Текст книги "Конан Бессмертный"

Автор книги: Роберт Ирвин Говард

Соавторы: Лайон Спрэг де Камп,Лин Спрэг Картер,Бьёрн Ниберг
сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 74 страниц) [доступный отрывок для чтения: 27 страниц]

4
Бессмертная королева

Варданес из Заморы добрался до самой верхней точки холмистой гряды и остановился, осматриваясь. Вид, открывшийся перед ним, был настолько неожиданным, что он застыл в оцепенении. На протяжении пяти дней, с тех пор как неудачная засада, устроенная для зуагиров, обернулась против туранцев, он скакал во весь опор как сумасшедший, едва прихватывая час-другой для отдыха, и не столько для себя, сколько для своей кобылы. Безграничный ужас, обуявший его и почти лишивший рассудка, гнал его вперед и вперед.

Он хорошо знал, как мстят пустынные разбойники. Его воображение рисовало тошнотворные сцены расправы над его телом, которая будет расплатой, уготованной ему беспощадными мстителями, если он когда-нибудь попадет к ним в руки. Когда он увидел, что засада не удалась, он пустился вскачь прямо в глубь пустыни, ни о чем не раздумывая. Он знал, что этот дьявол Конан вырвет у Богры-хана имя предателя и потом кинется с ревом по его пятам с кровожадной шайкой зуагиров. И никто из них так просто не отступится от поисков бывшего товарища, вероломно предавшего их.

Слабым шансом выжить было для него направиться в безлюдные пространства Шан-и-Сорха, где нет ни дорог, ни троп. Хотя заморанец Варданес по культуре и воспитанию был достаточно утонченным горожанином, судьба в свое время свела его с отщепенцами пустынь, и он хорошо знал их обычаи и верования. Ему было известно, что они опасаются самого названия «Красная Пустыня», так как воображение этих дикарей населяло ее чудовищами и злыми духами всех мастей, каких только они могли себе представить. Почему кочевники так отчаянно боялись Красной Пустыни, он не знал и не хотел вникать. Его устраивало уже то, что этот страх поможет ему уйти от преследователей, которые не посмеют углубляться в безжизненную пустыню слишком далеко.

Но они не повернули назад. Он опережал их совсем немного, так что каждый день мог видеть за собой вздымающиеся облака пыли, поднятой зуагирскими всадниками. Он рвался вперед, не теряя ни минуты на остановки, ел и пил в седле, доводя свою лошадь до последней степени изнеможения, чтобы увеличить разрыв между преследователями и собой. По прошествии пяти дней он уже не знал, идут ли они еще по его следу, но вскоре для него это стало почти безразлично. Он исчерпал запасы воды и пищи для себя и своей кобылы и продолжал спешить только в слабой надежде найти источник воды в этой бескрайней пустыне.

Его лошадь, покрытая коркой сухой грязи, образовавшейся там, где пыль и песок налипли на взмыленные бока, тащилась вперед, пошатываясь, как неживая, ведомая какой-то колдовской силой. Теперь она была близка к смерти. За день она падала семь раз, и только удары плети вынуждали ее подняться на ноги снова. Поскольку она уже была не способна нести его, Варданес шел пешком, ведя ее на поводу.

Красная Пустыня взяла ужасную дань и с самого Варданеса. Еще недавно красивый, как смеющийся молодой бог, он стал изможденным скелетом, обожженным солнцем до черноты. Налитые кровью глаза жутко поблескивали сквозь потускневшие, слипшиеся пучками волосы. Его потрескавшиеся, распухшие губы бессознательно бормотали молитвы Иштар, Сету, Митре и еще двум десяткам других божеств. Когда он и его дрожащая от слабости коняга вползли на вершину еще одного ряда дюн, он посмотрел вниз и увидел зеленеющую долину с пятнами изумрудно-зеленых рощ финиковых пальм.

Среди этой плодородной долины лежал небольшой, обнесенный каменной стеной город. Высоко вознесшиеся купола и приземистые сторожевые башни возвышались над стеной с громадными воротами, полированные створы которых отражали красноватое солнце.

Город в этом пекле, уничтожающем все живое? Зеленая цветущая долина, полная буйно разросшихся прохладных деревьев, мягких лужаек и прозрачных бассейнов с лотосом, в самом сердце этой лишенной растительности пустыни? Невероятно!

Варданеса пробрала дрожь, он протер глаза и облизал пересохшие губы. Должно быть, это мираж или порождение расстроенного воображения! Одновременно какие-то обрывки полузабытых знаний времен его детства, когда он обучался разным наукам, стали возвращаться к нему, постепенно воссоздавая некое целостное представление. Это были фрагменты легенд об Ахлате Проклятом.

Он изо всех сил старался восстановить эту нить в памяти. Легенда была записана в старой стигийской книге, которую его наставник шемит держал запертой в сундуке из сандалового дерева. Даже будучи ясноглазым парнишкой, Варданес был наделен (а скорее, отмечен как проклятием) жадностью, нездоровым любопытством и ловкими пальцами воришки. Однажды темной ночью он подобрал отмычку к замку и со смешанным чувством благоговейного страха и отвращения погрузился в изучение необыкновенного текста, полного темных зловещих описаний и смутных предсказаний древней черной магии. Написанный паучьим почерком на пергаменте, выделанном из драконовой кожи, текст представлял перечень странных обрядов и церемоний. Он был испещрен загадочными иероглифами древних царств, таких, как Ахерон и Лемурия, которые процветали и пали в незапамятные времена и были известны своими таинственными колдовскими ритуалами.

Среди страниц, заполненных паукообразными письменами, встречались обрывки какой-то непонятной литургии, предназначенной для привлечения демонических субстанций из зазвездных темных сфер, из хаоса, который, по свидетельству древней черной магии, царит за пределами космоса. Одна из этих литургий содержала таинственные упоминания о «проклятом дьяволом и одержимом демоном Ахлате в Красной Пустыне, где могущественные безумные чародеи давным-давно, к своей бесконечной скорби и сожалению, вызвали в эту земную сферу Демона из Потустороннего Мира… Ахлат, где Нечто Бессмертное и Ужасное правит суд и расправу вплоть до сегодняшнего дня… обреченный, проклятый Ахлат, от которого отреклись истинные боги, превратив все вокруг него в обжигающую пустыню».

Варданес все еще сидел на песке возле своей часто и тяжело дышавшей запаленной кобылы, когда внезапно появившиеся воины со свирепыми физиономиями напали на него, скрутили и потащили с каменистых возвышенностей, кольцом окружавших город, вниз в цветущую долину с финиковыми пальмами и полными лотоса прудами и еще ниже – к воротам Ахлата Проклятого.

5
Рука Зиллах

Проснувшись, Конан медленно приходил в себя, но на этот раз все было совсем иначе. До сих пор его пробуждения означали возвращение к боли и мучениям. Он с трудом раздирал слипшиеся веки, чтобы тут же зажмуриться и потом на протяжении целого долгого дня щуриться от невыносимо сверкающего солнца. Он через силу заставлял себя подняться на ноги, чтобы брести, пошатываясь, вперед через раскаленные, как в жаровне, пески.

На этот раз он проснулся очень легко, с блаженным чувством довольства и комфорта. Его голова покоилась на шелковых подушках. Плотный тент со свешивающейся по краям длинной бахромой защищал от солнца его тело, чистое и обнаженное, если не считать свежей набедренной повязки из белого полотна.

Он вскочил на ноги, не медля ни секунды, подобно дикому животному, жизнь которого зависит от быстроты реакции. Оглядываясь вокруг, он не верил собственным глазам. Первой его мыслью было, что наконец смерть прибрала его и его дух перенесся ввысь в незатейливый старомодный рай, каким представляли его предки, где Кром – верховное божество его народа – восседает на престоле среди других богов и тысячных толп героев.

Рядом с его шелковым ложем стоял серебряный кувшин, наполненный прозрачной свежей водой.

Минутой позже, когда Конан оторвал мокрое лицо от кувшина, он знал, что, какой бы рай это ни был, природа его реальна и вполне материальна. Он пил не отрываясь, хотя по состоянию своей глотки и рта понимал, что та жгучая жажда, от которой он страдал в своем переходе по пустыне, больше не терзает его. Должно быть, какой-то караван нашел его и доставил в это укрытие, где ему оказали помощь и подлечили. Продолжая осматриваться, Конан заметил, что все его тело тщательно отмыто от песка и пыли и умащено смягчающими кожу целебными мазями. Кто бы ни были его спасители, они кормили его и ухаживали за ним, пока он бредил и лежал в забытьи.

В ходе размышлений на эту тему он обшаривал шатер взглядом. Его большой палаш лежал поперек эбонитового сундука. Бесшумно крадучись, он двинулся по направлению к нему, как осторожный дикий кот, – и тут же замер, так как услышал звяканье воинских доспехов у себя за спиной.

Мелодичный звук исходил, однако, не от воина, а от стройной хрупкой девушки с глазами оленя. Она только что вошла в палатку и стояла, глядя на него в удивлении. Темные блестящие волосы до пояса были ничем не скреплены, и крошечные серебряные колокольчики, нанизанные на свободно падающие пряди, издавали слабое позвякивание.

Конан оценил девушку с первого беглого взгляда: молодая, почти ребенок, тоненькая и привлекательная. Ее бледное, не тронутое загаром тело соблазнительно мерцало сквозь тонкое просвечивающее покрывало. Драгоценные камни искрились на ее тонких белых руках. По золотым украшениям на лбу и взгляду ее больших темных глаз Конан предположил, что она принадлежит к народу, родственному шемитам.

– О! – вскричала она. – Ты слишком слаб, чтобы вставать. Ты должен еще лежать, чтобы восстановить свои силы. – Она произнесла это на одном из диалектов шемитского языка, полном архаичных форм, но достаточно близком к тому шемитскому, который Конан знал настолько, чтобы понимать.

– Чепуха, девочка, я в достаточно хорошей форме, – ответил он на том же языке. – Это ты ухаживала здесь за мной? Сколько времени прошло с тех пор, как ты нашла меня?

– Нет, чужеземный господин, это сделал мой отец. Я – Зиллах, дочь Еноша, властителя Ахлата Проклятого. Мы обнаружили твое тело среди бескрайних песков вечной пустыни. С тех пор миновало три дня, – отвечала она, прикрыв шелковыми ресницами свои прекрасные глаза.

«Боги! – подумал он. – Однако какая чистая, скромная девушка!» Конан не видел ни одной женщины уже несколько недель, поэтому он откровенно изучал округлые контуры ее гибкого тела, едва прикрытого прозрачными одеждами. Ее щеки слегка заалели.

– Итак, это твои прелестные ручки ухаживали за мной, а, Зиллах? – сказал он. – Благодарю тебя и того, кто произвел тебя на свет, за помощь. Думаю, я был близок к смерти. Как вам удалось найти меня?

Он пытался припомнить город с названием Ахлат Проклятый, но безуспешно, а ведь он считал, что знает все поселения в южных пустынях хотя бы понаслышке, если не видел их воочию.

– Это не было случайностью, на самом деле мы вышли на поиски тебя, – сказала Зиллах.

Глаза Конана сузились, и весь он напрягся от предчувствия опасности. Внезапно застывшее выражение этого мрачного бесстрастного лица подсказало девушке, что перед ней мужчина с необузданной животной страстью – опасный человек, не похожий на мягких и чувствительных горожан, которых она знала до сих пор.

– Мы не хотели причинить тебе вреда! – протестующе вскричала она, вскидывая свою тонкую руку, как бы защищаясь. – Однако следуй за мной, господин, и мой отец объяснит тебе все.

На минуту Конан застыл, размышляя, не навел ли Варданес этих людей на его след. Серебра, которое он получил от туранцев, хватило бы с избытком, чтобы купить с потрохами по крайней мере полсотни шемитов.

Затем он расслабился, постепенно подавляя вспыхнувший было кровожадный порыв, взял свой меч и перекинул перевязь через плечо.

– Тогда веди меня к своему Еношу, милая, – уже спокойным тоном произнес он. – Я хочу послушать, что он мне наплетет.

Она повела его из помещения. Конан расправил плечи и, мягко ступая, двинулся за ней.

6
Нечто из потустороннего мира

Енош сидел в кресле из черного дерева с высокой спинкой, углубившись в изучение измятого, ветхого от времени свитка, когда Зиллах ввела к нему Конана. Эта часть шатра была убрана темно-красными тканями, толстые ковры смягчали шум шагов. На витой бронзовой подставке в виде блестящих переплетенных змей было укреплено зеркало странной формы. Жуткие, сверхъестественные отблески блуждали в его эбонитовой глубине.

Енош поднялся и приветствовал Конана изысканными фразами. Это был высокий немолодой человек, худой и, несмотря на возраст, стройный. На нем был головной убор из белоснежного полотна. Прожитые годы и размышления испещрили его лицо морщинами, в темных глазах была усталость и вековая печаль, накопленная еще предками.

Он предложил своему гостю сесть и приказал Зиллах принести вина. Когда с формальностями было покончено, Конан спросил прямо:

– Как вам удалось обнаружить меня, о шейх?

Енош взглянул на черное зеркало:

– Пока я не утратил волшебной силы, сын мой, я могу использовать некоторые не совсем естественные средства.

– И все же как это получилось, что вы искали меня?

Енош поднял тонкую, в голубых жилах руку, чтобы успокоить подозрения воина.

– Будь терпелив, мой друг, и я все объясню, – проговорил он тихим низким голосом. Оставив свой свиток, он пересел на низкий табурет и взял серебряную чашу с вином.

После достаточно обильного возлияния старик начал свой рассказ.

– Давным-давно, много веков тому назад, волшебник из этой страны, называемой Ахлат, задумал заговор против древней династии, которая правила в этих местах со времен падения Атлантиды, – медленно повествовал он. – Коварными речами он убедил народ, что их монарх – слабый, предававшийся изнеженным удовольствиям человек – был их недоброжелателем или даже врагом, и народ восстал и втоптал в грязь незадачливого царя. Возвеличив себя как жреца и пророка неведомых богов, чародей претендовал на божественное, пророческое влияние. Он возвещал, что один из богов вскоре спустится на землю, чтобы самолично править Ахлатом Святым – как тогда называлась страна.

Конан фыркнул:

– Вы, люди Ахлата, кажется, не менее легковерны, чем другие народы, которые я повидал.

Старик устало улыбнулся:

– Всегда легко верить в то, что хочется считать истиной. Но даже в кошмарах не могло привидеться, насколько ужасным был план этого черного колдуна. С помощью отвратительных тайных ритуалов и заклятий он вызвал демонессу из потустороннего мира, чтобы она выступала в роли богини, необходимой народу. Удерживая ее здесь своим колдовством, он взял на себя роль проводника ее божественной воли. Пораженный благоговейным страхом, народ Ахлата вскоре застонал под гнетом тирании, гораздо более тяжкой, чем та, от которой он страдал при правлении прежней династии.

Конан оскалился:

– Я был свидетелем тому, что революции часто возносят худшие правительства, чем те, которые смещают.

– Возможно. Во всяком случае, здесь так оно и было. И со временем все стало еще хуже, так как колдун потерял контроль над демоническим нечто, которое он вызвал из запредела, и оно уничтожило его и захватило его место. И оно властвует по сей день, – заключил он почти беззвучно.

Конан вскинулся:

– Значит, это создание бессмертно? Как давно все произошло?

– С тех пор прошло больше лет, чем песчинок в этой пустыне, – ответил Енош. – А божество все еще господствует в несчастном Ахлате. Секрет ее вечной власти в том, что она питается энергией живых созданий. Когда-то вся эта земля была зеленой и благодатной, вдоль прохладных ручьев росли финиковые пальмы, и тучные стада паслись на цветущих лугах по окрестным холмам. Ее кровожадная жажда жизни иссушила землю вокруг, сохранив только долину, в которой расположен Ахлат, потому что эта безжизненная оболочка, питающаяся чужими жизненными соками, не может удержаться в мире сущего без его обитателей.

– Кром! – прошептал Конан, оторвавшись от своей чаши с вином.

– За прошедшие века эта земля превратилась в мертвую безжизненную пустыню, – продолжал Енош. – Наша молодежь, так же как и домашний скот, идет на утоление жуткой жажды богини. Она кормится ежедневно. Она выбирает жертвы каждый день, и каждый день сокращается их число, и все вокруг вырождается. Когда она атакует неизвестного избранника непрестанно день за днем, тот может выдержать это не больше нескольких суток, в крайнем случае – протянуть с полмесяца. Самые сильные и храбрые выносили и целый месяц, пока она не истощала весь запас их жизненных сил и не принималась за очередную жертву.

Конан любовно погладил рукоять своего меча:

– Кром и Митра, старик, почему вы до сих пор не убили это чудовище?

В ответ тот слабо покачал головой.

– Она неуязвима и бессмертна, – с грустью сказал он. – Ее тело состоит из вещества, созданного и удерживаемого неизменным непобедимой волей богини. Стрела или меч бессильны и могут только поранить эту плоть, а для нее сущие пустяки устранить повреждение. Жизненная сила, которую она пьет из других, оставляя от них только сухую оболочку, является жутким источником внутренней энергии, с помощью которой она может сформировать свое тело заново сколько угодно раз.

– Спалите ее, – прорычал Конан. – Сожгите дворец, чтобы он рухнул ей на голову, или разрубите ее на мелкие куски и бросьте в пламя костра, чтобы он пожрал ее, не оставив и следа!

– Нет, невозможно. Она оберегает себя, используя темные силы дьявольской магии. Один ее взгляд пронзает и парализует. Около сотни воинов прокрались однажды в Черный храм, решившись положить конец ужасной тирании. От них ничего не осталось, кроме живого леса неподвижных мужских фигур, которые сами послужили угощением на этом леденящем кровь пиршестве ненасытного чудовища.

Конана била дрожь.

– Удивляюсь, что кто-то вообще выжил на этой проклятой земле! – воскликнул он. – И как это мерзкая кровопийца не высосала жизнь из каждого человеческого существа в вашей долине за такое долгое время? И почему вы не сложили пожитки и не подались из этих мест, ставших обиталищем дьявола?

– На самом деле нас осталось совсем немного. Она пожирает нас и наших животных быстрее, чем естественный прирост может восполнить потери. В течение веков демонесса удовлетворяла свое вожделение, довольствуясь жизненной энергией растений. Людей она щадила до поры до времени. Когда земля опустела, она вначале питалась скотом, потом нашими рабами и наконец добралась до самих ахлатцев. Скоро и нам придет конец, и Ахлат будет одним обширным могильником. Оставить это место мы также не можем из-за того, что богиня удерживает нас своей колдовской силой в довольно узких пределах. Выйти за границу ее влияния невозможно.

Конан замотал головой так, что его нестриженая грива разметалась по бронзовым плечам.

– То, что ты рассказал мне, старик, трагично, но почему ты выкладываешь это мне?

– Из-за древнего пророчества, – тихо произнес Енош, приподняв потертый, измятый свиток с табурета.

– Какого еще пророчества?

Енош развернул часть свитка и ткнул в рукописные строки. Письмена были столь древними, что Конан не мог прочесть их, хотя шемитское письмо его времени ему было знакомо.

– «В свое время, – прочел Енош, – когда приблизится наш конец, неизвестные боги, от которых наши предки отреклись, чтобы поклоняться демонессе, смягчат свой гнев и пошлют освободителя, и тот свергнет богиню и разрушит ее злые чары». Ты, Конан из Киммерии, и есть этот спаситель.

7
Зал живых мертвецов

Дни и ночи лежал Варданес в промозглой подземной темнице под Черным храмом Ахлата. Он вопил и молил, рыдал, проклинал и молился, но стражи в медных шлемах, с каменными лицами и тусклыми, ничего не выражающими глазами, не обращали на него внимания, хотя на удивление хорошо заботились о его телесном благополучии, безупречно удовлетворяя его физические потребности. При этом они не отвечали на вопросы. Так же глухи они были, когда он пытался предлагать им деньги, что привело его в полное изумление. Как типичный заморанец, Варданес не мог себе представить, что существуют люди, равнодушные к ценностям. Это было не менее удивительно, чем их архаичная речь и старомодное вооружение. Эти странные существа были до такой степени равнодушны к серебру, которое он сумел вытрясти из туранцев в оплату за свое предательство, что даже не тронули набитые монетами седельные сумы, так и оставив их лежать в углу его камеры.

Опять же он не мог понять, почему они так ухаживали за ним, обмывая его изможденное тело и даже смазывая волдыри целебными мазями. Питание же было просто роскошным. Его кормили прекрасно зажаренной дичью, великолепными фруктами и сладостями. Они давали ему даже вино. Варданес, знавший в своей жизни и другие тюрьмы, в полной мере осознавал всю необычность своего настоящего положения. Ему неоднократно приходила пугающая мысль, не откармливают ли они его на убой.

Однажды стражники вошли в его камеру и повели его наружу. Он ожидал, что наконец попадет куда-нибудь вроде судилища, где ему должны предъявить обвинения, на которые он постарается ответить, какими бы абсурдными они ни оказались. Он воспрял духом, его самоуверенность вернулась к нему. На своем веку он не встречал судьи, чья милость не могла бы быть куплена. Вряд ли и эти останутся безучастными к серебру, да еще в таких количествах, как в этих набитых доверху седельных сумах.

Но вместо судьи его привели темными ходами, где гуляли сквозняки, к громадной двери из позеленевшей бронзы, которая вздымалась перед ним, подобно вратам ада. Дверь была замкнута на три замка и засов. Все вместе представлялось настолько мощным укреплением, что, казалось, было способно выдержать натиск целой армии. Торопливо и явно нервничая, что было заметно по трясущимся рукам и напряженным лицам, воины отомкнули запоры и втолкнули Варданеса внутрь.

Когда дверь за ним с лязгом захлопнулась, заморанец очутился в великолепном зале, отделанном полированным мрамором. Все было погружено в багровый полумрак и покрыто толстым слоем пыли. На всем лежала печать запустения и разрушения. Он двинулся вперед, с любопытством оглядываясь.

Был ли это торжественный тронный зал или неф какого-то колоссального храма – трудно было сказать. Самым поразительным было даже не запустение, по всей видимости царившее здесь веками, а скульптуры, которые стояли группами прямо на полу. Обрывки вопросов, от которых стыла кровь, возникали в цепенеющем от ужаса мозгу Варданеса.

Первое, что бросалось в глаза и казалось особенно загадочным, был необычный материал статуй. По контрасту с гладкими мраморными стенами статуи были выполнены из какого-то тусклого, серого, безжизненного пористого камня, никогда ранее им не виданного. Каков бы ни был этот материал, он производил исключительно отталкивающее впечатление и был похож на пепел сгоревшего дерева, хотя на ощупь был сухим и твердым как камень.

Вторая тайна заключалась в поразительном мастерстве неизвестного скульптора. Трудно было представить, что человеческие руки, какими бы талантливыми они ни были, могли отделать с такой тщательностью эти необычные образцы искусства. Они были совершенно подобны живым за счет удивительно реалистичного воспроизведения мельчайших деталей. Каждая складка одеяния или покрывала свисала, как настоящая одежда, любая самая тонкая прядь волос была видна. С той же поразительной точностью воспроизводились и позы фигур. Никаких героических группировок или монументальной величавости не было и в помине в расположении идолов из однообразно серого, напоминающего гипс материала. Они стояли в очень жизненных позах, десятками и сотнями, расставленные как попало – без какого бы то ни было порядка. Это были изваяния воинов и вельмож, молодых людей и девушек, согбенных старцев и дряхлых старух, цветущих детей и грудных младенцев на руках матерей.

Одна вызывающая тревогу черта была общей для всех фигур: это было выражение невыносимого ужаса на их лицах.

Уже давно Варданес слышал непонятный слабый шум, исходящий откуда-то из глубины этого затемненного помещения. Он был похож на звучание множества голосов, настолько слабых, что слов было не разобрать. Похоже, что таинственный шепот исходил от леса статуй. Приблизившись, Варданес действительно смог различить отдельные звуки: тихие душераздирающие рыдания, слабые мучительные стоны, неясный лепет молитв, даже скрипучий смех и монотонные проклятия. Эти звуки, казалось, исходили из полусотни глоток, но заморанец не мог понять, где находится их источник. Как он ни вглядывался, ему не удалось увидеть никого в этом зале, где был только он сам и тысячи статуй.

Пот стекал по его лбу и впалым щекам. Неизъяснимый страх поднимался в нем. Всеми фибрами своей вероломной души он желал бы очутиться за тысячу верст от этого проклятого храма, где стонали, рыдали, бормотали и истерично смеялись голоса невидимых существ.

Вдруг он увидел золотой трон, который стоял в середине зала, возвышаясь над головами статуй. Алчные глаза Варданеса жадно впились в любезный его сердцу блеск. Не помня себя, он стал пробираться по направлению к трону сквозь каменный лес.

Только сейчас он обратил внимание на что-то непонятное, громоздившееся там. Похоже, это была усохшая сморщенная мумия какого-то давно умершего царя. Плети рук были сложены на впалой груди. От горла до пят тощее тело окутывал пыльный саван. На месте головы была тонкая маска из кованого золота. Она изображала женское лицо неземной красоты.

От жадности у Варданеса перехватило дыхание. Он забыл про свои страхи, потому что между бровей золотой маски, подобно третьему глазу, сверкал огромный черный сапфир. Это было поразительное сокровище, достойное быть украшением царской персоны.

Стоя у подножия трона, Варданес не мог оторвать жадного взгляда от золотой маски. Ее глаза были прикрыты, красивые полные губы чудесного рисунка сложены, как во сне. Все дышало покоем в этом прекрасном золотом лице. Громадный черный сапфир вспыхнул знойным пламенем, когда заморанец дотронулся до него.

Дрожащими пальцами Варданес стащил маску. Под ней было бурое ссохшееся лицо с запавшими щеками, твердое, сухое и жесткое. Его передернуло от злобного, злорадного выражения в чертах этой мертвой головы – головы самой смерти.

И вдруг она открыла глаза и посмотрела на него. Он отшатнулся с воплем, маска выпала из его помертвевших пальцев и со звоном ударилась о мраморные плиты. Мертвые глаза с похожего на череп лица впились в его собственные. И тут это нечто открыло свой третий глаз…