Текст книги "Искатель. 1965. Выпуск №1"

Автор книги: Роберт Шекли

Соавторы: Гилберт Кийт Честертон,Аркадий Адамов,Глеб Голубев,Яков Наумов,Андрей Яковлев,Кира Сошинская,Николай Вихирев,Вера Черникова,Юрий Тарский,Владислав Зорин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 13 страниц)

– Занятная подробность, – задумчиво заметил Миронов.

– Чем, собственно говоря?

– Да многим. Ну, например, зачем он хранит это письмо, которое, казалось бы, должно жечь ему руки? Зачем носит с собой? Зачем показал нам? Почему, уходя, не хотел его оставить?

– Не знаю, – возразил Луганов, – чем вас заинтересовало это письмо. Давайте, кстати, хоть прочитаем его.

Взяв письмо со стола, Луганов вслух прочел:

«Ольга, любимая! Судя по твоим письмам, ты теперь совсем другая, или это только на бумаге? Если бы ты знала, как хочу я видеть тебя, как жду встречи. Расставаясь, я хотел многое тебе сказать, но… не решился. Я так и не рискнул просить тебя быть моей, моей навсегда. Но ведь только об этом я мечтаю, только этим живу. Жду тебя с нетерпением на старом месте, в конце мая. Я опять получил туда направление. Знаю, верю, мы встретимся, чтобы никогда больше не расставаться.

Твой В.»

Закончив чтение, Луганов взглянул на Миронова:

– Да, определеннее не скажешь. Нетрудно понять Черняева. Переживает он сильно. Мне рассказ его показался искренним.

– Согласен, – кивнул Миронов, – сомневаться в его искренности оснований нет. Но вот история с письмом мне определенно не нравится… Что же касается сути дела, то ни на один из вопросов – в частности, самый простой: откуда взялись вещи иностранного происхождения – ответа пока нет. И без Ольги Николаевны Величко мы ничего не выясним. Не говоря уже о записке и всем остальном. Вот давайте и помозгуем, как будем искать Величко. Что же касается ее почерка, то это остается за вами, как давеча условились.

– Я помню, – сказал Луганов. – А искать? Надо запросить Кисловодск. С этого начнем.

На том пока и порешили: Луганов принялся составлять запрос в Кисловодск. Одновременно решили разослать запросы по всем местам, где, судя по уже имевшимся данным, ранее бывала Величко: в Саратов, где жили Черняевы до переезда в Крайск; в Куйбышев, где она проживала с бывшим мужем, наконец, в Чернигов, невдалеке от которого она родилась и выросла. Чем черт не шутит, а вдруг да там, под Черниговом, и до сих пор живет кто из ее родственников? Вдруг Величко взяла и укатила на родину?

ГЛАВА 4

Первые дни после беседы с Черняевым были заполнены у Миронова и Луганова до отказа. Прежде всего Луганов побывал в доме, где жил Черняев. От работников домоуправления он узнал, что ранее семью Черняевых, а теперь Капитона Илларионовича, обслуживает приходящая домработница, Стефа Левкович. Постоянно Левкович работала уборщицей в одной из гостиниц Крайска. Под благовидным предлогом Миронов в тот же вечер отправился к ней домой.

Стефа Левкович оказалась женщиной общительной, любящей поговорить.

– Как живу? – отвечала она на вопросы Миронова. – Да ничего, не жалуюсь. Какое-никакое, а жалованье получаю в гостинице. Прирабатываю, убираю тут одну квартиру, Черняева. Человек он серьезный, солидный. Правда, на деньги жаден, это да. Прижимист. А так ничего. Самостоятельный.

Когда речь зашла об Ольге Николаевне Величко, бывшей жене Черняева, Стефа развела руками:

– Что о ней сказать? Ольга Николаевна казалась уж такой хорошей, а вышло – с ветерком в голове. Уж как Капитон Илларионович ее лелеял, а она возьми да и брось его. Со стороны посмотришь – такая милая, скромная, а на деле что получилось? Я-то ведь и раньше кое-что замечала. Вот, к примеру, перед самым отъездом Ольги Николаевны один молодой мужчина к ней заходил. Пришел, кофе напился и все сидит. Братом назвался. Двоюродным. Знаем мы этих братьев! Помнится, из Эстонии приехал. Я его день спустя еще в гостинице встретила. Он в аккурат из номера выходил. Видать, у нас останавливался.

– В вашей гостинице? – переспросил Миронов, внимательно слушавший болтовню Левкович.

– У нас, как же!

Вечером того же дня в конторе гостиницы появились Миронов и Луганов. Их интересовали регистрационные книги постояльцев.

Через два часа напряженной работы внимание Миронова привлек некто Артур Владимирович Рыжиков тридцати трех лет, инженер-радист, который, как значилось в книге, прибыл из Таллина. В апреле он несколько дней прожил в гостинице. Как было указано в книге, в Крайск приезжал в командировку.

В ту же ночь в Таллин был направлен запрос о Рыжикове. А на следующее утро Луганову удалось, наконец, раздобыть образец почерка Ольги Николаевны Величко. Сомнения не было – странная запись на клочке бумаги была сделана ее рукой.

Продолжал Миронов, памятуя указания генерала, заниматься и Черняевым, тщательно изучая его окружение и образ жизни.

Полковник Скворецкий выделил в распоряжение Миронова толкового, энергичного сотрудника – Сергея Савельева.

Савельев, день спустя появившийся у Миронова, произвел на Андрея самое лучшее впечатление. Шел Савельеву двадцать четвертый год, но выглядел он совсем юнцом и многие в управлении – особенно девушки, машинистки, секретари, стенографистки – звали его просто Сереженька.

В органах КГБ Сергей работал всего второй год, но уже успел зарекомендовать себя с самой лучшей стороны: ему доводилось участвовать в нескольких сложных операциях, и действовал он каждый раз успешно.

Миронов не спеша, обстоятельно растолковал Савельеву задачу: не исключено, говорил он, что в окружение Черняева проникли люди, стремящиеся сыграть на его слабостях, скомпрометировать и затем воспользоваться этим в преступных целях. Чтобы в этом разобраться, надо присмотреться к Черняеву, к его знакомым.

– Понятно, товарищ майор, – кивнул внимательно слушавший Савельев.

– Растолковывать вам в деталях, как вести работу, думаю, нет нужды. Опыт у вас есть. О результатах будете докладывать каждый вечер, специальным рапортом. Вот, пожалуй, и все.

Едва Савельев успел уйти, как в кабинет Миронова ворвался Луганов. Не вошел, а именно ворвался.

– Вот, Андрей Иванович, телеграмма. Из Кисловодска. Читайте. Нет, вы только прочтите, Что они пишут!

Миронов взял телеграмму, развернул ее.

– Каково? – сказал Луганов. – Не при-ез-жа-ла!

– Н-да, – хмыкнул Миронов. – Закавыка!

Ответа из Кисловодска Андрей ждал с нетерпением. Правда, он не думал, что Ольга Величко-Черняева все еще там. На какие средства сможет она жить на курорте несколько месяцев? Но он полагал, что работники кисловодской милиции сообщат, когда она выехала, куда и, возможно, с кем. Все эти вопросы Луганов поставил в своем запросе. Но в телеграмме было сказано, что никто под фамилией Величко или Черняевой в Кисловодске не проживает, что вообще женщина с таким именем, отчеством и фамилией в течение текущего года в Кисловодске не проживала, ни в гостиницах, ни в санаториях не останавливалась.

«Как же так? – думал Миронов. – Ведь Черняев сам проводил ее на вокзал, усадил в поезд. Правда, прямых поездов до Кисловодска из Крайска нет, ехать надо с пересадкой. Значит, Величко по дороге сошла, не доехав до места? Но почему? Или и тут обман, и тут она не сказала Черняеву правду, поехав не в Кисловодск, а в другое место? Но зачем, с какой целью?»

– Андрей Иванович, а что будем делать со студентами?

– Со студентами? – спохватился Миронов.

Он взял телеграмму и перечитал то ее место, где говорилось, что в прошедшем и текущем годах в районе Бештау работало две геологические изыскательские партии. В одной из них разновременно проходило практику несколько студентов, в том числе и студенты из Ленинграда. Фамилии их были указаны. В самом Кисловодске и его окрестностях никаких геологических поисков не велось, и данными о пребывании здесь ленинградских студентов кисловодская милиция не располагала.

Внимательно перечитав эту часть телеграммы, Миронов глянул на Луганова.

– А что, Василий Николаевич, если вам слетать в Ленинград, поискать там автора письма, а с его помощью и Величко? Это будет надежнее, чем писать запросы…

Тут же Миронов изложил Лугаиову свои соображения: коль скоро известно, кто именно из студентов и из каких вузов Ленинграда был в тех краях на практике (а таких было немного), то не составит большого труда выяснить, кто из них является автором письма к Ольге Величко. Надо будет с ним побеседовать и при его помощи узнать, где она находится сейчас.

На следующее утро Луганов вылетел самолетом в Ленинград. С помощью сотрудников милиции он быстро установил, что автором найденного Черняевым письма является Виктор Сергеевич Кузнецов, студент пятого курса геологического отделения Ленинградского университета. Луганов, не мешкая, пригласил его на беседу в милицию.

Когда Кузнецов вошел в кабинет, Луганов заметил, что студент волнуется. Оно и понятно: впервые в жизни его вызвали в милицию, да еще неизвестно зачем. Стараясь придать беседе непринужденный характер, Луганов начал расспрашивать Кузнецова о его учебе, о поездках в составе геологических партий.

Кузнецов рассказывал с увлечением. Он сообщил, что последние два года летом выезжал в составе изыскательских партий на Северный Кавказ в район Бештау. В Кисловодске Кузнецов бывал всего несколько раз, в качестве экскурсанта.

– А знакомств в Кисловодске вы не заводили? – как бы невзначай поинтересовался Луганов.

– Знакомств? Каких знакомств?

Луганов молча выдвинул ящик письменного стола, достал оттуда несколько фотографий молодых женщин, снятых в профиль и анфас, среди которых была и фотография Ольги Величко, и веером раскинул их на столе.

– Кого из них вы знаете? – спросил Луганов.

– Можно? – протянул Кузнецов руку к фотографиям.

Пока он рассматривал фотографии, Луганов следил за выражением его лица, но ровным счетом ничего, кроме самого искреннего, самого неподдельного недоумения, не заметил.

– Н-нет, – неуверенно проговорил, наконец, Кузнецов, – я тут никого не знаю…

– Помилуйте, – перешел в наступление Луганов, – вы не знаете Ольгу Николаевну Величко или Черняеву, как вам будет угодно?

– Величко? Черняеву? В первый раз слышу!

Но Луганов не собирался отступать:

– Нехорошо, Виктор Сергеевич, нехорошо. Может, вы и этого не знаете? Может, не вы это писали?

Увидев письмо, Кузнецов вскочил.

– Письмо! Мое письмо! Как оно к вам попало?

– Прежде всего сядьте и успокойтесь, – с иронической улыбкой проговорил Луганов. – Вот так. Нy, а теперь рассказывайте всю правду об этом письме, а также о той, кому оно адресовано.

Кузнецов глубоко вздохнул.

– Это письмо!.. Мое письмо… Оно напиоано Зеленко. Ольге Ивановне Зеленко… Ольга – моя невеста. Правда, на это письмо она мне не ответила. Сам не пойму – почему?..

Теперь пришел черед краснеть Луганову. Беседа приняла неожиданный, непредвиденный оборот.

– Зеленко? – Эта фамилия была знакома Луганову. Да, сомнения не было. Ои вспомнил: Ольга Зеленко – соседка Черняева по квартире. Но как письмо, адресованное Зеленко, попало к Величко? Почему жена Черняева хранила его? Почему, наконец, увидев это письмо в руках мужа, Ольга Николаевна не сказала, что письмо это не имеет к ней никакого отношения.

Да, тут было над чем поломать голову. Лугаиову вспомнились «зачем» и «почему», которые возникли в связи с этим злосчастным письмом у Миронова после их беседы с Черняевым.

Извинившись перед Кузнецовым, Василий Николаевич попросил позволения письмо оставить на время у себя. Кузнецов согласился, и они расстались.

Луганов связался по телефону с Мироновым. Выслушав его доклад, Миронов предложил ему немедленно возвратиться в Крайск.

ГЛАВА 5

– Давайте-ка вызовем Ольгу Зеленко, – сказал Андрей, – и поговорим с ней начистоту. Судя по тому, что мы знаем о ней, дивчина она серьезная. С Черняевым два года в одной квартире, знает, надо полагать, немало.

День спустя Миронов и Луганов беседовали с Зеленко.

Начал разговор Миронов. Произошло, сказал он, недоразумение. Какое, об этом позже. Прежде всего – об их беседе никто не должен знать за стенами этой комнаты.

Зеленко, хотя и взглянула на Миронова с недоумением, молча кивнула в знак согласия.

– Вы живете, – продолжал Миронов, – в одной квартире с Черняевыми. Нам нужно знать об этой семье все, что знаете вы сами. Поверьте, это очень важно.

– Черняевы? – переспросила Ольга. – Капитон Илларионович? Но что он мог сделать плохого? И что я о нем знаю? А семьи у него нет. Ольга Николаевна уехала. Навсегда.

– Меньше всего нас интересует Капитон Илларионович, – возразил Миронов. – Я ведь вас спросил именно о семье Черняевых. Если хотите, я уточню: как раз Ольгой Николаевной мы и интересуемся. Почему? И это скажу. Видите ли, поступили сведения, что у Ольги Николаевны имелись некоторые вещи, ну, всякие там наряды заграничные, старинные украшения, объяснить появление которых в семье Черняевых трудно. Вот мы и решили прибегнуть к вашей помощи. Вы не могли не видеть, как одевается Ольга Николаевна, сколько времени уделяет своим туалетам, как часто приобретает наряды. Возможно, знаете и то, где и как она пополняла свой гардероб. Интересуют нас и взаимоотношения супругов Черняевых, наиболее близкие из их друзей.

Зеленко понимающе кивнула, начала рассказывать. Говорила Ольга слегка запинаясь, подыскивая выражения, вспоминая те или иные факты, подробности. По ее словам, Ольга Николаевна интересовалась нарядами не больше, чем любая красивая женщина, а она была очень красивая. Была ли Величко жадной? Нет. Этого Ольга за ней не замечала. Потерянная она какая-то была, это да. Но уж нисколько не жадная.

Откуда у Величко были наряды, украшения? Зеленко не знала. Она никогда Ольгу Николаевну не спрашивала, а та не рассказывала. Не замечала Зеленко у Величко и особого пристрастия к беготне по магазинам и по портнихам. Разве куда ходила, когда Зеленко дома не было? Что ж, и это возможно.

Какие были у Величко отношения с мужем? Трудно сказать. Вроде бы неплохие, но и особой нежности между ними Ольга не замечала. Пожалуй, Капитон Илларионович относился к жене лучше, чем она к нему. Он всегда держался спокойно, ровно, а она из-за пустяков чуть не истерики закатывала. Бывало.

– Скажите, – задал вопрос Луганов, – а об отъезде Величко, об ее разрыве с Черняевым что вам известно? Быть может, вы помните какие-нибудь подробности, детали?

– Какие же подробности? – задумалась Зеленко. – Ничего особенного. Уехала Ольга Николаевна в Кисловодск. Лечиться. Уехала одна, как и в прошлом году. Я и думать не думала, что она не вернется.

– Как вы полагаете, – вмешался Миронов, – Черняев знал, что она совсем уехала? Какие между ними были отношения перед отъездом?

– Какие отношения? Обычные. Капитон Илларионович ничего не знал. Откуда? Он же сам на вокзал ее провожал. Как сейчас помню, вернулся под вечер с работы, машину не отпустил. Пробыл дома с полчаса, потом они вместе с Ольгой Николаевной вышли. Капитон Илларионович чемодан нес. Я их до машины провожала. Сели и уехали.

Через месяц я спросила Капитона Илларионовича, уж не случилось ли чего с Ольгой Николаевной, а он мне и говорит: «Случилось не случилось, только не вернется она больше. Совсем уехала. Разошлись мы…»

Закончив свой рассказ, Зеленко вопросительно посмотрела на Миронова: как, мол, теперь, все? Миронов неторопливо достал письмо Кузнецова и протянул Ольге. Увидев знакомый почерк, Зеленко нахмурила брови, чуть прикусила нижнюю губу. На лице ее появилось выражение недоумения.

– Вот, – сказал Миронов, указывая на письмо, – это и есть то самое недоразумение, о котором я говорил в начале нашей беседы. Причина, из-за которой мы решили вас побеспокоить. Письмо это – да берите, берите его, оно же вам предназначено, – написал ваш знакомый, Виктор Кузнецов. Впрочем, – улыбнулся Миронов, – автор письма вам и без меня известен. Не так ли?

Ольга вспыхнула.

– Из-за этого письма, – продолжал Миронов, делая вид, что не замечает ее смущения, – вы чуть не поссорились с Виктором, ведь так? А зря! Он ни в чем перед вами не виноват. Ну, да в этом вы сами разберетесь. Нас интересует другое: письмо это, адресованное вам, попало в руки Ольги Николаевны, которая длительное время его хранила, скрыв от вас. Вы говорите, что у вас с ней были хорошие отношения. Чем же тогда объяснить ее поступок, зачем она спрятала письмо, почему?

Зеленко беспомощно развела руками.

– Ничего не могу понять. Ольга Николаевна взяла мое письмо? Украла его, прятала? Не может быть. Это так на нее непохоже. Тут что-то не так. Вы уверены, что не ошиблись?

Миронов покачал головой.

– Посмотрите на дату: несколько месяцев письмо не попадало к адресату, то есть к вам, – факт? И находилось оно у Ольги Николаевны Величко – это тоже факт? Какая же может быть ошибка?

Зеленко встрепенулась.

– Значит… значит, Ольга Николаевна отдала вам это письмо только сейчас? Почему же вы не спросили, зачем она взяла его? Где она, я сама спрошу. Ведь… ведь это же нечестно… Гадко…

– В том-то и дело, Ольга Ивановна, – мягко сказал Миронов, – что не все тут просто. Письмо дала нам не Ольга Николаевна. Кстати, мы еще не узнали, где она находится. Вы пока прочитайте письмо, мы вам мешать не, будем…

– Извините, пожалуйста, – смущенно возразила Зеленко, – но лучше я его дома прочту. Зачем же вас задерживать?

Однако Миронов сказал, что письмо может еще понадобиться, поэтому лучше бы ей прочесть его здесь.

Когда Ольга кончила читать и с явной неохотой вернула письмо, Миронов и Луганов тепло простились с ней. Перед этим Миронов еще раз напомнил Зеленко: надо сохранить беседу в тайне.

– Кстати, – он протянул Ольге листочек бумаги. – Вот мой телефон. На всякий случай. Вдруг что случится или покажется вам подозрительным – звоните. Условились?

Как только Зеленко вышла, Андрей обратился к Лугаиову:

– Василий Николаевич, а не побеседовать ли с шофером Черняева?

Луганов согласился и день спустя вызвал шофера. Но ничего нового тот не сообщил, только повторил подробности отъезда Ольги Николаевны, уже известные ранее.

Закончив беседу, Луганов поехал в управление. Едва перешагнув порог кабинета, он понял, что за время его отсутствия произошло нечто серьезное. Миронов расхаживал из угла в угол, зажав в зубах погасшую папиросу.

– Вы думаете, мы кого ищем? – сразу сказал Миронов. – Ольгу Величко? Черта лысого!..

Он передал Луганову документ, лежавший на столе.

На бланке со штампом Черниговского областного управления милиции было написано:

«В ответ на ваш запрос сообщаем: Величко Ольга Николаевна, 1925 года рождения, уроженка села Софиевка, проживавшая там же, активная комсомолка, в годы Великой Отечественной войны являлась связной местного партизанского штаба. В 1943 году была схвачена гестаповцами и вывезена в Германию. По имеющимся сведениям, в 1944 году зверски замучена в одном из гитлеровских лагерей смерти…»

ГЛАВА 6

Выходит, Величко вовсе не Величко. Кто же такая жена Черняева, почему и зачем присвоила имя и фамилию славной комсомолки, павшей от рук фашистских палачей в годы войны? Не сможет ли пролить хоть какой-нибудь свет на запутанное прошлое этой странной женщины ее прежний муж – Садовский? Миронов посоветовался с Кириллом Петровичем и вылетел в Куйбышев.

Валериан Сергеевич Садовский, прежний муж Ольги Николаевны, – заслуженный пожилой врач (ему было за пятьдесят), много лет работал в Куйбышеве и пользовался там большим уважением. Взвесив все, Миронов решил откровенно поговорить с ним. Однако начать беседу оказалось не так-то легко: Садовский был скуп на слова, сдержан, не хотел, судя по всему, ворошить нерадостное прошлое. Немало усилий пришлось затратить Миронову, пока Садовский разговорился.

С Ольгой он познакомился еще в 1941 году, в начале войны, в семье своего бывшего учителя профессора Навроцкого, эвакуированного из Воронежа. Ольга была племянницей жены профессора, дочерью ее сестры, но, рано потеряв родителей, воспитывалась в семье Навроцких. На правах бывшего ученика профессора Садовский начал бывать в семье Навроцких, часто встречался с Ольгой, пока вдруг не обнаружил, что испытывает к девушке серьезные чувства. Это было нелепо – ведь он был чуть не вдвое старше Ольги, – и все же это было так. Садовский настолько растерялся, что не нашел ничего лучшего, как прекратить свои встречи с Ольгой. А там Ольга, рвавшаяся с первых дней войны на фронт, поступила на какие-то специальные курсы и, как сообщил Валериану Сергеевичу под строжайшим секретом старик Навроцкий, была заброшена в немецкий тыл в партизанский отряд радисткой. А затем… затем Ольга исчезла, пропала без вести.

Прошли годы, кончилась война, Навроцкие вернулись в Воронеж, и связь Садовского с ними оборвалась. Этак с год спустя после окончания войны он узнал из газет о смерти старого профессора. А еще через полгода внезапно встретил на улице… Ольгу!

Ольгу Садовский узнал с трудом, настолько она изменилась. Казалось, все в ней перегорело, умерло. Валериан Сергеевич принял живейшее участие в устройстве судьбы несчастной девушки: помог ей с жильем, с работой. Лишь постепенно он узнавал от нее о тех ужасах, что ей довелось перенести: Ольга, оказывается, была ранена, очутилась в плену. Лагеря, лагеря, лагеря… Сначала – немецкие в Эстонии, Германии, затем – для перемещенных лиц, в американской зоне оккупации.

…Шло время. Ольга постепенно оттаивала, оживала. А он? Он снова почувствовал, что любит ее, и любит так, что не в силах противиться своему чувству. По-видимому, и он был Ольге не безразличен, а возможно, она приняла за любовь естественное чувство благодарности к человеку, который так много сделал, чтобы вернуть ее к жизни. Во всяком случае, прошло какое-то время, и они стали мужем и женой.

Года два с небольшим назад они вместе поехали в отпуск. В Сочи. Там все и произошло. На третий день после приезда они отправились побродить в знаменитый сочинский дендрарий. Валериан Сергеевич стоял и рассматривал какое-то диковинное растение. Ольга рассеянно озиралась по сторонам, держа его под руку. Вдруг она вздрогнула, прижалась к его плечу и каким-то необычным голосом тихо сказала: «Пошли домой… скорее».

Всю дорогу Ольга молчала, молчала и в санатории. Только поздним вечером, перед сном, Ольга вдруг разрыдалась: «Едем назад, в Куйбышев, завтра же. Умоляю».

Как ни пытался Валериан Сергеевич ее успокоить – все было напрасно. Она плакала и твердила одно: «В Куйбышев, в Куйбышев», никак не объясняя свое поведение.

Утром, сославшись на головную боль, Ольга не вышла из палаты. Садовский отправился побродить один. Вернувшись, Валериан Сергеевич застал Ольгу спокойной, но по-прежнему молчаливой, замкнутой. К разговору об отъезде из Сочи она не возвращалась. Но, видя ее состояние, Валериан Сергеевич более не размышлял, а взял билеты до Куйбышева.

Когда Садовский вернулся с билетами в санаторий, Ольги не было. Пришла она поздней ночью. Молча разделась, молча легла в кровать. Утром, услышав, что билеты куплены, Ольга невесело усмехнулась. Но этот день, вплоть до отъезда на вокзал, прошел сравнительно спокойно.

Развязка произошла на вокзале. Валериан Сергеевич сидел в купе. Ольга стояла у окна в коридоре, безразлично наблюдая за вокзальной суетой. В то мгновенье, когда поезд должен был тронуться, Ольга вдруг подошла к дверям купе, взглянула на Валериана Сергеевича каким-то опустошенным взглядом и, почти не разжимая губ, свистящим полушепотом бросила: «Я не могу ехать с тобой. Остаюсь. Прощай и прости». Круто повернувшись, она бросилась вон из вагона и соскочила на перрон, когда поезд уже набирал скорость.

Едва придя в себя, с трудом сознавая, что делает, Садовский сошел на первой же станции и вернулся в Сочи. Где он ни побывал: в санатории, на пляже, в кафе, в ресторане, в милиции, в морге – тщетно. Ольги не было и следа.

Все разъяснилось день спустя. На улице Валериан Сергеевич столкнулся лицом к лицу с молодым врачом, отдыхавшим в том же санатории. Увидев Валериана Сергеевича, он не смог подавить возгласа недоумения и сочувствия, настолько изменился за эти дни Садовский.

– Я понимаю, дорогой Валериан Сергеевич, все понимаю, – мягко говорил знакомый, бережно беря его под руку, – но будьте мужчиной. Она вас не достойна.

– Позвольте, вы о чем? Откуда вы знаете? – воскликнул изумленный Садовский.

Собеседник на мгновение смутился.

– Видите ли, – сказал он, потупив взгляд. – Сегодня утром я был в Адлере, на аэродроме. Провожал товарища. Там встретил Ольгу Николаевну. Она села в самолет вместе с каким-то военным. Кажется, майором.

Все было ясно. Ольга ушла, ушла дико, нелепо, бросив его ради какого-то курортного ухажера.

Вот, собственно говоря, и вся история, понять и объяснить которую Садовский не способен до сих пор. Знает ли он, где сейчас Ольга, искал ли ее? Нет. Зачем? Что? Жива ли жена Навроцкого, бывала ли у нее в Воронеже Ольга? Жена Навроцкого жива, Ольга у нее бывала, но редко.

– Простите, – осторожно задал вопрос Миронов, – выйдя за вас замуж, Ольга Николаевна приняла вашу фамилию или оставила свою?

Садовский грустно усмехнулся.

– Представьте себе, ни то, ни другое.

– То есть? – с интересом спросил Миронов.

– Видите ли, девичья фамилия Ольги – Корнильева. С войны она вернулась под фамилией Величко – все ее документы были на эту фамилию. Я ее спросил, почему у нее изменилась фамилия, а она разъяснила: «Я же в партизанах была, конспирация…» Ну, больше расспрашивать я не стал. Так она и осталась Величко: не хотела менять ни документы, ни фамилию.

Закончив беседу и расставшись с Садовским, Миронов задумался: да и было над чем подумать. Лагеря… пребывание мнимой Величко в фашистских лагерях невольно наводило на мысль: не там ли она стала Величко? Но зачем, с какой целью?

Успехом, конечно, было выяснение подлинной фамилии бывшей жены Черняева – Корнильева. Но где она сейчас, что значит этот странный набор слов на обрывке бумаги? Беседа с Садовским не давала ответа ни на один из этих вопросов. Впрочем, Миронов был доволен и тем, что услышал от Валериана Сергеевича. Заметил он и существенные противоречия между рассказом Черняева и Садовского. Черняев рассказывал, что «роман» с Ольгой длился у него в Сочи около двух недель, по словам же Садовского, все произошло иначе. Чем можно было объяснить такое расхождение?

Выслушав в тот же вечер по телефону доклад Миронова, генерал Васильев спросил:

– Значит, Садовский сказал, что его бывшая жена находилась одно время в лагерях в Эстонии? Любопытно. Ведь этот самый ее «кузен» – как его? Рыжиков? – тоже, кажется, из Эстонии? Вы об этом не задумывались?

– Думал, Семен Фаддеевич. Полагаю, что мне следует выехать в Эстонию и заняться Рыжиковым на месте. Может быть, там отыщутся следы Корнильевой.

– Ну что ж, – согласился генерал. – Поезжайте. Что же до прошлого Корнильевой – так мы организуем тщательную проверку. Нужно будет, думаю, поинтересоваться и теткой Корнильевой – Навроцкой. Не исключено, что она знает, где находится Корнильева. В Воронеж, очевидно, придется послать Луганова.

Прежде чем ехать в Эстонию, Миронову было необходимо побывать в Крайске, выяснить, как шли там дела за время его отсутствия, что, в частности, дала работа Савельева, не обнаружил ли Сергей чего-либо подозрительного.

В те дни, что Андрей находился в Крайске, из Москвы пришла справка на Корнильеву. Оказалось, что отец Корнильевой родился в семье крупного помещика, был в прошлом офицером царской армии. В первые годы гражданской войны сражался в рядах белой армии против советской власти. Осенью 1919 года, после провала деникинского наступления на Москву, Корнильев бросил армию и скрылся в Курск, где жила его жена.

Явившись в конце гражданской войны в местные органы советской власти с повинной, Коркильев был прощен. До 1929 года работал там же, в Курске, в губземотделе, потом был арестован. Как выяснилось, Николай Корнильев был связан с контрреволюционными заговорщиками из числа бывших белогвардейцев. Умер он в тюрьме, от воспаления легких.

Вскоре после смерти отца умерла и мать Ольги Корнильевой. Девочке в то время не исполнилось и шести лет. Вместе с братом Георгием, который был лет на пять старше ее, Ольга очутилась в детском доме, но пробыла там недолго. Вскоре ее взяли в семью Навроцкие, не имевшие детей… Георгий уходить из детдома отказался. Что с ним было дальше, в справке не указывалось.

Ольга Корнильева осенью 1942 года после ряда настойчивых просьб была зачислена в специальную радиошколу. Закончив с отличием ускоренный курс, она была сброшена с парашютом в тыл немецких войск, в расположении одного из партизанских соединений, оперировавших в Белоруссии. Во время пребывания в соединении характеризовалась положительно.

Во время одного из боев летом 1943 года Ольга Корнильева была ранена и захвачена в плен. Сначала находилась в гитлеровском концлагере в Эстонии, где вела себя достойно, как подлинно советский человек, затем была вывезена в группе других заключенных в Германию. На этом след ее терялся. Как и когда она превратилась из Корнильевой в Величко, известно не было.

Внимательно прочитав справку, Миронов задумался. Конечно, происхождение Корнильевой, судьба ее родителей кое о чем заставляли задуматься, но самый факт и обстоятельства ухода Ольги на фронт, ее поведение в партизанском отряде, в лагере, наконец, разве не говорили сами за себя?

Да, но почему она стала Величко? Зачем, с какой целью? И Садовскому она солгала, будто фамилию Величко ей дали во время пребывания в партизанском отряде, «по соображениям конспирации». А записка, все тот же злосчастный клочок бумаги? Откуда?

Сколько этих «зачем», «почему», «откуда» подстерегает чекиста на трудном пути к раскрытию тайны.

День спустя Миронов выехал в Таллин, Луганов – в Воронеж.

Вдову профессора Навроцкого Луганов разыскал быстро. Вскоре Василию Николаевичу удалось с ней познакомиться. Навроцкая любила поговорить, вспомнить прошлое. В Луганове она нашла внимательного слушателя и готова была беседовать с ним без конца. Несколько таких разговоров, и Василий Николаевич уже знал о судьбе родителей Ольги, о том, как Ольга росла и воспитывалась в семье Навроцких. Девочка (говорила Навроцкая) была хорошая, ласковая, но взбалмошная. Было ей лет пятнадцать-шестнадцать, когда она сдружилась с Сержем Марковским, в прошлом сыном крупного воронежского помещика, бежавшего в середине двадцатых годов за границу. Марковский, который был значительно старше Ольги, пытался, как выяснилось, подбить кое-кого из знакомой молодежи на какие-то антисоветские штуки, а Ольгу намеревался еще и соблазнить, только не вышло. Провалились его грязные затеи. Случись как раз в это время приехать в Воронеж погостить Ольгиному брату, Жоржу. Он все и раскрыл: изругал Ольгу, а Марковский что-то, по-видимому, пронюхал и скрылся. С тех пор в Воронеже и духа его не было.

Немало рассказывала Навроцкая и о последующих годах Ольги, об ее учебе, уходе на фронт, возвращении после войны, но ничего особо нового, заслуживающего внимания в этих рассказах не было, если не считать вскользь брошенных Навроцкой слов о том, как в один из приездов Ольги, года этак два назад, Навроцкая незаметно положила ей в чемодан старинные украшения, оставшиеся еще от матери.