Текст книги "Искатель. 1962. Выпуск №3"

Автор книги: Роберт Шекли

Соавторы: Яков Перельман,Олег Куваев,Владимир Михайлов,Глеб Голубев,Гелий Рябов,А. Ходанов,П. Пономарёв,Леонид Борисов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 12 страниц)

На сей раз заплатили десять тысяч долларов, а поломанная ключица зажила в совершенно пустячный срок. Рэдер получил двадцать три письма от своих поклонников, и среди них был страстный призыв какой-то девушки из Атлантик-сити, которым он пренебрег. Кроме этого, ему предложили принять участие в новой передаче.

Теперь Рэдер не был таким простаком. Он отлично сознавал, что чуть не поплатился жизнью за весьма умеренную сумму карманных денег. Большой куш был впереди, и если стоило постараться, то ради него.

Так Рэдер появился в «Подводном риске», который оплачивала фирма «Мыло красотки». В акваланге, с ластами и балластным поясом, вооруженный ножом, он вместе с четырьмя другими участниками состязания нырнул в теплые воды Карибского моря. Туда же опустили защищенные решеткой телекамеру и операторов. Состязавшиеся должны были разыскать и вытащить из воды сокровище, спрятанное там представителями фирмы, которая оплачивала программу.

Само по себе подводное плавание не было особенно опасным. Но организаторы состязания постарались для привлечения публики оживить его различными пикантными деталями. Местность была нашпигована гигантскими моллюсками, муренами, акулами разных видов, ядовитыми кораллами и другими ужасами морских глубин.

Зрелище получилось захватывающее. Один из участников состязания сумел добраться до сокровища, лежавшего в глубокой расщелине, но тут мурена добралась до него самого. Другой ухватился за сокровище в тот самый момент, когда за него ухватилась акула. Сине-зеленые воды морских глубин окрасились кровью – по цветному телевидению это хорошо было видно. Сокровище ускользнуло на дно, и тут за ним нырнул Рэдер. От большого давления у него лопнули барабанные перепонки. Он подобрал бесценный груз, отцепил свой балластный пояс, чтобы всплыть. В тридцати футах от поверхности ему пришлось бороться за сокровище с другим участником состязания.

Маневрируя под водой, они размахивали ножами. Противник рассек Рэдеру грудь. Но Рэдер с самообладанием бывалого борца отбросил нож и вырвал изо рта у противника трубку, по которой поступал воздух.

На этом все кончилось. Рэдер всплыл на поверхность и передал на стоявшую поблизости лодку спасенное сокровище. Им оказалась партия мыла «Величайшее из сокровищ», изготовленного фирмой «Мыло красотки».

Он получил двадцать две тысячи долларов наличными и триста восемь писем от поклонников, в числе которых было одно заслуживающее внимания – предложение девушки из Макона. Он серьезно задумался над этим. Рэдера положили в больницу, где ему бесплатно лечили рассеченную грудь и барабанные перепонки, а также делали прививки против коралловой инфекции.

И вот новое приглашение в крупнейший боевик «Премия за риск».

Тут-то и начались настоящие неприятности…

Внезапная остановка поезда вывела его из задумчивости. Рэдер сдвинул шляпу и увидел, что мужчина напротив поглядывает на него и что-то шепчет толстой соседке. Неужели узнали?

Как только двери раскрылись, он вышел, взглянул на часы. Оставалось еще пять часов.

На станции Манхассет он сел в такси и попросил отвезти его в Ныо-Сэлем.

– В Нью-Сэлем? – переспросил шофер, разглядывая его в зеркальце над ветровым стеклом.

– Точно.

Шофер включил свою рацию: «Плата до Нью-Сэлема. Да, правильно, Нью-Сэлема. Нью-Сэлема».

Они тронулись. Рэдер нахмурился, размышляя, не было ли это сигналом. Конечно, ничего необычного, таксисты всегда сообщают о поездке своему диспетчеру. И все же чем-то ему не понравился голос шофера.

– Высадите меня здесь, – сказал Рэдер.

Заплатив, он отправился пешком вдоль узкой проселочной дороги, петлявшей по жидкому лесу. Деревья здесь были слишком низкорослые и редкие для того, чтобы укрыть его. Рэдер продолжал шагать в поисках убежища.

Сзади послышался грохот тяжелого грузовика. Он продолжал идти, низко надвинув на лоб шляпу. Однако, когда грузовик подошел ближе, он вдруг услышал голос из телеприемника, спрятанного в кармане: «Берегитесь!»

Он бросился навзничь в канаву. Грузовик, накренившись, промчался рядом, едва не задев его, и со скрежетом затормозил. Шофер кричал:

– Вон он! Стреляй, Гарри, стреляй!

Рэдер бросился в лес, пули сшибали листья с деревьев над его головой.

«Это случилось снова! – заговорил Майк Терри высо-ккм от возбуждения голосом. – Боюсь, что Джим Рэдер позволил себе успокоиться, поддавшись ложному чувству безопасности. Ты не должен был делать этого, Джим! Ведь твоя жизнь поставлена на карту! Будь осторожен, Джим, осталось еще четыре с половиной часа'»

Шофер сказал:

– Гарри, Клод, а ну, быстро на грузовик! Теперь он попался.

«Ты попался, Джим Рэдер! – воскликнул Майк Терри. – Но они еще не схватили тебя! И можешь благодарить добрую самаритянку Сьюзи Петерс, проживающую в доме двенадцать по Элм-стрит, в Саут Орандже, штат Нью-Джерси, за то, что она предупредила тебя, когда грузовик приближался! Через минуту мы покажем вам крошку Сьюзи… Взгляните, друзья, вертолет нашей студии прибыл на место действия. Теперь вы можете видеть, как бежит Джим Рэдер и как убийцы окружают его…»

Пробежав сотню ярдов по лесу, Рэдер очутился на бетонированной автостраде. Позади остался редкий перелесок. Один из бандитов бежал оттуда прямо к нему. Грузовик, въехав на автостраду, тоже мчался к нему.

И вдруг с противоположной стороны выскочила легковая машина. Рэдер выбежал на шоссе, отчаянно размахивая руками. Машина остановилась.

– Скорей! – крикнула девушка, сидевшая за рулем.

Рэдер юркнул в машину. Девушка круто развернула ее.

Пуля шлепнулась в ветровое стекло. Девушка изо всех сил жала на акселератор, они чуть не сшибли бандита, стоявшего у них на пути.

Машина успела проскочить, прежде чем грузовик подъехал на расстояние выстрела.

Рэдер, откинувшись на сиденье, плотно сомкнул веки. Девушка сосредоточила все внимание на езде, поглядывая время от времени в зеркальце на грузовик.

«Это случилось опять! – кричал Майк Терри в экстазе. – Джим Рэдер снова вырван из когтей смерти благодаря помощи доброй самаритянки Джэнис Морроу, проживающей в доме четыреста тридцать три по Лексингтон авеню, Нью-Йорк. Вы видели когда-нибудь что-либо подобное, друзья? Мисс Морроу промчалась под градом пуль и вырвала Джима Рэдера из рук смерти! Позднее мы проинтервьюируем мисс Морроу и расспросим о ее ощущениях. А сейчас, пока Джим мчится прочь, прослушайте кратенькое объявление организаторов передачи. Не отходите от телевизоров! Джиму осталось четыре часа десять минут, и тогда он в безопасности. Но… Всякое может случиться!»

– О’кей, – сказала девушка, – теперь нас отключили. Черт возьми, Рэдер, что с вами творится?

– А? – спросил Рэдер.

Девушке было немногим больше двадцати. Она казалась хорошенькой и неприступной. Рэдер заметил, что у нее приятное лицо, аккуратная фигурка.

– Мисс, – сказал он. – Не знаю, как и благодарить вас.

– Поговорим начистоту, – сказала Джэнис Морроу. – Я вовсе не добрая самаритянка. Я на службе у Джи-Би-Си.

– Так это они решили меня спасти!

– Какая сообразительность! – сказала она.

– А почему?

– Видите ли, Рэдер, это дорогая программа. И мы должны дать хорошее представление. Если число слушателей уменьшится, то кое-кто из нас окажется на улице. А вы нам не помогаете.

– Как? Почему?

– Да потому, что вы просто ужасны, – сказала девушка с раздражением, – вы не оправдали наших надежд и никуда не годитесь. Самоубийством пытаетесь покончить? Неужели вы ничему не научились?

– Я делаю все, что могу.

– Да люди Томпсона могли бы вас уже десять раз прихлопнуть. Просто мы сказали им, чтоб они полегче, не торопились. Ведь это все равно, что стрелять в глиняную птичку шестифутовой высоты. Люди Томпсона идут нам навстречу, но сколько они могут притворяться? Если бы я сейчас не подъехала, им бы пришлось убить вас, хотя время передачи еще не истекло.

Рэдер смотрел на нее, не понимая, как может хорошенькая девушка говорить такое. Она взглянула на него, потом быстро перевела взгляд на дорогу.

– И не смотрите на меня так! – сказала она. – Вы сами решили рисковать жизнью за деньги, герой. И за большие деньги. Вы знали, сколько вам заплатят. Поэтому не стройте из себя бедняжку бакалейщика, за которым гонятся злые хулиганы.

– Знаю, – сказал Рэдер.

– Так вот, если вы не сможете выпутаться, то постарайтесь хоть умереть как следует.

– Нет, неправда, вы не хотели сказать этого, – заговорил Рэдер.

– Вы так уверены? До конца передачи осталось еще три часа сорок минут. Если сможете выжить, отлично. Тогда гроши будут ваши. А если нет, то заставьте их хоть побегать за эти деньги.

Рэдер кивнул, не отрывая от нее взгляда.

– Через несколько секунд нас снова включат в эфир. Я разыграю поломку автомобиля и выпущу вас. Банды Томпсона пока не видно. Они убьют вас теперь, как только им это удастся. Ясно?

– Да, – сказал Рэдер. – Если я уцелею, смогу я когда-нибудь вас увидеть?

Она сердито прикусила губу.

– Вы что, одурачить меня хотите?

– Нет, просто хочу вас снова увидеть. Можно?

Она с любопытством взглянула на него.

– Не знаю. Оставьте это. Мы почти приехали. Думаю, вам лучше держаться лесом, вправо. Готовы?

– Да. Где я смогу найти вас? Я хочу сказать – потом, после этого…

– О Рэдер, вы совсем не слушаете. Бегите по лесу, пока не найдете овражек. Он небольшой, но там хоть укрыться можно.

– Где мне найти вас? – снова спросил Рэдер.

– Найдете по телефонной книге Манхэттена, – она остановила машину. – О’кей, Рэдер, бегите.

Он открыл дверцу.

– Подождите, – она наклонилась и поцеловала его. – И желаю вам успеха, болван. Позвоните, если выпутаетесь.

Он выскочил и бросился в лес.

Он бежал между берез и сосен, мимо уединенного домика, где из большого окна на него глазело множество лиц. Кто-то из обитателей этого домика, должно быть, ч позвал бандитов, потому что они были совсем близко, когда он добрался до вымытого дождями небольшого овражка. «Эти степенные, уважающие законы граждане не хотят, чтобы я спасся, – с грустью подумал Рэдер. – Они хотят посмотреть, как меня убьют». А может, они хотят посмотреть, как он еле-еле уйдет от смерти, когда будет совсем на волосок от нее?

Он спустился в овражек, зарылся в густые заросли и замер. Бандиты Томпсона показались по обе стороны оврага. Они медленно шли вдоль него, внимательно вглядываясь. Рэдер сдерживал дыхание.

Послышался выстрел. Это один из бандитов подстрелил белку. Поверещав немного, она смолкла.

Рэдер услышал над головой гул вертолета телестудии. Наведены ли на него камеры? Вполне возможно. Если какой-нибудь добрый самаритянин поможет ему…

Глядя в небо, в сторону вертолета, Рэдер придал лицу подобающее благочестивое выражение и молитвенно сложил руки. Он молился про себя, потому что публике не нравилось, когда выставляли напоказ свою религиозность. Но губы его шевелились.

Рэдер закончил молитву. Взглянув на часы, он убедился, что осталось еще почти два часа.

Он не хотел умирать! Он просто с ума сошел, совершенно не в своем уме был, когда согласился на это…

Но Рэдер знал, что это неправда.

Всего неделю назад он стоял на эстраде в студии «Премии за риск», мигая в свете прожекторов, а Майк Терри тряс ему руку.

– Итак, мистер Рэдер, – сказал Терри серьезно, – вы поняли правила игры, которую собираетесь начать?

Рэдер кивнул.

– Если вы примете их, то всю неделю будете человеком, за которым охотятся. За вами будут гнаться убийцы, Джим. Опытные убийцы, которых закон преследовал за преступления, но им дарована свобода для совершения этого единственного вполне законного убийства, и они будут стараться, Джим. Вы понимаете?

– Понимаю, – сказал Рэдер. Он понимал также, что выиграет двести тысяч долларов, если сумеет продержаться в живых эту неделю.

– Я снова спрашиваю вас, Джим Рэдер. Мы никого не заставляем играть, ставя на карту свою жизнь,

– Я хочу сыграть, – сказал Рэдер.

Майк Терри повернулся к зрителям.

– Леди и джентльмены, – сказал он. – У меня есть результаты исчерпывающего психологического исследования, сделанного по нашей просьбе незаинтересованной фирмой. Всякий, кто пожелает, может получить копию этого заключения, выслав двадцать пять центов на покрытие почтовых расходов. Исследование показало, что Джим Рэдер вполне нормальный, психически уравновешенный человек, полностью отвечающий за свои поступки. – Он обернулся к Рэдеру. – Вы все еще хотите принять участие в состязании, Джим?

– Да, хочу.

– Отлично! – закричал Майк Терри. – Итак, Джим Рэдер, познакомьтесь с теми, кто будет стараться убить вас!

Под свист и улюлюканье зрителей на сцену стала выходить банда Томпсона.

– Взгляните на них, друзья, – произнес Майк Терри с нескрываемым презрением. – Только поглядите на них. Это человеконенавистники, коварные, злобные и абсолютно безнравственные. Для этих людей не существует других законов, кроме уродливых законов преступного мира, не существует других понятий чести, кроме тех, что необходимы трусливому наемному убийце.

Публика волновалась.

– Что вы можете сказать, Клод Томпсон? – спросил Терри.

Клод, выступавший от лица банды, подошел к микрофону. Это был худой, гладко выбритый и старомодно одетый человек.

– Я так думаю, – сказал он хрипло. – Я так думаю, мы не хуже других. Ну, вроде как солдаты на войне, они-то убивают. А возьми эти всякие там взятки или подкуп в правительстве или в профсоюзах. Везде подкуп есть.

Майк Терри положил руку на плечо Рэдеру:

– Вот человек, который согласился стать вашей жерт-еой, если только вы сможете поймать его.

– Поймаем, – сказал Томпсон, к которому сразу же вернулась уверенность.

– Не будьте так самонадеянны, – сказал Терри. – Джим Рэдер дрался с дикими быками – теперь он выступает против шакалов. Он средний человек. Он из народа…

– Ухлопаем, – сказал Томпсон.

– Из народа, – повторил Терри спокойно и проникновенно. – Джим Рэдер не одинок. Добрые самаритяне во всех уголках нашей необъятной страны готовы прийти ему на помощь. Безоружный и беззащитный Джим Рэдер может рассчитывать на добросердечие. Он – их представитель! Так что не будьте слишком-то уверены в себе, Клод Томпсон! Средние люди, простые люди выступают за Джима Рэдера, а их ведь очень много, простых людей!

Рэдер размышлял об этом, лежа неподвижно в густых зарослях на дне овражка. Да, люди помогали ему. Но они помогали и его убийцам.

Джим содрогнулся; он сам это выбрал и один нес за все ответственность.

И все-Таки в какой мере были ответственны психологи, которые его обследовали? А Майк Терри, посуливший такую кучу денег бедному человеку? Общество сплело петлю и набросило ее на него, а он, с петлей на шее, называл это свободным волеизъявлением.

– Ага! – послышался чей-то возглас.

Рэдер поднял взгляд и увидел над собой упитанного плотного мужчину. На нем была пестрая куртка из твида. На шее висел бинокль, а в руках он держал трость.

– Мистер, – прошептал Рэдер, – пожалуйста, не говорите…

– Эй! – заорал толстяк, указывая на него тростью. – Вот он!

«Сумасшедший, – подумал Рэдер. – Проклятый дурак, наверно, думает, что они тут играют в прятки!»

– Сюда, сюда! – визжал мужчина.

Рэдер, ругаясь, вскочил на ноги и бросился прочь. Выбе-жав из овражка, он увидел в отдалении белое здание. К нему он и кинулся. Сзади кричал толстяк:

– Вон туда, туда! Да глядите же, болваны, вы не видите его, что ли?

Бандиты снова открыли стрельбу. Рэдер бежал, спотыкаясь о кочки. Он поравнялся с детьми, игравшими в шалаше.

– Вот он! – завизжали дети. – Вот он!

Рэдер застонал и бросился дальше, Добравшись до ступенек белого здания, он обнаружил, что это церковь.

В этот момент пуля ударила ему в ногу, возле колена.

Он упал и пополз внутрь церкви.

Телеприемник у него в кармане говорил: «Что за финиш, друзья мои, что за финиш! Рэдер ранен! Он ранен, друзья мои, он ползет, он страдает от боли, но он не сдался! Нет, не таков Джим Рэдер!»

Рэдер лежал в приделе, около алтаря. Он слышал, как детский голосок сказал захлебываясь: «Он вошел туда, мистер Томпсон. Скорее, вы еще можете схватить его».

«Разве церковь не является убежищем, святыней?» – подумал Рэдер.

Дверь распахнулась настежь, и он понял, что никаких обычаев больше не существует. Собравшись с силами, Рэдер пополз за алтарь, потом дальше, к заднему ходу.

Он оказался на старом кладбище. Он полз среди крестов и звездочек, среди мраморных и гранитных намогильных плит, среди каменных надгробий и грубых деревянных дощечек. Пуля стукнула в каменное надгробие над его головой. Рэдею добрался до вырытой могилы и сполз в нее.

Он лежал на спине, глядя в небесную синеву. Вдруг черная фигура нависла над ним, заслонив небо. Звякнул металл. Фигура целилась в него.

Рэдер уже распрощался с надеждой.

«Стоп, Томпсон!» – голос Майка Терри ревел, усиленный передатчиком.

Револьвер дрогнул.

«Сейчас одна секунда шестого! Неделя истекла! Джим Рэдер победил!»

Из студии донесся нестройный приветственный крик публики. Банда Томпсона угрюмо окружила могилу.

«Он победил, друзья, он победил! – надрывался Майк Терри. – Смотрите, смотрите на экраны! Прибыли полицейские, они увозят бандитов Томпсона прочь от их жертвы – жертвы, которую они так и не смогли убить. И все это благодаря вам, добрые самаритяне Америки. Взгляните, друзья мои, бережные руки вынимают Джима Рэдера из могилы, которая была его последним прибежищем. Добрая самаритянка Джэнис Морроу тоже здесь. Как знать, может, это начало романа? Джим, кажется, в обмороке, друзья, они дают ему возбуждающее. Он выиграл двести тысяч долларов! А теперь несколько слов скажет сам Джим Рэдер!..»

Последовала короткая пауза.

«Странно, – сказал Майк Терри. – Друзья, боюсь, сейчас мы не сможем услышать голос Джима. Доктор осматривает его. Минуточку…»

Снова последовала пауза. Майк Терри вытер лоб и улыбнулся.

«Это переутомление, друзья, страшное переутомление. Так сказал доктор… Ну что ж, друзья, Джим Рэдер сейчас немного нездоров. Мы сделаем для этого храброго парня все, что будет в человеческих силах. И все это за наш счет. – Майк Терри бросил взгляд на студийные часы. – А теперь время кончать, друзья. Следите за объявлениями о нашей новой грандиозной программе ужасов».

Майк Терри улыбнулся и подмигнул зрителям.

Перевод с английского М. ДАНИЛОВА, Б. НОСИКА

ВЕСЁЛАЯ СТРАНИЧКА

*

Известный певец Энрико Карузо, купив себе дом, пригласил рабочих ремонтировать его, а сам занял одну комнату, чтобы репетировать арии. Через несколько дней к нему пришел старший каменщик.

– Синьор, вы хотите, чтобы ремонт поскорее окончился?

– Конечно.

– Тогда перестаньте петь. Как только вы начинаете, все бросают работу и слушают вас. И взяться за дело их уже не заставишь…

Позже Карузо говорил, что это был самый приятный и волнующий эпизод в его жизни.

*

Ганс Христиан Андерсен мало заботился о своей внешности. Однажды на улице какой-то человек ядовито спросил его:

– И эту чепуху у себя на голове вы называете шляпой?

Андерсен хладнокровно ответил:

– А эту чепуху у себя под шляпой вы называете головой?

*

Артуро Тосканини и Пьетро Масканьи (автора «Сельской чести») пригласили дирижировать на большом музыкальном фестивале в Милане. Масканьи до смешного завидовал славе своего коллеги и поставил условие, чтобы ему выплатили гонорар больше, чем Тосканини. «Хоть на одну лиру, да больше!» – потребовал он.

Условие было принято. И когда дело дошло до выплаты гонораров, Масканьи получил… только одну лиру: Тосканини дирижировал бесплатно.

*

Однажды Илья Ефимович Репин приехал в Париж. В то время все восхищались фотографией. Репин тоже попытался сфотографировать кого-то из знакомых, но не выдержал и выскочил из-под черного сукна, которым прикрывался, наводя аппарат.

– Так и задохнуться недолго! – вскричал великий художник. – И зачем только выдумали этот аппарат, когда и без него можно прекрасно рисовать портреты?

Леонид Борисов
БУДНИ ВОЛШЕБНИКА

Читатель, конечно, помнит книгу Леонида Борисова «Волшебник из Гель-Гью», книгу о большом писателе Александре Грине. Леонид Борисов написал продолжение ее – новую повесть «Спящая красавица», в которой рисует Грина в обстановке революционного Петрограда.

В основе этой повести лежат реальные события. Правда, нередко автор домысливает их, дает простор своей фантазии, стараясь в то же время быть верным жизненной правде.

Александр Грин – неистовый мечтатель. Мечты его – об алых парусах сбывшихся надежд, о счастье, о людях чистых помыслов – это не стремление спрятаться от жизни в непробиваемую скорлупу иллюзий, а жажда увидеть окружавший писателя мир возвышеннее и совершеннее, освобожденным от «свинцовых мерзостей».

И, верно, именно поэтому в октябрьские дни 1917 года Александр Грин так радостно и взволнованно прислушивался к тяжелому шагу матросов на набережной Невы…

Главы из «Спящей красавицы» печатаются ниже..

Не удивляйтесь же, читатель, что иные главы этой истории будут очень коротки, а другие очень длинны, что иные обнимут собою день, а другие – целые годы, словом, что история моя будет то останавливаться, то лететь… Я заверяю читателей, что мною обращено внимание на их выгоду и удовольствие – я сотворен для них, а не они для меня. Вот почему я нисколько не сомневаюсь, что, сделав их интересы главною пружиною моих творений, я найду в них единодушную поддержку моему достоинству и получу от них в дань все почести, каких только желаю или заслуживаю.

Фильдинг

Шестое декабря – «Никола зимний», царский день, последний царский день в России. Именины верховного главнокомандующего, повелителя всех фронтов, день ангела хозяина всея России Николая Александровича Романова, не знавшего и не понимавшего ни военного дела, ни России.

Его портрет – во весь рост – стоял в круглом зале Народного дома его же имени. Александр Степанович Грин, заплатив гривенник за вход, подошел к портрету царя и, намереваясь обозреть его мельком, на ходу, неожиданно остановился перед ним.

Судьбы царей мало интересовали Грина. Правда, он любил Петра, с любопытством читал о Павле, его забавляли анекдоты о царе-трубаче Александре Третьем, но ни к кому из них он не чувствовал такой ненависти, как вот к этому полковнику с глазами рогоносца и выправкой домовладельца.

Рассматривая портрет русского царя, и чувствуя, и зная, что это портрет последнего царя, Грин сжимал кулаки: слишком долго тянется это царствование, а с ним и все остальное, зависимое от него. И оно же, это царствование, вкупе со всеми прилагаемыми к нему силами неведомо как и откуда обездоливает и унижает личную судьбу его, Александра Грина, человека и писателя.

– Ужо тебе! – едва ли не вслух произнес он, вглядываясь в невыразительные, тусклые черты царя. – А ну, посмотри на своего верноподданного! – уже громко, не смущаясь тем, что его слова могли слышать, сказал Грин. – Я живу в твое царствование, а что ты знаешь обо мне?

Несколько правее, по другую сторону широкой лестницы, был воздвигнут огромный портрет жены Николая Второго. Грин подошел и к нему. Брезгливая улыбка высокородной дамы взбесила Грина.

– Злая мамзель! – Он показал царице язык и погрозил ей кулаком. Хотел было уже уйти, но кто-то, наблюдавший, видимо, за ним, взял его под руку. Грин почуял недоброе.

– Пусти! – сказал он. – Не трогай, слышишь, пусти! Ты кто?

Человек, задержавший его, был молод, привлекателен и, судя по глазам, насмешливо голубым, умен – и догадлив. На голове его сидела черная суконная кепка, под стареньким осенним пальто был надет пиджак и под ним синяя русская рубашка с блестящими перламутровыми пуговицами.

– Хочу поговорить с тобою. Пойдем-ка в столовую. Чай любишь? Чаем да сосисками Народный дом на всю Россию славится.

«Может быть, попался, а может, что-нибудь интересное начинается», – подумал Грин.

– Денег у меня на трамвай да на пачку папирос, – заявил Александр Степанович. – Утром было много, да, сам знаешь, маньчжурский спирт кусается.

– Зато храбрости прибавляется, – со смехом сказал незнакомец и попросил называть его Николаем Петровичем.

Грин опустился на железный стул, руки положил на квадратный железный стол.

– Вы кто такой, Николай Петрович?

– Наборщик. И мне тоже скучно, как и тебе. Идти некуда. Завернул сюда. Вижу, стоит человек и разговаривает с Романовыми. Думаю, не миновать ему кутузки. По всем законам военного времени. Человек, вижу, интеллигентный. Что делаешь в жизни, друг?

Грин хотел сказать: писатель, но промолчал, а потом соврал, выдал себя за капитана в отставке. Ежедневно бывают деньжонки, с утра им протираются глазки. Вечером подступает к сердцу тоска. Куда идти? К кому? _t– Рассказывай, друг. Пей чай. Ешь пирожки, – предложил Николай Петрович. – У меня трешка в запасе. Хватит на весь вечер.

Грин ощутил великое доверие к новому знакомому. Он налил себе чаю и начал рассказывать:

– Вот живу, пишу иногда…

– Пишешь? – изумился Николай Петрович. – В газете?

– В газете не пишу, – весьма энергично возразил Грин. – Имею в виду письма. Старым друзьям по плаванию. Они мне отвечают. Знакомых много, друга подле меня нет. Один. Один, как лев в зоологическом саду. Нравится? Это у меня выходит. Бывает. Только странно, какая тебе от незнакомого человека польза? Поймал, усадил, слушаешь… Ну, как хочешь. Была у меня сестрица милосердия. Оленька. Нет, ты не перебивай, ты мне наследишь на чистом месте. Полюбил я Оленьку, у Оленьки жених. Хорош и молод. Она к нему. А мне без нее, что молитвеннику без закладки. Она пишет, только что ж… Она на фронте. А ее милый ранен, ему ногу отняли. Через месяц собираются сюда приехать. Она, друг мой, из тех русских девушек, которые могут уйти от здорового, но калеку не оставят. Похвально и достойно романа, но мне не легче. Ты мне вопросов не задавай. Я – моряк. Меня в Зурбагане каждая собака знает.

Грин улыбнулся длительно и трудно.

– Там у меня хранятся драгоценности с острова графа Монте-Кристо, – продолжал Грин свое бестолковое повествование. – Три ведра одних брильянтов, по сорок каратов каждый. Якорная цепь из золота. Шесть сажен длины. Она лежит на дне моря. Я знаю место. Я найду. Я возьму тебя с собою, Николай Петрович… Нет, я не писатель. Ха-ха! Ежели будет революция, она моих богатств от меня не отнимет, шалишь! Она приумножит мои богатства, это она обязана сделать. Ты мне не тычь, что ты рабочий! И я не заводчик, я капитан в отставке. На моем корабле алые паруса, вся команда моя играет на скрипке и арфе. Давай еще чаю. Я двадцать пять лет на исповеди не был, ты мой первый поп, как говорится – первый по возобновлении. Ну что с того, что я мрачен с виду? Кто с виду мрачен, у того сердце доброе. Бойся, Николай Петрович, нежных и сентиментальных, – скорее подлецы и предатели! Вот ты собираешься весь мир перекраивать, это интересно, но с чего ты начнешь, с чего?

– А ты, друг, не кипятись, не кричи, – прервал Грина его собеседник, точнее – слушатель. – Ты же у меня на исповеди. А раз на исповеди, значит надо говорить шепотом.

– Я тебя шепотом и спрашиваю: с чего ты начнешь? – повторил Грин. – Начинай с того, чтобы человек перестал быть одиноким… Да, приду я к тебе, Николай Петрович, спасибо.

Он о чем-то долго думал, глядел, не мигая, в пространство, затем продолжил свой не скучный и не веселый монолог:

– Мне холодно, я весь в снегу, вдали блестит одинокий огонек, там где-то ждет меня женщина в синем звездном платье. Свеча на исходе, ветер сбивает с ног. Не перебивай, так всегда начинается, утром можно зачеркнуть и поправить. А пока пусть будет так, как получилось. Люди ворочаются в постелях, им всем снится, что над белой снежной равниной плывет женщина в синем платье. Она глухонемая. Пирожки? Нет, не хочу я пирожков. Ты меня сбил. Я уже ничего не вижу, все спутал, все забыл… Никто не верит, что человек с моей наружностью может сочинять сказки. Я пробовал сделаться красивым. Не выходит. Ненавижу красавчиков, от них пахнет тройным одеколоном и ванилью. Друг мой, Николай Петрович, знакома ли тебе магическая власть и сила запахов? Ага, ты меня понимаешь! Почему я так люблю крепкий чай? В нем запах детства, в нем примечтавшееся мне довольство в будущем. Ты, если суждено тебе стать хозяином больших и важных человеческих дел, прежде всего позаботься о поэтах, сказочниках, о тех, кто делает игрушки, нарядные переплеты для книг. Ты облегчи им долю, дай им все, что им нужно, – это ведь, в сущности, такая малость!.. Ох, ну и чай! Нет, не надо варенья, крепкий чай должен быть без примеси. А теперь говори о себе. Я умею слушать, есть во мне этот дар. Приду, честное слово, приду. В следующее воскресенье после пяти. Есть, капитан! Жди. Каждому хочется свое рассказать. У каждого своя боль, своя мечта. Я тебя провожу до выхода. Сегодня царский день. Особенно богатая программа. На царя взгляни! Ты на эту морду взгляни! Ну какой это царь? Как это-не в нем дело? А в ком же? Он есть капитан, у него команда, он плывет… Ладно, молчу. Спасибо за угощение. Меня зовут Александром Степановичем. Моя фамилия Грин. Прощай.

И скучно, и грустно, и некому руку подать

В минуту душевной невзгоды…

Лермонтов

Уже были написаны и изданы пять книг рассказов, но в них, в этих книгах, отсутствовали те рассказы, которые печатал Грин в приложениях к «Ниве» и в «Синем журнале». Кто бы мог подумать, что он браковал себя нещадно: печатал все им написанное, в книги включал только половину того, что прошло в журналах.

31 декабря шестнадцатого года Грин получил письмо от Оленьки, обрадовался ему необычайно и решил на радостях написать свой пятидесятый рассказ…

«Напишу, – подумал он, – и баста с рассказами, примусь за роман, повесть; может быть, удастся сочинить пьесу. Александр Иванович Куприн давно советует:

– Напишите, мамочка, для театра! У вас должно получиться, Вы пишете ярко, зрелищно, вкусно, у вас богатая выдумка, блестящий диалог. Садитесь – и немедленно принимайтесь!»

…Грин осветил стол маленькой керосиновой лампой: в гостиничном номере не было электричества. И бумаги не было у Александра Степановича, а в кошельке уныло посверкивал двугривенный. Грин раздобыл бухгалтерскую книгу – гроссбух, откинулся на спинку стула, позвонил в колокольчик. Явилась горничная. Грин попросил чаю.

Горничная ушла. Грин уселся за стол. Сосчитал папиросы – шестнадцать штук. До утра хватит. Чай, сахар, ситный и еще что-нибудь мамзель Даша принесет через полчаса. Керосину в лампе хватит до пя-тц утра. За окном мороз, в номере пятнадцать градусов тепла.

Одиночество.

Никого.

Тоска.

Оленька собирается приехать в начале января. «Я не знаю точно когда, – пишет она, – когда отпустят. Со мною приедет Федя – совсем, навсегда…»

На этом письмо кончалось. Без подписи и даты. Александр Степанович прочел его несколько раз. Подивился тому, как лаконично человеческое горе. Строга гордость. Болтлива радость. Разностильна подлость. Самовлюбленна хитрость. Так. Приступим к сочинению. Очень трудно найти первую фразу. Далеко не безразлично, как начать. Первая фраза – камертон, она ведет за своим ДО и РЕ весь хор предложений. Ага! Следует начать так: