Текст книги "Потрошители времени"
Автор книги: Роберт Линн Асприн
Соавторы: Линда Эванс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 27 страниц)
Глава 6
Полли Николз нужно было выпить.
Битых семь часов прошло, как она пропустила последний стакан джина, вот ее и начало трясти, так ей не хватало следующего. Ну и денег в карманах тоже не было. Еще незадача: дела весь день шли хуже некуда – от Тауэра до Спиталфилдз-маркет, а оттуда аж до Айл-ов-догз. Надо же: ни одного сукина сына за весь день не сыскалось, чтобы согласился заплатить за нее цену какого-то стакана джина – нервы успокоить. Да и шмотья на продажу ради такого случая у нее не так много осталось.
На ногах у Полли были дешевые мужские башмаки с подбитыми железом подошвами. Ростовщик дал бы за них пару монет, когда бы она не срезала им верх, чтобы они налезали на опухшие ноги. Хуже того, без башмаков она не смогла бы заниматься своим ремеслом. В эту дождливую и зябкую осень она мигом бы окочурилась без башмаков.
Но, видит Бог, как ей нужно выпить…
Может, ей удастся продать свое маленькое треснувшее зеркальце. Зеркальце считалось в ночлежке большой ценностью, отчего Полли не хотелось расставаться с ним. Для женщины ее ремесла зеркало – важное орудие труда. Она нахмурилась. Что бы такого ей еще продать? Она пошарила по карманам – пусты. Зеркальце… гребень… шуршание бумаги. «Письма!» Пальцы ее чуть дрожали, когда она доставала аккуратно сложенные листки. Этот жалкий дурачок Морган все ей наврал про письма. На бумаге не было имени, только подпись. Она решила, что ей, может, и удастся узнать имя отправителя, если она переведет письма с валлийского на английский. Перевод сделал бы Полли богатой женщиной. Вот только выпить прямо сейчас это ей не помогало.
Ну, она всегда может продать часть писем, верно? Договорившись, что как только они узнают, кто их написал, они поделят прибыль по-братски. Или, может, Полли сама узнает это достаточно скоро – тогда она просто может выкупить их обратно. Скажет, что, мол, она их перевела, что Морган все сочинил и что письмам грош цена. Да, вот так она и сделает. Продаст три из четырех, получит денег на выпивку, а потом наплетет с три короба, заберет их обратно и узнает, кого ими шантажировать. Вот только кого убедить их купить?
Это должен быть кто-то, кому тоже нужны деньги – иначе на кой ему эти письма? Только это не должен быть кто-то вроде ростовщика. Нет, это должен быть кто-то, кому она доверяет и кто доверяет ей. Это ограничивало список несколькими ее друзьями, с которыми она свела дружбу на улицах. Значит, много ей не заплатят. Ну, много Полли и не нужно – чтоб хватило на несколько стаканов джина да на постель на ночь или две. Если уж на то пошло, она всегда выкупит письма, подцепив удачного клиента.
Окончательное решение, к кому из друзей подойти с этим предложением, созрело у Полли, когда она увидела на Уайтчепл-роуд Энни Чапмен. Энни Чапмен была такой же проституткой, как она сама, и деньги ей тоже были нужны. Смуглая Энни подходила для ее замысла как нельзя лучше. Энни серьезно болела, хотя по виду ее этого не было заметно. Но она медленно умирала от чахотки, которая частенько укладывала ее в больницы при работных домах, и большую часть того, что она зарабатывала на улице, ей приходилось тратить на лекарства.
Да, возможность быстро подзаработать деньжат заинтересует Энни наверняка.
– Ба, уж не Энни ли это Чапмен! – с улыбкой воскликнула она.
Подруга ее была небольшого роста, чуть больше пяти футов, но сложения крепкого, со смуглой кожей, большими голубыми глазами и замечательными зубами – Полли тоже не прочь была бы сиять такой улыбкой своим клиентам. Темные волосы Энни были волнистыми и, должно быть, очень пышными, пока ее не одолела болезнь. Нос ее, конечно, был толстоват, и в свои сорок пять ее нельзя было уже назвать красавицей, и все же она отличалась хорошим, ровным характером и пыталась держаться на плаву, хоть нищета и одолевала ее, еды не хватало, а болезнь подтачивала ее изнутри, так что ей приходилось ходить медленно – когда она вообще могла ходить.
Энни Чапмен улыбнулась ей в ответ:
– А, Полли! Как дела?
– Дела? Дела ничего, Энни, дела ничего. Но будут лучше, если удастся пропустить стаканчик-другой джина, а?
Обе благодушно посмеялись. В отличие от Полли Энни не была пьяницей, но от стаканчика рома при возможности тоже не отказывалась – как и большинство других женщин, промышлявших своим ремеслом на этих улицах.
– А скажи-ка, Энни, как твое здоровье на этой неделе?
Взгляд ее собеседницы потемнел.
– Неважно, – вполголоса призналась она чуть хрипловатым голосом. – Это все дождь да холод. Легкие как огнем горят, аж дышать тяжело.
– Я так понимаю, малость деньжат тебе не помешает, а? Может, столько, сколько хватит на то, чтоб перебраться в какое теплое местечко, подальше от Лондона?
– Да ты, милая, никак рехнулась? – добродушно усмехнулась Энни. – Нет, ты мне скажи, Полли, это как это мне заработать таких денег?
Полли подмигнула и придвинулась ближе.
– Ну, так уж вышло, что мне, может, целое состояние может оторваться. Вот мне и не терпится поделиться им. – Она показала Энни письма, достав их из кармана, и объяснила свой план – постаравшись убедить ее в том, что ей известно имя автора и что она готова поделиться прибылью только потому, что сейчас у нее туго с деньгами и ей нужно место для ночлега. Она окончила свой рассказ, и Энни недовольно посмотрела на нее.
– Но, Полли! Это же шантаж!
Подобного отклика Полли никак не ожидала и обиженно надула губы.
– А коли и так? Тот ублюдок мог и подумать наперед, прежде чем дрючить дурачка в задницу! И потом, Энни, эти ублюдки богаты как черти. А чем богата ты, а? Муж помер, болезнь мучает – ты и стоишь-то с трудом, верно? Ежели мы пойдем к магистрату, этому типу прямая дорога в тюрьму. Я ж не предлагаю вредить кому порядочному, я всего только хочу, чтоб полоумный ублюдок заплатил за грех против Господа. И уж ежели платить, что будет лучше, чем помочь больной женщине? Я тебя спрашиваю, Энни Чапмен, как лучше заплатить за грех, если не помощью женщине, что больше других в ней нуждается? Ты только подумай, Энни: довольно денег для того, чтоб уехать туда, где дождь идет не полгода подряд да где туман не душит тебя по ночам. Где даже зимой тепло. Купишь себе приличный дом с крепкой крышей, купишь еды, чтоб не болеть все время. Подумай, Энни, денег довольно, чтоб заплатить настоящему доктору да накупить лекарств, какими богатей лечатся…
Похоже, это убедило Энни: глаза ее наполнились слезами.
– Ты права, – прошептала она. – Не моя вина, что я хвораю. И не моя вина в том, что этот развратник соблазнил недоростка. Бог мой, деньги на лекарства… Теплое жилье… – Она закашлялась и пошатнулась.
Полли похлопала ее по плечу.
– Дело говоришь, Энни. Я поделюсь с тобой. Вот четыре письма. Бери три. Все, чего мне покуда нужно, – это денег, чтоб уплатить за ночлег на несколько ночей. Столько-то у тебя найдется, Энни? Несколько пенсов сейчас… и остаток жизни в тепле да мягкой постели, а?
Энни порылась в карманах.
– Ну, мне-то на ночлег нынче хватит, – пробормотала она, выуживая несколько монет. – Видишь, у меня вышел удачный день – заработала столько, что за неделю вперед уплатила. Вот. – Она протянула Полли шиллинг. – Выходит по четыре пенса за письмо. Хватит? – нетерпеливо спросила она.
Полли Николз с трудом удержалась, чтобы не выхватить шиллинг из рук у Энни. Шиллинга хватило бы на четыре столь желанных полных стакана джина.
– Ох, Энни, еще как хватит! – Она приняла шиллинг и протянула той три драгоценных письма. – А это тебе, милая, – три билета в жизнь, что ты заслужила.
Энни обняла ее. Полли даже покраснела.
– Я тебе этого не забуду, Энни. И мы пошлем письмо этому гадкому мистеру Эдди вместе, ладно? Завтра, Энни. Встретимся завтра в «Британии» и сочиним славненькое письмецо мистеру Эдди и пошлем его. Ты образованнее меня, вот ты и напишешь все как надо, а?
До завтра она уж как-нибудь найдет кого, чтобы перевести оставшееся письмо, и сдержит обещание. Ну, она даже может оставить одно письмо Энни – не обязательно же выкупать все три.
Энни улыбнулась ей покрасневшими от слез глазами.
– Ты настоящая подруга, Полли, да хранит тебя Бог!
Они распрощались. Энни убрала в карман три письма, а Полли – одно оставшееся и драгоценный шиллинг. Полли расплылась в улыбке, а потом направилась в ближайший кабак со скоростью, которую позволяли ей ее подбитые железом башмаки. Ей ужасно нужно было выпить.
За удачную сделку!
* * *
Скитер сам не знал точно, что он высматривал по сторонам, переминаясь с ноги на ногу в очереди ожидавших работы носильщиков у Британских Врат. Но Британские были первыми Вратами, которые отворялись со времени исчезновения Йаниры. Если бы Скитер похитил кого-то, не уступающего в мировой известности Йанире Кассондре, и если бы его замысел не ограничивался простым убийством, он наверняка пытался бы протащить ее через первые же открывавшиеся Врата.
Во-первых, мучить жертву гораздо проще где-нибудь в Нижнем Времени. Там меньше вероятности, что кто-нибудь услышит, а если услышит, то скорее всего не обратит внимания на крики. И если ее похититель был тем, кто сбил ее с ног, спасая от пули убийцы, если он и впрямь заинтересован в том, чтобы она осталась жива, тогда ему просто необходимо вытащить ее со станции. Слишком много людей имели возможность напасть на Йаниру на ВВ-86 – даже если ее спаситель и прятал ее. В замкнутом мирке вроде Ла-ла-ландии ни один секрет не сохранится достаточно долго. Тем более если это похищение кого-то столь любимого всеми и заметного, как Йанира.
Поэтому Скитер прекратил поиски на станции, напялил бесформенную рубаху рабочего и обтягивающие штаны викторианской эпохи – стандартную одежду всех носильщиков «Путешествий во времени», обслуживавших Британские Врата, – и, как и планировалось, приступил к работе. Как планировалось Йанирой… Он не мог думать об этом, не мог жить с этим страхом и жгучей злостью – не мог, если не хотел пропустить малейшую зацепку, способную выдать похитителя.
Все время, пока вереницы нагруженных портье тянулись от гостиниц по Общему залу, его не оставляли размышления о том, как можно надеяться благополучно протащить кого-либо тайком через Врата. Обыкновенно сами туристы несли не больше поклажи, чем разрешается взять с собой в салон авиалайнера, а это означало – тут Скитер со вздохом окинул взглядом скопление багажных тележек у входа в зону регистрации, – что тащить все эти сундуки, саквояжи и портмоне от дверей гостиницы до места назначения в Нижнем Времени придется носильщикам. Причем тащить через Врата, которые отворяются только на определенную ширину и на определенное время.
Неаккуратное обращение с багажом, порча и утеря имущества уже послужили за последние несколько месяцев причиной увольнения не одного носильщика, не говоря уже о четырех менеджерах по работе с персоналом. Поэтому Целозиа Энио, занимавшая эту должность в настоящее время, не относилась к тем женщинам, которые терпят чьи-либо оплошности, тем более в это историческое открытие Британских. Это было для Шангри-ла настоящим событием: официальное открытие Потрошительского сезона. Соответственно и все разговоры крутились вокруг этой темы.
– Мне плевать, что говорят эти эксперты, – говорила строго одетая дама, ожидавшая своей очереди у стойки регистрации. – Я думаю, это тот хирург-цирюльник, двоеженец. Джордж Чапмен.
Ее спутница, столь же суровая дама с неряшливыми седеющими волосами, поморщилась.
– Чапмен? Его настоящее имя Северин Клосовски, так, кажется? Не думаю, чтобы это был он.
– Почему? Инспектор Эбберлайн считал его кандидатуру одной из самых вероятных. Клосовски убил множество женщин. Жен, служанок, подружек…
– Правильно, дорогая моя, но он не использовал для этого нож. Он их травил. Потрошитель действовал грязнее. Клосовски убивал своих женщин, когда те начинали ему мешать. Или когда содержание их начинало обходиться ему слишком дорого. Джек-Потрошитель убивал только ради удовольствия.
Стоявший за этой парой человечек ученого вида в поношенном костюме втолковывал пухлой женщине с бегающими глазками:
– Серийному убийце нужно покарать женщину или женщин, которых он ненавидит в своей личной жизни, но не может с ними ничего поделать. Эту ненависть он переносит на другие, более уязвимые жертвы. Джек-Потрошитель перенес ее на проституток лондонского Ист-Энда. Вот почему это не мог быть Клосовски, – добавил он, кивнув в сторону двух строго одетых женщин перед ними. – Лично я склонен думать, что это был член Ложи Мистиков, канадец Уэнтворт Белл Смит. Он следил за падшими женщинами в башмаках на резиновой подошве, то и дело меняя одежды. Клянусь своей репутацией, это был Белл Смит…
Ближайшая из склонявшихся к кандидатуре Чапмена дам сердито покосилась на него.
– Убийца, чьи убийства доказаны, – более вероятный убийца! – настаивала она, явно отказываясь внять фактам. – Помяни мои слова, Клавдия, – повернулась она к своей подруге. – Чапмен или Клосовски, зови его, как тебе больше нравится, но Потрошителем окажется именно он! Я в этом убеждена…
Тем временем на огромном телеэкране продолжалась ученая дискуссия.
– …достаточно стандартное поведение, – говорил инспектор Скотланд-Ярда Конрой Мелвин, беседовавший в студии с членом группы наблюдателей Павлом Костенко, – для маньяка-убийцы мужского пола. Преступник видит в проститутках более доступный аналог женщин из своего окружения, напасть на которых он бессилен.
– Совершенно верно, – кивнул д-р Костенко. – И помимо этого, проститутка представляет собой тип падшей женщины. К тому же проститутки, – со вздохом добавил он, – были и до сих пор остаются наиболее доступной для подобного убийцы жертвой. Добавьте к этому существовавшую во все времена у полиции тенденцию рассматривать убийство проститутки как менее важное по сравнению с убийством «добродетельной» женщины…
Скитер побыстрее выкинул дискуссию из головы и, крякнув, поднял тяжелый дорожный сундук. Сундуки, саквояжи, чемоданы и сумки сменяли друг друга до тех пор, пока у него не заныла спина. Прибывающий багаж скапливался горой перед недавно смонтированным транспортером, который наконец-то раскачалось установить новое начальство. Скитер покосился на перрон Врат, расположенный пятью уровнями выше. Хвала Господу и новому менеджеру за транспортер. Некоторые сундуки весили больше самого Скитера. Гораздо больше. Он перевел взгляд на ведущие наверх ажурные лесенки и еще раз возблагодарил Бога за транспортер.
Собственно, Британские Врата располагались на станции выше остальных туристских Врат. Когда они отворялись, туристам приходилось карабкаться на массивную стальную платформу, висевшую под самыми балками и фермами потолка. До постройки этого транспортера носильщикам приходилось тащить весь багаж на эту высоту на собственном горбу, задыхаясь и потея, чтобы успеть до того момента, когда зияющее отверстие Врат растворится в воздухе.
– Черт, – пробормотал Скитер, подхватывая за брезентовые лямки очередной сундук и таща его к транспортеру. – Чего они напихали в этих монстров? Урановые слитки?
Другой носильщик, парень из Нижнего Времени, сочувственно подмигнул Скитеру:
– Они проведут в Лондоне всего восемь дней. И помяни мои слова, они привезут обратно вдвое больше, чем тащат туда!
Разумеется, так оно и будет. Нагрузятся сувенирами выше крыши – все, даже вон тот сопливый мальчишка. Его родителям пришлось выложить кругленькую сумму – «Путешествия во времени, Инкорпорейтед» драли за детские билеты втридорога, особенно после того, как несколько детей во время туристских туров с других станций ухитрились отбиться от своих групп с роковыми для себя последствиями. Брать детей в путешествие во времени все равно что держать бензин рядом с открытым огнем. Тем не менее родители продолжали брать своих отпрысков с собой, и даже опасность, не говоря уже о запредельных ценах на детские билеты, их не останавливала. С другой стороны, многие просто оставляли их на время тура на станции, где те прогуливали школу, вовсю наслаждаясь новым для них фантастическим миром.
Скитер взялся за новый саквояж. Почему, спрашивается, кто-то тащит своих детей в самый разгар Потрошительского ужаса? Впрочем, он мог себе представить. «Мои летние каникулы, или как серийный убийца резал женщин, зарабатывавших себе на жизнь тем, что спали с чужими дядями…» К тому же дети теперь взрослеют не в пример быстрее прежнего.
– Ну же, Джексон, – рявкнул чей-то сердитый голос прямо ему в ухо. – Что спишь на ходу? Валяй шевелись! У вас здесь и так затор из багажных тележек, а ведь на подходе новые.
Скитер повернулся и оказался лицом к лицу со своей новой начальницей, смотревшей на него нехорошим, подозрительным взглядом. Он подавил желание послать ее подальше и изобразил на лице полное послушание.
– Слушаюсь, мэм! – выпалил он.
Как можно работать быстрее транспортера, он представлял себе довольно смутно, но все равно постарался. Он опустошил стоявшую перед ним тележку и оттолкнул ее в сторону, чтобы на ее место закатили другую. Минуту-другую Целозиа Энио продолжала внимательно следить за его работой, потом двинулась дальше искать новую жертву. Хорошо еще, что она относилась с такой строгостью ко всем без исключения. Ее можно было понять: после впечатляющего списка из четырех ее уволенных предшественников с каждым открытием Врат она из кожи вон лезла, чтобы это открытие не оказалось для нее последним. Скитер мог ей только посочувствовать. Не слишком, конечно, – любая грубость заслуживала некоторого наказания. И все же…
Разумеется, думал Скитер, с кряхтеньем ставя на ленту транспортера новый чемодан, по этой логике он тоже будет руками и ногами держаться за свою работу, когда ему исполнится черт-те сколько лет. «Ну, по крайней мере я не держался заносчиво с теми, кого обдирал как липку…» Видит Бог, юн был чрезвычайно вежливым вором. Впрочем, он больше не вор – благодаря Маркусу и Йанире.
Скитер смахнул пот со лба и постарался отогнать чувство неприятной тяжести в груди. Уж Маркус-то мог доверять Скитеру? После всего, что пережил Скитер в Древнем Риме, после того смертельно опасного поединка на арене Большого Цирка, после вызволения Маркуса из рабства тот мог бы доверять ему достаточно, чтобы хотя бы передать весточку, что они живы. Кто бы ни пытался убить их с Йанирой, он должен был знать, что уж Скитер-то не предаст его самого и его дочерей, верно?
Он стиснул зубы от бессилия. Если бы кто-то пытался застрелить его жену, если бы он, придя за своими дочерьми в детский сад, обнаружил бы там вооруженных громил, пытающихся похитить их, – рискнул бы он довериться кому-то? Хотя бы потому, что за другом, пытающимся помочь, тоже могут следить? Скитер знал, что не рискнул бы. Одно дело, если бы это касалось его одного; совсем другое – когда это ставит под угрозу любимых людей. Эта мысль причиняла боль, хоть умом он и понимал причины молчания. Дочки Маркуса были совсем еще маленькими: Артемисии не исполнилось еще четырех, Геласии было чуть больше года. Маркусу не удалось бы прятать их на станции длительное время – несомненно, безликие ублюдки, пытавшиеся убить их, на это и рассчитывали. Окажись Скитер на месте Маркуса, он бы сделал все, чтобы убраться со станции. Сквозь любые отворившиеся Врата.
Скитер взялся за ручку очередного сундука и сунул его на транспортер, очень жалея о том, что не может добраться до того, кто утащил Йаниру из той потасовки. Наверняка все было подстроено. Организовать всеобщее смятение, пристрелить ее под шумок… Вот только кто-то сорвал эту попытку. Кто утащил ее? Стрелявший? И зачем? Прикончить ее в тихой обстановке, в свое удовольствие? Или для чего-то еще? Скитера мучили эти вопросы без ответов, но не думать над ними он тоже не мог. Слишком многим он был ей обязан.
Скитер снова смахнул пот со лба. Еще несколько минут, одернул он себя. Еще несколько минут, и Врата отворятся, весь этот чертов хлам окажется по ту их сторону, и он сможет вернуться на станцию, чтобы прочесать ее самым мелким гребнем, когда-либо изобретенным человечеством.
А пока…
Созерцание балагана, творившегося за барьерами, помогло ему чуть отвлечься от этих мыслей, а наблюдение за находившимися по эту сторону барьера туристами заняло оставшуюся часть сознания. Он внимательно вглядывался в лица, высматривая хоть какие-то зацепки, хоть какие-то черты сходства с тем большеглазым юнцом, что стрелял из допотопного пистолета. Зеваки обступили зону регистрации такой плотной толпой, что полицейским пришлось образовать живой коридор, чтобы туристы, гиды, сотрудники «Путешествий» и носильщики могли прорваться на посадку. Шум стоял неописуемый. Стая обезьян не шла бы ни в какое сравнение с теми представителями рода человеческого, что столпились сейчас на Вокзале Виктория. И уж конечно, каждый из них мечтал о том, как будет с гордостью рассказывать когда-нибудь своим внукам: «Да, дети. Я был там. Я сам видел, как отправлялся первый „Потрошительский тур“, и, уж поверьте старику, это было нечто…»
Это и впрямь было нечто.
Не родились, наверное, еще слова, способные доподлинно описать наэлектризованный ожиданием воздух, предвкушение исторического события, которое вот-вот свершится у тебя на глазах. Вообще-то Скитер любил возбуждение, даже искал его. Но это… Было в таком возбуждении что-то извращенное, это даже Скитер ощущал, а уж его, Скитера Джексона, моральный кодекс, формировавшийся в юртах монголов-якка, далеко не во всем совпадал с общепринятым. Интересно, что же будет твориться через неделю, в следующее открытие Врат? Когда все эти люди, а с ними еще сотня-другая вновь прибывших столпятся здесь, чтобы узнать, кто все-таки этот злодей?
Может быть, после того, как он протащит весь этот багаж сквозь Британские и вернется на станцию искать Йаниру, ему подрядиться носильщиком на пару недель в Денвер – чтобы глаза его не смотрели на всю эту мерзость? Врата Дикого Запада открываются завтра, а носильщиков в «Путешествиях» всегда не хватает. Вот бы только отыскать к этому времени Йаниру, и Маркуса, и Артемисию, и хохотушку Геласию…
«Если бы только!..»
Невыносимее всего были неизвестность и беспомощность. Ему не терпелось разделаться с этой работой, чтобы вернуться к поискам. Скитер еще раз вгляделся в толпу, на этот раз высматривая в ней кого-нибудь из Найденных. Любая новость лучше неизвестности. Увы, он не увидел там ни одного выходца из Нижнего Времени, если не считать тех, что таскали багаж. А это означало, что поиски пока не увенчались успехом.
Господи, да когда же наконец отворятся эти чертовы Врата?
Он покосился на огромное табло под потолком: пять минут. Судя по тому, как медленно тянулось время, табло вполне могло бы показывать и пять лет.
– Джексон! Тебе что, сортиры чистить больше нравится?
Он вздрогнул так сильно, что едва не уронил саквояж. Губы свирепо глядевшей на него Целозии Энио сжались в угрожающую линию.
– Извините, мэм, – пробормотал он. – Я только надеялся, вдруг подойдет кто-то с вестями насчет Йаниры?
– Мы все переживаем! Только этим Вратам начхать, пропал кто-то или нашелся. Нам нужно успеть протащить это, – она ткнула пальцем в продолжавшую расти груду багажа, – сквозь Врата, иначе какой-нибудь миллионер получит твою голову на блюдечке с голубой каемочкой за то, что ему придется покупать себе новый гардероб. Переживай за своих друзей в свободное от работы время. Или, ей-богу, у тебя этого свободного времени будет более чем достаточно!
По-своему, с прагматической точки зрения, она была совершенно права. Впрочем, стоило ей отвернуться, чтобы обрушиться на кого-то другого, как он показал ей вслед язык и снял с перегруженной тележки новый саквояж. У транспортера скопилась уже пугающих размеров гора. Скитер хмуро покосился на багаж, проклиная «Путешествия во времени» за неумеренную жадность. Ничего удивительного в том, что четверым прошлым менеджерам так и не удалось справиться с пропускной способностью Врат. Просто «Путешествия» посылали сквозь них слишком много туристов.
Не говоря уже о количестве сундуков на одного туриста.
Если он не сбился со счета, пять последних сундуков и три саквояжа принадлежали одному и тому же типу – Бенни Катлину, кем бы он ни был. Богат как крез наверняка, если может позволить себе тащить столько барахла в одном направлении. Лента транспортера со скрежетом ожила, унося наверх первые предметы. Скитер огляделся по сторонам в поисках начальницы. Энио видно не было, но взгляд его перехватил начальник смены.
– Ступай наверх, Джексон, – буркнул он. – Поможешь снимать этот хлам с транспортера.
– Слушаюсь, сэр!
Подъем к Британским Вратам был не из легких, особенно после того веса, что он перекидал за последние несколько минут, зато вид открывался впечатляющий. Прямо под его ногами простирался Общий зал – все пять этажей, буйство звуков и красок. Туристы в исторических нарядах казались отсюда разноцветными жуками, попавшими в водоворот текущей по нему реки. Огромные транспаранты – яркие ленты праздничных окрасок – развевались в воздухе, свешиваясь с галерей и балконов, возвещая об открытии Потрошительского сезона. Головоломная паутина мостков и переходов перекидывалась с одного края зала на другой – одни опирались на стальные опоры, другие подвешивались к уходящим в полумрак перекрытия тросам. Шум сотен людских глоток накатывал на платформу подобно рокоту морского прибоя.
И все это перекрывал голос вокзального диктора:
– Внимание. До открытия Врат номер два осталось две минуты…
Наверху ленты транспортера появился первый сундук и с лязгом хлопнулся на приемную площадку. Скитер занял место в череде носильщиков, перетаскивавших багаж на перрон. Со всех сторон перрон огораживался металлическими перилами, и только с одной стороны вместо них виднелись широкие створки ворот. Впрочем, до самого момента открытия Британских Врат за створками этими не было ничего, кроме стофутового обрыва вниз, на брусчатку Вокзала Виктория, поэтому Скитер, несмотря на перила, старался держаться подальше от края площадки.
Тем временем в дальнем углу платформы ожил второй транспортер с лентой, бегущей вниз, – это Целозиа Энио испытывала новую систему, чтобы к появлению возвращающихся из Лондона туристов, а главное, их багажа, все было в полной готовности. Однако Скитер был настолько поглощен своей работой, что открытие Врат застало его врасплох. Волна пронизывающего до мозга костей инфразвука заставила его подпрыгнуть; руки инстинктивно дернулись вверх прикрыть уши, хотя умом он и понимал, что это бесполезно. Он оглянулся – и ахнул,
В центре клубка разреженного воздуха у края перрона вспыхнул калейдоскоп мерцающих красок. Цвета переливались как на пятне разлитого по воде бензина или как блики солнечного света на лоснящемся оперении ворона. Волосы на руках у Скитера встали дыбом. Вообще-то он видел отворяющиеся Врата не одну сотню раз, а сквозь некоторые проходил сам – когда у него случались деньги на тур или когда обманом уговаривал кого-нибудь взять его с собой. Однако ему ни разу еще не доводилось находиться от Британских Врат так близко, как теперь, во время захватывающего дух открытия на высоте сотни футов над полом Общего зала.
Снизу до перрона доносились охи и ахи потрясенных зрителей. В самой середине водоворота переливающихся красок возникло пятно абсолютной, непроницаемой черноты – дыра во времени, дыра в реальности… Что-то больно ударило Скитера в локоть. Он ойкнул, отпрыгнул в сторону, потом опомнился и схватился за ручку соскальзывавшего на него с груды багажа сундука. Следовавший за сундуком по ленте транспортера саквояж свалился на его крышку, соскользнул с нее и со стуком шмякнулся на стальной пол.
Скитер смахнул рукавом пот со лба, выпрямился и принялся укладывать багаж в новую кучу, время от времени косясь в сторону отворявшихся Врат. Чернота расползалась до тех пор, пока не растянулась во всю ширину перрона. С лестницы появился запыхавшийся от подъема гид «Путешествий» и распахнул створки ворот.
В глубине черноты возникло какое-то движение, и появился первый из возвращавшихся. Казалось, он несется на них со скоростью взбесившегося курьерского поезда – Скитер с трудом подавил острое желание отпрыгнуть в сторону. Движение замедлилось, и джентльмен в дорогом вечернем костюме, поверх которого был накинут мокрый макинтош, чинно ступил на перрон и повернулся, чтобы помочь следующим. Мужчины и женщины в шелках и изысканных костюмах стряхивали воду со своих допотопных зонтиков и тяжелых плащей. Многие оживленно болтали, хотя кое-кто шел, пошатываясь. Гиды в одежде прислуги конца девятнадцатого века или в рванье рабочего люда помогали пройти сквозь Врата тем, кто чувствовал себя хуже всего. Следом за ними, натоптав на перрон уличной грязи, ввалилась толпа носильщиков, устремившихся со своей поклажей к транспортеру. Навстречу спускавшимся по другой лестнице торопились отбывающие туристы. Скитер работал не покладая рук, перетаскивая прибывшие из Нижнего Времени сундуки на транспортер в попытке расчистить завал из багажа у самых Врат. Наконец последний вернувшийся турист вывалился из Врат, и в освободившуюся черноту устремились, возбужденно хихикая, отбывающие. Почти каждая дама, делая шаг с края перрона, взвизгивала: подсознание продолжало убеждать их в том, что перед ними все еще стофутовый провал.
– Принимайтесь за багаж отбывающих!
Вместе с дюжиной других носильщиков Скитер послушно переключился на новую задачу. Шатаясь под весом своей ноши, он провалился сквозь Врата и оказался под дождем, в небольшом садике. Темнело. Раскисшая земля под ногами была разбита сотней ног. Рядом виднелась мощенная камнем дорожка, но она была забита туристами, гидами и персоналом Врат. Носильщикам просто некогда было ждать, пока те освободят им место. Стараясь не отставать от коллег, уже знавших дорогу в этих краях, Скитер поплелся по мокрой траве к дому. Ледяной дождь мгновенно промочил его насквозь. Он поставил багаж у задней двери трехэтажного дома и рванул через открытые Врата обратно за следующей порцией. Кружилась голова: сказывалась потеря ориентации при прохождении Врат.
Он снова оказался на перроне; грязные подошвы скользили по металлическому настилу. Скитер взмахнул руками, сохраняя равновесие, и врезался в груду багажа, которая только выросла за время его отсутствия. Венчавший ее огромный сундук наклонился и пополз вниз, по направлению к краю перрона. Угол его выполз за пределы Врат и свесился с платформы, откуда ему была прямая дорога вниз, со стофутовой высоты. Скитер застыл на месте, припав на разбитую коленку, а вокруг него послышались крики и ругательства. Потом кто-то пулей проскочил мимо него и ухватил сундук за ручку прежде, чем тот успел сползти еще дальше.
