Текст книги "Приключения Конана-варвара (сборник)"

Автор книги: Роберт Ирвин Говард

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 43 страниц) [доступный отрывок для чтения: 16 страниц]

Конан посмотрел на пульсирующий океан огней внизу и перевел взгляд на Тауруса. Немедиец сматывал веревку. Он показал Конану место, за которое зацепился крюк, – лапа его впилась во внутренний обод карниза прямо под огромным сверкающим самоцветом.

– Удача вновь была с нами, – пробормотал вор. – Под нашим весом камень мог бы выскочить из стены. Ладно, иди за мной. Настоящие опасности ждут нас впереди. Мы забрались в логово змеи и даже не знаем, где она притаилась.

Подобно тиграм, подкрадывающимся к добыче, они осторожно пересекли тускло светящуюся темную площадку и остановились перед золотой дверью. Таурус попробовал открыть ее опытной рукой. Она легко приоткрылась, и напарники заглянули внутрь, готовые к любой неожиданности. Глядя поверх плеча немедийца, Конан увидел сверкающее помещение, стены, потолок и пол которого усеивали большие белые самоцветы, ярко озарявшие его своим блеском и служившие, похоже, единственным источником света. В комнате никого не было.

– Прежде чем мы отрежем себе последний путь к отступлению, – прошипел Таурус, – подойди к карнизу и хорошенько осмотрись. Если увидишь солдат в саду или еще что-нибудь подозрительное, возвращайся немедленно и скажи мне. Я буду ждать тебя в этой комнате.

Конан счел это решение неразумным, и в душу ему закралось смутное подозрение относительно намерений напарника, но он сделал так, как просил его Таурус. Когда он отвернулся, немедиец скользнул в дверь и захлопнул ее за собой. Конан же прополз вдоль всего периметра верхней площадки башни, но так и не заметил ничего подозрительного в слабо колышущемся океане листьев внизу. Он повернулся к двери, и вдруг изнутри комнаты донесся сдавленный крик.

Мгновенно собравшись, киммериец прыгнул вперед – сверкающая дверь распахнулась, и в проеме появился Таурус. Из-за его спины бил яркий холодный свет. Немедиец покачнулся, губы его шевельнулись, но из горла вырвался лишь сухой хрип. Ухватившись за дверную притолоку, чтобы не упасть, он нетвердыми шагами вышел на крышу и рухнул навзничь, держась обеими руками за горло. Дверь за ним захлопнулась.

Конан, пригнувшись, как пантера, затаившаяся в засаде, не успел заметить ничего враждебного в комнате за спиной напарника в тот краткий миг, когда дверь оставалась открытой, – если не считать того, что вполне могло оказаться игрой света: по блестящему полу скользнула какая-то тень. Но вслед за Таурусом на крышу никто не вышел, и Конан склонился над ним.

Немедиец смотрел в небо расширенными остекленевшими глазами, в которых застыло недоумение. Губы его шевелились, в уголках рта выступила пена, а потом он вдруг вытянулся и замер. Ошеломленный Конан понял, что Таурус мертв. И еще он почему-то не сомневался в том, что напарник так и не узнал, что стало причиной его смерти. Конан озадаченно уставился на загадочную золотую дверь. В пустой комнате со сверкающими стенами, отделанными драгоценными камнями, смерть пришла за принцем воров столь же стремительно и загадочно, как и сам он расправился со львами в саду внизу.

Варвар осторожно пробежался пальцами по полуобнаженному телу немедийца, ища раны. Но единственными признаками насилия были следы на спине чуть пониже мощной шеи напарника – три крошечные ранки, которые выглядели так, словно кто-то глубоко вонзил три когтя в плоть, а потом выдернул их. Края этих ранок почернели, и от них исходил едва уловимый запах разложения. «Отравленные дротики? – подумал Конан. – Но они должны были остаться в ранах».

Он с величайшей осторожностью подкрался к золотой двери, распахнул ее и заглянул внутрь. Взору его предстала пустая комната, омытая холодным пульсирующим сиянием множества драгоценных камней. В самом центре потолка он машинально отметил очень необычный узор – черный восьмиугольник, в самой середине которого сверкали алым четыре самоцвета, разительно отличающиеся от остальных белых камней. На другой стороне комнаты виднелась еще одна дверь, очень похожая на ту, в проеме которой он стоял, разве что не украшенная резьбой в виде чешуи. Могла ли смерть прийти оттуда? А потом, поразив свою жертву, удалиться тем же путем?

Закрыв за собой дверь, Конан осторожно шагнул в комнату. Его босые ноги беззвучно ступали по хрустальному полу. В помещении не было ни стульев, ни столов, а всего лишь три или четыре атласные кушетки, расшитые золотом в странной и извилистой, какой-то змеиной манере, и несколько сундуков красного дерева, оправленных в серебро. Одни были заперты на тяжелые висячие золотые замки; другие стояли открытые, с откинутыми резными крышками, являя ошеломленному взору Конана груды небрежно сваленных драгоценных камней. Киммериец негромко выругался себе под нос. Сегодня ночью он уже видел такие богатства, какие и представить себе не мог, а при мысли о том, сколько может стоить камень, который он ищет, у него закружилась голова.

Он дошел уже до центра комнаты, внимательно глядя по сторонам и слегка согнувшись, когда смерть вновь нанесла свой бесшумный удар. Единственным предупреждением стала темная тень, скользнувшая по сверкающему полу, и лишь отчаянный и инстинктивный прыжок в сторону спас ему жизнь. Конан краем глаза успел заметить какое-то черное и лохматое создание с жуткими клыками, с которых капала слюна. Оно пролетело мимо, а потом что-то упало на его левое плечо и обожгло, словно жидким адским огнем. Отпрыгнув назад, он выставил перед собой меч и лишь тогда увидел, как существо приземлилось на пол впереди, развернулось и стремительно бросилось на него – гигантский черный паук, какой может привидеться лишь в кошмарном сне.

Размерами он не уступал взрослому кабану, и восемь суставчатых ног несли его великанское тело с невероятной скоростью. В четырех глазах светился злобный разум, а с клыков стекал яд, несущий смерть, как уже успел убедиться Конан во время первой неудавшейся атаки, когда несколько капель обожгли его, будто огнем. Это был тот самый убийца, что прыгнул из паутины в центре потолка на шею немедийца. Какие же они глупцы, раз не додумались до того, что верхние комнаты будут охраняться столь же тщательно, как и нижние!

Все эти мысли запоздало пронеслись в голове у Конана, но он поспешил отогнать их, потому что паук вновь атаковал его. Варвар высоко подпрыгнул, и тварь промчалась под ним, развернулась и бросилась опять. На этот раз киммериец отскочил в сторону и с кошачьей ловкостью нанес ответный удар. Его меч отсек одну из волосатых лап, но Конан вновь чудом избежал смерти, когда чудовище резко затормозило и едва не задело его смертоносными клыками. Но на этот раз тварь оставила его в покое. Перебирая лапами, она подбежала к стене и вскарабкалась на потолок, где и застыла, пожирая его злобным взглядом горящих глаз. А потом, без предупреждения, вдруг оттолкнулась и прыгнула прямо на киммерийца, оставляя после себя серую и липкую на вид паутинку.

Конан шагнул в сторону, пропуская мимо летящее тело, а потом стремительно нырнул, пригибаясь, чтобы избежать объятий паутины. Он разгадал замысел чудовища и прыгнул к двери, но оно оказалось быстрее, и брошенная поперек дверного проема липкая нитка преградила ему путь к отступлению. Конан не рискнул рубить ее мечом. Он прекрасно понимал, что эта гадость прилипнет к лезвию, и, прежде чем он успеет стряхнуть ее, злобная тварь вонзит ему клыки в спину.

И началась отчаянная игра, в которой ум и быстрота человека противостояли дьявольской ловкости и скорости гигантского паука. Тот больше не кидался по полу в лобовую атаку и не прыгал сверху, стремясь вцепиться Конану в спину. Нет, теперь хитрая тварь бегала по стенам и потолку, рассчитывая опутать его длинными петлями серой паутины, которую ей удавалось метать с поразительной точностью. Эти нитки были толстыми, как веревка, и Конан понимал, что если они опутают его, у него уже не хватит сил разорвать их и монстр нанесет смертельный удар.

Они кружились в дьявольском танце по всей комнате, и мертвое молчание нарушали лишь хриплое дыхание человека, негромкий шорох его босых ног по полу да сухой, словно кастаньеты, стук челюстей твари. Серые нити лежали, перекрещиваясь, на полу, опутывали паутиной узоров стены, тянулись с окованных серебром сундуков на шитые золотом атласные кушетки, свисали полупрозрачными фестонами с украшенного самоцветами потолка. Пока Конану помогали уцелеть точный глазомер и стальные мышцы, хотя липкие петли пролетали в такой близости, что иногда, как наждаком, задевали его обнаженную кожу. Он понимал, что не сможет уворачиваться от них до бесконечности. Ему приходилось помнить не только о паутине, свисавшей с потолка, но и смотреть себе под ноги, чтобы не наступить на липкие нити на полу. Рано или поздно его захлестнет смертельная петля, обернется вокруг тела подобно кольцам питона, и тогда, связанный по рукам и ногам, он станет легкой добычей чудовища.

Паук в который уже раз промчался по полу, оставляя за собой серый след. Конан перепрыгнул через кушетку, уходя в сторону, но тварь молниеносно повернулась, взбежала по стене, и паутина, как живая, взметнулась с пола и захлестнула лодыжку киммерийца. Он упал на руки и отчаянно рванулся, стараясь освободиться, но паутина крепко, как тисками, держала его за ногу. А косматый дьявол уже бежал вниз по стене, спеша довершить начатое. Охваченный безумной яростью, Конан схватил с пола сундук с самоцветами и изо всех сил метнул его в паука. Этого чудовище не ожидало. Тяжелый снаряд угодил в тварь и с тошнотворным хрустом расплющил ее о стену. Во все стороны полетели брызги крови и зеленой жидкости, и раздавленное месиво рухнуло на пол вместе с обломками дерева. Огромное черное тело лежало среди россыпи искрящихся драгоценных камней, покрытые шерстью ноги бессильно подергивались, а красные глаза издыхающей твари тускло светились в груде самоцветов.

Конан окинул комнату свирепым взглядом, но новому чудовищу взяться было неоткуда, и он начал отдирать от себя липкую паутину. Мерзкая субстанция упорно не желала отклеиваться от его лодыжки и рук, но в конце концов ему удалось освободиться. Подняв меч и стараясь не наступить на петли паутины, расстеленные по полу, он подошел ко второй двери. Конан не знал, какие ужасы поджидают его там. Смертельная схватка подстегнула его, кровь шумела в висках, и, зайдя так далеко, он намеревался довести опасную авантюру до конца, каким бы он ни был. Кроме того, шестое чувство подсказывало ему, что среди драгоценностей, небрежно раскатившихся по сверкающему полу комнаты, не было камня, который он искал.

Содрав с двери перекрещивающиеся на ней нити, Конан обнаружил, что она, как и первая, не заперта. Интересно, солдаты внизу по-прежнему не подозревают о его присутствии? Хотя… он находится высоко над ними, и, если в слухах есть хоть капля правды, они привыкли к странным шумам, доносящимся сверху, – зловещим звукам и крикам боли.

Открывая вторую дверь, Конан думал о Яре и потому чувствовал себя не слишком-то уютно. Но он увидел лишь серебряную лестницу, уводящую вниз, залитую неярким сиянием, источник которого он не мог определить. Молодой варвар стал спускаться по ней, крепко сжимая в руке обнаженный меч. Вокруг царила мертвая тишина, и вскоре он подошел к двери из слоновой кости, инкрустированной кроваво-красными камнями. Конан прислушался, но изнутри не доносилось ни звука. Из-под двери выбивались лишь ленивые струйки дыма, неся экзотический запах, который был ему незнаком. Серебряные ступени уходили вниз, теряясь в темноте, и из этого призрачного колодца не долетало ни звука. У киммерийца вдруг возникло странное чувство, будто он совсем один в этой башне, населенной лишь призраками и миражами.

3

Он осторожно нажал на половинку двери из слоновой кости, и та послушно открылась внутрь. Конан замер, стоя на светящемся пороге, напрягшись, как волк, оказавшийся в незнакомом месте, готовый драться или бежать, в зависимости от обстановки. Перед ними была просторная комната с куполообразным позолоченным потолком. Стены были сделаны из зеленого жадеита, пол, частично скрытый толстыми коврами, – из пластинок слоновой кости. Из курильницы на золотой треноге вился дымок с экзотическим запахом, а позади нее на чем-то вроде мраморной скамьи покоился идол. Конана передернуло от отвращения: тело уродца было вполне человеческим, обнаженным, только зеленого цвета, а вот голова могла привидеться только в ночных кошмарах или же в безумном бреду. Слишком большая для тела, она была начисто лишена присущих человеку черт. Конан молча уставился на огромные развесистые уши и длинный хобот, по обе стороны которого торчали клыки с насаженными на кончики золотыми шарами. Глаза идола были закрыты, казалось, что он спит.

Значит, вот почему башня называлась Башней Слона! Потому что эта тварь очень походила на ту, которую описывал ему шемитский бродяга. Перед Конаном стоял бог Яры, и где же еще мог находиться драгоценный камень, как не внутри идола, поскольку именовался Сердцем Слона?

Конан шагнул вперед, не сводя взгляда с неподвижного идола, и вдруг глаза того распахнулись! Киммериец замер на месте. Нет, это был не идол – это было живое существо, и он сам попался в расставленную ловушку!

Тот факт, что он не взорвался безумной яростью, недвусмысленно свидетельствовал об охватившем его ужасе, который буквально парализовал киммерийца. Человек цивилизованный на его месте, скорее всего, принялся бы искать сомнительное утешение в заключении, что он сошел с ума, но Конану и в голову не пришло сомневаться в собственном здравомыслии. Он просто знал, что лицом к лицу столкнулся с демоном Древнего Мира, и теперь мог лишь смотреть и слушать, будучи не в состоянии пошевелиться.

Хобот чудовища поднялся и покачался из стороны в сторону, топазовые глаза незряче смотрели на него, и Конан понял, что монстр слеп. Эта мысль принесла некоторое облегчение, он понял, что вновь владеет собой, и тихонько попятился к двери. Но создание услышало его. Хобот дрогнул и вытянулся к нему, и Конан вновь оцепенел от ужаса, когда чудовище заговорило – странным запинающимся монотонным голосом, не меняющим ни высоты, ни тона. Киммериец понял, что эти губы не предназначались для членораздельной человеческой речи.

– Кто здесь? Или ты пришел подвергнуть меня новым пыткам, Яра? Неужели это никогда не кончится? О, Яг-коша, будет ли конец твоим мучениям?

Из незрячих глаз покатились слезы, и взгляд Конана устремился к конечностям, лежащим на мраморной скамье. Он понял, что чудовище не встанет на ноги, чтобы напасть на него. Ему были хорошо знакомы следы пыток и кандалов, равно как и ожоги пламени от факелов, так что даже его привычная ко всему душа содрогнулась при виде чужих увечий, как если бы они были его собственными. И вдруг отвращение и страх ушли, сменившись искренней и глубокой жалостью. Кем был этот монстр, Конан не знал, но перенесенные им страдания были столь несомненны и ужасающи, что киммерийца охватила печаль, причины которой были неясны ему самому. Он понимал лишь, что стал невольным свидетелем вселенской трагедии, и сжался от стыда, словно взвалив на плечи позор всей своей расы.

– Это не Яра, – сказал он. – Я – всего лишь вор, и я не причиню тебе вреда.

– Подойди ближе, чтобы я мог коснуться тебя, – пробормотало существо, и Конан бесстрашно приблизился, забыв про меч, который по-прежнему не выпускал из рук.

Хобот протянулся к нему и осторожно ощупал его лицо и плечи, совсем так, как это сделал бы слепой человек, и прикосновения эти были легкими, как у ребенка.

– Ты не принадлежишь к расе дьяволов Яры, – вздохнуло существо. – На тебе лежит чистая и незамутненная печать свирепости дальних, окраинных земель. Твой народ известен мне с давних времен, очень-очень давних, когда и назывался он по-другому, и когда другой мир возносил свои украшенные драгоценными камнями башни к звездам. На твоих пальцах кровь.

– Паук в комнате наверху и лев в саду, – пробормотал Конан.

– Но сегодня вечером ты убил и человека, – возразило существо. – А в башне наверху притаилась смерть. Я чувствую ее.

– Да, – негромко ответил Конан. – Там лежит принц воров. Он умер после укуса того хищника.

– Так, но не совсем! – Чужой, нечеловеческий голос превратился в речитатив. – Убийство в таверне и убийство на крыше – я знаю о них, я их чувствую. А третья смерть породит такую магию, о которой не смел мечтать даже Яра, – о, это будет магия избавления, клянусь зелеными богами Яга!

И вновь по щекам изувеченного существа потекли слезы, когда оно принялось раскачиваться взад и вперед, охваченное бурей противоречивых эмоций. Конан в растерянности смотрел на него.

Но вот конвульсии прекратились. Взгляд незрячих глаз обратился на Конана, и хобот поманил его к себе.

– Слушай же, человек, – заговорил чужак. – Я кажусь тебе отвратительным чудовищем, не так ли? Нет, не трудись отвечать, я знаю это. Но если бы я мог тебя видеть, ты показался бы мне таким же странным. Помимо этой земли, существует еще много миров, и жизнь имеет самые разные формы. Я – не бог и не демон, а такая же плоть и кровь, как и ты, хотя материя и несколько отличается, ведь форму можно отлить в любой матрице. Я очень стар, человек из дальних земель. Давным-давно я прибыл на эту планету из моего собственного мира, с зеленой планеты Яг, которая вечно кружит на самой границе этой вселенной. Мы пересекли пространство на могучих крыльях, которые несли нас по космосу быстрее света, потому что мы вступили в бой с королями Яга и проиграли, став изгнанниками. Но вернуться назад мы не могли, потому что на Земле крылья отвалились с наших плеч и исчезли. Здесь мы старались вести уединенный образ жизни. Мы сражались с ужасными формами жизни, бродившими по этой земле, так что вскоре нас стали бояться и мы не погибли в сумрачных джунглях востока, которые избрали своим прибежищем. Мы видели, как люди развились из обезьян и построили сверкающие города Валузии, Камелии, Коммории и их сестер. Мы видели, как пали они под ударами язычников-атлантов, пиктов и лемурийцев. Мы видели, как поднялись океаны и поглотили Атлантиду, Лемурию, острова пиктов и сверкающие города цивилизации. Мы видели, как те, кто выжил после крушения государства пиктов и Атлантиды, строили свои империи каменного века, и видели, как они вновь гибли в кровавых войнах. Мы видели, как пикты вернулись в первобытное состояние, а атланты регрессировали до человекообразных обезьян. Мы видели, как дикари из-за полярного круга всесокрушающими волнами отправлялись на завоевание южных просторов, создавая государства Немедии, Котха, Аквилонии и им подобные. Мы видели, как твой народ под новым именем вышел из джунглей, возродившись из человекообразных обезьян, которые некогда были атлантами. Мы видели, как потомки лемурийцев, которым удалось выжить после Потопа, вновь поднялись из дикости и двинулись на запад, называя себя гирканцами. И еще мы видели, как раса дьяволов, наследники древней цивилизации, существовавшей еще до гибели Атлантиды, вновь создала свою культуру и обрела власть, создав проклятое королевство Заморы. Всему этому мы были свидетелями, не помогая, но и не препятствуя непреложному закону Вселенной, и при этом умирали один за другим. Мы, жители Яга, вовсе не бессмертны, хотя по продолжительности наша жизнь сопоставима с жизнью планет и созвездий. В конце концов остался я один, мечтая о прежних временах среди превратившихся в руины храмов в самом сердце джунглей Кхитая. Меня почитали за бога представители чужой желтокожей расы. А потом пришел Яра. Он обладал темным знанием, полученным еще до гибели Атлантиды, которое сохранилось во времена варварства, передаваемое из поколения в поколение. Поначалу он сидел у моих ног и жадно внимал мне, впитывая крохи мудрости. Но того, чему я его научил, ему было мало, и он пожелал обзавестись знанием, которое могло принести зло. Он хотел стать владыкой королей и удовлетворить свои дьявольские амбиции. Однако я отказался обучить его тем черным тайнам, которыми обладал, поскольку не хотел этого. Так шли века. Но он оказался мудрее и хитрее, нежели я полагал. Коварством, обретенным в призрачных и темных гробницах Стигии, он заставил меня раскрыть тайну, которую я намеревался вечно носить в себе, а потом, обратив против меня мою же собственную силу, он поработил меня. Ах, боги Яга, с той поры мне пришлось испить горькую чашу унижения! Он увез меня из забытых джунглей Кхитая, где серые обезьяны танцевали под дудочки желтокожих жрецов и где мои алтари ломились под тяжестью подношений – фруктов и вина. Я перестал быть богом для славного народа джунглей и превратился в раба дьявола в человеческом облике.

И вновь из невидящих глаз потекли слезы.

– Он заточил меня в этой башне, которую я по его приказу возвел за одну ночь. Он подчинил меня себя огнем и кандалами, применив нечеловеческие пытки, которые ты себе не можешь и представить. Если бы я мог, то уже давно покончил бы с собой. Но он оставил меня жить – изувеченного, ослепленного и сломленного, – чтобы я и дальше выполнял его прихоти. И вот уже три столетия я делаю то, что он мне говорит, стоя на этой мраморной скамье, очерняя свою душу космическими грехами и пятная свою мудрость преступлениями, потому что у меня нет выбора. Но пока он выпытал у меня еще не все мои древние тайны, и моим последним подарком станет магия Крови и Камня. Я чувствую, близится конец времен. Ты – рука Судьбы. Умоляю тебя, возьми тот драгоценный камень, что лежит на алтаре.

Конан повернулся к алтарю из слоновой кости, отделанному золотой чеканкой, и взял в руки большой округлый ярко-алый и прозрачный камень; едва коснувшись его, варвар понял, что это и есть Сердце Слона.

– А теперь пришла пора великой и могучей магии, которой земля доселе не видела и больше не увидит, сколько бы миллионов лет ни прошло. Я творю ее своей жизнью и своей кровью, вскормленной на зеленой груди Яга, кружащегося в голубых далях Космоса. Возьми свой меч, человек, и вырежи мое сердце, сожми его так, чтобы кровь оросила красный камень. Потом спустись по ступеням и войди в эбеновую комнату, где сидит Яра, погруженный в навеянные лотосом зловещие грезы. Обратись к нему по имени, и он очнется. Затем положи перед ним этот камень и скажи: «Яг-коша отдает тебе последний дар и заклинание». Потом как можно скорее уходи из башни. Ничего не бойся, твой путь будет свободен. Жизнь человека – это не жизнь Яга, и смерть человека – не смерть Яга. Дай мне вырваться из этой клетки сломленной ослепшей плоти, и я вновь стану Йогахом Яга, коронованным рассветом и имеющим крылья, чтобы летать, и ноги, чтобы танцевать, и глаза, чтобы видеть, и руки, чтобы ломать.

Конан неуверенно приблизился к нему, и Яг-коша, или Йогах, словно чувствуя его сомнения, показал, куда он должен нанести удар. Конан стиснул зубы и вонзил меч глубоко в тело. По клинку хлынула кровь, заливая ему руки, и монстр содрогнулся в конвульсиях, а потом замер в неподвижности. Очевидно, жизнь покинула его, во всяком случае, жизнь в его понимании. Конан приступил к своей ужасной и неприятной задаче и вскоре извлек то, что, по его мнению, и было сердцем создания, хотя оно отличалось от тех, которые ему когда-либо приходилось видеть. Подняв все еще пульсирующий орган над камнем, он сжал его обеими руками, и на камень пролился кровавый дождь. К его удивлению, он не стек по гладким стенкам, а впитался в самоцвет, словно вода в губку.

Осторожно держа камень в руке, Конан вышел из фантастической комнаты на площадку серебряной лестницы. Он не оглядывался. Инстинкт подсказывал ему, что в теле, неподвижно лежащем на мраморной скамье, происходит некое невероятное превращение, свидетелем которого не должны быть глаза человека.

Конан закрыл за собой дверь из слоновой кости и без колебаний стал спускаться по лестнице. Ему и в голову не пришло пренебречь полученными указаниями. У черной двери, в самой середине которой ухмылялся серебряный череп, он приостановился и резким рывком распахнул ее. Взору его предстала черная комната, отделанная эбеновым деревом, и на кушетке черного атласа он увидел спящую фигуру. Перед ним лежал жрец и колдун Яра. Глаза его были открыты и, казалось, смотрели в бездонные глубины космоса, недоступные обычному человеку, и в них клубилось безумие черного лотоса.

– Яра! – обратился к нему Конан, словно судья, выносящий приговор. – Очнись!

Глаза мгновенно прояснились, став холодными и жестокими, как у хищника. Высокая, облаченная в атласную мантию фигура выпрямилась, нависая над Конаном.

– Грязный пес! – Голос колдуна был похож на шипение рассерженной кобры. – Что ты здесь делаешь?

Конан положил самоцвет на огромный стол из эбенового дерева.

– Тот, кто передал тебе этот камень, просил меня сказать: «Яг-коша отдает тебе последний дар и заклинание».

Яра отшатнулся, и его темное лицо посерело. Самоцвет меж тем утратил свою прозрачность и кристальную чистоту; в его глубинах заклубился туман, а по поверхности пробегали волны разной интенсивности – это камень менял цвет. Яра склонился над столом и схватил камень обеими руками, вглядываясь в его туманные глубины, словно это был магнит, притягивающий его содрогающуюся в конвульсиях душу. Конан в упор смотрел на него, и варвару казалось, что зрение изменяет ему. Когда Яра поднялся с кушетки, он выглядел высоченным гигантом, но сейчас Конан вдруг заметил, что жрец головой едва достает ему до плеча. Он растерянно заморгал и впервые за сегодняшнюю ночь усомнился в собственном здравомыслии. А потом киммериец с содроганием отметил, что жрец все уменьшается в росте прямо у него на глазах.

Он смотрел на происходящее, которое казалось ему забавной игрой, с каким-то отстраненным интересом. На киммерийца нахлынуло ощущение нереальности, и он более не был уверен в том, кто он такой и что здесь делает. Он сознавал лишь, что стал невольным свидетелем проявления неведомых Внешних Сил, понять которые ему было не дано.

А Яга ростом был уже не больше ребенка; вот он превратился в новорожденного, лежащего на столе и по-прежнему сжимающего камень обеими руками. И вдруг колдун понял, что с ним происходит, и вскочил на ноги, выпустив из рук самоцвет. Но рост его продолжал уменьшаться, и теперь Конан видел фигурку крошечного пигмея, бегающего по крышке стола эбенового дерева, размахивающего малюсенькими ручками и вопящего голоском, похожим на писк насекомого.

Колдун стал таким маленьким, что самоцвет нависал над ним, как огромная гора, и Конан увидел, как он прикрыл глаза рукой, словно для того, чтобы уберечь их от его блеска, и зашатался, как безумный. Конан понял, что некая невидимая сила как магнитом притягивает Яру к камню. Он трижды обежал вокруг него по кругу, радиус которого с каждым разом сужался, и трижды поворачивался, пытаясь отойти к краю стола. А затем, пронзительно вскрикнув, жрец вскинул руки и побежал прямо к камню.

Наклонившись ниже, Конан рассмотрел, как Яра карабкается по гладкой изгибающейся поверхности камня, словно человек, поднимающийся на стеклянную гору. Колдун совершил, казалось, невозможное и встал на самой вершине, по-прежнему воздев руки над собой, выкрикивая заклинания, разобрать которые варвар уже не мог. И вдруг Яра провалился внутрь самоцвета, как человек, тонущий в море, и туманные волны сомкнулись у него над головой. Теперь Конан видел колдуна в ярко-алой глубине самоцвета, который вновь обрел кристальную прозрачность, причем видел его словно издалека, как если бы глядел в перевернутую подзорную трубу. И вдруг в сердце камня появилась искрящаяся ярким зеленым светом крылатая фигурка с телом человека и головой слона – уже не слепая и не изувеченная. Яра всплеснул руками и побежал прочь, как сумасшедший, а мститель устремился за ним по пятам. А потом словно лопнул пузырь, и огромный камень исчез в радужном всплеске разноцветных лучей, а поверхность стола эбенового дерева вновь стала девственно-чистой и голой. Такой же чистой и такой же голой, – в чем не сомневался Конан, – как и мраморная скамья в комнате наверху, на которой лежал пришелец из неведомых далей космоса по имени Яг-коша или Йогах.

Киммериец повернулся и бросился вон из комнаты, устремившись вниз по серебряной лестнице. Он настолько растерялся, что ему даже в голову не пришло покинуть башню тем же путем, каким он попал в нее. Сбежав по длинному серебряному колодцу, он очутился в большой комнате у подножия сверкающей лестницы. Здесь он на мгновение приостановился: он попал в караульное помещение для солдат. Его ослепил блеск серебряных кирас и украшенных драгоценными камнями эфесов мечей. Одни, сгорбившись, сидели за столом, бессильно привалившись друг к другу, и темные плюмажи их гребней с торжественной медлительностью раскачивались над поникшими головами в шлемах; другие простерлись на залитом вином лазуритовом полу среди разбросанных игральных костей и упавших кубков. Шестое чувство подсказало Конану, что они мертвы. Обещания были даны и выполнены. Колдовство ли, магия или упавшая тень от огромных зеленых крыльев прервала пирушку, Конан не знал, но путь был свободен. И серебряная дверь стояла распахнутой настежь, выделяясь четким контуром на фоне зарождающегося рассвета.

Киммериец вышел в волнующуюся зелень сада, и когда рассветный ветер обдал его благоуханием цветов и деревьев, он вздрогнул, как человек, очнувшийся ото сна. Конан неуверенно обернулся, глядя на загадочную башню, оставшуюся за спиной. Неужели он попал под действие каких-то колдовских чар? Неужели все случившееся ему просто привиделось? И вдруг, пока Конан смотрел на нее, башня с карнизом из драгоценных камней, сверкающая на фоне розового заката, покачнулась, дрогнула и медленно обрушилась брызгами слепящих осколков.