Текст книги "Искатель. 1965. Выпуск №1"

Автор книги: Роберт Шекли

Соавторы: Гилберт Кийт Честертон,Аркадий Адамов,Глеб Голубев,Яков Наумов,Андрей Яковлев,Кира Сошинская,Николай Вихирев,Вера Черникова,Юрий Тарский,Владислав Зорин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 13 страниц)

Кира СОШИНСКАЯ
ПОДВОДНЫЙ БЫК

Первой моей мыслью было: «Наверняка схвачу насморк».

Лодка, уменьшаясь на глазах, уносилась к темному отвесному лбу скалы. В лодке маленькие фигурки махали руками и, наверно, кричали мне что-то. Но ко мне все это имело уже самое отдаленное отношение.

Если бы я знала… Ну, так всегда говорится; если бы я знала… Тогда бы я, конечно, крепче держалась за лодку, а вернее всего, не полезла бы в воду, когда лодка застряла на очередном перекате. В конце концов Андрей даже крикнул мне, и, как всегда, не очень вежливо: «Куда полезла! Планшет промочишь!» Но тогда меня его окрик только разозлил. Ну, если бы он сказал, например, утонешь или простудишься, в общем если бы в его голосе прозвучало бы хоть какое-нибудь человеческое отношение ко мне. А то ведь единственное, о чем он беспокоился, – планшет.

В той же лодке у меня была масса возможностей промочить планшет и погубить наши драгоценные кроки. По дну переливалась вода, и мне порой казалось, что жестянка из-под тушенки приросла к моей руке. Зачерпываю, поднимаю, выливаю за борт. Зачерпываю, поднимаю, выливаю, зачерпываю, зачерпываю…

Грести мне мужчины не давали. И понятно. У лодки два весла – по веслу на человека. Ну, а с кем в паре посадишь меня? Еще поднять весло я могла, уронить в воду – тем более. А вот грести, хотя бы как Андрей (вот уж кого богатырем не назовешь), хоть умри, не получится. Так и получилось, что на веслах менялись две пары. Сначала Ким с Андреем, потом Седов и Руслан. Иван Никитич бессменно сидел за рулевым веслом. Он знал все перекаты, и, не будь его, мы бы давно засели намертво, если бы, конечно, раньше не стукнулись как следует об один из камней, все время выскакивающих из воды, словно рога очень злого и коварного подводного быка. Того громадного быка из сказки, который потонул здесь в незапамятные времена и с тех пор охраняет реку.

Как видите, роли были распределены так, что мне не оставалось ничего иного, как черпать холодную воду и беречь под ватником планшет с кроками.

На каждом перекате мужчины выскакивали в реку, сталкивали лодку с гальки, впрыгивали в нее, как только чувствовали, что дальше она пойдет своим ходом, и с удовольствием крыли реку на чем свет стоит. Но не последними словами. Оберегали мои чувства. Я не могу сказать, что у меня были какие-нибудь претензии к ним. Мы вместе работали, и коли я «полезла» в эту экспедицию, то, естественно, не для того, чтобы пользоваться преимуществами слабого пола. Но, понимаете, в жизни, даже в самой тяжелой и трудной, не перестают действовать законы человеческого общества. И вот по ним, по этим законам, я в несколько большей степени, чем, например, Руслан или тот же Андрей, имею право на внимание. Как-то это трудно объяснить. Сначала я говорю о том, что преимуществ не хотела и ими не пользовалась, а потом сворачиваю к тому, что все-таки на что-то такое неуловимое рассчитывала. Ну, вот такой случай: Мазепский перевал (название как раз для него подходящее), и было всем не очень легко. Утром я обнаружила, что мой рюкзак стал значительно легче. Я устроила допрос с пристрастием, в ходе которого оказалось, что банки со сгущенкой добровольно перекочевали в рюкзак к Киму. Ну, Киму пришлось расстаться с лишним весом, и банки я тащила дальше сама. Но не в этом дело. Киму (он об этом не знает) я осталась благодарна. Может, потому, что на это не рассчитывала, а может, и, наоборот, потому, что знала, что каждый в экспедиции мог такое сделать. Кроме, конечно, Андрея. Бывают же такие хладнокровные ребята, с детства надевшие на себя тогу будущей учености и совершенно не замечающие окружающих. Я бы его не назвала сухарем – а вот чего-то очень важного, именно в отношении к людям, в нем не хватает. Он бы лишний вес, если к тому нет экспедиционной необходимости, не потянул бы. И когда я в воду прыгнула, он подумал вовсе не обо мне, а о кроках. Как будто я не понимаю их важности.

Нет, прыгать в воду мне не следовало. Но на том перекате лодка села так основательно и галька ясно виднелась на дне так близко от поверхности, что я тоже покинула лодку. Никто ничего не сказал. Только Андрей крикнул: «Куда лезешь! Планшет промочишь!» Он опоздал, я уже стояла в воде рядом с ним.

Мы толкали эту деревянную «бандуру», наверно, полчаса. Может, и только пять минут – это не так важно. Я уже жалела, что не осталась в относительной сухости нашего корабля, ибо пользы от меня было немного. Хотя все-таки какая-то была. Вес лодки, минус мой вес – уже плюс. Лодку я толкаю? Толкаю. Значит, второй плюс.

А учтите, если мы через неделю не доберемся до Кочерыги, то ударят морозы и в низовьях река встанет. А это уже совсем неприятно.

Впереди, за перекатом, река ударялась с размаху о высокую стену с обтрепанными лиственницами наверху и круто поворачивала влево. Там, перед поворотом, поверхность реки была обманчиво гладкой и темной. Я знала, что это обычная ложь подводного быка.

И надо же было так случиться, что я, толкая лодку с кормы, замешкалась на несколько долей секунды. Вот уже и Руслан в лодке, прыгает Андрей. Седов… Иван Никитич поворачивает весло, видит, что я еще стою на гальке, и кричит мне страшным голосом:

– Скорей!

Ким пытается выпрыгнуть обратно. Иван удерживает его, хватает за рукав ватника… Еще какие-то лица, руки… Мгновение я бегу рядом с лодкой, но поскальзываюсь, чуть не обрываюсь в начинающуюся глубину, еле успеваю удержаться и инстинктивно делаю несколько шагов назад. Вода тащит меня к темному омуту, как будто на ноги мне накинуты веревки… Какая нелепость! До чего неудобно получилось!

Лодка чуть не налетает на скалу, но Руслан наваливается на весло. Лодка исчезает за поворотом. Это последнее, что я вижу, и крики с лодки уже не долетают до меня, только шум воды.

Я одна. Совсем одна, по колено в очень-очень холодной воде. Река в этом месте широка, метров сто. Надо выбираться к берегу.

Как только я делаю первый шаг, понимаю, что ноги уже замерзли. Сапоги я скинула в лодке. Галька неприятно колет подошвы, хочется подобрать под себя ноги. Я даже улыбаюсь такой глупой мысли.

Да, кроки не намокли. Нет, они надежно спрятаны под ватником. Я осторожно делаю несколько шагов к правому, ближнему от меня берегу. Большой кедр навис над ним и виден мне так хорошо, что, кажется, различаю каждую чешуйку синеватых шишек. На камне сидит бурундук и внимательно смотрит на меня. Должно быть, вид у меня нелепый. Бурундуку не понять, как могла оказаться эта девушка посреди холодной речки. Может, он думает, что я ловлю рыбу? Бурундук исчезает.

Галька как-то сразу пошла вниз, и я ухнула в воду почти по пояс. Меня совсем не устраивала перспектива попасть в холодную глубину у скалы. Во-первых, должна признаться, что я – никуда негодный пловец. А во-вторых, планшет. Утопить его совершенно непростительно.

Я иду вверх по течению, наступая онемевшими пятками на колючие, как осколки стекла, камушки. Стоит оторвать пятку ото дна, как ногу несет вниз. Где же наши? Сейчас они уже пристали к берегу и поднимаются ко мне. Но как далеко их унесло – неизвестно.

Что ж, попробуем пробраться к другому берегу. Я погружаюсь по пояс, перебираюсь через предательские глубины и застреваю окончательно метрах в пятнадцати от прибрежных камней. Холод подкрадывается уже к самому сердцу. Насморком не отделаешься. Чего же они медлят? Может, решили, что я уже на берегу, и сами ждут, когда я к ним пожалую? Нет, на ребят это не похоже. Вот только не дождусь я их, смоет в глубину. И мне становится себя жалко.

Берег совсем близко, и глубина не такая, чтобы утонуть, но я знаю, что течение обязательно снесет меня. Если бы еще вода была потеплее…

И в этот момент я их увидела. Ким с Андреем спускались к дальнему берегу, перепрыгивая через поваленные деревья и скользя по покрытым предательским слоем мха камням. Они тоже меня увидели. И, наверно, моя фигурка, потерявшаяся среди серой воды, была достаточно патетична, так как они еще на ходу, издали, стали кричать мне: «ржииись!.. оо-го!»

Я рассудила, что эти крики значат приблизительно: «Продержись еще немного!» – и не могла не улыбнуться. Теперь-то я обязательно продержусь, если только не отломятся ноги. Под водой они казались мне синими. Может, и на самом деле так?

Ребята были уже у самой воды. Андрей, спеша, разматывал веревку. Ким крепил конец ее к кедру.

– Держись, держись… – повторял растерянно Ким. У него был такой вид, будто он и не рассчитывал увидеть меня живой.

– Ничего страшного, Кимуля, – сказала я и обнаружила, что от голоса моего остались рожки да ножки. Но Ким услышал.

Андрей не смотрел в мою сторону. Он сидел на камне и быстро разувался. Набухшие шнурки на его солдатских башмаках не поддавались. Он рванул на себя шнурок, как тетиву. Ким помогал ему обвязаться веревкой, а Андрей уже скакал в воде, топча тонкие стрелки дикого лука. Андрей был длинноног, худ и выглядел не по-геройски. Во мне проснулось угасшее было от холода и залитое водой чувство юмора. Я не к месту захихикала, а испуганный и серьезный Ким на всякий случай крикнул с берега:

– Ничего, ничего, он сейчас…

Андрей уже не бежал, а осторожно переступал по уходящей вглубь гальке, нащупывая подошвами дно. Я к тому времени перебралась обратно на свою косу, на место своего первоначального плена, и нас разделяли всего метров двадцать.

Андрей с каждым шагом погружался все глубже. Я уже не надеялась, что ему удастся добраться до меня вброд.

Я сделала шаг навстречу ему, и в тот момент какое-то седьмое чувство, чувство опасности, заставило меня взглянуть на берег. И я увидела то, чего никто из ребят не видел.

Сук, за который привязали ребята веревку, был крепким и толстым. Я помню, что Ким даже повис на нем на руках, чтобы проверить прочность. Сук держался.

А тут, как во сне, я видела, что сук начинает отделяться от ствола, поддаваться рывкам уже вытравленной веревки.

Ким, который смотрел не назад, а следил за Андреем, чувствуя, что веревка на исходе, сделал несколько шагов вниз по берегу. Веревка снова натянулась. Андрей чуть не потерял равновесие.

Нет, она была не короткой. Ее бы хватило, если бы Андрея не снесло так далеко вниз. Ведь теперь он был совсем рядом со мной, у мели, а Ким и кедр остались метрах в пятидесяти выше.

Еще рывок. Андрей начинает подгребать руками, чтобы выйти на косу повыше. Он с трудом удерживает равновесие.

– Осторожней! – кричу я. И голос срывается. – Сук!

А все дальнейшее занимает какую-то долю секунды.

Сук обламывается, описывает в воздухе странную дугу, задевает Кима и пытается улететь в реку. Ким, не выпуская веревки, падает на живот и едет по гальке, влекомый сразу и силой течения и весом Андрея. Андрей теряет равновесие, оступается и в каких-то трех шагах от меня исчезает на мгновение под водой. Сейчас его подхватит и унесет к скале, на рога подводному быку.

Я, как была в ватнике, с бесценными кронами за пазухой, оттолкнувшись онемевшими ногами, делаю несколько прыжков по ускользающему дну и ухаю в гудящий поток, такой холодный, что у меня словно останавливается сердце.

Я успеваю схватить за рукав бултыхающегося в потоке Андрея.

У меня было так мало шансов помочь Андрею и так много помешать ему.

Но обо всем этом я подумала уже на берегу. И мне стало вдруг так страшно, когда я обернулась и взглянула на место моего плена, что упала в обморок.

А если кто кого и спас, так это Ким. Когда я схватила Андрея и на секунду приостановила его движение к омуту, Ким успел, не выпуская веревки, схватиться за камень. Нейлон веревки выдержал, хотя Ким до сих пор ходит с завязанными руками и ладони у него болят так, что после смены за веслами на него смотреть жалко.

Кроки все-таки промокли. Сидим и сушим их у костра. Ужасно неловко перед Седовым, который доверил мне экспедиционное добро.

Когда я раскладывала на камушки мокрые листы, то, честно говоря, я знала, что никто ничего мне не скажет. Кроме Андрея. Он может. Но я на него заранее не злилась. Я сама во всем виновата, из-за меня он чуть не отправился на тот свет. Но Андрей молчал.

А потом Седов достал медспирт и налил нам с Андреем по полстакана. Когда я пила эту страшную гадость, то подняла глаза и встретилась с глазами Андрея. А тот смотрел на меня и улыбался.

ИЗ БЛОКНОТА ИСКАТЕЛЯ

А. АНТОНОВА

О кладоискателях и кладах

Известно множество историй о кладоискателях и кладах, в разные времена найденных на земле. Это и любопытные факты и легенды, где, конечно, не обходится без «нечистой силы»: слово «клад» издавна связывалось со словом «тайна»…

Иван Грозный в тайнике Софийского собора в Новгороде отыскал «казну древнюю сокровенну», гетман Иван Выговский откопал казну Богдана Хмельницкого, а Мазепа нашел сокровища, захороненные Самойловичем. Это факты, засвидетельствованные историей.

Кладоискательство в Испании, Англии, Италии становилось иногда профессией. На острова Средиземного моря и Тихого океана особенно часто отправлялись специально снаряженные корабли. На Принцевых островах последний по времени находки здесь старинный клад золотых монет был обнаружен в 1930 году.

В 1952 году в США «Поисковой ассоциацией» был издан «Атлас сокровищ», составленный неким Гофманом. Перелистывая этот атлас, всего за десять долларов можно было стать «обладателем тайны» чуть ли не любого клада на выбор. На карты атласа было нанесено 3047 пунктов, где затонули суда с золотом и серебром, и места, в которых якобы спрятаны пиратские сокровища…

У нас в стране не авантюристы, а ученые интересуются старинными кладами. Одна монета может рассказать много интересного и археологам, и искусствоведам, и историкам. Зная местность, где найден клад, можно узнать новое о давних войнах и походах на этой территории, уточнить пролегавшие здесь торговые пути, по отношению веса металла к достоинству знака и по времени чеканки – судить об экономическом и правовом положении государства, по рельефу, отделке и изображениям на монетах – об уровне культуры – и искусства. Металлическая монета сохраняется хорошо, и часто именно по ней можно определить, например, даты исторических событий.

Изучением древних монет занимается наука нумизматика. Нумизмату они интересны прежде всего своей исторической ценностью.

Вскоре после Октябрьской революции в Ленинграде при Государственной академии истории материальной культуры была создана комиссия нумизматики и глинтики. Комиссия тщательно разыскивала и регистрировала находки отдельных монет и кладов. Видные русские нумизматы А. Ильин, Н. Бауэр, П. Савельев взялись за составление сводок монет, найденных на территории нашей страны. Они упорно разыскивали клады. И прежде всего, роясь… в старых архивах. Ученые объезжали музеи и, узнав о коллекции, надолго оставались в каком-нибудь городе. Нужно было определить и взвесить все монеты клада, некоторые сфотографировать или сделать с них слепки, составить подробную опись.

Иногда ученым приходилось снова разыскивать уже однажды найденный клад. В тридцатых годах недалеко от Курска деревенские мальчишки, играя в высохшем, русле реки, нашли золотую цепь и гривну. Потом крестьяне окрестных деревень нашли серебряный кувшин. Кувшин, когда его откопали, показался очень тяжелым. Оторвав закрывавшую горлышко пластинку, его перевернули, ожидая, что посыплются монеты, но на землю вылилась темно-красная жидкость с резким винным запахом. Вино было выдержанным – кувшин пролежал в земле почти пятнадцать веков.

Драгоценные предметы из этого клада разошлись по рукам. Серебряный филар – нагрудный знак вождя – долгое время служил крышкой самовара, золотые браслеты нашедший их крестьянин продал в Курске человеку, торговавшему квасом, а на вырученные деньги купил корову. Серебряный кувшин едва не был продан – в хате, где он стоял, прохудилась крыша, и нужны были деньги, чтобы ее перекрыть. Командированным к месту находок сотрудникам Оружейной палаты П. Н. Померанцеву и Р. Я. Мишукову пришлось разыскивать клад снова. И это им удалось. В государственный музей были возвращены цепь и гривна, филар, браслеты и кувшин, который ученые относят к 400 году. Все эти вещи теперь хранятся в Оружейной палате.

Такова история суджинского клада. Таких историй можно было бы рассказать много. В 1951 году в Вологде рабочие в стене каменного подвала обнаружили клад золотых русских монет XVII века.

Древние монеты были найдены во время строительства Днепрогэса, на осушенной части дна великой реки. Эти монеты ученые считают подношением, принесенным свирепым божествам у днепровских порогов. Немало нового узнали историки и при изучении клада русских копеечек XVI–XVII веков, зарытого в дни юности Петра I и обнаруженного в 1954 году в стене подвала при реконструкции ресторана «Прага» на Арбате в Москве.

В тайнике на хорах церкви Киево-Печерской лавры случайно был обнаружен огромный клад времен Петра I, спрятанное от царя церковное имущество. Тайну клада хранили два монаха, не открывшие ее даже на предсмертной исповеди.

Клады по-прежнему связаны с «тайной» – но конкретного исторического события. Ведь зарыть свое имущество считалось лучшим способом сохранить его во время войн, стихийных бедствий и т. д. Вот почему найденный клад есть прежде всего свидетель истории.

Найденный клад – это достояние государства. Существует закон, подтверждающий это право.

Необходимо бережное отношение ко всему, что входит в клад. Случается, что, когда клад обнаружен, глиняные кувшины, горшки, кубышки, сундук и бочонки – то, в чем были спрятаны драгоценные предметы, разбивают или выбрасывают. А ведь порой только с их помощью можно уточнить многие ценные для науки сведения.

Аркадий АДАМОВ
СЛЕД ЛИСИЦЫ

Вот уже десять лет, как я работаю над книгами о людях нашей милиции. На этом материале можно написать и социальный, психологический роман, и бытовую повесть, и даже историческую, ибо история нашей милиции богата интереснейшими событиями. Я пишу повести приключенческие, детективные, пишу потому, что люблю этот жанр с его острым, напряженным сюжетом, люблю ставить своих героев в опасные, сложные положения, сталкивать в прямой схватке с врагом.

По моему глубокому убеждению, этот жанр таит в себе огромные возможности воспитательного воздействия на юного читателя. И если книга такая написана добросовестно, если приключенческая, детективная форма ее используется автором не как самоцель, не для пустого развлекательства, а для того, чтобы помочь читателю разобраться в важных и острых проблемах нашей жизни, помочь ему стать активным и мужественным бойцом за интересы народа, за дело нашей партии, – такая книга очень нужна.

Трудная, часто опасная и самоотверженная работа нашей милиции позволяет написать такую книгу. Эта работа столь многогранна, охватывает такие важные области нашей жизни, сталкивает с такими острыми конфликтами, такими сложными характерами и трудными судьбами, что это, на мой взгляд, не может не увлечь писателя, не может оставить равнодушным и читателя.

В последней своей повести «След лисицы», с несколькими главами из которой познакомится читатель, я снова возвращаюсь к моим любимым героям, работникам уголовного розыска.

Писатель Аркадий Адамов заканчивает работу над новой приключенческой повестью «След лисицы». В ней рассказывается о благородной, трудной и подчас опасной работе нашей милиции. Автор показывает сложные пути предупреждения и раскрытия преступлений.

Сотрудники уголовного розыска майор Цветков, два его молодых помощника, Виталий Лосев и Игорь Откаленко, напали на след опасного преступника по кличке Косой. Им помог в этом Василий Кротов, в прошлом хулиганистый парень, подлинным другом которого стал потом Виталий Лосев. И ему, Лосеву, сообщил Вася, что, совершив ограбление ателье, Косой уехал в город Снежинск и велел, чтобы похищенные вещи привез ему некий Олег Полуянов, мелкий спекулянт, которого сам Косой знал только со слов Василия.

В СНЕЖИНСКЕ

Утром Виталий Лосев еще с порога возбужденно сообщил:

– Федор Кузьмич, кражу из ателье считайте раскрытой.

Цветков вопросительно взглянул на него.

– Кражу из ателье совершил некий Косой, – с ноткой торжества продолжал Виталий. – Но он сразу махнул из Москвы. И тут есть идея, Федор Кузьмич.

– Сначала давай про кражу. А потом идеи.

– Пожалуйста. Насчет кражи я узнал от Васьки…

Виталий говорил торопливо, волнуясь и поминутно щелкая зажигалкой: папироса в зубах все время гасла.

– …Косой велел привезти чемоданы Ваське. Тот отказался. Привел веские доводы. И тогда Косой… – Виталий сделал небольшую паузу, – велел, чтобы привез чемоданы Олег, которого он в глаза не видел. Вы понимаете?

– И дал явку? – настороженно спросил Откаленко. Голубые глаза его сузились, выдвинулся вперед тяжелый подбородок. Он взволнованно провел рукой по черному ежику волос и тоже полез за сигаретами.

– И дал явку, – подтвердил Виталий, потом многозначительно добавил: – Причем Васька мне сказал: «Верю только тебе».

– Та-ак… Намечается интересная комбинация, – медленно произнес Откаленко.

И оба посмотрели на Цветкова. Тот молча курил.

До отхода поезда оставалось еще полчаса, когда Откаленко и Лосев поздно вечером подъехали на машине к Ярославскому вокзалу, и шофер предложил помочь донести чемоданы.

Не выходя из машины, друзья обнялись, и Игорь, скрывая за шуткой тревогу, с деланным смешком сказал:

– Ну, уж ты прости, если что не так было. – И, сорвавшись, озабоченным тоном вдруг спросил: – С револьвером освоился?

Виталий невольно нащупал в кармане старенький наган, на который он сменил свой могучий «Макаров». Наличие такой «пушки» можно было в случае чего легко объяснить. Впрочем, объяснение было уже готово заранее. А наган работал безотказно. Опытный эксперт из научно-технического отдела проверил все до последней детали, и Виталий отстрелял его вчера на славу.

Тащить чемоданы было трудно, они оттянули все руки, пока Виталий и шофер оперативной машины добрались до нужного вагона.

– Солидный пассажир, чего ты хочешь? – усмехнулся Виталий.

– Уж солидней некуда, – пробормотал шофер, критически оглядев на Виталии потрепанное пальто, мятую кепку и разношенные, неопределенного цвета ботинки. Наряд этот так контрастировал с тем, как обычно одевался Виталий, что шофер не нашел, что еще сказать. Но, чувствуя всю тревожность каких-то неведомых событий, которые ждали этого парня, торопливо и сочувственно закончил: – В общем главное – счастливого тебе возвращения.

– Это верно, – серьезно согласился Виталий. Он достал билет, показал его проводнику и, когда тот сделал пометку у себя в списке, прибавил: – Помоги уж затащить их в вагон, что ли.

Они с трудом запихнули чемоданы на самую верхнюю полку, и шофер, попрощавшись, ушел.

Виталий закурил и встал у окна.

По перрону сновали люди, тащили багаж, вели детей, возбужденно кричали что-то, прощались, смеялись, плакали, говорили какие-то последние, торопливые слова друг другу. Носильщики в форменных серых фуражках катили доверху нагруженные тележки.

До отхода поезда оставалось минут пять.

Виталий попытался найти на перроне Игоря, но его нигде не было видно. А он, конечно, был где-то здесь, и он не уйдет, пока не тронется поезд. В этом Виталий был убежден.

И в этот момент он вдруг увидел Люду, Люду Данилову, вероломную Васькину подругу! В первый момент Виталий не поверил своим глазам. Как она могла тут оказаться, зачем? И невольно с тревогой забилось сердце. Неужели что-то случилось? Может быть, Васька испугался? Может быть, хочет предупредить о чем-то? Тогда надо подойти к Люде! Нет. Подойти он не может. И ни о чем спросить тоже не может. Ее заметит Игорь и, может быть, узнает, в чем дело. Но тут Виталий вспомнил, что Игорь не знает Люду Данилову. Что же делать?

Виталий с бьющимся сердцем стоял у окна, не зная, на что решиться.

Поезд медленно тронулся. Поплыл за окном ночной перрон. Виталий не отрывал глаз от Люды, Та остановилась в толпе провожающих и равнодушно помахала рукой вслед уходящему поезду.

Виталий отвернулся от окна и оглядел своих попутчиков.

Пожилой толстый человек в очках, хмурясь, что-то записывал в блокнот. Напротив сидела молодая пара. Где-то рядом плакал ребенок и слышен был напряженно-ласковый голос матери, убаюкивающей его. На соседних полках расположилась шумная студенческая компания, оттуда неслись веселые голоса и взрывы смеха. У соседнего окна тихо беседовали два офицера.

«Дела, дела, – подумал Виталий, – у всех людей свои. Но такого, как у меня, наверное, ни у кого нет». Он вдруг подумал о своих там, в Москве. Отец в это время, конечно, читает «Известия», и мама не дозовется его ужинать. «Твое «сейчас» меня когда-нибудь сведет с ума», – как обычно, говорит она ему. Мама, провожая Виталия, почему-то на этот раз особенно волновалась. И чего она только не совала ему в спортивную сумку, которую Виталий потом закинул через плечо! «Эх, мамуля… Знала бы ты, куда и зачем поехал твой сын, умерла бы от страха».

Но Виталию страшно не было, только все время бил какой-то нервный озноб и хотелось без конца курить. Да чего это он, в самом деле? Все продумано до мелочей, и все будет в порядке! Это же редкая удача – проникнуть в то логово и не только разыскать Косого, но и узнать черт знает сколько еще полезных вещей. Недаром так ухватились за эту комбинацию снежинские товарищи.

Было уже совсем поздно, когда постепенно затих вагон.

Виталий лежал на своей верхней полке и не мог уснуть. Он вспоминал книги, где наш разведчик мгновенно засыпал в любой момент, когда он это себе приказывал, вспоминал, как спокойно по команде врача засыпали наши космонавты накануне полета. А он? Еще ничего не случилось, еще все впереди, а он уже нервничает, уже не может уснуть.

Потом мысли незаметно перекинулись на другое. Интересно, какой из себя этот Косой? И у него там, в Снежинске, конечно, большие связи. Все это тоже хитрые, и опасные люди, и разные. Их надо быстро раскусить, найти подход. И еще найти остальные вещи, их много – два чемодана, которые везет Виталий, только приманка. Да, всему этому его не учили в институте. Ох, каким далеким казались сейчас те «академические» времена, когда все в его будущей работе представлялось простым и ясным, разбитым на параграфы учебников, и каждая полученная на экзамене пятерка вселяла убежденность, что теперь уже ничего не страшно, теперь он отлично знает, как и что надо делать в том или ином случае. И останься он при кафедре, как ему предлагали, он так бы и пребывал в этой убежденности и, может быть, даже диссертацию написал бы удачно; Федор Кузьмич, вероятно, как всегда, невозмутимо прочел бы ее и равнодушно отложил в сторону, а Игорь насмешливо бы заметил: «Ну и тундра этот кандидат!»

Сон подкрался незаметно…

В Снежинск поезд пришел утром.

Виталий жадно вглядывался в проплывавшие за окном дома, в большинстве деревянные, с наличниками и террасками, стоявшие за невысокими заборчиками, старался запомнить улицы. На всякий случай, мало ли что…

Поезд, наконец, остановился у низкого перрона. К вокзалу надо было идти через пути.

Виталия, как условились, никто открыто не встречал, но увидеть его должны были. И он старался угадать в толпе тех людей, незаметно приглядываясь к окружающим. Но никто не обратил на себя его внимание. «Молодцы ребята», – подумал Виталий с легкой досадой на себя.

Он с трудом, то и дело меняя руки, дотащил и сдал в камеру хранения свои чемоданы, потом облегченно вздохнул, с независимым видом сунул руки в карманы потрепанного пальто и вразвалку двинулся наугад по одной из улиц, решив расспрашивать прохожих подальше от вокзала.

Нужный дом оказался действительно третьим за глубоким оврагом, пересекавшим пыльную, кривую улочку на самой окраине города. «Третья хибара за оврагом», как сказал Васька.

Дом был и в самом деле маленьким, деревянным, за невысокой оградой, как и большинство домов в городе. Перед домом росло несколько чахлых деревьев с голыми сучьями, на которых только еще набухали почки. За заборчиком, почти вровень с ним, щетинился кустарник.

Виталий толкнул незапертую, покосившуюся калитку, и та со скрипом распахнулась, чертя низом по бурой, свалявшейся прошлогодней траве. Виталий поднялся на крыльцо и позвонил. Дверь долго не открывали. Виталий сильно постучал. Ему показалось, что кто-то стоит за дверью, но медлит открыть. Наконец женский голос раздраженно спросил:

– Ну, кто там?

– Петр нужен. Из Москвы я.

Женщина помолчала, потом тем же тоном ответила:

– Нету его.

– Когда будет-то?

– Кто его знает. Не докладывает.

– Ну, хоть обождать пустите. – Виталию показался неуместным просительный тон, и он грубо добавил: – Давай, давай, поворачивайся. Не пустой небось приехал.

Женщина подозрительно спросила:

– Где ж твое богатство?

И Виталий догадался, что она успела рассмотреть его в окно, пока он шел к крыльцу.

– Долго я через двери буду лясы точить? – со злостью спросил он. – Дернуло меня переться к вам!

Видимо, женщина, наконец, решилась. Виталий услышал звук отодвигаемых запоров. Потом дверь осторожно приоткрылась, и голос из темноты сказал:

– Проходи.

Только в комнате, чистой, с половиками на полу и цветами на подоконниках, Виталий рассмотрел хозяйку. Это была коренастая, средних лет женщина с грубоватым лицом, в очках и цветастом переднике.

– Как звать-то? – спросила она, не приглашая садиться.

Виталий сам сел, закурил и, выпустив струйкой дым, небрежно ответил:

– Олегом звать. А вас?

– Ага, – вместо ответа кивнула головой хозяйка, и Виталий понял, что имя ей знакомо.

– Как вас-то звать? – повторил он вопрос.

– Анисья.

«Так, – подумал Виталий. – Начинается».

В конце концов Анисья подобрела, принесла на стол холодную картошку, миску соленых огурцов, нарезала ломти сероватого хлеба.

– На, поешь. Чайничек поставила. А выпить успеешь еще, – и впервые усмехнулась.

Виталий не заставил себя упрашивать.

Анисья уселась напротив, подперла литыми кулаками щеки и стала расспрашивать, как живут в Москве, чем торгуют на рынке, и по какой цене, какое идет «кино», и как с мануфактурой.

Виталий, набивая рот и громко жуя, в свою очередь спросил:

– Ну, а вы тут как? Чем маракуете?

– Нешто у нас жизнь! – передернула крутыми плечами Анисья. – Штрафы одни. Намедни семечками торговала на рынке, так натерпелась.

В дверь два раза коротко позвонили, Анисья пошла открывать.

Было слышно, как она с кем-то шушукалась в темной прихожей, потом в комнату вошел набычившись громадный парень с широким, туповатым лицом, в кургузом пиджаке.

– А это, Котик, приезжий, – неузнаваемо ласково сказала Анисья, пряча руки под вздувшийся на животе передник: что-то передал ей вошедший, чего Виталию видеть не полагалось.