Текст книги "Дорога китов"

Автор книги: Роберт Лоу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 21 страниц)

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

― Они были при оружии! ― рявкнул Стейнтор. ― Вооружены, хотя находятся в городе, Эйнар!

Он приподнял руку ― ткань на предплечье была распорота и окровавлена, края разреза теребил ветер.

Вокруг стояли Эйнар, я, Иллуги и остальные, мрачные, как камень.

– Кто? ― спросил Эйнар.

Стейнтор пожал плечами. Один его глаз заплыл ― как щелка.

– Шестеро, может, семеро, ― ответил он. ― Мы ушли из пивного дома, они за нами. Даны, так показалось Ульф-Агару да и мне тоже, ищут приключений, мы-то сами никого не задевали.

– Пошли туда! ― проревел Скапти Полутролль. ― С оружием или без оружия, я их в порошок сотру.

В ответ раздалось кровожадное фырканье, кое-кто начал было проталкиваться по деревянным мосткам мимо Эйнара, однако тот выставил руку и остановил варягов.

– Стойте. Сначала кое-что выясним. Стейнтор, почему они забрали Ульф-Агара? И где это случилось?

Стейнтор осторожно потрогал глаз, искоса глядя на Эйнара.

– То-то и странно. Они набросились на нас, и мы решили, что это просто драка. Я, будучи не сильно пьян, не очень-то отмахивался, а вот Ульф с ходу взялся за дело. Тут, смотрю, у них ― оружие. Длинные такие клинки ― слишком длинные, чтобы их можно было спрятать под плащом и пронести в город. Кто-то закрыл на это глаза.

– А тебе теперь и закрывать незачем! ― крикнул кто-то сзади, и послышался смех. Стейнтор сплюнул и снова потрогал глаз.

– Будь это лезвие, не стоял бы я тут с вами. Но мне врезали рукоятью. Сбили с мостков прямо в грязь и дерьмо. Я вынырнул, гляжу, они волокут Ульфа прочь, а он и не дергается, висит промеж двоих. Наверное, уже неживой.

Все примолкли.

– Что ты делал дальше? ― спросил наконец Эйнар. ― Так и стоял, пока не обсох?

– Нет, не стоял, ― с жаром возразил Стейнтор. ― Я пошел за ними, решил, что они оберут Ульфа, а потом бросят. Мало ли почему они к нему пристали, откуда мне знать ― всем известно, какая он заноза.

– Точно, ― кивнул Эйнар, и его поддержали общим хриплым гоготом. ― Однако они его не бросили, иначе сейчас мы врачевали бы его синяки.

– Ага, ― кивнул Стейнтор. ― Они приволокли его к одному из складов в главной гавани. Там было много народу и два корабля с высокими носами, вызолоченные, побольше «Сохатого», а еще вчера их там не было.

Услышав это, все зашептались. Иллуги Годи посмотрел на Эйнара, а Скапти хмыкнул, а потом сказал:

– Два драккара? У кого из варягов может быть два таких корабля?

– Ни у кого, ― пробормотал Эйнар, поглаживая усы. ― И не могут варяги заставить купцов Бирки отказаться от правила насчет оружия. Такое под силу только настоящей власти.

– Вроде той, что правит двумя странами? ― спокойно заметил Иллуги Годи, волосы которого теребил ветер.

– Синезубый, ― вымолвил Эйнар, и это имя запрыгало из уст в уста и умчалось с ветром, провожаемое бормотанием и мрачными взглядами. Эйнар посмотрел на меня. ― Ты оказался прав. Это кто-то поважнее Брондольва Ламбиссона, и притом иноземец.

Синезубый, ныне конунг данов и норвежцев, прослышал об Эйнаре, его Обетном Братстве и «Сохатом» и о поисках каких-то сокровищ. Я подумал ― и знал, что Эйнар думает о том же, ― что Синезубому известно больше, чем нам, коль скоро он схватил одного из наших для допроса. На самом деле это означает, решил я, что к сокровищам Атли следует относиться серьезно, ибо кто же отправится в такую даль из-за какой-то глупой байки? Неужто он приплыл за нами не из-за этого?

Кое-кто посмеивался, пока я рассуждал вслух ― с глазами дикими, с волосьями, летящими по ветру Бирки.

Но Эйнар нахмурился ― выходит, чуть ли не всякий знает о предполагаемой тайне сокровищ Атли. А раз так, выходит, Эйнар пустился в такую даль из-за побасенки ― и ему не понравилось, что кто-то об этом сказал.

– Может, и так, ― проворчал он. ― Мне бы хотелось знать, кого послал конунг. И что этот кто-то хочет от Ульф-Агара?

– Мы должны вернуть его, ― сказал Иллуги.

Послышался одобрительный ропот.

Эйнар кивнул.

– Мы дали клятву друг другу, ― сказал он. ― Ульф-Агару не повезло ― ничего полезного для Синезубого он не знает, а стало быть, нам надо поспешить, пока его ненароком не убили.

– Угу, ― пробормотал Иллуги, ― только ты ведь не знаешь, что именно ведомо Ульфу-Агару. У него лисий слух.

– Да, пожалуй, так, ― проворчал Эйнар, а потом прибавил, громче: ― Орм, ступай со Стейнтором, он укажет тебе тот склад. Следи в оба. После этого, Стейнтор, отправляйся в гостевой дом и займись своими ранами. А ты, Гейр Нос Мешком, ступай к крепостным воротам. Выйдет человек в плаще, может быть, с капюшоном. У него морда пронырливая, как у ласки, и он будет спешить, как крыса из норы. Я хочу знать, куда он пойдет, да так, чтобы он не заметил, что за ним следят.

Затем повернулся и повел остальных к гостевому дому.

И вот остались только я и Стейнтор на темной улице из скользких бревенчатых стен, в городе, теперь затихшем, ― лишь далекие крики и лай собак. Темными грудами стояли дома с заостренными коньками, между которыми хлестал ветер.

Дрожа, я шел за Стейнтором, который с трудом брел между домами в одну сторону, потом в другую. Потом остановился и указал рукой. Я увидел ― чуть в стороне от остальных, над черным морем, плещущим в дубовую пристань ― дом. Фонарь бешено раскачивался, отбрасывая слабый желтый свет на дверь. Две тени расхаживали на ветру, притопывая и кутаясь в плащи.

Хлопнув меня по плечу, Стейнтор поспешил сквозь ночь к огню и элю. С горечью поглядев ему вслед, я поплотнее закутался в плащ и присел на корточки под защитой изгороди, чувствуя, как от сырой земли промокают мои сапоги.

Дом за изгородью оказался мазанкой с небольшим огородом ― пока вместо грядок сплошная грязь. Я слышал, как внутри квохчут куры и как переговариваются два человека, но слишком тихо, слов не разобрать. Слышно только, что один голос низкий, а другой повыше. От этого мне стало еще хуже, дождь плевал в лицо, а ветер набрасывался и кружил. На черной воде плясали носы кораблей.

Голоса стихли. Кто-то захрапел. В отдалении неистово заливалась собака.

Но вот из склада раздался вопль. Я испугался. Огляделся. Никого нет. Если Эйнар и другие не придут...

Еще один вопль, наполовину унесенный ветром. Я стиснул зубы. По-прежнему никого не видно.

Третьего вопля я не выдержал. Двинулся к складу, держась все время в тени, что увело меня от двери, болтающегося фонаря и сторожей, к глухому торцу дома, и дальше вдоль стены, туда, где кривая задняя стена сползала к кромке воды.

Там пришлось пробираться по грудам мусора: среди выброшенных сгнивших бочек, кусков мокрой шерсти, когда-то бывшей парусами, и обломков мачт, изъеденных древоточцами. Мне чудилось, что шума от меня ― как от колокола; всякий раз, споткнувшись, я застывал на месте и ждал. Но ничего не случалось.

Опять крик, на сей раз громче.

Я обнаружил дверь ― косяк выступал наружу ― и потихоньку развязал старую веревку, на которую она была заперта; стало быть, дверью не пользуются.

Гнилые доски ― с глазками от выпавших сучков, так что можно заглянуть внутрь. Слабый свет, как бы от фонаря, но никакого движения. Я налег на дверь... Ничего. Я налег снова, сильнее, и дверь поддалась ― зашуршали, осыпаясь, гнилушки и скорлупы насекомых.

При мне лишь столовый нож длиной с палец, и как это ни смешно, я сжимаю его в руке, и кровь стучит у меня в ушах, и я жду топота ног и блеска трех футов острой стали.

Ничего ― лишь очередной крик, такой громкий, что я чуть не наложил в штаны. Вопль резко оборвался, и я выругался себе под нос. Только глупость этих живодеров вынуждает меня делать то, что я делаю ― так я сказал себе. А Ульф-Агар ― его я терпеть не могу.

Но, разумеется, я знал истинную причину: я дал клятву, и будь сам я на месте Ульф-Агара, я больше ждал бы помощи, а не конца.

Тьма. Такая, что я ступаю мелкими шажками, вытянув перед собою руку, а в другой сжимая нож. Мерещилось, будто я различаю пол, столбы ― в лицо брызнул дождь, и, глянув вверх, я увидел звезды сквозь дырявую крышу, потом набежали облака, и звезды исчезли.

Под ногами всякий хлам, вереница капканов и силков. Еще два шага ― нога скользнула по чему-то, вроде рукояти весла, и я чуть не сел на задницу. С меня хватит. Я присел на корточки и почти пополз, все время ожидая, что вот сейчас кто-то бросится на меня из темноты.

Пот заливал глаза, и я готов был поклясться, что вижу их, ждущих меня впереди, ― у меня перехватывало дыхание.

С шелестом прочь разбежалось мышиное гнездо, а тут еще тараканы ― по рукам, почти по лицу, и я, невольно вскрикнув, сбиваю их с себя. И успокаиваюсь: коль здесь полно вооруженных людей, стало быть, они глухие или мертвые.

Я полз к чему-то видневшемуся впереди, двигаясь так, чтобы слабый отблеск света не падал на меня. Вот оно ― я понял, что это такое, и чуть не закричал от радости. Нос корабля. Проклятый богами, задрипанный старый нос.

Я утерся, стараясь не заплакать от радости, и вдруг меня осенило: свет исходит будто снизу, от половиц. Нашел дырку от сучка в дверце ― там был подпол.

Дощатый квадрат поднялся легко, деревянные ступени уводили вниз и, по сравнению с тем, где я был только что, в подполе царило обилие света. Я лег, вытянул шею, насколько мог, и увидел единственный путь ― ход, а на полпути ― фонарь, вставленный в стенную нишу.

Я сполз на каменный пол, в вонь старых кож и протухшей пищи. Спустился по ходу и почти дошел до фонаря в стене, когда что-то мелькнуло, блеск ― и ничего больше. Я остановился, присел на корточки. Все исчезло. Повертел головой так и сяк ― отблеск от металла. Вгляделся: колокольчик, бубенец, один из нескольких, висящих на нитях из черного конского волоса поперек прохода, на уровне лодыжки.

Я попятился и осторожно выдохнул, размышляя. Вот если бы я устраивал такую тревожную ловушку ― коли заметишь, через нее легко переступить... И тут увидел вторую, на уровне шеи. Присел, чуть согнув колени, неловко протиснулся между обеими и двинулся дальше по проходу, туда, где он утыкался в сплошную стену с двумя дверьми ― слева и справа.

Стою, думаю. Дверь слева закрыта, справа ― слегка приоткрыта. Прислонившись к закрытой, наблюдая за приоткрытой. Храп из-за закрытой двери. А за другой ― ни звука, но там свет и ― как будто жар.

Я толкаю дверь, она скребет по грязному полу, по протертому желобку. Тусклое свечение, острый запах дыма, пота и крови. Очаг, похожий на кузнечный горн с углями, и железная жаровня. Против света темная фигура мужчины, голого по пояс и мускулистого ― жирный блеск взмокшей кожи в красном сиянии жара.

А выше ― кроваво-красный при этом свете, подвешенный меж двумя балками за большие пальцы рук, едва касаясь земли ногами, голый Ульф-Агар ― голова болтается, спутанные волосы закрывают лицо. Темные пятна на белой коже, и что-то черное сбегает вниз по груди медленной тягучей струйкой.

Я сделал два шага, кат услышал и повернул голову, ожидая, видно, знакомого. Я нанес удар своим маленьким ножиком, целя в горло, но промахнулся; рука не достала, но Один помог ― нож вонзается в левый глаз по рукоять, убив ката в мгновение ока.

Он отступает на шаг, рваной раной раззявил рот, как бы для крика, но не издал ни звука, и нож вырвался из моих рук, когда он рухнул на жаровню и покатился по россыпи шипящих углей к ногам Ульф-Агара. Тот медленно поднял голову, а я, упершись ногой в лоб мертвеца, вытащил нож, потом перерезал ремешки на пальцах, на которых висел Ульф-Агар.

– Ты?..

– Идти можешь?

Тогда он рухнул мне на руки, колени у него подломились, но он очнулся и выпрямился. Все тело в мокрых красных рубцах-ожогах, и он не говорил, а кашлял ― губы обожжены. И зубы выбиты ― рукоятью меча, подумал я, поддерживая его.

Потом дверь распахнулась, и кто-то вошел.

– Хаук? Старкад говорит...

Тут он увидел нас, и я бросился на него с маленьким ножиком, а Ульф-Агар издал рык, низкий, ужасающий звук, от которого я примерз к месту. Он двигался быстро, но неуверенно, схватил что-то с жаровни и ударил этого человека по лицу.

С воем человек упал ― кровь на руках, прижатых к лицу. Ульф ревет ― кровавая пена на его подбородке ― и со страшной силой вгоняет добела раскаленное железо в голову поверженному, наваливается изо всех сил, а человек кричит и корчится, как червяк на крючке.

Зловоние и шипение металла вернули меня к жизни. Я всем весом обрушиваюсь на Ульфа, отталкиваю его в сторону.

– Идем, ― шиплю я, ― иди за мной.

Я выскакиваю за дверь, и тут же открывается соседняя. Я со всего размаху бью в нее сапогом, она отлетает назад, и тот, кто стоял за ней, падает, а я бросаюсь вперед. За моей спиной Ульф-Агар ― ковыляет, словно какой-то темный цверг.

Задребезжали колокольчики ― хрен с ними, теперь о нашем присутствии знают все, так что тревожный звон уже не имеет значения. Топоча по деревянным ступеням, я взлетел наверх, и темнота после тусклого света внизу кажется еще темнее. Я ничего не вижу, не разбираю пути, мечусь по замкнутому кругу, и вдруг понимаю, что уже не один.

Внизу, у подножья лестницы смачный хлопок ― Ульф-Агар уложил кого-то, потом вновь завыл. Я видел только блеск потного тела и вращающийся алый брус раскаленного железа.

– Так-разэтак! Поднимайся сюда! Другие придут...

Он услышал меня, попятился к лестнице, пробежал и, захлопнув дверцу над головами гнавшихся, встал на нее. Я слышу топот ног по ступенькам, стук ― барабанят снизу. А Ульф приподнимается ― дюйм, другой, ― он слишком легок, чтобы удержать их.

И тут я увидел свет. Я схватил Ульфа за руку.

– Сюда...

Я был у входной двери, той, что с качающимся фонарем ― его мерцающий свет я и заметил. Я ударил в дверь со всей мочи. Плечо содрогнулось от удара. Дверь не поддалась, я отлетел назад, на Ульфа, и мы оба упали. Позади я услышал, как дверца подпола с грохотом отвалилась, брызнул свет, обрисовав людей ― спотыкаясь, они выбегали по лестнице наверх.

– Волосатая... задница... Одина, ― с трудом выдохнул Ульф, вставая на ноги. ― На ней засов изнутри, болван. Подними...

Добавить что-то еще он не успел. Люди из подвала накинулись на него, звякнула сталь, которую он отразил и сразу прыгнул. Их было двое, вооруженных смертоносными длинными саксами; глаза лихорадочно блестели. В полутьме, спотыкаясь о всякий хлам, в тишине ― не считая ругательств Ульфа и хриплого дыхания ― они наступали.

Дрожа, как безумный, я наконец-то поднял засов; дверь распахнулась, какие-то фигуры вдруг нависли надо мной и раздался голос ― такой знакомый, голос, от которого внутри все оборвалось, от которого я чуть было не облегчился прямо в штаны.

– Ну-ка в сторону, Орм!

И великан Скапти, сжимая толстую дубину, ворвался в дверь, как раз когда что-то чавкнуло позади меня и Ульф взвыл. Потом меня оттолкнули плечом с дороги, отшвырнули в сторону, я споткнулся и упал. Я лежал, глядя на бегущих людей, узнал Валкнута ― его лицо на миг осветилось и стало маской с разинутой пастью, ― Кетиля Ворону, почти швырнувшего себя в склад, Гуннара Рыжего и рыжий флаг его бороды.

Потом Эйнар остановился, глядя на меня, его волосы развевались, как ночь в начале бури. Усмешка ― волчий оскал. Внутри раздался удар и треск дерева, ломающего кости и дробящего черепа.

– Я велел тебе наблюдать, юный Орм.

Язык у меня прилип к небу; я хотел сказать ему о криках в ночи, а сумел только выговорить:

– Крики, ― и он кивнул так, словно я поведал ему всю историю.

Появились Валкнут и Скапти, обмякший Ульф висел между ними, ноги волочились, и они потащили его прочь от здания. За ними вышвырнули кого-то незнакомого, а следом шли Кетиль Ворона и остальные.

– Мертв? ― спросил Эйнар у Скапти, который потряс головой ― борода колыхалась на ветру.

– Избит, обожжен, скверная рана на одном плече, но ― живой.

Эйнар крутанул головой в сторону гостевого дома, потом повернулся к незнакомцу, который вставал на колени ― голова его болталась, он ловил воздух, как загнанная лошадь. Кровавая слюна свисала прядями у него изо рта.

Эйнар наклонился, схватил человека за волосы и задрал ему голову.

– Кто твой ярл? Чей это драккар?

Глаза у человека закатились, с одной стороны лицо у него почернело. Во рту будто каша, губы разбиты, но голос тверд:

– А шел бы ты...

Он попытался сплюнуть, но только замарал слизью собственный подбородок.

– Старкад, ― сказал я, вдруг вспомнив имя, которое выкрикнул один из них; тот ― вспомнил я, и меня затошнило, ― который больше никогда ничего не выкрикнет, потому что в глотку ему вошло раскаленное добела железо.

Эйнар резко вздернул голову, точно гончая на запах. Он глянул на меня, потом на человека у своих ног, вытащил длинный сакс из-под плаща и еще сильнее откинул голову незнакомца назад.

– Пора идти, Эйнар, ― заметил Колченог, глядя на гавань, где крики и огни раскалывали тьму.

– Старкад сын Рагнара? ― спросил Эйнар, не обратив внимания на Колченога.

Лезвие приблизилось к носу, человек понял, что его ждет, зажмурился, проглотил сопли и кровь, а потом кивнул. Эйнар сделал ножом быстрое короткое движение, выругался и отбросил человека, так что тот растянулся, задыхаясь и корчась, как выпоротая собака ― кровь хлестала из его расщепленного носа. Кетиль Ворона походя со злобой пнул его.

Шли быстро, сомкнутым строем ― настолько, насколько позволяла ширина деревянных настилов. Кетиль Ворона прикрывал тыл, то и дело оборачиваясь, как огромный загнанный лось. Нагнали Валкнута и Скапти со стонущим в полубеспамятстве Ульфом.

В виду городских ворот все замешкались, засуетились, выбрасывая дубинки, пряча ножи поглубже за пазухи, а Ульф-Агара закутали в тяжелый плащ Скапти, чтобы скрыть, в каком он виде. Хмельной ватагой мы вывалились из ворот, мимо двух скучающих, захолодавших и завидующих нам стражников, и двинулись дальше, к гостевому дому.

В доме было только Обетное Братство ― всем женщинам велели уйти, ― и все были вооружены. Иллуги усадил Ульф-Агара перед огнем и, сняв плащ Скапти, склонился над ним. Скапти же, взяв свой плащ, с отвращением разглядывал зловещие пятна, потом свернул его и пошел укладывать в сундук.

Эйнар поставил у дверей стражей в кольчугах, потом сел у огня ― локоть на колено ― и огладил усы. Обетное Братство тихо переговаривалось, обмениваясь рассказами о битве; то и дело раздавался резкий лающий смех.

Тут кто-то сильно застучал в дверь, и все затихли, полуприсев на корточки в красном сумраке, точно стая диких собак. Сверкнула сталь. Стук повторился, прозвучал чей-то голос.

– Это Нос Мешком, ― сказал один из стражей в кольчуге.

Эйнар жестом велел открыть дверь, и Гейр ввалился внутрь.

– Чтоб вам! Чего так долго? Тор наслал бурю, а вы меня не пускаете... ― Он смолк, увидев освещенные красным лица вооруженных людей, понял, что что-то случилось.

Эйнар не объяснил, просто подозвал его.

– Ты проследил за маленьким монахом?

– Проследил, ― отвечал Нос Мешком, оглядываясь в поисках эля.

Стейнтор, голый до пояса и стянутый рваными повязками, протянул баклагу, а Нос Мешком ухмыльнулся и отхлебнул. Эйнар терпеливо ждал.

– Он пошел в Торговую гавань, в один бревенчатый дом. Нет, не дом... а вроде как христианский храм. Отстроен наполовину. И кое с кем там встретился. ― Гейр замолчал, ухмыляясь и отхлебнул снова, но тут заметил, как угрожающе сверкнули глаза Эйнара. ― С Вигфусом. Со старым хреном самолично.

Вигфус. Вигфус. Это имя шепотом распространилось по дому, пока кто-то ― думаю, Хринг, ― не задал тот вопрос, который хотел задать я.

– Кто такой, так-разэтак, этот Вигфус?

Эйнар не обратил на вопрос внимания.

– У него есть корабль?

– Крепкий, большой кнорр в Торговой гавани. И, может, два или три десятка человек ― все добрые бойцы, только что с войн Синезубого, хотя и с проигравшей стороны.

Эйнар огладил усы, потом взглянул на Иллуги.

– Иллуги Годи, Скапти и Кетиль Ворона ― надо поговорить.

– Нам лучше убираться из этого дома, ― проворчал кто-то сзади. ― Мы здесь в ловушке.

– Как ты думаешь, что будет? ― бросил Эйнар в ответ.

– Придет человек Синезубого, этот Старкад. Если мы не выйдем из дома, он подожжет нас, пока мы внутри, ― ответил тот, кого звали Квасиром по прозвищу Плевок.

Эйнар рассмеялся, хотя ничего веселого в словах Квасира не было.

– Последнее, что я слышал о Синезубом, это то, что он стал конунгом Дании и Норвегии. А Бирка принадлежит конунгу шведов, и он может обидеться, если псы Синезубого станут убивать людей в этом торговом городе.

– Никакому конунгу нет дела до Бирки. Этот город ― сам себе хозяин, ― заметил Финн Лошадиная Голова. ― А хозяин города ― Ламбиссон, от имени конунга шведов. То есть, если конунгом по-прежнему Улоф. Эйрик воевал с ним за Бирку ― это последнее, что я слышал, ― а поскольку Эйрик, кроме всего прочего, прозван Победоносным, вот вам и ответ, на кого стоит делать ставку.

В ответ раздался смех.

– Ламбиссон ― вот кто позволил людям Синезубого войти в Бирку во всеоружии, ― сказал Валкнут. ― Что подсказывает, кто ищет сокровища. Когда речь идет о деньгах, он своего не упустит.

И на это ответили невеселым смехом. Эйнар оглядел лица, увидел полуиспуганные, полукровожадные взгляды и глаза, сверкающие в красном свете огня.

– Кому охота мерзнуть на ветру, пусть мерзнет, ― он пожал плечами. ― А мы с Иллуги, Скапти и Кетилем Вороной поразмыслим об этом. Спокойно, в тепле и за элем.

Все забормотали, заспорили, мол, надо бы устроить тинг. Кто-то ― я был уверен, что Эйвинд ― сказал громко:

– Жги.

Гейр Нос Мешком сдул пену с рога со свежим элем и начал произносить стихи. Я вздрогнул, поняв, что он сочиняет вису о спасении Ульф-Агара, и, хотя знал, почему он это делает, мне хотелось, чтобы этого не было. Но споры стихли, все слушали.

Отец очутился у меня за спиной, хлопнул по плечу.

– Ты хорошо поступил.

– Я наложил в штаны ― и не раз, ― ответил я искренне. ― Мне бы подождать... но его крики, они были такими ― как бритва.

– Да, ― согласился отец, ― с ним плохо обошлись на допросе... ― Он осекся, потому что все зашумели, всем понравился особенно удачный кеннинг ― «грозный глаз змея», ― весьма остроумная игра на моем имени «Орм-Змей». И отец добавил:

– Хорошо, что Ульф ничего не соображает. Ему бы это очень не понравилось.

– Он сделал свое дело, как должно, ― возразил я. ― Прикрывал меня со спины под конец, вооруженный только раскаленным железом.

– Тогда будем надеяться, что Нос Мешком вставит это в вису, ― усмехнулся отец, потом поднял голос, поскольку Гейр смолк, чтобы промочить глотку.

– Отлично проделано, Нос Мешком. Теперь, когда в Норвегии по смерти конунга Хакона замолчал его скальд, там освободилась должность придворного стихотворца.

Гейр поднял свой рог в знак признательности, вытер губы, потом воткнул кончик рога в земляной пол, чтобы тот не упал, пока он продолжит читать стихи.

– Благодари богов, что перед нами не Эгиль Скаллагримссон, ― добавил мой отец, и я поспешно зачурался от злого глаза.

Эгиль был прославленным скальдом, но не только. Этот человек с кровавыми глазами под нависшими бровями на большой голове, по которой, и об этом все прекрасно знали, вдарь хоть молотом Тора ― даже вмятины не будет, был также безумным убийцей; никто не посмел бы подтолкнуть его под локоть, держи он в руке рог с элем.

Это напомнило мне о нашем затруднительном положении ― и о тех вопросах, которые у меня имелись.

– Кто такой Старкад? И этот Вигфус? И...

– Давай-ка не все сразу, а постепенно, ― ответил отец, пригнулся ближе, понизил голос и стал загибать свои тупые, с расщепленными ногтями пальцы. ― Старкад сын Рагнара ― один из лучших у Синезубого, муж, которого любят женщины и боятся мужчины ― такая о нем молва. Он, возможно, единственный человек, которого боится Эйнар. Стало быть, нам тоже следует его остерегаться. Хватка у него, как у хорошей собаки: коли вцепится во что зубами, то уж челюстей не разожмет, пока не убьет.

Я мрачно обдумывал это, пока отец загибал второй палец.

– Вигфус ― никто никогда не называл его как-то иначе. Разве что Щеголем ― это прозвище он ненавидит. Кажется, он всегда одевается в темное, потому что, рассказывают, не может нарядиться лучше Скапти Полутролля, и Обетное Братство уже имело с ним дело... одним словом, знаем мы таких. Ему всегда удается набрать ватагу сторонников, и все из людей жестоких, которым нельзя доверять.

– Вроде Эйнара? ― насмешливо вставил я.

Отец нахмурился и покачал головой.

– Нет, парень. Эйнар верит в клятвы; он будет их держаться. Вигфус увертлив, как змея, которой наступили на хвост. ― Он вздохнул и почесал подбородок. И прибавил угрюмо: ― Что-то в этой игре слишком много игроков.

– В какой игре? ― не понял я. ― Мы же сами не знаем, во что играем.

– Да, и я этого не знаю, ― согласился отец, потом бросил на меня косой, почти хитрый взгляд. ― Эйнар считает тебя великим мудрецом, ― продолжил он, поглаживая бороду. ― Что ты думаешь обо всем?

Я задумался. Этот конунг Синезубый что-то прослышал, и этого оказалось достаточно, чтобы он снарядил два корабля и вооруженных людей ― ему стало известно, что здесь замешано Обетное Братство, равно как и то, что они ― грозная сила в битве.

Он, должно быть, узнал об этом еще до того, как Обетное Братство пришло за мной в Вик ― а это, казалось, случилось давным-давно, в другой жизни. Я словно воочию увидел мальчишку, собирающего яйца чаек в подол рубахи, и хотя знал, что это ― я, он уже был для меня чужим человеком. За столь короткое время я стал мужчиной и человекоубийцей.

– Именно так, ― согласился отец. ― Мы были с данами из Хедебю, потом направились в Вик, поскольку он был на пути к Стратклайду. Но в Хедебю никто не распускал языка, а после мы отправились за тобой ― как только до меня дошла весточка.

– Ты в этом уверен? Я помню, Колченог говорил о сокровище Атли на берегу Стратклайда, а сколько еще народу знало в Хедебю?

Отец сложил рот куриной гузкой и провел рукой по редеющим волосам, что было достаточным ответом.

– А Вигфус? ― спросил он.

Я пожал плечами.

– Зачем Ламбиссону понадобилось Обетное Братство? Велика должна быть добыча, коли ради нее не жаль потратиться дважды ― ведь люди и корабли стоят недешево.

– А может, он старается ради того, чтобы ни мы, ни они не узнали всего о том, что он ищет ― будь то и впрямь сокровище Атли, ― только малую часть. И то, что Старкад здесь, его не очень-то радует. Не хочется ему, чтобы такие люди, как Синезубый, наложили лапу на то, что он ищет.

– А я думаю, этот Вигфус не из людей Ламбиссона. Это человек Мартина, который так стремился сохранить их встречу в тайне, что это пахнет предательством.

– Верно, ― прозвучал голос Эйнара за моей спиной, и обернувшись, я встретил его пронзительный взгляд. Скапти и Кетиль бродили среди людей, настойчиво уговаривая и хлопая по плечам. А песня Носа Мешком ― слава богам ― кончилась.

Эйнар присел на корточки рядом с нами.

– Ты опять прав, юный Орм, ― сказал он. ― Теперь, когда мы знаем участников этой игры, мы должны узнать, что это за игра.

– И ее правила, ― вставил я.

Он холодно посмотрел на меня.

– В таких играх не бывает правил.

– Никаких? ― спросил я излишне смело. ― А как насчет клятвы, которую мы дали ― разве не правило?

– Клятва, ― ответил он с тонкой улыбкой, ― это другое дело. Ты молод и еще узнаешь разницу. Я был молод когда-то и гулял сам по себе. Я рассчитывал только на себя, когда нашел товарища, которому мог доверять. А доверять я мог только тому, кто даст клятву. ― Потом он обратился к моему отцу: ― Рерик, возьми Вальгарда и тех, кого выберет Кетиль Ворона. Приготовь «Сохатого» к выходу в море.

– В бурю?

– С рассветным отливом мы должны уйти отсюда.

– Куда?

Эйнар мгновение глядел на него, потом ухмыльнулся.

– По дороге китов.

Отец провел ладонью ― на руке вены немолодые, вздутые ― по лбу, взглянул в лицо Эйнара, бледное, как камень, кивнул и встал. Он хотел напомнить о подводных рифах, но понял, что это бессмысленно. Эйнар хочет уйти ― куда угодно, ― и побыстрее.

Я заметил, что люди зашевелились, быстро и деловито укладываясь, передвигая рундуки и скарб. Некоторые снимали с себя кольчуги, что мне показалось странным.

– Это исход, ― тихо сказал мне Эйнар. ― Одни подготовят «Сохатого», другие отнесут наши пожитки в рощу Тюра, недалеко отсюда. Иллуги Годи знает путь и проводит. ― Помолчав, он продолжил: ― Мне же понадобится несколько человек, столько, чтобы не заметили в темноте. И еще, Орм Убийца Медведя. Мы заберем маленького монаха прежде, чем кто-нибудь это обнаружит.

Я заморгал и сглотнул.

Эйнар хлопнул меня по плечу.

– А пойдем мы через ворота только с нашими столовыми ножами и дружескими улыбками, дабы попытаться встретиться с Ламбиссоном и маленьким монахом ― по-доброму, по-хорошему. Конечно, как только это случится, мы уж постараемся, чтобы маленький монах не сбежал.

Я снова сглотнул.

– А Ламбиссон?

Эйнар пожал плечами, криво усмехнувшись, потом встал и, подойдя к Кетилю Вороне, тихой скороговоркой что-то приказал.

Как в тумане, я взял свой плащ, увидел, что он весь в грязи после приключений на складе, и попытался его очистить. Хотел было воспользоваться ножом, чтобы отскрести грязь, но тот застрял в ножнах. Когда же я в конце концов вытащил его, то увидел, что лезвие покрыто засохшей кровью.

Я вспомнил глаза того человека, которого убил. Тогда я не сознавал этого, стремясь освободить Ульф-Агара, но боги не забыли и заставили меня вспомнить. И я понял, что это дело рук Локи, и почувствовал, как к горлу подкатывает тошнота.

Нос Мешком усмехнулся мне, поднимая рундук и помогая Стейнтору с другим. Подмигнул, когда быстро проходил мимо. Двое других сделали из двух копий и плаща носилки, чтобы унести Ульф-Агара.

Вот тебе и герой саги: сижу, дрожа, среди суетящихся викингов, стараясь не выблевать баранину и дикий чеснок на собственные, покрытые коркой соли сапоги.

Подошел Эйнар с длинным саксом в мягких кожаных ножнах и горстью кожаных ремешков. Он отдал нож мне, потом расстегнул пояс на моей рубахе, задрал ее кверху и развязал завязки моих штанов.

Я ухватился за них, но он, усмехаясь, жестом велел мне подчиниться, под общий хохот и гиканье. А потом показал, как надо привязывать сакс к внутренней стороне бедра, под самыми ятрами. Весь красный от стыда, я остановил его и сам, как мог, проделал это, сознавая, что мой член съежился под взглядами.

– То-то женщины будут глазеть на тебя, когда сядешь, ― прогрохотал Скапти.

– Но не когда поднимешься, ― ввернул Квасир Плевок из толпы, и все заржали ― тем самым резким, кровожадным смехом людей, готовых уставиться в рыжебородое лицо Тора.

Я натянул штаны, и Эйнар кивнул. Оглядел всех и поднял руку. Почти мгновенно викинги притихли, даже ногами никто не шаркал. По знаку Эйнара все вышли, не осталось и брошенного обрывка ремня ― словно здесь никого и не было.