Текст книги "Кулл беглец из Атлантиды (ЛП)"

Автор книги: Роберт Ирвин Говард

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Наконец король со вздохом поднялся и удалился, все еще недоумевая. И Кулл снова пришел в Дом Тысячи Зеркал; день за днем он приходил и часами сидел перед зеркалом. На него смотрели глаза, идентичные его собственным, но Кулл, казалось, ощущал разницу – реальность, которая была не от него. Час за часом он со странным напряжением всматривался в зеркало; час за часом изображение возвращало его взгляд.

Делами дворца и совета пренебрегли. Люди роптали; жеребец Кулла беспокойно топтался в своей конюшне, а воины Кулла играли в кости и бесцельно спорили друг с другом. Кулл не обращал внимания. Временами казалось, что он вот-вот откроет какую-то огромную, немыслимую тайну. Он больше не думал об изображении в зеркале как о собственной тени; для него это существо было сущностью, похожей внешне, но в основном столь же далекой от самого Кулла, как далеки друг от друга полюса. Образ, как показалось Куллу, обладал индивидуальностью, отличной от Кулла; он зависел от Кулла не больше, чем Кулл зависел от него. И день за днем Кулл сомневался, в каком мире он на самом деле живет; был ли он тенью, вызванной по желанию другим? Жил ли он, а не другой, в мире иллюзий, тени реального мира?

Кулл начал желать, чтобы он мог ненадолго проникнуть в личность за зеркалом, чтобы увидеть то, что можно увидеть; но если ему удастся выйти за эту дверь, сможет ли он когда-нибудь вернуться? Найдет ли он мир, идентичный тому, в котором он жил? Мир, в котором он был всего лишь призрачным отражением? Что было реальностью, а что иллюзией?

Временами Кулл останавливался, чтобы задаться вопросом, как такие мысли и сны пришли в его разум, а временами он задавался вопросом, пришли ли они по его собственной воле или – здесь его мысли путались. Его размышления были его собственными; ни один человек не управлял его мыслями, и он вызывал их по своему усмотрению; но мог ли он? Разве они не были летучими мышами, появлявшимися и исчезавшими не по его воле, а по приказу или распоряжению – кого? Богов? Женщин, которые ткали паутину Судьбы? Кулл не мог прийти ни к какому заключению, ибо с каждым мысленным шагом он все больше и больше запутывался в туманно-сером тумане иллюзорных утверждений и опровержений. Вот все, что он знал: что странные видения проникали в его разум, подобно летучим мышам, вылетающим непрошеными из шепчущей пустоты небытия; никогда раньше ему не приходили в голову эти мысли, но теперь они управляли его разумом, во сне и наяву, так что временами ему казалось, что он ходит в оцепенении; и его сон был полон странных, чудовищных сновидений.

“Скажи мне, волшебник”, – сказал он, сидя перед зеркалом, пристально глядя на свое отражение, “как я могу пройти через эту дверь? По правде говоря, я не уверен, что это реальный мир, а это тень; по крайней мере, то, что я вижу, должно существовать в какой-то форме.”

“Смотри и верь”, – бубнил волшебник. “Человек должен верить, чтобы достичь. Форма – это тень, субстанция – иллюзия, материальность – сон; человек существует, потому что он верит, что он есть; что такое человек, как не сон богов? И все же человек может быть тем, кем он желает быть; форма и субстанция, они всего лишь тени. Разум, эго, сущность божественной мечты – это реально, это бессмертно. Смотри и верь, если хочешь достичь, Кулл”.

Король не до конца понял; он никогда полностью не понимал загадочных высказываний волшебника, и все же они затронули где-то в его существе смутную отзывчивую струну. Так день за днем он сидел перед зеркалами Тузун Туна. Волшебник всегда таился за ним, как тень.

ЗАТЕМ настал день, когда Кулл, казалось, уловил проблески незнакомых земель; в его сознании промелькнули смутные мысли и признания. День за днем он, казалось, терял связь с миром; все вещи с каждым последующим днем казались все более призрачными и нереальными; только человек в зеркале казался реальностью. Теперь Кулл, казалось, был близок к дверям в какие-то более могущественные миры; гигантские перспективы мимолетно замерцали; туман нереальности рассеялся: “форма – это тень, субстанция – иллюзия; они всего лишь тени” прозвучало как будто из какой-то далекой страны его сознания. Он вспомнил слова волшебника и ему показалось, что теперь он почти понял – форма и сущность, разве он не мог бы изменить себя по своему желанию, если бы знал главный ключ, открывающий эту дверь? Какие миры внутри каких миров ожидали отважного исследователя?

Человек в зеркале, казалось, улыбался ему – ближе, ближе – туман окутал все, и отражение внезапно потускнело – Кулл познал ощущение исчезновения, перемены, слияния–

“Кулл!” – вопль расколол тишину на миллион вибрирующих фрагментов!

Горы рухнули, и миры пошатнулись, когда Кулл, отброшенный назад этим неистовым криком, предпринял сверхчеловеческое усилие, как или почему он не знал.

Грохот, и Кулл стоял в комнате Тузун Туна перед разбитым зеркалом, ошеломленный и наполовину ослепший от замешательства. Перед ним лежало тело Тузун Туна, чье время наконец пришло, а над ним возвышался Брул-убийца с копьем, с меча которого капала кровь, а глаза были широко раскрыты от какого-то ужаса.

“Валка!” – выругался воин. “Кулл, пришло время мне прийти!”

“Да, и все же, что произошло?” Король подыскивал слова.

“Спроси эту предательницу”, – ответил убийца Копья, указывая на девушку, которая в ужасе скорчилась перед королем; Кулл увидел, что именно она первой послала его к Тузун Туну. “Когда я вошел, я увидел, как ты исчезаешь в том зеркале, как дым исчезает в небе, клянусь Валкой! Если бы я не видел, я бы не поверил – ты почти исчез, когда мой крик вернул тебя обратно ”.

“Да”, – пробормотал Кулл, “в тот раз я почти вышел за дверь”.

“Этот дьявол действовал очень искусно”, – сказал Брул. “Кулл, разве ты теперь не видишь, как он сплел и набросил на тебя паутину магии?" Каанууб из Блаала вступил в заговор с этим волшебником, чтобы покончить с тобой, и эта девка, девушка из Старшей расы, вложила эту мысль в твой разум, чтобы ты пришел сюда. Канану из совета узнал о заговоре сегодня; Я не знаю, что ты увидел в том зеркале, но с его помощью Тузун Тун пленил твою душу и почти своим колдовством превратил твое тело в туман–”

“Да”. Кулл все еще был сбит с толку. “Но будучи волшебником, обладающим знаниями всех эпох и презирающим золото, славу и положение, что мог Каанууб предложить Тузуну Туну, что сделало бы из него подлого предателя?”

“Золото, власть и положение”, – проворчал Брул. “Чем скорее ты поймешь, что мужчины есть мужчины, будь то волшебник, король или раб, тем лучше ты будешь править, Кулл. Что теперь с ней?”

“Ничего, Брул”, – когда девушка захныкала и пресмыкалась у ног Кулла. “Она была всего лишь инструментом. Встань, дитя, и иди своей дорогой; никто не причинит тебе вреда”.

Оставшись наедине с Брулом, Кулл в последний раз взглянул в зеркала Тузун Туна.

“Возможно, он замышлял и колдовал, Брул; нет, я в тебе пока не сомневаюсь – это его колдовство превратило меня в тонкий туман, или я наткнулся на секрет? Разве ты не вернул меня обратно, я растворился в распаде или я нашел миры за пределами этого?”

Брул украдкой взглянул на зеркала и передернул плечами, как будто его передернуло. “Да. Тузун Тун хранил здесь мудрость всех преисподних. Давай уйдем, Кулл, пока они не околдовали и меня тоже.”

“Тогда пойдем”, – ответил Кулл, и бок о бок они вышли из Дома Тысячи Зеркал, где, возможно, заключены души людей.

НИКТО не смотрит сейчас в зеркала Тузун Туна. Прогулочные катера избегают берега, где стоит дом волшебника, и никто не заходит в дом или в комнату, где перед зеркалами иллюзии лежит высохший труп Тузун Туна. Это место избегают как проклятое, и хотя оно простоит еще тысячу лет, никакие шаги не будут отдаваться там эхом. И все же Кулл на своем троне часто размышляет о странной мудрости и невыразимых тайнах, скрытых там, и чудесах....

Ибо есть миры за пределами миров, как знает Кулл, и независимо от того, околдовал ли его волшебник словами или гипнозом, взгляду короля действительно открылись перспективы за той странной дверью, и Кулл менее уверен в реальности, поскольку он смотрел в зеркала Тузун Туна.

Черновик без названия

Черновик без названия

Таким образом, ” сказал Ту, главный советник, “ Лала-а, графиня Фанары, сбежала со своим любовником, Фелгаром, фарсунийским авантюристом, навлекая позор на своего будущего мужа и на нацию Валузии”.

Кулл, подперев подбородок кулаком, кивнул. Он без особого интереса выслушал историю о том, как молодая графиня Фанара оставила валузийского дворянина ждать на ступеньках «Мерамы» и сбежала с мужчиной по собственному выбору.

“Да”, – нетерпеливо перебил он Ту, – “Я понимаю. Но какое отношение ко мне имеют любовные приключения легкомысленной девушки? Я виню ее не за то, что она оставила Кайанну – клянусь Валкой, он уродлив, как носорог, и обладает еще более отвратительным нравом. Тогда зачем рассказывать мне эту историю?”

“Ты не понимаешь, Кулл”, – сказал Ту с терпением, которое нужно проявлять к варвару, к тому же являющемуся королем. “Обычаи нации – это не твои обычаи. Лала-а, бросив Ка-янну у самого подножия алтаря, где должна была состояться их свадьба, совершила очень грубое нарушение традиций страны – а оскорбление нации – это оскорбление короля Кулла. Только за это она должна быть возвращена и наказана.

“Тогда она графиня, а валузийская традиция гласит, что благородные женщины выходят замуж за иностранцев только с согласия валузийского государства – здесь согласия никогда не давали и даже не спрашивали. Валузия станет предметом презрения всех народов, если мы позволим мужчинам из других стран безнаказанно похищать наших женщин ”.

“Имя Валка”, – проворчал Кулл. “Вот отличное занятие – обычай и традиция! Я больше ничего не слышал с тех пор, как впервые взошел на трон Валузии – на моей земле женщины спариваются с кем хотят и с кем выбирают.”

“Да, Кулл”. Таким тоном, успокаивающим. “Но это Валузия, а не Атлантида. Там все мужчины, да, и все женщины свободны и беспрепятственны, но цивилизация – это сеть и лабиринт прецедентов и обычаев. И еще кое-что относительно молодой графини – в ней течет королевская кровь.”

“Этот человек ехал со всадниками Ка-янны в погоне за девушкой”, – сказал Ту.

“Да”, – заговорил молодой человек. “И у меня есть для тебя слово от Фелгара, лорд король”.

“Пару слов для меня? Я никогда не видел Фелгара”.

“Нет, но это он сказал пограничнику Зарфхааны, чтобы передать тем, кто преследовал: ‘Скажи варварской свинье, которая оскверняет древний трон, что я называю его негодяем. Скажи ему, что однажды я вернусь и одену его трусливую тушу в женскую одежду, чтобы он ухаживал за лошадьми моей колесницы”.

Огромное тело Кулла выпрямилось, его государственное кресло с грохотом упало на пол. Мгновение он стоял, потеряв дар речи, затем обрел дар речи в реве, который отбросил Ту и аристократа назад.

“Валка, Хонен, Холгар и Хотат!” – взревел он, смешивая божества с языческими богами таким образом, что у Ту волосы встали дыбом от богохульства; огромные руки Кулла взметнулись вверх, и его могучий кулак опустился на крышку стола с силой, которая прогнула тяжелые ножки, как бумагу. Ту, бледный, сбитый с ног этой волной варварской ярости, попятился к стене, сопровождаемый молодым дворянином, который осмелился на многое, дав слово Фелгару. Однако Кулл был слишком диким, чтобы связать оскорбление с носителем; мстить придворным должны цивилизованные правители.

“Лошади!” – взревел Кулл. “Пусть Красные Убийцы садятся на коней! Пришлите ко мне Брула!”

Он сорвал с себя королевскую мантию и швырнул ее через комнату, схватил дорогую вазу со сломанного стола и швырнул ее на пол.

“Скорее!” – задыхаясь, прошептал Ту, подталкивая молодого дворянина к двери. “Позовите Брула, пиктского копьеносца – скорее, пока он не убил нас всех!”

Ту судил о действиях короля по действиям предыдущих королей; однако Кулл не продвинулся достаточно далеко в цивилизованных обычаях, чтобы обрушить свой королевский гнев на невинных подданных.

К моменту прибытия Брула его первая красная ярость сменилась яростью холодной стали. Пикт вошел беззаботно, мрачная улыбка тронула его губы, когда он отметил разрушения, вызванные гневом короля.

Кулл облачался в костюм для верховой езды и поднял глаза, когда вошел Брул, его блестящие серые глаза холодно поблескивали.

“Кулл, мы едем?” – спросил пикт.

“Да, мы едем тяжело и далеко, клянусь Валкой! Сначала мы едем в Зарфхаану и, возможно, дальше – в снежные земли, пески пустыни или в Ад!" Приведи в готовность триста Красных Истребителей”.

Брул ухмыльнулся от чистого удовольствия. Он был крепко сложенным мужчиной среднего роста, смуглым, со сверкающими глазами на неподвижных чертах лица. Он был очень похож на бронзовую статую. Не говоря ни слова, он повернулся и покинул зал.

“Лорд король, что ты делаешь?” – отважился спросить Ту, все еще дрожа от страха.

“Я еду по следу Фелгара”, – свирепо ответил король. “Королевство в твоих руках, Ту. Я вернусь, когда скрещу мечи с этим фарсунианином, или я вообще не вернусь ”.

“Нет, нет!” – воскликнул Ту. “Это в высшей степени неразумно, король! Не обращай внимания на то, что сказал этот безымянный искатель приключений! Император Зарфхааны никогда не позволит тебе привести в его королевство такую силу, как ты назвал”.

“Тогда я проедусь по руинам городов Зарфхааны”, – был мрачный ответ Кулла. “Мужчины мстят за свои собственные оскорбления в Атлантиде – и хотя Атлантида отреклась от меня, и я король Валузии – все же я мужчина, клянусь Валкой!”

Он пристегнул свой огромный меч и направился к двери, Ту смотрел ему вслед.

Там, перед дворцом, сидели в седлах четыреста человек. Триста из них были Красными Убийцами, кавалерией Кулла и самыми ужасными солдатами земли. Они состояли в основном из валузийских горцев, самых сильных и энергичных из вырождающейся расы. Оставшаяся сотня была пиктами, худощавыми, сильными дикарями, мужчинами из племени Брула, которые сидели на своих лошадях как кентавры и сражались как демоны, когда представлялся случай.

Все эти люди отдали Куллу коронный салют, когда он спускался по ступеням дворца, и его глаза загорелись яростным блеском. Он был почти благодарен Фелгару за то, что тот дал ему предлог, в котором он нуждался, чтобы на некоторое время оставить монотонную жизнь двора и окунуться в жестокие действия – но его мысли по отношению к фарсунианцу были не более добрыми по этой причине.

Впереди этого свирепого строя сидели Брул, вождь самых грозных союзников Валузии, и Келкор, второй командир Красных Истребителей.

Кулл ответил на приветствие резким жестом и вскочил в седло.

Брул и командир остановились по обе стороны от него.

“Смирно!” – последовала короткая команда Келкора. “Шпоры! Вперед!”

Кавалькада двинулась вперед легкой рысью. Жители Валузии с любопытством смотрели из своих окон и дверных проемов, а толпы на улицах оборачивались, когда стук серебряных копыт раздавался сквозь гул торговцев. Кони взметнули украшенные попонами гривы; бронзовые доспехи воинов заблестели на солнце, вымпелы на длинных копьях развевались назад. На мгновение маленькие люди с рыночной площади прекратили свою болтовню, когда гордая процессия пронеслась мимо, моргая в глупом изумлении или детском восхищении; затем всадники поредели на большой белой улице, звон серебра о булыжную мостовую затих вдали, и жители города вернулись к своим обычным делам. Как всегда делают люди, независимо от того, какие короли ездят верхом.

По широким белым улицам Валузии пронесся король и его всадники через пригороды с их просторными поместьями и величественными дворцами; все дальше и дальше, пока золотые шпили и сапфировые башни Валузии не превратились вдалеке в серебряное мерцание, а перед ними величественно не вырисовались зеленые холмы Залгары.

Ночь застала их лагерем высоко на склонах гор. Многие из народа холмов, родственники Красных Убийц, стекались в лагерь с подарками в виде еды и вина, и воины, потерявшие гордую сдержанность, которую они чувствовали среди городов мира, разговаривали с ними и пели старые песни, и обменивались старыми историями. Но Кулл отошел в сторону, за пределы зарева лагерных костров, чтобы полюбоваться мистическими видами скал и долины. Склоны были смягчены зеленью и листвой, долины переходили в сумрачные царства магии, холмы выделялись смело и четко в серебре луны. Холмы Залгары всегда привлекали Кулла. Они напомнили ему о горах Атлантиды, на снежные вершины которых он взбирался в юности, прежде чем отправиться в большой мир, чтобы начертать свое имя на звездах и сделать древний трон своим седалищем.

И все же разница была. Скалы Атлантиды вздымались суровыми и изможденными; ее утесы были бесплодными и неровными. Горы Атлантиды были жестокими и ужасными с юности, даже когда Кулл был молод. Возраст не смягчил их могущества. Холмы Залгары вздымались подобно древним богам, но зеленые рощи и колышущаяся зелень смеялись над их плечами и утесами, и их очертания были мягкими и струящимися. Возраст–возраст, – думал Кулл; многие дрейфующие столетия стерли их скалистое великолепие; они были мягкими и прекрасными от древности. Древние горы, мечтающие об ушедших королях, чьи неосторожные ноги ступали по их земле.

Подобно красной волне, мысль об оскорблении Фелгара смыла эти размышления. Сжав руки в ярости, Кулл расправил плечи, чтобы пристально посмотреть в спокойное око луны.

“Хелфара и Хотат обрекают мою душу на вечный Ад, если я не отомщу Фелгару!” – прорычал он.

Ночной ветерок прошептал среди деревьев, словно в ответ на языческий обет.

Прежде чем алый рассвет, подобно красной розе, вспыхнул над холмами Залгары, кавалькада Кулла была в седлах. Первые отблески утра засияли на наконечниках копий, шлемах и щитах, когда отряд прокладывал свой путь через зеленые колышущиеся долины и поднимался по длинным волнистым склонам.

“Мы едем навстречу восходу солнца”, – заметил Келкор.

“Да”, – мрачно ответил Брул. “И некоторые из нас отправляются за пределы восхода солнца”.

Келкор пожал плечами. “Да будет так. Такова судьба воина”.

Кулл взглянул на командующего. Прямой, как копье, Келкор сидел в седле, непреклонный, как стальная статуя. Командующий всегда напоминал королю прекрасный меч из полированной стали. Человек потрясающей силы, самым могущественным в нем был его абсолютный контроль над собой. Ледяное спокойствие всегда характеризовало его слова и поступки. В пылу и брани совета, в дикой суматохе битвы Келкор всегда был хладнокровен, никогда не смущался. У него было мало друзей, и он не стремился их завести. Одни только его качества подняли его из безвестного воина в рядах наемников во вторую по рангу валузийскую армию – и только факт его рождения лишал его высшего звания. Ибо обычай предписывал, что лорд-командующий войсками должен быть валузийцем, а Келкор был лемурийцем. И все же, сидя на коне, он больше походил на валузийца, чем на лемурийца, поскольку был сложен иначе, чем большинство представителей его расы, высокий и худощавый, но крепко сложенный. Одни только его странные глаза выдавали его расу.

Очередной рассвет застал их спускающимися с предгорий, которые выходили в пустыню Камониан, обширную необитаемую пустошь, унылую пустошь желтых песков. Там не росло ни деревьев, ни даже кустарников, и не было никаких потоков воды. Они ехали весь день, останавливаясь лишь на короткое время в полдень, чтобы поесть и дать отдых лошадям, хотя жара была почти невыносимой. Люди, какими бы закаленными они ни были, поникли от жары. Воцарилась тишина, нарушаемая лишь лязгом стремян и доспехов, скрипом вспотевших седел и монотонным цоканьем копыт по глубокому песку. Даже Брул повесил свой доспех на луку седла. Но Келкор сидел прямо и неподвижно под тяжестью полных доспехов, казалось, его не трогали жара и дискомфорт, которые беспокоили остальных.

“Сталь, сплошная сталь”, – восхищенно подумал Кулл, втайне задаваясь вопросом, сможет ли он когда-нибудь достичь совершенного господства над собой, которого достиг этот человек, тоже варвар.

Двухдневный путь вывел их из пустыни к низким холмам, обозначавшим границы Зарфхааны. На границе их остановили два зарфхаанаанских всадника.

“Я Кулл из Валузии”, – резко ответил король. “Я еду по следам Фелгара. Не пытайтесь помешать моему прохождению. Я буду отвечать перед вашим императором”.

Два всадника посторонились, чтобы пропустить кавалькаду, и когда стук копыт затих вдали, один заговорил с другим:

“Я выигрываю наше пари. Король Валузии едет верхом сам”.

“Да”, – ответил другой. “Эти варвары мстят за свои собственные обиды. Если бы король был валузийцем, клянусь Валкой, ты проиграл”.

Долины Зарфхааны эхом отзывались на топот всадников Кулла. Мирные сельские жители вышли из своих деревень, чтобы посмотреть, как свирепые воины проносятся мимо, и на север и юг, запад и восток разнеслась весть, что Кулл из Валузии поехал на восток.

Сразу за границей Кулл, отправив посланника к императору Зарфхаанаана, чтобы заверить его в своих мирных намерениях, держал совет с Брулом, Ка-янной и Келкором.

“Они опережают нас на много дней, – сказал Кулл, – и мы не должны терять времени в поисках их следа. Эти деревенские жители будут лгать нам; мы должны вынюхивать наш собственный след, как волки вынюхивают след оленя ”.

“Позвольте мне допросить этих парней”, – сказал Ка-янна, злобно скривив свои толстые, чувственные губы. “Я гарантирую, что заставлю их говорить правду”.

Кулл вопросительно взглянул на него.

“Есть способы”, – промурлыкал валузианин.

“Пытки?” – проворчал Кулл, его губы скривились в неприкрытом презрении. “Зарфхаана – дружественная нация”.

“Какое дело императору до нескольких жалких деревенских жителей?” вежливо спросила Ка-янна.

“Достаточно”. Кулл отмел это предложение с истинно атлантийским отвращением, но Брул поднял руку, требуя внимания.

“Кулл, – сказал он, – план этого парня нравится мне не больше, чем тебе, но временами даже свинья говорит правду” – губы Ка-янны скривились от ярости, но пикт не обратил на него внимания. “Позволь мне провести нескольких моих людей по деревням и допросить их. Я только напугаю нескольких, никому не причинив вреда; в противном случае мы можем провести недели в тщетных поисках”.

“Там говорил варвар”, – сказал Кулл с дружеской злобностью, которая существовала между ними двумя.

“В каком городе Семи Империй ты родился, лорд король?” – спросил пикт с саркастическим почтением.

Келкор отклонил эту побочную игру нетерпеливым взмахом руки.

“Вот наше местоположение”, – сказал он, нацарапывая карту концом ножен в золе лагерного костра. “На север Фелгар, скорее всего, не пойдет – предполагая, как и мы, что он не намерен оставаться в Зарфхаане, – потому что за Зарфхааной находится море, кишащее пиратами и морскими разбойниками. На юг он не пойдет, потому что там лежит Турания, враг его народа. Теперь я предполагаю, что он направится прямо на восток, как и путешествовал, пересечет восточную границу Зарфхааны где–то возле пограничного города Талуния и войдет в пустоши Грондара; оттуда, я полагаю, он повернет на юг, стремясь добраться до Фарсуна, который лежит к западу от Валузии, через небольшие княжества к югу от Турании.”

“Здесь много предположений, Келкор”, – сказал Кулл. “Если Фелгар хочет пробиться к Фарсуну, почему, во имя Валки, он нанес удар в прямо противоположном направлении?”

“Потому что, как ты знаешь, Кулл, в эти неспокойные времена все наши границы, кроме самой восточной, тщательно охраняются. Он никогда бы не смог пройти без надлежащих объяснений, не говоря уже о том, чтобы взять с собой графиню.”

“Я верю, что Келкор прав, Кулл”, – сказал Брул, его глаза плясали от нетерпения оказаться в седле. “Во всяком случае, его аргументы звучат логично”.

“План не хуже любого другого”, – ответил Кулл. “Мы едем на восток”.

И на восток они ехали долгими ленивыми днями, развлекаемые и угощаемые на каждой остановке добрыми жителями Зарфхаанаана. Мягкая и ленивая земля, думал Кулл, изящная девушка, беспомощно ожидающая какого-нибудь безжалостного завоевателя – Кулл видел свои сны, пока копыта его всадников выбивали дробь по сказочным долинам и зеленым лесам. И все же он упорно гнал своих людей, не давая им покоя, ибо всегда за его далеко идущими имперскими видениями кровавой славы и диких завоеваний маячил призрак его ненависти, безжалостной ненависти дикаря, перед которой все остальное должно уступить.

Они обходили стороной большие города, потому что Кулл не хотел давать своим свирепым воинам возможности ввязаться в какой-нибудь спор с жителями. Кавалькада приближалась к пограничному городу Талуния, последнему восточному форпосту Зарфхааны, когда к ним присоединился посланник, отправленный к императору в его город на севере, со словом, что император вполне согласен, чтобы Кулл проехал через его земли, и просит валузийского короля посетить его по возвращении. Кулл мрачно улыбнулся иронии ситуации, учитывая тот факт, что даже когда император давал великодушное разрешение, Кулл со своими людьми уже был далеко в своей стране.

Воины Кулла въехали в Талунию на рассвете, после ночной скачки, ибо он подумал, что, возможно, Фелгар и графиня, почувствовав себя временно в безопасности, задержатся ненадолго в пограничном городе, и он хотел опередить известие о его прибытии.

Кулл расположил своих людей лагерем на некотором расстоянии от городских стен и вошел в город один, если не считать Брула. Врата были с готовностью открыты перед ним, когда он показал королевскую печать Валузии и символ, присланный ему Зарфхаанаанским императором.

“Послушай ты”, – сказал Кулл командиру стражи ворот. “Фелгар и Лала-а в этом городе?”

“Этого я не могу сказать”, – ответил солдат. “Они вошли в эти ворота много дней назад, но находятся ли они все еще в городе или нет, я не знаю”.

“Тогда послушай”, – сказал Кулл, снимая украшенный драгоценными камнями браслет со своей могучей руки. “Я всего лишь странствующий валузийский дворянин, сопровождаемый спутником-пиктом. Никому не нужно знать, кто я, понятно?”

Солдат жадно разглядывал дорогое украшение. “Очень хорошо, лорд король, но что с твоими солдатами, расположившимися лагерем в лесу?”

“Они скрыты от глаз города. Если какой-нибудь крестьянин войдет в ваши ворота, допросите его, и если он расскажет вам о расположившихся лагерем войсках, держите его пленником по какой-нибудь надуманной причине до завтрашнего времени. Ибо к тому времени я получу информацию, которую желаю ”.

“Именем Валки, лорд король, вы хотите сделать из меня своего рода предателя!” – возразил солдат. “Я не думаю, что вы планируете предательство, но –”

Кулл изменил свою тактику. “Разве вам не приказано подчиняться приказу вашего императора? Разве я не показывал вам его символ повеления? Как вы смеете ослушаться? Валка, это ты мог бы стать предателем!”

В конце концов, размышлял солдат, это была правда – его не подкупили бы, нет! нет! Но поскольку это был приказ короля, получившего власть от своего императора–

Кулл передал браслет с не более чем легкой улыбкой, выдававшей его презрение к способу человечества усыпить свою совесть и направить ее на путь своих желаний; отказываясь признать, что они нарушили свои собственные моральные принципы, даже перед самими собой.

Король и Брул шли по улицам, где ремесленники только начинали шевелиться. Гигантский рост Кулла и бронзовая кожа Брула привлекли много любопытных взглядов, но не больше, чем можно было бы ожидать от незнакомцев. Кулл начал жалеть, что не взял с собой Келкора или валузийца, потому что Брул никак не мог скрыть свою расу, а поскольку пиктов редко видели в этих восточных городах, это могло вызвать комментарии, которые дошли бы до слуха тех, кого они искали.

Они искали скромную таверну, где сняли комнату, затем заняли свои места в питейном зале, чтобы посмотреть, смогут ли они услышать что-нибудь из того, что хотели услышать. Но день тянулся, а о беглой паре ничего не было сказано, и тщательно завуалированные вопросы не выявили никакой информации. Если Фелгар и Лала-а все еще были в Талунии, они, конечно, не афишировали свое присутствие. Кулл мог бы подумать, что присутствие в городе лихого кавалера и красивой молодой девушки королевской крови стало бы предметом по крайней мере некоторых комментариев, но, похоже, это было не так.

Кулл намеревался выйти той ночью на улицы, вплоть до совершения некоторого мародерства, если потребуется, и при этом не раскрыть свою личность лорду города на следующее утро, потребовав, чтобы виновные были переданы ему. И все же свирепая гордость Кулла взбунтовалась против такого поступка. Это казалось наиболее логичным ходом, и Кулл последовал бы ему, если бы дело было просто дипломатическим или политическим. Но свирепая гордость Кулла была разбужена, и он не хотел просить помощи у кого бы то ни было в свершении своей мести.

Опускалась ночь, когда товарищи вышли на улицы, все еще заполненные говорливыми людьми и освещенные факелами, установленными вдоль улиц. Они проходили по темному переулку, когда осторожный голос остановил их. Из полумрака между огромными зданиями поманила похожая на клешню рука. Бросив быстрый взгляд друг на друга, они шагнули вперед, осторожно вытаскивая кинжалы из ножен при этом.

Пожилая карга, оборванная, сгорбленная возрастом, выкралась из тени.

“Да, король Кулл, чего ты ищешь в Талунии?” ее голос был пронзительным шепотом.

Пальцы Кулла крепче сжали рукоять кинжала, когда он осторожно ответил:

“Откуда ты знаешь мое имя?”

“Рыночные площади говорят и слышат”, – ответила она с низким кудахтаньем нечестивого веселья. “Мужчина увидел и узнал тебя сегодня в таверне, и слух об этом перешел из уст в уста”.

Кулл тихо выругался.

“Слушайте!” прошипела женщина. “Я могу привести вас к тем, кого вы ищете – если вы готовы заплатить цену”.

“Я наполню твой фартук золотом”, – быстро ответил Кулл.

“Хорошо. Теперь слушай. Фелгар и графиня в курсе твоего прибытия. Даже сейчас они готовят свой побег. Они прятались в определенном доме с раннего вечера, когда узнали, что ты пришел, и вскоре они покидают свое укрытие–”

“Как они могут покинуть город?” – перебил Кулл. “Ворота закрываются на закате”.

“Лошади ждут их у задних ворот в восточной стене. Стражник там подкуплен. У Фелгара много друзей в Талунии”.

“Где они прячутся сейчас?”

Старая карга протянула сморщенную руку. “Знак доброй воли, лорд король”, – вкрадчиво произнесла она.

Кулл вложил ей в руку монету, и она ухмыльнулась и сделала гротескный реверанс.

“Следуй за мной, лорд король”, – и она быстро заковыляла прочь, в тень.