Текст книги "Приключения Конана-варвара (сборник)"

Автор книги: Роберт Ирвин Говард

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 43 страниц) [доступный отрывок для чтения: 16 страниц]

2

Когда Конан увидел, как Запораво в одиночку вошел в лес, то понял, что шанс, которого он так долго и терпеливо ждал, наконец-то представился. Он не стал есть фрукты, не участвовал в шумной возне, которую устроили его товарищи; все свои силы и способности он направил на слежку за вожаком буканьеров. Привыкшие к перепадам настроения Запораво, его люди не слишком удивились, когда капитан решил исследовать неизвестный и, возможно, враждебный остров в одиночку. Они принялись развлекаться и не заметили, как Конан, осторожно, как пантера, отправился в лес по следам вожака.

Конан сознавал влияние, которым пользовался среди членов экипажа. Но он еще не завоевал право бросить капитану вызов и победить его на дуэли, поскольку не принимал участия в абордажных боях и налетах. В этих безлюдных водах ему не представилось возможности заявить о себе в соответствии с кодексом флибустьеров. Он понимал, что если открыто выступит против вожака, команда встанет на сторону капитана. Но понимал он и другое – если он тайком убьет Запораво, оставшиеся без лидера моряки не станут хранить верность погибшему капитану. В таких волчьих стаях главным становился тот, кто сумел остаться в живых.

Итак, он следовал за Запораво с мечом в руке и жаждой в сердце, пока не вышел на ровную площадку на вершине холма, окруженную высокими деревьями, меж стволов которых виднелись поросшие травой склоны, теряющиеся в голубой дымке вдали. На середине площадки стоял Запораво; почувствовав, что за ним следят, капитан резко обернулся, положив руку на эфес меча.

Буканьер выругался:

– Собака, почему ты следишь за мной?

– Ты что, сошел с ума, если не понимаешь? – рассмеялся Конан, быстро приближаясь к своему бывшему командиру. Губы его улыбались, а в синих глазах плясали жаркие искры.

Изрыгая богохульства, Запораво выхватил меч из ножен, и сталь зазвенела о сталь, когда бараханец бесстрашно атаковал его. Клинок Конана выписывал сверкающие круги смерти над его головой.

Запораво был ветераном тысяч боев на море и на суше. Во всем мире не найти было другого человека, столь же искушенного в искусстве владения мечом. Но и он еще никогда не сталкивался с клинком, который направляла рука со стальными мускулами, рука воина, вскормленного в диких землях за пределами цивилизованного мира. Его искусству бойца противостояли быстрота и сила, не свойственные цивилизованному человеку. Манера ведения боя у Конана отличалась чрезвычайным своеобразием, но при этом была врожденной и интуитивной, как у лесного волка. Обманные движения меча оказались столь же бесполезными против дикой ярости, как и умение чемпиона по боксу – против нападающей пантеры.

Запораво сражался за свою жизнь так, как никогда раньше. Напрягая все силы, чтобы парировать выпады меча противника, сыпавшиеся на него с быстротой молнии, он пропустил удар по собственному лезвию у самого эфеса и тут же ощутил, как онемела его рука до самого плеча. За этим ударом последовал стремительный выпад, нанесенный с такой силой, что лезвие клинка пробило его кольчугу, словно та была сделана из бумаги, разорвало ребра и пронзило ему сердце. Губы капитана искривились в болезненной гримасе, но, верный себе до последнего вздоха, он не издал ни звука. Он умер еще до того, как его тело тяжело рухнуло на примятую траву, разбрызгивая алые капли крови, сверкающие подобно крошечным рубинам в лучах полуденного солнца.

Конан стряхнул алые капли со своего меча, широко улыбнулся в неподдельной радости и потянулся, как большая кошка, – и вдруг замер, а выражение удовлетворения на его лице сменилось ошеломлением. Он стоял неподвижно, как статуя, держа меч в опущенной руке.

Подняв глаза от простертого у его ног тела поверженного врага, он рассеянным взором обвел стену окружающих деревьев и покатые склоны за ними. Он увидел нечто невероятное – невозможное и необъяснимое. На склоне далекого холма появилась обнаженная фигура чернокожего, которая несла на плече такую же обнаженную фигуру, только белую. Призрак исчез столь же внезапно, как и появился, оставив Конана недоумевать, уж не обманывает ли его зрение.

Пират вздрогнул и стряхнул с себя оцепенение. Он неуверенно взглянул в ту сторону, откуда пришел, и выругался. Он был ошеломлен, даже растерян – если это слово можно применить к человеку с такими железными нервами, как у него. Посреди экзотического пейзажа возник странный и блуждающий призрак. Конан не усомнился ни в собственном здравомыслии, ни в своем зрении. Он знал, что минуту назад видел нечто чуждое этому миру и необъяснимое: сам факт появления чернокожей фигуры, бегущей по гребню холма с белым пленником на плече, казался достаточно странным и даже диким, но при этом чернокожий был еще и неестественно высок.

С сомнением покачав головой, Конан зашагал туда, где только что видел фигуру незнакомца. Он не думал о том, правильно ли поступает; в нем заговорило любопытство, и он отправился на разведку.

Склоны, поросшие травой и деревьями, ложились ему под ноги. Они постепенно повышались, а сам он с монотонной и удручающей регулярностью то поднимался, то опускался по пологим скатам. Попадавшиеся ему на пути неглубокие ложбины и россыпи округлых валунов казались бесконечными. Но вот наконец он поднялся, очевидно, на самую высокую точку на острове и замер, увидев впереди зеленые сверкающие стены и башни, которые настолько хорошо сливались с окружающим пейзажем, что оставались совершенно неразличимыми с любого другого места, кроме того, где стоял он.

Конан заколебался, положив ладонь на эфес меча, а потом пошел вперед, подгоняемый любопытством. Подойдя к высокому арочному проему в изгибающейся стене, он никого не увидел. Дверей в проеме не было. С опаской заглянув внутрь, пират увидел обширный двор, покрытый травяным ковром и окруженный стеной из зеленого полупрозрачного вещества. В ней виднелось множество арочных проходов. Ступая на цыпочках и держа меч наготове, он выбрал наугад одну из арок, оказавшись в таком же круглом дворе, что и предыдущий. Поверх внутренней стены Конан увидел остроконечные башенки непривычной формы. Одна из этих башенок была построена так, что нависала над тем двором, в котором он очутился, и вдоль стены к ней вела широкая лестница. Он стал подниматься по ступеням, спрашивая себя, происходит ли это с ним наяву или же ему снится ночной кошмар, навеянный черным лотосом.

Поднявшись наверх, Конан оказался на чем-то вроде балкона с балюстрадой или выступа, обнесенного стенами; что именно это было, он так и не решил для себя. Отсюда он уже мог в подробностях рассмотреть башенки, но это ему ничего не дало – их переплетения выглядели совершенно бессмысленными. По коже у варвара пробежал холодок, когда он понял, что их проектировали и строили отнюдь не человеческие руки. В их архитектуре присутствовали и симметрия, и система, но это была безумная симметрия, а система выглядела чуждой человеческому разуму. Что же касается общего плана всего города, замка или как он там назывался на самом деле, то с верхней площадки Конан видел множество открытых двориков, круглых по большей части, окруженных стенами, которые соединялись друг с другом арочными проемами и группировались вокруг фантастических остроконечных башенок в центре.

Отвернувшись и взглянув в другую сторону, он испытал настоящий шок и стремительно присел, прячась за парапетом балкона и с изумлением глядя вниз.

Балкон, или выступ, был выше противоположной стены, и поэтому он мог заглянуть поверх нее в соседний дворик, тоже поросший ровной густой травой. Внутренняя сторона той стены отличалась от прочих увиденных им тем, что ее поверхность была не ровной и гладкой, а усеянной длинными выемками, на которых располагались небольшие предметы, разглядеть которые он со своего места не мог.

Впрочем, эта стена в данный момент занимала Конана меньше всего. Его внимание привлекла группа существ, сидящих на корточках вокруг темно-зеленого пруда посреди дворика. Эти создания были чернокожими и обнаженными, сложением очень похожими на людей, но при этом самый низкорослый из них, выпрямившись, оказался бы на две головы выше Конана, который тоже не отличался маленьким ростом. Они были скорее стройными и поджарыми, нежели массивными, хорошо сложенными, без явных признаков отклонений в физическом развитии, если, конечно, не считать таковым их высокий рост. Но даже с большого расстояния Конан уловил их дьявольскую одержимость. Все-таки это были не люди.

Между ними, съежившийся и голый, стоял юноша, в котором Конан узнал самого молодого матроса из команды «Расточителя». Выходит, он и был тем самым пленником, которого пират видел, когда его несли по склону холма. Конан не слышал звуков борьбы и не увидел пятен крови на руках или вообще каких-либо ран на гладкой коже черных гигантов. Очевидно, в то время как его товарищи остались на берегу, юноша забрел вглубь острова, где его и взял в плен чернокожий громила, сидевший в засаде. Конан мысленно называл гигантов «чернокожими» за неимением лучшего определения; он интуитивно догадывался, нет, был уверен, что эти высокие существа – не люди, в его понимании, по крайней мере.

До него не долетало ни звука. Чернокожие кивали и жестикулировали, но, похоже, они не разговаривали друг с другом – словами, во всяком случае. Один из них, сидевший на корточках перед съежившимся юношей, держал в руках что-то вроде тоненькой дудочки. Он поднес ее к губам и подул в нее, хотя Конан опять же не различил ни звука. Но зингарийский юноша что-то почувствовал или услышал, отчего съежился еще сильнее. Он извивался и дергался, словно в агонии, но вот в подергивании его рук и ног стала проявляться некая ритмичность. Подергивание быстро перешло в судорожную дрожь и рывки, опять же ритмичные и регулярные. Юноша пустился в пляс – так танцует кобра под музыку, которую наигрывает на дудочке факир. Но в этом танце не было радости и самозабвения. В нем присутствовала какая-то обреченная отрешенность, смотреть на которую было страшно. Конану казалось, будто неслышная мелодия дудочки ухватила похотливыми пальцами душу юноши и, причиняя мучительную боль, вырвала из нее все проявления внутренней тайной страсти. Танец напоминал непристойные подергивания и сладострастные судороги, как будто самые сокровенные помыслы сочились сквозь поры; это было желание без удовольствия, боль, породнившаяся с похотью. Конан смотрел на танец и видел перед собой разоблачение души, когда становятся явными все ее темные и неприличные тайны и секреты.

Конана охватило отвращение, к горлу подкатила тошнота. Будучи первозданно чистым и невинным, как лесной волк, он тем не менее знал о существовании извращенных пороков цивилизации. Он бывал во многих городах Заморы и водил знакомство с женщинами Города Грехов, как называли Шадизар. Но сейчас на его глазах разворачивалось космическое по своим масштабам злодейство, выходящее далеко за пределы обычного человеческого упадка и вырождения, – он видел перед собой порочный побег на древе жизни, развивающийся по законам, понять которые человеческому разуму было не суждено. Его приводили в ужас не болезненные рывки и подергивания измученного тела, а вселенская гнусность этих созданий. Они оказались способны вытащить на свет все секреты, что таились в неведомых глубинах человеческой души, да еще и получать удовольствие, выставляя напоказ вещи, один намек на которые казался невозможным и недопустимым даже в ночных кошмарах.

Внезапно чернокожий мучитель отложил свою дудочку в сторону и встал на ноги, возвышаясь над извивающейся белой фигурой. Жестоко схватив юношу за шею и за ногу, гигант поднял его над собой и сунул головой в зеленый омут. Конан успел заметить, как блеснуло его белое тело в зеленоватой толще, пока чернокожий великан держал юношу под водой, не давая ему глотнуть воздуха. В этот миг остальные чернокожие вдруг зашевелились, и Конан поспешно присел, прячась за балюстрадой и не осмеливаясь высунуться из-за нее, чтобы его не увидели.

Но в конце концов любопытство победило, и он осторожно выглянул их своего укрытия. Чернокожие как раз выходили через арку в соседний дворик. Один из них положил что-то на выступ стены, и Конан понял, что это – тот самый гигант, который мучил юношу. Он был выше остальных, и на голове у него красовалась украшенная драгоценными камнями повязка. А вот зингариец исчез без следа. Гигант последовал за своими товарищами, и вскоре Конан увидел, как они минуют тот самый арочный проход, через который он попал в этот замок ужаса, а потом шагают по зеленым склонам в ту сторону, откуда пришел он. Оружия у них не было, но он догадался, что они замыслили устроить флибустьерам очередную неприятность.

Но прежде чем отправиться на выручку ничего не подозревающим буканьерам, он должен был разузнать, что сталось с юношей. Пират надеялся, что в башнях и двориках не осталось никого, кроме него самого.

Он быстро спустился вниз по лестнице, пересек дворик и вышел через арку на ту площадку, которую только что покинули чернокожие. Теперь он ясно видел, что представляет собой стена с полочками. Ее усеивали узкие выступы, высеченные, похоже, из цельного камня, и на них стояли тысячи крошечных серых фигурок людей. Размерами они были не больше ладони, но вырезаны с таким тщанием, что Конан узнал в них представителей разных рас и народностей – зингарийцев, аргосийцев, офирейцев и кушитских корсаров. Последние были черного цвета, так как их оригиналы тоже были черными. Конану стало не по себе, пока он рассматривал эти маленькие немые и незрячие изваяния. Была в них некая реальная схожесть с живыми людьми, которая не давала ему покоя. Он осторожно потрогал некоторые из них, но решить, из какого материала они изготовлены, так и не смог. Они походили на окаменевшую кость, но киммериец не представлял, откуда поблизости могло взяться такое количество нужного вещества, чтобы его можно было использовать без оглядки.

Он обратил внимание на то, что представители известных ему народов находятся на самых верхних полках. Нижние выступы занимали незнакомые изваяния. Они представляли собой либо полет фантазии скульптора, либо собирательные образы давно исчезнувших и забытых рас.

Нетерпеливо тряхнув головой, Конан повернулся к пруду. В круглом дворике спрятаться было негде; поскольку тела юноши видно не было, оставалось предположить, что оно лежит на дне омута.

Подойдя к неподвижному зеленому зеркалу, он уставился на его сверкающую поверхность. Она походила на толстое зеленоватое стекло, чистое и прозрачное, но отчего-то казавшееся призрачным. Небольшой по размерам пруд представлял собой колодец правильной формы, окруженный бортиком из зеленого жадеита. Глянув вниз, он увидел покатое дно, хотя судить о глубине омута было затруднительно. Впрочем, пруд производил впечатление очень глубокого водоема – Конан даже испытал приступ головокружения, как будто смотрел в бездну. То, что он видел дно, озадачило его; впрочем, оно лежало далеко внизу, иллюзорное и туманное, но тем не менее различимое вполне отчетливо. У него создалось впечатление, что время от времени зеленоватая толща воды начинает светиться, но сказать, так ли это на самом деле, пират не мог. Впрочем, в одном он уверился совершенно точно – пруд был пуст.

Но куда же, во имя Крома, подевался несчастный юноша, которого так жестоко утопили в омуте? Выпрямившись, Конан нащупал эфес меча и вновь внимательно осмотрел дворик. Взгляд его остановился на одной из самых верхних полок. Именно туда, как он видел своими глазами, высокий чернокожий гигант что-то поставил – и вдруг на лбу у Конана выступил холодный пот.

Неуверенно, как будто притягиваемый магнитом, пират подошел к сверкающей стене. Ошеломленный подозрением, слишком страшным и невероятным, чтобы его можно было облечь в слова, он в растерянности уставился на последнюю фигурку на выступе. Черты ее были ужасающе знакомыми, чтобы он мог ошибиться. На него незрячими глазами смотрел уменьшившийся в размерах, неподвижный и окаменевший зингарийский юноша. Конан отшатнулся, потрясенный до глубины души. Рука с мечом опустилась, словно парализованная, и он, открыв рот, во все глаза смотрел на фигурку, ошеломленный жутким открытием, осознать которое его разум отказывался.

Но сомнений больше не осталось: тайна крошечных фигурок раскрылась, хотя теперь возник еще более страшный вопрос – кем были чернокожие существа, владевшие столь отвратительным секретом превращения?

3

Конан не знал, сколько времени он простоял вот так, в тупом оцепенении. Чей-то голос вывел его из забытья, женский голос, который звучал все громче и громче, как будто его обладательница приближалась к нему. Конан узнал его, и чары моментально рассеялись.

Одним прыжком он подскочил к стене и принялся карабкаться по выступам, расшвыривая фигурки, чтобы освободить место для ног. Еще один прыжок – и он подтянулся на руках, ложась животом на гребень стены. Она оказалась наружной; он смотрел вниз на зеленый луг, окружающий замок.

По траве шагал чернокожий гигант. Под мышкой он нес брыкающуюся пленницу с таким видом, с каким взрослый мог бы нести непослушного ребенка. Это была Санча. Темные волосы девушки растрепались, и ее оливковая кожа резко контрастировала с блестящим черным эбонитом, из которого был отлит ее похититель. Он не обращал ровным счетом никакого внимания на ее крики и попытки освободиться, целеустремленно направляясь к внешнему арочному проходу.

Когда он исчез внутри, Конан бесстрашно спрыгнул со стены и скользнул в арку, которая выходила в дальний дворик. Присев там, он увидел, как гигант шагнул на площадку с прудом, по-прежнему не выпуская свою брыкающуюся пленницу. Теперь пират мог в подробностях рассмотреть чернокожего гиганта.

Безупречная симметрия его тела с близкого расстояния выглядела еще более впечатляющей. Под эбонитовой кожей перекатывались длинные округлые мышцы, и Конан ни на миг не усомнился в том, что гигант способен разорвать обычного человека пополам голыми руками. Ногти на пальцах тоже можно было использовать как оружие, потому что они отросли и стали длинными, подобно когтям дикого зверя. Лицо представляло собой маску, вырезанную из эбенового дерева. Глаза с мерцающими зрачками имели необычный золотистый оттенок. А вот лицо было явно нечеловеческим, с чертами, отмеченными печатью зла, превосходившего все представления о злобе, свойственной человеческой породе. Существо не было человеком – и не могло быть; Конан смотрел на росток жизни, пробившийся из неведомых кощунственных глубин, – порочное извращение эволюционного развития.

Гигант опустил Санчу на траву, где она и свернулась клубочком, плача от боли и страха. Он огляделся, словно бы пребывая в затруднении, и золотистые глаза его сузились, когда он заметил разбросанные и опрокинутые фигурки на полочках. Великан наклонился, схватил свою пленницу за шею и за ногу и целеустремленно зашагал к пруду. Конан выскользнул из своего укрытия и, быстрый как ветер смерти, понесся по травянистому газону.

Гигант резко развернулся, и глаза его вспыхнули, когда он увидел бронзовокожего мстителя, мчащегося прямо на него. От изумления его хватка ослабла, и Санча беспомощно выскользнула у него из рук и повалилась на траву. Ручищи с когтями сжались и метнулись вперед, но Конан пригнулся, избегая их смертельных объятий, и вонзил меч в пах гиганту. Чернокожий рухнул, как подрубленное дерево, разбрызгивая кровь, а в следующий миг Конан все-таки угодил в судорожные тиски – это Санча вскочила с земли и крепко обняла его, дрожа от страха и истерического облегчения.

Он выругался, стараясь освободиться, но его враг был уже мертв: золотистые глаза его остекленели, а длинные эбеновые конечности перестали подергиваться.

– Ох, Конан, – всхлипывала Санча, цепляясь за него руками и ногами, – что теперь с нами будет? Кто эти чудовища? Неужели мы попали в ад, а это был дьявол?..

– Тогда здешнему аду нужен новый дьявол, – злорадно ухмыльнулся бараханец. – Но как ты попала к нему в лапы? Или они захватили корабль?

– Не знаю. – Девушка попыталась утереть слезы, нащупывая юбку, но потом вспомнила, что лишилась ее. – Я приплыла на берег. Я видела, как ты пошел в джунгли за Запораво, и отправилась по вашим следам. Я нашла капитана… Это… это ты… его…

– Кто же еще? – фыркнул он. – И что дальше?

– Я заметила шевеление меж деревьев, – девушка содрогнулась, – и подумала, что это ты. Я окликнула тебя, а потом увидела… увидела это черное существо. Оно, как гигантская человекообразная обезьяна, сидело среди ветвей и плотоядно смотрело на меня. Это был кошмар; у меня не было сил убежать. Все, что я могла, – это кричать. Потом оно спрыгнуло с дерева и схватило меня… ой-ой-ой! – Санча закрыла лицо руками: страшные воспоминания были еще слишком свежи в ее памяти.

– Что ж, нам пора убираться отсюда, – проворчал Конан и взял ее за запястье. – Идем, мы должны вернуться к экипажу…

– Почти вся команда спала на берегу, когда я вошла в лес, – сказала она.

– Спала? – недоуменно переспросил он. – Почему, дьявол их разбери?

– Слышишь? – Она замерла, являя собой воплощение страха.

– Слышу! – резко бросил он. – Это стон! Подожди!

Он вновь влез на стену и, свесившись с нее, выругался с такой яростью, что Санча побледнела. Чернокожие возвращались, но не одни и не с пустыми руками. Каждый нес на себе обмякшую человеческую фигуру, а кое-кто – даже две. Пленниками оказались флибустьеры; они не подавали признаков жизни, если не считать непроизвольных судорожных движений или подергиваний. Конан мог бы запросто счесть их мертвыми. Их разоружили, но не раздели догола; один из чернокожих тащил связку мечей в ножнах. Изредка кто-либо из моряков издавал приглушенный стон, словно пьяный, забывшийся тяжелым сном.

Конан бешено огляделся по сторонам, как угодивший в западню волк. Из двора с прудом выходили три арки. Чернокожие ушли отсюда через восточный проем, и через него же они, скорее всего, и вернутся. Сам он попал сюда через южную арку. В западной арке Конан прятался, и у него не было времени посмотреть, что находится за ней. Но теперь, невзирая на свое полное невежество относительно устройства замка, он должен был принять решение немедленно.

Спрыгнув со стены, он принялся в спешке расставлять опрокинутые фигурки по местам, затем подтащил труп своей жертвы к омуту и сбросил в него. Тело немедленно пошло ко дну и, наблюдая, Конан поневоле содрогнулся, видя, как оно сжимается и каменеет. Потом он схватил свою спутницу за руку и поспешно повлек ее за собой к южным воротам, где девушка взмолилась, чтобы он объяснил ей, что здесь происходит.

– Они усыпили экипаж, – быстро ответил пират. – У меня нет никакого плана, но мы спрячемся где-нибудь и станем наблюдать. Если они не заглянут в пруд, то, быть может, не узнают о нашем присутствии.

– Но они непременно заметят кровь на траве!

– Может, они решат, что это кто-нибудь из их дьяволов пролил ее, – откликнулся он. – Как бы там ни было, придется рискнуть.

Они находились в том самом дворе, из которого он наблюдал за пытками юноши, и Конан поспешно повел девушку вверх по лестнице, выходившей на южную стену, после чего заставил ее присесть за балюстрадой балкона; укрытие было не ахти каким, но лучшее искать было некогда.

Не успели они устроиться, как дворик заполнили чернокожие. У подножия лестницы раздался громкий лязг, и Конан замер, схватившись за меч. Но чернокожие прошли через арку в южной стене, и до слуха пирата с девушкой донеслись глухие удары и стоны. Гиганты сбрасывали своих жертв на траву. Санча уже готова была разразиться истерическим хихиканьем, и Конан поспешно зажал ей рот ладонью, чтобы она не выдала их присутствия.

Спустя некоторое время они услышали топот множества ног, после чего вновь воцарилась тишина. Конан осторожно выглянул из-за балюстрады. Двор был пуст. Чернокожие опять собрались подле пруда в соседнем дворике, рассевшись вокруг него на корточках. Похоже, они не обращали никакого внимания на пятна крови на траве и жадеитовом бортике омута. Очевидно, в этом не было ничего необычного. В пруд они тоже не заглядывали. Они были заняты тем, что устроили собственный конклав: высоченный чернокожий опять заиграл на своей позолоченной дудочке, а его спутники, неподвижные, как эбеновые статуи, внимали его музыке.

Взяв Санчу за руку, Конан потащил ее за собой вниз по лестнице, пригибаясь, чтобы голова его не была видна над балюстрадой. Дрожащая девушка послушно последовала за ним, со страхом поглядывая на арку, которая вела во дворик с прудом, но сейчас через нее – поскольку она смотрела под углом – не было видно ни омута, ни мрачной толпы вокруг него. У подножия лестницы кучей были свалены мечи зингарийцев. Тот грохот и лязг, что они слышали, возник тогда, когда чернокожие побросали на траву захваченное оружие.

Конан увлек Санчу за собой к юго-восточной арке, и они неслышно пересекли один дворик и нырнули в соседний. Здесь валялись бесчувственные флибустьеры, топорща усы и поблескивая драгоценными камешками в серьгах. То один, то другой начинали шевелиться и негромко стонали. Конан склонился над ними, и Санча опустилась рядом на колени, упершись руками в бедра.

– Что это за сладковатый запах? – нервно спросила она. – Он идет у них изо рта.

– Это те проклятые фрукты, что они съели, – негромко ответил он. – Я помню их аромат. Должно быть, они действуют, как черный лотос, который погружает людей в сон. Клянусь Кромом, они просыпаются – но они не вооружены, а мне почему-то кажется, что эти черные дьяволы не станут ждать долго и скоро испробуют на них свою магию. И что смогут им противопоставить наши парни, не имея оружия и еще толком не придя в себя?

Он на мгновение задумался, сосредоточенно нахмурившись, а потом с такой силой сжал хрупкое оливковое плечо Санчи, что та поморщилась от боли.

– Послушай! Я уведу этих черных свиней в другую часть замка и займу их там чем-нибудь. А ты тем временем разбуди этих идиотов и дай им оружие – по крайней мере, у них будет шанс победить в бою. Сможешь сделать то, о чем я тебя прошу?

– Я… я… не знаю! – запинаясь, выпалила она, вздрагивая от ужаса и даже не сознавая, что говорит.

С проклятием Конан схватил ее за волосы и так встряхнул девушку, что стены заплясали у нее перед глазами.

– Ты должна сделать это! – прошипел он. – Это наш единственный шанс!

– Я постараюсь! – выдохнула она, и он, кивнув в знак согласия и ободряюще хлопнув ее пониже спины, скользнул прочь.

Через несколько мгновений, пригнувшись, он уже заглядывал в арку, которая выходила во двор с омутом, высматривая своих врагов. Они по-прежнему сидели вокруг пруда, но уже начали проявлять признаки зловещего нетерпения. Со двора, где лежали одурманенные буканьеры, до него донеслись их стоны, становившиеся все громче и перемежающиеся невнятными ругательствами. Он напряг мышцы и присел, готовясь ринуться вперед, как пантера, и легко дыша сквозь стиснутые зубы.

Гигант с украшенной драгоценными камнями повязкой выпрямился и оторвал от губ дудочку – и в следующий миг Конан одним тигриным прыжком покрыл разделяющее их расстояние. Не мешкая, он принялся раздавать удары направо и налево, опять же похожий на атакующего тигра: его клинок блеснул трижды, прежде чем кто-либо из чернокожих успел опомниться, после чего он отпрыгнул и стремглав понесся через двор. Позади него на траве остались лежать неподвижно три черные фигуры с разрубленными черепами.

Но хотя его яростное и внезапное нападение застало их врасплох, те, кто уцелел, быстро пришли в себя. Они уже наступали ему на пятки, когда он вбегал в западную арку, и их длинные ноги стремительно сокращали дистанцию. Конан, однако, не сомневался в том, что сумеет убежать от них, но не в этом состояла его цель. Он намеревался заставить их как можно дольше гоняться за собой, давая тем самым Санче время растолкать и вооружить зингарийцев.

Вбежав в соседний двор через западную арку, Конан выругался. Эта площадка отличалась от виденных им ранее. Она была не круглой, а восьмиугольной, и тот проем, через который он попал сюда, служил единственным входом и выходом.

Обернувшись, он увидел, что вся свора уже последовала за ним; в проеме арки стояло несколько фигур, а остальные, растянувшись в цепь, приближались к нему. Не выпуская их из виду, киммериец стал медленно пятиться к северной стене. Цепь выгнулась полукругом, загоняя его в угол. Он продолжал отступать, но все медленнее и медленнее, подметив, что расстояние между его преследователями увеличивается. Они опасались, что он попробует обежать их сбоку, и потому растягивали цепь, чтобы не дать ему такой возможности.

Он смотрел на них со спокойствием матерого волка, а когда пришло время действовать, ударил со стремительностью молнии прямо в центр полукруга. Гигант, загораживавший ему проход, рухнул навзничь, разрубленный чуть ли не до пояса, и пират проскочил сквозь строй, прежде чем чернокожие справа и слева успели прийти на помощь своему поверженному товарищу. Группа в арке приготовилась встретить его, но Конан и не собирался атаковать их. Он повернулся и остановился, равнодушно глядя на своих врагов, не выказывая никаких чувств, и в первую очередь страха.

На сей раз чернокожие не стали выстраиваться в ряд. Они уже поняли, чем чревато дробление сил перед лицом такой дикой и необузданной ярости. Гиганты сбились в кучу и двинулись на него без излишней поспешности, сохраняя строй.

Конан прекрасно понимал, что если он сблизится с этой толпой стальных мышц и когтей, его ждет бесславный конец. Как только они окружат его и смогут запустить в него когти, то попросту задавят своей массой и численным превосходством, и его не спасет даже варварская свирепость. Киммериец оглянулся на стену и заметил, что в углу на западной стороне на ней до самого верха идут выступы. Он начал пятиться в ту сторону, и гиганты ускорили шаг. Они, похоже, полагали, что загоняют его в угол, и у Конана хватило ума, чтобы сообразить: его, очевидно, принимают за существо низшего порядка, умственно отсталое по сравнению с ними. Что ж, так даже лучше. Нет ничего хуже, чем недооценить своего противника.

Сейчас он находился всего в нескольких ярдах от стены, и чернокожие быстро смыкали кольцо, явно надеясь загнать его в угол прежде, чем он осознает всю безвыходность своего положения. Группа в арке оставила свой пост и спешила присоединиться к своим товарищам. Гиганты надвигались на него, пригнувшись, в их золотистых глазах горел адский огонь, а белые оскаленные зубы ослепительно сверкали. Они выставили перед собой скрюченные пальцы с длинными когтями, словно собираясь отразить атаку. Чернокожие явно ожидали отчаянного и безнадежного поступка с его стороны, но он вновь застал их врасплох.