355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Роберта Джеллис » Дракон и роза » Текст книги (страница 3)
Дракон и роза
  • Текст добавлен: 15 октября 2016, 06:55

Текст книги "Дракон и роза"


Автор книги: Роберта Джеллис



сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 24 страниц)

– Это хорошо, так как, по-моему, тебе нет там места… и никогда не будет. Это будет потерей для Англии и огромным приобретением для меня, поскольку ты рожден, чтобы править, Генрих.

Генрих нервно отступил назад. Если Франциск заподозрит у него нездоровые амбиции, его положение станет отчаянным.

– Да, моя первая жена, да защитит милосердный господь ее душу, видела это, когда ты был еще ребенком, а я видел, как это росло в тебе. Ты знаешь о том, что моя первая герцогиня просила меня найти способ сделать тебя моим наследником?

– Мой господин! – Ровный характер Генриха никогда не выдавал удивления, но столь дикий план начисто лишил его свойственного ему хладнокровия.

Франциск сдавленно рассмеялся.

– Да, она была хорошей женщиной и прислушивалась к голосу своего сердца. Я знал, что тогда было невозможно сделать тебя бароном, поскольку нас не связывали никакие кровные узы. Однако теперь у нас есть возможность породниться. Что ты скажешь о том, чтобы стать моим сыном через брак, Генрих?

На мгновение Генрих застыл в изумлении, а затем упал на колени.

– У меня нет таких слов, чтобы выразить вам свою благодарность. То, что у вас просто возникла мысль о таком союзе, доставляет мне больше радости, чем…

– Прибереги свои красивые речи, мой сын. Тебе понадобится твой золотой язык, чтобы растрогать других, а не меня. Имей в виду, что я люблю тебя, но я придумал этот план исходя не только из твоих интересов. – Франциск позволил Генриху поцеловать его руку, а затем поднял его с колен. – Любой другой человек достаточно высокого происхождения едва ли захочет покинуть свою родину, а если и захочет, то Бретань всегда будет оставаться ему чужой.

– Мой господин, я не ненавижу Англию, но вы можете быть уверены, что я никогда не поставлю интересы Эдварда выше интересов Бретани, – четко произнес Генрих.

– Я думал над этим, – сказал Франциск со смехом. – Ты любишь меня, Генрих, и, живя здесь, ты можешь завоевать любовь Анны и сделать ее счастливой, заботясь о родной ей земле.

– Я попытаюсь… но мне двадцать два года, мой господин, а она всего лишь ребенок. К тому же, я знаю мужчин, но женщины – это совсем другое дело.

– Ты должен больше заниматься их изучением, – усмехнулся Франциск, который слышал, что Генрих благочестиво скромен в отношениях с женщинами.

– Я, конечно же, постараюсь лучше узнать ее. – Он слегка покраснел. – Я сделаю для нее все, что смогу, чтобы осчастливить ее.

Франциск покачал головой и улыбнулся.

– Я думаю, ей понравится мой выбор, но сейчас более важно найти способ, чтобы это понравилось моим вассалам. К счастью, у нас есть время. Анне всего два года и обручить ее пока еще рано. Этот план должен остаться нашей тайной до тех пор, пока мы не убедим моих лордов в том, что лучше иметь благородного правителя, который любит Бретань, чем какого-нибудь бретонца, который неподобающим образом возвысит свою родню и будет дурно управлять страной.

В то время, когда Генрих с интересом знакомился с одним ребенком, Маргрит интересовалась другим. В первые годы своего пребывания при дворе она надеялась, что родня королевы и короля снова начнут делить страну и дадут Генриху шанс. Этого не произошло, хотя казалось, что Глостер, Клэренс и Вудвиллы жили в постоянном состоянии вражды. Теперь Маргрит считала, что баланс сил сохранится и связывала шансы Генриха на возвращение в Англию из безденежного забвения с предложением ему руки одной из дочерей короля. Эдвард становился все более и более спокойным, поскольку видел, что народ по-прежнему любит его. Ему прощали его мотовство, пьянство и распутство, алчность его придворных, все, ради его доброты к простым людям и заинтересованности в финансовом процветании страны.

По сути дела, Маргрит не была уверена в неискренности предложений, сделанных Эдвардом Генриху. Она знала о переговорах с Францией, но надежд на заключение подобного соглашения было мало с самого начала. Кроме того, была еще одна принцесса, всего на год младше Элизабет. Конечно, Элизабет подошла бы больше.

Маргрит окинула взглядом приемные покои королевы, где четырнадцатилетняя девочка играла на верджинеле и тихо напевала.

Если бы женитьба состоялась, это было бы совсем неплохо. Своей красотой девочка могла поспорить с матерью и даже превосходила ее, поскольку в ее чертах не было той заостренности, которая выдавала низкое происхождение матери. Возможно, овал ее лица не был столь совершенен, а нос слегка коротковат, но зато ее крупный и благородный рот с поднятыми уголками губ, выдававшем готовность принцессы смеяться, был гораздо привлекательнее. У нее также были более мягкие голубые глаза, в глубине которых светилась радость.

Королева, которую не интересовала ни музыка, ни тем более собственная дочь, чья привлекательность уже соперничала с ее красотой, громко выразила свое нетерпение, поднялась и вышла. Присутствующие застыли в полном молчании. Руки Элизабет приросли к клавиатуре.

Прошло пять минут, десять. Через комнату пробежал паж, его ухо в том месте, где его жестоко драли, было ярко-красного цвета.

Прошло еще десять минут и дверь отворилась, чтобы впустить братьев королевы – Риверса и Грея. По комнате пробежал легкий вздох. Дяди Элизабет поцеловали племяннице руку и прошли во внутренние покои королевы. Живая картина из дам, которые застыли у стен, занавешенных тонкой арабской материей, распалась, как только Риверс и Грей исчезли. Какое-то время королева будет занята ими. Несмотря на легкую нервозность, желание узнать, кого они планируют уничтожить на этот раз, отсутствие королевы рождало чувство облегчения.

Маргрит переступила через красный ковер, обратив внимание, как резко он контрастирует с голубым парчовым платьем наряда принцессы.

– Ваша игра необычайно улучшилась, леди, – заметила она.

Элизабет улыбнулась. Она любила Маргрит несмотря на то, что многие дамы смеялись над ее благочестивым, чопорным образом жизни. По крайней мере Маргрит не изрекала правил приличия, а потом спала с отцом Элизабет, как это делали половина других придворных дам. Было удивительно, что, несмотря на ее красоту, которая, как казалось принцессе, осталась неизменной с первого дня, как она увидела ее, король никогда не смотрел на леди Маргрит иначе как с уважением.

– Спасибо, – ответила Элизабет. – Я нежно люблю музыку. – Затем в ее глазах промелькнула тень. – Но мне не следовало бы забывать, что других она волнует гораздо меньше.

На это замечание Маргрит не могла ответить, поскольку лицом, не любившим музыку, или, по крайней мере, не любившем внимание, которое оказывали ее дочери, когда та играла, была королева. Маргрит мягко заметила о пользе чтения, которое также является большим утешением. Она подумала, что чем раньше Элизабет выйдет замуж и выскользнет из-под башмака своей матери, тем лучшая из нее получится женщина. Ей не нравилась эта тень страха в глазах Элизабет, хотя Элизабет не была трусихой. Маргрит видела, как ее пороли за какой-то проступок. Лучше бы мать постыдилась так унижать своего ребенка на людях. Она ни кричала, ни умоляла пожалеть ее. Это был другой страх, скорей не от боли, а от несогласия.

В Элизабет была чувственность, которая ей досталась не от отца и не от матери. Может быть, от старых графа или графини Йорков… да, скорее, от них, ведь у Ричарда и Глостера она тоже есть.

– Мой сын тоже любит музыку, – сказала Маргрит. – Он пишет мне, что это его главное удовольствие.

Что-то сверкнуло в глазах Элизабет. Маргрит неожиданно захотела узнать, знает ли девочка, что ее имя использовалось, чтобы выманить Генриха назад в Англию. Если это так, то одобрила ли она это? Можно ли уговорить ее надавить на отца, чтобы тот выдал ее замуж за Генриха? Эдвард очень любит свою старшую дочь, очень любит… любит, возможно, так, что готов был бы выдать ее за мужчину, который не увезет ее. Но если Элизабет что-нибудь знает, она знает и то, как не выдать себя.

– Вам, наверное, очень не хватает его, – тихо сказала принцесса. – Грустно, что он не вернется домой.

– Он не вернется домой без своего дяди.

Маргрит привела оправдание, которое часто использовала в последнее время для объяснения отказов Генриха на самые заманчивые предложения.

– Я написала ему, что ему ничего не угрожает, и я думаю, что он верит в это. Но если Генрих кого-то любит, то любит очень сильно. Он не променяет свою любовь на свою выгоду.

Элизабет отвела взгляд. Ее прекрасное личико слегка залилось краской.

– Это просто восхитительно, – прошептала она.

– Полагаю, что это так, – согласилась Маргрит с легким смехом, – но сейчас я хотела бы ошибаться в этом, лишь бы увидеть его снова.

Дальше продолжать было опасно и неуместно. Хотя Элизабет была молода, она не была глупой. Маргрит сказала достаточно, чтобы девочке было о чем с удовольствием подумать.

ГЛАВА 4

Сложная игра с целью убедить бретонских дворян в том, что Генрих является подходящим мужем для Анны, растянулась на долгие годы. Роль Генриха заключалась в эффективном использовании своего красноречия, прикрываясь, где лестью, а где хвальбой, в зависимости от того, что подсказывал ему ангел-хранитель. Роль Франциска заключалась в том, чтобы вдолбить в головы своих баронов мысль о добродетелях Генриха, и одним из путей для этого было возвысить более опасного фаворита. К власти был продвинут Пьер Ланду, выскочка и мошенник с острым умом, вкрадчивыми манерами и жадностью, удивительной даже по тем захватническим временам. На фоне Ланду Генрих был просто образцом добродетели.

За несколько недель до двадцатипятилетия Генриха из Англии пришло сообщение, достаточно тревожное, чтобы отвлечь его от этой цели. Умер муж Маргрит. Курьера, доставившего эту новость, сразу же отправили назад с предложением Маргрит найти убежище в Бретани, в случае, если ей что-то угрожает. Прежде чем гонец успел вернуться назад, появился сколяр с посылкой из книг для Генриха.

Эдвард IV не хотел, чтобы правнучка Джона Гонта жила в безутешном одиночестве. Он считал, что было бы хорошо снова выдать ее замуж. В мужья был предложен лорд Томас Стэнли – главный камергер Эдварда и один из наиболее приближенных к нему людей. Генрих послал еще одно отчаянное приглашение, в котором, опасаясь за судьбу матери, решил поделиться с ней своими большими планами в отношении Бретани.

Срочные послания Генриха вызвали у Маргрит нежную улыбку. Теперь ей было почти сорок, но ее красивые благородные черты не изменились. Правда, под глазами залегли глубокие тени, щеки ввалились, а на ее прозрачной коже слезы и смех проложили маленькие морщины. Эти изменения только подчеркивали особую хрупкость ее чистоты, которая привлекала взгляды мужчин и в тоже время удерживали их от грубости.

Милый Генрих, он по-прежнему был настолько наивен, чтобы беспокоиться о своей матери, как будто после всех этих долгих лет она не могла позаботиться о себе сама. Она грациозно, как девочка, поднялась и пошла к секретеру. Царапанье в дверь заставило ее ускорить шаги, засунуть письмо Генриха в секретер и, отступив на шаг, произнести:

– Войдите.

Паж объявил приход лорда Стэнли, который вошел в комнату, едва не наступая ребенку на пятки.

– Вы, наверное, сочтете мое столь быстрое возвращение безрассудным, леди Маргрит, – сказал он.

Маргрит усмехнулась, она пыталась сохранить спокойствие, затем сдалась и рассмеялась.

– Мой дорогой лорд Стэнли. Ни одна женщина не сочтет безрассудным мужчину, который ухаживает за ней. Поскольку нас связывает только вопрос о нашем предполагаемом союзе и поскольку вы настаиваете на нем, я могу только предположить, что у вас появились новые или более весомые доводы в его пользу. Я думаю, это может только льстить, и, отнюдь, не говорит о безрассудстве.

Лорд Стэнли внезапно остановился и подтянулся. Маргрит рассмеялась, но глаза ее были добрыми. Он вновь двинулся вперед и его тонкое лицо приняло напряженное выражение.

Он был, скорее, среднего, чем высокого роста, но хорошо сложен и в его походке чувствовалась легкая грациозность придворного служаки, кем он собственно и был. Его высокий, открытый лоб и темные глаза выдавали в нем ум; полные, красивые губы говорили о страстности, а вот подбородок, – полагаться на лорда Стэнли было безнадежным делом. Маргрит подумала, что это и неплохо. У нее хватит сил на двоих.

– Тогда я должен полностью положиться на эту маленькую женскую слабость, – сказал Томас Стэнли, – хотя я и не льстил вам. Мое отношение к вам… в высшей степени искренне… чтобы сделать признание. Вы возражали против той невиданной поспешности, с которой король принуждает вас к новому браку. Это моя вина.

– Ваша, лорд?

Лорд Стэнли глубоко вздохнул и отвернулся.

– Я давно люблю вас, леди Маргрит, откровенно говоря, даже больше, чем следовало бы. Мое сердце было отдано вам еще до того, как умерла моя жена. Вы излучали чистый свет восковой свечи среди тех вонючих и коптящих факелов, в которые превратились большинство придворных дам.

Маргрит сделала горестный жест рукой, и Стэнли замолк. Ходили слухи, что его жену присвоил себе король. Если это так, то он был слишком слаб, чтобы протестовать, но у него хватило достоинства, чтобы понять, какую цену он заплатил за свои выгоды.

– Как только я прослышал о смерти Стаффорда, – продолжил он после паузы, – я пошел к королю и… и потребовал вас.

– О Боже!

Ее слова словно ударили его по лицу: он вздрогнул и слегка отступил назад.

– Если это… неприятно вам, Маргрит, если вы считаете, что я не смогу быть вашим мужем, я… я прекращу свои ухаживания.

– Томас, – теперь Маргрит сама подошла к нему и взяла его за руку. – Вы действительно так думаете?

– Да, – горько воскликнул он. – Когда я приходил к вам в прошлый раз, вы чувствовали себя неловко и были так рады, когда я откланялся. Это вызвало у меня раздражение. Я разозлился. Сначала я сказал себе, что заставлю вас полюбить меня. Но что бы ни думали эти глупцы при дворе, я знаю, что вы не из тех, кого можно взять силой. Потом я представил себе, что у меня будет за жизнь… Я бы не смог пережить вашу ненависть. Лучше совсем потерять вас. Я виноват, Маргрит… виноват. Я бы стал вам… хорошим мужем. Лучше чем другие, которых могли вам выбрать король или королева.

Он освободил свою руку и направился к выходу. Маргрит схватила его за руку.

– Подождите, Томас. Меня просто удивили ваши слова. Я не ненавижу вас. Раньше я действительно хотела, чтобы вы ушли, но это не имело никакого отношения лично к вам. – Это имело отношение к письму Генриха, но Маргрит не хотела признать это. – Я просто чувствовала, что меня подгоняют, и раздражалась. Я не могла понять, почему. Это просто неприлично. Не прошло и двух месяцев, как умер мой муж.

Лорд Стэнли сжал и разжал кулак.

– Я прошу прощения. Я знал, что вы обидитесь, но я взял на себя смелость больше не ждать. На вас нацелены голодные рты, Маргрит, и некоторые из них достаточно зубасты, чтобы перемолоть ваши хрупкие косточки. – Он почувствовал, как она оцепенела и быстро продолжил. – Я не пугаю вас, моя дорогая. Я просто пытаюсь объяснить, почему в своих действиях я якобы не учитывал вашей печали.

Маргрит покачала головой.

– Поскольку вы сказали, что любите меня, Томас, я не могу обманывать вас. Я не печалюсь по Генриху Стаффорду, несмотря на то, что мы более десяти лет были мужем и женой. Он был добр, и он нравился мне, но я никогда не любила его. В своей жизни я любила только один раз, – как женщина любит мужчину, – и этого мужчину я люблю до сих пор.

– Я завоюю вашу любовь, – с воодушевлением воскликнул Томас Стэнли. Он подумал, что она имеет в виду своего первого мужа, который уже двадцать пять лет лежал в могиле, и его не волновала эта странная преданность к мертвому человеку.

– Я не могу заверить вас в вашем успехе, – мягко заметила Маргрит, – но я могу пообещать вам, что не буду пытаться помешать вам в этом, Томас. Если я стану вашей женой, я попытаюсь полюбить вас.

– Значит, вы согласны?

Маргрит улыбнулась.

– Я никогда не имела в виду отказ… просто хотела получить небольшую отсрочку.

То было чистой правдой. Лорд Стэнли был очень близок к королю и являлся одним из самых могущественных магнатов Англии. Из политических соображений этот брак для Маргрит был наиболее выгоден. Для достижения своих целей она бы согласилась и на куда менее привлекательного мужа.

Лицо лорда Стэнли омрачилось.

– Я бы дал вам время, если бы мог, но я не решусь. Маргрит, здоровье короля оставляет желать лучшего. Ему все труднее и труднее справляться с гарпиями, которые набросились на него. Мы должны пожениться как можно скорее. Я… я обещаю не требовать от вас, если… если вы…

– Вы очень добры, но в этом нет необходимости. Я буду выполнять все свои супружеские обязанности, как только смогу. Просто, не ждите от меня большего, чем я могу дать, Томас. С моей стороны вы ни в чем не встретите отказа. Того, чего вы не найдете во мне, во мне не найдет и любой другой мужчина.

Он ничего не ответил на это и, продолжая смотреть ей в лицо, еще ближе привлек к себе. Подняв голову, Маргрит покорно посмотрела на него.

– Моя госпожа, моя госпожа, – прошептал он, целуя ее руку. – Я озолочу и осыплю вас жемчугом.

– О, Томас, – запротестовала Маргрит, – я прошу вас не говорить мне подобных вещей. Я не хочу оскорбить вас, но это наводит меня на мысли о королеве и…

Счастье обладания сменилось на лице лорда Стэнли выражением озабоченности и нерешительности.

– Маргрит… – начал он.

– Давайте сядем, – попросила Маргрит, – и расскажите, если хотите, конечно, что вас беспокоит. Что вы имели в виду, когда сказали, что король не совсем здоров? Я много месяцев не была при дворе из-за болезни Стаффорда, но Эдвард еще молодой мужчина и полон сил.

– Не так молод и не так силен как раньше. Это его образ жизни. Это все его образ жизни. Он не может изменить его, а Гастингсы потворствуют этому, подбивая его пить с ними на спор одну бутылку вина за другой. К тому же, его душа не знает покоя. Он оплакивает смерть Клэренса, с ненавистью глядя на тех, кто требовал ее от него, но сейчас он передал в их руки столько власти, что не решается выступить против них. К тому же, есть и справедливость. Король понимает, что они требовали этого акта, как в целях своей личной наживы, так и в интересах короны. Клэренс представлял собой опасность для короля.

– Он сильно любит вас, Томас. Разве вы не могли бы мягко попросить его отказаться от своих сумасбродств? Да и слова утешения, наверняка, не были бы лишними… – она остановилась, заметив как Томас качает головой в знак своего несогласия.

– Он изменился, сильно изменился с того времени, когда вы видели его в последний раз. Мы должны пожениться немедленно, Маргрит. Я боюсь… Я очень боюсь… – Он понизил голос почти до шепота, хотя в комнате они были одни. – Если вы хотите избавиться от меня, Маргрит, я дам вам такую возможность. Вам нужно будет только повторить то, что я вам сейчас скажу, и королевский палач позаботится о том, чтобы я никогда больше вас не беспокоил. Я боюсь, что король не протянет и до следующего года.

После ухода лорда Стэнли Маргрит очень внимательно перечитала письмо сына. Она уже отказалась от его первого приглашения найти убежище в Бретани, написав, что считает лорда Стэнли прекрасным мужем для себя. Теперь ее предположения полностью подтвердились. Более того, стало вполне ясно, что она сможет оказывать на него огромное влияние. Маргрит закусила губу. Если Эдвард умрет и власть в королевстве мирно перейдет в руки его сына, Генриху имеет смысл жениться на Анне Бретонской. Возможно, после смерти Эдварда он сможет спокойно вернуться домой, но куда? Его поместья принадлежат другим. Он всегда будет под подозрением.

Однако Маргрит не верила, что принц Эдвард наследует власть своего отца. Глостеры и Вудвиллы никогда не захотят сотрудничать, а принцу не хватит сил, чтобы поддерживать мир между ними. Если начнется гражданская война, у Генриха может появиться шанс только… только, если он будет холост и сможет беспрепятственно жениться на дочери Эдварда. Маргрит взяла хорошо знакомую ей книгу и начала перелистывать страницы. Она вернулась к секретеру, осмотрела перья, выбрала подходящее и начала помечать отдельные страницы.

Ответ, полученный Генрихом, на свое сообщение о предполагаемой помолвке с Анной был так зашифрован, что он с трудом разобрался в нем. Он попросил отпустить его со двора, чтобы привести Джаспера во дворец на рождественские праздники, и взял с собой священника, который привез ему послание от Маргрит. Джаспер прочел короткое невинное письмо, привезенное священником, дважды выслушал столь же невинное устное послание и внимательно изучил отмеченные места в религиозном тексте. Зазвенели золотые монеты, и священник был отпущен, чтобы утром продолжить свой путь во Францию.

– Что скажешь, дядя? – нетерпеливо спросил Генрих.

– Похоже, что леди Маргрит вообще не отправляла этого послания. Не может быть, чтобы она написала такую галиматью, – медленно произнес Джаспер.

– Я думал над этим, но у кого еще хватило бы ума разделить послание на три части, чтобы оно выглядело как три невинных наставления сыну? Нет, если бы кто-то другой прислал это с целью расстроить мою помолвку с Анной, то разве бы он не постарался сделать послание более доходчивым?

– Полагаю, что так. К тому же, в послании говорится об отпущенном сроке. Не похоже, что это писал враг.

– Значит, моя мать ожидает чего-то, что должно произойти в Англии в ближайшие шесть месяцев… чего-то, возможно, более важного для меня, чем женитьба на наследнице Бретани. Ради Бога, скажи дядя, чего? Что может быть столь важным?

Их глаза встретились, и Джаспер согласно кивнул.

– Смерть Эдварда… только она. – Затем он нахмурил брови. – Я все еще не понимаю, почему это должно помешать твоей женитьбе на Анне Бретонской. Если твоя мать полагает, что твои поместья и титул будут возвращены тебе сыном Эдварда, то это только увеличивает твои шансы в Бретани. Более того, твоя помолвка здесь убедит наследника Эдварда, что ты спокойно остаешься за границей, а это повысит твои шансы на реставрацию.

Генрих встал и начал нервно ходить по комнате. Бретань была всего лишь герцогством, это правда, но его герцог правил независимо, как любой король.

Можно было предположить, что имея невесту, которая почти на двадцать лет моложе его, править будет он, а не она, несмотря на все ее законные права. Если мать хочет, чтобы он отложил свое обещание жениться на Анне, то только потому, что она предусмотрела для него еще более значимое положение.

– Твоя мать тешит себя пустыми надеждами, – проворчал Джаспер, подтверждая тем самым, что его мысли работают в том же направлении, что и у Генриха. – Глостер, Бэкингем, Гастингсы и Вудвиллы действительно являются непримиримыми врагами, готовыми разорвать Англию на части после смерти Эдварда, но у Эдварда есть два здоровых сына, которые будут с ними бороться. Ни одна из этих фракций никогда не посмотрит в твою сторону.

– Я согласен со всем, за исключением того, что моя мать легкомысленная женщина… с этим я никогда не соглашусь. Она знает что-то, чего не знаем мы. Возможно, что-то слишком опасное, чтобы это можно было доверить курьеру.

Генрих сидел, почувствовав, что его хождение по комнате выдает его растерянность. Он взял себе за правило никогда, ни при каких обстоятельствах не показывать, что у него есть сомнения и опасения, как у любого другого человека.

– Хорошо, пусть Маргрит и не свойственны пустые мечтания, – ворчливо согласился Джаспер. Теперь настала его очередь встать и мерить комнату шагами. По его мнению, английский трон был столь же недостижим для Генриха, как луна, и он не откажется от Бретани ради каких-то сумасбродных мечтаний. Джаспер остановился перед племянником и посмотрел на его спокойное лицо и расслабленную позу со смешанным чувством раздражения и гордости.

– Ты уже принял решение, так? Никогда не встречал таких, как ты, Генрих. Другой бы свихнулся, решая как поступить в подобной ситуации, а ты размышляешь, принимаешь решения и, что еще удивительнее, выбрасываешь это дело из своей головы, как будто оно тебя не касается.

Генрих улыбнулся, а затем расхохотался. Тому, кто не мог глубоко взглянуть в его глаза, его манера смеяться могла показаться заразительной. Хотя это ни в коей мере не соответствовало правде, впечатление Джаспера полностью совпадало с тем, которое Генрих хотел у него создать.

– Но в данном случае, дядя, принять решение было очень просто. Мне нужно просто ничего не делать. Если я не буду подбивать баронов, они не попросят Франциска о помолвке. Ланду вряд ли станет более благоразумным. Проявив терпение, я ничего не теряю, ну, а терпения у меня хватит.

– Не будь столь уверен, что ты ничего не потеряешь. Франциск плох. Вспомни его припадок, когда он час был без сознания, а потом до конца дня был в состоянии помутнения рассудка. Что если его хватит еще более сильный удар?

Генрих уже думал об этом, и, хотя такая возможность заставляла его холодеть от страха, его улыбка нисколько не выдавала это.

– Такие дела действительно в руках Божьих, дядя. Что толку об этом волноваться? Если бы я даже решил ускорить обручение, завтра оно все равно не состоится, а завтра у Франциска может случиться новый припадок.

– Волноваться никогда не следует, – недовольно проворчал Джаспер, – но я никогда не встречал человека, который бы следовал этому правилу… разве что дурак.

– Иногда и дураком весьма полезно прикинуться.

Джаспер вздохнул.

– Тебе это не грозит, Генрих. Когда других считают дураками, тебя подозревают в дьявольских кознях.

Генрих снова рассмеялся.

– В этом тоже есть большая польза.

Неожиданно Джаспер рассмеялся вместе с ним.

– Это просто какое-то наваждение, Генрих. Я понимаю, что должен беспокоиться о нас обоих, но твоя уверенность в том, что все будет хорошо, действует на меня как живительная влага. Ты не обращаешь людей в свою веру?

Нет, подумал Генрих и вместо ответа тепло обнял его. Но я вскармливаю их на своей вере, словно раскрывая им свое тело, чтобы они могли жевать мою печень и сосать кровь моего сердца. Это-то и вызывает у меня такую боль.

Все последующие известия из Англии касались личных дел. Маргрит вышла замуж и была весьма довольна Стэнли… даже больше, чем своим предыдущим мужем.

– Я полагаю, – посмеиваясь, читал между строк Джаспер, – она имеет в виду, что Стэнли – человек на крепких ногах, но со слабой головой, которой она сможет вертеть в нужном ей направлении.

– А также, – ответил Генрих, перебрасывая пакет с монетами и драгоценными камнями из одной руки в другую, – что он богаче Стаффорда и позволяет ей свободнее распоряжаться ее собственными доходами. Я надеюсь, она не будет присылать мне слишком много и не вызовет его подозрений.

В течение двух месяцев они не получали никаких известий. Джаспер начал беспокоиться и уже хотел просить отпуск, чтобы вернуться за границу, но Генрих возражал против этого шага. Однако в конце марта пришло известие о серьезной болезни Эдварда IV.

Спустя неделю это же подтвердил и курьер, добавив, что ожидают его смерти. Джаспер остервенело кусал ногти, а Генрих посмеялся и уехал охотиться. Ему было очень важно показать бретонским лордам, как мало волнуют его известия из Англии.

Девятого апреля 1483 года Эдвард скончался. Теперь даже Генриху с трудом удавалось казаться незаинтересованным. Он решил жениться на Анне, если правление мирно перейдет к наследнику Эдварда. Он не хотел, чтобы Франциск или бретонские дворяне заподозрили, что он всегда смотрел в сторону Англии. В качестве предлога он попросил и получил разрешение объехать с Джаспером границы. Если бы события в Англии начали быстро разворачиваться, количество курьеров могло бы выдать глубокую заинтересованность Генриха в событиях, непосредственно связанных с бретонскими делами.

Данные меры предосторожности оказались вполне оправданными. К концу мая посыльные Маргрит буквально шли по пятам друг за другом. Братья королевы попытались оставить власть у наследников Эдварда, но предупрежденный Гастингсом Глостер при поддержке Бэкингема лично захватил принцев. Можно было подвести черту: Глостер, Бэкингем и Гастингс против королевы и ее родственников Вудвиллов, и первый раунд остался за Глостером. Королева со своим старшим сыном от первого брака, маркизом Дорсетом, и одним из своих братьев скрывались; два других ее брата – Риверс и Грей – были взяты в плен. С каждым днем новости становились все драматичнее и важнее. Члены созванного Ричардом и Глостером совета не доверяли друг другу. Вступив в связь с бывшей любовницей Дорсета и попав под ее влияние, Гастингс перешел на сторону королевы.

Затем появился личный священник Маргрит и, падая перед Генрихом на колени от изнеможения, выпалил последние новости. Гастингс мертв… схвачен на заседании совета и без суда обезглавлен во дворце Тауэра. Мортон и Ротерхем заключены в Тауэр, а самого Стэнли держат под арестом, правда, домашним.

– Моя мать? – тихо спросил Генрих, но Джаспер видел, как руки племянника сжались в кулаки, руки, которые обычно были столь расслаблены в экстремальных ситуациях.

– В безопасности, – прошептал священник, почти плача от усталости. – Она проживает возле монастыря, и у нее есть тайный ход на случай побега.

– Благодарим тебя за это поручительство. – Руки Генриха разжались и тихо легли на ручки кресла. – Теперь иди и отдыхай.

– Он захватит трон для себя! – воскликнул Джаспер.

– Нет, он не может! Принц – его племянник. – Генрих был столь шокирован, что слова вырвались у него до того, как он подумал. – Ричард Глостер, – как бы я не ненавидел весь дом Йорков, – был способным и верным соратником своего брата, – добавил он, оправдываясь. – Я не поверю, что он пойдет против детей своего брата.

Лицо Джаспера смягчилось. Он пересек комнату и положил руку на плечо Генриха, чтобы успокоить его. Он понимал, что племянник защищает не Ричарда Глостера, а Джаспера Пембрука.

– Генрих, во мне нет ни капли крови, которая давала бы мне право на корону. Поэтому… поэтому, я говорю… можешь мне поверить, я никогда не буду стремиться к ней. – Он почувствовал, как напряглось плечо Генриха и увидел на его лице мимолетное, непроизвольное выражение страха. Джаспер наклонился и поцеловал племянника в лоб. – В глубине души я верю, что ничто не может встать между нами, что никакие деньги или власть не заставят меня поднять руку против тебя. Но я прожил пятьдесят два года в жестоком мире. Кто знает, что сделает человек, когда перед ним возникают такие соблазны.

Генрих повернулся лицом к дяде и улыбнулся. Джаспера охватила радость. Впервые улыбались оба Генриха – его любимый племянник, и второй, который наблюдал со стороны.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю