Текст книги "Конан "Классическая сага""

Автор книги: Роберт Ирвин Говард

Соавторы: Лайон Спрэг де Камп,Лин Спрэг Картер,Бьёрн Ниберг
сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 179 страниц) [доступный отрывок для чтения: 63 страниц]

5. "Человек не умирает дважды!"

Лицо противника Ниала, без сомнения, было лицом его старого приятеля. Всё, даже шрам на скуле, полученный в бою против ваниров пять лет назад, всё в точности совпадало с лицом Эгиля. Но мертвые голубые глаза, пустые, как ночное небо без звезд, не узнали своего друга, командира и вождя.

Понимая, что отступать некуда, Ниал размахнулся и полоснул мечом по груди Эгиля так, чтобы не убить, а лишь ранить его. С изумлением вождь асиров обнаружил, уго из раны на груди его противника не идет кровь, а сам Эгиль продолжает идти вперед, не обращая внимания на нее.

За спиной погибшего утром соплеменника показалась фигура полусгоревшего гиперборея, его обгоревшее лицо застыло в маске ужаса и боли. Без сомнения, это один из обитателей Халоги, погибший в сегодняшнем пожаре.

– Прости, брат, – прошептал вождь асиров и изо всех сил рубанул мечом по телу Эгиля. Разделенное на две части тело покатилось вниз по склону. Но его место тут же занял оскаленный полу обгоревший гиперборей.

Командир и вождь асиров сражался грамотно, умело, но безо всякой надежды. Если твой противник может победить саму смерть, оживив мертвых, как можно надеяться на победу в схватке с ним.

Вдоль строя тут и там раздавались удивленные хриплые возгласы. Это воины-асиры сбились со своими товарищами, погибшими тем же утром на крепостной стене. Но не только это поражало людей из отряда Ниала. Помимо обожженных гипербореев и своих соплеменников, они натыкались на тела давно умерших людей, из которых при ударе мечом или топором вылезали длинные белые черви. Все они без оружия в руках навалились на строй асиров. В воздухе повис отвратительный трупный запах.

Песня Горма сбилась с ритма и оборвалась. Старый бард прохрипел:

– Да помогут нам боги! На что еще мы можем надеяться, скрещивая мечи с самой смертью! Человека нельзя убить дважды!

Строй асиров начал редеть. Один за другим храбрые воины погибали, разорванные на куски ледяными руками нападающих. Да, все они были безоружны, лишь крючковатые пальцы и оскаленные зубы тянулись к жертвам. Но этих оживших мертвецов было много. Слишком много.

Киммериец стоял во второй шеренге. Когда перед ним рухнул на землю с перегрызенным горлом и изуродованным лицом опытный воин, Конан издал душераздирающий клич и закрыл образовавшуюся брешь в строю. Одним ударом трофейного меча он снес голову полуразложившемуся гиперборею, только что вонзившему ногти в грудь асира. Череп с почти истлевшей кожей покатился вниз по склону.

В этот момент сердце Конана замерло в груди: обезглавленный полуразложившийся труп продолжал тянуть к нему свои костлявые руки. Стряхнув оцепенение, киммериец ткнул мечом под торчащие из-под гниющей кожи ребра. Труп покачнулся, отшатнулся назад, но затем снова пошел на киммерийца, скрипя по снегу костями ступней.

Перехватив меч обеими руками, Конан вложил всю свою молодую силу в следующий удар. Наконец-то! Рассеченное надвое по диагонали – от правого плеча до левого бедра – тело больше не поднималось с земли. На мгновение перед Конаном не оказалось противника. Тяжело дыша, киммериец вытер пот со лба и огляделся.

Ниал погиб, разнеся на куски не менее дюжины своих противников. Одноглазый старик Горм с дьявольским мастерством орудовал своим боевым топором. Но исход битвы был уже предрешен.

– Всех не убивать! – пронесся над полем боя ледяной голос. – Кого можете, берите в плен.

Вглядываясь в темноту, Конан пытался найти хозяина этого страшного голоса. Вдруг его взгляд наткнулся на королеву Вамматар, сидевшую верхом на черном жеребце.

Конан понял, что это ее команды слушают и выполняют с нечеловеческим усердием ожившие мертвецы.

Неожиданно в поле зрения киммерийца попала еще одна женская фигура. Ранн! Видевшая, как погиб ее отец, как рухнул, не выдержав натиска, Горм, она сжала в руках поднятый с земли меч и приготовилась умереть, сражаясь.

Слезы текли по ее щекам, но в самих глазах не было страха.

Вдруг в голове Конана, словно подарок Крома, промелькнула мысль. Сражение проиграно. Те, кто останется в живых, попадут в рабство к гипербореям. Это так же очевидно, как то, что за ночью последует день. Но все же есть шанс спасти хоть кого-то, дать надежду хотя бы одному человеку.

Конан подскочил к Ранн и, подхватив ее, перекинул через плечо. Затем, прорубая себе путь мечом и пинками, он потащил ее туда, где у подножия холма ждала окончания боя одетая в белое королева.

В темноте Вамматар, поглощенная зрелищем боя, не заметила приближающегося Конана. Ее интуиция молчала до того мгновения, когда железные пальцы киммерийца не сомкнулись на ее руке. Один рывок – и королева полетела прочь из седла, в болотную жижу в нескольких шагах от своего скакуна. В этот же миг Конан легко забросил протестующую Ранн в освободившееся седло.

Прежде чем он успел запрыгнуть на круп коня, у него на руках повисли сразу два мертвеца, повиновавшиеся отчаянным воплям-приказам королевы, доносившимся из болота.

Последним усилием киммериец сумел поднять меч и сильно уколоть острием черного скакуна.

– Скачи, девочка, скачи! – закричал Конан. – Домой, в Асгард!

Конь, напуганный боем, не выдержал еще и укола в бок. Он всхрапнул и понесся по снежной равнине прочь от битвы живых с мертвыми. Прижимаясь заплаканной щекой к шее животного, Ранн с развевающимися на ветру волосами с каждым мгновением уносилась дальше и дальше от опасности.

Когда жеребец, огибая холм, повернулся боком к полю боя, Ранн успела заметить, как над храбрым юношей, дважды спасшим ей жизнь, сомкнулись костлявые руки оживших мертвецов. Королева Вамматар, выбравшись из болота, стояла в лунном свете, все так же улыбаясь своей дьявольской улыбкой. В следующий миг склон холма и клубы тумана скрыли от плачущей девушки картину бойни.

По заснеженной равнине, с трудом передвигая нога, брели два десятка выживших воинов-асиров. Их руки были связаны за спиной ремнями из сыромятной кожи.

Пленных окружили и конвоировали оживленные мертвецы – те, кто не был разрублен на части в жестоком сражении. Во главе колонны шли два человека: Конан и королева Вамматар.

С каждым шагом королева, чье лицо было искажено яростью, хлестала Конана хлыстом. Множество красных полос перекрещивались на его лице и теле. Но киммериец шел, распрямив плечи и высоко подняв голову. Не только боль пронзала все его тело. Не менее страшно было вспоминать о том, что еще ни один беглый раб не возвращался из этой проклятой страны. Конану ничего не стоило убить сброшенную с коня злодейку королеву, но законы его страны запрещали воину поднимать оружие против женщины Юноша не смог переступить те правила, которые впитал еще с молоком матери.

Когда небо на востоке чуть просветлело, Ранн, дочь Ниала, добралась до границы Асгарда. У нее на сердце было очень тяжело, но вдруг в памяти всплыли последние строки древней воинской песни, спетые старым Гормом в ночном бою.

Прольется кровь на камни, И грудь пронзит клинок, Но мести вскинут знамя Все те, кто выжить смог.

Вперед, северяне!

Пусть пытка вспыхнет болью, Ударит рабства плеть – Сердец свободных волю Врагу не одолеть.

Вперед, северяне!

Слова песни храбрых воинов распрямили ее спину, высушили слезы, заставили вспомнить о том, чья она дочь.

Расправив плечи, распустив по плечам длинные золотые волосы, Ранн в первых лучах восходящего солнца властно взялась за поводья и направила жеребца к дому.

№3
Лайон Спрэг де Камп,
Лин Картер.
«Поединок в гробнице»
(Тварь в склепе)

Величайшим героем Гиборейской эпохи был не гибореец, а варвар, Конан Киммериец, с именем которого связаны целые циклы легенд. С раннего времени древних цивилизаций Гибореи и Атланты существуют только несколько фрагментарных, полулегендарных рассказов. В одном из циклов – Немедийских хрониках – описана большая часть того, что известно о пути Конана. Часть хроник, касающаяся Конана, начинается так:

Знай, о принц, что между годами, когда океаны поглотили Атлантиду с ее сверкающими городами и годами подъема Сынов Ариаса, была эпоха, о которой и не мечтали. В то время сияющие королевства – Немедия, Офир, Бритуния, Гиперборея, Замора, с их черноволосыми женщинами и башнями, в которых, как привидения, появлялись боги-пауки, – лежали, широко раскинув свои владения по миру, подобно голубым мантильям под звездами. Зингара с ее рыцарством, Кос с могилами, которые охраняли тени, Гиркания, чьи всадники были одеты в сталь, шелк и золото. Но самым гордым королевством мира была Аквилония, господствовавшая на дремлющем западе. Сюда и пришел киммериец Конан, черноволосый, с угрюмым взглядом, мечом в руке, вор, грабитель, убийца, наделенный невыразимой печалью и даром буйного веселья, пришел попрать украшенные драгоценностями троны Земли ногами, обутыми в сандалии.

В жилах Конана текла кровь древней Атлантиды, поглощенной морями тысячи лет назад. Он родился в клане, который претендовал на земли на северо-западе Киммерии. Его дед жил в южном племени и бежал от своего народа, спасаясь от кровной вражды, и после долгих странствий нашел убежище у народов Севера. Сам Конан был рожден на поле брани во время сражения между его племенем и ордой всадников-ванов.

Нет записей, повествующих о том, когда юный Конан в первый раз столкнулся с цивилизацией, но его знали как бойца вокруг Костров Совета еще до того, как он увидел свою пятнадцатую зиму. В тот год киммерийские племена забыли о кровной вражде и соединили свои силы для отражения нападения гундерцев, которые пересекли границы Аквилонии, построили пограничный пост в Венариуме и начали колонизацию южных пограничных областей Киммерии. Конан был одним из воющей кровожадной орды, которая бурей пронеслась с мечом и факелом и вернула аквилонцев за их границы.

После грабежа Венариума, едва перешагнув порог юности, Конан был ростом около шести футов и весил 180 фунтов. У него была настороженность и повадки человека, рожденного и прожившего в лесу много лет, железная выносливость горца, геркулесово телосложение отца-кузнеца и большая практика в обращении с ножом, топором и мечом.

После грабежа аквилонского аванпоста Конан на время вернулся к своему племени. Беспокойный, подгоняемый своей юностью, традициями и своим временем, он провел несколько месяцев с бандой асов в бесплодной вылазке против ванов и гиперборейцев. Последняя кампания закончилась для шестнадцатилетнего Конана цепями. Однако он недолго оставался пленником...

1. КРАСНЫЕ ГЛАЗА

Второй день среди лесов по его следам шли волки, и вот они снова приближались. Оглянувшись через плечо, парень увидел их тени: лохматые, неуклюжие серые смутные очертания, снующие между черными стволами деревьев, с глазами, горящими как красные угли в сгущающемся мраке. На этот раз, он знал это, он не сможет победить их так, как до этого.

Он не мог далеко видеть, потому что вокруг него вставали, как молчаливые солдаты какой-то заколдованной армии стволы миллионов черных елей. Во мраке падал снег, белые клочья устилали северные склоны холмов, но журчание тысяч ручейков тающего снега и льда служили предзнаменованием прихода весны. Это был темный молчаливый мрачный мир даже в разгаре лета и сейчас по мере того, как тусклый свет исчезал с наступлением сумерек, мир казался еще более жутким, чем обычно.

Юнец побежал по густо заросшему склону, как он уже бежал в течение двух дней с тех пор, когда он проложил себе путь на свободу из гиперборейского загона для рабов. Несмотря на то, что он был чистокровным киммерийцем, он был одним из банды всадников-асов, тревожившей границы гиперборейцев. Тощие воины с соломенными волосами той мрачной земли заманили в ловушку и разбили наголову отряд всадников, и Конану в первый раз в своей жизни пришлось отведать горечь от цепей и плети, что было нормальным для большинства рабов.

Однако, он долго не оставался в рабстве. Работая по ночам, когда остальные спали, он подпиливал одно звено своей цепи, пока он не стало настолько слабым, чтобы можно было его перекусить. Затем, во время ужасного ливня он резко дернул и разорвал ее. Раскручивая четырехфутовую тяжелую цепь, он убил своего надсмотрщика и солдата, который вскочил, пытаясь преградить ему дорогу и исчез в потоках ливня. Дождь, который спрятал его от взглядов также помешал собакам погони, посланной за ним, взять его след.

Уже свободный, юноша понял, что между ним и его родной Киммерией простирается половина неприятельского королевства. Поэтому он бежал на юг в дикую гористую местность, которая отделяла северные пограничные области Гипербореи от плодородных равнин Британии и Туранских степей. Там, где-то на юге, как он слышал, лежало сказочное королевство Замора, Замора с его черноволосыми женщинами и башнями, полных тайн паучьих богов. Там высились известные города: столица Шадизар, называемая Городом Зла, воровской город Аренжун и Йезуд, город паучьего бога.

Годом раньше Конан впервые почувствовал вкус цивилизации, когда одним из воинов кровожадной киммерийской орды, которая ворвалась в Венариум, он принял участие в грабеже аквилонского аванпоста. Этот вкус разжег его аппетит. У него не было ясного стремления или программы действия, ничего, кроме смутных мечтаний об отчаянных приключениях на богатых землях Юга. Видения сверкающего золота и драгоценных камней, еда и питье без ограничений и горячие объятия прекрасных женщин благородного рождения как награда за доблесть, проносились в его наивном молодом мозгу. На Юге, где, как он думал, его рост и сила как-нибудь смогут принести ему славу среди городских слабаков. Итак он держал путь на юг – искать свою судьбу, владея лишь потертой изодранной туникой и длинной цепью.

И вот волки почуяли его запах. Обычно энергичный, деятельный человек не очень боится волков. Но это был конец зимы, волки, изголодавшиеся после неудачного сезона, были готовы на любой отчаянный шаг.

В первый раз, когда они догнали его, Конан орудовал своей цепью с такой яростью, что один серый остался выть и корчиться от боли на снегу с переломанной спиной, а второй – с раздробленной головой. Алая кровь обрызгала тающий снег. Голодная стая улизнула от парня со свирепыми глазами и ужасной цепью, свистящей как вихрь. Волки вернулись пировать над своими убитыми собратьями, а молодой киммериец побежал дальше на юг. Но вскоре они снова показались на его пути.

Вчера на заходе солнца, они догнали его на льду замерзшей реки возле границ Британии. Он сражался с ними на скользком льду, размахивая окровавленной цепью пока один облысевший волк не сжал железные звенья цепи своими зловещими челюстями, вырывая цепь из онемевших рук. В этот момент подтаявший лед треснул, – то ли от ярости схватки, то ли от веса стаи. Конан задыхался, с трудом переводя дыхание, в ледяном потоке. Несколько волков упали вместе с ним, и кроме воспоминаний о волках атакующих, он получил краткое впечатление о волке, наполовину погруженном в воду, бешено царапающем передними лапами край льдины, но скольким из них удалось выкарабкаться, а скольких унес под лед быстрый поток, Конан не узнает никогда.

Стуча зубами, он выполз на лед на другой стороне, оставив завывающую стаю позади. Всю ночь и весь день он бежал на юг через холмы, поросшие деревьями, полуголые, полузамерзшие. И сейчас волки настигли его снова.

Холодный горный воздух горел в его напряженных легких, каждый вдох был как порыв ветра из какой-то адовой печи. Ничего не чувствующие ноги, словно налитые свинцом, двигались, как у автомата. С каждым шагом его сандалии погружались в напитанную водой землю и вырывались оттуда с чавкающими звуками.

Он знал, что с голыми руками у него мало шансов выстоять против дюжины лохматых убийц. Поэтому он бежал, не останавливаясь. Его киммерийская кровь не позволяло ему сдаться даже перед лицом явной смерти.

Опять повалил снег. Большие влажные хлопья падали со слабым, но слышным свистом и покрывали влажную черную землю и возвышающиеся ели мириадами белых пятен. Там и тут огромные валуны высовывались из земли, покрытой ковром игл, местность становилась все более гористой и скалистой. И здесь, подумал Конан, должен быть его единственный шанс выжить. Он может стать спиной к скале и драться с волками, как только они будут подходить к нему. Это был слабый шанс, он прекрасно знал быстроту их худых жилистых стофунтовых тел, но лучше не было ничего.

По мере того, как склон становился круче, лес редел. Конан побежал вприпрыжку к гигантской массивной скале, которая выступала вперед как вход в похороненный замок. Как только он это сделал, волки выскочили из-за границы толстых деревьев и помчались за ним, завывая как алые демоны Ада, когда они тащат и бросают осужденную душу.

2. ДВЕРЬ В СКАЛЕ

Через белое пятно кружащегося вихрем снега парень увидел зияющую черноту между двумя мощными кусками скалы и бросился туда. Волки бежали по пятам, ему казалось, он слышит их горячее, зловонное дыхание на своих обнаженных ногах, когда он бросился в черную расселину, зияющую перед ним. Он втиснулся в проем как раз тогда, когда ближайший волк прыгнул на него. Волчьи челюсти щелкнули в воздухе, Конан был спасен.

Но надолго ли?

Пригибаясь, Конан двигался в темноте, ощупывая шершавый каменный пол и ожидая появления еще какого-нибудь неясного объекта для сражения из воющей стаи. Он слышал, как они мягко переступают по свежему снегу снаружи, как их когти царапают по камню. Как и он, они тяжело дышали. Они жалобно скулили в жажде крови. Но ни один не появился в проеме – смутном сером разрезе на фоне черноты. И это было странно.

Конан понял, что он находится в узкой комнате вырубленной в скале, абсолютно черной кроме неясного света сумерек, пробивающегося через ущелье. На полу пещеры были в беспорядке рассыпаны занесенные ветром, птицами или животными сухие листья, иглы ели, ветки, несколько разбросанных костей, голыши и осколки скалы. В этом хламе не было ничего, что могло бы послужить оружием.

Встав в полный рост, – шесть футов и несколько дюймов – парень начал ощупывать стену вытянутой вперед рукой. Вскоре он нашел еще одну дверь. По мере того, как он продвигался ощупью дальше, его ищущие пальцы нащупали на камне отметки от долота, складывающиеся в знаки неизвестного письма. Неизвестного по крайней мере необученному юноше из варваров северных земель, который не умел ни читать, ни писать и считал эти умения цивилизованного человека проявлением женоподобности.

Ему пришлось согнуться вдвое, чтобы пробраться во внутреннюю дверь, но за ней он смог снова распрямиться. Он остановился, настороженно прислушиваясь. Хотя тишина была абсолютной, какое-то чувство предупреждало его, что в этой комнате он не один. Он ничего не видел, не слышал, не чувствовал никакого запаха, но было чувство присутствия, не похожее ни на что другое.

Его чувствительный натренированный в лесу слух, слышащий эхо, подсказывал ему, что внутренняя комната намного больше, чем внешняя. Место пахло древней пылью и летучими мышами. Его шаркающие по полу ноги обнаружили какие-то предметы, разбросанные на полу. Он не мог видеть, что это за предметы, но они не казались лесной подстилкой, укрывшей ковром примыкающую комнату. Это были вещи, сделанные человеком.

Быстрыми шагами он прошел вдоль стены и остановился над одни таким предметом в темноте. Он почувствовал, как под его весом эта вещь с треском раскололась. Сучок поломанного дерева оцарапал его кожу, добавив еще один порез к тем, которые остались от иголок елей и когтей волков. Ругаясь, он в темноте нащупал вещь, которую сломал. Это оказался стул, дерево, из которого он был сделан, сгнило, и поэтому он легко поломался под весом юноши.

Он продолжил более внимательно свои исследования. Еще ощупывающие руки наткнулись на другой, больший предмет, который он определил как колесницу. Колеса были разрушены, спицы сгнили, так что сама колесница лежала на полу среди кусков спиц и обода.

Ищущие руки Конана наткнулись на что-то холодное и металлическое. Осязание подсказало ему, что это, вероятно, проржавевшая железная арматура колесницы. Эта находка подала ему хорошую мысль. Развернувшись, он нащупал дорогу обратно ко входу в комнату, который он мог еле различить в сгустившийся темноте. С пола соседней комнаты он собрал горсть пыли, сухого мусора и несколько осколков камня. Вернувшись во внутреннюю комнату, он сложил мусор в кучу и ударил камнем о железо. После нескольких неудачных попыток, он нашел камень, который при ударе о железо давал яркий сноп искр.

Скоро у него был маленький, дымящий и шипящий огонек, в который он подбрасывал сломанные перекладины стула и куски колес колесницы. Теперь он мог расслабиться, отдохнуть от ужасного бега через страну и согреть окоченевшее тело. Свет живого огня отпугнет волков, которые все еще бродили возле входа, не пожелавшие преследовать его в темноте пещеры, но и желающие терять свою добычу.

От огня шло тепло, желтый свет танцевал на стенах из грубого камня. Конан осмотрелся. Комната была квадратной и даже большей, чем она ему показалась с первого впечатления. Высокий потолок терялся в густых тенях и был покрыт паутиной. Еще несколько стульев были расставлены у стены вместе с развалившимися ящиками, так что было видно их содержимое. Это была одежда и оружие. Огромная каменная комната пахла смертью – древние вещи были давно похоронены.

И вдруг волосы на голове Конана стали дыбом, и парня начала бить крупная дрожь. В дальнем углу комнаты на большом каменном стуле сидела огромная фигура обнаженного человека с обнаженным мечом, лежащим на коленях. Пустые глазницы лица-черепа смотрели на Конана сквозь мерцающий свет костра.

Как только Конан увидел обнаженного гиганта, он понял, что тот мертв, мертв долгие столетия. Кожа на трупе была коричневой и высохшей. Мясо на его гигантском торсе ссохлось, и потрескалось до такой степени, что висело лохмотьями на неприкрытых ребрах.

Это открытие, однако, не смирило дрожь ужаса у юноши. Бесстрашный в битвах, уставший за свои годы от сражений, способный встретиться в битве на равных с любым человеком или животным, парень не боялся ни боли, ни смертельного врага. Но он был варваром с северных холмов Киммерии. Как и все варвары он ощущал сверхъестественный страх перед могилами и темнотой, со всеми ее страхами и демонами и монстрами Старой Ночи и Хаоса, которыми населена темнота за пределами круга их костра для всех примитивных народов. Конану легче было бы снова встретить голодных волков, чем оставаться здесь, рядом с мертвецом, смотрящим на него со своего каменного трона, в то время, как колеблющиеся огоньки костра создавали видимость жизни на высохшем лице-черепе и двигали тени в высохших глазницах, как будто бы там были темные горящие глаза.