Текст книги "Бык из моря"

Автор книги: Роберта Джеллис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 25 страниц)

Глава 20

Что сказал Дионис Гекате – и сказал ли он ей хоть что-нибудь, – Ариадна так никогда и не узнала. Она поужинала с ним, но едва могла есть – эмоции лишили ее сил. А потом уснула на кушетке прямо посреди фразы, когда они обсуждали, что лучше: ей найти перекресток и помолиться (храмов у Гекаты не было) или ему пойти прямиком к ней и попросить о помощи. Она проснулась от ощущения, что рядом с ней кто-то возник из ниоткуда – кожа у нее горела, а волосы на затылке почти что встали дыбом. Ариадна раскрыла глаза и села. Она лежала, где уснула, только сверху ее прикрывал большой плед – чтобы не замерзла ночью. Прямо перед ней, освещенная парящим между ними волшебным «светлячком», стояла высокая женщина, а рядом с ней – огромный, с человека, черный пес с белыми глазами.

– Геката!.. – выдохнула Ариадна, тотчас узнав гостью – они мельком встречались на Олимпе. А потом прикусила губу, внезапно пронзенная жалом ревности.

Геката могла не любить Диониса – но не было бы ничего удивительного, люби Дионис Гекату. Она была очень красива – ростом почти с него, с молочно-белой кожей, странными серебристо-голубыми глазами и темными волосами, по которым в свете волшебного огонька пробегали красноватые отблески. И ее никак нельзя было назвать «дитя», как Дионис звал Ариадну. Лицом и телом Геката была женщиной в самом цвету, достаточно зрелой, чтобы быть опытной, – и достаточно молодой, чтобы радоваться всей полноте жизни. Должна ли она доверить покой Минотавра этой женщине, которая, без сомнения, получила от Диониса то, чего жаждала Ариадна?

– Да, Геката. А это мой черный пес, Кабир.

Не в силах смотреть на прекрасное лицо Гекаты, Ариадна взглянула на пса. Белые глаза его были мертвы и ничего не выражали – но чувствовалось в его морде что-то странное, то ли из-за теней на шкуре, то ли из-за блеска кожи, то ли по обеим причинам – а только под собачьей мордой нет-нет, да и проступало лицо человека. Если Минотавр проваливался в зверя, этот зверь восходил к человеку. Что хуже, спросила себя Ариадна, – быть зверем в ловушке человечьего тела или человеком – в ловушке звериного?

– Привет тебе, Кабир, – сказала она, протягивая руку.

Потом наконец она подняла глаза на Гекату – и не смогла сдержать громкого изумленного вздоха. Перед ней стояла древняя карга со сморщенной, как увядшее яблоко, кожей. Нос у нее был крючком, рот провалился, седые космы свисали, точно мокрые. На ее сгорбленном теле мешком висело то же платье, что перед тем изящно облегало фигуру женщины. И только глаза были прежние – та же серебристая голубизна, пронизанная детским лукавством и ожиданием радости.

– Ты разглядела, что скрыто в Кабире, и знаешь, почему я пришла помочь тебе, – с улыбкой сказала старуха. – Дионис не ошибся в тебе, ты именно то, что он говорил. – И она превратилась в громко хохочущую светловолосую девушку на самом пороге женственности. – Вот только приревновала ко мне Диониса ты зря. Он никогда не хотел и не хочет меня.

– Меня он тоже не хочет. – Ариадна вздохнула, встала и поклонилась. Черный пес легонько боднул ее. Она опустила на него взгляд. – Не знаю, чья участь хуже – твоя или моего бедного брата. Будь я уверена, что ребенок в нем исчезнет совсем, растворится в звере – он не терзал бы так моего сердца. Но порой он ведет себя так по-человечески!.. Рвется на свободу, ищет друзей, просит рассказывать истории... – Ариадна прикусила губу. Еще чего не хватало – расплакаться сейчас!

– Я бы и хотела успокоить тебя, – проговорила Геката, – да мне нечем. Я не знаю, что сделал Посейдон. Мне только кажется, что нельзя навечно срастить звериную голову и человеческое тело. Такие заклятия требуют обновления.

Пока Геката говорила, Ариадна подняла глаза – рядом с ней снова была зрелая красавица. Странное дело – но Ариадна совершенно не удивилась и от мыслей о судьбе Минотавра это ее не отвлекло.

– Что с ним будет? – спросила она. Геката покачала головой:

– Мне это неизвестно, но, думаю, если заклинание перестанет действовать, Минотавр умрет.

– Я не знаю, что чувствовать, – прошептала Ариадна. Геката приподняла изящно изогнутые брови.

– Что бы ни случилось – ты все равно будешь чувствовать себя виноватой. Я не могу спасти тебя от тебя самой. – Она чуть улыбнулась. – Ты очень молода, моложе даже, чем этот глупыш Дионис. И все же Дионис совершенно прав: у тебя слишком чувствительная душа. Но по крайней мере я могу уберечь тебя от сочувствия Кабиру. Он с огромным удовольствием пользуется вниманием и сочувствием таких простых душ, которые, распознав в нем его дух, жалеют его – и притом ничего о нем не знают.

При этих словах черная псина снова боднула Ариадну и вывесила из пасти язык. Ариадна поняла, что он смеется. Девушка слабо улыбнулась.

– Скорее всего ты права и я сама творец своей скорби, – сказала она. – Но, божественная Геката, я не ослышалась: ты сказала, что пришла помочь моему брату?

Та засмеялась.

– Всегда добиваешься своего?.. Но – да. Я сказала, что помогу. – Ясные серебристо-голубые глаза на миг затуманились. – Посейдон не должен был делать того, что сделал. Он нетерпим – и куда более безответственен, чем Зевс. Минотавр невинен – так же невинен, как мой пес, который тоже убивал – и должен жить, пока ему живется, свободным от мук.

– Он всего только восьмилетний мальчик, – вставила Ариадна.

Геката кивнула:

– Скажи своему волшебнику: пусть строит самый лучший лабиринт, какой только сумеет, но не использует чар. Когда он будет завершен – я приду и зачарую его, добавлю иллюзий и заплету той силой, что сотрясает твой остров. Иллюзии и полог будут держаться, покуда колеблется эта земля, – и исчезнут только тогда, когда землетрясение уничтожит Кносс. Ты и твоя сестра Федра будете вплетены в заклинание, и я принесу или передам тебе слова Веления.

– Благодарю тебя... – начала было Ариадна – но Гекаты уже не было. Пес тоже исчез.

Ариадна протяжно и облегченно вздохнула – и поняла, что хочет есть. Она собралась было велеть принести что-нибудь – но, сделав шаг, едва не опрокинула столик, за которым ужинала с Дионисом. Еда по-прежнему была на нем, но, когда Ариадна потянулась за сыром, пальцы ее ухватили лишь пустоту. Стазис! Удивленная, ибо чем-чем, а предусмотрительностью Дионис никогда не отличался, она пробормотала: «Тиалуо стазис» и начала есть. Он учился быть заботливым.

Минотавр получит свой лабиринт, и Ариадна ни мгновения не сомневалась, что если иллюзии наведет Геката – они будут не только долговечными, но и доставляющими ему удовольствие. А в общем-то, медленно жуя, думала девушка, не так уж Геката и странна. Возможно, она и казалась странной – олимпийцам, привыкшим открыто выражать свои чувства и мысли, чего сама Геката не делала. К тому же, решила Ариадна, она очень тонко чувствует справедливость. Да еще и эта ее кривая усмешка, вот уж чего наверняка олимпийцам никогда не понять. Возможно, она потому и говорила так резко о том, как глупо быть мягкосердечной, что некогда сама настрадалась от этого.

Интересная мысль – вот только подтвердить ее было нечем. Ариадне оставалось лишь надеяться, что Геката – в отличие от других олимпийцев – сдержит свои обещания и зачарует лабиринт. Но сейчас думать об этом было незачем; все равно до того, как строительство закончится, утечет еще немало воды. Ей надо будет самой поглядеть на постройку: Икар не всегда может заставить Дедала поступать, как тем обещано, но теперь, когда «она» согласилась им помочь, Ариадна будет иметь право высказывать свое мнение. И надо обязательно сходить завтра к Федре, объяснить, что большинство смертей и ранений оказались случайны и Минотавр был не более зол, чем всегда.

К удивлению Ариадны, Федра в ответ на ее объяснения только кивнула и повела плечами. Она так боялась и переживала – а все оказалось куда проще, чем она могла надеяться. Ариадна даже встревожилась, и Дионис тут же принялся подшучивать над ней. Если чему-нибудь суждено случиться, посмеивался он, его непременно предупредили бы – Видением.

Ариадна очень надеялась, что он прав, но ее беспокоило, что все идет как-то слишком гладко: Минотавр ведет себя прекрасно, как никогда, Федра без возражений вернулась к своим обязанностям, а за внешней стеной, что отделяла от дворца пределы храма Бога-Быка, возводил свой лабиринт Дедал – и тоже без споров и проволочек.

Прошло одно десятидневье, второе... Начиналось третье. На десятый день месяца конца весны царь Минос подготовил дары, которые должны будут подтвердить его готовность заключить договор с Афинами. Также он выбрал золотые нагрудники и наручи для царя и принца, велел приготовить пифосы с вином и маслом, изготовить и вызолотить резной ларец для великолепного одеяния, расшитого для Тезея Федрой, и собрал посольство из придворной знати, поставив во главе его своего старшего сына и наследника Андрогея. Лучший корабль Критского флота принял посольство на борт и поднял парус.

Федра думала только об отъезде, жила одной лишь надеждой, что после летнего солнцестояния афиняне возвратятся – возможно, вместе с Тезеем, – чтобы после свадебного обряда увезти ее с собой в Афины. Она мучилась вопросом, достаточно ли велико ее приданое, хотя, конечно, главным приданым на ее свадьбе должен был стать договор. Ариадна слушала ее вполуха. Быстрое строительство лабиринта, хорошее поведение Минотавра и прекрасное настроение Федры оставляли слишком много места для ее собственных невзгод и разочарований.

Хотя надежды и страхи Федры не занимали ее полностью, а возможно, были просто слишком близки ее собственным желаниям, чтобы отвлечь Ариадну, она не собиралась погребать их под заботами о переселении Минотавра. Только вот забот никаких не потребовалось. В назначенный день он легко поменял жилье. Дедал скрыл обычный переход иллюзией, и когда Минотавр вышел из задних дверей храма, он просто прошел по коридору, что вел в лабиринт. Тем не менее перед дверями в свою спальню он остановился и пристально посмотрел на них.

– Вот и ты, Минотавр, – окликнула его Ариадна, распахивая створки. – Я пришла навестить тебя.

Он поспешил к ней, но, когда вошел в покои, его широкие ноздри раздулись и затрепетали, а в глазах мелькнуло сомнение. Зверя в нем больше, чем человека, подумалось Ариадне: он чует разницу. К счастью, заданный им вопрос оказался простым.

– Где ступени? – спросил он.

– Царь Минос изменил дорогу в храм, – совершенно правдиво ответила Ариадна. – Для тебя это так важно?

Лоб меж рогов пошел морщинами – и Ариадна поспешила отвлечь братца, пока слишком сложный вопрос не рассердил его. – Входи и посмотри, что еще приготовил тебе царь Минос, – предложила она. – Теперь ты сможешь выходить наружу.

– Наружу? Ридна ведет наружу?

– Тебе не нужна Ридна, чтобы выйти, – сказала она, беря его за руку. – Ты можешь выйти сам.

Минотавр поспешил в гостиную и через нее – к открытым дверям и сунул в них свободную руку, ожидая встретить сопротивление. Рука легко прошла через проем.

– Открыто! – пораженно воскликнул он. – Ридна открывает?

– Нет, теперь открыто будет всегда, – мягко проговорила Ариадна и мысленно добавила: «Аноикодомо апатэ».

Не зная, что кругом него ткутся иллюзии, Минотавр поспешил в коридор. Ариадна шла следом. Спустя какое-то время она по звуку шагов поняла, что он обнаружил еще один коридор, но прежде чем он ударил по стене или успел как-то иначе выразить свое разочарование, перед ним открылся еще один, куда более освещенный проход. Над ним сияло небо.

Минотавр повернул на свет, вошел в коридор – да так и застыл, приоткрыв пасть и глядя вверх. Дальше он шел медленнее и осторожнее, через каждые несколько шагов взглядывая вверх, а один раз просто уселся на пол и принялся рассматривать облака, что бежали в голубой вышине. И в конце концов набрел на сад.

Ариадну очень интересовало, что он станет делать. С тех пор как местом его заключения был избран лабиринт, она отыскала несколько картин с садами и рассказывала о них Минотавру – о том, как растут цветы, что их можно сломать или убить, если сорвешь или наступишь. Она понятия не имела, запомнил ли он ее рассказы – но что-то, кажется, все же осталось в его голове, потому что он нежно погладил растения, а потом сел и начал оглядываться.

Он провел в саду почти весь остаток дня, переходя с места на место и разглядывая растения и облака. Когда свет начал тускнеть, он сорвал один цветок, сунул в рот и начал жевать – но тут же выплюнул, вскочил на ноги, рявкнул:

– Обед! – и заозирался в поисках заветной миски.

– Не в саду, – возразила Ариадна, выходя из тени и становясь так, чтобы он мог ее видеть. – Пойдем со мной. Мы вернемся в твою комнату, и обед тебе принесут туда.

К удивлению Ариадны, Минотавр медлил, испытующе глядя на нее.

– Пойдем наружу опять? – спросил он.

– Ну конечно же, – улыбнулась Ариадна. – Ты можешь теперь выходить, когда хочешь. Царь Минос устроил для тебя новый дом.

– Хорошо. Ем обед быстро. Люблю Ридну. Не трогать. «Метакино апатэ», – подумала Ариадна – и заметила, что три из пяти ведущих из сада тропок исчезли. Она протянула руку, и Минотавр взялся за нее. На сей раз он подошел так близко, что Ариадна поняла: он вырос еще больше. Теперь ее макушка едва достигала его пояса.

– Обед быстро, – сказал он.

Повторение встревожило Ариадну, но она перестала беспокоиться, когда, войдя в передний покой, застала там Федру. Минотавр кинулся к своей миске с мясом и принялся набивать пасть.

– Что с тобой случилось, во имя всех богов? – накинулась на сестру Федра. – Я пришла сюда до заката. Ждала, ждала... и уже начала бояться, что лабиринт не подчинился тебе и ты заблудилась.

– Нет-нет, этот лабиринт никогда не подведет, – уверила ее Ариадна. – Минотавра заворожил сад и облака в небе. Он все смотрел и смотрел, а мне не хотелось портить ему удовольствие.

– Я слышала, как он вопил про обед. Это было близко, но когда я вышла поискать тебя – там были только бесконечные коридоры. Потом я оглянулась – посмотреть, не пора ли возвращаться назад – и вдруг обнаружила, что стою в нескольких шагах от этой палаты. Какие иллюзии! Дедал воистину превзошел себя... Но давай-ка уйдем побыстрей, пока Минотавр не закончил есть и не захотел послушать рассказы или сделать прическу.

Ариадна кивнула, и сестры выскользнули наружу. Она рассеяла иллюзии. Поначалу это было не слишком заметно: перед ними по-прежнему извивался коридор, скрывая за резкими поворотами любой намек, куда поведет дальше. Но освобожденный от иллюзий, коридор после двух поворотов выводил прямо к бронзовым воротам. Федра толчком отворила их, и сестры попали в нижний этаж дворца.

Здесь их пути расходились. Однако прежде, чем проститься, Ариадна коснулась руки Федры.

– Думаю, – сказала она, – тебе лучше кормить Минотавра плотнее не в полдень, а с утра. Если он станет уходить в лабиринт вскоре после пробуждения и заблудится там или в одном из садов, он может очень проголодаться, прежде чем отыщет дорогу назад.

– Сильней проголодается – быстрей вернется, – нетерпеливо бросила Федра.

– А если он не сможет найти дорогу? – заметила Ариадна. – Об этом мы не подумали. Он не тронет н»тебя, ни меня – а если ты принесешь еду, то сразу его и накормишь, – но если, очень голодный, он наткнется в коридорах на кого-нибудь из своих слуг...

Федра содрогнулась.

– Я присмотрю, чтобы еды было вдоволь – и даже больше того, – пообещала она. – А в садах можно оставлять миски с хлебом. И я предупрежу слуг, чтобы не совались в лабиринт.

Предостережения, однако, пропали втуне. Во-первых, слуги не обратили на них внимания. Успешно попирая какое-то время законы общества, смертники возомнили себя очень умными – и надеялись сладить с лабиринтом, а если Минотавр не мог этого сделать, то, конечно же, потому, что он обделен умом!

Четыре дня спустя один из новичков пропал. Остальные смолчали: они сочли, что он нашел выход и удрал. Поэтому, танцуя для Матери в Ее день, благодаря Ее за богатство летних всходов и выражая надежду, что Мать не оставит благословением и урожай, Ариадна не знала, что Минотавр снова убил.

Ее собственный дар, танец и музыка были приняты, она знала это: волосы струились вокруг нее, поддерживая тело и дух, золотистые ленты свивались в кокон, давали тепло и силу. Тем не менее Ариадну не оставляло странное чувство, что, хотя она – главная Ее ревнительница и представляет весь народ Крита, Мать сегодня больше занята чем-то другим. Если так, размышляла она, отдыхая после особенно быстрой части танца, внимание Матери должно быть обращено на ее собственное воплощение, Пасифаю, – но именно сегодня такое вряд ли возможно. По тому, что видела – и ощущала – Ариадна, она поняла: Мать полностью отделила себя от царицы. Хотя Пасифая, как и в прежние годы, вела партию богини безошибочно, в ее голосе не было жизни, а в глазах – разума.

Сперва Ариадна испугалась, решив, что Минос по каким-то причинам запер жену и выставил вместо нее сотворенную Дедалом куклу-копию. Однако очень быстро она поняла: что бы ни произошло, Минос тут ни при чем. Царь был так же встревожен, как и она, даже несколько раз незаметно толкал Пасифаю, словно старался привести ее в чувство.

Весь танец Ариадна следила за Пасифаей и наконец поняла: Пасифая, тщательно скрывая это, боролась с болью. Это не Мать отделила Себя – это Пасифая восстала и отказалась принимать предложенное ей; она мятежно искала в самой себе божественную Силу, которой никогда не обладала. Ариадна видела, как она бледнеет и цепенеет, и понимала, что если она не откроется – и как можно быстрее, – то неминуемо умрет.

Странно, но зрители, кажется, не заметили ни смертельной бледности и застылости Пасифаи, ни того, что партию свою она пела голосом выходца из могилы. Они покидали двор танца в приподнятом настроении, безмятежно обсуждая церемонию, изящество танца Ариадны, главенство Сафо в хоре, благоволение Матери к Криту.

В другой компании, что прошла мимо Ариадны, один заявил, что с приходом Бога-Быка жизнь куда как улучшилась, другой согласно кивнул – но третий пробормотал что-то о непомерных требованиях даров, а четвертый вздрогнул. Ариадна пожалела, что не умеет становиться невидимой, как Дионис, – ей вдруг захотелось пойти за этими людьми и услышать, что они говорят не на людях, а среди своих. Но она не знала заклинания и к тому же устала, и тогда, подумав, спросила себя: а так ли уж ей хочется это знать?

Был ли народ поражен слепотой и поэтому не видел надвигающийся на него рок? Действительно ли Мать отвернулась от Крита? Не от нее – этого Ариадна перестала бояться с тех пор, как поняла, что Мать не отказывает ей ни в помощи, ни в силе, но Пасифае не быть Ее воплощением, пока она замкнута в себе. Не обрушится ли на них из-за этого великое лихо? Добравшись до святилища, Ариадна не стала есть, а прямиком отправилась в постель.

В день после ритуала – хотя Ариадна не знала об этом еще пять дней – Минотавр убил снова. В тот вечер старуха, что заменила куртизанку – она была поумнее остальных, – заметила, что Минотавр, вернувшись, не накинулся на еду, а только лениво порылся в миске. На следующий день он опять не был голоден, а еще через день Федра приступила к слугам с расспросами о нетронутой еде и двоих пропавших.

У старухи-служанки перехватило дыхание. Только сейчас два и два сложились у нее в голове. Клея и оставшийся слуга-мужчина что-то бойко объясняли. Тот слуга, которого Федра не видела пять дней, большую часть времени проводит в садах; другой вышел найти Минотавра и позвать его есть. Федра им не поверила – но смолчала. Когда рядом не было Минотавра, способного ее защитить от них, она боялась, что преступники могут напасть на нее и взять в заложницы.

Когда она в следующий раз принесла еду, в покоях Минотавра снова не было никого из пропавших. Федра не стала спрашивать про них, а тотчас ушла. Едва ступив за порог, она рассеяла иллюзии и восстановила их, только пройдя два настоящих поворота перед вратами. Но даже и так она оказалась в боковом коридоре, и ей пришлось пройти еще немного, прежде чем она вышла на правильный путь.

Злая и испуганная, Федра даже забыла на время думать о возвращении Андрогея и свадьбе и пошла не в свои покои, трудиться над афинскими платьями, а отправилась на Гипсовую Гору, в святилище, чтобы сообщить Ариадне, что двое заключенных сбежали.

– Не будь дурочкой, Федра, – сказала Ариадна. – Этого лабиринта не пройти никому, и даже если кто-то выйдет случайно к дворцовым или храмовым вратам – на них волшебные замки, он просто не сможет открыть их.

– Кто сказал, что не сможет? Мы с тобой открываем эти врата касанием пальца. Ты уверена, что никто из этих преступников не владеет волшебством?

– Их не обвиняли в применении волшебства.

Голос Ариадны звучал неуверенно. Хоть она и не верила, что простой смертный волшебник сможет рассеять иллюзии Гекаты, слуга вполне мог наткнуться на врата случайно. А запирающие заклинания на воротах – дело не Гекаты, а Дедала, значит, их можно разрушить. А потом ей подумалось, что один человек мог, конечно, случайно выйти к вратам – но двое?.. Могла ли Геката чего-то не предусмотреть?

В тот же вечер она задала этот вопрос Дионису – и он не стал сразу отвергать ее сомнений.

– Это не непредусмотрительность в прямом смысле, – сказал он. – Просто когда вместе сплетается столько заклятий, самая малая толика чужеродных чар может разрушить иллюзию. И все же – двое? И оба настолько владеют магией, чтобы справиться с заклятиями Гекаты?.. – Он помолчал и вздохнул. – А ведь есть куда более простое объяснение.

Ариадна вспомнила, как Минотавр смотрел на нее и твердил: «Обед быстро», и холодок пробежал у нее по спине.

– Завтра же пойду и проверю, – прошептала она.

– Нет. Думаю, стоит пойти туда сегодня же – и нам обоим. Пока все спят, ты сможешь рассеять иллюзии. Тогда у нас будет время поискать пропавших, и думаю, если Гекатовы чары не будут мешать мне, я сумею сказать, кто и что делал с замками.

Замок на вратах в храм был, по уверениям Диониса, не тронут; никто, кроме Ариадны, не касался его. Проверять замок дворцовых ворот не пришлось – они нашли пропавших. Тела были спрятаны в одном из гротов. Оба оказались разодраны и частично съедены, но Дионис уверил Ариадну, что умерли они легко: одного задушили, а другого ударили по голове, размозжив череп.

– Их приговорили к смерти за жестокие преступления, – сказал он, – а они пытались бежать. Тебя ведь не трогает, когда подобных беглецов убивают солдаты. Смерть этих людей была не страшней, чем под ударом лабриса. Те, кого менады уволакивают в горы, чтобы принести в жертву, умирают не так легко.

– Но этих людей я знала, – выдохнула Ариадна, пряча лицо в Дионисовой тунике. Она так ослабела, что ему приходилось поддерживать ее. – А он ест их.

– Он – зверь... и в очень малой степени – человек. – равнодушно проговорил Дионис. – Он был голоден, а человечина – мясо мягкое и сладкое.

Ариадна забилась в его руках, но вырваться не смогла.

– Ты тоже? Дионис рассмеялся.

– У меня это не в обычае, но вот отец Гекаты основал культ... Забудь. С этим уже покончено. – Он встряхнул Ариадну. – Оставайся здесь, а я перенесу эти останки к дверям Минотавровых покоев. Слуги найдут их, поймут, что двое не сбежали, и зарекутся ходить в лабиринт. А поскольку у них будет, чем кормить Минотавра по возвращении, не думаю, чтобы он их тронул.

Слова Диониса немного успокоили ее – особенно после того, как он унес разодранные тела, так что Ариадна, пока ждала, почти пришла в себя. Когда Дионис возвратился, они покинули лабиринт тем же путем, что и вошли в него, и Ариадна, стоя снаружи, восстановила иллюзию. Ко времени, когда они вернулись в святилище, Ариадна успокоилась совершенно и мрачно размышляла, много ли времени ей понадобится, чтобы привыкнуть и не обращать ни на что подобное особого внимания.

Воспоминания тем не менее были неприятны, и Ариадна сказала:

– Спасибо, любимый. Понятия не имею, что бы я делала, окажись там одна. Наверное, просто стояла бы и ревела, как последняя дура.

Взошла луна и посеребрила ее черные волосы, четко очертила лицо. Ариадна положила ладонь на руку Диониса и пощекотала мягкие золотистые волоски. Он задержал дыхание и прижал девушку к себе.

– Ну так скажи «довольно», и пойдем со мной на Олимп. Я устрою так, чтобы кто-нибудь хранил ключи от иллюзий лабиринта и присматривал за быкоглавым. Счастливей, чем сейчас, его уже не сделать – даже тебе. Да и не надо тебе больше ничего делать. Раньше или позже заклятие, что сплел Посейдон, развеется, и Минотавр умрет.

– Да... – Ариадна вздохнула, теснее прижимаясь к нему, чувствуя тепло его тела и то, как напряглись его чресла возле ее живота. – Позволь мне только увидеть свадьбу моей сестры и Тезея, убедиться, что ей хорошо в собственном доме, – и я приду. Но, Дионис...

Прежде чем Ариадна успела договорить, он оттолкнул ее – и исчез. Ее жалобное:

– ...почему ты не любишь меня? – тихим эхом повисло в воздухе.

В эту ночь Ариадна почти не спала, но, стремясь отыскать хоть что-нибудь, кроме отказа Диониса, о чем можно думать, вспомнила, что должна сообщить царю Миносу об убийстве еще двоих слуг. Поутру она велела одному из юношей, перешедшему из учеников в младшие жрецы, сходить во дворец и испросить для нее у царя личной беседы. Ее приняли немедля. Но принесенные ею вести почти не тронули Миноса.

Минос, явно занятый мыслями о чем-то другом, был лишь слегка раздражен, когда она рассказала, как они с Дионисом нашли пропавших слуг.

– Пока это не просочилось наружу, – сказал царь, – я найду возможность прислать ему еще двоих слуг. Но он не должен продолжать убивать их с такой скоростью. Вряд ли новые осужденные будут появляться настолько часто.

– С этим я ничего не могу поделать, – резко ответила Ариадна и вздохнула. – Не думаю, что стоит ждать новых смертей – во всяком случае, не так скоро. Эти двое считали себя достаточно умными, чтобы попытаться выбраться из лабиринта. Вместо этого они попались Минотавру. Либо он проголодался и потому убил их, либо просто понял, что они не имеют права там быть, как тогда в храме, и убил именно поэтому. А проголодался потом.

Минос сглотнул.

– Проголодался... – едва слышно прошептал он. – Тебе, кажется, все равно.

– Он всего лишь зверь, бедолага. Вы назвали его богом и внушили, что он может делать все, что захочет. Вы не учили его уважать людей. Я делала, что могла – но этого оказалось недостаточно. Почему же теперь я должна винить его за то, что он являет собой?

Царь отмахнулся от ее слов.

– Он что, опустился уже до того, что не сможет появляться в храме? Он будет нужен мне там в ближайшие день-два... Посольство Андрогея вот-вот вернется, и было бы неплохо, если бы они услышали, что бог хоть и ушел, но однажды появлялся в храме – в преддверии их возвращения. – Тут он взглянул в лицо Ариадны и поспешно добавил: – Это надо и Федре. Я не хочу, чтобы хоть что-то омрачило ее свадьбу с Тезеем.

Ариадна сомневалась, что свадьба Федры действительно что-то значила для отца – куда сильнее он был заинтересован в союзе с Афинами, – но эта свадьба много значила для самой Ариадны.

– Я постараюсь привести его в храм, – сказала она. – Но он не останется там, если ему не будет интересно.

– Об этом не волнуйся. С тех пор как бог ушел, я велел набрать побольше новых жриц и жрецов. И теперь все время, днем и ночью, они, сменяя друг друга, танцуют перед его пустым троном.

– Очень хорошо, – согласилась она.

Позже утром, проводив двоих стражников и двоих осужденных со связанными руками через лабиринт, она исполнила свое обещание. Прежде чем оставить новичков с другими слугами, Ариадна показала им изглоданные кости неподалеку от входа и сообщила, что сталось с теми, кто решил, что может сбежать.

Проследив, чтобы стражи вышли, она отправилась искать Минотавра. Ни в одном из садов его не было, и она встревожилась. Размышляя, не ищет ли он то, что спрятал, она пошла к гроту, где они с Дионисом отыскали тела, но ее ждал новый кошмар. Когда она наткнулась на Минотавра, он рассматривал картину. Он услышал ее шаги – и, занеся кулак, одним прыжком оказался рядом.

– Минотавр! – вскрикнула она. – Это Ридна!

Рука упала, а потом потянулась к ней – медленно, неуверенно.

– Ридна? – произнес он.

Ариадна глотнула воздуха и прижала ладонь к груди: сердце билось так, что, казалось, вот-вот выскочит. Проход вдруг потемнел, и она ухватилась за руку, что едва касалась ее, испугавшись, что иначе попросту упадет.

– Да, Ридна, – повторила она. – Ты голоден?

– Ридну не ем, – сказал он. – Люблю Ридну.

– И Ридна любит тебя. – «А ведь он и вправду убил бы меня, – подумала Ариадна. – Не опасно ли Федре ходить сюда каждый день с едой?» – Почему ты хотел ударить меня, Минотавр? – спросила она.

Он склонил голову к плечу, чтобы лучше видеть ее.

– Мое, – сказал он, поведя рукой.

– Лабиринт твой, и никому больше нельзя гулять в нем?

– Мой, – подтвердил он, кивнув.

Потом он выпустил ее руку и повернулся, словно собираясь уйти. Ариадна похолодела. Малыш Астерион, позже Минотавр – он всегда льнул к ней. Ей надо было быстро придумать, как уговорить его остаться; к счастью, взгляд его снова упал на картину, которую он рассматривал, когда Ариадна нашла его. Минотавр повернул назад.

– Картинка?

Минос хотел, чтобы до приезда афинян Минотавр еще раз появился в храме. Если это подвигнет их на заключение свадебного договора с Федрой и освободит ее от здешних обязанностей, подумала Ариадна, лучше проделать все сегодня же. Минотавр меняется слишком быстро, чтобы терять время.

– Да, я знаю эту картину. – Ариадна подошла и встала перед ней. – Видишь, как хорошо одеты тут люди? Головные уборы у них все в драгоценностях, и они надели свои лучшие платья. Они идут в храм принести дары Богу-Быку. Ты хочешь пойти в храм, Минотавр?

– Храм?.. – В том, как он произнес это, было больше любопытства, чем узнавания, но спустя миг он сказал: – Храм. Жрецы танцуют.

– Да. Жрецы танцуют для тебя. Ты хочешь увидеть их?

– Храм, – повторил Минотавр. – Где?..

– Я знаю дорогу. – Ариадна протянула руку, которую он перед тем выпустил, – Минотавр ухватился за нее и пошел следом.

Из тени позади задней двери храма Ариадна смотрела, как Минотавр занял свой трон. Когда он появился, у жриц и жрецов вырвался громкий крик, и несколько из них помчались к домикам, пристроенным к храму, чтобы служителям было где жить. Танцы и пение возобновились с новым жаром, и вскоре Ариадна увидела, как в храм стекаются верующие. Вот и хорошо, подумала она, теперь слух о новом появлении Бога-Быка разойдется везде и всюду.