Текст книги "Зеленая угроза"

Автор книги: Роберт Ладлэм

Соавторы: Патрик Ларкин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 31 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

Глава 2
Белый дом, Вашингтон, округ Колумбия

Необыкновенно красивые часы, сделанные еще в восемнадцатом веке, висевшие на одной из изогнутых стен Овального кабинета, мягко прозвонили полдень. Снаружи сплошной стеной хлестал с темно-серого неба холодный дождь, струи сбегали по стеклам высоких окон, выходивших на Южный газон. Что бы там ни говорил календарь, в столице Соединенных Штатов уже явственно проявлялись признаки приближения зимы.

Огни люстры отражались во вставленных в титановую оправу стеклах очков для чтения президента США Самьюэля Адамса Кастильи, листавшего только что полученную сверхсекретную сводку данных разведывательных служб по поводу степени угрозы национальной безопасности. Его лицо постепенно мрачнело. Он окинул взглядом большой, простой с виду сосновый стол в сельском стиле, который использовал вместо обычного письменного стола, и поднял глаза на людей, находившихся по другую сторону. Его голос прозвучал спокойно, но собеседники знали, что это спокойствие обманчиво.

– Позвольте мне удостовериться в том, что я правильно понимаю вас, господа. Неужели вы серьезно предлагаете мне отменить мою речь в Теллеровском институте? Причем всего за три дня до назначенного срока?

– Совершенно верно, мистер президент. Ваша предстоящая поездка в Санта-Фе грозит слишком большой, неприемлемо большой опасностью, – монотонно произнес Дэвид Хансон, недавно назначенный директор Центрального разведывательного управления. Мгновением позже Роберт Зеллер, исполняющий обязанности директора ФБР, энергично подтвердил его слова.

Кастилья окинул взглядом обоих мужчин, задержавшись на мгновение на лице Хансона. Глава ЦРУ казался более внушительным, несмотря даже на то, что внешне куда больше походил на хрупкого и кроткого профессора колледжа 1950-х годов – это впечатление дополнял галстук-бабочка, – чем на грозного руководителя тайных войн и специальных операций.

Его коллега Боб Зеллер из ФБР хотя и был вполне достойным человеком, но не имел шансов вынырнуть на поверхность из глубин постоянно бушующего в Вашингтоне моря политических интриг. Высокий и широкоплечий, Зеллер хорошо смотрелся на телеэкране, но ему определенно не стоило переезжать в Вашингтон из Атланты, где он занимал должность генерального прокурора штата. И, пожалуй, даже временно, пока персонал Белого дома искал постоянного человека на это место. Но, по крайней мере, бывший полузащитник футбольной команды ВМФ, проработавший много лет государственным обвинителем, хорошо знал свои слабости. На совещаниях он, по большей части, держал рот на замке и открывал его лишь для того, чтобы поддержать тех, кто, по его мнению, обладал большим влиянием.

Хансон был совершенно другим человеком. Помимо всего прочего, ветеран Управления имел огромный опыт разыгрывания шахматных партий с участием самых могущественных политических сил. За долгий срок своего пребывания на посту начальника Оперативного отдела ЦРУ он создал прочную базу поддержки из членов комитетов по разведке Белого дома и Сената. Очень многие из влиятельных конгрессменов и сенаторов полагали, что Дэвид Хансон способен удержаться на поверхности в любой ситуации. Это открывало ему широкое пространство для маневра, вплоть до того, что он даже мог позволить себе возражать президенту, который только что поставил его во главе всего ЦРУ.

Кастилья постучал по сброшюрованной стопке бумаги толстым указательным пальцем.

– Я вижу в этом документе очень много предположений. А вот чего не вижу, так это твердых фактов. – Он прочитал вслух: – «Полученные из перехватов сведения неконкретного, но существенного характера указывают на то, что радикальные элементы, присутствующие среди демонстраторов в Санта-Фе, могут планировать силовые акции против Теллеровского института или даже против лично президента».

Он снял очки и снова взглянул на руководителей разведки.

– Не хотите перевести это на простой английский язык, Дэвид?

– Мы заметили нарастание количества упоминаний о вашей поездке в Санта-Фе и в Интернете, и в тех телефонных разговорах, которые мы держим под контролем. Вновь и вновь встречаются очень подозрительные фразы, касающиеся запланированного сборища. Идут постоянные разговоры о «важном событии» или «веселье у Теллера», – сказал руководитель ЦРУ. – Мои люди слышат то же самое и за границей. Те же сведения есть у Агентства национальной безопасности. А ФБР получает такую же информацию здесь, дома. Верно, Боб?

Зеллер кивнул с серьезным видом.

– Значит, из-за вот этого ваши аналитики исходят такой пеной? – Кастилья покачал головой; слова директора ЦРУ явно не впечатлили его. – Из-за того, что люди по электронной почте пишут друг другу о том, что собираются принять участие в политическом протесте? – Он громко фыркнул. – Помилуй бог, любое мероприятие, на которое могут собраться тридцать-сорок тысяч человек, да еще в такой глуши, как окрестности Санта-Фе, на самом деле можно с полнейшим правом назвать важным событием! В конце концов, Нью-Мексико – это мои места, и я очень сомневаюсь, что хотя бы половина из тех, кто сегодня так яростно протестует, придет слушать мою речь, чему бы я ее ни посвятил.

– Когда подобные разговоры ведут члены «Сьерра-клуба» или «Федерации девственной природы», я не особенно волнуюсь, – мягко ответил Хансон. – Но даже самые простые слова могут приобретать совсем другие значения, когда их используют некоторые опасные группировки и индивидуумы. Смертельные значения.

– Вы говорите о так называемых «радикальных элементах»?

– Да, сэр.

– И что же представляют из себя эти опасные люди?

– По большей части они так или иначе связаны с Движением Лазаря, мистер президент, – осторожно подбирая слова, сказал Хансон.

Кастилья нахмурился.

– Дэвид, вы опять завели свою старую песню.

Его собеседник пожал плечами.

– Что поделать, сэр. Но правда не становится ни на йоту менее верной от того, что она горька. Если рассматривать нашу последнюю информацию о Движении Лазаря в целом, она производит чрезвычайно тревожное впечатление. Движение дает метастазы, и то, что еще недавно представляло собой относительно мирный политический и экологический союз, быстро превращается в нечто гораздо более тайное, опасное и смертоносное. – Он посмотрел через стол на президента. – Я знаю, что вы знакомы со сводками о наблюдении и различных перехватах информации. И с нашим анализом всего этого.

Кастилья медленно кивнул. ФБР, ЦРУ и другие федеральные спецслужбы держали под неотрывным наблюдением довольно много различных организаций, групп и отдельных людей. С ростом глобального терроризма и распространением технологий, позволяющих создавать химическое, биологическое и ядерное оружие, никто в Вашингтоне не хотел испытывать судьбу и подвергать страну опасности неожиданной встречи с неизвестным врагом.

– В таком случае позвольте мне говорить прямо, сэр, – продолжал Хансон. – Мы считаем, что Движение Лазаря с недавних пор решило бороться за достижение своих целей путем насилия и терроризма. Его риторика делается все более и более злобной, параноидальной, исполненной глубокой ненависти, нацеленной на тех, кого лазаристы считают своими врагами. – Директор ЦРУ пододвинул к президенту через сосновый стол еще один лист бумаги. – Это лишь один пример.

Кастилья надел очки и молча просмотрел бумагу. Его губы искривились от искреннего отвращения. Лист являлся распечаткой страницы с сайта Движения Лазаря, и половину его содержания представляли крохотные – чуть больше ногтя большого пальца – фотографии гротескно изогнувшихся и искалеченных трупов. Огромный заголовок-шапка наверху извещал: «ИСТРЕБЛЕНИЕ НЕВИННЫХ ЛЮДЕЙ В КУШАСЕ». Текст между фотографиями утверждал, что в убийстве всех жителей деревни в Зимбабве виновны или «эскадроны смерти», финансируемые корпорациями, или «наемники, вооруженные американским правительством». В статье говорилось, что чудовищное преступление явилось частью тайного плана по срыву попыток Движения Лазаря оживить традиционное африканское сельское хозяйство, поскольку они являются серьезной угрозой для американской монополии на пестициды и генетически измененные культуры. Страница закачивалась призывом расправиться с теми, кто «стремится уничтожить Землю и всех, кто любит ее».

Президент бросил листок на стол.

– Это надо же – выдумать такую чушь!

– Совершенно с вами согласен. – Хансон взял распечатку и убрал ее в портфель. – Однако это очень эффективная чушь. По крайней мере, для заранее избранной целевой аудитории.

– Вы, надеюсь, послали людей в Зимбабве, чтобы выяснить, что же на самом деле произошло в этой Кушасе? – спросил Кастилья.

Директор ЦРУ покачал головой.

– Это было бы чрезвычайно трудно, мистер президент. Без разрешения от их правительства, которое, скорее всего, не дало бы его, поскольку настроено враждебно по отношению к нам, мы должны были бы провести все расследование тайно. Но даже и при благоприятном стечении обстоятельств нам вряд ли удалось бы как следует прояснить картину. Зимбабве – это нищая страна, в которой уже много лет идут гражданские войны. Этих несчастных крестьян мог убить кто угодно – от правительственных отрядов до помешанных бандитов.

– Черт возьми, – пробормотал Кастилья. – А если бы там поймали наших людей, без разрешения проводящих расследование, то все решили бы, что мы были причастны к этой резне и теперь пытаемся замести следы.

– В этом и заключается главная проблема, сэр, – спокойно согласился Хансон. – Но независимо от того, что на самом деле произошло в Кушасе, совершенно ясно одно: лидеры Движения Лазаря использовали этот инцидент для того, чтобы передвинуть своих последователей на более радикальную позицию, подготовить их к более прямым и даже насильственным действиям против наших союзников и нас.

– Проклятье, если бы вы только знали, как же мне все это неприятно, – проворчал Кастилья. Он подался вперед. – Не забывайте, что я знаком со многими из основателей Движения Лазаря. Это уважаемые люди, борцы за сохранение окружающей среды, ученые, писатели… даже несколько политиков. Они хотели сохранить Землю, вернуть ее к жизни. Я не согласен с большей частью их программы, но это были хорошие люди. Благородные люди.

– И где же они теперь, сэр? – все так же спокойно спросил глава ЦРУ. – Основателей Движения Лазаря было девять. Шестеро из них умерли или от естественных причин, или при подозрительно эффектных несчастных случаях. Еще трое пропали без вести. – Он сделал паузу и посмотрел на Кастилью. – Включая Дзиндзиро Номуру.

– Да, – твердо ответил президент.

Он бросил взгляд на одну из фотографий, стоявших в углу его стола. Она относилась к первому сроку его пребывания на посту губернатора Нью-Мексико; на снимке он раскланивался с невысоким пожилым японцем Дзиндзиро Номурой. Номура был видным членом парламента Японии. Их дружба, основой которой явились высокая оценка обоими благородного вкуса солодового шотландского виски и любовь к разговорам напрямую, пережила уход Номуры из политики и переход в куда более крикливые ряды борцов за экологию.

Двенадцать месяцев тому назад Дзиндзиро Номура исчез во время поездки на спонсируемое Движением Лазаря массовое собрание в Таиланде. Его сын Хидео, председатель правления и исполнительный директор «Номура фарматех», обратился к американцам за помощью в розыске отца. Кастилья не заставил себя уговаривать. На протяжении многих недель специальная группа оперативников ЦРУ прочесывала улицы и глухие переулки Бангкока. Президент подключил к поискам старого друга даже сверхсекретные спутники-шпионы Агентства национальной безопасности, для чего потребовался серьезный нажим. Но выяснить так ничего и не удалось. Никто не потребовал выкупа. Мертвое тело найдено не было. Не нашли вообще никаких улик. Последний из основателей Движения Лазаря исчез без следа.

Фотография оставалась на столе Кастильи как напоминание о том, что его огромная власть тоже имеет пределы.

Кастилья вздохнул и снова повернулся к двоим руководителям разведывательных служб, сидевшим перед ним.

– Хорошо. Я, похоже, понимаю, что вы имеете в виду. Лидеры, которых я знал и которым доверял, мертвы или бесследно исчезли.

– Совершенно верно, мистер президент.

– Следовательно, стоящая перед нами проблема заключается в том, что мы не знаем, кто управляет Движением Лазаря теперь, – мрачно сказал Кастилья. – Пожалуй, Дэвид, стоит на этом задержаться. После исчезновения Дзиндзиро я одобрил ваше предложение о создании специальной межведомственной группы для работы с Движением, хотя мне очень не хотелось этого делать. Удалось вашим людям хоть что-то узнать о его нынешнем руководстве?

– Практически ничего, – неохотно признался Хансон. – Даже после нескольких месяцев интенсивной работы. – Он развел руками. – Мы почти уверены, что власть сосредоточена в руках одного человека, предположительно мужчины, который называет себя Лазарем… но нам неизвестны ни его настоящее имя, ни его внешность, ни его местонахождение.

– Это неудовлетворительный результат, – сухо прокомментировал Кастилья. – Думаю, будет лучше, если вы перестанете рассказывать мне о том, чего вы не знаете, и сосредоточитесь на том, что вам известно. – Он посмотрел в глаза низкорослому директору ЦРУ. – И это займет меньше времени.

Хансон кротко улыбнулся. Впрочем, улыбка не затронула его глаза.

– Мы задействовали на это дело большие ресурсы – и людей, и спутники – и приложили много сил. Параллельно с нами работали МИ6[3]3
  МИ6 (Эм-ай-6), военная секретная разведывательная служба Великобритании (Military Intelligence – MI).


[Закрыть], французская DGSE[4]4
  Главное управление внешней разведки (Direction Generale de la Security Exterieure).


[Закрыть] и еще несколько западных спецслужб, но за минувший год Движение Лазаря полностью реорганизовалось, сорвав все попытки установить наблюдение за ним.

– Продолжайте, – приказал Кастилья.

– Движение теперь организовано по принципу концентрических кругов с постоянно усиливающимися по мере приближения к центру мерами безопасности, – сказал Хансон. – Большинство его сторонников входят во внешний круг. Они участвуют в открытых для всех встречах, организуют демонстрации, издают информационные бюллетени и работают в различных проектах, спонсируемых движением по всему миру. Они составляют штат различных учреждений Движения во многих странах. А вот более высокие уровни куда малочисленнее и далеко не так открыты. В верхних эшелонах лишь немногие знают настоящие имена друг друга. Они почти не встречаются лично. Руководители общаются между собой в основном через Интернет или же шифрованными односторонними моментальными сообщениями… или при помощи коммюнике, размещаемых на любом из нескольких сайтов Лазаря.

– Другими словами, классическая конспиративная структура, – подытожил Кастилья. – Приказы свободно проходят по цепи, но никто из тех, кто не входит в группу избранных, не имеет возможности легко добраться до ядра.

Хансон кивнул.

– Правильно. И еще именно по этому принципу построено множество очень и очень неприятных террористических групп: «Аль-Каеда», «Исламский джихад», итальянские «Красные бригады», японская «Красная армия». Думаю, дальше можно не перечислять.

– И вам так и не удалось получить хоть какой-то доступ в их высшие эшелоны? – спросил Кастилья.

Директор ЦРУ покачал головой.

– Нет, сэр. Ни нам, ни британцам, ни французам, ни кому-либо еще. Мы пробовали разные пути, но все безуспешно. К тому же мы – один за другим – потеряли наши лучшие источники у Лазаря. Кто-то отказался от работы. Кого-то они без объяснений выставили. Несколько человек просто исчезли; скорее всего, они мертвы.

Кастилья нахмурился еще сильнее.

– Похоже, что у людей, связанных с этой организацией, вошло в привычку исчезать.

– Да, сэр. Это часто случается. – Директор ЦРУ не стал договаривать, и неприятный намек так и остался висеть в воздухе.

* * *

Через пятнадцать минут директор Центрального разведывательного управления бодрым шагом вышел из Белого дома и спустился по ступеням Южного портика к поджидавшему его черному лимузину. Он опустился на заднее сиденье, подождал, пока одетый в форму сотрудник секретной службы закроет за ним дверь машины, и нажал на кнопку селектора.

– Отвезите меня в Лэнгли, – приказал он водителю.

Хансон откинулся на обтянутую прекрасной кожей спинку сиденья. Бесшумно заработал мотор лимузина; машина повернула налево на 17-ю стрит. Директор посмотрел на коренастого мужчину с квадратным подбородком, сидевшего спиной к направлению движения на откидном сиденье рядом с ним.

– Вы сегодня очень молчаливы, Хэл.

– Вы платите мне, чтобы я ловил или убивал террористов, – отозвался Хэл Берк, – а не за то, чтобы я изображал из себя придворного.

Глаза главного разведчика Соединенных Штатов весело сверкнули. Берк был высокопоставленным офицером из контртеррористического отдела Управления. В данное время он возглавлял специальную группу по работе с Движением Лазаря. Двадцать лет полевой работы в качестве тайного агента оставили ему пулевой шрам на шее справа и неизменно циничное отношение к человеческой природе. Это отношение Хансон полностью разделял.

– Есть успехи? – спросил наконец Берк.

– Никаких.

– Дерьмо. – Берк с мрачным видом уставился в залитое дождем стекло лимузина. – Кит Пирсон устроит истерику.

Хансон кивнул. Кэтрин Пирсон была коллегой Берка из ФБР. Работая в паре, они подготовили ту самую сводку разведданных, которую Хансон и Зеллер только что показывали президенту.

– Кастилья хочет, чтобы мы развернули расследование по поводу Движения как можно шире, но не согласился отменить поездку в Теллеровский институт. Если не получит более определенного доказательства существования серьезной опасности.

Берк отвернулся от окна. Его губы сжались в тонкую ниточку, глаза помрачнели.

– На самом деле это значит, что он боится, как бы «Вашингтон пост», «Нью-Йорк таймс» и «Фокс ньюс» не назвали его трусом.

– Вы в этом уверены?

– Нет, – признался Берк.

– В таком случае даю вам двадцать четыре часа, – сказал руководитель ЦРУ. – Мне позарез нужно, чтобы вы и Кит Пирсон раскопали что-нибудь такое, чем я мог бы напугать Белый дом. В противном случае Сэм Кастилья полетит в Санта-Фе и отправится прямиком к этим крикунам. Вы же знаете, что из себя представляет этот президент.

– Упрямый сукин сын, вот кто он такой! – рявкнул Берк.

– Совершенно верно.

– Чему быть, того не миновать, – изрек Берк и пожал плечами. – Только надеюсь, что на сей раз упрямство не доведет его до могилы.

Глава 3
Теллеровский институт высоких технологий

Джон Смит поднимался по широким и низеньким ступеням на верхний этаж института, перепрыгивая через две ступеньки сразу. Бег вверх и вниз по трем главным лестницам этого здания в последнее время оставался единственным физическим упражнением, которое было ему доступно. То время, которое он обычно уделял поддержанию физической формы, сейчас полностью съедала работа в различных нанотехнологических лабораториях, занимавшая все его дни, а частенько и ночи.

Добравшись до верха, он секунду постоял, с удовольствием убедившись в том, что и дыхание, и сердечный ритм нисколько не ускорились. Солнечные лучи, пробивавшиеся сквозь узкие окна лестничной клетки, приятно грели плечи. Смит поглядел на часы. Руководитель исследовательской группы «Харкорт– био» обещал показать ему «кое-что чертовски интересное» из своих самых свежих работ, и до назначенного времени оставалось еще пять минут.

Наверху не было обычного шумового фона, сопровождающего жизнь любого крупного учреждения. Внизу остались телефонные звонки, пощелкивание клавиатур, жужжание дисководов, людские разговоры, а здесь царила тишина, наводившая на мысль о торжественности кафедрального собора. Административные помещения, кафетерий, компьютерный центр, комнаты отдыха для сотрудников, научная библиотека – все это размещалось на первом этаже Теллеровского института. Верхняя часть здания была полностью отдана под лаборатории, распределенные между разными исследовательскими командами. «Харкорт-био», как и ее конкуренты из штата института и из «Номура фарматех», помещалась в северном крыле.

Смит повернул направо в широкий коридор, тянувшийся на всю длину здания, имевшего в плане форму среза двутавровой балки. Отполированная множеством ног коричневая кафельная плитка, которой был выложен пол, прекрасно гармонировала со светло-кремовыми саманными стенами. На равных расстояниях размещались nichos, маленькие ниши со сводчатыми потолками, в которых были развешены портреты знаменитых ученых – Ферми, Ньютона, Фейнмана, Дрекслера, Эйнштейна и многих других, – исполненные по заказу института местными художниками. В простенках между nichos были расставлены высокие керамические вазы, в которых красовались желтые цветы чамизы и бледно-лиловые дикие астры. «Если не обращать внимания на длину коридора, – не в первый уже раз подумал Смит, – то можно решить, что находишься в холле частного дома в Санта-Фе».

Он подошел к запертой двери лаборатории «Харкорт» и вставил карточку в щель замка. Красный свет, горевший над дверью, сменился зеленым, и замок, щелкнув, открылся. Карта Смита была одним из тех относительно немногочисленных пропусков, которые открывали доступ во все закрытые зоны. Ученым и техникам из конкурирующих организаций не разрешалось заглядывать на территорию друг друга. Конечно, нарушителей не расстреливали на месте, но их участь оказывалась лишь немногим лучше – их сразу же выдворяли из Санта-Фе без права вернуться. Институт очень ревностно относился к своим обязательствам по защите интеллектуальной собственности.

Смит шагнул за порог и сразу же оказался в совершенно ином мире. Здесь полированное дерево и шершавый саман аристократичного старинного Санта-Фе уступили место сверкающему металлу и суровым композитным материалам двадцать первого столетия. Мягкий свет солнца и разнесенных на изрядное расстояние между собой ламп накаливания сменило резкое сияние висевших под потолком длинных флуоресцентных трубок. В их свете была сильная ультрафиолетовая составляющая, настолько сильная, что от нее гибли микробы на коже и одежде людей. Легкий ветерок рванул Смита за рубашку и пригладил темные волосы: в нанотехнологических лабораториях создавалось избыточное давление, что позволяло свести к минимуму опасность попадания внутрь с воздухом любых загрязнений из открытой части здания. Высокоэффективный кондиционер, снабженный фильтром для улавливания самой тонкой пыли, подавал в помещение очищенный воздух, имевший постоянную температуру и влажность.

Лаборатория «Харкорт-био» состояла из нескольких «чистых» помещений с нараставшими от одного к следующему залу требованиями по чистоте. На первом уровне, куда попал Смит, тесно стояли письменные столы, на которых не только размещались компьютеры, но и громоздились стопки справочников и каталогов оборудования; повсюду валялись бумажные распечатки. В восточной стене было сделано огромное, от пола до потолка, панорамное окно, которое сейчас оказалось задернуто плотными шторами, скрывавшими изумительный вид на горы Сангре-де-Кристо.

Из первого зала можно было перейти в зал управления и подготовки образцов. Здесь обстановку составляли лабораторные табуреты с черными сиденьями, компьютерные консоли, значительную часть места занимали массивные глыбы двух туннельных сканирующих электронных микроскопов, а также множество другого оборудования, позволявшего наблюдать за ходом проектирования производства нанообъектов.

Но истинная «святая святых» находилась дальше, за герметическими окнами для наблюдения, прорезанными в дальней стене. За толстыми стеклами сверкали зеркальными боками резервуары из нержавеющей стали, повсюду торчали разнообразные насосы, клапаны, датчики и сенсоры, возвышался диск с набором осмотических фильтров, стояли стопками люцитовые цилиндры, заполненные очистными гелями. Все это было соединено между собой множеством прозрачных силастиковых трубок.

Смит отлично знал, что туда можно попасть лишь через целую серию воздушных тамбуров и комнат для переодевания. Любой входящий в производственную секцию должен был переодеться в стерильную рабочую одежду – комбинезон, перчатки и туфли – и вдобавок надеть шлем дыхательного аппарата полностью замкнутого цикла. Он криво улыбнулся. Если бы активисты Движения Лазаря, разбившие лагерь за забором института, могли увидеть кого-нибудь из исследователей, обряженных в такой костюм, в котором человек становится похож на пришельца с другой планеты, это подтвердило бы все их худшие опасения о сумасшедших ученых, играющих со смертоносными токсинами.

Хотя на самом деле все было совсем наоборот. В мире нанотехнологии именно люди были источником опасности и загрязнения. Невидимая простым глазом упавшая чешуйка кожи, волосяная луковица, капельки слюны, неизбежно вылетающие изо рта при разговоре, не говоря уже о таком стихийном бедствии, как чихание, – все это могло и обязательно нанесло бы непоправимый вред сверхмикроскопическим изделиям, привнеся в атмосферу жиры, кислоты, алкалоиды и ферменты, которые погубили бы производственный процесс. Люди являются также неиссякаемым источником бактерий, а эти быстро размножающиеся организмы портят производственные растворы, забивают фильтры и даже нападают на развивающиеся наноустройства.

К счастью, значительная часть необходимой работы могла быть осуществлена дистанционно, из помещений управления и контроля, находящихся за пределами «ядра». Роботы-манипуляторы, управляемые компьютером устройства для перемещения оборудования и другие новшества позволили почти полностью свести на нет для людей необходимость входить в «чистые» помещения. Трудно представимый уровень автоматизации лабораторий являлся одной из самых важных инноваций, осуществленных в Теллеровском институте; благодаря этому ученые и инженеры имели здесь гораздо большую свободу действий, чем им могли предоставить другие научные центры.

Преодолев лабиринт столов во внешней комнате, Смит пробрался к доктору Филипу Бринкеру, научному руководителю группы «Харкор-био». Высокий, бледный, тощий как щепка исследователь сидел спиной к входу и был настолько поглощен изучением изображения на мониторе электронного микроскопа, что не заметил почти бесшумного приближения Джона.

Главный помощник Бринкера, молекулярный биолог доктор Рави Парих, оказался более внимательным. Приземистый темнокожий человек внезапно вскинул голову, открыл было рот, чтобы предупредить своего начальника, но тут же закрыл его и застенчиво улыбнулся, увидев, как Смит подмигнул ему и поднес палец к губам, прося не выдавать его.

Джон остановился в шаге за спинами исследователей и стоял все так же молча.

– Черт возьми, Рави, как же мне это нравится, – сказал Бринкер, продолжая рассматривать изображение на экране. – Готов поклясться, что наш любимый призрак – Доктор Д. – будет кланяться нам до земли, когда увидит это.

Теперь Смит не смог сдержать улыбку. Бринкер часто называл его призраком, а иногда шпионом. Со стороны ученого из «Харкорта» это, разумеется, была шутка, своего рода дружеский намек на роль Смита как наблюдателя от Пентагона, но Бринкер даже не подозревал, насколько его шутка близка к правде.

Факт заключался в том, что Джон был не только ученым, носящим армейские погоны старшего офицера. Время от времени он выполнял тайные миссии по заданию «Прикрытия-1», сверхсекретной разведывательной структуры, подчинявшейся непосредственно президенту. «Прикрытие-1» было настолько засекречено, что ни один человек не то что из Конгресса, но даже из официальных чинов военной разведки не имел ни малейшего представления о его существовании. К счастью, миссия, с которой Джон прибыл в институт на этот раз, действительно носила чисто научный характер.

Смит наклонился и заглянул через плечо научного шефа харкортцев.

– Интересно, Фил, чем это вы собираетесь удивить меня настолько, что я буду кланяться до той самой земли, которой касаются ваши ноги?

Бринкер от неожиданности подскочил дюймов на шесть.

– Иисус Христос! – Он резко повернулся. – Полковник, клянусь богом, если вы еще раз сыграете со мной одну из ваших шпионских штучек, у меня не выдержит сердце и я испущу дух прямо у ваших ног. Как вам это понравится, а?

Смит рассмеялся.

– Полагаю, я сильно расстроюсь.

– Да уж, ужасно расстроитесь, – проворчал Бринкер. Впрочем, он тут же отбросил напускную суровость. – Но, поскольку я все-таки жив вопреки всем вашим стараниям, вам удастся увидеть то, что мы с Рави состряпали только сегодня. Удостойте взглядом объект «метка-2» – еще не запатентованный нанофаг Бринкера – Париха, который будет с гарантией убивать раковые клетки, опасные бактерии и прочую подобную гадость. Конечно, в большинстве случаев.

Смит склонился к экрану и всмотрелся в увеличенное в миллионы раз черно-белое изображение на мониторе. Он увидел сферическую частицу полупроводника, оплетенную множеством сложных молекулярных структур. Масштабная линейка на краю экрана сообщила, что изображенный объект имеет всего лишь двести миллимикронов в диаметре.

Смит успел познакомиться с основной концепцией харкортовской исследовательской группы. Бринкер, Парих и их соратники были сосредоточены на создании медицинских наноустройств – они называли их нанофагами, – которые должны были отыскивать и убивать раковые клетки и болезнетворные бактерии. Сфера, которую он сейчас рассматривал, была, несомненно, заполнена биохимическими веществами – например, фосфатидилсерином и другими молекулами, выступавшими в качестве ингибиторов одна для другой, – служившими для того, чтобы или провоцировать целевые клетки на ускоренный самораспад, или помечать их для уничтожения силами собственной иммунной системы организма.

Разработанная ими «метка-1» продемонстрировала свою несостоятельность на стадии первых же экспериментов на животных, поскольку сами нанофаги разрушались иммунной системой раньше, чем успевали проделать свою работу. Джон знал, что после этого ученые «Харкорта» испробовали множество различных материалов и конфигураций оболочки, пытаясь найти комбинацию, которая эффективно обеспечила бы нанофагам невидимость для естественных защитных систем организма. На протяжении многих месяцев волшебная формула ловко ускользала от них.

Он перевел взгляд на Бринкера.

– Оно почти не отличается от вашей «метки-1». Не могу понять, что вы изменили?

– Присмотритесь получше к оболочке, – предложил белокурый ученый.

Смит кивнул, подсел к консоли микроскопа и легкими прикосновениями к вспомогательной клавиатуре принялся постепенно наращивать увеличение одного из участков оболочки.

– Так… – протянул он. – Она шершавая, не гладкая. Вижу, что здесь какая-то тонкая молекулярная пленка. – Он нахмурился. – Ее структура кажется мне до отвращения знакомой… только не могу сообразить, где я видел ее раньше.