Текст книги "Жизнь на Самоа"

Автор книги: Роберт Льюис Стивенсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 17 страниц)

Мы сидели на веранде, когда появился Йендэл, переводчик мистера Хаггарда, с раной в голове и подбитой челюстью. Он плыл в лодке под американским флагом с «охранной грамотой» от Лаупепы, и ему нанесли такой удар с проезжающей мимо лодки, что он упал без сознания. Хаггард принял этот рассказ с полным смирением. Неожиданно для себя я поднялась и, с жаром объявив, что все белые мужчины в Самоа трусы, оставила общество. Кажется, это вышло не слишком прилично. За ленчем провозглашались тосты, и я пила за здоровье «мистера Мурса, моего злейшего врага, но единственного храброго человека среди белых, искренне привязанных к Самоа».

Йендэл сообщил о прибытии английского военного корабля. Сегодня утром к Симиле приходил в гости его дядя – уроженец Савайи, принимавший участие в войне. Он выше ростом, старше, благообразнее и «аристократичнее» Симиле, но в остальном совершенно с ним сходен, с таким же уклончивым взглядом. До сегодняшнего дня я тщетно пыталась выжать из сдержанного Генри принесенные дядей новости. Вот что он рассказал мне в конце концов: на Савайи требуют созыва фоно, на котором присутствовали бы вместе Лаупепа и Матаафа.

– А если белые откажут? – спросила я.

– В том-то и беда, – ответил Генри.

– Что же будет?

– Тогда они пойдут за Матаафой, – неохотно признался Генри.

Незадолго перед этим мне доложили, что наш красивый старик – воин поневоле – вернулся и находится в кухне. При виде меня он вскочил, забыв про свой хлеб и чай, которых пожелал первым делом, и бросился ко мне навстречу с горящими глазами. Он сказал, что его отпустили по нездоровью. Ллойд оказался настолько нечутким, что поддразнивает его из-за этой «дипломатической» болезни. Старик надеется, что теперь ему разрешат остаться в Ваилиме. Бедняга похудел и, видимо, изголодался.

Бэлла только что получила из города записку о том, что наш план (ее и мой) передать провизию больному старому вождю на Маноно пока осуществляется успешно. Вот еще одно компрометирующее место, если мой дневник подвергнется ревизии. Но это никого не касается, кроме нас, вернее, меня, потому что Бэлла только договаривалась, а я дала деньги. Правда, очень немного, но это все, что у меня было, – деньги, которые я сама заработала и хранила столько лет. Я лишь вчера сама нашла их, забыв, куда запрятала. В свое время я решила, что мне могут понадобиться несколько шиллингов для какой-нибудь тайной благотворительности, и отложила эти деньги. Ну что ж, их хватило, чтобы купить немного сухарей и солонины для больного несчастного старика, которого прозвали Бедным Белым Человеком за то, что он никогда не мог отказать в помощи ни одному белому бедняку. Что-то незаметно, чтобы теперь они сломя голову бросились к нему на помощь. В полученной записке говорилось еще, что все военные корабли переводятся к острову Маноно, как предполагают, с мирным заданием и что немецкие корабли находятся под командой английского капитана.

Льюис вернулся. Мэйбена он нигде не обнаружил. Капитан военного корабля оказался католиком и не склонен к необдуманному кровопролитию. Он сказал, что отправится на Маноно и пригласит Матаафу к себе на корабль, чтобы поговорить по-хорошему. Он хочет предложить Матаафе сдаться и тогда позаботится о его безопасности.

Льюис должен написать Матаафе письмо, и, если удастся, капитан возьмет с собой миссионера отца Бройера. Самоанцы видели уже столько коварства со стороны белых, что какие-то шаги подобного рода необходимы. Но в случае отказа Матаафы капитан вынужден будет начать обстрел.

Пелема узнал точно и во всех подробностях историю нападения на Йендэла. Тот был на катере, нанятом американцем Дженни, и над катером развевался американский флаг. Они возвращались с Маноно, откуда Йендэл забрал своих детей и дряхлую бабушку, имея «пропуск» от короля. К ним подошла лодка с несколькими людьми, которые сказали, что ищут раненых из лагеря Матаафы, чтобы взять их головы. (Кстати, миссионеры предложили, что примут к себе раненых Матаафы и будут ухаживать за ними под охраной правительства.) Они ответили, что у них на борту нет раненых, и не то Дженни, не то Хэлл указали на американский флаг. В ответ с той лодки ударили Йендэла мушкетом по голове и веслом по щеке и стали тащить его к себе, крича, что он плохой человек и они отрежут ему голову. Как только он упал, одна из женщин, сидевших в лодке Дженни, набросила на голову Йендэла английский флаг. Но если я правильно поняла, напавшие перетащили Йендэла к себе вместе с флагом и стали грести прочь. Йендэл – английский подданный. Лодка Дженни следовала за обидчиками, пока они не пристали к берегу и не поволокли Йендэла в лес, где, как предполагали белые спутники, стали убивать его. Мимо проходил вождь, и белые обратились к нему с просьбой спасти Йендэла и преподнесли ему жестянку сухарей. Он в конце концов сказал, что сейчас Йендэла не убьют, раз он в обществе белых, но вообще он от смерти не уйдет. Тогда белые повернули назад, а за ними следом вернулся и несчастный Йендэл.

Мэйбен, возможно, потребует, чтобы сторонники Матаафы на Маноно, числом около восьмисот, сдали оружие, пока не будет решено, как с ними поступить. Если это произойдет, а, с точки зрения иностранца, это вполне разумное требование, их всех могут перерезать. Учитывая это, Льюис хочет предложить отправиться с кораблем на Маноно. Сначала ему придется получить у Кьюсэк-Смита разрешение написать Матаафе. Это довольно унизительно для Льюиса, но думаю, что следует это сделать. Кьюсэк-Смит такое жалкое, маленькое, несамостоятельное существо с комично уродливым лицом, что просить его о чем-либо ужасно противно. У него свирепые, закрученные кверху усы на подлейшей морде, какую только можно себе вообразить. Жена его высокая, крупная, порядком вульгарная, но смазливая бабенка. Глядя на эту пару, всякая женщина невольно задается вопросом, как можно было выйти замуж за эту болотную нечисть. Льюис вернулся домой очень поздно. Он опять виделся с капитаном и вручил ему письмо. Капитан дал слово, что не выдаст ни Матаафу, ни подчиненных ему вождей. Он обещал держать их на своем судне.

Фэнни. 18 note 191Note191
  июля


[Закрыть]

Все военные корабли отбыли сегодня утром. В конце дня два немецких корабля вернулись с известием, что Матаафа сдался и находится на борту английского военного судна вместе с двадцатью восемью другими вождями, среди них и Бедный Белый Человек.

Фэнни. 19 note 192Note192
  июля


[Закрыть]

Сегодня рано поутру Льюис с Ллойдом поехали в Апию встречать возвращающийся корабль, который, как говорили, должен прибыть вскоре после рассвета. Они первыми оказались на борту и были единственными друзьями, которых увидели пленники. Матаафа выглядит старым и разбитым и произнес перед Льюисом сбивчивую речь. Один из вождей тщетно пытался что-то сказать Ллойду и, когда в конце концов кое-как обрел дар речи, спросил, точно ли, что они потеряют головы. Среди офицеров, по-видимому, немало недовольства по поводу действий их корабля. Капитан дал Матаафе на размышление три часа; это очень короткий срок для медлительных самоанцев, привыкших к различным церемониям. Он уже начал приходить в раздражение, когда вожди появились – всего за пятнадцать минут до окончания срока. Офицеры говорят, что пленники проплакали всю ночь. Блэклоку надлежало позаботиться насчет губернатора острова, чтобы это был действительно надежный человек, а люди из Аана note 193Note193
  Аана – округ на острове Уполу.


[Закрыть] должны были остаться под его началом и стеречь обезоруженных воинов Матаафы. Корабль еще разворачивался от острова, когда на берегу забушевало пламя. Охрана палила дома. Матаафа упал на колени перед капитаном и умолял его спасти беззащитный народ. А Блэклок, по возвращении разумеется, доложил, что ничьей жизни опасность не угрожает.

Пока Льюис и Ллойд были на борту, пленников разделили, и двенадцать из них были отправлены на немецкий военный корабль. Говорят, что Джек Эина, кузен Генри, выполнявший роль переводчика, спросил у капитана, где же его честное слово никуда не переводить пленников с английского корабля. За это он был отослан на берег в католическую миссию. Где же в самом деле, честное слово капитана? Живя среди англичан, я усвоила, что такая вещь, как честное слово англичанина, действительно существует. Капитан оправдывается тем, что дал свое слово, опираясь на обещание Лаупепы! Трудно позавидовать человеку, чья честь зависит от этой жалкой овцы. Офицеры, по-видимому, остро переживают свое положение. Так им и надо; поджог и обман уже на их счету.

Мой бедный Талоло весь день пролежал неподвижно, прикрыв лицо. Еще не постигнув того факта, что честь англичанина из очень непрочного материала, я пыталась утешить его, изображая перед ним в ярких красках это хамелеонское качество, но он только пробормотал что-то вроде: «Белые – одинаково – вожди Маноно…», имея в виду коварную шутку, которую сыграли с этими вождями, когда по приказу главного судьи был заложен динамит, купленный у американского консула Блэклока, и все они чуть не взлетели на воздух. Любопытно наблюдать, как английский и американский консулы поддерживают друг друга. Английский консул знает, что динамит был куплен у Блэклока, а Блэклоку все известно насчет нечестной финансовой махинации, в которой замешан английский консул. Они вынуждены быть друзьями. Еще благородно со стороны многих посвященных в Апии, что они молчат об этой истории с английским консулом, которая, выплыв на свет, могла бы разрушить его карьеру: ведь большинство людей его презирает и ненавидит.

Возвращаюсь к событиям на корабле. Ллойд съездил на берег за табаком и кавой, чашей для кавы, скребком и ситом. Он привез также Матаафе распятие и восемь белых лавалава для вождей, потому что на них не было ничего, кроме кусочков тапы. Чарли Тэйлор послал в подарок Матаафе лучшую рубашку, какая нашлась в лавке. Ллойд был чуть не до слез расстроен видом Матаафы и вождей, их тревожными глазами и сдерживаемым волнением. Прежде чем отправиться за кавой, он пошел на другой конец судна, где Бедный Белый Человек и другие вожди ждали отправки на немецкий военный корабль. По словам Ллойда, старик великолепен. Он высоко держит голову, точно старый лев, и сказал, что сердце его твердо. Он сражался за правое дело и ничего не боится, какова бы ни была его участь. О религии не упоминалось, он просто говорил, как должен говорить мужчина. Матаафа, наоборот, похож на святого и сказал только, что во всем уповает на бога. Рассказывая об этом, Ллойд не мог сдержать волнения: «Видно, старику совсем плохо, если ему больше не на что надеяться». Это прозвучало, как у священника, явившегося с последним причастием: «Итак, час настал».

Когда Ллойд вернулся с кавой, Бедный Белый Человек был уже на немецком корабле, так что пришлось переправить туда же и Ллойда с его подарками. К удивлению присутствовавших белых, Ллойд поцеловал старика. Через несколько минут Ллойду намекнули, что ему лучше удалиться. Прощаясь, вожди обступили его и наперебой старались пожать ему руку. Благодарность их намного превышала значение оказанной услуги, но несчастные, должно быть, чувствуют себя очень заброшенными, так как ни одна душа к ним не подходит; тем более они радовались дружескому лицу.

Льюис виделся с Кьюсэк-Смитом и поговорил с ним насчет охоты за головами. По-моему, нет сомнения в том, что Лаупепа хотел бы отказаться от голов, которые ему доставляли, но не решился на это без поддержки Мэйбена. Сдается, что именно по этой причине Мэйбен старается не показываться на глаза. Он не рискнул советовать королю не принимать головы из страха перед воинами, которые принесли их. Женщине не легко поверить в трусость мужчины. Но я хорошо помню, как Мэйбен проговорился на обеде у Хаггарда. Он заявил тогда, что никто никогда не сделает чего-либо для блага родины или для ближних, если это не на руку ему самому. Что ж, хитрые бегающие глазки Мэйбена тоже выдают его. Я ему симпатизировала прежде только потому, что он земляк Льюиса.

Закончив работу в доме, двое наших слуг пошли к Талоло, и потом из самоанской хижины часами доносилась горячая молитва. Они совершенно уверены в том, что английский капитан бросил на произвол судьбы мать и брата Талоло, и теперь те лежат мертвые и обезглавленные. Хуже всего то, что они, вероятно, правы. У меня не хватило духу сказать Талоло о предательстве капитана и о горящих домах, которые он оставил за своей спиной, не имея никакого ручательства, что обезоруженные пленники находятся в безопасности, кроме уверений Блэклока.

Льюис спросил у Блэклока, что тот предпринял насчет посылки губернатора.

– О, я говорил об этом с королем.

– Как же зовут этого вождя, на которого можно положиться в таком деле?

– Понятия не имею, – ответил Блэклок и затем по собственному почину сообщил, что охотно вздернул бы Матаафу на кокосовую пальму, и, описав свой визит к поверженному неприятелю, рассказал об оскорблениях, которые нанес старику, когда тот поднялся на корабль.

Итак, мы имеем два образчика – «английской чести» и «американского рыцарства»; но американец, слава богу, всего только плут, уроженец английских колоний, да еще несущий на себе все признаки еврейского происхождения. Сьюэл был просто напыщенным мальчишкой, но он не совершил бы ничего подобного.

– Подумаешь, пожгли дома, – сказал Блэклок. – Разве это дома? Просто туземные хижины.

Я знаю, что такое «туземная хижина», потому что построила три таких, и почувствовала бы серьезный урон, если бы хоть одна из них сгорела. Все равно как если бы королева сказала о сожжении дома Блэклока: «Ведь это был не дворец, а всего-навсего деревянный дом, купленный с аукциона».

Любопытно видеть, как Фэнни в этот момент полна всяческих предубеждений; но во время описываемых событий она плохо владела собой. Насколько можно судить из всего слышанного и прочитанного, она была куда меньше подвержена предрассудкам, чем большинство современников. Льюис сам, как мы видели, мог проявлять столь проанглийские чувства, что производил впечатление антиамериканца. Впрочем, один корреспондент как-то спросил Льюиса, не антисемит ли он. Ответ был энергичным, обезоруживающим и, как следовало ожидать, отрицательным.

Фэнни. 20 note 194Note194
  июля


[Закрыть]

Сегодня спозаранку Талоло и все остальные принялись за приготовление местных кушаний для пленников. В одиннадцать Ллойд и Пелема отправились в путь с грузом на четверых: плоды таро, испеченные в земляной печи, крупные и самого лучшего сорта, сотня полисами, молодые кокосовые орехи и бананы. Они до сих пор не вернулись.

Вчера в двенадцать ночи прибыл почтовый пароход. Мистер Харрис, который был на борту, сошел на берег и разбудил бедного Хаггарда, чтобы тот принял присланную Льюису сумку с дичью и сельдереем. Рисунки Бэллы отправлены. Пусть они порадуют сердца правительственных чиновников – всех этих трусов! Вчера Льюис получил записку от миссис Кьюсэк-Смит, где она сообщает, что внесла его имя в список лиц, жертвующих по пять долларов в пользу раненых.

Мне бы хотелось написать небольшой рассказ, чтобы иметь немного собственных денег.

Вернулся Ллойд. Он видел капитана, тот явно недоволен поведением Блэклока, допустившего сожжение домов. Ллойд повидал вождей на английском корабле; ему сказали, что посещать их, разумеется, разрешено. «Они ведь не преступники, а военнопленные». Говорят, что капитан вновь и вновь уверял Матаафу, и всегда в одинаковых выражениях, что, пока тот на борту корабля, жизнь его в безопасности. В конце концов Матаафа, кажется, понял, после чего все вожди повеселели и почувствовали себя свободнее. Издалека с немецкого корабля донесся громкий крик. Ллойд определил его как возгласы за кавой – нашей кавой. Капитан хочет послать какого-нибудь ответственного белого на Маноно и спросил, почему бы Ллойду не взяться за это, но Ллойд ответил, что сочувствует Матаафе. Затем Ллойд отправился на немецкий корабль, чтобы раздать провизию там, но ему вежливо сообщили, что беседовать с пленниками никому не разрешается.

На обед к нам пожаловали двое офицеров; оба приятные люди, из хорошего теста. Один заикается, что как-то еще больше к нему располагает. Талоло, который по-прежнему совсем болен, с ног сбился, готовя для них обед, и все удалось на славу. Я сказала нашим работникам, что они могут после обеда прийти поговорить с офицерами. Едва подали кофе, как я увидела через открытую дверь зала, что рубашки натягиваются на коричневые плечи. Затем все они вошли гуськом во главе с Талоло – довольно представительный отряд. Талоло произнес небольшую приветственную речь, и оба офицера, которые не были подготовлены к выступлениям (они еще не настолько владеют самоанским), были весьма смущены. Один не знал, что сказать, другой хотел высказать массу, но не мог, потому что заикался.

Фэнни. 21 note 195Note195
  июля


[Закрыть]

Матаафа просил к себе Генри в качестве переводчика. По-моему, Генри должен пойти, хотя переводчик он плохой. Иначе боюсь, что Матаафе навяжут какого-нибудь лживого полукровку. Но остальные со мной не согласились, так что говорить больше не о чем. Ллойд отправился к Кьюсэк-Смиту заявить протест против охоты за головами. Не знаю почему, но это напомнило мне о первой встрече Льюиса с офицерами военного корабля. Один из тех, что обедали у нас, был в «Тиволи», где он, по-видимому, поджидал кого-то с большим нетерпением. Когда Льюис на минуту остановился у дверей, человек спросил его с надеждой в голосе:

– Вы мистер Смит?

– Какого черта вы принимаете меня за Смита? – ответил Льюис с такой яростью, что незнакомец тотчас ретировался.

Ллойд вернулся с известием, что в городе уже висят объявления за подписью трех консулов, предписывающие солдатам разойтись по домам. В последний свой приезд туда Льюис спросил Блэклока, не правильнее ли будет разоружать людей по мере их появления в городе. «Да, конечно, – ответил тот, – но боюсь, что мы этого не осилим». Довольно странно слышать, когда так говорят о собственной армии. Мне кажется, Франкенштейна все больше и больше пугает созданное им чудовище note 196Note196
  Франкенштейн – персонаж фантастического романа Мэри Шелли (1798 – 1851), жены великого английского поэта Перси Шелли. Франкенштейн создал чудовище, которое стало преследовать и в конце концов умертвило своего создателя.


[Закрыть]. Помимо всего было чистым безумием вложить огнестрельное оружие в руки трех тысяч нецивилизованных людей, которые и без того почти не поддаются контролю. Попытка к разоружению была бы возможна, если бы прибыл «Адамс», американский военный корабль, но только при этом условии. Ведь ни одно унесенное ружье и ни один патрон никогда не вернутся обратно. Льюис сам на себя не похож. Мне кажется, инфлуэнца причинила ему больше вреда, чем мы предполагали. Говорят, что иной раз люди целый год не могут оправиться от ее последствий. Мисифоло уже рассорился со своей невестой. Он сильно простужен, так же как Талоло и старик. Я заставила всех троих принять порошки Дэвиса.

Фэнни. Воскресенье, 23 note 197Note197
  июля


[Закрыть]

У нас на ленче был Кэррик, редактор «Геральда»; я пригласила и Дэплина, но он заблудился и вместо этого попал к обеду. Нас очень раздосадовала субботняя газета, которая явилась рупором Блэклока. В день прихода почтового парохода из Сан-Франциско вышел специальный номер «Геральда», где упоминалось, будто бы Блэклок, увидев пожар на Маноно, потребовал возвращения военного корабля. Мы дали Кэррику понять, что так не годится. Кэррик производит вполне приятное впечатление, но, боюсь, что он не понравился бы тетушке Мэгги: в нем так и чувствуется простолюдин из Глазго.

Потом появились трое офицеров с военного корабля, а за ними Хаггард. Хаггард порвал с хозяином «Тиволи» и вернулся на старое место в особняк Руги. Он еще поссорился с Мэйбеном, как я догадываюсь, из-за Льюиса, хотя, по его словам, причиной был Матаафа. Хаггард сейчас очень дружественно настроен по отношению к Матаафе, как, впрочем, по-видимому, и большинство людей. Мне думается, что это Льюис разбудил в нем рыцарские чувства к большому человеку, потерпевшему поражение. По словам офицеров, матросы соперничают друг с другом, оказывая внимание пленникам, и что однажды им сразу предложили не менее сотни сигар.

Кэррик передал отвратительную тала, будто все вожди, за исключением девяти, находящихся на английском корабле, отправлены Мэйбеном в тюрьму. Вместо того чтобы позаботиться об их безопасности, Мэйбен выдал их врагам, которые оскорбляли их и били. Я не могла удержаться и рассказала офицерам, как Блэклок хвастался Льюису, что оскорблял Матаафу на борту их судна. Почти невозможно было заставить их поверить, что кто-то способен так подло поступить и тем более хвастаться этим. Кэррик сказал, что он слышал (и так думают все в городе), будто сразу же по прибытии Матаафы Льюис явился его навестить, но вынужден был удалиться по приказу капитана. Он просил разрешения рассказать о том, как это было в действительности, в своем письме в колонии, а также в своей газете. Льюис ответил: «Пожалуйста». После этого никто не сможет сказать, что Льюис не поддерживал Матаафу в дни его поражения.

Фэнни. 24 note 198Note198
  июля


[Закрыть]

В самоанском доме весь день движение посетителей. Привезли пленных с Маноно, и Талоло видел свою мать, которая, по его словам, выглядит хорошо, но «с большой заботой на сердце». Когда Фали вели мимо родной деревни, группа людей освободила его, и с тех пор он скрывается. По-видимому, никто об этом не доложил. Самоанцы не могут понять, почему пленников не распускают вместе с солдатами короля, раз уж война окончилась. Говорят, что на Маноно обнаружено большое количество патронов и много оружия. Этот склад захватили солдаты охраны и теперь отказываются сдать боеприпасы, которые они сразу отослали в надежное место, без сомнения с намерением использовать, когда с них потребуют налоги.

Сегодня во второй половине дня явился капитан военного корабля вместе с миссис Кьюсэк-Смит. Ее муж в ответ на вопрос, какие шаги предпринимаются по поводу фактов убийства раненых и отрезания голов, попросил Льюиса составить петицию Лаупепе. Теперь, как мы и ожидали, он прислал ее назад. Он заявляет, что петиция составлена «слишком по-самоански». Льюис сделал это нарочно, чтобы облегчить перевод. Защищая интересы какого-то неведомого белого атеиста, которого могут попросить подписать этот документ, Кьюсэк-Смит возражает также против включения туда всяких упоминаний о религиозности самоанцев. Словом, он хочет получить что-то совсем короткое, сжатое и «насквозь британское», заключающее, так сказать, своего рода назидание. Он передал, что, поскольку произведение, вероятно, не претендует на художественность (разумеется, нет!), он был бы рад, если бы Льюис сократил его. Льюис послушался, но документ получился уж настолько сжатым, деловым и британским, что, боюсь, Кьюсэк-Смит не будет знать, что с ним делать.

Капитан всем очень понравился. Весь наш народ непрерывно бегал с какими-то, большей частью выдуманными, делами по переднему дворику, чтобы поглазеть на капитана. Думается, он был удивлен, не обнаружив в наших владениях ни одного воина Матаафы, но, напротив, довольно много правительственных солдат. Бэлла показывала свои воскресные рисунки – те, которые были недостаточно удачны для посылки в газеты, и капитан сразу же попросил их у нее.

Как рассказывает мистер Хаггард, это совершенная правда, что Ситионе взял в качестве трофея голову. Хаггард встретил его на улице с шестом на плече; на конец шеста была насажена голова, и кровь капала с нее, стекая по спине Ситионе, – жуткое зрелище. А нашего солидного, почтенного судью Фолау видели полуголого с намазанным черной краской лицом, когда он танцевал и кривлялся впереди целой процессии, несущей голову. Человек, добывший эту голову, подбрасывал и ловил ее, а Фолау прыгал как обезьяна и корчил свирепые гримасы.

Пока капитан пил чай на веранде, я вдруг разглядела на тропинке за передним двориком не кого иного, как Иопо. Мы с Бэллой обе вскочили, а Иопо, заметив это, побежал к нам с сияющей улыбкой и радостными восклицаниями. Льюис тоже вышел, и Иопо упал перед ним на одно колено и поцеловал его руку. Иопо сказал, что прошла тала, будто мы не примем ни его, ни вообще никого, кто сражался на стороне правительства. После этого он все бегал по участку, восстанавливая круг своих прежних обязанностей, с жадностью разглядывая то одно, то другое. К его и нашему сожалению, он не мог остаться сразу. Я не сомневаюсь в его искренности. После того как умер его раненый брат, другой брат заболел, так же как и Тали, жена Иопо. Сейчас за Тали, у которой, судя по описанию, ангина, ухаживает кто-то из миссии. А прочие члены семьи заявили, что выбились из сил во время долгой болезни умершего брата и поэтому не хотят сидеть с этой больной. Бедный Иопо пешком ходил через весь остров за одной старушкой, но и она отказала в помощи, так что ему, усталому, пришлось ни с чем тащиться назад. Он сильно изменился с виду, похудел, а лоб весь в морщинах от забот и нужды. Иопо не вынесет долго такого существования: у него слабые легкие. За то время, что он здесь, у него дважды шла горлом кровь.

Как раз к обеду подоспели мистер Гэрр и Фануа. Они приехали на несколько дней погостить, чтобы немного переменить обстановку, так как Фануа под угрозой чахотки. Льюис опять выглядит значительно лучше. Но усталость и волнения, связанные с войной, не для его здоровья, и мои яростные атаки по поводу отношений с Матаафой определенно причинили ему вред. Он обозвал меня «нелепой энтузиасткой». Ладно, ведь он и сам такой. Я же лишь настаиваю на том, чтобы он был постоянен, по крайней мере в собственных идеалах. Ни скептиком, ни циником ему быть не пристало.

Говорят, что скудные кудри Мэйбена совсем побелели за время войны. Охотно верю. Если когда-либо человеку представлялся случай сыграть благородную, красивую роль, так это Мэйбену. К сожалению, у него не хватило для этого ни смелости, ни ума. Матаафу чрезвычайно насмешило, что земельная комиссия, не взирая на войну, как ни в чем не бывало продолжала свои ежедневные занятия. Представив себе эту картину, Матаафа закинул назад голову и громко расхохотался.

Мистер Хаггард, который заночевал у нас, перенес сегодня утром что-то вроде солнечного удара. Перед завтраком он сидел с книжкой на веранде на самом солнцепеке с непокрытой головой. Мне показалось, что это было почти похоже на легкий инсульт.

Фэнни. 25 note 199Note199
  июля


[Закрыть]

Все утро мы с Леуэло сажали бобы. Я работала на огороде, как часто это делаю, без шляпы, и полуденное солнце било прямо мне в голову. Если у кого и должен был случиться удар, то скорее у меня, но меня солнце нисколько не беспокоит. Я собиралась заниматься огородом весь день, но поддалась на уговоры и поехала с визитами – жалкая замена для такого божественного занятия, как огородничество. Еще я наготовила массу керосиновой эмульсии, это уже менее приятно.

Мы с Бэллой навестили миссис Блэклок, весьма милую молодую самоанку; потом миссис Фрингс, хорошенькую молодую женщину, у которой очень красивые глаза и вечно пьяный муж. Затем мы нанесли визит миссис Дженни, еще одной самоанке – жене белого, который немного помешан; после того очаровательной самоанке миссис Шлютер и ее мужу – симпатичному толстяку-немцу. Оттуда отправились домой, где у ворот столкнулись с миссис Кларк, а на веранде застали за чаем двух офицеров с нового корабля. Я устала от миссис Кларк, от ее пустопорожней и бесконечной болтовни. Говоря по правде, я не в ладах со всей миссией. Офицеры вполне симпатичны, но, как мне кажется, были слегка напуганы нашим поведением. Один из них случайно упомянул, что вождей, содержащихся на борту немецкого корабля, заставляют выполнять лакейскую работу. Бэлла издала возмущенное восклицание, и вид у нее был такой, точно она собирается ударить рассказчика веером или хлыстиком – не помню, что она держала в руке в этот момент. Вскоре второй офицер выразил сожаление, что Матаафа так упорно отказывался от вице-королевства.

– Кто вам сказал, что он отказался? – спросил Льюис.

– Мистер Кьюсэк-Смит, – последовал ответ.

– Какая наглая ложь! – крикнул Льюис, вскакивая на ноги в страшной ярости.

Они, должно быть, решили, что Ваилима – некое подобие «Грозового перевала». note 200Note200
  «Грозовой перевал» («Wuthering Heights», 1847) – единственный роман английской поэтессы Эмили Бронте (1818 – 1848), сестры известной писательницы Шарлотты Бронте. Действие романа происходит в мрачной местности, в уединенной провинциальной усадьбе, обитатели которой находятся в сложных взаимоотношениях, живут в гнетущей атмосфере ужасов и кошмаров.


[Закрыть]

Фэнни. 26 note 201Note201
  июля


[Закрыть]

Ллойд побывал в Апии, отвез немного кавы и табака Матаафе и на борту услыхал, что всех вождей собираются немедленно отправить в ссылку. Вожди просили узнать куда. Ему удалось выяснить и сообщить им, что, поскольку у английского корабля не хватает угля, «Шпербер» повезет их на Токелау. Ллойд поспешил назад за кавой и табаком для Фаамоины (Бедного Белого Человека), но, уже садясь в лодку, он увидел, как пароход задымил прочь. Он поспешил с этой новостью домой и захватил нас как раз в момент, когда мы собрались в путь навестить Матаафу. Я была очень расстроена из-за того, что мне не дали поехать раньше. Считалось, что это «неудобно», якобы леди не может проявить симпатию к своим опальным друзьям, пока капитан не нанесет визита первым. Что за исчадие ада эта британская матрона! И почему именно ее из всех людей на свете я должна взять себе за образец? Чувствуешь себя каким-то несчастным паралитиком. Боюсь, что я все-таки не выдержу. Я всегда презирала Мэри Шелли note 202Note202
  Речь идет о жене старшего сына английского поэта Перси Шелли. В 1884 – 1887 гг. Стивенсоны жили в Борнемуте по соседству с этой аристократической четой.


[Закрыть], но вот и сама ни на волос не лучше. Я сама себя презираю, вот в чем правда.

На днях Ллойд и Пелема отправились с визитом к отцам-миссионерам, и те угощали их кавой в помещении собора. Миссис Блэклок провела у нас вторую половину дня и осталась обедать. Пелема вернулся домой сильно усталым и с тех пор не в духе.

Фэнни. 27 note 203Note203
  июля


[Закрыть]

Утром Ллойд рассказал мне, что в Фалилатие прошел слух, будто его и Пелему убили в лодке вместе с Йендэлом, а заодно еще старого вождя Тангалоа, и вся деревня горевала и оплакивала их.

Сина поссорилась, чтобы не сказать подралась, с Талоло и ушла к его матери. Она швыряла в Талоло камнями и попала, а он ударил ее по лицу. Семья предлагает, чтобы она оставалась у свекрови до рождения ребенка. Затем она должна будет удалиться, а ребенка, я полагаю, они оставят у себя.

Хаггарду, говорят, лучше. Дошла тала, что пленники, все еще находящиеся в Мулинуу, должны заплатить тридцать тысяч долларов (шесть тысяч фунтов), чего они, конечно, не могут сделать. Но наверное, это неправда. Завтра или послезавтра соберется большой фоно. Лаупепа не поднимался на борт военного корабля, пока там был Матаафа. Думаю, что ему не разрешили, а то два высоких вождя при встрече могли бы разрыдаться на груди друг у друга и заключить мир. Что и говорить, ситуация была бы действительно комичная, но в полном соответствии с самоанским характером и традициями.

Этой записью на внутренней стороне задней обложки кончается дневник Фэнни. Может быть, он продолжался в другой тетради, но я склонен думать, что нет. Длинные пропуски, появившиеся к концу дневника, как будто указывают на то, что ведение его было тяжелой обузой для Фэнни в свете многих других обязанностей.