Текст книги "Сила притяжения"

Автор книги: Роберт Джоунз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 19 страниц)

11

Выходя с собакой на полуночную прогулку, Эммет не выключил свет в спальне. Он еще не мог рисковать, оставляя ее дома одну. Появление кота ничего не изменило. Даже когда собака мирно сворачивалась калачиком на диване, глаза ее бегали под закрытыми веками, и, стоило Эммету потянуться за курткой или просто заправить рубашку в брюки, она бросалась к двери и так яростно скреблась, что из-под лап разлеталась деревянная стружка. Потом она откашливалась, как бы прочищая горло для грядущего воя.

На улице Эммет намотал поводок на руку, глядя на свои освещенные окна. Он размышлял, стоит ли вернуться и выключить свет. Может, без света квартира будет казаться естественней? Совсем недавно он узнал о своих соседях кое-что новое, и это заставило его усилить бдительность.

Неделю назад он открыл дверь и увидел, что миссис Дью на улице раздает какие-то листовки. Даже с десяти футов он смог прочитать заголовок печатными буквами: «Уничтожим вредителей».

Эммет в последнее время раздумывал, как изменить тактику общения с соседями. Он решил сбить их с толку дружелюбием, однако они не поддавались и, завидев его на улице, безразлично спешили мимо. Атакованная вредителями миссис Дью была стационарным объектом, и Эммет с улыбкой приблизился к ней.

– Тараканы? – спросил он, показывая пальцем на листовки.

– Можно сказать и так, – пренебрежительно ответила миссис Дью. Она протянула листовку пожилой чете, которая приветствовала ее улыбками.

Эммет обошел соседку и встал сбоку, не давая ей повернуться к нему спиной.

– Они неуничтожимы, – шепнул он ей на ухо. – Они древние, как динозавры. Что-то мне подсказывает, что мы должны обращаться с ними уважительно. По крайней мере, они прожили на земле дольше нашего. К ним можно относиться хотя бы как к мигрантам. – Эммет выдавил смешок.

– Марджори! – окликнула миссис Дью женщину в голубом халате в цветочек. Пока женщины разговаривали, Эммет отошел, чтоб они не подумали, будто он подслушивает, но в то же время чтобы миссис Дью не могла от него улизнуть. Время от времени женщины оборачивались на него, будто мечтали, чтобы Эммет ушел.

«Это мой шанс остаться победителем, – подумал Эммет, удерживая позиции. – Если я сейчас сдамся, никогда больше не найду в себе сил продолжить борьбу». Он наклонился и выдернул из трещины в асфальте два сорняка. На случай, если миссис Дью заметила, Эммет рукой смахнул грязь с асфальта и вытер ладонь о рубашку.

Едва Марджори отошла, Эммет потянул миссис Дью за рукав.

– Я где-то читал, что тараканы – единственные живые существа, способные выжить после ядерной войны. То есть мы все сгорим, а их внутренние органы смогут противостоять чему угодно, даже атомному взрыву. Однако не отчаивайтесь. Я знаю прекрасный способ их вывести. Радиация нам не поможет, но если вы насыплете дома борной кислоты, их тела мигом изничтожатся. Даже мусора не останется. Нет, они, конечно, не взорвутся, просто сгниют изнутри.

– О чем вы говорите?

– Я нечаянно заметил заголовок вашей листовки. О вредителях. – Эммет попытался заглянуть в листовку, но миссис Дью прижала бумаги к груди. Он с надеждой улыбнулся. «Если я заставлю ее дать мне листовку, моя жизнь изменится», – загадал он, будто сорвал четырехлистник клевера.

– Меня люди беспокоят, а не насекомые. У меня дома нет насекомых.

– И у меня нет, – солгал Эммет, вспоминая полчища тараканов, прячущихся среди газет в пустой комнате. – Просто я читал об этом в журналах. У меня есть специальная папка с полезными советами, я ими всегда пользуюсь в случае необходимости. Ведь ко всему нужно быть готовым, не так ли?

– Потому я и потею сейчас на солнце, – сказала миссис Дью, изучая свои листовки. Она в десятый раз осмотрела Эммета, задержав взгляд на серой футболке, висящей на нем, как пижама. – Думаю, вам тоже можно дать. – Она неохотно протянула ему листовку. – Мы готовим собрание на следующей неделе. Хотим, пока не поздно, совместными усилиями выселить жильцов из 202-го. От них ничего хорошего не жди. – И она пантомимой изобразила укол в вену. Даже перевязала себе руку невидимым резиновым шнуром. Потерла пальцы, изображая деньги.

– Но как мы это докажем? – с воодушевлением спросил Эммет.

– А как мы можем не знать, что происходит прямо перед нашими окнами? – Она сделала многозначительную паузу, как бы намекая на секрет, известный только им двоим.

Эммет густо покраснел. Он всегда чувствовал себя виноватым, когда обвиняли другого. Даже когда в его присутствии ругали незнакомца. Если мимо проезжала полицейская машина с ревущей сиреной, Эммет задерживал дыхание, пока она не исчезала из виду. Давным-давно он запомнил наизусть номера всех домов в своем квартале, но на всякий случай, чтобы миссис Дью не связывала его с правонарушениями, спросил:

– А что это за дом, 202?

– Серый, углом к вашему. Я бы сказала, вы проходите мимо по десять раз на дню. Со своей большой собакой. И хочу добавить, в такие часы, когда приличные люди уже спят.

– Я болен бессонницей, – сказал Эммет. – А люди, страдающие бессонницей, знают, что эта болезнь не легче любой другой. – И бесстрашно прибавил: – А раз вы знаете мой распорядок дня, значит, и сами страдаете бессонницей.

– Изредка, – призналась миссис Дью, глядя в землю. – Просто люди много чего говорят. Так и узнаешь обо всем.

– Разговоры бывают сплетнями, – жалобно отозвался Эммет. – Люди иногда ошибаются.

– Да, возможно, – нахмурилась Дью.

– Хорошо, увидимся на собрании. Во всеоружии, как говорила моя мама.

Миссис Дью фыркнула и протянула листовку женщине с коляской. К коляске были привязаны розовые воздушные шары.

Эммет побежал домой, радуясь, что его приняли. «Я выиграл», – ликовал он и представлял себе званые ужины с присутствием всех соседей. Воображал, как они будут умолять его дать им совет по воспитанию капризных детей. Раздумывал, не предложить ли им услуги воспитателя, тем самым поправив бюджет.

Несколько дней Эммет перечитывал листовку, пока не выучил ее наизусть. Он держал под неусыпным надзором здание через дорогу, словно это была его работа. Ему хотелось проследить за всем, что происходит в 202-м, чтобы на собрании удивить соседей своей бдительностью. И тогда они, возможно, примут его в свою компанию.

По утрам жалюзи были опущены. В доме как будто спали. Но поздно ночью у крыльца собирались группки людей, которых Эммет раньше никогда не видел. Хозяйка приглашала их войти одного за другим и через несколько минут с улыбкой провожала. Держалась она невозмутимо. Единственной подозрительной деталью были длинные рукава, даже в жаркие дни. Эммет представлял себе ее руки в синяках и следах от игл. Он ни разу с ней не заговорил, но несколько раз приветливо помахал рукой, надеясь, что, если миссис Дью удастся выселить эту женщину, та не догадается, что Эммет способствовал этому.

Но сегодня вечером, когда Эммет готовился выйти из дому с собакой, женщина из 202-го постучала в дверь.

– Привет, – сказала она, заглядывая в коридор. – Я Анита, живу через дорогу. Вы не могли бы одолжить мне молоток?

Эммет замялся. Как-то нагло с ее стороны приходить к незнакомцу за молотком. Могла бы попросить у знакомого соседа. Хотя, может быть, от нее все шарахаются.

Собака протиснулась в коридор поприветствовать гостью. Эммет оттянул ее за ошейник, и женщина ловко проскользнула в гостиную. Обошла всю комнату.

– Большая квартира, – восхитилась она.

– Мне требуется много места, когда ко мне приезжают дети. – Эммет надеялся, что, если эта женщина опасная, возможно, она запомнит, что дом часто полон невинных детей. Она осмотрела его руки, на которых не было обручального кольца.

– Я разведен, – сказал Эммет. – Но с детьми вижусь как можно чаще. У меня трое.

Женщина подошла поближе и уставилась на его нижние веки, пытаясь вычислить возраст. Эммет попятился.

– Так вы, похоже, еще молоды.

– Слишком молод, – значительно произнес Эммет. Потом добавил: – Но когда ты влюблен…

Он показал на фотографию крестников.

– Милые мальчики. Блондины такие, – сказала она.

Эммет смущенно потрогал свои каштановые волосы.

– Боюсь, у меня не доминантные гены. – Он изобразил смешок.

Женщина прошлась по комнате, провела пальцем по полке со стерео, как будто проверяла, нет ли на ней пыли.

– Сколько комнат?

– Только три, – сообщил Эммет. Двери в остальные комнаты были закрыты. – А это в основном чуланы. В них удобно хранить игрушки. Я принесу молоток.

Вернувшись, Эммет увидел, что Анита изучает фотографии на стенах. Она показала пальцем на снимок Сьюзен, его подруги по колледжу.

– Это ваша жена?

– Моя жена умерла. – Женщина открыла было рот, но Эммет ее перебил: – Я хотел сказать: для меня умерла. У меня нет ее снимка. Нет смысла копаться в прошлом. То, что умерло, мертво. Так я обычно говорю.

– Ну да, – неуверенно проговорила Анита, разглядывая коллекцию пластинок.

Эммет протянул ей молоток.

– Вот, возьмите насовсем, у меня их несколько.

– Как мило. Извините, что побеспокоила, но хоть познакомились. То есть, когда я сообразила, что у нас дома нет молотка, решила зайти к вам и заодно познакомиться.

– Пусть это будет мой подарок. В знак добрососедства. Может, когда-нибудь и мне придется что-то у вас попросить.

– Может быть. Но вы, кажется, неприхотливы.

Эммет шел за женщиной шаг в шаг, пока она осматривала его имущество. Она делала это с таким видом, будто бродила по магазину. Всякий раз, когда Эммет загораживал ей обзор, она вытягивала шею и смотрела на что-нибудь другое. Они протанцевали несколько таких осторожных па, и наконец он сказал:

– Мне пора гулять с собакой, я вас провожу?

– Я часто вижу, как вы с ней гуляете поздно вечером. Я, бывает, не могу уснуть и сижу у окна. Вы по четыре часа бродите.

Эммет побледнел. Значит, кто-то все же за ним следит.

– А вы уверены, что это я? Я почти всегда сижу дома, вдруг дети позвонят. Так они меньше переживают, что семья распалась.

– Может, и не вы, но ваша собака такая огромная. Ее ни с какой другой не спутаешь. – Анита вроде искренне смутилась.

– Да ничего, все ошибаются. У моей собаки есть брат. Он живет за углом. У одного студента. – После каждого предложения Эммет делал паузу, ища в лице женщины признаки доверия. Он громоздил ложь за ложью, а выражение ее лица не менялось.

Она погладила собаку по носу – на морде было необычное белое пятно, напоминающее полумаску. С ним собака казалась злобной, когда была неподвижна.

– Они близнецы, – сказал он.

– Близнецы? – Анита удобно устроилась в мягком кресле и положила ногу на ногу. В комнату вошел только что проснувшийся кот и прыгнул ей на колени, словно они уже знакомы. Анита рассеянно его погладила.

Эммет поморщился. Чем дольше она сидела, тем больше интересовалась его жизнью. Он изо всех сил старался сохранять спокойствие, мозг бурлил.

– Да, – сказал он, будто слушая себя со стороны. – Как там их называют? Двуяйцовые? Однояйцовые? Не помню.

Эммет мучительно вспоминал все тонкости лжи, которой уже напичкал эту женщину. От напряжения у него закружилась голова. «Я сказал ей, сколько у меня комнат? Я сказал ей, кем работаю? Сказал, как меня зовут? Сколько у меня детей? И где они живут?»

– Вайоминг, – пробормотал он и сам засомневался, произнес ли это слово вслух.

– Что? – Она явно вздрогнула.

– Вайоминг. Так зовут брата. Странное имя для собаки, правда? Но мою собаку зовут Голубка, так что мне ли судить об именах. Мальчик хорошо за ней следит. То есть за н-н-ним, за псом. Много с ним занимается, как вы могли заметить.

Анита легонько постукивала молотком по своей ладони.

– Действительно смешное имя.

Эммет попытался отвлечь ее внимание от себя.

– А вы чем занимаетесь?

– А разве это имеет значение? – с чувством сказала она. – Всем вокруг нужно обязательно знать, чем ты зарабатываешь. Всем плевать, что ты за человек, и, чтобы с тобой заговорить, им сначала надо взглянуть на твой банковский счет. Как этим старым каргам. Вечно лезут не в свое дело. Меня от них тошнит.

– Простите, – сказал пристыженный Эммет. – Я тоже не люблю, когда лезут в мою жизнь.

– Нет, это вы простите. Я так бесцеремонно ворвалась в вашу квартиру. Вообще-то мы занимаемся экспортом. Мы сделали бизнес на пустом месте. Хотите познакомиться с моим мужем? Приходите к нам ужинать во вторник.

Эммет присел на подлокотник дивана и тут же встал, прошел к окну. Присел на край полки около стереосистемы, дрожащая нога застучала по шкафу. Он снова встал. Сел. Анита не двигалась, только левой рукой гладила кота. «Может быть, миссис Дью ошибается, – подумал Эммет. – Может быть, Анита – всего лишь жертва чьих-то навязчивых подозрений». Он попытался прочитать что-то в ее глазах, уловить какие-нибудь намеки или знаки, которые раскрыли бы ее секреты.

– Во вторник, говорите? – неуверенно спросил Эммет. Он представил себе дружбу с Анитой. Эммет давно не общался ни с кем, кроме брата. Но даже знай он ее лучше, он не смог бы перестать ей врать, не отважился бы рассказать, во что превратилась его жизнь. «Не могу рисковать», – решил он.

Анита поднялась с кресла с котом на руках.

– Или в среду. В любой день на следующей неделе. Мы почти всегда дома. Только предупредите заранее.

– Во вторник приезжают дети. Мы так редко бываем вместе, не хочется выходить.

– Вы можете взять их с собой.

– О нет. Они очень привередливы. Сведут с ума любую хозяйку.

– Тогда я сама как-нибудь к вам забегу. Когда ваши дети уедут.

Эммет потянулся пожать ее руку на прощание, и пальцы наткнулись на стальной молоток. Эммет потряс его, будто клешню.

Он смотрел из-за шторы, как Анита пересекает улицу. Она долго открывала все замки на своей двери. У входа ее встретил мужчина в мотоциклетной куртке. Он что-то шепнул ей на ухо. Она ответила. Мужчина покачал головой, и Анита еще что-то сказала. Мужчина кивнул и пошел за ней в дом. Эммет подождал, когда за ними закроется дверь, и потянулся за собачьим ошейником.

– Быстро, – сказал он. – Пока ей некогда смотреть.

Он торопился по ступеням и вдруг оцепенел, увидев голый свет в спальне. Зря он не купил переключатели, которые автоматически включают и выключают свет в разных комнатах, будто семья перемещается по дому. Но сейчас поздно об этом думать. Собака тянула поводок. Эммет безнадежно оглянулся на дом. «Оставить или выключить?» Он не мог решить. Оставил как есть.

По дороге к реке он шел мимо соседей, которые выбрались подышать воздухом в конце душного дня. Гигантские тени Эммета и собаки растянулись на асфальте на много ярдов вперед, будто животное и хозяин преследовали двух худышек, куда бы те ни двигались. Если кто-то приближался сзади, чужая тень догоняла и накрывала тень Эммета, и ему казалось, что его преследуют с двух сторон. Он попросил собаку поторопиться. Та радостно прыгала и играла с ним, хватаясь зубами за поводок.

– Давай, бегом, – шепнул ей Эммет. Они уже не останавливались на перекрестках, и тормоза машин визжали вслед. Рубашка Эммета потяжелела от пота, они с собакой бежали к причалу, мимо проституток и торговцев наркотиками, стоящих на своем посту у реки.

Добежав до воды, Эммет вцепился в сетку и выронил поводок. Собака с лаем бросилась на забор, помчалась между машинами, тычась мордой в дверцы, дыша в окна. Всякий раз, когда Эммет звал ее, она ложилась на землю, подпускала его к себе на фут и снова бросалась в темноту. Мусор в реке мерно постукивал о цемент. Где-то неподалеку слышались редкие всплески и смех.

Эммет пошел за собакой, которая удалялась по пирсу. «Вернись», – позвал он. Она совсем исчезла из виду. Эммет заставил себя идти за ней вслед. Чем дальше он шел, тем больше появлялось на пирсе продавленных деревянных досок, откуда на ноги плескала вода. На полпути Эммет чувствовал себя, словно у самого опасного края. От реки поднимался туман. Из него то и дело появлялись силуэты людей, словно окутанные огнем. Некоторые окликали его, подзывали жестом, заманивая в туман. Собака то ныряла в дымку, то выныривала, тихо звеня ошейником, словно колокольчиком.

Вдруг она завизжала и вылетела к нему из облаков, поджав хвост.

– Что, извиняешься теперь? – Эммет обнял и прижал к груди ее трясущееся тело. Он побежал обратно и потянул ее за собой, закрыв глаза. Он прыгал по доскам, затаив дыхание, и молился о том, чтобы они не рухнули слепо в воду.

Эммет лег отдохнуть на цементную плиту у пирса. На автостраде мелькали сирены. Один за другим автомобили въезжали на стоянку, расположенную вдоль сетки, освещая Эммета фарами, и ему казалось, что это полицейские фонари пригвождают его к забору.

«Куда же мы пойдем? Домой?» – в сотый раз подумал Эммет. Тишины дома он боялся еще больше, чем улицы.

Как мертвили его слепота, и борьба с собой, и раздвоенность, от которых тело в страхе ходило ходуном. Гладя собаку, Эммет вспоминал себя десять лет назад; он тогда принимал наркотики, крался по коридорам бабушкиного дома, прятался в своей комнате. Он вспомнил чувство, когда щекочущие химикаты поглощали его целиком. Минута тянулась медленнее часа, и он боялся, что проглотил слишком много таблеток и теперь его мышцы сведет параличом, он на всю жизнь останется прикованным к креслу.

Эммет боялся, что его обнаружит бабушка. Он мерил шагами комнату и твердил про себя, что скоро станет инвалидом. На рассвете ему удавалось себя убедить, что он научится мириться со своим состоянием. Он заново учился говорить нормально, а его голос многократно отражался в голове, точно разговор сквозь толщу воды, и так до тех пор, пока он не засыпал. Но каждый раз он в конце концов засыпал, и наркотик отпускал его. А сейчас все по-другому. Эммет жил так, словно проснулся в одну из тех ночей, и ни сон, ни время его не спасут.

Эммет позвонил Джонатану из будки таксофона. Ответил Джонатанов спокойный голос на автоответчике. Эммет решил оставить сообщение, в котором будет вся правда о его теперешней жизни. Он подобрал слова, которые отразили бы его вымотанность: жалкий, лишенный формы, испуганный до смерти. Но произнесенные вслух, слова казались плоскими и пустыми. Эммет представить себе не мог, как объяснить человеку, который живо ощущает себя, что его собственное тело пустеет и блекнет с каждой секундой.

«Я не смогу объяснить, что бы ни говорил», – подумал Эммет и еще раз произнес слова вслух. Они прозвучали фразами на непереводимом языке. Никакие слова не выразят этот бесконечный кошмар, в который превратилась его жизнь.

«Мне нужно научиться с этим жить», – решил Эммет. Так же он думал когда-то давно, боясь передозировки и паралича. Он положил трубку, дернул собаку за поводок и направился домой. До рассвета всего четыре часа. Он сумеет дождаться.

По пути домой он вспомнил, как часами лежал без сна после бабушкиных рассказов о кораблекрушении в Южной Африке. Он представлял себе, как корабль разбивается вдребезги, все обломки исчезают под водой, и остается лишь океан и недосягаемый берег. Интересно, думал Эммет, как долго дедушка плыл, прежде чем надежда оставила его.

Как ему, наверное, хотелось соскользнуть вниз, в глубину, и перестать плыть, повинуясь уставшим мышцам. Но некий инстинкт помимо желания, неодолимая плавучесть выталкивали тело, не давая ему утонуть. В воображении Эммета появлялась голова, она на миг выныривала, чтобы потом снова погрузиться, и так она выпрыгивала несколько раз, пока не обрела свободу плавать по волнам уже мертвой.

«Я – это он, только выброшенный на мель», – подумал Эммет, представляя себе, как дедушка потерялся в синем море и ждет, когда же все кончится.

12

Подойдя к дому, Эммет остановился у живой изгороди на углу – посмотреть, есть ли кто на улице. Все окна темны, только на верхнем этаже 202-го горел свет. Наклонив голову, будто спасаясь от проливного дождя, Эммет побежал к своему крыльцу.

Поворачивая ключ в замке, Эммет слышал умиротворяющее урчание кондиционера. Через стекло он заметил, что дверь коридорного чулана валяется на полу, будто ее сорвало ветром.

«Неужели я пропустил бурю? Я ведь был всего лишь в нескольких кварталах отсюда. – Он открыл дверь, прислушиваясь к скрежету замка. – Ураган. Тут, видимо, прошел ураган», – думал Эммет, входя.

Эммет снял с собаки поводок и погладил ее, как всегда, возвращаясь с прогулки.

– Понравилось гулять? – спросил он. Тоже часть ритуала – будто они по полночи где-то шатаются исключительно ради собаки.

Эммет наступил на упавшую дверь, точно она всегда так лежала. В полутемном коридоре послышалось цоканье собачьих когтей по голому полу. Собака побежала на кухню выпить воды, поскользнулась и врезалась в дверь.

Эммет двигался спокойно. Он включил верхний свет и испугался его наготы. Он успел привыкнуть к прозрачности уличных фонарей. Секунду Эммет видел голые белые стены, совершенно пустые, остались только гвозди, на которых еще недавно висели фотографии и картины.

Эммет зажмурился и стал считать в уме. Он следил задыханием: как движется диафрагма, как воздух наполняет легкие, а потом выдувается изо рта, словно дым.

«Я буду считать, и ничто меня не остановит», – решил Эммет, надеясь, что это поможет мозгу отвлечься от внезапной мучительной слабости.

– Один… два… – Он открыл глаза на счет три, но не остановился: – Четыре… пять… – продолжал он, осторожно озираясь. Мелькнул большой неровный прямоугольник пыли там, где стоял диван. Пятно походило на обведенный мелом силуэт трупа.

Эммет снова закрыл глаза и начал слепо разворачиваться, считая, пока не оказался перед полками у окна.

– Тридцать шесть… тридцать семь… – не торопясь продолжал он. Потом слегка приоткрыл веки: – Сорок один… сорок два, – и глянул туда, где стояли книги и стереосистема. Пусто, с полки свисали только шнуры удлинителей.

«А что стояло здесь?.. а что тут было? – Он пытался вспомнить бывшее расположение вещей, поворачиваясь на каблуках и заглядывая в каждый угол. Свет слепил его, как стробоскоп. Скрутила вина. – Я, наверное, оставил дверь открытой. Это я оставил дверь открытой, – в бешенстве подумал он. – Я разобью стекло, чтобы выглядело так, будто они пролезли через окно. И никто не обвинит в этом меня». И тут он вспомнил, что живет один, и все украденные вещи принадлежали ему. Собака потерлась о его ноги.

– Полиция, – сказал Эммет, и собака завиляла хвостом.

Она хвостом ходила за Эмметом по квартире, пока он осматривал остальные комнаты. В спальне остался только матрас. Сама кровать исчезла вместе с постельным бельем. На полу, под стеной, где раньше висели карты, валялись черные, голубые и красные кнопки. Доску объявлений оторвали от стены, а коричневые обломки мягкой пробковой древесины, похожие на куски мяса, были разбросаны по полу.

На кухне собака с надеждой перевела взгляд от Эммета к мойке, но все полки были пусты. Исчезла даже вымытая посуда, которую Эммет поставил сушиться. В углу, где раньше стояли миски для животных, валялись только засохшие огрызки. Эммет открыл холодильник. На верхней полке стояла распухшая от влажности, покрытая инеем пачка пищевой соды.

Кота нигде не было видно. Эммет обыскал каждую комнату, открыл все чуланы и шкафы. В трещине шифоньера торчала открытка с видом Калифорнии, где когда-то жила бабушка. В чулане спальни, в углу, лежал рваный кроссовок без шнурка. Все остальные вещи, включая ботинки с деньгами, были украдены. В спальне матрас. На кухне холодильник. В столовой складной столик. В пустой спальне лежали нетронутыми стопки газет. Только спортивная полоса вчерашнего выпуска была развернута – видимо, кто-то задержался, чтобы проверить счет какого-то матча. Все остальное пропало.

Эммет остановился у лестницы в подвал.

– Я дома, – сказал он, надеясь, что кот выскочит оттуда и станет тереться о его ноги. Собственный голос отозвался эхом, словно в пещере.

Эммет боялся спускаться в подвал один. Что, если грабители, услышав, как он вернулся, спрятались там? Что, если они захватили кота в заложники и сейчас держат его за горло?

– В полицию, – повторил Эммет. Он подошел к стене, где раньше висел телефон, но сейчас там была только железная подставка, прикрученная к стене шурупами. Значит, он не сможет позвонить в полицию. Металлический шнур таксофона во дворе был аккуратно отрезан какими-то вандалами еще несколько месяцев назад, и никто его не заменил.

– Что же нам делать? – сказал он собаке. Они стояли рядом на крыльце. Эммет решил, что ничего не скажет брату, пока не разузнает наверняка, что случилось. Он увидел, что в спальне дома напротив горит свет. Там жила старуха, умирающая от рака. Эммет не посмел ее тревожить – возможно, она уже погрузилась в сон, свое единственное безболезненное состояние.

Он осмотрел ближайшие дома. Все были темны, кроме верхнего этажа 202-го. Наверное, Анита заработалась допоздна. Эммет подумал, что в этом городе можно найти миллион подозреваемых в краже. Накатила слабость. Это могли быть незнакомцы, или хозяин дома, решивший отомстить за неуплату, или миссис Дью с ее комитетом бдительности проследили за ним и забрались в дом, или Анита организовала против него тайный заговор. Но ему нужна была помощь, и у Аниты сейчас эту помощь легче всего получить. Если Эммет позвонит в дверь к незнакомым людям, они подумают, что он злоумышленник. Он запер собаку в квартире и перешел на другую сторону улицы.

Анита открыла дверь так быстро, словно ждала его.

Рубашка Эммета была в пятнах от пота. Он смущенно прикрыл их руками.

– Ого, привет, – удивленно, но не враждебно сказала Анита. На ней было то же самое платье, в котором Эммет видел ее недавно.

– Мне нужно позвонить.

– Позвонить? Услуга за молоток?

– Да. То есть нет. Всё украли.

– В смысле? Как так? Я ведь была у вас всего несколько часов назад.

– Всё, – снова сказал Эммет.

Она провела его в гостиную. Все двери были закрыты. Целую стену загораживала огромная красная японская ширма: летящий с гор водопад. Эммет увидел беспорядочно сваленные за ширмой коробки.

– Вечно у нас не хватает места, чтобы все распаковать, – сказала Анита. – Недостаток городской жизни. Вечно места не хватает. Но, боюсь, сейчас мне не стоило этого говорить.

– Все, что у меня осталось, – это свободное место, – сказал Эммет и набрал 911. – Меня ограбили, – сообщил он женщине, которая взяла трубку.

Возможно, голос его звучал слишком жалко, потому что она сразу поверила, что он не врет.

– Где ты живешь, голубчик? Как тебя зовут?

Эммет сказал все, что требовалось.

– Ужасный город, правда, голубчик? Но со временем все наладится, – ласково прокудахтала она и повесила трубку.

– Могу я чем-нибудь помочь?

– Мне нужно поговорить с полицией.

– Я пойду с тобой, – сказала Анита и взяла куртку, лежавшую на туго перевязанной коробке.

Эммет помедлил, стараясь взвесить в уме свои подозрения: «Может быть, это она?» – подумал он, стараясь уловить в Аните признаки беспокойства. Он ничего не заметил. Мгновение, а может, и всегда, он сознавал, что никогда не выяснит, кто его ограбил. Ему не хотелось возвращаться в уничтоженный дом одному.

– Спасибо, – сказал он.

Эммет с Анитой ждали полицию на крыльце. Машина подъехала бесшумно, даже ее фары потушены. Эммет замахал руками:

– Это я. Я пострадавший.

Подошли двое офицеров. У каждого на бедре болтался громадный желтый фонарь.

– Я не закрыл дверь, – признался Эммет, не успели они и слова сказать. – Скорее всего. Это моя ошибка. Все пропало.

Он сопровождал их из комнаты в комнату.

– Да-а, – время от времени говорил один из них.

– А эта комната была пустой, – сказал Эммет, когда они остановились у входа в спальню с газетами. – В нее можно не заглядывать. Я просто собрал там газеты. Я кладу их на пол, когда рисую.

– Вы художник? – поинтересовался полицейский.

– Что-то вроде.

Они направили фонарики в подвал, осветив подрагивающую на сквозняке паутину.

– Мой кот пропал, – сказал Эммет.

– Как зовут?

– У него не было имени. Я еще не решил, как его будут звать. Он у меня недавно живет. На самом деле, он тут просто для того, чтобы собаке скучно не было. Она воет. Но не очень сильно, соседям не мешает, нет. Она просто хочет сказать, что одинока. Я кошек вообще-то и не люблю. Только не поймите меня неправильно, ему здесь было очень комфортно.

– Не бери в голову, парень, – сказал полицейский. – Так что еще, кроме кота?

Эммет попытался представить себе все предметы, которые находились в его гостиной.

– Стерео. Телевизор. Часы. Телефон. Ковры. Бархатный темно-красный диван. Три стеклянных флакона с серебряными крышками. Триста музыкальных пластинок. Две картины в золотых рамах вон на той стене. Фотографии. Стулья. Столы. Письменный стол. Журнальный столик.

– Не забудь про статуэтку, – вмешалась Анита. – Бронзовый такой жук.

– Да. Мне ее брат подарил. И еще хрустальная ваза. С цветами.

– И журнальный столик, – продолжала Анита. – И серебряный светильник. Тут же был серебряный светильник, да? В том углу.

– Да, – сказал Эммет. – У книжного шкафа. И фотоаппараты. И тарелки. – Он поднял голову. – Зачем воровать тарелки?

– В хозяйстве все сгодится, – заметил полицейский.

– Вся моя одежда. Тринадцать пар кроссовок. Миска для собаки. Миска для кота. Резиновый коврик, который под ними лежал.

– Можно мне лист бумаги? – робко спросил полицейский. – Ваш вызов пришел как внутренний, и мы подумали, нам ничего не понадобится.

– Простите, – Эммет посмотрел туда, где был письменный стол, – но у меня нет.

– Вот, возьмите, – сказала Анита, вытащив из кармана какую-то помятую справку.

– Еще компьютер, – сказал Эммет, вспоминая про спальню. – Карта. Принтер. Стол. Письменный стол. Будильник. Бюро. Шкаф. Магнитофон.

– Еще калькулятор был, – сказала Анита. – То есть я хочу сказать, у всех есть калькуляторы, да?

– Да. И зеркало в деревянной раме. И бумага. Карандаши. Марки. Конверты. Ластики. Кнопки и носки.

– Не спешите, – сказал полицейский, – ус покойтесь. Можете послать нам список вещей позже.

– Но позже я могу уже не вспомнить, – сказал Эммет. Пустота комнат уже казалась привычной.

– Да вспомните, вспомните, – уверил его полицейский. – Правильно настройтесь, и все. После шока память обычно возвращается. Поверьте мне, молодой человек, у вас шок. Потому вы и ведете себя так странно. Не принимайте близко к сердцу, я сталкиваюсь с этим почти каждый день. Мы же все люди, черт бы нас побрал. Теперь нам надо взять отпечатки пальцев. Вы что-нибудь трогали?

– Да, – сказал Эммет. – Я открывал двери, когда искал кота.

– В подвале есть свет?

– На стене выключатель, – сказал Эммет. – Но я там ни разу не был. Там что угодно может таиться. Скорее всего, мой хозяин хранит там свои инструменты.

Он провел полицейских к подвалу. Полицейские спустились, а Эммет задержался на последней ступеньке. Он похлопал в ладоши и позвал кота.