Текст книги "Награда для Белоснежки"

Автор книги: Робин Доналд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 10 страниц)

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Опять они возвращались домой в молчании. Они молчали даже тогда, когда спешились и отпустили лошадей, перебросившись лишь несколькими необходимыми словами. Похоже, даже Лаки что-то заподозрил: пес был настороже и держался поближе к Эмме.

– Спасибо за прогулку. Все было чудесно! – Банальные слова, произнесенные натянутым голосом. Но что еще она могла сказать?

Взглянув на часы, Кейн предложил:

– Мне нужно через пять минут позвонить. После этого мы поупражняемся с Лаки.

– Вы не сочтете меня невежливой, если я не пойду с вами, а подожду около пруда? Я чувствую, что вся пропиталась запахом конского пота.

– Хорошо, – ответил он равнодушно. – Я вернусь через пятнадцать минут.

У пруда стояла скамейка под живописным вязом. Его пока еще голые ветви, опушенные блестящей позолотой, предвещали появление сливочно-желтых листьев.

Не глядя вслед Кейну, удалявшемуся от нее по дороге, Эмма села, поглаживая Лаки, который прижался к ее коленям. Через минуту пес отошел, напился воды, вернулся обратно и растянулся у ее ног. Солнечный свет, проникающий сквозь листву, брызнул на обращенное кверху лицо Эммы. Она старалась ни о чем не думать, но образ Кейна не покидал ее. Закрыв глаза, она вспоминала его грациозные движения, когда он поднимал седло на спину лошади, его горделиво вскинутую голову, угловатые и волевые черты лица. И еще его ослепительную улыбку, властную и неотразимую.

– Эмма!

Вздрогнув от неожиданности, она широко распахнула глаза. Он подошел так тихо, что она не услышала. Даже Лаки не шевельнулся. Она ухватилась за протянутую Кейном руку. Он помог ей встать, но, когда Эмма подумала, что он сейчас отпустит ее, Кейн лишь крепче прижал ее к себе.

– Я боролся с этим соблазном с тех пор, когда впервые увидел тебя, – сказал он глубоким напряженным голосом и затем поцеловал ее словно в пику своему здравому смыслу.

Это было похоже на плен; охваченная сильным физическим желанием, Эмма просто перестала соображать.

Его сердце билось неровно – или это просто их сердца слились в одном неистовом лихорадочном биении? Эмма обнимала его могучую спину и тонула в этом ощущении – опасном, бесконечно возбуждающем. Она таяла, охваченная страстью и непреодолимым желанием, до тех пор, пока, побуждаемая шепотом дурного предчувствия, медленно не подняла тяжелые веки и неохотно встретилась с его сузившимися глазами, блестевшими и горящими от возбуждения.

Густые темные ресницы почти закрывали янтарную глубину его глаз, но огонь в них был таким же холодным, как солнечные лучи, заключенные в сердце айсберга, подумала Эмма.

Боль хлестнула ее, безжалостно срывая покров иллюзий. Быстро заморгав, Эмма застыла и резко отодвинулась.

Кейн выпустил ее из своих объятий, она отступила назад и судорожно глотнула воздух.

– Не очень удачная идея, – с трудом сказала она.

– Не очень, – согласился он, такой отчужденный, что Эмму передернуло. – Извини, мне очень жаль.

Лаки заскулил и прижался к ее ноге; она почесала его за ухом, не в состоянии сосредоточиться на какой-либо из мыслей, проносившихся у нее в голове.

Все тем же безразличным тоном Кейн сказал:

– Это больше не повторится. Нам лучше уйти отсюда.

Следующая четверть часа была сплошной пыткой. Эмма сидела у ворот и наблюдала, как Кейн с помощью двух взрослых собак тренирует маленькую черно-белую колли и озадаченного, но заинтригованного Лаки.

Казалось, в Кейне ничего не изменилось, в то время как она сама была настолько потрясена, что ей пришлось призвать все остатки силы духа, чтобы скрыть бушевавшие в ней чувства.

К счастью, через несколько минут мастерство Кейна в работе с собаками привлекло ее внимание, и она успокоилась, сосредоточившись на этом процессе. Кейн был великолепен. Терпеливый, прекрасно понимающий собак, он редко ругал их, чаще награждал, обучая тому, что одна конкретная команда должна сопровождаться одним свистком. Эмма ощущала почти гордость за то, что Лаки, хотя и не совсем понимая, что происходит, не нуждался в повторении одной и той же команды дважды.

Темные волосы Кейна отливали янтарным светом на жарком весеннем солнце, подчеркивая резкие черты воина, когда он, уперев руки в бедра, пристально следил за собаками.

– Очаровательно, не правда ли? – раздался за ее спиной веселый голосок.

Эмма повернулась.

– А, привет, Аннабель!

Кузина Кейна стояла по другую сторону ворот, ее хорошенькое личико было холодным, в глазах читался вызов. Избегая взгляда Эммы, Аннабель проговорила, растягивая слова:

– Кейн знает, что делает. В действительности моя мама, которая является его троюродной теткой или кем-то в этом роде и знает его всю жизнь, говорит, что он был такой с самых пеленок. Он планирует, работает, ждет результатов; ему наплевать, обижает он кого-нибудь или нет, и никто и не ожидает от него ничего другого.

– И это все, что он собой представляет?

– Что именно? – не поняла Аннабель.

– Я бы сказала, – проговорила Эмма рассудительно, – что, помимо жесткости и решительности, ему надо бы обладать еще и умом, энергией и мужеством. Глупые люди тоже могут много работать и завершать начатое, но, чтобы всегда добиваться цели, нужна голова на плечах и сильный характер.

– Вы, очевидно, изучаете его, – сказала Аннабель, криво усмехнувшись.

Эмма пожала плечами.

– Я его едва знаю.

– И вряд ли поймете! Дженнифер говорит, что у него идиотская привычка скрывать свои чувства, поэтому невозможно понять, о чем он думает.

Итак, ее зовут Дженнифер!

– Интересно, почему? – спросила Эмма, не отрывая взгляда от Лаки, который бежал через газон прямехонько к Кейну.

– Он всегда был таким. А вы считаете, что он легко порвет с женщиной, с которой помолвлен, не так ли?

Эмма поняла, что упрямо обманывает себя. Она еще не знала, что чувствует по отношению к Кейну; но уже было ясно: чувство это более глубокое и волнующее, чем простое физическое влечение. Эммой мгновенно овладела паника, впервые за все это время она поняла, что балансирует на краю пропасти, подвергается страшной опасности.

– Разве вы не слышали о Дженнифер? – спросила Аннабель, плохо скрывая злорадство.

– Мы не говорили о личном, – уклончиво ответила Эмма.

– Наверное, вам следовало бы знать об этом, прежде чем целоваться с ним у пруда, – резко парировала Аннабель, которая больше уже не могла себя сдерживать. Она провела дрожащей рукой по волосам, откидывая с горящего яростью лица тяжелые длинные локоны. – Ее отец, Джон Хаттер, – австралийский промышленник. Она принимала у себя в доме членов королевской семьи и глав государств. Она выписывает себе одежду из Франции и Италии, и она очень обаятельная. И она собирается выйти замуж за Кейна!

В ее голосе звучала душераздирающая смесь боли и торжества. Почувствовав, что зашла слишком далеко, Аннабель развернулась и побежала прочь.

Когда Кейн вернулся, Эмма постаралась не смотреть на него.

– Я отвезу тебя домой, – сказал он. – Лаки за сегодняшнее утро совершенно измотался.

Эмма сжала губы, боясь отказать слишком уж язвительно. Меньше всего ей хотелось ехать с Кейном наедине в машине, но, видно, придется сегодня вернуться вместе. Но это в последний раз! Больше она не будет кататься с ним верхом или ездить в его машине. Кейн Тэлбот помолвлен, а она слишком близка к тому, чтобы влюбиться в него.

После поездки в полном молчании Кейн остановился у ее ворот. Перед домом миссис Ферт был припаркован старенький потрепанный автофургон, к нему был прислонен такой же видавший виды велосипед. Как только машина Кейна остановилась, из-за клумбы поднялась фигура и помахала секатором, а из-за угла дома появилась другая, неуклюже ковылявшая за тачкой.

Кейн наклонился и открыл Эмме дверцу.

– Фрэн привезла с собой Дейви. Ты встречалась с ним?

– Да, они привозили яйца миссис Ферт в тот день, когда я приехала. Он славный мальчик. – Горя желанием улизнуть, Эмма выбралась из машины на дорогу.

Кейн тоже вышел, а за ним как по команде выскочил и Лаки и бросился навстречу сыну садовницы.

Бейб выбежала из-за угла дома, тяжело дыша, и, когда Дейви издал вопль восторга и бросил тачку, Кейн резко спросил:

– Как она выбралась из дома?

– У миссис Партридж есть ключи, – ответила Эмма ледяным тоном.

Кейн кивнул, его колючие глаза остановились на смеющемся мальчике, который катался с Лаки по траве.

К ним подошла мать Дейви, ее худое загорелое лицо было довольным.

– Привет, Эмма, Кейн, – сказала она. – Ты работала в саду, Эмма?

– Разве я выдернула что-нибудь ценное?

Фрэн заразительно засмеялась.

– Нет, ты отличаешь цветы от сорняков. Не многие в твоем возрасте это умеют.

– Возможно, я знаю даже больше, чем вы можете предполагать, – заметила Эмма не без легкого раздражения.

Фрэн опять засмеялась.

– Ты права! Нельзя поверхностно судить о младших поколениях – получается так, что я сама подпадаю под средний возраст, – сказала она весело. – А ведь мы не такие еще старые, правда, Кейн? – Это был даже не вопрос, а скорее констатация факта.

– Иногда я чувствую себя очень старым, – усмехнулся Кейн.

Удивленно подняв брови, Фрэн перевела любопытный взгляд с Эммы на Кейна, затем повернулась и позвала своего сына, который резвился на траве с довольными собаками.

– Дейви! Ты говорил мне, что хочешь что-то рассказать Кейну.

Тот неохотно поднялся на ноги, стряхивая с себя приставшие травинки. Сопровождаемый собаками, мальчик подошел к Кейну и схватил его за руку.

– Привет, – сказал он, четко выговаривая слова.

– Дейви, – обратилась к нему мать, – у тебя грязные руки!

– Ничего, – ответил Кейн, улыбаясь парнишке. – Руки всегда становятся грязными, когда выполняешь черную работу, не так ли, Дейви?

– Да, – сказал Дейви, просияв.

У Эммы сжалось сердце. Они представляли собой странную пару: высокий, с прямой осанкой мужчина, имеющий все, что ему предлагал мир, и двенадцатилетний мальчик.

Фрэн подсказала сыну:

– Дейви хочет поблагодарить вас за что-то, не так ли, Дейви?

Он кивнул.

– За поездку, – сказал он и улыбнулся Кейну. – За школьную поездку.

– Ты хорошо провел время?

Дейви отпустил руку Кейна и развел руками.

– Было извержение вулкана! – закричал мальчик.

– Школьная группа случайно оказалась на горе Риапег в тот момент, когда произошло извержение, – пояснила Фрэн. – Это было грандиозное зрелище – расскажи Эмме и Кейну, что ты видел, Дейви.

Его глаза широко раскрылись. Он застенчиво улыбнулся Эмме и сказал:

– Огонь, и дым, и большие-большие облака, и снег сразу весь стал грязным. И это было очень громко. Но далеко-далеко от нас.

– Итак, тебе действительно все понравилось. – Кейн улыбнулся почти нежно.

Такого Кейна Эмма еще не знала. Он немножко постоял с ними, потом попрощался со всеми и уехал.

Эмма принялась помогать Фрэн в саду, находя своеобразное утешение в болтовне Дейви, который относил сорняки в тачку или играл с собаками.

– Кейн удивительный человек, – сказала Фрэн. – Он финансировал поездку почти всего класса – восемь детей. Услышав, что у нас трудности с деньгами, пошел в главный офис и заплатил за ребят, чтобы они смогли отправиться в путешествие.

– Очень мило с его стороны, – заметила Эмма как можно более будничным тоном.

– Он добрый человек! Жесткий – он не помогает тем, кто не готов помочь самому себе, – но очень великодушный.

А почему бы ему не быть таким, сурово подумала Эмма, при его-то богатстве!

– И без фанфар, – добавила Фрэн. – Обычно он не любит, когда говорят о его добрых делах, поэтому никто точно не знает, сколько хорошего он делает.

По тону ее голоса и быстрому взгляду на велосипед Дейви Эмма заключила, что Кейн помог садовнице не только с этой поездкой.

– Мне кажется, он чувствует себя обязанным тому месту, где родился и рос, – высказала мысль Эмма.

Фрэн пожала плечами.

– На самом деле он родился в элитном роддоме в Сиднее. Но отец Кейна оформил на себя опекунство над ребенком, и после этого Кейн видел свою мать только по праздникам. А когда пошел учиться в интернат, то вообще через праздник.

– Правда? – Эмма была в ужасе. – Я думала, что в те времена только матерям можно было брать опеку над детьми.

– Между его родителями была отчаянная борьба, и в конце концов их дело разрешилось в суде.

– Но почему же именно так?..

– Не знаю, – призналась Фрэн после минутного колебания. – Но это разбило сердце его матери.

Эмма презирала сплетни; она старалась не доверять им. И тем не менее она сказала:

– Удивительно, как миссис Тэлбот смогла вернуться сюда.

– Она здесь надолго не задерживается, гостит всего несколько месяцев время от времени. Но когда десять лет назад мистер Тэлбот умер, она пулей примчалась сюда. Она уговорила Кейна построить новый дом – ведь он, его отец и Диана жили в доме управляющего после того, как сгорел их собственный.

Лицо Фрэн смягчилось, когда она бросила взгляд на сына, с удовольствием играющего с собаками.

– Родителям Кейна, возможно, вообще не нужно было бы вступать в брак – мистер Тэлбот был намного старше. Она была красивой, веселой, разговорчивой и обаятельной девушкой, а он был… ну, я бы сказала – угрюмым человеком!

Эмма повернулась, чтобы взглянуть на розово-белое великолепие цветущих магнолий по обеим сторонам дороги. Столько красоты, а закончилось все такой обычной трагедией! Стоя позади нее, Фрэн продолжала рассказывать:

– У сестры Кейна жизнь тоже трудно сложилась. Я думаю, мистер Тэлбот любил своих детей, но он был человеком старой закваски. Он не бил их и не был с ними слишком строг, но у него были свои особые требования к жизни, и ему не нравилось, если они жили не так, как ему бы хотелось.

Эмма осторожно проронила:

– Похоже, у них было трудное детство.

– По моим понятиям, да. Я знаю, Диана любила учиться в интернате, а Кейн ненавидел. Отсылать его прочь было равносильно тому, что посадить льва в клетку. Он всегда был спокойным ребенком, но, пока жил вдалеке, действительно научился скрывать свои чувства.

Итак, в том, что он научился скрывать свои чувства, виновато его детство! Вне всякого сомнения, мать чрезмерно баловала его, когда он проводил с нею каникулы, а потом он возвращался к суровому и равнодушному отцу.

– Старина Тэлбот, – сказала Фрэн, прищурившись и оглядев куст, – не умел обращаться с детьми. Он был очень старомоден – когда Диана окончила школу, он думал, что девочка должна будет вернуться домой и вести у него хозяйство. Не мудрено, что она выскочила замуж за первого подвернувшегося ей красивого мужчину. Это была, конечно, катастрофа! Обычно так всегда и бывает, когда практически ребенок выходит замуж за своего ровесника. Затем она встретила другого мужчину, но он порвал с ней. Да, так это все и было! – Садовые ножницы резко щелкнули. – Очевидно, это была долгая история – он обещал, что женится на ней, когда разведется с женой, но вскоре его жена умерла, и он почему-то бросил Диану.

Эмма открыла было рот, потом закрыла, чувствуя себя совершенно больной.

– Диана так и живет одна, хотя, конечно, могла бы и найти кого-нибудь в Лондоне, – продолжала Фрэн. – Миссис Тэлбот тоже больше не выходила замуж.

Но не из-за недостатка соискателей, подумала Эмма, борясь с одним очень упорным одуванчиком. Она бросила лопатку на землю и обошла вокруг его толстого корня, полная решимости просто так не сдаваться.

– Интересно, почему? – спросила она.

Пожав плечами, Фрэн сказала:

– Наверное, потому, что любит свободу. Дейви, перестань играть с собаками и опорожни тачку!

Дейви выбрался из-под собак, подошел к ним, застенчиво улыбнувшись Эмме своей милой улыбкой, и проговорил:

– Рори тоже нравится Лаки.

– О да, я знаю его! – Фрэн кивнула. – Время от времени он приезжает сюда на каникулы, когда его родители спихивают его и его хорошенькую сестричку на Тэлботов. – Она с любовью посмотрела на сына, который улыбнулся ей, ухватился за тачку и покатил ее в сторону компостной ямы за домом.

Фрэн спросила:

– Есть ли какие-нибудь новости от миссис Ферт?

– Да, – Эмма нахмурилась. – Она немного волнуется за дочь. Видно, дела обстоят не так хорошо, как хотелось бы.

– Это плохо! Значит, она хочет задержаться в Канаде.

– Про это она ничего не сказала. – Эмма не хотела вместе с Фрэн строить догадки по поводу возможных планов миссис Ферт, зная, какие слухи она разносит по округе, поэтому направила разговор в другое русло.

В эту ночь, когда собаки уже крепко спали перед камином, Эмма выключила свет и сидела, наблюдая за жутковатым танцем огня, наконец позволив себе вернуться к тому поцелую. Сейчас эмоции были не на ее стороне. Кейн хотел ее – и презирал самого себя за это!

– А ты сама-то разве была на высоте? – произнесла она вслух, вздрогнув от злобы, прозвучавшей в собственном голосе. – Ты знала, что у него есть Дженнифер, и не пыталась остановить его. Ты покорилась ему, не вспомнив о ней ни на секунду!

Лаки поднялся, подошел к девушке и, положив голову ей на руку, уставился на нее темными встревоженными глазами.

– Да, ты знаешь, что я чувствую себя несчастной, – тихо проговорила Эмма, поглаживая его за черными ушами. – Может, этот поцелуй был его причудой, потому что я была рядом, а он – мужчина? Но для него это ничего не значило, а для меня – слишком многое, и он понял это.

Слишком многое. Это был ее первый настоящий опыт соприкосновения со страстью.

И с кем! С братом Дианы! С почти женатым человеком! Вне всякого сомнения, старые зловредные божки сейчас насмехаются над ней!

Бейб зевнула, но вдруг резко села, насторожившись. И будто по ее сигналу, Лаки тоже повернул голову и посмотрел в сторону окна. Наверное, это ежик, подумала Эмма.

И что же? Сидеть теперь здесь и страдать из-за неверного мужчины? Ну нет! Эмма пошла на кухню, чтобы приготовить горячий шоколад.

Скоро дни будут очень долгими, полными света, да и вечера станут совсем летними. Скоро она окажется в своем новом домике в Гамильтоне, пусть маленьком и стоящем в ряду двенадцати домов, но все равно таком уютном! К тому же там был сад. Все испытания надо встречать смело! Когда Эмма уедет отсюда, она непременно найдет свое счастье! В Парагае же она просто будет отдыхать время от времени.

Все было бы по-другому, будь хоть какая-то надежда, что Кейн ее полюбит…

– Нет! – резко сказала она, отгоняя от себя назойливые вредные мысли. – Нет, нет и нет, черт побери!

Эмма уедет из Парагая, и в конце концов лицо Кейна поблекнет в ее памяти, она забудет его поцелуй, его горячие чувственные губы. Когда-нибудь она даже забудет его имя, пламя волос, вспыхивающих на солнце, и застывшие, резкие, угловатые черты лица – все это поблекнет и сотрется из памяти.

– Конечно, сотрется, – сурово подтвердила она вслух, зная, что лжет.

Она поставила пакет молока на скамью и достала кружку, и тут обе собаки с лаем бросились к двери черного хода.

Эмма замерла.

– Кто там? – крикнула она.

Ответом было молчание. Эмма оттолкнула лающих собак в сторону, чтобы проверить дверь, и обнаружила ее закрытой на ключ. Однако резкий свет во дворе просачивался через стеклянный верх двери. Эмма стояла в напряжении, прижав руку к бьющемуся сердцу.

Не часто бывало, чтобы воры включали свет во дворе. Почти наверняка собаки среагировали на какого-нибудь заблудшего пса – возможно, подумала Эмма, одного из тех, которые загрызли овец. Или на ежа. Даже пробегающая крыса могла взбудоражить их. Но кто бы там ни был, он ушел, потому что собаки вернулись на свое место и легли перед камином, не проявляя дальнейших признаков интереса.

Обычно ночь не наводила ужаса на Эмму, но теперь ее колотило, когда она садилась у огня с чашкой горячего шоколада, и сегодня она разрешила Лаки спать на подстилке в гостиной.

Несмотря на тревогу, Эмма крепко спала в ту ночь. Когда наконец она очнулась, реальность вернула ее к мыслям – тревожным фрагментам одиночества, вызывавшим подавленность и боль. Эта боль преследовала ее еще два дня, а на следующее утро в семь часов позвонила экономка из Гленальбина и сообщила Эмме, что Кейн не сможет сопровождать ее на прогулках несколько дней, поскольку уехал.

Свое отношение к ней Кейн не смог бы выразить более просто. Эмма стиснула зубы и решила, что жизнь ее все равно будет продолжаться.

На третий день с севера подул тропический ветер, принесший дождь. Утром позвонила миссис Ферт, заговорившая без всяких предисловий:

– Дорогая моя, у Пиппы очень тяжело протекает беременность, и она хочет, чтобы я осталась и пожила с ней.

– Мне очень жаль, – мягко произнесла Эмма. – Чем я могу вам помочь?

Голосом, подозрительно срывающимся на рыдание, миссис Ферт сказала:

– Если я решу остаться здесь, то попрошу своего адвоката организовать продажу дома, но мне придется злоупотребить твоей добротой и попросить тебя пристроить кому-нибудь собак. Ведь если забирать их в Канаду, необходим карантин. Эмма, если Бейб попадет в карантин, она почти наверняка умрет! Последний раз, когда она сидела в конуре, она ничего не ела…

– Не беспокойтесь, – прервала ее Эмма. – Вы будете чувствовать себя спокойнее, если я возьму Бейб к себе вместо того, чтобы отправить ее в Канаду? Мы с ней очень неплохо уживаемся, и я с удовольствием оставлю ее у себя. У домика, который я снимаю в Гамильтоне, имеется приличный сад, окруженный забором, поэтому она будет чувствовать себя в полной безопасности. И я обещаю, что буду любить ее и хорошо о ней заботиться.

С легкой дрожью в голосе миссис Ферт отозвалась:

– О, Эмма, неужели ты сделаешь это? Я чувствую себя так, как будто бросаю ее.

– Ерунда! Как бы мы ни любили собак, они не так много значат в жизни, как дочери.

– Я знаю, знаю, это только потому, что… О, не будь так добра со мной, Эмма, или я расплачусь! Не знаю даже… Смогла бы ты и Лаки взять к себе, пока не родится малыш и Пиппа не сможет управляться сама? Конечно, я заплачу! Мой зять хочет, чтобы я жила с ними, но он не очень любит собак. Как только ребенок родится, я подыщу где-нибудь здесь поблизости домик и пошлю за Лаки…

– Да я не возражаю против того, чтобы и за Лаки присматривать. Возможно, из меня получится что-то вроде собачьей няни.

Рассмеявшись, миссис Ферт проговорила:

– Любая собака была бы счастлива иметь такую няню, как ты! Эмма, благодарю тебя! Ты сняла такую тяжесть с моей души.

Повесив трубку, Эмма сообщила двум заинтересованно слушавшим собакам:

– Ну что ж, ребятки, похоже, я останусь с вами дольше, чем мы все могли предположить.

Снова зазвонил телефон.

– Алло, – сказала она, предполагая, что это миссис Ферт, которая забыла ей что-то сказать.

Но это был Кейн.

– Слишком сыро, чтобы кататься верхом, – сказал он ей после приветствия. – У тебя все в порядке?

– Да, конечно. А что? – Эмма придала твердость своему голосу, надеясь, что он звучит холодно – так же, как и его.

Как будто этого поцелуя никогда и не было!

– Ручей в саду может переполниться, предупреждают, что надвигается сильный ливень.

– Я прослежу за этим, – обещала Эмма.

– Сделай непременно и, если вода зайдет за березы, сразу же дай мне об этом знать.

Этот мужчина, напомнила себе Эмма, помолвлен с другой женщиной. Потребность защищать кого бы то ни было просто часть его натуры – властный мужчина всегда опекает своих женщин.

Но она не была – и никогда не будет – одной из его женщин. Никогда!

– Спасибо, – сказала она равнодушно.

Вечером лай собак предупредил ее о чьем-то позднем визите. При виде темно-зеленой машины, блестящей в струях дождя, Эмма вся напряглась.

Она поздоровалась с Кейном, не теряя хладнокровия, и он требовательно спросил:

– Что случилось?

Не доверяя своему голосу, Эмма только пожала плечами. Как он осмелился так смотреть на нее горящими янтарными глазами, когда он принадлежал другой женщине?

Волна ярости, вызванная этой мыслью, придала Эмме сил, и она проговорила вкрадчивым вызывающим тоном:

– Ты только что вернулся из Австралии?

Он резко вскинул голову; желваки заходили на его скулах, и он очень тихо спросил:

– Кто сказал тебе об этом?