его взгляде мелькнуло какое-то сильное и мрачное чувство, но он сказал неизменившимся голосом:

– В мои привычки это тоже не входит. Может быть, теперь, когда мы обговорили основные правила, ты захочешь поесть?

– Нет, спасибо, – ответила Мэриэл, – я перекусила в самолете.

Только тут она поняла, как ей хотелось, чтобы Николас сказал, что от любви к ней потерял голову. Его слова, подобранные со всей осторожностью дипломатического опыта, были маленькими смертоносными стрелами, убивающими всякую надежду.

Хрипло, словно ей все-таки удалось пробить его необыкновенное самообладание, он спросил:

– Тогда, может быть, ты хочешь отдохнуть?

Изо всех сил стараясь сохранять какую-то объективность, она перебрала в уме все охватившие ее ощущения – мурашки, пробежавшие по спине, слабость во всем теле, горячую тяжесть в животе, волнами охватывающую тело, лишающую ее воли и энергии.

И в то же время в ней начала пробуждаться какая-то другая, более примитивная и глубокая энергия, добела раскаленная и всепоглощающая. Призвав на помощь остатки разума, она коснулась языком ставших внезапно сухими губ и глухо пробормотала:

– Николас, я не принимаю таблеток.

– Я об этом позабочусь, – успокоил он, не отрывая глаз от ее рта, словно в нем таился залог блаженства. Длинный указательный палец нащупал предательски пульсирующую жилку на ее шее. – Я обо всем позабочусь, – обещал он медленно и уверенно. – Все, что ты хочешь, Мэриэл, все, что тебе нужно. Скажи мне, и я это сделаю.

– Я хочу тебя. – Она опустила ресницы и почувствовала, как губы сами раздвигаются в соблазнительной улыбке, вечной, как сама женственность, более понятной, чем слова. – Всего тебя. Больше мне ничего не надо.

Сколько времени они так простояли, связанные лишь прикосновением его руки к ее шее? Мэриэл казалось, что его жизненная сила через ладонь и чувствительные кончики пальцев сливается с ее жизненной силой.

Затем, издав какой-то глубокий, гортанный звук, Николас притянул ее к себе, крепко прижав к своему напряженному от желания телу.

Когда она в молчаливом и бессознательном приглашении подняла лицо, он поцеловал ее с жаждой человека, истомленного долгим ожиданием. С жаждой, которую она не только разделяла, но и на которую ответила не менее пылко, открывая губы навстречу его страстному вторжению, чувствуя, как последняя крепость дрожит и рушится под неотразимым натиском его требовательных ласк.

Николас взял ее на руки, перенес на кровать и опустил на покрывало. Она хотела скинуть халат, но он воспротивился:

– Нет, позволь мне, – и неторопливо стянул его. – Так распаковывают подарок, – сказал он.

Мэриэл лежала обнаженной, вся во власти его обжигающего взгляда, а он смотрел на нее так, будто она олицетворяла все, о чем он когда-либо мечтал.

– Именно такой я тебя и представлял, – глухо произнес Николас. – Соблазнительница и колдунья… Мэриэл, прекрасная, сверкающая Мэриэл, словно статуэтка из слоновой кости. Я ждал тебя всю свою жизнь.

Он наклонился и поцеловал ее шею, затем мягкий изгиб груди. Его губы и язык были такими горячими, что казалось, они оставляют следы на ее теле. Золотые поцелуи бога…

Впервые в жизни Мэриэл восхищалась воздействием своего тела на мужчину. Дэвида она стеснялась, а сейчас совершенно забыла про смущение. Глаза, руки и губы Николаса являли собой голод, восхищение, граничащее с обожествлением, и обжигающую страсть.

Голосом, который показался ей самой чужим, она вымолвила:

– Это несправедливо. Ты все еще одет.

– Тогда раздень меня.

Стараясь унять дрожь, Мэриэл потянулась к нему и расстегнула пуговицы на рубашке, глядя на медную кожу, гладкую и покрытую редкими волосами. Она стянула с его плеч тонкую ткань и, чуть приподнявшись, поцеловала.

И только тогда окончательно осознала свою власть над ним. Из груди Николаса вырвался резкий вздох, когда язык ее прикоснулся к его коже и вызванное лаской напряжение достигло крайней точки.

Когда наконец его рубашка оказалась на полу рядом с ее халатом, она, томно взглянув на него, пробормотала:

– Ты такой красивый!

– Это должен был сказать я, – улыбнулся он.

– Нет. – Она провела пальцем по его груди. – Я знаю, что я не красавица. Но ты, Николас, действительно красив.

– Как ты можешь, посмотрев на себя в зеркало, утверждать, что ты не красавица? «Вся соткана из фантазии и страсти», – процитировал он.

Почувствовав его напряженное ожидание, Мэриэл вздрогнула, ее храбрость испарилась, словно капли дождя на солнце. В конце концов ей удалось расстегнуть молнию и спустить брюки с бедер. Прижавшись щекой к его груди, она удивлялась тяжелому биению сердца и понимала, что пути назад нет.

– Увидев тебя впервые, я понял, что у меня будут проблемы. Точнее, одна голубоглазая проблема с мягкими губами и длинными ногами, – сказал Николас, смеясь и целуя ее сначала нежно, но потом с такой силой, что ее подхватила волна эротического восторга.

Секунду спустя Мэриэл лежала на спине, гладя руками его горячую кожу, тело ее изгибалось, и она требовательно прильнула к нему.

– Да, – глухо произнес Николас.

Он сам сорвал с себя оставшуюся одежду, обнажив узкие бедра и длинные мускулистые ноги.

– Нам будет хорошо друг с другом, – сказал он, склоняясь и пробуя на вкус ямочку ее пупка. – Вот увидишь, нам будет очень хорошо.

Николас не ошибся, но заставил ее ждать, прежде чем она испытала это восхитительное слияние. Несмотря на отчаянную, всепоглощающую взаимную страсть, он не спешил. Лежа с ней в лучах солнца, он, изучая, касаясь ее, шептал о своей страсти, добиваясь от нее того же.

Сначала Мэриэл раскрывала губы лишь для поцелуев. Дэвид был молчаливым любовником, и просьбы Николаса делиться с ним своими самыми сокровенными фантазиями казались ей вмешательством в ее чувства, но Николас добился своего, лаская ее руками, ртом и словами, пока она не стала отвечать.

Он был умелым любовником, настоящим завоевателем в войне, где побеждают оба. Мэриэл так жаждала получить то, что мог дать ей только он, что готова была последовать за ним хоть на край света, держа свое сердце в протянутой руке.

Николас властвовал над ее телом и желал, чтобы и Мэриэл знала его тело. Наконец она была готова рыдать от желания, мечтая только о той единственной вещи, которую он ей обещал, – о полном удовлетворении голода, рвущего на части ее волю.

Широко распахнув глаза, Мэриэл с восторгом видела капли пота на его лбу, радовалась, что теперь не одна она испытывала жажду слияния. Николас тоже страстно стремился к этому.

Он пошевелился, и она, изогнувшись, впустила его и непроизвольно напрягла мышцы, затягивая его все глубже, сжимая так, чтобы он не смог вырваться, и он ей ответил, исторгая волны чувственности, набирающие силу, растущие с каждым движением, каждым глубоким ударом, пока наконец она не впала в экстаз, не ощутила радость, настолько острую, что не смогла сдержать сдавленного крика.

Николас засмеялся и запрокинул голову назад. Никогда еще Мэриэл не видела мужчину на вершине экстаза; ее глаза потемнели еще больше, когда резкие черты его лица растворились в несдерживаемом более восторге.

Она не разбирала слов, вылетавших из уст Николаса вместе со стонами. Его напряженное тело расслабилось, сердца их бились в унисон, она прижимала его к себе, испытывая удивление, радость и ленивое, неторопливое удовлетворение, превращавшее ее кровь в мед, пока он не поднял голову и не перевернулся, увлекая ее за собой.

– У испанцев есть поговорка: «Господь говорит, бери все, что хочешь, но плати за это», – негромко произнес Николас. – Если это правда, то когда-нибудь меня ожидает ад.

Мэриэл поежилась.

– Жизнь устроена не так просто, – возразила она. – Страшная судьба выпадает замечательным людям, а подлецы заканчивают жизнь в счастливом зрелом возрасте.

– Значит, ты не веришь в карму или в то, что за все надо платить?

– Не очень. Я верю, что нужно как можно лучше делать то, на что ты способен, – медленно проговорила она, наблюдая за солнечными лучами, пляшущими в дверном проеме, – а остальное предоставить той силе, которая управляет Вселенной. – Она зевнула и, прикрыв рот рукой, извинилась.

– Почему бы тебе не поспать? – спросил Николас. – Или, может, хочешь принять душ или пить?

– Я бы выпила чего-нибудь.

Николас вышел, а она все лежала, задумавшись, стараясь как-то упорядочить свои ощущения. Никогда еще она не испытывала ничего подобного.

И знала, что это неправильно. Она всем сердцем когда-то любила Дэвида, а он любил ее, правда, недостаточно для того, чтобы пожертвовать карьерой, но это не меняло его чувств. Он оставался нежным и заботливым любовником, и ей было хорошо с ним.

Николас же даже не притворялся, будто любит ее; он говорил лишь об удовлетворении дикого, бесконтрольного желания, успокоить которое можно, лишь поддавшись ему.

Мэриэл мечтала о будущем с Дэвидом и с самого начала знала, что с Николасом у нее нет будущего. Она понимала и принимала, что их взаимное влечение чисто физическое, игра гормонов, естественное влечение здоровой женщины к сильному мужчине.

То, что происходило между ней и Николасом, стало истинным слиянием, стирающим все границы. Он был ее частью, а она – его.

А это, предупреждал ее циничный ум, опасная и сентиментальная мысль. Желание приписать некую мистическую значимость тому, что было всего лишь приятным опытом, не чем иным, как глупостью.

Романтический ореол, приписываемый идеальному партнеру, не более, нежели обман чувств. Она знала множество браков, начинавшихся с любви и надежд и приводивших к разочарованию и разводу.

Кроме всего прочего, она действительно считала, что Дэвид – тот самый человек, который сделает ее счастливой. Она любила его со страстью, уважением и симпатией и, когда он ее бросил, сочла, что жизнь ее разбита.

Но Мэриэл пришла в себя.

Теперь она медленно приходила к мысли, что существуют и другие отношения, не менее сильные, чем любовь, от которых, возможно, еще труднее освободиться.

Николас прервал ее беспорядочные раздумья.

– Я выжал сок лайма, – объявил он, входя со стаканом в руке.

– Спасибо, – поблагодарила она, не в силах удержаться от зевка.

Николас рассмеялся и, пока она пила, присел на край кровати, а потом лег рядом и обнял ее. Они уснули, слившись телами в единое целое и нежась, словно коты на солнышке.

Проснувшись, Мэриэл услышала ровное биение его сердца под своей щекой. Осторожно приподняв голову, она стала смотреть на него, любуясь темными ресницами, отбрасывающими тень на лицо.

Кончится неделя, и ей придется безжалостно оторвать себя от Николаса. Интуиция предупреждала, что, продолжив с ним встречаться, она очень скоро совсем пропадет.

Николас повернулся. Улыбнувшись, Мэриэл поцеловала его в плечо.

– У-м, – издал он не слишком интеллектуальное мычание и потянулся.

Услышав негромкий шум, она подняла голову:

– Что это?

– Экономка готовит ужин.

– Ну конечно! Я могла бы сама с этим справиться, – проворчала Мэриэл.

– Это не отдых, если тебе придется торчать на кухне.

Она прижалась к нему теснее, по-прежнему ощущая сонливость и удовлетворение.

– Я люблю готовить, да и ты мог бы помочь.

Плотно сжатый рот смягчила улыбка, он провел рукой по ее спине, вызвав легкую дрожь.

– Я готовлю прекрасную яичницу, – сказал он, – но на этом мои кулинарные таланты кончаются.

Она слегка укусила его острыми белыми зубками.

– Значит, тебе пора научиться большему. Я бы предпочла обойтись без прислуги.

– Ладно. Дождемся, когда она все закончит, а потом попросим больше не приходить.

– На сколько у нас хватит припасов?

– Откуда я знаю? Не беспокойся, я не дам тебе голодать.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

– Почему ты не женат? – улыбаясь, спросила Мэриэл три дня спустя, укрывшись в пестрой тени дерева. – Я считала, что в дипломатической среде женитьба приветствуется.

– Правильно. – Николас сидел в шезлонге без рубашки, в шортах, знававших лучшие дни, прикрывая глаза от солнца темными очками. – Но прямого давления на дипломатов нет, поэтому я игнорирую подобного рода пожелания.

– Какое высокомерие! – засмеялась Мэриэл.

Она уже понимала, что именно это высокомерие было причиной отказа от отдыха где-нибудь на общем пляже.

И хотя пляж вокруг был пустынным, она все-таки неуютно чувствовала себя нагишом. Три дня и три ночи любви с Николасом освободили ее от стеснительности, но все же…

Потянувшись, она повернулась на бок.

– Я прочла в одном журнале, что, если мужчина не женился до тридцати, он не женится уже никогда.

Удивленно подняв брови, Николас изучающе смотрел на ее покрытое ровным загаром тело.

– Если вместо журналов ты иногда станешь читать книги, то узнаешь, что статьи часто врут, – строго сказал он.

Она улыбнулась:

– Я читаю книги. И не надо уходить от ответа. Почему ты не женился?

– Потому что не встретил женщину, с которой хотел бы прожить до самой смерти, – спокойно ответил он.

Это, конечно, относится и к ней, к Мэриэл. Последние несколько дней были идиллией. Отрезанные от всего и всех, кроме друг друга, они бесстыдно наслаждались, упиваясь физической близостью. Ели, когда были голодны, проводили много времени в постели или на воздухе у бассейна, но никогда не забывали, что они здесь только ради одного – ради горячей страсти, которая все еще оставалась неутоленной.

– Ни разу? У тебя, видимо, невероятно высокие требования.

– Возможно. Я родился от внебрачной связи, так что с детства знал, что женитьба вовсе не является необходимостью.

Мэриэл посмотрела на него с сомнением. До сих пор он ничего не говорил о своем детстве.

– Тебе было тяжело? – спросила она.

– Нет. Долгое время я воспринимал все как само собой разумеющееся, а к тому времени, когда осознал ситуацию, был уже достаточно большим, чтобы все понять. Мой отец имел обязательства перед женой, которая не могла родить ему детей и которая его не любила.

Мэриэл ждала, что Николас продолжит, но, поняв, что он не собирается этого делать, сказала:

– Странно, что они не развелись.

– Они исповедовали религию, запрещающую разводы, кроме того, существовали и определенные финансовые аспекты. Думаю, отец хотел бы жить с моей матерью, но мама была вполне довольна своей жизнью. Она была очень известной художницей, и полноправный муж, возможно, досаждал бы ей.

– А как насчет полноправного ребенка? – сухо поинтересовалась Мэриэл.

– У ребенка была нянька, – ответил он, и удивляясь ее проницательности. – И он был намного счастливее тебя – я не обладал повышенной чувствительностью, а нянька меня любила. Мать тоже любила по-своему, да и отец никогда не скрывал своей любви.

Хотя он всегда тепло отзывался о родителях, в его голосе звучало нечто, говорившее, что в какой-то мере он презирал их обоих. Мэриэл хотелось понять почему, хотелось узнать о нем все, но существовали барьеры, которые она не решалась преступить.

Он с наслаждением потянулся, и девушка невольно загляделась на его стройное, сильное тело, умевшее довести ее до экстаза.

Оглядываясь на прошедшие несколько дней, Мэриэл подумала, что уже должна была бы привыкнуть к нему, а острый голод должен был бы притупиться.

– Расскажи мне о своем детстве, – попросил Николас. – Как погибли твои родители?

Она ждала этого вопроса и была готова отвечать.

– Рассказывать особенно нечего. Они погибли в результате несчастного случая. Я вернулась в Новую Зеландию и стала жить с тетей.

– В маленьком городишке в Кинг-Кантри. – Ее удивленный вид вызвал у него улыбку, а взгляд зеленых глаз едва заметно смягчился. – Ты мне рассказывала в самом начале, когда я еще пытался выработать иммунитет против тебя.

– Почему тебе этого хотелось? – Она спросила из чистого самолюбия и тут же поняла, что совершила ошибку.

Улыбка его стала насмешливой, а тон – язвительным.

– Видишь ли, по какой-то причине меня всегда тянуло к длинноногим рыжим девушкам, с голубыми, чуть раскосыми глазами, но я нахожу несколько унизительной такую зависимость от собственных гормонов.

– Ты сделал все, чтобы меня оттолкнуть, – отрывисто произнесла она.

– Ты права.

Ну что ж, Мэриэл уже знала, как важно для него сохранять самоконтроль. Почему же она чувствует себя обиженной? Ведь с самого начала она говорила себе, что ее чувства к нему основаны лишь на физическом влечении.

Но она менялась, и ее задевало, что с ним этого явно не происходило. Перекатившись на спину, она на секунду предоставила ему возможность полюбоваться своим профилем, прежде чем накрыла лицо шляпой.

– Но мне, разумеется, не удалось избавиться от мыслей о тебе, – спокойно продолжал Николас. – Хуже того, я обнаружил, что ищу повода для встреч с тобой. Затем я увидел, как прекрасно ты ладишь с министрами и служащими отеля и как нежно обращаешься с той малышкой, видел, как ты сжимала зубы и высоко держала голову, когда ее отец размахивал пистолетом, и я понял: может, все остальные женщины были лишь прелюдией к встрече с тобой.

– Могу поспорить, что ты говоришь это всем длинноногим рыжим девушкам, – глухо сказала Мэриэл.

– Я мог бы сказать тебе, что на этот раз все по-другому, но ведь ты мне не поверишь?

– Я, – начала она, забыв о холодном тоне, – не имею привычки влюбляться в каждого высокого, спортивного, зеленоглазого мужчину.

Он мягко рассмеялся.

– Может, и нет, но я видел, как рушатся баррикады каждый раз, когда ты смотрела на меня.

– Это подогревало твой интерес? – Она явно оживилась.

– Другими словами, решил ли я соблазнить тебя, чтобы доказать собственную силу? Ты так считаешь?

Смутившись, потому что ждала совсем другого ответа, она сказала:

– Нет, я так не считаю.

Как бы ни с того ни с сего Николас вдруг негромко проговорил:

– Моя мать сказала мне однажды, что женщины всегда выбирают самых сильных мужчин, которых способны привлечь, потому что до последнего времени мужская сила считалась непременным условием для выживания потомства. Она читала книгу о средневековье, в которой приводится статистика детской смертности у разных классов общества: аристократии, купечества и крестьянства, – и не вызывает сомнения, что дети аристократов, особенно высшей знати, намного реже умирали от различных болезней.

Заинтригованная и немного задетая, Мэриэл предположила:

– Это, безусловно, связано с тем, что их лучше кормили и они жили в лучших условиях.

– Именно это и дает надежная, высокооплачиваемая работа, не так ли? – возразил он.

– Ты намекаешь на мою практичность? – спросила она.

– Нет, я также не намекаю на то, что ты хочешь выйти за меня замуж. Мы ведь уже знаем, что это вовсе не так! Верно? Но по теории моей матери, большинство женщин подсознательно ищут сексуально привлекательного мужчину, способного хорошо обеспечить их материально.

Мэриэл открыла было рот, но снова закрыла, радуясь, что он не видит ее лица под шляпой, а Николас ровным голосом продолжил:

– Я знаю, о чем ты думаешь. Не удивительно, что, учитывая ее образ жизни и отношения с моим отцом, моя мать так говорила. Не утверждаю, что придерживаюсь ее теории, но какой-то смысл в этом есть. Я считаю, что твоя тяга к дипломатам и моя – к женщинам с определенным цветом волос и типом фигуры не более чем предрасположенность. Я не думаю, что в каждом дипломате ты видишь потенциального мужа, да и я, хоть и испытываю влечение, знакомясь с женщиной, уверяю тебя, не прыгаю в постель с каждой, кто соответствует этому образу.

– Только с теми, кто тебе понравится? – съязвила Мэриэл.

К его недоумению примешивалась ирония.

– Нет, обычно я себя контролирую. Физическое влечение действует на меня лишь как импульс в первый момент. Обычно я вижу не только волосы, глаза и ноги, но и человека, и непроизвольная вспышка желания угасает.

– Со мной было так же?

– Любопытничаешь, Мэриэл?

Голос его звучал загадочно, она отдала бы все на свете, чтобы увидеть сейчас его лицо, но не решилась сдвинуть шляпу.

Николас задумчиво произнес:

– Впервые в жизни я не смог справиться со своей реакцией. Если честно, какое-то время я думал, что теряю голову, понемногу схожу с ума. Ты заполонила мои сны, раньше со мной такого никогда не происходило.

– Ты вел себя настолько враждебно, насколько это возможно. – Да, с голосом у нее все в порядке – ровный, с легким оттенком улыбки и лишь с намеком на сдержанность.

– Дело не во враждебности, – прямо сказал Николас, – я понемногу приходил в отчаяние. Я старался установить между нами вежливую дистанцию и в результате был очень расстроен, потерпев фиаско. Я постоянно искал предлоги, чтобы встретить тебя, думал, чем ты занимаешься, ревниво осматривался, чтобы увидеть, с кем ты.

– Итак, ты решил, что найдешь способ избавиться от наваждения, и организовал эту идиллию. А что бы ты стал делать, если бы я поблагодарила и отказалась?

– Прозвучит самодовольно, но я не сомневался, что ты согласишься.

– В тот последний вечер здесь, месяц назад, я сама предложила тебе себя на тарелочке. Я думала, что стала тебе отвратительна. Себе-то уж точно.

Он наклонился и притянул ее к себе с силой и легкостью, которые всегда ее восхищали. Они даже не заметили, как ее шляпа и его очки свалились на землю, его руки скользнули по ее шее, подняли большими пальцами ее подбородок, и он заглянул в ее смущенные глаза.

– Тот вечер был… как сказка из «Тысячи и одной ночи». Словно ожила экзотическая фантазия. Мне никогда не нравились женщины, проявляющие инициативу, хотя я признаю за ними это право. Мне всегда казалось, что я больше ценю покорность. Но в тот вечер ты перевернула все мои представления. Ты олицетворяла все, что я когда-либо хотел видеть в женщине. Единственное, что я знал твердо, так это то, что не могу относиться к тебе как к партнеру на одну ночь. – Его рот стал жестче. – Кроме того, я думал, что скоро это пройдет.

Мэриэл было больно слышать такое.

– Великие умы мыслят одинаково, – отозвалась она.

– Но ведь мы ошиблись. Думаю, что, даже организуя этот отдых, я понимал, что он не поможет нам избавиться от страсти, – мягко произнес Николас. – Мне, конечно, не хочется признаваться. – Он помолчал и вдруг совершенно чужим голосом сказал: – Мэриэл, выходи за меня замуж.

– Нет, – ответила она холодно. – Только не это, прошу тебя.

– Почему? Мы уже оба знаем, что, как бы ни прекрасен был секс, нас связывает большее. Неужели ты можешь просто так повернуться и уйти?

Не в силах смотреть на него, Мэриэл закрыла глаза и отрицательно покачала головой.

– Ты не хочешь на мне жениться. Не забывай, мы договорились, что все это предприятие, только чтобы освободиться от желания.

– Мы были идиотами. Посмотри на меня, Мэриэл.

Она не послушалась и сжала веки так, что перед глазами замелькали крошечные красные искорки.

Он сказал с изумлением:

– Не будь ребенком, которого просят сделать что-то, чего ему не хочется.

Нехотя, чувствуя, как все ее существо кричит об опасности, она открыла глаза и остановила взгляд на нем.

Он улыбнулся, потом поднял руку и положил на ее грудь.

– Смотри, какой темной кажется моя кожа рядом с твоей, – сказал он с тихой настойчивостью. – Я могу до конца жизни любоваться этим контрастом и клянусь, что каждый раз буду желать тебя. Ты пресытилась, Мэриэл?

Мэриэл не могла дышать, не могла шевельнуться, замерев в неподвижности, нарушаемой лишь нервной дрожью под неторопливыми движениями его пальцев.

– Нет, я не пресытилась, – прошептала она.

– Тогда выходи за меня, и мы посвятим остаток жизни тому, чтобы выяснить, может ли это случиться.

Мэриэл глубоко вздохнула. Накрыв его руку своей и прижав к своему сердцу, она ровным голосом сказала:

– Николас, секс – это еще не любовь. А единственной причиной для брака может быть только любовь.

– Что бы это ни было – за такое стоит бороться. Мы разговариваем, мы спорим без скандалов, нам нравится быть вместе… Да, признаюсь, я думал, что мы можем утомить друг друга после того, как переспим, когда исчезнет радостное волнение от существующих преград, но мне просто интересно с тобой общаться. Может быть, я излишне самоуверен, думая, что тебе нравится мое общество так же, как мне твое?

– Ты же знаешь, что это не так, – пробормотала Мэриэл, – но выйти за тебя замуж я не могу.

– Не можешь? – его голос звучал хрипло. – Или не хочешь?

Ей следовало бы сказать, что не хочет. Он возненавидит ее и легче позабудет. Но, не успев обдумать ответа, она наперед знала, что не сможет так поступить.

Кроме того, Мэриэл считала себя обязанной сказать ему правду.

А когда она все расскажет, Николас уже не предложит ей ни руки, ни сердца. Скорее всего, он вообще станет ее презирать.

– Мне надо было уехать, как только я поняла, что это ты вызвал меня сюда, – сердито начала она, – потому что я знала, и знала это всегда: у нас нет будущего. Николас, моих родителей звали Джой и Гордон Френшам. Ты наверняка слышал о них. Двадцать лет назад они были командированы в новозеландское посольство в Гонконге. Спустя три года их обвинили в шпионаже в пользу Советов. Они покончили с собой, прежде чем против них успели завести дело, но никто не сомневался в их виновности. Представь себе, как на твоей карьере сказался бы брак с их дочерью.

Она слышала, что Николас поднялся, но упорно не оглядывалась.

– Почему ты рассказываешь мне это именно сейчас? – спросил он таким ледяным тоном, что ее пробрал озноб.

– Я отнюдь не горжусь их поступком. Они разрушили не только собственные жизни, но и жизнь моей тети. Она была дипломатом, и все шло к тому, что она станет первой в истории Новой Зеландии женщиной-послом, но ей пришлось уйти в отставку. Грязь прилипает, Николас. Если я выйду за тебя, это погубит и твою карьеру тоже, ведь еще многие высокопоставленные люди их помнят. Кроме того, найдутся и такие, кто захочет использовать это против тебя. К примеру, Питер Сандерсон…

– Я в состоянии справиться со всеми питерами сандерсонами в мире, – вставил он.

– Это испортит тебе жизнь, Николас. – На ресницах у нее заблестели слезы, перехватило горло. – Когда я рассказала Дэвиду, он посоветовался с родителями, со своим старым учителем и дядей, сэром Ричардом Гревиллем, послом Великобритании в Германии. И все были единодушны: брак со мной сыграет роковую роль в его карьере.

– Ради Бога, они просто куча старой…

– Я не выйду за тебя, – решительно перебила Мэриэл. – И если ты все спокойно взвесишь, то согласишься, что это действительно невозможно.

– Мэриэл! Я знал, кто ты, месяц назад, еще до твоего отъезда с острова.

Она открыла рот.

– Что?

Николас, прищурившись, наблюдал за ней. Лицо его было жестким, спокойным и решительным.

– Один из пожилых членов делегации узнал тебя, – объяснил он.

– Человек из службы безопасности в спортивном зале, – произнесла она глухо.

– Да, Огилви. Судя по всему, ты похожа на своего отца – тот же цвет волос, то же сложение. Ты держишь голову, как отец, и выражением лица напоминаешь его. Огилви не сомневался, что узнал тебя. Но ты не носишь фамилию Френшам. Служба безопасности есть служба безопасности. Они подозрительны до мозга костей и просто из предосторожности проверили твое досье. Оно выдержало самую тщательную проверку, но это Огилви не удовлетворило, и он позвонил в Новую Зеландию. В тот день, когда министр поручил мне пригласить тебя на ужин, мне сообщили, что ты почти наверняка являешься дочерью Френшамов.

– Потому Огилви и остановил нас у лестницы? – В голове возникло еще одно воспоминание. – Пока ты с ним разговаривал, подошел Питер Сандерсон и пытался пригласить меня в ночной клуб. Он знал?

– Нет. Они с Форсайтом старательно прошерстили твое личное дело, прежде чем Огилви связался с Веллингтоном. Тот перезвонил мне и подтвердил, что ты их дочь. Он послал в бар Сьюзен Уотерхаус сообщить это.

– Значит, на меня автоматически падает тень родителей, – с горечью прошептала Мэриэл.

В голосе Николаса послышалось раздражение:

– Согласись, Мэриэл, это действительно выглядело подозрительным. Ты использовала другое имя, никому не сказала, кто ты, и у тебя есть доступ к секретной информации.

– Выходит, склонность к шпионажу передается с генами… Неужели министр решил, что тебе надо пригласить меня на ужин и использовать свою мужскую неотразимость, чтобы все у меня выведать? – Лучше уж усмешка, чем крик агонии!

Колебание было столь мимолетным, что она чуть было не проглядела его, но за эти несколько дней Мэриэл уже достаточно хорошо изучила Николаса.