Текст книги "Конан Бессмертный"

Автор книги: Роберт Ирвин Говард

Соавторы: Лайон Спрэг де Камп,Лин Спрэг Картер,Бьёрн Ниберг
сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 74 страниц) [доступный отрывок для чтения: 27 страниц]

5

Часом позже, когда солнце уже спустилось над глинобитными стенами Томбалку, Конан и Сакумбе взошли на свои троны, что стояли на помосте на площади. Барабаны отбили призывную дробь, и чернокожие бойцы устремились к месту сбора. Загорелись сигнальные костры. Сотники, украшенные перьями, растолкали простых воинов по шеренгам и собственноручно проверили остроту копья у каждого.

Эмерик, перейдя через площадь, доложил королям, что конница готова выступать к полуночи. Мозг его был полон планов атаки и всевозможных предположений: если афаки не отступят после первого натиска, отступить ли ему, чтобы затем напасть вновь, когда они рассредоточатся для осады, или же…

Он поднялся по ступеням, минуя чернокожих сотников, принимавших королевские распоряжения, и поклонился.

– Государи… – начал он.

Внезапный вопль не дал ему договорить. Аския вскочил на помост и, тыча пальцем в Эмерика, стал кричать королям:

– Это он! Он! Человек, который убил бога! Он убил одного из моих богов!

Негры в изумлении уставились на Эмерика. Белки глаз зловеще засверкали. На лицах были написаны страх и недоумение. Как мог обычный человек убить божество? Тогда он и сам должен быть богом!

– Я требую самого жестокого наказания за святотатство! – продолжал надрываться Аския. – Убийца Оллам-онга и его девка поплатятся за то, что сотворили! Я подвергну их пыткам столь мучительным, каких еще не видело небо…

– Заткнись! – воскликнул Конан. – Эмерик правильно сделал, что расправился с газальской нечистью, мир от этого стал только почище. А теперь пошел вон! У нас и без того дел хватает.

– Но, Конан, – начал Сакумбе.

– Эти белолицые демоны всегда стоят друг за дружку! – взвизгнул Аския. – Или ты не король больше, Сакумбе? А если король, так прикажи, чтобы их схватили и повязали! Я сам расправлюсь с ними.

– Ну… – Сакумбе был в смятении.

– Послушай! – не выдержал Конан. – Раз в Газале не правит больше этот божок, значит, можно захватить город, заставить жителей работать на нас, использовать их знания. Но сперва убери от меня этого бесноватого, пока я не испробовал на нем остроту клинка!

– Я требую… – выкрикнул Аския.

– Пошел прочь! – взревел киммериец. – Клянусь Кромом, неужто ты думаешь, я отдам старого товарища по оружию на растерзание безумцу?!

Сакумбе наконец приподнялся на троне.

– Ступай, Аския, – повелел он. – Эмерик – добрый воин, и ты его не получишь. Придумай лучше какое-нибудь колдовство, чтобы одолеть Зехбеха.

– Но я…

– Ступай, – повторил король, делая повелительный жест.

От ярости у Аскии на губах выступила пена.

– Хорошо же, я уйду! – выкрикнул он пронзительно. – Но вы двое обо мне еще услышите! – И колдун ринулся прочь.

Эмерик продолжил свой доклад о состоянии конницы. Их постоянно прерывали то гонцы, сновавшие туда-сюда, то явившиеся за распоряжениями сотники, и потому прошло немало времени, прежде чем аквилонец смог изложить королю свой план. Конан сделал пару поправок и заметил:

– По-моему, неплохо, а, Сакумбе?

– Если тебе этот план по душе, брат король, значит, он и вправду хорош. Ступай, Эмерик, и собирай конницу… Ай-е-е-е-е! – Ужасающий вопль вырвался вдруг из глотки Сакумбе, глаза вылезли у него из орбит. Он встал с трона, хватаясь за горло. – Я горю! Горю! Помогите!

Нечто страшное творилось с телом Сакумбе. Хотя не было заметно и следов огня, не было ощущения жара, но чернокожий и впрямь горел, не хуже, чем если бы его привязали к столбу и разожгли костер. Кожа его покрылась волдырями, затем обуглилась и потрескалась, и вонь горящей плоти наполнила воздух.

– Лейте на него воду! – закричал Эмерик. – Или вино! Что есть под рукой!

Истошные крики рвались из глотки черного короля. Кто-то плеснул на него водой, раздалось шипение, но крики тут же возобновились.

– Кром и Иштар! – выругался Конан, в ярости озираясь по сторонам. – Надо мне было прибить этого пляшущего демона, не давать ему уйти!

Вопли понемногу прекратились. Останки короля – обуглившийся, искореженный остов, в котором не осталось ничего от Сакумбе, – лежали на помосте в луже расплавленного человеческого жира. Часть сотников в панике бежала, другие рухнули ниц, взывая к многочисленным богам.

Конан схватил Эмерика за запястье с такой силой, что едва не сломал ему руку.

– Надо уходить отсюда, скорее! – вымолвил он негромким напряженным голосом. – Пойдем!

Эмерик не сомневался, что Конан трезво оценивает опасность, которой они подвергались. Вслед за киммерийцем он спустился с помоста. На площади царило всеобщее смятение. Украшенные перьями воины кричали и размахивали руками. То и дело вспыхивали драки.

– Умри, убийца Кордофо! – Пронзительный голос на миг заглушил гомон.

Высокий смуглокожий воин подскочил к Конану, занося для удара короткое копье. Лишь быстрота и ловкость спасли варвара. Киммериец развернулся, пригнулся, и смертоносное копье пролетело над ним, совсем рядом с головой Эмерика, и вонзилось в грудь другого воина.

Нападающий потянулся за вторым копьем, но не успел он метнуть его, как меч Конана вылетел из ножен, блеснул алым в отблесках костра и нашел цель. Негр рухнул наземь с рассеченной грудной клеткой.

– Беги! – выкрикнул Конан.

Эмерик бросился бежать, расталкивая мятущуюся толпу на площади. Кто-то кричал им вслед, кто-то пытался задержать, кто-то бросился в погоню.

Задыхаясь, на подкашивающихся ногах, Эмерик с трудом поспевал за киммерийцем, углубившимся в лабиринт темных улочек. Позади звуки погони доносились все громче. Переулок, по которому они бежали, совсем сузился. Повернув за угол, Конан внезапно исчез.

– Сюда! Скорее! – донесся до Эмерика его голос. Оказалось, он укрылся в крохотном проеме между домами.

Эмерик скользнул следом и застыл, пытаясь отдышаться, в то время как преследователи с топотом и криками пронеслись мимо.

– Родичи Кордофо, – пробормотал киммериец во тьме. – Они точили на меня зуб еще с тех пор, как Сакумбе разделался с ним.

– И что теперь? – спросил Эмерик.

Конан поднял голову, вглядываясь в узкую полоску ночного неба у них над головой.

– Думаю, мы сможем забраться на крышу, – промолвил он наконец.

– Как?

– Так же, как я взбирался по расселинам в скалах, когда был ребенком. Еще в Киммерии. А ну-ка, держи копье.

Конан протянул Эмерику оружие, и аквилонец догадался, что варвар взял его у убитого им воина. У копья был длинный узкий наконечник в локоть длиной, из мягкой стали, зазубренный к концу. Тонкий стальной отрог под рукоятью уравновешивал оружие.

Негромко крякнув, Конан уперся спиной в одну стену, ногами в другую и потихоньку стал карабкаться вверх. Вскоре сверху донесся его голос:

– Давай сюда копье и подымайся сам.

Эмерик протянул оружие и полез наверх. Крыши были сложены из деревянных брусьев, густо уложенных пальмовыми листьями, а поверх – слоем глины. Порой глина под ногами у них слегка поддавалась, и снизу слышно было, как трещат перекрытия.

Вслед за Конаном Эмерик прошел по крышам, перескакивая через проемы между ними. Наконец они приблизились к большому строению на краю площади.

– Мне нужно вернуться за Лиссой! – взмолился Эмерик в тревоге.

– Не все сразу, – проворчал Конан. – Сперва надо выяснить, что происходит.

Смятение на площади слегка улеглось, сотники вновь выстраивали солдат в шеренги. На помосте перед двумя тронами стоял Аския в полном шаманском облачении и что-то говорил. Слов Эмерик не расслышал, но был уверен, что тот вещает жителям Томбалку о том, каким он станет хорошим королем.

Шум слева привлек внимание аквилонца. Сперва это был лишь шепот, не громче гула на площади, но вскоре он перерос в оглушительный гомон. Человек, выбежавший на площадь, прокричал Аскии:

– Афаки атакуют восточную стену!

И вновь воцарился хаос. Загрохотали барабаны. Аския принялся отдавать приказы направо и налево. Отряд черных копьеносцев устремился с площади.

Конан обернулся к Эмерику:

– Нам нужно выбираться из Томбалку. Какая бы сторона ни одержала победу, они все равно сдерут с нас шкуру. Прав был Сакумбе, эти люди никогда не пойдут за белым человеком. Беги к себе домой, к Лиссе, и готовьтесь бежать. Натрите руки и лицо золой из очага, чтобы белая кожа не бросалась в глаза в темноте. Бери все деньги, сколько найдешь. А я пока раздобуду лошадей. Если поторопимся, выйдем к воротам, прежде чем их закроют. Надо успеть до того, как Зехбех начнет осаждать город. Только прежде, чем мы уйдем, мне нужно еще кое-что сделать.

Конан уставился вдаль, туда, где перед помостом на площади теснились ряды чернокожих воинов, внимавших воплям обезумевшего Аскии. И поднял копье.

– Далековато, но думаю, что смогу, – проворчал он.

Киммериец медленно отошел к дальнему концу крыши, затем побежал к краю, выходившему на площадь. Не добежав несколько шагов, он размахнулся и мощным броском послал копье вперед. Снаряд растворился во тьме. Три удара сердца Эмерик стоял, застыв в напряженном ожидании.

Аския внезапно вскрикнул и пошатнулся, ухватившись за копье, торчащее у него из груди, затем судорожно замолотил руками по воздуху. Когда колдун осел на землю, Конан прорычал:

– Скорее!

Эмерик бросился бежать, перепрыгивая с крыши на крышу. С востока до них донесся шум битвы, перемежаемый звоном стали, боем барабанов и отчаянными воплями воинов.

Время близилось к полуночи, когда Эмерик, Лисса и Конан остановили лошадей на вершине холма в миле к западу от Томбалку. Они оглянулись на город, освещенный заревом пожарища. Огонь пришел с востока, там, где афаки проломили городскую стену и схлестнулись в битве с чернокожими копейщиками. Хотя негры значительно превосходили врага числом, у них не было вождя, который мог бы повести их в бой, и потому весь их воинский пыл и отвага пропали втуне. Афаки теснили чернокожих, а пожар тем временем разрастался, охватывая город.

До всадников же шум битвы почти не доносился. Конан хмыкнул:

– Вот и нет больше Томбалку! Не знаю, кто из них победит, но нам придется поискать счастья в другом месте. Я лично двинусь на побережье Куша, у меня там остались друзья, – правда, и враги тоже, – и сяду на корабль в Аргос. А вы?

– Пока не думал об этом, – отозвался Эмерик.

– Девочка у тебя славная. – Конан ухмыльнулся. Лунный свет блеснул на зубах, неестественно ярких на фоне измазанной сажей кожи. – Не можешь же ты таскать ее за собой по всему свету.

Эмерик ощерился, почуяв насмешку в словах Конана. Он притянул Лиссу к себе и обнял за талию, свободную руку демонстративно опуская на рукоять меча. Конан усмехнулся еще шире.

– Не бойся, – бросил он, – у меня никогда не было такой нужды в женщинах, чтобы отбивать их у друзей. Если вы вдвоем отправитесь со мной, то сможете вернуться в Аквилонию.

– Я не могу вернуться в Аквилонию, – ответил Эмерик с грустью.

– Почему?

– Мой отец погиб с стычке с графом Терентием, любимцем короля Вилера, и всем нашим родичам пришлось отправиться в изгнание, чтобы подручные Терентия не расправились и с нами.

– А ты разве не слышал? – удивился Конан. – Вилер умер полгода назад, и теперь королем стал Нумедидес, его племянник. Говорят, он дал отставку всем прихлебателям прежнего короля и призвал на родину изгнанников. Я это слышал от шемитского купца. На твоем месте я бы поспешил домой. Новый король наверняка найдет для тебя теплое местечко. Забирай с собой Лиссу, сделаешь ее графиней! А я опять выйду в море.

Эмерик обернулся, глядя на зарево пожара, поглотившего Томбалку.

– Конан, – спросил он, – но почему Аския убил Сакумбе, а не нас с тобой? Ведь это наша шкура была ему нужна.

Конан повел мощными плечами.

– Может, у него были обрезки ногтей и все прочее только Сакумбе, а не наши. И он вызвал те чары, какие смог. Никогда не мог понять колдунов.

– А стоило ли задерживаться в городе, чтобы его убить? Ведь его прикончили бы и без нас… Все же был очень большой риск!

Конан в недоумении воззрился на аквилонца.

– Ты что, шутишь, Эмерик? Чтобы я оставил смерть товарища неотомщенной? Сакумбе, этот толстый черный плут, был моим другом. И пусть к старости он стал жирным и ленивым, но он был куда лучше многих белых, с кем мне приходилось иметь дело. – Киммериец шумно вздохнул и покачал головой, как лев встряхивает гривой. – Ладно! Он умер, а мы еще живы. И если хотим и дальше оставаться в живых, пора нам трогаться в путь, пока Зехбех не выслал за нами погоню. Поехали!

Трое всадников спустились по песчаному склону холма и рысью двинулись к западу.

* * *

Когда Конан добрался до портового города на побережье Куша, там случайно оказался корабль пиратов с Барахских островов, что лежат к юго-западу от Зингары. Морские разбойники охотно приняли опытного воина в свои ряды.

Л. Спрэг де Камп
Конан-корсар
_{Перевод А. Чеха}

Пролог
Кровавое видение

За два часа до полуночи дочь зингарского короля Фердруго принцесса Хабела проснулась. Прикрытое тончайшей тканью ее тело дрожало, как в лихорадке. Взгляд принцессы был устремлен в ночную мглу, сердце терзалось мрачными предчувствиями. За окном по крышам дворца барабанил дождь.

О чем же был этот сон, из страшных объятий которого душа принцессы едва смогла вырваться?

Теперь, когда это мрачное видение оставило ее, она с трудом могла припомнить его детали. Отчетливо помнился только мрак, в котором вдруг засверкали полные злобы глаза и заблистали клинки, и тут – тут все обагрилось кровью. Кровь была повсюду: на простынях, на каменных плитах пола, она ползла из-под двери – темная, липкая, густая кровь!

Хабела вздрогнула и стала озираться по сторонам. Ее внимание привлекла свеча, горевшая на невысоком, богато украшенном домашнем алтаре, что стоял у противоположной стены. Пламя освещало изображение Митры, Владыки Света, главного божества кордавского пантеона. Принцесса замерла: божественный промысел – вот что ей нужно. Закутав свое пышное смуглое тело в кружевное покрывало, она направилась к алтарю. Черные как смоль волосы падали на ее плечи полуночным водопадом.

На алтаре стоял небольшой серебряный сосуд с благовониями. Раскрыв сосуд, принцесса извлекла из него несколько смолистых крупинок и бросила их в пламя. В комнате запахло миррой и нардом.

Хабела воздела руки и склонилась так, словно собиралась молиться, однако с уст ее не слетело ни слова. Душа ее была охвачена смятением столь сильным, что – как ни пыталась принцесса – молиться она не могла.

Она вдруг поняла, что мрак и ужас поселились во дворце не сегодня и не вчера. Старый король неожиданно стал черствым и странным, его занимали только ему одному ведомые мысли. Он стал стареть так быстро, словно им завладел некий призрачный вампир, сосущий сок жизни. Иные из королевских указов, казалось, были написаны под чужую диктовку – они противоречили всему тому, что делалось королем прежде. Кто-то другой смотрел его выцветшими глазами, говорил его хриплым голосом, скреплял подписью указы. Мысль эта при всей ее дикости то и дело приходила принцессе на ум.

Призрак, что внимательно следил за происходящим, казалось, стал уплотняться, стал обретать реальность – и вот дело дошло до видений.

И тут сознание ее проснулось, морок, наполнявший его, внезапно развеялся. Принцесса вдруг поняла, что же так мучало и ужасало ее. Она ясно увидела, что темная сила, обступавшая ее со всех сторон, теперь пыталась завладеть ее душой.

Ужас овладел ею, она содрогнулась от отвращения. Принцесса пала ниц пред алтарем; по каменным плитам разметались ее черные блестящие локоны.

– О Митра, защитник дома Рамиро, милосердный и справедливый, враг зла и порока, молю тебя, помоги мне! Заклинаю тебя, о Владыка Света, скажи – что мне делать?

Поднявшись, она открыла золотой ларец, что стоял рядом с сосудом для благовоний, и вынула из него горсть тонких прутиков сандалового дерева. Одни прутики были длиннее, другие – короче; одни были изогнутыми и разветвленными, другие – прямыми.

Она бросила их перед алтарем. Раздался неожиданно громкий стук. Принцесса склонилась над разбросанными прутиками, и глаза ее округлились от изумления.

Перед собой она увидела ясное ТОВАРРО.

– Товарро, – произнесла принцесса вслух, – я должна отправиться к Товарро. – Глаза ее загорелись решимостью. – Клянусь, что я отправлюсь туда сегодня же ночью. Я разбужу капитана Капеллеса.

Бушевала гроза; покои, по которым шла принцесса, то и дело озарялись вспышками молний. В спешке одевшись, она прикрепила к поясу шпагу и накинула на плечи теплый плащ. Движения ее были грациозны и стремительны.

Митра смотрел на нее своими бесстрастными глазами. Но так ли бесстрастен был его взор? Не вплетал ли Митра и свой голос в раскаты грома? Кто знает…

Не прошло и часа, как дочь Фердруго покинула дворец. И это послужило началом целой цепи фантастических событий, в которых странным образом сплелись судьбы могучего воина, страшного колдуна, гордой принцессы и древних богов, что сошлись в смертельной схватке на краю мира.

1
Ночные гости

Дождь лил как из ведра. На мощенных булыжником улочках, что вели к гавани, завывал ветер; он раскачивал вывески гостиниц и таверн. Тощие псы жались к дверным проемам, пытаясь укрыться от дождя и ветра.

Город был погружен во тьму. Лишь несколько окон горело в домах зингарской столицы Кордавы, стоявшей на берегу Западного моря. Луна скрылась за тяжелыми тучами, по небу неслись призрачные рваные облака. То был самый темный час, – час, когда говорят об измене и разбое, когда убийцы в масках и черных перчатках крадутся по темным комнатам, сжимая отравленные ножи. То было время убийств и заговоров.

Сквозь шум дождя и завыванье ветра слышались звуки шагов и бряцанье оружия. На темных улицах несла дозор ночная стража – шестеро вооруженных пиками и алебардами мужчин в плащах и низко надвинутых шляпах. Они старались идти тихо, лишь изредка тишину нарушала певучая зингарская речь. Дозорные внимательно всматривались и вслушивались, однако мысленно они были уже дома, за бутылкой вина…

Стоило дозорным миновать заброшенное стойло с проваленной крышей, как две темные фигуры, таившиеся внутри, ожили. Движения этих людей были бесшумны; один из них вытащил из-под плаща маленький фонарь и осветил им пол конюшни.

Человек с фонарем нагнулся и стал разметать сор. К одной из каменных плит была прикреплена короткая цепочка, заканчивавшаяся бронзовым кольцом. Взявшись за кольцо, неизвестные потянули цепочку на себя. Раздался скрип ржавых петель – каменная дверца открылась. Неизвестные скрылись в подземелье, и плита с глухим ударом вернулась на старое место.

Узкая винтовая лестница круто уходила вниз, в кромешную мглу. Древние истертые ступени были покрыты плесенью, все дышало гниением и упадком.

Люди в черных плащах не спешили – шаги их были бесшумны и осторожны. Лица были скрыты шелковыми масками. Казалось, что по лестнице крадутся привидения; тайные туннели соединяли подземный ход с морем, свежий морской ветерок, гулявший по подземелью, развевал плащи незнакомцев, делая их похожими на огромных летучих мышей.

Над уснувшим городом возвышались башни замка Вилагро, герцога Кордавского. Свет горел только в нескольких узких оконцах – почти все обитатели замка спали.

В нижнем этаже замка горел высокий золотой светильник, напоминавший перевившихся змей; здесь сидел человек, изучавший пергаменты.

Владелец замка не поскупился на украшение каменных сводов. Сырые стены были завешены яркими гобеленами. На холодном каменном полу лежал толстый мягкий ковер, узорчатый и многоцветный; его ткали в далекой Вендии.

На низком столике, украшенном искуснейшей резьбой, стоял большой серебряный поднос с вином из Кироса, фруктами и сластями.

И стол, за которым читал человек, был тоже привезен издалека – резьба на нем ясно указывала на школу мастеров Аквилона, страны, лежавшей к северо-востоку от Зингары. Письменный прибор с павлиньим пером был выполнен из хрусталя и золота. Прессом для бумаг служил тонкий клинок.

За столом сидел человек лет пятидесяти, худощавый и изящный. Одет он был необычайно изысканно: бирюзовый вельветовый камзол не скрывал белья тончайшего полотна нежно-абрикосового цвета, пена кружев на запястьях оттеняла громадные бриллианты, сверкавшие на каждом из холеных, длинных пальцев. На ногах, обтянутых черным шелковым трико, красовались искусно отделанные драгоценными камнями мягкие сапожки из кордавской кожи.

Его возраст выдавали обвислые щеки и темные мешки под быстрыми холодными глазами. Поэтому ни окрашенные волосы, ни слой пудры на лице никак не молодили его.

Его рука, сверкавшая изумрудами, небрежно играла с пергаментами, испещренными тонкими письменами и скрепленными алыми печатями. Он нетерпеливо постукивал носком правой ноги и беспрестанно взглядывал на клепсидру – старинные водяные часы, украшавшие стол. Время от времени он оглядывался на тяжелую шпалеру, прикрывавшую угол комнаты.

Здесь же, у стола, неподвижно застыл чернокожий раб со сложенными на груди мускулистыми руками. Огни светильника поблескивали, отражаясь на выпуклых мышцах черного тела и тяжелых золотых серьгах, украшавших вытянутые мочки ушей. Раб был вооружен кривой саблей, выглядывавшей из-под его алого кушака.

Часы пробили два часа пополуночи.

Со сдавленным проклятием человек отбросил от себя хрустящий пергамент. И в тот же миг гобелен был откинут в сторону невидимой рукой; за ним открылся потайной ход. Из темноты появились два человека в черных масках и черных плащах. Один из них держал в руке небольшой фонарь. С промокших насквозь одежд вошедших стекала вода.

Человек, сидевший за столом, положил ладонь на рукоять кинжала, лежавшего на столе; раб, уроженец страны Куш, схватился за саблю. Однако когда гости вошли в комнату и сняли маски, хозяин комнаты успокоился.

– Все в порядке, Гомани, – сказал он негру, и тот, сложив руки на груди, вновь замер.

Сбросив плащи на пол, гости низко поклонились. Голова первого была гладко выбрита. Молитвенно сложив руки, он поклонился вторично.

Второй отвесил изысканный придворный поклон и внятно прошептал:

– О мой герцог!

Выпрямившись, он небрежно положил руку на драгоценный эфес своего длинного меча. Это был высокий темноволосый человек; хищное лицо его имело болезненный цвет. Его тонкие черные усики казались нарисованными.

В движениях чувствовались манерность и вычурность – он походил скорее на пирата, чем на придворного вельможу.

Вилагро, герцог Кордавы, смерил высокого зингарца ледяным взглядом.

– Мастер Зароно, я не привык ждать, – процедил он сквозь зубы.

Вновь последовал вычурный поклон.

– Тысяча извинений, ваша милость! Поверьте, я ни за что не стал бы вас тревожить!

– Тогда почему же ты опоздал на целых полчаса, сударь?

– Пустяк, абсолютная глупость.

Человек с выбритым по-монашески черепом вставил:

– У нас вышел скандал в таверне, мой герцог.

– Что? Скандал в питейной лавке?! Бездельники, вы что, с ума посходили? Как это вышло?

Щеки Зароно порозовели, он метнул на монашка взгляд, полный ненависти, тот же смотрел на него совершенно невозмутимо.

– Сущие пустяки, ваша светлость! Дело таково, что совершенно не стоит вашего внимания.

– Мне это решать, Зароно, – ответил герцог. – Не исключено, что наш план раскрыт. Ты уверен в том, что эта… эта неприятность… не была подстроена? – Герцог нервно сжал руки, костяшки его пальцев побелели.

Зароно хмыкнул.

– Ну что вы, мой герцог. Вы, наверное, слышали об этом болване по имени Конан – он командует зингарским капером, похоже, забыв о том, что его родила киммерийская шлюха.

– Никогда не слышал об этом мошеннике. Продолжай.

– Я же сказал вам, все это пустяки. Я пришел в гостиницу «Девять Обнаженных Мечей», для того чтобы встретиться с праведным Менкарой. Заметив отменный кусок мяса, жарившийся на вертеле, я решил убить сразу двух зайцев. Как вы, наверное, знаете, я не привык попусту тратить время и потому тут же подозвал к себе Сабрала, хозяина таверны, и приказал ему подать мне жаркое. И тут этот гнусный киммериец посмел заявить, что это, мол, его ужин. Если в человеке есть хоть капля благородства, он не станет терпеть…

– Говори короче! Что у вас там случилось?

– Сначала мы спорили, ну а затем от слов мы перешли к делу. – Зароно пощупал синяк, вздувшийся под глазом, и довольно хмыкнул: – Этот парень здоров как бык, но, думаю, и ему от меня перепало. Только я хотел преподать этому деревенщине урок фехтования, как хозяин вместе с посетителями разняли нас и растащили по сторонам – каждого из нас держало человек пять. И тут в таверне появился святой отец Менкара – он-то нас и успокоил. Так что, как видите…

– Я все понял. Похоже, это действительно случайность. И все же на твоем месте я бы избегал запаха жареного. Подобного я больше не потерплю! Ну да ладно, теперь к делу. Насколько я понимаю, рядом с тобой…

Зингарец стал теребить усы.

– Простите мне мои дурные манеры, ваша светлость. Позвольте представить вам праведного Менкару, жреца Сета, ставшего нашим активным сторонником, – и это, позвольте заметить, всецело моя заслуга.

Человек с выбритой головой вновь поклонился. Вилагро ответил ему легким кивком головы.

– Почему вы так настаивали на личной встрече, святой отец? – спросил герцог. – Я предпочитаю работать через моих агентов, таких, как Зароно. Может быть, вас что-то не устраивает? Вы хотите большего вознаграждения?

Взгляд лысого стигийца оставался недвижным.

– Золото – ничто, хотя в этом низменном плане бытия оно и потребно для поддержания бренной человеческой оболочки. В согласии с нашей верой этот мир является иллюзией – маской, скрывающей лик хаоса… Впрочем, я зря говорю все это, мой герцог. Теологическими штудиями я мог бы заниматься у себя на родине, здесь же я не для этого, не так ли? – Стигиец изобразил на лице некое подобие улыбки.

Герцог Вилагро испытующе посмотрел на него.

Менкара продолжал:

– Я говорю о вашем намерении склонить старого короля Фердруго к тому, чтобы он отдал свою дочь, принцессу Хабелу, за вашу светлость. И в этой связи мне на ум приходит речение: «Заговор и предательство в крови у зингарцев».

Шутка эта не показалась Вилагро уместной.

– Да, да, все это я уже слышал. Лучше скажи, как идут наши дела? Как настроены наши жертвы?

Стигиец пожал плечами.

– Хвастаться мне особенно нечем. Управлять Фердруго несложно, ибо он стар и дряхл. Я столкнулся с препятствием совсем иного рода.

– Хотелось бы узнать, каким именно?

– Король полностью подвластен моей воле: стоит мне захотеть, и он отдаст свою дочь за вас; но вот только принцесса – видимо, памятуя о том, что вы много старше ее, – отказывается от этого.

– Так возьми же под свой контроль и ее разум, скотина лысая! – заорал Вилагро, явно задетый тем, что был упомянут его возраст.

Холодные искры вспыхнули в тусклых глазах стигийца, но он тут же отвел взгляд в сторону.

– Сегодня ночью именно этим я и занимался, – пробормотал он. – Когда принцесса заснула, я вошел в ее сны. Она молода и сильна. Взять ее мозг под контроль было очень непросто. Когда же я наконец смог обратиться к ее спящей душе, неожиданно для самого себя я стал терять контроль над разумом короля. Я тут же оставил девушку и вернулся к ее отцу. Она проснулась в ужасе и – хотя она ничего не помнит – в тревоге. В этом-то и состоит названное препятствие. Я не могу управлять и королем, и принцессой одновременно.

Жрец внезапно замолчал, заметив гневный взгляд герцога.

– Так это был ты, паршивый пес! – закричал Вилагро.

Глаза стигийца наполнились удивлением и тревогой.

– Что вы хотите этим сказать, ваша светлость? – пробормотал он. Зароно был удивлен не меньше жреца.

Герцог еле слышно выругался.

– Как могло случиться, что мой коварный агент и мой велемудрый маг не знают того, о чем говорит уже весь город? – Герцог вновь перешел на крик: – Идиоты, неужели вы не знаете о том, что принцесса исчезла?

План Вилагро был прост. Король Фердруго был уже слишком стар и немощен для того, чтобы править страной: преемником его должен был стать супруг принцессы Хабелы. Кто же, как не Вилагро, должен был стать им – во всей Зингаре не было равных ему в богатстве и влиянии.

Своим подручным Вилагро сделал капитана капера Зароно, человека благородного происхождения, репутация которого была подпорчена темным прошлым. Он поручил Зароно отыскать колдуна, который смог бы управлять мыслями и поступками стареющего монарха. Коварный Зароно остановил свой выбор на Менкаре, последователе запрещенного законом стигийского культа Сета. Однако побег Хабелы сорвал все планы герцога. Какой толк управлять королем, если дочери его, с которой Вилагро должен был обручиться, нет?

Собрав всю свою волю, Менкара обратился к герцогу:

– Если вашей светлости будет так угодно, я, используя свои скромные познания в оккультных науках, смогу узнать, где сейчас находится принцесса.

– Чего же ты ждешь, действуй, – угрюмо буркнул герцог.

Повинуясь жрецу, Гомани принес из камеры пыток бронзовую треногу и уголь. Ковер был убран. Из-под своей мантии стигиец извлек большую сумку, в которой было множество отделений. Из нее он достал светящийся зеленоватый мелок и стремительными движениями нарисовал на полу змея, кусающего собственный хвост. В это же время раб развел на треноге огонь. Через несколько минут угли, лежавшие на ней, раскалились докрасна.

Жрец достал из сумки хрустальный фиал с ароматной зеленой жидкостью и облил ею раскаленные угли. Угли зашипели подобно змеям, и резкий пряный запах наполнил комнату. Бледно-зеленые струйки дыма, извиваясь, поползли к потолку.

Скрестив ноги, жрец сел внутрь зеленого круга. Раб загасил светильник, и комната погрузилась в полумрак. Видны были только раскаленные угли, светящийся круг и желтые глаза колдуна, походившие на глаза ночного зверя.

Стигиец заговорил, сначала тихо, затем – все громче и громче.

– Яо, Сетеш… Сетеш, Яо! Абратакс кураим мизраэт, Сетеш!

Резкие шипящие звуки потонули в неясном бормотании, и наконец все звуки смолкли. Слышно было только дыхание стигийца. Жрец впал в транс, его желтые глаза медленно закрылись.

– Митра! – воскликнул Зароно и тут же замолчал, почувствовав, что герцог схватил его за руку.

Дым висел над комнатой светящимся зеленоватым облаком. Он стал менять яркость – то тут, то там появлялись и гасли светлые и темные пятна. И тут Вилагро и Зароно увидели прямо перед собой ночное море, по которому плыло небольшое суденышко. На палубе корабля стояла юная дева. Ветер развевал ее длинный плащ…

– Хабела! – воскликнул Вилагро.

Возглас его, похоже, разрушил чары – картина тут же стала блекнуть. Угольки зашипели и погасли. Жрец рухнул на пол.

Глоток вина вернул Менкаре силы.

– Куда же она направляется? – спросил Вилагро.

Стигиец задумался.

– Она думала об Асгалуне. Может быть, вы, ваша светлость, понимаете, в чем тут дело?