Текст книги "Конан "Классическая сага""

Автор книги: Роберт Ирвин Говард

Соавторы: Лайон Спрэг де Камп,Лин Спрэг Картер,Бьёрн Ниберг
сообщить о нарушении

Текущая страница: 38 (всего у книги 179 страниц) [доступный отрывок для чтения: 63 страниц]

– Он в наших руках, брат!

Долю секунды Конан был захвачен зрелищем. Отбаал был высоким похотливым мужчиной. Его густые черные волосы были собраны на затылке в узел. Черная тщательно ухоженная борода лоснилась. Несмотря на поздний час он был полностью одет в шелковые шальвары и бархатный жилет, под которым поблескивала кольчуга. Он бросился к зачехленному мечу, лежавшему рядом с кушеткой.

Что касается женщины, то ее внешность была скорее приятной, нежели красивой: рыжеволосая, с широким веснушчатым лицом и карими глазами, светящимися умом. Она была крепко сложена. Плечи казались шире обычного. Большой бюст и полные бедра создавали впечатление огромной физической силы.

– На помощь! – заорал Отбаал. – Я окружен!

Фарук бросился было к нему, но затем отпрыгнул назад к двери, через которую они вошли. Краем уха Конан услышал шум в коридоре, а затем стук чего-то тяжелого в дверь. Затем их мечи скрестились. Ночной воздух наполнился звоном стали. Дождем посыпались искры.

Оба противника атаковали, нанося яростные удары, поглощенные единственной целью – жизнью друг друга. За каждым ударом скрывалась несгибаемая воля. Они сражались молча. Когда они кружили по комнате Конан из-за плеча Отбаала увидел, что Фарук удерживает плечами дверь. Удары снаружи становились все сильней. Они уже сорвали дверь с петель. Женщина исчезла.

– Ты справишься с ним? – спросил Фарук. – Если я отпущу дверь, сюда хлынут его рабы.

– Пока все идет хорошо, – проворчал Конан, отражая жестокий удар.

– Тогда поспеши. Я не смогу долго удерживать их.

Конан бросился вперед с новой силой. Теперь внимание анакийца было занято отражением киммерийского меча, который бил теперь как молот по наковальне. Непомерная сила и ярость варвара начала сказываться. Смуглое лицо Отбаала побледнело. Дыхание стало прерывистым, его клонило к земле. Кровь, струившаяся из ран, заливала его руки, бедра и шею. Конан также истекал кровью, но его бешеный натиск не ослабевал.

Отбаал был рядом со стеной, покрытой гобеленом, когда ему удалось резко уклониться от удара Конана. Потеряв равновесие от обманного удара, киммериец метнулся вперед. Острие его меча застряло между каменных плит стены. В тот же миг Отбаал со всей убывающей силой размахнулся, чтобы снести ему голову.

Но стигийская сталь, вместо того, чтобы треснуть, подобно обычному клинку, изогнулась и выпрыгнула из ловушки. Меч ударил по шлему Конана. Гнутое железо больно вонзилось ему в голову. Но, прежде чем Отбаал успел восстановить равновесие, тяжелый клинок Конана пробил кольчугу, тазовую кость и вонзился в позвоночник.

Анакиец пошатнулся и упал, задыхаясь от боли. Его внутренности вывалились на пол. Пальцы судорожно царапали ворс тяжелого ковра. Потом они застыли.

Конан, мокрый от крови и пота, в бешенстве продолжал вонзать меч в лежащее месиво. Он был слишком опьянен яростью, чтобы заметить, что его противник был мертв. Наконец, Фарук крикнул:

– Хватит, Конан! Пока они несут тяжелый таран, мы можем бежать.

– Как? – спросил Конан, смахивая кровь с глаз. Его голова продолжала кружиться от удара, пробившего ему шлем. Он сорвал с головы окровавленный шлем и швырнул его в сторону, обнажив коротко стриженную черную гриву. Алая струйка стекала ему на лоб, застилая глаза. Он нагнулся и оторвал полоску ткани с шальвар Отбаала, чтобы перевязать голову.

– В ту дверь! – сказал Фарук, показывая рукой. – Руфия убежала через нее, чертовка! Если ты готов, бежим!

Конан увидел за кушеткой потайную дверь. Она была задрапирована, но Руфия, спасаясь бегством не успела закрыть за собой дверь.

Гирканец достал из за пояса кольцо, снятое с руки черного убийцы Келуки. Рванувшись к потайной двери, он бросил его около трупа Отбаала. Конан последовал за ним. Ему пришлось наклониться и повернуться боком, чтобы протиснуться через дверь.

Они очутились в другом коридоре. Фарук вел Конана обходным путем, поворачивая и протискиваясь по лабиринту ходов до тех пор, пока Конан совершенно не запутался. Таким образом им удалось избежать армии домашних телохранителей, собравшихся у главного входа в спальню убитого. Один раз, проходя мимо комнаты, они услышали женские крики, но Фарук продолжал идти. Вскоре они достигли секретной плиты, вошли в подземный ход и стали идти ощупью в кромешной темноте, пока снова не очутились в заброшенной могиле.

Конан остановился, чтобы перевести дыхание и перевязать голову. Фарук спросил:

– Как твоя рана, брат?

– Простая царапина. Зачем ты бросил это кольцо?

– Чтобы перехитрить мстителей. Тарим! Жаль, что этой шлюхе удалось скрыться.

Конан сухо улыбнулся. Очевидно Руфия не считала Фарука своим спасителем. Картина, которая предстала перед его глазами за секунду до схватки, не покидала воображения. Такая женщина, думал он, очень подошла бы ему.

За стенами города начала распространяться потрясающая новость. Тем временем под балконами домов пробиралась фигура, закрытая шалью и капюшоном. Впервые за три года улицами Асгалуна пробиралась женщина.

Зная об опасности, она вздрагивала от каждой тени. Камни впивались в ступни ее бархатных комнатных тапочек. Уже три года сапожникам Асгалуна было запрещено изготовлять женские туфли. Король Акхиром издал закон, обязывающий женщин Пелиштии сидеть дома, подобно рептилиям в клетке.

Руфия, рыжеволосая офирка, бывшая фавориткой Отбаала, обладала большей властью, чем любая другая женщина Пелиштии. Кроме любовницы короля Зерити, конечно. Теперь же, пробираясь по ночному городу как отверженная, она страдала как никогда. Одна мысль жгла ей сердце: в одно мгновение плоды ее трудов рухнули под мечом врагов Отбаала.

Руфия принадлежала к типу женщин, привыкших брать троны своей красотой и умом. Она почти не помнила свой родной Офир, откуда ее выкрали в детстве катианские работорговцы. Аргосский магнат, воспитавший ее и принявший в свой дом, погиб в битве с шемитами. Четырнадцатилетним подростком Руфия попала в руки стигийского принца, слабого женоподобного юноши, которого она легко обвела вокруг своего маленького пальчика.

Через несколько лет из мифической земли, лежащей якобы за Вилайетским морем, пришли банды пиратов. Они напали на остров удовольствий принца, лежащий в верховьях Стикса. Там было все: кровавая бойня и огонь, грабеж и рухнувшие стены, смертельные крики и рыжеволосая девушка в объятиях капитана.

Руфия не погибла и не стала хныкающей игрушкой, так как привыкла управлять мужчинами. Маздак со своей бандой поступил на службу к Акхирому, так как его целью был захват Пелиштии у своего ненавистного брата. Тогда Руфия начала действовать.

Она не любила Маздака. Сардонический авантюрист, он был холоден и властен в обращении с женщинами. У него был большой гарем. Командовать или убедить его в чем-то было практически невозможно. Так как Руфия не могла терпеть соперниц, она не очень расстроилась, когда узнала что Маздак проиграл ее своему сопернику Отбаалу.

Анакиец пришелся ей по вкусу. Несмотря на свою жестокость и лживость этот человек обладал силой, жизнеспособностью и умом. А главное им можно было управлять. Стоило лишь задеть его самолюбие. Руфия умело пользовалась этим.

Она подталкивала его вверх к сияющим вершинам служебной лестницы. И вот двое убийц в масках, неизвестно откуда взявшихся, убили его.

Охваченная горькими думами она подняла голову, когда чья-то высокая фигура в капюшоне вышла из-под нависающего балкона и уставилась на нее. Были видны лишь глаза, почти светившиеся в темноте ночи. Она съежилась и вскрикнула от испуга.

– Женщина на улицах Асгалуна! – Голос был безжалостным и призрачным. – Разве это не против воли короля!

– Видит бог, я вышла на улицу не по своей воле, – сказала она. – Моего хозяина убили и я бежала от его убийц.

Незнакомец стоял как статуя, слегка наклонив голову. Руфия с нетерпением смотрела на него. Что-то мрачное и зловещее было в его фигуре. Он был похож скорее на мрачного пророка, задумавшегося о судьбах грешников, чем на человека слушающего случайного прохожего. Наконец, он поднял голову.

– Пойдем! – сказал он. – Я найду место для тебя.

Не оглядываясь он зашагал по улице. Руфия едва поспевала за ним. Она не могла ходить по улицам всю ночь, так как любой офицер мог лишить ее жизни за нарушение указа короля Акхирома. Может быть незнакомец вел ее еще в худшее рабство, но у нее не было другого выхода.

Несколько раз она пыталась заговорить с ним, но его мрачное молчание заставляло ее умолкнуть. Его неестественная отчужденность пугала ее. Один раз она заметила чьи-то фигуры, тайком пробирающиеся за ними.

– Нас преследуют какие-то мужчины!

– Не обращай на них внимания, – ответил человек жутким голосом.

Они молчали до тех пор, пока не достигли маленьких сводчатых ворот в высокой стене. Незнакомец остановился и что-то крикнул. Ему ответили изнутри. Ворота отворились и из-за них показался немой раб с факелом. В его свете рост незнакомца в плаще неестественно увеличился.

– Но это... это же ворота большого дворца! – заикаясь сказала Руфия.

Вместо ответа он сбросил с головы капюшон, обнажив бледное овальное лицо и эти странные светящиеся глаза.

Руфия вскрикнула и упала на колени:

– Король Акхиром!

– Да, король Акхиром! Неверная грешница! – Его голос был похож на звон колокола. – Глупая и презренная женщина, непослушная указам Великого короля, Короля из королей, Короля Мира, да услышат нас боги! Которая погрязла в грехе и не прислушивается к законам любимца богов! Хватайте ее!

Тени, преследовавшие их, приблизились. Ими оказались отряд немых негров. Когда ее схватили, она потеряла сознание.

Офирка пришла в себя в комнате без окон. Сводчатые двери комнаты были закрыты на золотые засовы. Она дико оглянулась по сторонам и, увидев своего захватчика отшатнулась. Он стоял прямо над ней, поглаживая свою острую седеющую бороду, тогда как его ужасные глаза заглядывали прямо в ее душу.

– О, Шемитский Лев! – сказала она, задыхаясь и вставая на колени. – Пощади!

Она знала тщетность своей мольбы. Она ползала на коленях перед человеком, чье имя было проклятием Пелиштии. Он, ссылаясь на волю богов, приказал убить всех собак, вырубить все виноградники, весь виноград и мед сбросить в реку. Он запретил вино, пиво, азартные игры и считал малейшее неповиновение самым непостижимым из грехов. Переодевшись, он ходил по ночному городу и проверял как выполняются его приказы. Руфия машинально ползала по полу, пока он смотрел на нее немигающим взглядом.

– Богохульница! – прошептал он. – Дочь зла! О, Птеор! – закричал он, вознося руки к небу. – Какое наказание ты назначишь этому демону? Какой ужасной агонии, какой пытки будет достаточно для свершения правосудия! Дай мне твоей великой мудрости!

Руфия встала на колени и указала в лицо Акхирома.

– Зачем ты призываешь на помощь богов? – воскликнула она. – Обратись к Акхирому. Ты сам бог!

Он остановился, пошатнулся и бессвязно закричал. Затем он остановился и посмотрел на женщину. Ее лицо было бледным, глаза выпучены. Ужас ее положения усиливал ее актерские способности.

– Что ты видишь, женщина? – спросил он.

– Бог снизошел ко мне! В твоем облике, сияющий как солнце! Я сгораю, я умираю в сиянии твоей славы!

Она спрятала лицо в ладони и задрожала, еще больше согнувшись. Акхиром провел дрожащей рукой по своим бровям и лысине.

– О, да! – прошептал он. – Я бог! Я догадывался об этом. Я мечтал. Одному мне доступна мудрость вселенной. Теперь и смертная увидела это. Наконец, я прозрел. Я не простой служитель и выразитель воли богов. Я сам бог богов! Акхиром – земной бог Пелиштии. Фальшивого демона Птеора надо отбросить, а его статуи переплавить...

Опустив свой взгляд, он приказал:

– Встань, женщина и посмотри на своего бога!

Она повиновалась, ежась от его ужасного взгляда. Глаза Акхирома были окутаны пеленой. Казалось он впервые видит ее.

– Твой грех прощен, – переменил тон Акхиром, – так как ты первая увидела своего бога. Теперь ты сможешь служить мне в роскоши и великолепии.

Она распростерлась, целуя ковер у его ног. Он хлопнул руками. Поклонившись, вошел евнух.

– Быстро иди в дом Абдаштарта, главного служителя Птеора, – сказал он, глядя поверх головы слуги. Передай ему, что Акхиром теперь единственный истинный бог Пелиштии и скоро станет единственным настоящим богом всех народов на земле. Завтра будет начало всех начал. Идолы Птеора будут низвергнуты, а на их месте будут воздвигнуты статуи истинного бога. Должна быть провозглашена истинная вера, а жертва из ста самых благородных детей Пелиштии закрепит это торжественное событие...

У входа в Храм Птеора стоял Маттенбаал, первый помощник Абдаштарта. Почтенный Абдаштарт стоял со связанными руками в окружении двух темнокожих анакийских солдат. Его длинная белая борода покачивалась, пока он молился. Позади них другие солдаты готовили костер в основании огромного идола Птеора. У него была бычья голова и явно преувеличенные мужские достоинства. Невдалеке стояло огромное семиэтажное здание асгалунской пагоды, из которой священникам было удобно читать волю богов, обитающих на звездах.

Когда медная поверхность статуи раскалилась, Маттенбаал шагнул вперед, достал папирус и стал читать:

– Наш божественный король Акхиром – плоть от плоти Якин-Я, происшедшего от богов, когда они еще ходили по земле. Сегодня он является богом среди нас! И теперь я приказываю вам, послушным гражданам Пелиштии, признать, преклониться и молиться ему, величайшему из богов, Богу богов, Создателю Вселенной, Воплощению Божественной Мудрости, королю Богов. Слава Акхирому, сыну Азумелека, королю Пелиштии! Те же, кто, подобно низкому и упрямому Абдаштарту, в глубине сердца отвергает это откровение и отказывается преклониться перед настоящим богом, будет брошен в огонь вместе с идолом фальшивого Птеора!

Солдат дернул за медную дверь в животе статуи. Абдаштарт закричал:

– Он лжет. Этот король не бог, а сумасшедший смертный! Убейте богохульников праведного бога Пелиштии, могучего Птеора, пока он не отвернулся от своего народа...

В этот момент четверо анакийцев взяли Абдаштарта, как бревно, и швырнули его в открытую дверь ногами вперед. Его вопли были заглушены лязгом закрывающейся двери, через которую во времена кризисов те же солдаты бросали сотни детей Пелиштии под руководством того самого Абдаштарта. Из отверстий в ушах статуи повалил дым, а лицо Маттенбаала расплылось в самодовольной улыбке.

Толпа всколыхнулась и вздрогнула. В тишине раздался дикий вопль. Вперед выбежал заросший полуголый человек, пастух. С криком «Богохульник!» он швырнул камень, попавший его преосвященству прямо в челюсть и сломавший ему несколько зубов. Маттенбаал пошатнулся, по его бороде полилась кровь. С ревом толпа хлынула вперед. Высокие налоги, голод, тиранию, грабеж и резню – все терпел народ Пелиштии от своего сумасшедшего короля. Надругательство над религией было последней каплей, переполнившей чашу его терпения. Степенные купцы превратились в сумасшедших, а раболепные нищие – в озверевших злодеев.

Камни посыпались градом, крик толпы усилился. Маттенбаала стали хватать за одежду. Одетые в доспехи анакийцы окружили его и, отбиваясь от толпы колчанами и древками копий, увели.

Бряцая оружием и звеня цепями сбруи, на улицу, ведущую к площади Птеора выехала кушитская конница. Всадники были в блестящих доспехах, на их головах были страусиные перья и львиные гривы. Белые зубы сияли на их темных лицах. Камни толпы отскакивали от их щитов из шкуры носорога. Они заставляли своих лошадей теснить толпу, нанося смертельные удары длинными копьями и кривыми лезвиями своих ятаганов. Люди падали и вопили под копытами лошадей. Бунтовщики побежали врассыпную по окрестным переулкам и магазинам, оставляя за собой площадь, усеянную корчащимися телами.

Черные всадники спрыгивали со своих лошадей и крушили двери магазинов и жилищ, возвращаясь с богатой добычей. Из домов доносились крики женщин. Рухнула решетка и фигура в белом выбросилась на улицу. Другой всадник, посмеиваясь, пронзил лежащее тело своей пикой.

Великан Имбалайо в пламенном шелке и полированной стали, ездил, покрикивая на своих воинов, собирая их с помощью тяжелого кнута. Они вскакивали на лошадей и выстраивались в шеренгу. Легким галопом они понеслись по улице, подняв на своих пиках окровавленные головы в назидание озверевшим асгалунцам, прятавшимся по своим норам и задыхающимся от ненависти.

Бездыханный евнух, принесший королю известие о восстании быстро был заменен другим, который бросился наземь и закричал:

– О божественный король, генерал Отбаал мертв! Слуги нашли его мертвым в своем дворце. Рядом с ним лежало кольцо меченосца Келуки. Анакийцы кричат, что он был убит по приказу генерала Имбалайо. Теперь они разыскивают Келуку в кушитском квартале и мстят за него!

Руфия, подслушивая за занавеской, чуть не вскрикнула. Отрешенный взгляд Акхирома остался неподвижным. Погруженный в свои мысли, он сказал:

– Пусть гирканцы разъединят их. Семейные ссоры не должны касаться жизни бога. Отбаал мертв, зато Акхиром будет жить вечно. Другой человек поведет анакийцев. Пусть кушиты занимаются толпой, пока они не осознают, что атеизм – это грех. Судьбой дано, чтобы я явился перед миром в огне и крови, пока передо мной не склонятся все племена земли! Можешь идти.

На мятущийся город опускалась ночь. Конан шагал по улицам, прилегающим к кварталу кушитов. Его рана уже заживала. В этой части города, занимаемой преимущественно солдатами, по неписанному приказу горели огни, двери конюшен были открыты. Беспорядки продолжались целый день. Толпа напоминала многоглавого змея: в одном месте ее давили, но она появлялась в другом. Копыта кушитской конницы разбрызгивали кровь, грохоча из одного района города в другой.

По улицам теперь ходили лишь вооруженные люди. Огромные ворота, кованные железом, были закрыты как во времена гражданской войны. Через арку больших Симурских ворот то и дело проезжали отряды черных всадников. Свет факелов озарял их обнаженные мечи. Шелковые плащи развевались на ветру, а руки блестели как полированное черное дерево.

Конан зашел в харчевню, где воины жадно ели и тайком пили запретное вино. Вместо того, чтобы сесть на первое попавшееся место он поднял голову, и стал искать что-то более подходящее. Его взгляд остановился в дальнем углу комнаты, где в укромной нише скрестив ноги сидел просто одетый человек в чалме, закрывающей добрую половину его лица. Перед ним стоял низкий столик, полный яств и закусок.

Конан зашагал к нему, обходя другие столы. Он швырнул подушку к столику и сел напротив человека.

– Привет, Фарук! – прогремел он. – Или мне следует сказать – генерал Маздак?

Гирканец вздрогнул.

– Что такое?

Конан хищно улыбнулся.

– Еще в доме Отбаала я понял, кто ты. Никто, кроме хозяина дома, не мог так хорошо знать его секреты. А этот дом когда-то принадлежал гирканцу Маздаку.

– Не так громко, друг! Как ты догадался, когда даже мои люди не узнали меня в этой зуагирской чалме?

– Я полагался на свои глаза. Итак, наше первое предприятие оказалось удачным. Что будем делать дальше?

– Не знаю. Можно бы что-то и предпринять, полагаясь на твою силу и мощь. Ты сам понимаешь какие нравы в волчьей стае.

– О, да! – проворчал Конан. – Я пытался поступить в наемную армию, но три твоих армии так ненавидят друг друга и так жестоко дерутся за власть, что я передумал. Каждый думает, что я шпион и работаю на две другие группировки.

Он остановился, чтобы заказать себе мяса.

– Какой ты неугомонный! – сказал Маздак. – Разве ты не собираешься вернуться в Акхарию?

Конан сплюнул.

– Нет. Она слишком маленькая даже для карликового шемитского государства. И слишком бедна. А люди так болезненно охраняют свои национальные признаки как и все вы, что у меня нет никаких шансов сделать карьеру. Возможно мне придется попытать счастья у одного из гиборийских правителей, если не найду того, кто бы ценил человека только по его способности сражаться. Послушай, Маздак, а почему бы тебе не взять на себя управление этой нацией? Теперь, когда Отбаала нет в живых, тебе нужен лишь повод для того, чтобы выпустить кишки Имбалайо и...

– Тарим! У меня столько же амбиций, как и у тебя. Опрометчивости только меньше. Знай же, что этот Имбалайо, заручившись доверием нашего сумасшедшего монарха, живет в Большом Дворце, окруженном его черными меченосцами. Не без того, чтобы его могли пырнуть во время какого-нибудь мероприятия. Конечно, если убийца не будет против, что его тут же настрогают ломтями. А как же тогда быть с амбициями?

– Мы должны что-нибудь придумать, – сказал Конан.

Его глаза сузились.

– Мы? Ты рассчитываешь на награду за участие?

– Конечно. Ты думаешь я глуп?

– Не глупее остальных. Пока что я не вижу реальной возможности, но я буду иметь тебя в виду. Можешь не сомневаться, что твои услуги были бы оценены по достоинству. А теперь прощай, я должен заняться политикой.

Мясо подали после ухода Маздака. Конан вонзился зубами в мясо еще с большим подъемом, чем обычно. Удавшаяся месть окрыляла его. Жадно глотая мясо, он прислушивался к разговорам вокруг.

– Где анакийцы? – спрашивал усатый гирканец, набивая рот миндальными пирожными.

– Они затаились в своем квартале, – отвечал ему другой гирканец. – Клянутся, что кушиты убили Отбаала и в подтверждение показывают кольцо Келуки. Келука исчез, а Имбалайо клянется, что ему ничего не известно об этом. Но как быть с кольцом? К тому времени, когда король приказал нам разъединить их, в драках уже погибло десятки человек. Клянусь Ашурой, это было лишь начало!

– Виной тому сумасшествие Акхирома, – тихим голосом сказал третий собеседник. – Когда-нибудь этот лунатик очередной шалостью сведет всех нас в могилу!

– Осторожно, – предупредил его компаньон. – Наши мечи принадлежат ему до тех пор, пока нам приказывает Маздак. Если поднимется мятеж, анакийцы вероятней всего будут воевать не на стороне кушитов, а против них. Мужчины говорят, что Акхиром взял рабыню Отбаала Руфию в свой гарем. Это разозлило анакийцев еще больше. Они подозревают, что убийство было совершено по приказу короля или, по-крайней мере, с его согласия. Но их злость ничто по сравнению со злостью Зерити, которой король дал отставку. Говорят, злость ведьмы может превратить весенний бриз в песчаную бурю в пустыне.

Унылые глаза Конана загорелись, когда он осознал услышанное. Последние дни память о рыжеволосой гурии не покидала его. Мысль увести ее из-под носа сумасшедшего короля, скрыв от бывшего хозяина Маздака, придавала жизни пикантный привкус. И, если ему суждено было покинуть Асгалун, она могла бы стать ему приятной попутчицей по дороге в Кот. В Асгалуне был один человек, который действительно мог ему помочь: Зерити Стигийская. По понятным причинам она бы сделала это с радостью. Он вышел из харчевни и пошел в направлении стен внутреннего города. Он знал, что дом Зерити находился в той части Асгалуна. Для того, чтобы попасть туда надо было пересечь большую городскую стену. Единственным способом сделать это был тоннель, который ему показал Маздак.

Поэтому он пошел в направлении пальмовой рощи на берегу канала. Пробираясь в темноте среди мраморных развалин, он нашел и отодвинул плиту. Снова его путь лежал сквозь мрак и капающую воду. Но вот он наткнулся на ступеньки и стал подниматься наверх. Он нащупал засов, отодвинул плиту и оказался в коридоре. Здесь было темно и тихо, но огни, горевшие в других местах дома, говорили о том, что в доме по-прежнему жили люди, вероятно слуги убитого генерала и женщины.

Неуверенный в том, как попасть на входную лестницу, он двинулся наугад и, отодвинув занавеску... столкнулся с шестерыми черными рабами, свирепо вскочившими на ноги. Прежде чем он бросился бежать он услышал за спиной крики и топот ног. Проклиная судьбу, он побежал прямо на негров. Взмах клинка и он прорвался, оставив за собой корчащееся тело. Конан метнулся к двери в противоположной части комнаты. Он уже слышал свист кривых мечей, когда захлопнул за собой дверь. Сталь вгрызлась в дерево и через филенки пробились огоньки клинков. Он задернул засов и бросился искать выход. Его взгляд остановился на окно в золотой решетке.

Молниеносным рывком он бросился на окно. Под натиском мощного тела мягкий металл изогнулся и лопнул, вырывая за собой половину основания. Он полетел вниз, когда дверь с треском ввалилась и комнату заполнили люди.

Никакое эхо от ада, творившегося на улицах города, не долетало до покоев Большого Восточного Дворца. Молодые рабыни и евнухи скользили по коврам босиком, не нарушая тишины. В комнате с куполом из инкрустированной слоновой кости на кушетке, украшенной драгоценными камнями, сидел король Акхиром. Ноги его были скрещены, а белый плащ делал его еще более призрачным. Он смотрел на Руфию, стоявшую перед ним на коленях.

Она была одета в хитон из кремового шелка и подпоясана сатиновым кушаком, вышитым жемчугом. Но при всем этом великолепии глаза офирки были закрыты. Она вдохновила Акхирома на его последнюю выходку, но не покорила его. Теперь он, кажется, был отрешен. Выражение его глаз заставило ее содрогнуться. Неожиданно он сказал:

– Не пристало богу водиться со смертными.

Руфия вздрогнула. Она открыла рот, но побоялась сказать что-либо.

– Любовь – это слабость человечества, – продолжал он. – Я отброшу ее от себя. Боги выше любви. Когда я лежу в твоих объятиях я чувствую себя слабым.

– Что ты имеешь в виду, мой господин? – рискнула спросить Руфия.

– Даже боги должны жертвовать. Я решил оставить тебя, чтобы не ослаблять свое божество.

Он хлопнул руками и на полусогнутых влетел евнух.

– Пошлите за генералом Имбалайо, – приказал Акхиром, и евнух, ударившись головой об пол, отполз назад. Таковы были недавно введенные правила этикета во дворце.

– Нет! – вскочила Руфия. – Ты не можешь отдать меня этому зверю!

Она упала на колени, хватая его за хитон, который он одернул.

– Женщина! – прогремел он. – Ты сошла с ума? Нападать на бога?

Имбалайо неловко вошел в комнату. Воин из варварского Дарфара, он возвысился благодаря умению воевать и плести интриги. Но даже проницательному, мускулистому и бесстрашному негру, не всегда были понятны намерения безумного Акхирома.

Король указал на женщину, согнувшуюся у его ног.

– Бери ее!

Имбалайо усмехнулся и схватил Руфию, корчившуюся и вскрикивающую в его объятиях. Пока Имбалайо выносил ее из комнаты, она тянула руки к Акхирому. Тот не ответил, продолжая сидеть скрестив руки. Взгляд его был отрешенным.

Но мольбы ее были услышаны. Спрятавшись в нише стройная темнокожая девушка видела как улыбающийся кушит нес свою добычу из зала. Едва он исчез как она побежала в другом направлении.

Имбалайо был любимцем короля. Единственный из генералов, он жил в Большом Дворце. Это был настоящий комплекс зданий, соединенных в одну структуру, вместившую около трех тысяч слуг Акхирома. Он шел по извилистым коридорам, через дворик, выложенный мозаикой к южному портику, где находились его апартаменты. Но как только показалась знакомая дверь из тика, покрытая медными арабесками, гибкая фигура преградила ему дорогу.

– Зерити! – Имбалайо в страхе отшатнулся. Руки интересной смуглой женщины не находили себе места от избытка страсти.

– Служанка доложила мне, что Акхиром выбросил эту рыжую плутовку, – сказала стигийка. – Мне надо вернуть ей долг.

– При чем здесь я, – сказал кушит, ерзая от нетерпения. – Король подарил мне ее. Отойди, чтобы я не задел тебя.

– Ты слышал, что кричат анакийцы на улицах?

– Какое мне дело?

– Они жаждут головы Имбалайо, виновного в убийстве Отбаала. Я могу рассказать им, что их подозрения оправдались!

– Мне нет до этого дела, – закричал он.

– У меня будут свидетели, видевшие, как ты помогал Келуке зарезать его.

– Я убью тебя, ведьма!

Она засмеялась.

– Не посмеешь. А теперь продай мне эту рыжую клячу, если не хочешь воевать с анакийцами.

Имбалайо опустил Руфию на пол.

– Бери ее и убирайся! – прорычал он.

– Возьми свою плату, – сказала она, бросая пригоршню монет ему в лицо. Глаза Имбалайо налились кровью, а руки стали судорожно сжиматься.

Не обращая на него внимания, Зерити наклонилась над Руфией. Она стояла на коленях, удрученная сознанием тщетности своих женских уловок перед лицом своей новой хозяйки. Зерити схватила рыжие локоны офирки, запрокинула ей голову и с ненавистью посмотрела ей в глаза. Затем хлопнула в ладоши. На ее зов вошли четыре евнуха.

– Уведите ее в мой дом, – приказала Зерити и они унесли извивающуюся Руфию. Сцепив зубы, Зерити последовала за ними.

Когда Конан прыгнул в окно, он представлял куда летит. Кусты смягчили его стремительное падение. Вскочив на ноги, он увидел в выбитом окне своих преследователей. Он очутился в саду, огромном тенистом саду, утопающем в цветах. Пока его охотники блуждали между деревьев, он беспрепятственно добрался до стены. Высоко подпрыгнув он ухватился одной рукой за выступ, подтянулся и перемахнул на другую сторону.

Он остановился, чтобы сориентироваться. Хотя он никогда не был во внутреннем городе, он много слышал о нем и успел составить в голове его план. Он находился в государственном квартале. Перед ним, возвышаясь над плоскими крышами, маячили очертания Малого Западного Дворца, огромного дома удовольствий, выходящего в знаменитый сад Абибаала. Уверенный в своих ориентирах, он побежал по улице и вскоре оказался на широкой центральной улице, пересекавшей внутренний город с севера на юг.

Для такого позднего часа там было оживленное движение. Мимо проходили вооруженные гирканцы. На большой площади между двух дворцов Конан услышал звяканье упряжи ретивых скакунов. Оглянувшись он увидел эскадрон кушитской конницы. Наездники держали собой факелы. Наверное были причины для их повышенной боевой готовности. Издалека, со стороны пригородных кварталов были слышны удары там-тамов. Ветер доносил до него обрывки разгульных песен и отдаленных криков.

Со своей легкомысленной походкой Конан прошел незамеченным среди фигур в кольчугах. Затем он дернул за рукав какого-то гирканца и спросил как пройти к дому Зерити. Тот с готовностью ответил. Конан, как и все в Асгалуне знал, что Зерити, считавшая Акхирома своей собственностью, ни в коей мере не считала себя его имуществом. Были наемные капитаны, так же хорошо знавшие ее спальню, как и король Пелиштии.

Дом Зерити прилегал ко двору Восточного Дворца и находился в его садах. Зерити во времена своего фавора могла пройти из своего дома во дворец, не нарушая приказа короля об уединении женщин. Зерити, будучи дочерью свободного военачальника, была любовницей Акхирома, а не его рабыней.