Текст книги "Клуб самоубийц. Черная стрела (сборник)"

Автор книги: Роберт Льюис Стивенсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 28 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

– Ждите, сейчас будет. – Кивнув на прощание, он исчез.

Из-за двустворчатой двери в соседнюю комнату доносились голоса. Приглушенные звуки разговора то и дело прерывались хлопками открывающихся бутылок шампанского, за которыми следовали взрывы хохота. Высокое окно (единственное в кабинете председателя) выходило на реку и набережную, и по расположению огней принц и полковник пришли к выводу, что находятся они где-то неподалеку от вокзала Чаринг-Кросс. Обстановка помещения не отличалась пышностью: обивка мебели протерта почти до дыр, и, кроме ручного колокольчика посреди круглого стола да многочисленных шляп и плащей, развешанных на стенах, здесь ничего не было.

– Что это за притон? – проронил Джеральдин.

– Я здесь для того, чтобы узнать это, – сказал в свою очередь принц. – Если они тут держат живых демонов, дельце может оказаться интересным.

И как только он это произнес, двустворчатая дверь приоткрылась ровно настолько, чтобы пропустить человеческую фигуру, и в комнату, в сопровождении на секунду сделавшегося громче журчания разговоров, проник грозный председатель Клуба самоубийц. Это был крупный мужчина лет пятидесяти или больше, с развалистой походкой, кустистыми бакенбардами, лысиной на макушке и серыми, точно покрытыми пленкой глазами, в которых время от времени вспыхивали огоньки. Губы председателя, в которых была зажата большая сигара, находились в постоянном движении; холодно и проницательно глядя на незнакомцев, он то крутил ими, то перемещал с одной стороны лица на другую. Одет он был в светлый твидовый костюм; в расстегнутом воротнике полосатой рубашки виднелась шея; под мышкой он держал протокольную книгу.

– Добрый вечер, – сказал он, закрыв за собой дверь. – Вы хотели меня видеть.

– Сэр, мы желаем вступить в Клуб самоубийц.

Председатель погонял во рту сигару.

– О чем вы? – резко бросил он.

– Прошу прощения, – ответил полковник, – но, я полагаю, вы – именно тот человек, который может просветить нас в этом вопросе.

– Я? – воскликнул председатель. – Клуб самоубийц? Помилуйте! Сегодня же не первое апреля. Я понимаю, джентльмены, когда выпьют лишнего, могут и пошутить, но это, знаете ли, уж слишком.

– Как бы вы ни называли свой клуб, – сказал полковник, – за этими дверями – веселая компания и мы хотим присоединиться к ней.

– Сэр, – холодно произнес председатель. – Вы ошиблись. Это частный дом, и я попрошу вас покинуть его. Немедленно.

Пока происходил этот небольшой диалог, принц сидел молча, но сейчас, когда полковник посмотрел на него с таким выражением, будто хотел сказать: «Ответьте же ему что-нибудь и давайте уйдем отсюда поскорее, бога ради», он вынул изо рта сигару и произнес:

– Я пришел сюда по приглашению одного из ваших друзей. Несомненно, он сообщил вам о том, с какой целью я вторгаюсь в ваши владения. Позвольте напомнить вам, что находящийся в моем положении связан очень малым и не станет терпеть слишком грубое отношение. Я – очень спокойный человек (как правило), но, дорогой сэр, вы либо окажете мне услугу, о которой я вас прошу, либо горько пожалеете о том, что позволили мне перешагнуть порог вашего дома.

Председатель громко рассмеялся.

– Право слово, хорошо сказано! – воскликнул он. – Вот это настоящий мужчина! Ох, пришлись вы мне по душе, так что теперь я весь ваш – делайте со мной, что хотите. Не могли бы вы, – продолжил он, обращаясь к Джеральдину, – оставить нас на несколько минут? Сначала я бы хотел закончить с вашим товарищем, а кое-какие формальности для принятия в клуб требуют разговора без посторонних.

С этими словами он открыл дверь в небольшой чуланчик и запер там полковника.

– Вам-то я полностью доверяю, – сказал он Флоризелю, как только они остались одни, – но уверены ли вы в своем друге?

– Не настолько, насколько я уверен в себе, хотя для того, чтобы прийти сюда, у него имеются еще более веские, чем у меня, причины, – ответил принц, – но я достаточно доверяю ему, чтобы безбоязненно рекомендовать его вам. Ему довелось пережить такое, что сломило бы и самого жизнелюбивого человека. На днях его уличили в подтасовке карт.

– Да, это серьезная причина, – согласился председатель. – По крайней мере, среди нас уже есть один в таком же положении, и в нем я не сомневаюсь. А позвольте узнать, вы тоже служили?

– Да, – последовал ответ. – Но я слишком ленив, поэтому служба моя продолжалась недолго.

– А по какой причине вы считаете, что устали от жизни? – настойчиво поинтересовался председатель.

– По той же, насколько мне видится, – отвечал принц. – Необоримая лень.

Председатель вздрогнул от удивления.

– Черт побери, у вас наверняка должны быть более веские основания!

– Я остался без денег, что тоже, конечно же, неприятно, – добавил Флоризель. – От этого не покидающее меня ощущение тщетности своего существования достигло наивысшей точки.

Председатель несколько секунд крутил сигарой во рту, нацелив острый взгляд прямо в глаза необычного неофита, но принц выдержал это испытание с непревзойденным спокойствием.

– Будь у меня меньше опыта, – наконец произнес председатель, – я бы указал вам на дверь. Но я хорошо знаю этот мир. По крайней мере, настолько, чтобы понимать, насколько труднее всего противиться самым незначительным поводам для самоубийства, и, когда человек мне по душе – вот как вы, сэр, – я готов ради него на все. На все! Я скорее отступлюсь от определенных правил, чем отвечу ему отказом.

После этого принц и полковник были по очереди подвергнуты долгому и тщательному допросу. С принцем председатель поговорил с глазу на глаз, но разговор с полковником происходил в присутствии принца, чтобы председатель мог наблюдать за выражением лица одного, пока второй отвечал на каверзные вопросы. Результат оказался удовлетворительным, и председатель, внеся в протокольную книгу кое-какие записи о каждом из новых членов клуба, представил им на подпись некое подобие присяги. Ничто не могло закабалить сильнее, чем обещаемое послушание; не существовало обета более строгого, чем тот, который соглашался соблюдать подписавший сей документ. Осмелившемуся нарушить столь ужасную клятву было уготовано полное бесчестие, и его не спасли бы даже те утешения, которые дарует религия. Флоризель не без содрогания подписал бумагу, полковник со страдальческим выражением лица последовал его примеру. После этого председатель взыскал вступительный взнос и без лишних церемоний провел друзей в курительную комнату Клуба самоубийц.

Потолок курительной комнаты был таким же высоким, как в прилегающем к ней кабинете, но само помещение оказалось гораздо просторнее. Имитирующие дубовую обшивку обои покрывали все его стены сверху донизу, а скачущие языки пламени в камине и многочисленные газовые рожки ярко освещали компанию. Принц и его последователь довели количество собравшихся до восемнадцати человек. В комнате почти все курили или пили шампанское; здесь царило какое-то лихорадочное веселье, время от времени неожиданно прерываемое секундами зловещей тишины.

– Сегодня все члены клуба в сборе? – спросил принц.

– Почти, – ответил председатель. – Кстати, – добавил он, – если у вас есть деньги, здесь принято заказывать шампанское. Это поддерживает настроение, ну и мне дает небольшой доход.

– Хаммерсмит, – промолвил Флоризель, – закажите шампанского.

С этими словами он развернулся и стал прохаживаться между гостями. Привычный исполнять роль хозяина в самых высоких сферах, он без труда очаровывал и пленял каждого, к кому подходил. В том, как он держался, было что-то подкупающее и одновременно властное. Необычайное спокойствие принца еще сильнее выделяло его среди этого безумного собрания. Перемещаясь от одного собеседника к другому, он внимательно прислушивался и присматривался и вскоре начал понимать, что за люди окружают его. Как и в любом другом месте, где собираются для отдыха, здесь преобладал один тип: довольно молодые люди с умными и чуткими лицами, но без всякого намека на силу или те качества, которые позволяют добиться успеха. Кое-кому было далеко за тридцать, многим не исполнилось еще и двадцати. Они стояли, прислонясь к столам и нетерпеливо переминались с ноги на ногу; кто-то курил во всю, а кто-то держал во рту погасшую сигару; иногда слышались спокойные, размеренные голоса, а иногда их заглушали разговоры, явно вызванные нервозностью обстановки, впрочем, и те и другие были одинаково бессодержательны и лишены остроумия. Каждая новая открытая бутылка шампанского значительно улучшала всеобщее настроение. Сидели только двое: один в кресле у окна, подальше от остальных, бледный, весь покрытый испариной, с руками в карманах брюк, понурив голову и молча, – живое воплощение полного телесного и духовного упадка; другой расположился на диване рядом с камином. Этот привлекал к себе внимание своей бросающейся в глаза несхожестью с остальными. Ему, скорее всего, было за сорок, но выглядел он на все десять лет старше, и принц, заметив его, подумал, что еще не встречал человека более безобразного от природы. Вдобавок он был изуродован болезнями и излишествами: кожа да кости, частично парализованный, очки его были настолько сильными, что глаза за их мощными линзами казались огромными и искаженными. Кроме принца и полковника, он был единственным в этой комнате, кто сохранял спокойствие, как будто вокруг него не происходило ничего необычного.

Разговоры членов клуба не были любезной светской болтовней. Одни похвалялись своими позорными поступками, последствия которых заставили их искать убежище в смерти, другие слушали, не выражая неодобрения. Собравшиеся здесь словно чувствовали себя выше законов морали, и каждый, перешагнувший порог клуба, как будто уже обладал неприкосновенностью, которую дает могила. Они пили за упокой друг друга или поминали великие самоубийства прошлого. Они сравнивали и обсуждали различные взгляды на смерть – кто-то утверждал, что их ждет не более чем вечный мрак и абсолютная пустота; другие были полны надежды, что уже этой ночью вознесутся к звездам, где их встретят великие мертвые.

– За вечную память барона Тренка! Образцового самоубийцы! – воскликнул один. – Который покинул ничтожно малую камеру бытия и переместился в другую, еще меньшую, чтобы восстать свободным.

– А я бы хотел, – молвил другой, – просто завязать себе глаза и заткнуть уши ватой. Да только во всем мире не насобирать столько ваты.

Третий же предполагал, что в будущем воплощении ему откроются вселенские тайны, а четвертый заявлял, что никогда не вступил бы в Клуб самоубийц, если бы не уверовал в теорию господина Дарвина.

– Для меня невыносимо осознавать, – признался этот удивительный самоубийца, – что я происхожу от обезьяны.

В общем, принц был разочарован как самими членами клуба, так и их разговорами.

«По-моему, все это совершенно не стоит такого волнения, – думал он. – Если уж решил наложить на себя руки – веди себя как джентльмен. Возня и громкие слова при этом совершенно неуместны».

Полковника Джеральдина тем временем снедали самые недобрые предчувствия. Клуб и его правила по-прежнему оставались для него загадкой, и он осматривал комнату в поисках того, кто мог бы успокоить его растревоженный разум. Наконец, взор его остановился на паралитике в сильных очках. Видя его абсолютное спокойствие, Джеральдин попросил председателя, который, занимаясь делами, то исчезал куда-то, то снова появлялся с озабоченным видом, представить его джентльмену на диване.

Функционер объяснил ему, что в стенах клуба любые формальности излишни, но все же представил мистера Хаммерсмита мистеру Мальтусу.

С любопытством посмотрев на полковника, мистер Мальтус предложил ему сесть справа от себя.

– Так вы новичок, – сказал он, – и хотите во всем разобраться? Вы обратились по адресу. Я состою в этом очаровательном клубе уже два года.

Наконец-то полковник смог вздохнуть спокойно. Если мистер Мальтус посещает это заведение два года, принцу вряд ли что-то грозит в первый же вечер. Тем не менее полковник был порядком удивлен и стал подозревать, что его могли сделать жертвой розыгрыша.

– Как?! – вскричал он. – Два года? Но я думал, что… Впрочем, я вижу, надо мной просто подшутили.

– Ничего подобного, – преспокойно ответил мистер Мальтус. – Просто я – особый случай. Видите ли, дело в том, что я, собственно говоря, даже не самоубийца, а в некотором смысле почетный член. Я редко наведываюсь в клуб чаще двух раз в два месяца. Моя болезненность и доброе сердце председателя дали мне возможность пользоваться этой небольшой привилегией, за что я, правду сказать, доплачиваю определенную сумму. Вообще-то, в этом нет никакого смысла, потому что я невероятно везуч.

– Боюсь, – сказал полковник, – что мне придется просить вас объяснить все подробнее. Вспомните, я же почти не знаю правил клуба.

– Обычный член клуба, который, как и вы, ищет смерти, – отвечал паралитик, – обязан каждый вечер возвращаться сюда, пока ему не улыбнется удача. Если он совсем на мели, он даже может поселиться здесь. Тут, насколько мне известно, достаточно чисто и совсем недорого, хотя, конечно же, не хоромы. Ну так чего еще ожидать при столь ничтожных, если так можно выразиться, взносах! Хотя лично я считаю, что находиться в обществе председателя – это само по себе изысканное удовольствие.

– В самом деле? – воскликнул Джеральдин. – Надо сказать, у меня не сложилось такого впечатления.

– Ах, вы просто не знаете, какой он человек, – сказал мистер Мальтус. – Весельчак. А какой рассказчик! Как тонко умеет подшутить! Он знает жизнь вдоль и поперек, и, между нами, другого такого испорченного мерзавца не сыскать во всем христианском мире.

– И он, как и вы, – спросил полковник, – постоянная величина, если мне будет позволено так выразиться?

– Он – постоянная величина совсем в другом смысле, – ответил мистер Мальтус. – Я всего лишь жду своего часа, но рано или поздно настанет и мой черед. Он же никогда не играет. Председатель лишь сдает карты и все устраивает. Этот человек, мой дорогой мистер Хаммерсмит, воплощение находчивости. Он – настоящий мастер, я бы даже сказал, художник! Вот уже три года он занимается в Лондоне своим весьма полезным делом, а никому даже в голову не пришло что-то подозревать. Я считаю его настоящим гением. Вы наверняка помните тот нашумевший случай полгода назад, когда один господин случайно отравился в аптеке? И это было одним из самых незамысловатых, наименее эффектных его решений. Но как просто и в то же время безопасно!

– Вы меня поражаете, – опешил полковник. – Неужели тот несчастный был одной из… – Он чуть не сказал «жертв», но вовремя спохватился и вместо этого произнес: – …одним из членов клуба?

В ту же секунду ему вдруг подумалось, что сам мистер Мальтус не производит впечатления человека, жаждущего смерти, и он торопливо прибавил:

– Но я по-прежнему в потемках. Вы упомянули о картах, какое это имеет отношение к клубу? К тому же, простите, но вы мне кажетесь скорее жизнелюбом, чем самоубийцей, и я никак не могу понять, зачем же вы вообще сюда приходите?

– Это вы правильно сказали: «в потемках»! – ответил мистер Мальтус, чуть более оживленно, чем прежде. – Дорогой мой сэр, этот клуб – храм упоения. Если бы мое подорванное здоровье позволяло мне предаваться наслаждению чаще, можете не сомневаться, я бывал бы здесь гораздо чаще. Только чувство долга, выработанное постоянной борьбой за здоровье и строгим соблюдением режима, удерживает меня от того, чтобы целиком посвятить себя этому, если так можно выразиться, последнему из позволенных мне пороков. Я перепробовал их все, сэр, – продолжил он, положив ладонь на руку Джеральдина. – Все, без исключения, и поверьте (я клянусь честью), удовольствие, которое они приносят, значительно и совершенно безосновательно преувеличено. Потом, люди играют с любовью. А я отрицаю, что любовь – это сильное чувство. Страх – вот где настоящая страсть. О страхе нужно говорить, если хочешь попробовать на вкус наивысшие удовольствия, которые может дать жизнь. Завидуйте мне, завидуйте мне, сэр, – прибавил он, усмехнувшись, – ибо я – трус!

Джеральдин с большим трудом заставил себя никак не проявить отвращения, которое вызвал в нем этот жалкий калека. Собравшись, он продолжил разговор.

– А каким образом, сэр, – спросил он, – вам удается столь искусно продлевать удовольствие? И где здесь элемент неопределенности?

– Сейчас я расскажу вам, каким образом каждый вечер выбирается жертва, – ответил мистер Мальтус. – И не только жертва, но и другой член, который становится орудием в руках клуба и в данном случае жрецом смерти.

– Боже правый! – обомлел полковник. – Они что, убивают друг друга?

– Таким образом решается главное затруднение для самоубийц, – кивнул Мальтус.

– Милостивые Небеса! – воскликнул полковник. – Так значит, сегодня вечером вас могут… меня могут… могут даже самого… Я имел в виду своего друга… Кого-либо из нас могут назначить на роль убийцы тела и бессмертной души человека? Возможно ли подобное в роду людском? Какое чудовищное злодеяние!

Преисполнившись ужаса, он готов был немедленно встать с дивана, но тут полковник заметил нацеленный на него из другого конца комнаты недовольный взгляд принца. Грозные глаза Флоризеля тут же привели его в чувство.

– Хотя, с другой стороны, – добавил он, – почему бы и нет? Vogue la galère![1]1
  Была не была! (Фр.)


[Закрыть] Я – в клубе!

Мистер Мальтус с восторгом наблюдал за изумлением и отвращением полковника. Этот человек находил особую приятность в собственной порочности, и видеть душевные терзания другого ему доставляло искреннее тщеславное удовлетворение, поскольку сам он считал себя выше всяких чувств.

– Теперь, когда ваше первое удивление прошло, – сказал он, – вы сможете вкусить тех изысканных наслаждений, которые дарует наше небольшое общество. Вам откроется, как могут воедино слиться упоение карточного стола, возбуждение дуэли и восторг римского амфитеатра. Язычники знали толк в удовольствиях, я искренне восхищаюсь утонченностью их вкусов, но лишь в христианской стране удалось достичь подобного совершенства, этой квинтэссенции, абсолютного пика остроты. Вы поймете, насколько скучными и пресными кажутся все другие развлечения тому, кто хоть раз вкусил этого. Правила игры, – продолжил он, – чрезвычайно просты. Берется полная колода карт… Но похоже, сейчас вы сами все увидите. Не подадите мне руку? Я, видите ли, парализован.

И в самом деле, как только мистер Мальтус собрался начать рассказ, другие двустворчатые двери распахнулись и члены клуба, довольно торопливо, стали переходить в соседнюю комнату. Она ничем не отличалась от предыдущей, только обставлена была немного по-другому. Всю середину ее занимал длинный зеленый стол, за которым сидел, тщательно перемешивая колоду карт, председатель. Мистер Мальтус, хоть и опирался на трость и на руку полковника, шел с таким трудом, что все остальные успели занять места за столом, пока эта пара и принц, который задержался, дожидаясь их, вошли в комнату. Они уселись за дальним от председателя концом стола.

– В колоде пятьдесят две карты, – шепнул мистер Мальтус. – Должен выпасть пиковый туз – это знак смерти, и трефовый – он укажет того, кто будет назначен исполнителем на эту ночь. Завидую я вам, молодым, – добавил он. – У вас хорошее зрение, и вы можете наблюдать за игрой. Я через стол – увы! – не отличу туза от двойки.

И он принялся усаживать на нос вторую пару очков.

– Я должен видеть хотя бы лица, – пояснил он.

Полковник в двух словах сообщил своему другу, что он узнал от почетного члена клуба и о том ужасном выборе, который будет сделан сегодня. Принц почувствовал, как сердце его похолодело и сжалось. Он с трудом сглотнул и огляделся по сторонам, как припертый к стенке.

– Неожиданный рывок, – шепотом предложил полковник, – и мы все еще можем спастись.

Но это предложение вернуло принцу присутствие духа.

– Перестаньте! – молвил он. – И будьте любезны играть, как подобает джентльмену, какими бы высокими ни были ставки.

И Флоризель снова, на этот раз со спокойным видом, осмотрелся, хотя сердце его бешено колотилось и в животе он чувствовал неприятное жжение. Остальные члены клуба притихли и сидели в напряженных позах. Все были бледны, но мистер Мальтус сделался совершенно белым, как бумага. Глаза его выкатились из орбит, голова непроизвольно дергалась, руки, сначала одна, потом вторая, поднялись ко рту и начали судорожно сжиматься и разжиматься у посеревших дрожащих губ. Было очевидно, что удовольствие, которое испытывал почетный член, действительно носило весьма необычный характер.

– Внимание, джентльмены, – произнес председатель.

И он начал медленно раздавать карты справа налево, дожидаясь, пока каждый из членов клуба покажет, что ему выпало. Почти все переворачивали карту не сразу, и иногда было заметно, как тряслись пальцы игрока, когда он тянулся к роковому листку картона. По мере того как очередь приближалась к принцу, росло и его волнение. Однако нельзя сказать, что ему было неведомо чувство азарта, и он почти с удивлением поймал себя на том, что происходящее приятно щекочет ему нервы. Ему выпала трефовая девятка. Джеральдину попалась тройка пик. Червовая дама легла перед мистером Мальтусом, который не удержался и вскрикнул от облегчения. Молодой человек, который разносил пирожные, почти сразу после этого перевернул трефового туза да так и застыл от ужаса с картой в руке. Ведь он пришел сюда не для того, чтобы убивать, а для того, чтобы быть убитым. Принц, преисполнившись искреннего сочувствия к его положению, даже на время забыл об опасности, которая все еще висела над ним и его другом.

После второй раздачи карта смерти по-прежнему не появилась. Игроки затаили дыхание. Были слышны лишь судорожные вздохи. Принцу снова выпала трефа, Джеральдин получил бубну, но, когда мистер Мальтус перевернул свою карту, жуткий звук, чем-то напоминающий треск, исторгся из его горла, и он поднялся и снова сел без всякого намека на паралич. Это был пиковый туз. Погоня за страхом все-таки сгубила почетного члена.

Почти в ту же секунду все разом заговорили, игроки расслабились, начали вставать из-за стола и парами или по трое уходить в курительную. Председатель потянулся и зевнул, как человек, закончивший работу. Но мистер Мальтус остался неподвижно сидеть, уперев локти в стол и обхватив голову руками, – он был совершенно раздавлен.

Принц и Джеральдин вышли из клуба, не задерживаясь ни на секунду. На прохладном ночном воздухе ужас того, свидетелями чего им довелось стать, усилился.

– Как тяжело, – сокрушенно посетовал принц, – быть связанным клятвой в таком деле! Позволять этой ярмарке смерти продолжать безнаказанно приносить доходы! Если бы только я мог нарушить данное мною слово!

– Это невозможно для вашего высочества, – твердо произнес Джеральдин. – Ведь ваша честь – это честь Богемии. Но я осмелюсь нарушить свое! И я уверен, что поступлю правильно.

– Джеральдин, – сказал принц, – если в одном из наших приключений пострадает ваша честь, я не только не прощу вас, но (и я думаю, что для вас это гораздо важнее) никогда не прощу себя!

– Приказание вашего высочества – закон, – ответил полковник. – Давайте покинем это проклятое место!

– Да! – сказал принц. – Остановите же кеб, наконец! Может быть, сон избавит меня от воспоминаний об этой мерзости.

Однако следует отметить, что, прежде чем покинуть страшный тупик, принц внимательно прочитал его название.

На следующее утро, как только принц открыл глаза, полковник Джеральдин явился к нему со свежей газетой, в которой был очерчен следующий параграф:

«ПЕЧАЛЬНОЕ ПРОИСШЕСТВИЕ

Сегодня рано утром примерно в два часа мистер Бартоломью Мальтус, проживавший по адресу Уэстборн-Грув Чепстоу-плейс, 16, возвращаясь домой после дружеской вечеринки, упал с тротуара на Трафальгарской площади и разбил себе череп, а также сломал ногу и руку. Смерть наступила незамедлительно. Этот несчастный случай произошел, когда мистер Мальтус в сопровождении друга дожидался кеба. Поскольку мистер Мальтус страдал параличом, предполагается, что причиной его падения стал очередной приступ болезни. Потерпевший был широко известен в самых почтенных кругах, и его гибель вызовет глубокую скорбь».

– Не сомневаюсь, что душа этого паралитика отлетела прямиком в ад, – мрачно заметил Джеральдин.

Не произнеся ни слова, принц закрыл лицо руками.

– Я почти даже рад, – продолжил полковник, – что он умер. Но когда я думаю о молодом человеке с пирожными, признаюсь, мое сердце обливается кровью.

– Джеральдин, – промолвил принц, отняв от лица руки. – Этот несчастный парень еще только вчера был так же невинен, как вы и я, а сегодня утром на его душе уже лежит кровавая печать убийства. Когда я думаю о председателе, мое сердце наполняется отвращением. Не знаю, каким способом, но, клянусь Всевышним, я добьюсь того, чтобы этот негодяй оказался в моей власти. Однако какой случай! Какой поучительной оказалась эта игра в карты!

– Случай, – добавил полковник, – который никогда не должен повториться.

Принц не отвечал так долго, что Джеральдин встревожился.

– Вы же не собираетесь туда возвращаться, – осторожно произнес он. – Вы и так уже увидели слишком много ужаса, довольно с вас мук. Учитывая ваше высочайшее положение и связанные с ним обязательства, вы просто не имеете права снова подвергать себя такой опасности.

– Все правильно, полковник, – отвечал принц Флоризель. – И у меня вовсе не вызывают восторга собственные порывы. Но, увы! В одеяниях даже самого великого из владык скрывается всего лишь человек. Никогда еще я не ощущал собственную слабость так, как сейчас, Джеральдин, но это сильнее меня. Могу ли я заставить себя выбросить из сердца несчастного юношу, который всего несколько часов назад ужинал с нами? Могу ли я позволить председателю продолжать заниматься его гнусным делом? Могу ли я, начав приключение столь захватывающее, не пройти его до конца? Нет, Джеральдин, вы просите у принца больше, чем по силам простому человеку. Сегодня мы снова сядем за стол в Клубе самоубийц.

Полковник Джеральдин бросился на колени.

– Если вашему высочеству нужна моя жизнь, – взмолился он, – она ваша! Я готов отдать ее вам, не раздумывая. Но умоляю вас – умоляю! – не просите, чтобы я поддерживал вас в столь опасном предприятии!

– Полковник Джеральдин, – отвечал принц с несколько надменным видом, – ваша жизнь не принадлежит никому, кроме вас. Я ждал всего лишь подчинения, но, если оно нежеланно, я перестану его ждать. Добавлю лишь одно слово: ваше упорство в этом деле исчерпало мое терпение.

Шталмейстер поднялся на ноги.

– Ваше высочество, – сказал он, – вы позволите мне сегодня не сопровождать вас? Я, как человек, пользующийся уважением, не могу позволить себе второй раз показаться в этом притоне смерти, пока не улажу своих дел. Ваше высочество больше не встретит противления от преданнейшего и благодарнейшего из слуг.

– Мой дорогой Джеральдин, – ответствовал принц Флоризель, – мне всегда неприятно, когда вы заставляете меня вспоминать о моем положении. Располагайте своим временем так, как вам заблагорассудится, только будьте здесь до одиннадцати в том же гриме.

На этот раз в клубе было не так людно, и, когда прибыли Джеральдин с принцем, в курительной они увидели не больше полудюжины гостей. Его высочество отвел председателя в сторонку и сердечно поздравил его с кончиной мистера Мальтуса.

– Мне нравится видеть людей, которые любят свое дело и знают в нем толк. Вы, вне всякого сомнения, относитесь к их числу. Хоть занятие ваше, так сказать, весьма щепетильного свойства, вы достаточно хорошо подготовлены, чтобы справляться с ним так успешно, не выставляя при этом себя.

Председатель был очень тронут, услышав подобные слова от человека настолько благородной внешности и изысканных манер, как принц. Он даже почти смутился.

– Бедный Мальти, – вздохнул он. – Я даже не представляю себе клуба без него. Большинство моих завсегдатаев – мальчишки. Начитавшиеся поэзии романтичные юнцы, разговаривать с которыми мне неинтересно. Не то чтобы Мальти сам был начисто лишен романтики, но его чувства были мне понятны.

– Сочувствую вашей утрате, – участливо промолвил принц. – Конечно же, мистера Мальтуса вам будет очень не хватать. Он показался мне личностью весьма своеобразного склада.

Молодой человек, раздававший пирожные, тоже присутствовал, но он стоял молча и явно был угнетен. Его новые друзья тщетно пытались втянуть его в разговор.

– Как же я жалею о том, – воскликнул он, – что привел вас в это проклятое место! Уходите отсюда, пока еще руки ваши чисты. Если бы вы слышали, как завопил этот старик, падая на мостовую… Звук, с которым ломались его кости… Пожелайте мне – если вы еще можете испытывать жалость к такому падшему существу, как я, – пожелайте, чтобы сегодня мне выпал туз пик!

В течение вечера в клуб пришло еще несколько человек, и все равно за стол село не больше чертовой дюжины игроков. Принц снова ощутил определенное возбуждение от страха, но он был необычайно удивлен, увидев, что Джеральдин держится намного спокойнее и увереннее, чем накануне.

«Просто поразительно, – размышлял принц, – как может повлиять на молодого человека составление завещания».

– Внимание, джентльмены, – произнес председатель и начал сдавать карты.

Было сделано три раздачи, а роковые тузы все не показывались. Напряжение достигло неимоверного накала, когда он приступил к очередной, четвертой раздаче. Карт в руках председателя оставалось ровно столько, сколько игроков сидело за столом. Принц, сидевший вторым по левую руку председателя, при том порядке раздачи, который был принят в клубе (справа налево), должен был получить предпоследнюю карту. Третий игрок перевернул черного туза – это был туз треф. Следующий за ним получил бубну, следующий – черву и так далее, но пиковый туз все еще оставался в руках сдающего. Наконец очередь дошла до Джеральдина, сидевшего слева от принца. Он перевернул свою карту. Это был туз, но туз червей.

Когда принц Флоризель увидел перед собой на столе свою будущность, сердце его остановилось. Он был отважным человеком, но по лицу его градом катился пот. У него было ровно пятьдесят шансов из ста на то, что он обречен. Принц перевернул карту, и это оказался туз пик. Гулкий ропот наполнил его голову, стол поплыл у него перед глазами. Он услышал, как сидящий справа от него игрок разразился не то радостным, не то разочарованным смехом, увидел, как торопливо расходятся игроки, но в ту секунду у него были совсем другие мысли. Он понял, каким непростительно глупым, даже преступным было его поведение. Совершенно здоровый, в расцвете лет, наследник трона, он проиграл свое будущее, а вместе с ним и будущее мужественной и преданной ему державы.