Текст книги "Жизнь на Самоа"

Автор книги: Роберт Льюис Стивенсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 17 страниц)

Дорога в Малие бежит по берегу бухты Фалеула и сквозь цепь приятных рощ и деревень. Сейчас дорога перерезана заборами свиных загонов. Восемь раз приходится перескакивать загородки из кокосовых кольев. Причем взлет и посадка совершаются в грязи, усеянной крупными камнями. Порой эти камни окрашены кровью лошадей, прошедших перед вами. Чтобы эти препятствия казались еще неприятнее, иной раз вы еще вынуждены пережидать, пока какой-нибудь черный боров невозмутимо перелезает через так называемую ограду. Ничто не выставляет самоанцев в более невыгодном свете, чем эти бесполезные заграждения, уродующие их единственную дорогу. Одним из первых актов правительства после приезда главного судьи было распоряжение освободить проход. Позор Матаафе, что это до сих пор не сделано.

Деревня Малие представляет картину процветания и мира. В очень хорошем описании, опубликованном в журнале «Остралэйшн», одна путешественница сообщает, будто деревня окружена военными укреплениями. Ее, должно быть, ввели в заблуждение какие-то из свиных загонов на берегу. Здесь нет никаких укреплений, ничего демонстративно военного. Насколько я понял, от ста до пятисот воинов всегда находятся на расстоянии, доступном зову, но мне не приходилось видеть более пяти вооруженных людей вместе, да и те были почетной стражей короля. Воскресный покой витает над хорошо расчищенной растительностью, пасущимися на привязи лошадьми, стадами свиней, над круглыми или овальными туземными жилищами. Их удивительно много, и все хороши в своем роде; тем не менее строятся еще. А в центре – высокий дом собраний, пожалуй самая большая туземная постройка на всех островах Самоа. Он закончен наполовину, но уже занимает видное место в пейзаже. Не заметно никакой суеты вокруг, однако готовая часть свидетельствует о продолжении строительства.

Центр всего этого – сам вождь, Малиетоа-Туиатуа-Туиаана-Матаафа, король, вернее, не король, а претендент на самоанский престол. Все сходится к нему, все исходит от него. Депутации островитян приносят ему подарки, а он в ответ по-царски их угощает. Белых путешественников, к их неописуемому изумлению, вооруженная стража короля при его приближении сгоняет с дороги. Своих танцоров он собирает звуком рожка. По вечерам он сидит в своем доме перед полукругом ораторов, представляющих многие районы архипелага, произнося и выслушивая те витиеватые и изысканные речи, которые составляют усладу самоанского сердца. От него самого и всего окружения веет поразительным чувством порядка, спокойствия и довольства (в местном понимании). Ему шестьдесят лет, он высокий, могучего сложения, с белой от седины головой и усами, глаза ясные и спокойные, нижняя челюсть заметно выдается вперед, что делает его похожим на благодушного английского дога. Манеры его почтенны, а речь вкрадчива, как у католического прелата. Он никогда не был женат, и гостей обслуживает приемная дочь. Много времени назад он дал обет целомудрия – «жить, как господь наш жил на земле»; и полинезийцы затаив дыхание передают, что он сдержал его. В подобных пунктах он, верный своему католическому воспитанию, склонен даже проявлять суровость. Лауати, главное лицо на Савайи, недавно развелся с женой и взял другую, более красивую. И когда я в последний раз был в Малие, Матаафа (вразрез с собственными интересами) как раз послал ему выговор. Говорят, что непосредственные приближенные, несмотря на его обходительность, скорее уважают его, чем любят. Его власть в большей степени порождение авторитета, чем популярности. Но ни один из ныне живущих самоанских вельмож не мог бы и пытаться достичь того, чего он добился на протяжении последних двенадцати месяцев, не утратив ни капли своего престижа. Он не только удержал своих сторонников от войны, но даже вынудил их явиться на суд в лагерь врагов в Мулинуу. Я сомневаюсь, был ли такой триумф авторитета возможен когда-либо прежде. Лично я бывал и жил почти во всех местах расселения полинезийской расы, и только один человек произвел на меня более сильное впечатление…

Итак, я попытался, не смягчив, воспроизвести полученные впечатления: достоинство, изобилие и мир в Малие, банкротство и растерянность в Мулинуу.

Фэнни. note 133Note133
  30 апреля, продолжение


[Закрыть]

Забыла записать, что, когда король был у нас в гостях, Льюис попросил извинения за то, что давно не посещал его, и сослался на распоряжение президента, изданное после прошлого визита Льюиса к его величеству. Это распоряжение гласит, что никто не имеет права видеть короля, не получив за три дня перед тем разрешения консулов. Разумеется, Льюис и не подумал спрашиваться у консулов, прежде чем зайти в открытую хижину Малиетоа. Это было бы смешно и унизительно. Король сказал, что никакого разрешения не требуется, и пригласил нас бывать у него, когда и сколько нам вздумается, не обращая внимания на подобные указы. Льюис очень хочет добиться, чтобы Малиетоа и Матаафа действовали заодно. Без этого невозможен мир на Самоа. Сегодня утром он пытался поговорить с Малиетоа наедине, но не вышло. Вечером он сделает еще одну попытку. Он хочет объяснить свою точку зрения сначала Малиетоа, а затем Матаафе. Описание последних политических скандалов содержится в письме Льюиса в «Таймс».

Фэнни. 12 мая

Льюис тщетно пытался повидаться с Лаупепой. Не желая говорить в присутствии шпионов, он пробовал встретиться с королем у Лаулии. Договаривались дважды, но оба раза встреча не состоялась. 2 мая Льюис, Бэлла и я в сопровождении Талоло отправились в Малие на лодке, экипаж которой составляли люди из Малие. Мы почти не сомневались, что нас задержат, но, хотя весь город знал о цели этой поездки, полицейские пропускали нас с улыбкой и не чинили никаких препятствий. На случай если придется остаться на ночь, мы захватили непромокаемый мешок и большую бадью с Токелау со сменой одежды. Я взяла темно-красное шелковое холаку, отделанное персидской вышивкой, а Бэлла – шелковое темно-зеленое, чтобы появиться в них перед королевской особой. Незадолго до прибытия я попросила Льюиса подержать шаль, чтобы я могла за ней переодеться. Когда моя голова вынырнула из платья, я увидела, что Льюис сидит на своем месте на другой стороне лодки с зажатым в пальцах уголком шали. Как он сказал, ложная стыдливость не вызывает у него сочувствия.

В Малие мы встретили лучших наших работников с плантации какао и узнали, что они бастуют вместе со всеми рабочими Апии, Жалко, что Джо дал им уйти; на мой взгляд, они абсолютно правы. Еще задолго до деревни мы увидели верх огромной туземной постройки, возвышающийся наподобие церковного шпиля. Это собственный дом Матаафы – самый большой и красивый из всех, какие я видела. В деревне есть и другие большие дома.

Льюис напрасно пытался найти переводчика и был вынужден удовольствоваться Талоло, который весь изошел от страха и отчаяния, потому что он еще не умеет говорить на языке вождей и ощущал каждое свое слово как оскорбление Матаафе. Мы привыкли между собой называть Матаафу Чарли-над-водою и поднимать за него тост как за короля, раскачивая бокалы с вином над бутылкой с водой note 134Note134
  Чарли-над-водою – так в середине XVIII в. сторонники реставрации в Англии династии Стюартов называли в конспиративных целях претендента на престол принца Карла-Эдуарда.


[Закрыть]. Талоло имел какое-то представление о смысле этого тоста и решил, что хорошо будет повторить его здесь. Бэлла, к превеликому веселью, увидела, как он взял стакан с водой, которую собирался выпить, и помахал им в воздухе. Его ошибка превратила тост в довольно зловещий: Чарли-под-водою.

Слова «Чарли» в переводе Талоло сводились почти исключительно к тому, что «Матаафа очень удивлен». Познаний Льюиса в самоанском языке хватало, чтобы приблизительно догадываться о происходящем. Советники – фаипуле – устроились в одном конце дома, часть из них сидела на циновках на полу. Центр группы представляла чаша с кавой, подле которой поместился королевский оратор. Каву сначала подали королю и одновременно с ним Льюису (редкая почесть), затем некоторым фаипуле, а после, по распоряжению короля, – «семейному тылу» (Бэлле и мне, которых он явно считал двумя женами). Он только недоумевал, кто из нас главнее. Сначала он предоставил второе после Льюиса почетное место мне, но потом передумал и посадил туда Баллу. Нам подали каву одновременно, чтобы ни одна из нас не чувствовала ревности. Мы были очень благодарны за каву, потому что выехали из Ваилимы в пять утра и соответственно очень устали. Я видела, что это была жеваная кава, но, пока пришла моя очередь пить, уже забыла об этом. Прежде чем поднести каву Матаафе, слуга совершил возлияние, плеснув из чаши на землю, и покропил свежей водой из кокосовой скорлупы направо и налево. Фаипуле тоже кропили водой направо и налево, лишь один повторил возлияние кавой, зато он не прикоснулся к воде.

Оратор Матаафы и другие произнесли вежливые речи, один из них сравнил Льюиса с Иисусом Христом, что смутило Талоло почти до потери сознания. Вдруг Матаафа послал за своими красивыми золотыми часами на золотой же цепочке и обнаружил, что уже одиннадцать часов. Он спросил, когда мы выехали из дома, и был, по-видимому, встревожен тем, что мы так долго постимся. В дом внесли продолговатый деревянный стол и накрыли его красивой тапой в несколько слоев. Вокруг расставили четыре стула. Нас усадили на эти стулья, задрапированные тапой и кусками тканей папаланги, и подали легкую предобеденную закуску. Когда перед каждым был положен свернутый лист с кушаньем из аррорута и кокосового молока, запеченным в горячих камнях note 135Note135
  Аррорут – в данном случае крахмалистая мука, полученная из корневищ аррорута полинезийского (Тасса pinatifida). Упоминаемое здесь кушанье приготовляется в земляной печи.


[Закрыть], и свежий молодой кокосовый орех для питья, король (он католик) перекрестился и произнес молитву. Матаафа просил извинения за предстоящий обед, сказав, что он целиком фаасамоа: без вина, только поросенок, птица и таро. Мы ответили, что лучшего и не желаем. Аррорут приятен на вкус, но управляться с ним трудно, оттого что он такой липкий, вдобавок он немного скрипел на зубах от налипшего песка. Его величество посоветовал нам не очень наедаться, чтобы не перебить аппетит к обеду, а когда мы кончили, рекомендовал полежать. Пока мы ели, его приемная дочь повесила колоссальный занавес из красивой плотной тапы, отгородив им один конец комнаты. За ним оказались приготовленными циновки и подушки, и через несколько секунд мы уже спали крепким сном.

Часа через полтора мы все сразу проснулись и обнаружили, что обед уже ждет нас. Забыла сказать, что после обмена речами оратор вручил Льюису корешок кавы (выдающийся подарок), а мы в свою очередь преподнесли Матаафе стофунтовый бочонок мяса. Оратор тут же вышел из дома и стал выкрикивать громовым голосом какие-то короткие фразы. Оказывается, он сообщал жителям деревни и главам семей о характере и размерах полученного подарка. Мы, как и в предыдущий раз, ели за столом, сидя на стульях; были поданы тарелки и бокалы, ложки, ножи и вилки.

Талоло, к этому времени уже совершенно больной от груза непомерной ответственности, сидел как слуга на полу позади нас. Талоло очень переживает, что Элена, жена Томаси, которую мы взяли в прачки, низкого происхождения. Он тщательно объяснил нам, что хотя она из его семьи, но занимает там очень скромное положение. Мать Талоло, кажется, женщина-вождь, не знаю насколько высокого ранга, и сам Талоло когда-нибудь станет вождем. Я с тревогой спросила его, будет ли он у нас работать, когда «примет свое имя вождя». «Ни за что», – был ответ. – «Тогда нельзя работать руками. Но Талоло не хочет принять имя. Он хочет жить, как белый». Это не слишком успокоило меня, потому что Генри всегда говорил то же самое, а теперь, как я слышала, принял свой сан и стал вождем трех деревень, в которых будет вместе человек пятьсот взрослых. Родичи Генри сперва возражали против его назначения, но сейчас они им очень довольны. Думаю, что своим успехом Генри отчасти обязан школе, которую прошел у нас, потому что он до мелочей следовал нашим советам, хотя зачастую они были очень далеки от понятий рядового самоанца.

Но вернемся к Чарли-над-водою. После обеда они с Льюисом и в сопровождении Талоло как переводчика прошлись по деревне и беседовали, насколько это удавалось. Тропинка узкая, и в одном месте на них налетел на своей лошади Суэнн, аптекарь из Апии, едва не задавив короля и Льюиса. Один из стражников (короля сопровождали два человека с винчестерами) выскочил вперед и остановил невежду, который сильно перепугался. Позже мы услышали, что он рассказывал в Апии, будто мирно ехал по дороге, а Льюис остановил его лошадь и вежливым, извиняющимся тоном объяснил ему, что уж лучше подчиниться местным обычаям и уступить дорогу.

После их возвращения с прогулки мы все уселись на циновке у входа и курили. Издали послышалось пение мужских голосов, и вскоре показалась процессия идущих парами юношей в венках. Каждый из них положил перед нами по корешку таро, к этому они добавили еще пару цыплят, а король – гигантский корень свежей кавы. Были произнесены речи, после чего расстелили циновки для танцоров, которых созвали сигналом рожка. Танцоры составили два длинных ряда, с ними были два комика и еще горбун, по-видимому, королевский шут. Сначала они исполнили в честь нас приветственную песню, а потом пели, плясали и разыграли несколько сценок – все с большим искусством. Кое-что было очень забавно. Особенно великолепен был горбун, пародировавший недавно побывавших здесь циркачей. Льюис не мог вести серьезную беседу с помощью Талоло, только и знавшего что твердить «очень удивлен», но договорился приехать в Малие еще раз с лучшим переводчиком. Возвращались мы на лодке при лунном свете горячими поклонниками Матаафы.

Примерно через неделю Льюис отправился туда вторично верхом с Чарли Тэйлором в качестве переводчика. Они выехали вечером в субботу под проливным дождем и в воскресенье утром весьма рано уже вернулись назад. Льюису удалось немного лучше побеседовать с Матаафой, которому он советовал поддерживать мир и подружиться с Лаупепой. Матаафа как будто и сам тех же взглядов. Он действительно хочет, чтобы Лаупепа поселился в Малие и они правили бы совместно и, по-видимому, не намерен затевать войну.

Ранним утром, около четырех, когда начинают петь утренние птицы, Льюиса разбудил звук дудки, на которой кто-то тихо наигрывал странную мелодию. Когда он позже спросил об этом, Матаафа пояснил, что музыка во время пения ранних птиц навевает приятные сны. Он еще добавил, что отец его не разрешал наносить вред никакому животному или птице и поэтому был прозван Королем Птиц.

Фэнни. 15 мая

Вчера приезжал Чарли Тэйлор обучать самоанскому языку Льюиса, Баллу и Ллойда. У островитян-рабочих забастовка, и, так как наши тоже ушли, я откомандировала на плантацию к Джо Лафаэле. Один из работников, Пааталисе, вернулся, но прячется, боясь встречи с забастовщиками. Посадки какао окончены, и мы собираемся устроить для рабочих праздник.

Аррик вместо того, чтобы отпроситься на воскресенье, что ему, безусловно разрешили бы, убежал так. Он ушел вечером в субботу, а когда возвращался под вечер следующего дня, уже в темноте столкнулся с Лафаэле. По дороге, едва оставив позади Танунгаманоно, они встретили Льюиса верхом на моей лошади Мусу. Льюис приветствовал их самоанским «Талофа соифуа» note 136Note136
  Талофа соифуа (самоанск.) – здравствуй, будь счастлив.


[Закрыть] и проехал мимо. Каково же было их удивление и ужас, когда они увидели Льюиса дома, откуда он и не думал выезжать. По всей усадьбе распространились тревога и паника. Они считают, что Льюис выслал своего двойника поглядеть, чем занимаются Аррик и Лафаэле.

Вскоре после того как забастовали рабочие на плантации, Джо повстречал чернокожего работника мистера Блэклока, который как раз собрался уйти от хозяина, недовольный рационом, состоявшим из одного риса. Человек пожелал работать в Ваилиме, и Джо тут же нанял его, а к вечеру наш новый работник уже шел по дорожке к дому, неся свою циновку и одеяло. Кто-то обратил мое внимание на Аррика. Я взглянула и изумилась. Он наклонился вперед и, по-змеиному выставив голову, следил за пришельцем с такой враждебностью, какую бы я не хотела испытать на себе. В дико вытаращенных глазах его читались убийство и смерть; я никогда не видела более свирепой гримасы. Пока тот не скрылся из виду, Аррик сидел, окаменев, точно черная статуя, лишь губы его шевелились с каким-то прерывистым шипением, вроде того, что испускает для устрашения врага драчливый кот и что даже среди кошек вызывает тревогу. «Этому парню у нас несдобровать», – сказала я. Так он, по-видимому, подумал и сам, потому что в тот же вечер таинственно исчез вместе с одеялом и циновкой.

Фэнни. 17 мая

Кто же пожаловал к нам после обеда, желая повидать Льюиса, как не сам главный судья собственной персоной? А Льюис как раз окончил свою историю Самоа note 137Note137
  См. прим. 41 к дневнику за 1891 г .


[Закрыть], историю, довольно некрасивую в части, касающейся главного судьи. Я спустилась вниз и застала посетителя беседующим с обычной вежливостью с миссис Стивенсон. Я сказала, что Льюис слишком плохо себя чувствует, чтобы видеть кого бы то ни было, чем страшно напугала миссис Стивенсон, которая вся побледнела. Что касается главного судьи, то мое утверждение было абсолютно правдивым, так как Льюис объявил, что разговор с этим человеком будет стоить ему много здоровья. Я предложила главному судье вина, пива, шоколаду и в конце концов, когда он отказался даже от стакана воды и папирос, не удержалась от замечания «Значит, вы не хотите разделить с нами хлеб-соль?» В ответ на что он только молча сладко улыбнулся. Но думаю, что дело именно в этом. Он сообщил нам, что в порту немецкий военный корабль «Шпербер». У меня невольно мелькнула мысль, не хочет ли он намекнуть Льюису о возможности высылки. Было бы довольно комично выслать Льюиса за попытку сохранить мир на островах. Все же не верится, что они дойдут до такой наглости.

Позже были мистер Хаггард и мистер Дэмет. Первый показывал письмо, пересланное ему из министерства иностранных дел. Это копия письма Лаупепы лорду Солсбери с несправедливыми обвинениями по адресу земельной комиссии. Письмо явно написано Клэкстоном, который при первом намеке на опасность счел необходимым покинуть острова «ради здоровья жены».

Оказывается, правительство боится собирать с самоанцев налоги. Срок уже давно прошел, а теперь его продлили снова. Налоги с белых тоже отсрочены. Белые намерены вообще не платить налогов, пока продолжается теперешнее положение дел, и консулы поддерживают их в этом. Мистер Хаггард и другие говорят, что средства президента почти исчерпаны и, поскольку поступления налогов можно ожидать лишь от людей Матаафы, правительство в самом скором времени обанкротится. Но так как ни одно государство и ни один человек не захотят ссужать деньгами столь подмоченное и безнадежное предприятие, любопытно знать, что же будет дальше. Еще никогда не было ничего подобного.

Фэнни. 18 мая

Вечером заехал мистер Хаггард, но Льюис был у Лаулии. Хаггард сказал, что главный судья получил какие-то официальные бумаги, которые подняли его настроение до такой степени жизнерадостности, какой у этого любителя шатких хитросплетений давно не замечалось. Известно лишь, что это не касается земельной комиссии. В конце печатной копии письма Клэкстона лорду Солсбери был абзац, содержащий инструкции для главного судьи относительно ожидаемых им военных кораблей. Это место не было заклеено, как обычно делается при подобных ошибках, а просто перечеркнуто крест-накрест. Думаю, что это было сделано нарочно, чтобы мистер Хаггард мог прочесть его. Так или иначе, но он прочел. Из текста явствует, что верховный судья сможет распоряжаться военными судами по своему усмотрению, однако там скрывается жало, которого судья, по-видимому, еще не заметил. Все должно делаться в соответствии со статьями Генерального акта Берлинской конференции. Мистер Хаггард имел удовольствие изучить эти пункты, и, по его словам, единственная возможность, которая есть у судьи, – это послать на военном корабле полицейские отряды куда потребуется.

Мы предполагаем, что главный судья, которого Льюис предупредил письмом о своем нападении, решил ответить любезностью на любезность, дав Льюису знать об угрозе высылки. Льюис собирается написать Лаупепе о положении дел и посоветовать ему договориться с Матаафой, потому что, пока оба вождя не объединятся, сохранность мира всегда будет под угрозой. Тому, что война не разразилась до сих пор, мы обязаны исключительно терпеливости Матаафы. Есть опасение, что главный судья предпримет какие-то действия для развязывания войны; это его единственный шанс спасти себя или, вернее, свой карман, который ему дороже собственной души. Когда он приезжал к нам, забавно было видеть внезапный проблеск неподдельного интереса в его глазах при моем случайном упоминании, что мы выписываем всю провизию из колоний, поскольку это значительно дешевле, чем покупать здесь. Ему это обошлось бы еще дешевле, так как он с самого приезда отказывается платить пошлины на то, что ввозит сюда. Поразительное бесстыдство.

Фэнни. 19 мая

Двенадцатая годовщина нашей свадьбы. Это кажется невероятным. Не менее невероятно, что уже два года или даже больше, как мы поселились в тропическом лесу. Хозяйство выглядит налаженным и крепким, точно мы живем здесь много лет. Решили построить несколько самоанских домов для наших работников.

Вчера под вечер явился полицейский (метис Скэнлон), чтобы арестовать Ллойда и Джо за лихую езду. Ллойд признал себя виновным, но объяснил, что считал это дозволенным, так как они были за пределами Апии, а Джо нагло заявил, будто все из-за того, что они проскакали мимо начальника полиции Маркварта, не поклонившись. Он арестовал еще Элену за кражу швейной машины. Я спросила Скэнлона, как понимать последнее обвинение, и он объяснил, что это только попытка причинить ей неприятность со стороны некоего капитана Никола, белого, за которым Элена была замужем. Позже они были разведены Фолау note 138Note138
  Мировой судья-самоанец в Апии.


[Закрыть], и Николу было сказано, что Элена может забрать принадлежащие ей вещи. Насколько мне известно, единственное, что она взяла, и есть эта ручная швейная машина. А теперь Никол добивается ареста Элены за кражу. Сейчас она и Томаси, ее теперешний муж, в городе на следствии у мистера Купера. Скэнлон уверяет, что закон на ее стороне и никакого вреда ей не будет.

Лафаэле собирался было жениться на хорошенькой девушке-подростке лет тринадцати-четырнадцати, не старше. Ее родители всячески форсируют этот брак, но я слыхала, что бедная девчушка выплакала себе все глаза. Мы объявили, что, если Лафаэле женится на девочке, мы не разрешим ей жить в Ваилиме. Надеюсь, это положит конец его затее. Мы разрешили ему взять назад Фаауму, если она пообещает вести себя прилично. Родители девочки пока что выкачивают все, что могут, из этой несчастной старой овцы Лафаэле. В промежутке, пока я не вела дневник, мы получили короткое грустное письмо от Нелли с сообщением о внезапной, хотя и не совсем неожиданной смерти Адольфо note 139Note139
  Адольфо Санчес, муж Нелли, сестры Фэнни Стивенсон.


[Закрыть] от скоротечной чахотки. Она и сама, по-видимому, нездорова, жалуется на кашель и боль в боку. Я очень тревожусь за нее. Мы собираемся послать к ней Остина, чтобы он ходил в школу вместе с маленьким Льюисом.

Фэнни. 22 мая

«Уполу» прибыл в порт раньше обычного, помнится в четверг. В пятницу утром пришло известие, что сын Лафаэле, которого он ожидает так давно, уже в Апии. Конечно, я дала ему свободный день. Под самый вечер он вернулся в обществе старика и девочки лет двенадцати-тринадцати. Компания положила к ногам Льюиса корешки кавы и, по-видимому, ждала благодарственной речи.

– Где же твой сынок? – спросила я Лафаэле.

– Вот сынок, – ответил он, но сынок оказался явной девочкой.

В субботу у нас завтракал капитан с «Уполу». У нас не было ничего, кроме зелени, приготовленной в разных видах и с приправами, но без мяса. А в воскресенье, когда у нас было одно мясо, явился в гости немец-вегетарианец. Я очень чувствую отсутствие Лауило. Наш ленч напоминал настоящую свалку, в которой участвовало то трое, то четверо слуг, без толку носившихся по столовой. Сими, заменивший Лауило, при помощи Митаеле (младшего брата Талоло) перебил всю посуду. Когда ему случается разбить что-нибудь особенно ценное, он улыбается с грустным сочувствием и при этом ужасно похож на какого-нибудь английского полковника, но словами этого не передать. Лучшие салфетки он повязывает вместо шейного платка, а однажды я, к своему ужасу, увидела, как он в них сморкался.

Сегодня утром Лафаэле пришел ко мне и с рыданием в голосе пожаловался, что «очень много страшно». «Опять лошадь издохла!» – подумала я и почувствовала большое облегчение, услышав, что тревожным событием было возвращение Фааумы. Я очень хотела, чтобы она вернулась, потому что это разрушит другую связь, но я не учла при этом строгих моральных правил Томаси. Он прямо заявил, что не разрешит Элене водиться со шлюхами. Фааума рвется работать и особенно хотела бы помогать Элене, которая не справляется одна с обязанностями прачки. Просто не знаю, что делать, и не могу понять суть их моральных устоев, хотя они, несомненно, существуют. Но, по-видимому, жители Фиджи более строги в этом отношении, чем самоанцы.

Девочка Лафаэле до последнего времени все плакала, просилась домой и смертельно боялась Аррика, хотя он нежно зовет ее «этот маленький деточка» и из кожи вон лезет, чтобы она привыкла к месту, как это делалось здесь в первое время для него самого. Теперь девочка, по-видимому, в восторге от своей мачехи и с появлением Фааумы прямо расцвела. Фааума и в самом деле красивое, деликатное, очаровательное создание, но я бы хотела, чтобы она не была, как выражается Лаулии, блудницей. Она дает тысячу обещаний и, надеюсь, сдержит их. Сегодня утром, к нашему удивлению, она присоединилась к молитве. Мы собираемся построить дома для Лафаэле и Томаси. Но теперь, поскольку дамы не должны общаться, приходится строить их подальше друг от друга, что досадно, так как все уже было подготовлено иначе.

Фэнни. 29 мая

Почти неделю стоит самая отвратительная погода. Совсем не по сезону – потоки дождя и гром гремит не переставая. В самом начале я простудилась и была совсем больна, но сейчас уже поправляюсь. Мистер Мурс вернулся с острова Нассау note 140Note140
  Маленький коралловый атолл в Северной группе островов Кука (Центральная Полинезия). Не имел постоянного населения, но жители близлежащего атолла Пукапука разводили здесь кокосовую пальму.


[Закрыть], который он купил не глядя, исключительно по моей рекомендации. Меня это отчасти беспокоило: вдруг он потратит деньги и будет разочарован. Я говорила ему, что, с моей точки зрения, остров превосходный. К счастью, он очень доволен, нашел там хорошую землю и поговаривает о постройке дома. Потом все, кроме меня, отправились на большой фоно в Малие.

Чарли Тэйлор взял на себя руководство одним делом и все испортил. Несчастные наши работники накануне пошли в город, чтобы принять животных, прибывших с пароходом. Для них был заказан обед в лавке Мурса, но Чарли Тэйлор (Сэлли Тэйлор, как они его называют) не дал им поесть как следует. Пароход пришел только ночью, и там было всеобщее недовольство. Теперь они говорят, что, если Сэлли приедет в Ваилиму, они его «поколоти».

Лафаэле и Элена попросили по поросеночку из последнего опороса, и я дала им. Элена выбрала пятнистого кабанчика, которого назвала Сэлли Тэйлор, а Лафаэле взял себе, как он выражается, «свинью-кобылу», то есть поросенка женского пола. Оба поросенка приручились и семенят за Эленой и Фааумой, как два мопсика. Хозяйки берут их к себе в постель и по крайней мере раз в ночь поят молоком, как младенцев. Сегодня утром оба поросенка присутствовали на молитве.

Готов каркас дома Лафаэле.

Фэнни. 1 note 141Note141
  июня


[Закрыть]

Льюис отправился в Апию, чтобы пригласить на завтрак в Ваилиму двух матросов, возивших нас на лодке в Малие.

Мы собирались обедать, как вдруг является совершенно пьяный Карр – молодой человек, который и в трезвом состоянии немного безумен. Одетый в старую пижаму, с башмаками в руках, весь мокрый и грязный, он в общем имел дикий и малоприятный вид. Ему поднесли стакан бренди (это сделала миссис Стивенсон, к моему неудовольствию) и устроили баню, после чего, одетый в костюм Ллойда, он сел с нами за стол. Беседа его была столь же малоприятна. Он хвастался, что поколотил Кеппеля (тот действительно может вывести из себя, хотя он – жалкое, слабосильное существо, по сравнению с Карром, – могучим юнцом с ложногреческим профилем), а также что, встретив мистера Карразерса, прибил и его. Потом он стал похваляться своей аристократической кровью и родней, заявив, что обладает правом – после двух других – на титул «герцога Кларенского и Эвондельского». Тогда я заметила ему, что он – третьестепенный наследник герцогства – запятнал свой герб: он напал на двух людей, много уступающих ему в силе и без предупреждения, не говоря уж о том, что мистер Карразерс гораздо старше его. Всем было тошно от него, и мы постарались выпроводить его спать пораньше.

Только он ушел, как вернулся домой Льюис с новостью. Один из наших друзей слышал, как открыто говорили о высылке Льюиса. Причиной не может быть то, что он ездил к Матаафе убеждать его сохранить мир – ведь половина города по тому или другому делу перебывала в Малие. Без сомнения, это вызвано попыткой Льюиса повидаться с Лаупепой и сообщить этому жалкому монарху, о чем он будет разговаривать с Матаафой. Наш первый визит к Матаафе состоялся после того, как там дважды побывал мистер Бекман. Нам тогда передали, что мы можем занять места в лодке мистера Бекмана, но, поскольку приглашение исходило не от него самого, а от незнакомого с ним самоанца, мы не хотели быть назойливыми.

В первый визит, не имея переводчика, Льюис не мог сказать Матаафе того, что хотел, а именно что, пока на Самоа два великих вождя называют себя королями, там будут существовать две партии, будет продолжаться борьба и сохранится постоянная опасность войны. Его совет должен был заключаться в следующем: пусть Матаафа предложит, что займет подчиненное положение при Лаупепе, но чтоб они оба работали вместе для блага и процветания Самоа. То же самое он предполагал сказать и Лаупепе. Разумеется, это не то, чего хочет главный судья. Его меньше всего заботят мир и благополучие Самоа. Он жаждет одного: наполнить свои подлые карманы английским или американским серебром. Как я уже писала, Льюис облегчил свою душу, совершив вторую поездку в Малие с неумелым переводчиком Чарли Тэйлором. Третий визит был лишь ради зрелища большого фоно (превосходная пища для романиста) и с целью устроить старой матери прогулку, о которой она мечтала. И вот, по-видимому из-за этого, они толкуют о высылке Льюиса. Я не понимаю, как они смогут осуществить это, даже если их маленький барон представит дело главному судье.

Пол Лионард, который во время фоно провел в Малие целый день, встретив Льюиса в Апии, рассказывал, что, так как Льюис запоздал, для него повторили всю церемонию.