Текст книги "Конан из Киммерии"

Автор книги: Роберт Ирвин Говард

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 71 страниц) [доступный отрывок для чтения: 26 страниц]

Октавия ощущала, что страшная опасность скрывается в этих укрытых густой листвой дебрях. Дыхание у нее перехватило, сердце сильно забилось, и она тесно прижалась к своему защитнику. Но крики в лесу прекратились, и они не могли понять, в чем заключается опасность, пока не выбрались из леса и им не бросилась в глаза фигура, стоящая на краю утеса.

Джихангир Аджа избегнул судьбы, постигшей его воинов, когда железный гигант, внезапно вылезший из ворот, начал плющить, мять и рвать их, превращать в куски растрепанного на волокна мяса, перемешанного с раздробленными костями. Когда он увидел, как ломаются мечи его лучников об это человекоподобное воплощение силы, он понял, что они столкнулись не с человеческим отродьем. Он сразу кинулся прочь, укрываясь в дремучей чащобе, пока не стих шум кровопролития. Затем он прокрался назад к лестнице, но его гребцов внизу уже не было.

Они услышали вопли и, ожидая в нетерпении и тревоге, вдруг увидели на утесе над собой залитое кровью чудовище, размахивающее гигантскими руками в жутком ликовании. Больше им некого было ждать. Когда Джихангир появился на скале, они как раз вплывали в камыши, и докричаться до них уже не было возможности. Косатраль исчез из виду – то ли вернулся в город, то ли рыскал по лесу в поисках человека, убежавшего от него за пределы стен.

Джихангир как раз готовился спуститься по лестнице и сесть в лодку Конана, когда увидел гетмана и девушку, выходящих из чащи. Леденящее кровь происшествие, почти разрушившее его планы, не изменило намерений Джихангира по отношению к вожаку козаков. Вид человека, которого он пришел убить, наполнил его радостью, вознаградившей за пережитое. Его удивило, что с ним была девушка, которую он отдал Джелаль-хану, но он не стал тратить время на нее. Подняв свой лук, он вложил стрелу и выстрелил. Конан присел, и стрела воткнулась в дерево. Смех обуял Конана.

– Собака! – насмешливо бросил варвар. – Ты не можешь попасть в меня. Я родился не для того, чтобы умереть от гирканской стали. А ну-ка! Попробуй еще раз, туранская свинья!

Джихангир оставил свои безуспешные попытки. Та стрела у него была последней. Он вытащил кривой меч и двинулся вперед, уверенный в своей безопасности, так как на нем был остроконечный шлем и мелкоячеистая кольчуга. Конан встретил его на полпути молниеносным выпадом меча. Кривые лезвия скрещивались, вновь взлетали, описывая сверкающие круги, слепили глаза. Октавия, наблюдающая схватку, не успела заметить, когда был нанесен решительный удар, но услышала его звук и увидела, что Джихангир падает, а из его бока, где клинок киммерийца, пробив кольчугу, застрял в позвоночнике, хлещет кровь.

Но вопль Октавии был вызван не смертью ее бывшего хозяина. Обламывая сучья и сгибая деревья, над ними вырос Косатраль Кель. Девушка не могла бежать, громкий стон сорвался с ее губ, колени у нее подкосились, и она упала ничком на дерн.

Конан, нагнувшийся над телом Аджи, не шевельнулся, чтобы скрыться. Перехватив красный от крови меч в левую руку, он вытащил серповидный нож юетши. Косатраль Кель вздымался над ним с поднятыми, как кувалды, руками. Но когда лезвие отразило солнечный луч, гигант внезапно отступил.

Однако кровь Конана взыграла. Он стремительно бросился вперед и всадил серповидное лезвие. Оно не отскочило и не изогнулось. Его острие вошло в темный металл, из которого состояло тело Косатраля, как нож мясника или топор входит в обычное тело. Из глубокого надреза потекла странная жидкость – кровь богов, и Косатраль издал крик, подобный погребальному звону большого колокола. Его устрашающие руки молотили все вокруг, но Конан, который был стремительнее, чем лучники, погибавшие под этими ужасными ударами, увертывался, колол и рубил вновь и вновь. Косатраль закачался и накренился, его крики рвали слух, как будто металлу был дан язык, выражающий боль, словно железо пронзительно визжало и скрежетало от муки.

Затем, развернувшись, он двинулся в лес, шатаясь и спотыкаясь, проламываясь через кусты и натыкаясь на деревья. И несмотря на то, что Конан преследовал его со скоростью, которую ему придавала жажда возмездия, стены и башни Дагона выступили из-за деревьев раньше, чем он сумел всадить в гиганта кинжал еще раз.

И тут Косатраль снова развернулся, молотя воздух сокрушительными ударами, но Конан, распаленный до бешенства, не собирался отказываться от своего намерения. Как пантера в безвыходном положении сбивает с ног лося, так нырнул он под дубинообразные руки и всадил по рукоять серповидное лезвие в то место, где у человека находится сердце.

Косатраль зашатался и упал. Он сохранял облик человека, пока был на ногах, но то, что ударилось о землю, уже потеряло эту форму. Там, где раньше было подобие человеческого лица, теперь была гладкая поверхность, а металлические конечности плавились и изменялись на глазах… Конан, который не отступал перед живым Косатралем, отшатнулся, побелев, от него мертвого, не в силах наблюдать ужасные превращения. В своей смертной агонии Косатраль Кель снова становился субстанцией, которая ползла вверх из Бездны в течение тысячелетий. Давясь от нестерпимого отвращения, Конан отвернулся, чтобы не быть свидетелем этого зрелища, и тут он обнаружил, что сооружения Дагона больше не просвечивали сквозь деревья. Они растаяли как дым – зубчатые стены, башни, огромные бронзовые ворота, бархат, золото, слоновая кость, темноволосые женщины и бритоголовые мужчины. С уходом сверхъестественной силы, вернувшей их к жизни, они вновь обратились в прах, которым действительно были в течение бесчисленных веков. Только остатки разрушенных колонн поднимались над обвалившимися стенами, разбитой мостовой и разрушенным куполом. Конан снова видел руины Ксапура, какими он помнил их по прежним временам.

Варвар-гетман некоторое время стоял, подобно статуе, будто в тумане, пытаясь понять хоть что-нибудь в космической трагедии мерцающей эфемерности. Потом, услышав собственный голос, прерывающийся от страха, Конан встряхнулся, как бы приходя в себя после тяжкого сна, бросил взгляд на чудовищные останки на земле, содрогнулся и пошел к утесам и девушке, которая ждала его там.

Она со страхом вглядывалась под деревья и встретила его полузадушенным криком облегчения. Он стряхнул смутные чудовищные видения, которые на мгновение одолели его, и снова стал самим собой – бурным и любящим жизнь.

– Где он? – передернулась она.

– Убрался обратно в Бездну, откуда и выполз, – отвечал он весело. – Почему ты не спустилась по ступеням и не удрала в моей лодке?

– Я не хотела тебя бросать… – начала девушка, но тут же оборвала себя и добавила довольно мрачно: – Мне некуда идти. Гирканцы снова угонят меня в рабство, а пираты…

– А что ты скажешь о козаках? – предложил он.

– Неужели они лучше пиратов? – насмешливо спросила она.

Восхищение Конана только возросло при виде того, как хорошо восстановила она душевное равновесие после пережитого ужаса. Ее высокомерие позабавило варвара.

– Кажется, ты так и думала в лагере у Рога, – ответил Конан, – Тогда ты была достаточно бойка.

Алые губки искривились в презрении:

– Неужели ты думаешь, я влюбилась в тебя? Не воображай, что я стала бы позориться, заигрывая с таким варварским вместилищем пива и пожирателем мяса, как ты, если бы меня не принудили к этому. Мой хозяин, труп которого лежит вон там, хотел, чтобы я играла роль приманки для гетмана козаков.

Конан казался удрученным. Затем он рассмеялся, не думая охлаждать свой пыл:

– Неважно. Теперь ты принадлежишь мне. Поцелуй меня.

– Ты осмеливаешься просить… – начала Октавия сердито и вдруг почувствовала, что ее ноги оторвались от земли, а сама она прижата к мускулистой груди гетмана. Она отбивалась от него неистово, вкладывая в это всю гибкую силу своей восхитительной юности, но Конан только бурно хохотал, пьяный от обладания этим превосходным созданием, извивающимся в его руках.

Он легко сминал ее атаки и пил нектар ее губ со всей необузданной страстью, на которую был способен, пока руки, отталкивающие его, не ослабели и конвульсивно не обвились вокруг его массивной шеи. Тогда Конан рассмеялся, глядя прямо в чистые глаза, и сказал:

– Почему бы тебе не предпочесть вожака свободного народа воспитанной в городе собаке из Турана!

Октавия откинула свои рыжеватые локоны, еще трепеща каждым нервом от огненных поцелуев варвара. Не расплетая рук, она поддразнила:

– Ты считаешь себя равным Адже?

Конан рассмеялся и, держа девушку на руках, большими шагами двинулся к лестнице.

– Ты сможешь судить сама, – хвастливо бросил киммериец. – Я запалю Хоарезм, как факел, чтобы он освещал путь к моему шатру.

Тени в лунном свете
(рассказ, перевод А. Кононова)

Банда головорезов под предводительством Конана продолжала опустошать западные границы Туранской империи, пока его давний наниматель, король Илдиз, не решил примерно наказать разбойников. Войска под началом шаха Амураса заманили козаков в глубь туранской территории и уничтожили в кровавой битве у реки Ильбарс.

1

Стремительный натиск на высокий тростник. Грохот падения, пронзительное ржание. Рядом с умирающим конем, шатаясь, поднялся всадник – стройная девушка в сандалиях и подпоясанной тунике. Ее темные волосы падали на белые плечи, в глазах застыл ужас затравленного зверька. Она не смотрела ни на заросли тростника, окружающие небольшую прогалину, ни на синие воды, что плескались о низкий берег позади нее. Взгляд широко раскрытых глаз не отрывался от наездника, который пробился через стену тростника и спешился перед девушкой.

Это был высокий мужчина, худощавый, но крепкий как сталь. С головы до ног его прикрывала легкая посеребренная кольчуга, она облегала гибкое тело, как перчатка. Из-под куполообразного шлема, украшенного золотом, на девушку насмешливо взирали карие глаза.

– Отойди! – Ее голос звенел от страха. – Не прикасайся ко мне, шах Амурас, не то я брошусь в воду и утону!

Он рассмеялся – эти звуки напоминали шелест меча, выскальзывающего из шелковых ножен.

– О нет, Оливия, дочь недоразумения, ты не утонешь, Здесь, слишком мелко, я успею схватить тебя прежде, чем доберешься до глубокого места. Видят боги, это была нелегкая охота – охота на человека, и все мои люди остались далеко позади. Но к западу от Вилайета нет скакуна, которому по силам уйти от Ирема. – Он кивнул в сторону высокого, тонконогого степного коня.

– Отпусти меня! – взмолилась девушка, и слезы покатились по ее щекам. – Разве я мало страдала? Разве есть на свете унижения и пытки, которым ты меня не подвергал? Сколь долго еще мне мучиться?

– До тех пор, пока мне не наскучат твои слезы, мольбы, стоны и корчи, – ответил он с улыбкой, которая человеку, не знающему его, могла показаться чарующей. – Оливия, ты на удивление мужественна. Мне хочется узнать, надоешь ли ты мне когда-нибудь, как надоедали все женщины до тебя. Что бы я ни делал с тобой, ты остаешься свежа и незапятнанна. Каждый день, проведенный в твоем обществе, дарит мне новые радости. Иди сюда, пора возвращаться в Акит, где народ все еще празднует победу над жалкими козаками, пока их победитель гоняется за негодницей-беглянкой!

– Нет! – Она отшатнулась и повернулась к воде, плещущей под ковром тростника.

– Да! – Неприкрытая ярость была как искра, высеченная из огнива. С тигриным проворством он настиг девушку, поймал ее руку и заламывал – жестокость ради жестокости, – пока Оливия не упала на колени, крича от боли.

– Дрянь! Надо бы привязать тебя к хвосту коня, чтобы бежала до самого Акита, но я милосерден. Поедешь на луке моего седла. Смиренно благодари за эту милость, не то…

Он ахнул от неожиданности, отпустил Оливию, схватился за саблю и прыгнул в сторону, когда из зарослей тростника с нечленораздельным яростным воплем выскочило жуткое существо.

Лежа на земле, Оливия увидела незнакомца и сразу приняла его за дикаря или безумца. Дикарь был мощного телосложения, наг, если не считать набедренной повязки в пятнах крови и высохшего ила. Его черные волосы слиплись от крови и тины, тело было сплошь в грязи, а длинный прямой меч, который он держал в правой руке, тоже покрыт запекшейся кровью. Под беспорядочно спадавшими на лоб волосами сверкало синее пламя налитых кровью глаз.

– Гирканский пес! – с варварским акцентом процедил сквозь зубы незнакомец, – Не иначе демоны мести привели тебя сюда!

– Козак! – отпрянув, воскликнул шах Амурас. – А я и не знал, что кому-то из вас, псов, удалось сбежать! Я думал, что все вы легли костьми в степи у реки Ильбарс.

– Все легли, кроме меня, будь ты проклят! – крикнул варвар, – О, как я мечтал об этой встрече, когда полз на брюхе по зарослям колючек, когда лежал под камнями, а муравьи жрали меня заживо, когда захлебывался болотной грязью! О боги ада, как я ждал этого мига!

Кровожадную радость незнакомца невозможно было описать. Его зубы скрипели, желваки перекатывались, на почерневших губах выступила пена.

– Не подходи! – рявкнул Амурас, следя за ним сузившимися глазами.

– Ха! – Этот возглас напоминал рык дикого волка, – Шах Амурас, великий правитель Акита! Не передать, до чего же я рад видеть того, кто скормил моих товарищей стервятникам, того, кто разрывал их дикими конями, того, кто выкалывал им глаза, заживо сдирал с них кожу. Ах ты пес! Грязный пес! – Его слова перешли в нечленораздельный вопль, и он бросился на шаха.

Выглядел этот безумец, или дикарь, поистине устрашающе, и все-таки Оливия ждала, что он упадет при первом же скрещении мечей. И правда, что он, нагой, может сделать защищенному кольчугой повелителю Акита?

Клинки блеснули и разлетелись, будто и вовсе не касались друг друга. Затем меч промелькнул быстрее сабли и с ужасающей силой опустился на плечо шаха Амураса. Оливия вскрикнула – столь яростен был этот удар. Она явственно различила скрежет кольчуги и хруст костей. Гирканец отшатнулся, вмиг его лицо приобрело пепельный цвет, из-под кольчуги потекла кровь. Сабля выпала из руки.

– Пощады, – хрипло прошептал он.

– Пощады? – Голос незнакомца дрожал от бешенства. – А ты, свинья, пощадил моих друзей?!

Оливия закрыла глаза. Это была уже не битва, а кровавая расправа, безумная и яростная, вдохновляемая ненавистью и бешенством, – безжалостная кара за пытки и бессмысленные убийства. Хотя Оливия и знала, что шах Амурас не услуживает сострадания ни одного живого существа, она закрыла глаза и зажала ладонями уши. Она не могла смотреть на этот поднимающийся и опускающийся меч, не могла слышать отвратительного хруста, с каким он вонзался в поверженного врага, и захлебывающиеся крики, которые становились все тише и наконец прекратились.

Оливия открыла глаза. Незнакомец отвернулся от кровавой груды, которая лишь отдаленно напоминала человека. Грудь победителя вздымалась от усталости или волнения, лоб был покрыт испариной, правая рука забрызгана кровью.

Он не заговорил с девушкой, даже не глянул в ее сторону. Оливия смотрела, как он идет сквозь заросли тростника к воде, нагибается, берется за что-то, тянет. Выплыла лодка, которую дикарь прятал в тростнике. В этот миг девушка догадалась, как намерен поступить незнакомец, и эта догадка побудила ее действовать.

– Подожди! – Она вскочила на ноги и, пошатываясь, догнала его, – Не оставляй меня! Возьми с собой!

Он обернулся и внимательно посмотрел на нее. Теперь он выглядел по-другому. В воспаленных глазах не было безумия. Как будто кровь, только что пролитая им, потушила огонь его бешенства.

– Кто ты такая? – хмуро спросил он.

– Меня зовут Оливия. Я была его пленницей. Я убежала. Он преследовал меня, потому и оказался здесь. О, не оставляй меня! Его люди где-то недалеко. Они найдут мертвеца, найдут меня рядом с ним… О!

Девушка застонала от ужаса и заломила белые руки. На лице варвара появилась растерянность.

– Ты действительно хочешь отправиться со мной? – суровым тоном спросил он, – Ведь я дикарь, и вижу, ты боишься меня.

– Да, я тебя боюсь, – ответила девушка. Она была слишком потрясена, чтобы скрывать свои чувства. – Не могу не дрожать при виде тебя. Но гирканцев я боюсь сильнее! О, позволь мне плыть с тобой! Они запытают меня до смерти, если найдут рядом с телом своего мертвого повелителя!

– Что ж, садись.

Он посторонился, и Оливия быстро шагнула в лодку, стараясь не коснуться его. Варвар ступил в лодку, оттолкнулся от берега веслом и, орудуя им как шестом, стал с трудом прокладывать дорогу среди высоких стеблей тростника. Наконец они выбрались на чистую воду. Он сел и принялся широко, уверенно грести обоими веслами. Девушка невольно залюбовалась буграми его могучих мышц, которые перекатывались под грязной кожей.

Некоторое время они молчали. Девушка съежилась на носу лодки, мужчина работал веслами. Она наблюдала за ним с боязливым любопытством. Было очевидно, что он не гирканец, и он не походил на уроженца какой-нибудь хайборийской страны. В нем была жизненная сила волка, отличающая варваров. Черты его лица, покрытого шрамами битв, болотной грязью и свежепролитой кровью, выражали неукротимую дикость. Но в них не было тупой злобы или извращенной жестокости.

– Кто ты? – спросила девушка. – Шах Амурас назвал тебя козаком. Ты был в шайке, которую он разгромил?

– Я Конан из Киммерии, – проворчал он. – Да, я был с козаками, как называли моих товарищей гирканские псы.

Киммерия? Девушке смутно припомнилось, что эта страна лежит где-то на северо-западе, намного дальше самых далеких государств белой расы.

– Я дочь короля Офира, – сказала она. – Отец продал меня повелителю шемитов, потому что я отказалась выйти замуж за принца Кофа.

Киммериец удивленно хмыкнул. Губы девушки искривила горькая усмешка:

– О да, в цивилизованных странах есть обычай продавать своих детей в рабство дикарям. И при этом твое племя, Конан из Киммерии, называют варварским.

– Мы не продаем своих детей, – процедил он, свирепо выпятив подбородок.

– Ну а меня продали. И король пустынной страны нашел мне самое «достойное» применение. Он хотел купить благосклонность шаха Амураса, и я была в числе даров, которые он привез в Акит, город пурпурных садов. Потом…

Она вздрогнула и спрятала лицо в ладонях.

– Я должна была давно утратить стыд, – сказала она наконец, – Но каждое воспоминание для меня – все равно что удар плети для раба. Я жила во дворце шаха Амураса, пока несколько недель назад он со своим войском не отправился сражаться с бандой чужеземцев, которая бесчинствовала на границах Турана. Вчера он вернулся с победой, в ее честь начался пышный праздник. В суматохе, когда все перепились, я ускакала из города на украденной лошади. Я думала, что побег удастся, но в погоню за мной бросился сам шах Амурас. Мне удалось оторваться от его воинов, но не от самого шаха. Он настиг меня, и тут появился ты.

– Я прятался в тростнике, – проворчал Конан. – Я был одним из тех отчаянных парней, вольных козаков, которые жгли и грабили на границах. Нас было пять тысяч, мы вышли из двух десятков народов и племен. Большинство прежде служило в наемном войске мятежного принца Кофа, а когда он замирился со своим проклятым сюзереном, мы остались без дела. Деваться было некуда, ну, мы и начали хозяйничать в приграничных землях Кофа, Заморы и Турана. Мы никому не давали спуску. Неделю назад Шах Амурас заманил нас в ловушку на берегу Ильбарса. С ним было пятнадцать тысяч человек. Митра! Небо почернело от стервятников. Мы дрались целый день, а когда наши ряды дрогнули, некоторые из нас попытались прорваться на север, другие – на запад. Сомневаюсь, что кому-то удалось бежать. Степь была полна всадников, они преследовали беглецов. Я пробился на восток и долго блуждал по болотам на этом берегу моря Вилайет. Вплоть до вчерашнего дня гирканские псы прочесывали тростники – искали уцелевших козаков. Я закапывался в грязь, как змея, и питался мускусными крысами – сырыми, потому что не смел развести костер. Сегодня утром я нашел в тростнике эту лодку. Я собирался уйти в море не раньше наступления ночи, но теперь придется поспешить. Когда гирканцы найдут своего шаха, они быстро возьмут наш след.

– И что теперь?

– Наверняка они погонятся за нами. Если не заметят след лодки в тростниках, все равно догадаются, что мы пошли в море. Наверное, отправят вдогонку судно. Но у нас есть преимущество во времени, и я буду налегать на весла, пока мы не окажемся в безопасном месте.

– Где же мы найдем такое место? – уныло произнесла она, – Вилайет безраздельно принадлежит гирканцам.

– Кое-кто так не считает, – мрачно усмехнулся Конан. – Я имею в виду рабов, которые сбежали с галер и стали пиратами.

– И что ты намерен предпринять?

– Сотни миль юго-западного берега держат в своих руках гирканцы. Чтобы пересечь северную границу их владений, надо проделать долгий путь. Я собираюсь плыть на север, пока не решу, что граница осталась позади. Тогда мы повернем на запад и постараемся высадиться в необитаемой степи.

– А если встретим пиратов или попадем в шторм? – спросила она. – Да и какой смысл бежать в безлюдную степь? Мы там попросту умрем от голода.

– Я тебя не уговаривал плыть со мной, – напомнил он.

– Прости, – склонила она темноволосую голову. – Пираты, бури, голодная смерть – все это гораздо милосерднее туранцев.

– Да, – Брови киммерийца сурово насупились, – Успокойся, девочка. В это время года бури на Вилайете бывают редко. Если доберемся до степей, как-нибудь прокормимся. Я вырос на голой земле. Это проклятые болота, с их вонью и комарами, чуть не лишили меня силы духа. Что же касается пиратов… – Он многозначительно усмехнулся и сильней налег на весла.

Солнце кануло, как тусклый медный шар в огненное озеро. Синева моря слилась с синевой неба, и все кругом превратилось в мягкий темный бархат, усыпанный звездами и отражениями звезд. Оливия сомлела на носу покачивающейся лодки. Ей казалось, что она плывет по воздуху: звезды внизу, звезды вверху. Ее спутник безмолвствовал, несла поднимались и опускались, поднимались и опускались. Может быть, этот человек – легендарный перевозчик, которому поручено доставить ее на тот берег темного Озера Смерти? Но уже не было сил бояться. Она погрузилась в спокойный сон.

Оливия проснулась на рассвете от жуткого голода. А может, оттого, что лодка теперь качалась гораздо слабее. Конан отдыхал на веслах, глядя вдаль по-над головой Оли-нии. Она догадалась, что он греб всю ночь без передышки, и восхитилась его выносливостью. Повернувшись, чтобы проследить за направлением его взгляда, девушка увидела зеленую стену деревьев и кустарника, она поднималась от самой воды и огибала бухточку с неподвижными, как стекло, синими водами.

– В этом внутреннем море немало островов, мы перед одним из них, – сказал Конан, – Считается, что они необитаемы. Я слышал, гирканские галеры навещают их редко. Они обычно держатся поближе к берегу, а мы отплыли далеко. Я перестал видеть берег еще до заката.

Несколькими взмахами весел он подогнал лодку к острову и привязал к воздушному корню дерева у самой воды. Ступив на берег, протянул руку Оливии. Девушка слегка вздрогнула, потому что рука была запачкана кровью, но все же взялась за нее и ощутила буйную жизненную силу, которой дышало все тело варвара.

От леса, что обрамлял синюю бухту, веяло сонным покоем. Где-то далеко за деревьями птица завела утреннюю песню. Бриз шелестел листвой, заставлял листья перешептываться. Оливия поймала себя на том, что внимательно прислушивается, сама не зная к чему. Что может таиться в этом безымянном лесу?

Пока она робко всматривалась в тени среди деревьев, какая-то птица с громким хлопаньем крыльев выпорхнула на свет. Огромный попугай закачался на ветке, блестя нефритово-зелеными и кроваво-красными перьями. Попугай свесил набок увенчанную хохолком голову и посмотрел на пришельцев агатовым глазом.

Кром! – пробормотал киммериец. – Никак это пращур всех попугаев? Ему, должно быть, тысяча лет. Посмотри, какой у него мудрый взгляд. Что за тайны ты стережешь, Мудрый Демон?

Птица неожиданно расправила яркие крылья и, покинув ветку, хрипло прокричала: «Йахкулан йок тха, ксуххалла!» С диким пронзительным хохотом, совершенно неотличимым от человеческого, попугай скрылся в прохладном сумраке леса.

Оливия смотрела ему вслед, не в силах отвести взгляд, а дурное предчувствие гнало мурашки по ее спине.

– Что он сказал? – прошептала она.

– Могу поклясться, это были слова человеческого языка, – ответил Конан. – Но какого именно, я не знаю.

– И я не знаю, – сказала девушка. – Должно быть, он им научился у человека. Или… – Она снова посмотрела в глубь леса и вздрогнула, сама не ведая отчего.

– Кром, до чего я голоден! – воскликнул киммериец. – Готов съесть целого быка. Поищем фруктов. Но сначала я смою всю эту мерзость. Прятаться на болотах – грязное занятие.

С этими словами он отложил меч и зашел по плечи в синюю воду. Когда вернулся на сушу, его бронзовая кожа сверкала, блестящие черные волосы уже ничем не напоминали кошмарные патлы. Синие глаза, хоть и горели неугасимым огнем, больше не были налиты кровью. Но тигриная ловкость и угроза, сквозящая в облике, не покинули его.

Он поднял меч и махнул девушке рукой, чтобы следовала за ним. Они вошли под арки огромных ветвей. Зеленый ковер травы пружинил под ногами.

Через некоторое время Конан заворчал от удовольствия при виде золотых и красновато-коричневых шаров, висящих гроздьями по нескольку штук среди листвы. Жестом велев девушке сесть на ствол упавшего дерева, он набросал ей в подол экзотических фруктов, а потом с волчьим аппетитом принялся за еду.

– Иштар! – воскликнул он, оторвавшись на миг от этого приятного занятия. – Со дня битвы у реки Ильбарс я питался только крысами и корнями, которые выкапывал из вонючей грязи. Эти фрукты великолепны, хоть и не слишком питательны. Но с голоду мы здесь не помрем, это точно.

Оливия была слишком занята едой, чтобы ответить. Как только киммериец утолил мучительный голод, он посмотрел на свою очаровательную спутницу с большим интересом, чем до сих пор. Оценил по достоинству роскошные темные волосы, персиковый оттенок нежной кожи и округлости гибкой фигуры, чье изящество почти не скрывала короткая шелковая туника.

Завершив трапезу, объект его пристального внимания поднял глаза. Встретив жгучий взгляд прищуренных глаз Конана, девушка залилась румянцем и выронила оставшиеся фрукты.

Скупой на слова киммериец жестом дал понять, что им надо осмотреть остров полностью. Оливия встала и последовала за ним. Они вышли на большую поляну, за которой деревья сплелись в непроходимую чащу. Неожиданно в чаще раздался треск. Конан прыгнул в сторону и увлек девушку за собой – как раз вовремя, чтобы уклониться от того, что пролетело в воздухе и со страшной силой ударилось о ствол дерева.

Выхватив меч, Конан пересек поляну и бросился в чащу. Но больше ничто не нарушало тишину. Испуганная и растерянная Оливия съежилась в траве. Наконец Конан вернулся, и был он мрачен.

– В чаще никого нет, – проворчал он, – Но кто-то ведь был…

Он изучил снаряд, едва не попавший в них, и хмыкнул, словно не мог поверить собственным глазам. Огромный куб из зеленоватого камня лежал на траве под деревом, чей ствол едва не раскололся при ударе.

– Странноватый камешек для необитаемого острова, – заключил Конан.

Прекрасные глаза Оливии расширились от изумления. Камень представлял собой правильный куб, несомненно, его вырубили и отшлифовали руки человека. Он был удивительно тяжел. Кряхтя от натуги, киммериец поднял его обеими руками над головой, отчего все тело взбугрилось мускулами, и бросил изо всех сил. Камень грянулся оземь в нескольких шагах. Конан выругался.

– Ни один человек в мире не мог перебросить этот камень через всю поляну. Это под силу только осадному орудию. Но здесь нет ни катапульт, ни баллист.

– Может, он пущен издали, с корабля? – предположила девушка.

Конан отрицательно покачал головой.

– Камень падал не отвесно. Он прилетел вон из той чащи. Взгляни на сломанные ветки. Кто-то швырнул его, как простую гальку. Кто? Или правильней будет сказать, что? Пойдем!

Она неохотно пошла за ним в чащу. Сразу за почти непролазным кустарником лес оказался не таким густым. Здесь парила полнейшая тишина. На упругой траве не осталось ничьих следов. И все же именно из этой таинственной чащи прилетел камень, стремительный и смертоносный. Конан опустился на корточки, пригляделся к траве и с сомнением покачал головой. Даже его опытные глаза не различили ни малейшего следа. Он поднял взор на зеленый свод у них над головами – прочный потолок из густой листвы и сплетенных ветвей. И замер, точно громом пораженный.

Сбросив оцепенение, он поднял меч и попятился, увлекая Оливию за собой.

– Уходим, быстро!

От его шепота у девушки кровь застыла в жилах.

– Что там? Кого ты увидел?

– Никого, – ответил он, настороженно глядя по сторонам.

– Почему же тогда мы уходим? Кто прячется в этой чаще?

– Смерть, – ответил он, не сводя взгляда с раскинувшихся над ними изумрудных арок.

Как только они выбрались из чащи, Конан взял Оливию за руку и быстро повел между деревьями, пока они не выбрались на почти безлесный склон, поросший сочной травой. По склону они поднялись на низкое плато, где трава была выше, а деревья встречались редко. Посреди плато возвышалось длинное приземистое сооружение из выветрелого зеленоватого камня.

От изумления они застыли как вкопанные. Конан не мог припомнить ни одной истории, в которой бы упоминалась загадочная постройка на одном из островов моря Вилайет.

Варвар и дочь офирского короля осторожно приблизились к зданию. Каменные стены обросли мхом и лишайниками, кровля была вся в провалах. В траве валялись куски зеленоватого камня и даже целые блоки. На земле виднелись следы кладки. По-видимому, здесь когда-то стояло много домов, может быть, целый город. А теперь только продолговатая постройка, что-то вроде молитвенного зала, глядела в небо дырами в крыше, и ее покосившиеся стены были обвиты лианами.

Если и была дверь в широком проеме входа, она давно сгнила и обратилась в прах. Конан и его спутница остановились на пороге и заглянули внутрь. Солнечный свет струился сквозь дыры в крыше и стенах, заполняя зал путаницей рассеянных лучей и теней. Чуть наклонив голову и сжимая рукоять меча, Конан двинулся вперед мягкой, неслышной поступью охотящейся пантеры. Оливия на цыпочках последовала за ним.

Оказавшись внутри, Конан удивленно хмыкнул, а Оливия едва сдержала крик.

– Смотри! Смотри же!

– Вижу, – ответил он, – Нечего бояться, это статуи.

– Но они как живые! И до чего же злющими кажутся! – прошептала она, придвигаясь ближе к Конану.