Текст книги "Экспедиция к Южному полюсу. 1910–1912 гг. Прощальные письма."

Автор книги: Роберт Фолкон Скотт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 32 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

Невольно приходит на ум, не лучше ли дорога ночью и рано утром, при более низкой температуре?

Мое предложение идти ночью встретило всеобщее одобрение. Если поверхность пути улучшится, то лошади в более теплые дневные часы смогут лучше отдыхать и, естественно, лучше пойдут ночью.

Итак, мы отдыхаем в наших палатках, с тем чтобы подняться в путь к ночи. Гран добровольно с большой охотой вызвался идти назад за лыжами. В качестве специалиста‑лыжника он нам очень полезен.

Прошлой ночью температура упала до +6° [‑14 °C]. После того как ветер прекратился, стало тепло и тихо.

Впечатления

Соблазнительная теплота спального мешка.

Шипение походной печки и благоухающий пар кушанья, исходящий из вентилятора палатки.

Контраст между маленькой зеленой палаткой и необозримой белой пустыней.

Визг собак и ржание коней.

Тучи сыпучего снега, гонимые ветром.

Хрустение наста под ногами.

Прорытые ветром в снегу борозды.

Голубая дуга под дымным облаком.

Звонкий стук лошадиных копыт и, за ними, шуршанье полозьев.

Монотонный говор погонщиков, подбодряющих или бранящих лошадь.

Топот собачьих лап.

Легкое похлопывание парусины нашей палатки.

Глухое гудение той же парусины под сильным ветром в метель.

Гонимый ветром снег, мельчайшей пылью проникающий во все отверстия и щели, забирающийся под шапку, колющий, точно иголками.

Туманный лик солнца, робко выглядывающий сквозь тонкий сыпучий снег и проливающий бледный, не дающий теней свет.

Вечное безмолвие великой снежной пустыни. Несомый с юга полупрозрачными столбами снег – бледные, желтоватые призраки, предрекающие надвигающуюся бурю, затушевывающие одну за другой резкие черты ландшафта.

Пурга – возмущение природы; трещина – поставленная природой западня. Никакой охотник так ловко не спрячет своей ловушки. Мост из легкого, чуть волнистого снега никак не намекает на скрытую опасность. О ней не догадаться до того мгновения, пока человек или животное не проваливается, барахтаясь, а потом старается вылезть, карабкаясь и цепляясь за края.

Бездонное молчание, прерываемое единственно только мягкими, глухими звуками идущего отряда.

Пятница, 3 февраля, 8 ч утра.Лагерь № 5. Стали сниматься с лагеря в 10 ч вечера, выступили в 12 ч 30 м. Дорога, сначала плохая, постепенно улучшалась. Были две короткие передышки, а в 3 ч 20 м утра сделали привал, чтобы поесть и покормить лошадей. Шли потом с 5 до 7 ч. Прошли всего 9 миль. Дорога под конец была как будто лучше, но перед самой остановкой Боуэрс, шедший впереди, погрузился в глубокий рыхлый снег. Следовавшие непосредственно за ним разделили его участь, и в сугробе мигом забарахтались три лошади. Их кое‑как вытащили. Двух вывели на сравнительно твердое место. Остальных, запутавшихся, распрягли и осторожно водили, пока тоже не напали на более или менее твердое место. Тогда разбили лагерь. Тут опять показали себя лыжи. Надели пару на большую лошадь Боуэрса. Сначала она ходила неловко, но это продолжалось всего несколько минут. Когда же ее запрягли, она привезла не только свои сани, но еще и другие, и все это по таким местам, на которых она прежде проваливалась. Будь у нас больше этих лыж, мы, наверно, могли бы надеть их на семерых из наших восьми лошадей, а немного погодя, полагаю, и на восьмую лошадь Отса. Нет сомнения, что в такой «обуви» они без всяких затруднений возили бы нагруженные сани. Досадно, как вспомнишь, что мы лишаемся такой существенной подмоги только потому, что лыжи забыты на станции!

Еще впечатления

Жалко смотреть, как лошади барахтаются на рыхлых местах. Первый раз неожиданное потрясение как бы возбуждает в них деятельность: чувствуя, что застряли, они стараются вырваться силой. Если рыхлое место невелико, животные с большим усилием, фыркая и дрожа, выбираются на твердую поверхность. Если это место обширно, лошади все‑таки храбро пробиваются до истощения сил. Большинство лошадей после первой минуты бросается вперед обеими передними ногами разом, скачками, толчками волоча за собой сани. Это, конечно, страшно утомительно. Время от времени им приходится останавливаться. В этот момент ужасно жалко смотреть на них, наполовину зарытых, тяжело дышащих от страшного напряжения. Подчас та или другая свалится и лежит, вся трепещущая и на время изнуренная. Для них это должно быть страшно тяжело. Удивительно, как скоро к ним возвращаются силы. Спокойным, ленивым в таких случаях много легче, нежели горячим.

Рыхлый снег, наделавший нам столько хлопот, очевидно, лежит в глубокой впадине одной из больших ледяных волн, которые тянутся через выдвинутые давлением гряды у мыса Крозье по направлению к Блэффу. Таких волн, вероятно, больше. Под конец сегодняшнего перехода мы прошли их несколько. Насколько могу судить, кажется, будто рыхлый снег лежит только местами и не простирается во всю длину впадины. Нам следует искать дорогу с лошадьми более крепкими на ноги, задерживая остальных, пока путь не исследован.

Какими удивительными неожиданностями отличается эта работа! Каждый день что‑нибудь новое – новые препятствия, угрожающие преградить нам дальнейший путь. А может быть, игра именно потому так и заманчива.

Впечатления

Чем более я думаю обо всем оборудовании нашей санной экспедиции, тем более убеждаюсь, что мы весьма недалеки от совершенства, достижимого в данных условиях для цивилизованного человека.

Черту, разделяющую необходимое от роскоши, довольно трудно определить.

Можно бы уменьшить тяжесть в ущерб удобствам, но все, что было бы возможно сэкономить, равнялось бы ничтожной доле груза.

Если предположить, что доведенная до крайности борьба за существование вынудила бы нас выкинуть все, не составляющее обязательной необходимости, вот что бы мы сберегли за это трехнедельное путешествие:

То есть половина груза одних саней, а их десять, или около одной двадцатой доли всего нашего багажа. Если эта часть тяжести представляет все, что, при каких бы ни было обстоятельствах, можно подвести под рубрику «предметы роскоши», то из этого следует, что уступка, сделанная комфорту, не стоит и разговора. Такой жертвой мы уже никак не увеличили бы числа пройденных нами миль.

После этого, может быть, скажут, что у нас набрано слишком много провизии, из расчета 32 унции в день на человека. Я хорошо помню, как мы изголодались в 1903 г., просидев четыре или пять недель на 26 унциях, и вполне уверен, что за это время мы потеряли много жизненной силы. Положим, что 4 унции в день, пожалуй, еще можно было бы сэкономить. Тогда на всех нас вышло бы меньше фунта в день, или на 63 фунта за три недели, т. е. на одну сотую долю нашего настоящего груза.

От такой‑то незначительной разницы зависит физическое благосостояние людей, пока при них находятся животные, потребности которых соразмерно много больше, чем потребности людей. Из этого следует, что благоразумие требует содержать людей на высокой степени питания, пока у них целы животные, везущие за них тяжести.

Время долгих переходов при сокращенных рационах и тщательном внимании к мельчайшим потребностям настанет, когда люди должны будут полагаться на собственные силы для передвижения груза.

6 ч пополудни.Ветер дул с юго‑запада, но теперь стихает. Небо пасмурно. Пишу после 9‑часового сна; остальные еще мирно спят. Продвижение с животными позволяет уделять долгие промежутки для отдыха, которые не всегда знаешь чем заполнить. По новому распорядку дня собаки отстают в пути на час или даже больше, стараясь прибыть в новый лагерь вскоре после того, как привяжут лошадей. Собаки везут хорошо, особенно упряжка, которой управляет Мирз, но что‑то свирепеют. Две белые собаки у Мирза приучены бросаться на чужих. На судне они вели себя довольно смирно, теперь же неистово лают, если к их упряжке подойдет кто‑либо, кроме их погонщика. Они однажды на меня залаяли, когда я указывал место для стоянки, и Осман, мой старый приятель, обернулся и слегка куснул меня за ногу. При мне не было палки, и нет сомнения, что, не будь сам Мирз на санях, вся упряжка, следуя примеру белых собак, накинулась бы на меня.

Голод и страх – вокруг них вращается вся жизнь этих животных. На пустой желудок собака делается злой. Смотришь почти со страхом на внезапное, свирепое проявление первобытного инстинкта в прирученном животном. Инстинкт мгновенно вырастает в слепую, нерассуждающую, беспощадную страсть. Так, например, наши собаки в упряжи вообще дружны между собою: тянут бок о бок, укладываясь на отдых, переступают друг через друга. Отношения между ними, по‑видимому, самые мирные. Но стоит им только подумать о еде – страсти пробуждаются, каждая собака подозрительно смотрит на соседку. Малейший пустяк– и драка в полном разгаре. С такою же внезапностью загорается у них ярость, если они перемещаются на ходу. Спокойная, мирная упряжка одну минуту лежит, лениво растянувшись, помахивая хвостами, а в следующую – превратилась в кучу бешеных, рвущих, грызущих чертей. Только такие суровые факты еще примиряют с необходимостью жертвовать животными ради предприятий вроде нашего.

Суббота, 4 февраля.[Набл. холм < Блэфф 86°; Набл. холм. < Нолл 80х/2°; гора Террор N4W; Набл. холм N69W] 8 ч утра, 1911.Угловой лагерь № 6. Удовлетворительный ночной переход. Пройдено 10 миль с небольшим.

Поднял всех в 10 ч. Дул сильный ветер с юго‑востока, температура ниже 0°. Под конец завтрака ветер утих и проглянуло солнце.

Дорога сначала была плохая. Лошади на протяжении двух миль то и дело проваливались. Один только Дядя Билл – лошадь Боуэрса – мерно выступал на своих лыжах. Потом дорога стала лучше, и идти стало легче. Пройдя 5 миль, сделали привал для второго завтрака. Путь улучшился еще больше, если не считать нескольких трещин. В две трещины лошадь Отса провалилась передними ногами, а в третью – вся целиком. Остальные как‑то спаслись. Двумя милями дальше трещины как будто перестали попадаться, а под конец мы выбрались на совсем твердую поверхность, по которой идти было легче. Эту местность, по‑видимому, обметают ветры, постоянно дующие вокруг мыса Крозье. Неизвестно, как далеко она простирается к югу, но теперь, наверно, идти будет хорошо. Луна ярко нам светила, только небо опять обложило. К югу оно имеет угрожающий вид. Я думаю, не будет ли метели, хотя ветер пока северный.

Лошади в хорошем виде. Захромавший было конь Джемс Пигг замечательно поправился, хромота его совсем прошла. 8 ч вечера.Пурга. Ветер умеренный; температура тоже.

Впечатления

Глубокий сон без сновидений, следующий за долгим переходом и сытным ужином.

Сухой треск, с которым ломается верхняя ледяная кора, заставляя вздрагивать людей и животных.

Собаки привыкают к этим звукам и уже не пугаются их, но продолжают ими интересоваться и, кажется, воображают, что это забавляются какие‑то прячущиеся существа. Насторожатся и прыгают из стороны в сторону, надеясь схватить проказников. Сколько б раз ни обманывала их эта надежда, они ее не бросают. [52]52
  В английском издании в этом месте сделаны примечания, в которых приводится отрывок из дневника Уилсона: «Кроме того, наблюдались бесчисленные оседания. Корки ломались над образовавшимися под ними пустотами. На больших пространствах происходило оседание на 1/4 дюйма, сопровождавшееся своеобразным хрустом или звуком, похожим на приглушенный выстрел. Вожак моей упряжки Старик – самая умная и хорошая собака из всех – каждый раз, как кто‑нибудь проваливался рядом с ним, решал, что под коркой находится кролик, прыгал на это место передними лапами и зарывал нос в снег. Движение это производилось с необыкновенной быстротой и никогда не задерживало упряжку, но было в высшей степени забавным. У меня есть еще смешная маленькая собака Макака. Она не велика, но очень резва и очень работящая. Она впряжена в паре с толстой, ленивой и весьма прожорливой черной собакой по имени Нугис. Во время каждого перехода веселая маленькая Макака нет‑нет да заметит, что Нугис не тянет, перескочит через постромки, куснет Нугиса, и вот она уже снова на своем месте, раньше чем жирная собака сообразит, в чем дело».


[Закрыть]

Собака должна или есть, или спать, или чем‑нибудь интересоваться.Жадность, с которой она хватается за все, что может приковать ее внимание, подчас даже трогательна. Однообразие вечного бега для нее убийственно.

В этом заключается главное затруднение для погонщика на снежной равнине, где глаз не встречает ничего, что могло бы привлечь или остановить внимание. Собака близка к человеку по своей потребности живых интересов, но, увы, как далека от него своей неспособностью предвидеть!

Собака живет сегодняшним днем, часом, даже моментом. Человек способен жить и терпеть ради будущего.

Воскресенье, 5 февраля.Угловой лагерь № 6. Пурга налетела на нас вчера около 4 ч пополудни и продолжалась сутки при умеренном ветре, после чего ветер повернул слегка к западу и подул с гораздо большей силой. Теперь он очень окреп и здорово треплет нашу утлую палатку. Кажется, так долго продолжаться не может, но вспоминается наша близость к мысу Крозье и продолжительность тамошних метелей. По обыкновению, в таких случаях мы едим, спим и беседуем по возможности спокойно. До нас доходят скудные вести о нашем маленьком внешнем мирке, если не считать слуха, будто лошадь Боуэрса съела одну из своих обмоток!

11 ч вечера.Все еще сильный ветер, теперь уже настоящая пурга. Крутит снег, сухой, как мука. Достаточно двух минут, чтобы человеку превратиться в белую фигуру. Наша маленькая палатка – прекрасное укрытие. Мы только что отлично поужинали, насладились на покое трубочкой и дружеской беседой у огня, почти забыв о времени и о завывающей вокруг буре, и теперь, лежа в спальных мешках, в тепле и уюте, едва можем представить себе, какой ад там, за тонкой парусиной – нашей единственной защитой от непогоды.

Понедельник, 6 февраля, 6 ч пополудни.Угловой лагерь № 6. Ветер ночью еще усилился и весь день не унимался. Выйдешь из палатки – нехорошо! Но у нас никто от дела не отлынивает. Отс периодически выходит кормить лошадей, Мирз и Уилсон – к собакам; остальные – когда что понадобится. Лошадям недурно, хотя видно теперь, насколько можно бы усовершенствовать их попоны. Собакам, должно быть, совсем хорошо. Зароются, свернувшись калачиком, в снег и, когда их зовут кормить, выползают из своих нор, из которых валит пар, так там тепло. Температура, к счастью, высока. В палатке очень недурно, но для терпения это – большое испытание. Буря продолжается уже с лишком 50 часов, а конца не видать! Сугробы кругом лагеря очень глубоки – некоторые сани почти засыпаны. Старая история: ешь да спи, спи да ешь. Удивительно, сколько человек в состоянии спать.

Вторник,) февраля, 5 ч дня.Угловой лагерь № 6. Ветер всю ночь не унимался, приутих только к 8 ч утра. В 10 ч на SW и W показалось голубое небо. Уайтайленд, Блэфф и Западные горы ясно обозначились. Ветер совсем упал, и мы получили возможность выполнить кое‑какие нужные работы в лагере – откопать сани, устроить поудобней лошадей. В 11 ч на южный горизонт наползла низкая, темная туча. Не было сомнения, что ветер опять собирается на нас нагрянуть. В 1 ч пополудни снова закрутил снег и солнце спряталось. Что‑то слишком уж судьба нас преследует. В эту минуту, когда я пишу, ветер снова упал до легкого бриза, светит солнце, весь южный горизонт прояснился. Блэфф очистился от туч, и это хороший признак. Нам нужно собраться с силами для будущей недели. А теперь надо делать все возможное для наших лошадей. Все как будто обещает благоприятную ночь для перехода.

Среда, 8 февраля.Лагерь № 7. Пеленг: широта 78°13; гора Террор N3W; Эребус 231/2 Террор, 2‑й пик с юга; высшая точка 2, Уайтайленд, 74 Террор; Касл‑Рок 43 Террор. Только что завершили ночной поход. Пройдено 10 миль 200 ярдов. Лошади сильно пострадали от метели. Должно быть, не спали. Глядят тупо, безучастно, а две или три заметно похудели. Хуже всех маленькой лошадке Форда. На нее нагрузили не больше 400 фунтов, и то она на полпути отказалась идти. Сняли 200 фунтов, и фактически повез Форд, ведя лошадь под уздцы. От бедняжки остались одни кости да кожа; ее совсем не следовало брать. Это та самая лошадь, которая едва не погибла на море. День сегодня чудный. Корма мы даем много больше против положенного, и надеюсь, что лошади скоро опять поправятся. Но в таком состоянии, в каком они сейчас, метелей им больше не вынести. Боюсь, что далеко мы не уйдем. Нужно стараться во что бы то ни стало сохранить жизнь большинства лошадей. Собаки в лучшем виде. Для них пурга была только приятным отдыхом.

П а м я т к а: оставили в лагере № 7 два тюка корма.

Четверг, 9 февраля.Лагерь № 8. Прошли 11 миль. Ночью хороший ход, поверхность превосходная. Мы везли очень легкий груз, за исключением одной или двух лошадей.

Бедная лошадь Форда поправляется слабо, ест с жадностью, судьба ее очень сомнительна. Лошадь Кэохэйна – Джимми Пигг не так хромает, как вчера. В общем, все держатся твердо.

При слабом противном ветре идти было прохладно. Температура 5–6° ниже 0 [‑20–21 °C], но на солнце было тепло весь вчерашний день. Сегодняшний день снова обещает быть теплым. Если такая погода продержится весь день, то нам нечего будет бояться за лошадей. Мы пришли к убеждению: они страдают главным образом оттого, что шерсть у них сравнительно негуста.

Перед нами прекрасный вид Западных гор, но на очень далеком расстоянии. Трещин нет, однако мы будем очень удивлены, если совсем их больше не встретим.

Теперь мы начинаем уяснять себе, как надо поступать с лошадьми в будущем году, если они продержатся; лошади и собаки уже не страдают от снеговой слепоты.

Пятница, 10 февраля.Лагерь № 9. Пройдено 12 миль 200 ярдов. Идти было холодно; ветер очень холодный; небо пасмурное, поэтому дорогу видно. Заметили, что сани, лошади и пр. бросают тени вокруг себя. Поверхность пути очень хороша, и животные работают отлично.

В начале перехода мы натолкнулись на несколько волнистую поверхность, но последняя часть пути была почти совершенно плоской. Мне кажется, что я наблюдал то же самое во время нашего предыдущего перехода.

Ветер меняет направление и начинает дуть порывами с юга на запад и даже на север. Заструги имеют явно SSE‑е направление. Не может быть и тени сомнения, что самый сильный ветер дует вдоль берега, огибая излучину глубокой бухты к югу от Блэффа.

Спрашивается: можно ли рассчитывать на продолжение такой поверхности льда, если идти все время прямо к югу? В таком случае в будущем году можно будет без больших затруднений достигнуть глетчера Бирдмора.

Мы покидаем наши спальные мешки около 9 ч вечера. Около 11 ч 30 м я окликаю Отса: «Как дела?» Получаю ответ: «Все готово». Начинается суета с санями и лошадьми. Пальцы мерзнут за этой работой, да и ногам не тепло. Теплые одеяла снимаются с лошадей, надевается сбруя. Сани нагружаются палатками и лагерными принадлежностями, к которым прибавляются наполненные торбы, в полной готовности для следующей остановки. Одна за другой лошади отвязываются и запрягаются в сани. Отс зорко наблюдает за своей лошадью: такому нервному созданию долго стоять в постромках не годится. Кто попроворнее, тот с нетерпением и досадой поджидает остальных. Уилсон и Мирз снуют там и сям, готовы помочь каждому. Но мы все ждем: тут надо собрать привязи, там замешкались, возятся с палаткой. Досада берет стоять, держа онемелыми пальцами под уздцы лошадь, отворачивающую от ветра голову. Наконец все готово. Кричишь: «Готово, Боуэрс. Вперед!» Он бодрым шагом выводит свою большую лошадь вперед и так же бодро идет весь последующий путь. Лошади прозябли, рады тронуться, некоторые даже рвутся и мечутся. В пьексах плохо идти по скользкому насту, поэтому в первые минуты погонщикам нелегко угнаться за лошадьми. Но моцион быстро согревает, через какие‑нибудь десять минут весь отряд идет уже ровным, мерным шагом.

Шаг все еще бойкий, но свет плохой. Время от времени тот или другой из нас, нечаянно ступив на скользкое место, падает. Это единственное приключение на ходу. Лошади послабее отстают, но немного, так что на первой остановке снова занимают свое место в строю. Мы дошли до того, что довольствуемся одной остановкой на каждые полперехода. Прошлой ночью было слишком холодно, и поэтому мы отдыхали всего несколько минут.

Когда подходим к половине ночного перехода, я даю свисток. Тогда Боуэрс заворачивает слегка влево; товарищи, разделяющие его палатку, отходят еще дальше, чтобы освободить место для привязывания лошадей. Отс и я остаемся позади Боуэрса и лейтенанта Эванса. Другая пара саней нашего отряда становится за двумя санями отряда Боуэрса. В таком же порядке мы разбиваем и лагерь. Лошади привязываются под прямым углом к линии нашего направления. Концы каната, к которому они привязаны, закрепляются за пару саней. В несколько минут лошади на своих местах, укрыты, палатки поставлены, печки затоплены.

Тем временем погонщики собак, задержавшись в старом лагере, навьючивают последние сани и пускаются по нашим следам. Свое прибытие в новый лагерь они стараются приурочить так, чтобы оно пришлось тотчас после нашего. Обычно это им удается.

На полпереходе мы останавливаемся на час или полтора. На место дневной стоянки прибываем обыкновенно около 8 ч утра, и часа через полтора уже почти все покоимся в своих спальных мешках. Таков в настоящее время наш распорядок дня.

На долгой стоянке мы по возможности устраиваем наших животных получше, возводя вокруг них снежные валы, тщательнее укрывая их одеялами и т. п.

Суббота, 11 февраля.Лагерь № 10. Пеленг: широта 78°47; Блэфф S79W; крайняя левая точка Блэфф 65°. Блэфф Уайтайленд рядом с проливом. Пройдено 11 миль – 6 и 5 миль между остановками. Поверхность опять рыхлее. Похоже на то, что дальше к югу будет не так хорошо, как до сих пор, но это покажут предстоящие два перехода.

У лошади квартирмейстера Эванса – Блоссом очень маленькие копыта, и ей приходится очень трудно. Вопрос не столько в тяжести, сколько в ходьбе. Нет сомнения, что большой помощью были бы какие ни есть лыжи, но какие? Все лошади немного устали. Хорошо хоть, что погода благоприятствует настоящему отдыху. Ночные переходы, без сомнения, очень хороши.

Даже собакам сегодня труднее, но они везут молодцами. Мирз заменил передовую Османа Рябчиком, так как Осман стал очень уж непослушен или же сильно оглох. Рябчик же отлично везет.

(Памятка для будущего года. Завести крепкий бамбуковый шест с острым железным наконечником для исследования глубины трещин.)

Воскресенье, 12 февраля.Лагерь № 11–10 миль. Склад – 1 тюк корма. Магнитное склонение компаса 150Е. Курс истинный N30E по компасу. Чем дальше, тем поверхность хуже и хуже. Лошади то и дело глубоко проваливаются. До второго завтрака мы прошли 61/4 мили. Лошадь Блоссом все время сильно отставала. Во время второго перехода она стала отставать еще больше, и на 9‑й миле нам пришлось задержаться. Эванс сказал, что Блоссом протащится еще с милю. Мы прошли и это расстояние, расположились лагерем.

Небо обложено: к югу темнее, сулит снег. Очень трудно придерживаться курса. Мы близки к 79‑й параллели. Надо в точности установить положение этого лагеря, который будет называться лагерем Блэфф и в будущем должен играть важную роль. Пеленг: Блэфф 36°13; Блэкайленд Rht, кр. Я решил отправить обратно квартирмейстера Эдгара Эванса, Форда и Кэохэйна с тремя ослабевшими лошадьми, которых они вели под уздцы. Остальные пять заметно поправились и проходят, во всяком случае, еще несколько дней. Надо постараться дойти до 80‑й параллели. Сегодня мы провели вечер в приготовлениях для приведения в исполнение этого плана. Черри‑Гаррарда мы берем в нашу палатку.

Понедельник, 13 февраля.Прошли 9 миль 150 ярдов. Лагерь № 12. Вчера к ночи ветер поднялся с юга и стал развевать снег – все признаки пурги. Однако мы выступили в 12 ч 30 м и прошли 7 миль по наносному снегу. Сначала было чрезвычайно холодно, но в это время небо прояснилось с обычной в этих местах поразительной быстротой.

Около полудня небо было совсем ясно, снег перестало мести. Я уже понадеялся на хороший переход, но когда мы выступили, снег понесло пуще прежнего. Вскоре путь совсем занесло. Пройдя мили две, я решил сделать привал. Пурга в полном ходу. Я предупредил Уилсона, что сделаю привал, если погода испортится, и надеюсь, что он и Мирз тоже остановились там, где их застала непогода. Перед уходом они видели, что квартирмейстер Эдгар Эванс отправился обратно в лагерь № 11. Надеюсь, они благополучно прошли до перевала. Эта неунимающаяся непогода крайне утомительна. На этот раз нам удалось устроить себя и лошадей очень хорошо. Вокруг животных мы воздвигли длинные снежные валы, за которыми они в значительной степени укрыты. В палатке нас пятеро, но еще не слишком тесно.

Шерсть на лошадях, несомненно, становится гуще. Не вижу причины, почему бы нам не достичь 80‑й параллели, если только погода позволит.

Удивительный человек Боуэрс! Всю ночь у него на голове простая поярковая шляпа, прикрепленная ремешками под подбородком. Лицо его и открытые уши красны от мороза. Мы же все рады были закутаться в плотные шерстяные шлемы и шапки с наушниками. Никогда не видал я человека, столь нечувствительного к холоду. Сегодня, например, он добрый час оставался на воздухе после того, как мы ушли в палатку: просто возился с разной мелочью около саней. Черри‑Гаррард проявляет себя также замечательным человеком – без очков он ничего не видит, и вследствие этого ему приходится бороться со всевозможными неудобствами. Но об этом никто не догадался бы, потому что он всегда как‑то ухитряется сделать больше того, что ему положено.

Вторник, 14 февраля.Лагерь № 13. 7 миль 650 ярдов. Неприятный день. Погода прояснилась. Ночь была ясная, но холодная, ниже 0° [‑18 °C] с резким юго‑западным бризом. Вскоре после выступления мы попали в очень тяжелое положение. Лошади часто погружались по колено в снег; нанесенный метелью рыхлый снег лежал кучами, вызывая сильное трение полозьев. Мы тащились кое‑как, и все же Гран со своей лошадью Скучный Уилли стал отставать. Я посоветовался с Отсом о том, сколько сегодня нам следует еще пройти, и он прехладнокровно предложил пройти в эту ночь 15 миль! Это меня задело, и я шел, пока счетчик на санях не показал 6,5 мили. К этому времени Скучный Уилли отстал на 3/4 мили, его уже нагоняли собачьи упряжки. Вдруг вдали послышался громкий лай; ясно было, что там что‑то неладно. Мы с Отсом поспешили туда. Мне встретился Мирз, который сказал, что его собаки отбились от рук и, увидев, что Скучный Уилли упал, накинулись на него. Их, наконец, отбили и лошадь привели под уздцы без саней. Она была порядочно искусана, но, к счастью, кажется, не опасно. Скучный Уилли храбро защищался и, со своей стороны, порядком потрепал и покусал нескольких собак. Гран усердно помогал ему и при этом сломал свою лыжную палку, а Мирз обломал шест, которым погонял собак. Собакам, как видно, тоже здорово досталось, хотя, раз они рассвирепели, им все нипочем. Ни одна, по‑видимому, серьезно не пострадала.

Позавтракав, четверо из нас пошли назад и на себе привезли нагруженные сани. Тут мы сразу узнали свойства этой ледяной поверхности – лучше, чем в несколько часов хождения при лошадях! Случай вообще плачевный, и вина в этом лежит на многих. Оказывается, бедного Скучного Уилли загрузили больше, чем прочих лошадей. Я и сам виноват, что недостаточно внимательно наблюдал за этими мелочами и допустил, что он так отстал.

После завтрака мы снова отправились в путь, но не прошли и двух третей мили, как убедились, что Скучный Уилли не в состоянии дальше идти и что необходима остановка. Дали ему теплое месиво, накрыли потеплее и окружили солидным снежным валом. День обещал ему покой и тепло, и надо надеяться, что он, благодаря принятым мерам, поправится. Все же это крайне неприятная история.

Наст становится таким неровным и рассыпчатым, что вопрос о лыжах для лошадей снова настоятельно возникает.

Все заструги идут с юго‑запада, так же как и ветер в этих краях. Не подлежит сомнению, что ветер во всякое время года обметает берег.

Возник вопрос относительно напластований затвердевших слоев снега. Профессор Дэвид [53]53
  Т. В. Эджворт Дэвид – профессор Сиднейского университета, геолог, участник экспедиции Э. Шеклтона.


[Закрыть]считает, что образование снежных пластов (коры) зависит от времен года, но он, по‑видимому, ошибается. Они – следствие метелей, однако после каждой метели новые пласты образуются только над неровными сугробами, созданными прежней метелью. Метель, по‑видимому, оставляет сугробы, покрывающие от одной шестой доли до одной трети всей поверхности. Такие сугробы, должно быть, обращают ложбины в холмы с новыми ложбинами между ними, которые, в свою очередь, засыпаются последующими метелями. Если это верно, то единственное средство установить годовое напластование заключалось бы в том, чтобы вывести среднее число нанесенных сугробов и это число помножить на число бывших в году метелей.

Среда, 15 февраля.Лагерь № 14. Пройдено 7 миль 775 ярдов. Поверхность ужасная. Тонкий наст, проламываемый копытами лошадей, и рыхлые комья снега, пристающие к полозьям, – хуже вчерашнего.

Впервые лошадь Боуэрса временами отказывалась идти. Ее задние ноги очень глубоко проваливаются. Зато Скучный Уилли чувствует себя положительно лучше. Солдат – Отс на все смотрит мрачно, но я убедился, что у него такой уж характер. Несмотря на это, он с величайшим вниманием относится к ослабевшим лошадям.

Пришлось делать частые остановки. Однако мы кое‑как прошли до завтрака 4 мили и 3,5 – после завтрака.

Температура во время завтрака ‑15° [‑26 °C]. Холодно было сидеть в палатке, выжидая, пока лошади отдохнут. Теперь ‑7° [‑21 °C], но солнце ярко светит и нет ветра. Воздух совсем мягкий, пьексы и носки легко сохнут. Провизии хватит при сделанном нами распределении рационов. По‑настоящему все хорошо, кроме состояния лошадей. Я все более убеждаюсь в необходимости сохранить их, чтобы в будущем году лучше использовать. Смешно было бы нескольких загнать до смерти, как предлагал Отс. Я и то нахожу, что мы недостаточно берегли первых трех. Одно несомненно, хорошие лыжи были бы ценнее золота на этой поверхности, и если мы действительно сможем добиться чего‑либо в этом отношении, то в будущем году в состоянии будем значительно улучшить условия наших переходов.

Четверг, 16 февраля.Лагерь № 15. Пройдено 6 миль 1450 ярдов. Поверхность значительно лучше, но лошади измучены. Три или пять из них могут еще идти без труда. Лошадь Боуэрса тоже может пройти еще немного, но Скучный Уилли порядком измучен и гнать его дальше было бы слишком большим риском. Поэтому мы завтра пускаемся в обратный путь. Температура ночью упала до ‑21 ° [‑30 °C] с резким юго‑западным ветром. Боуэрс, по обыкновению, отправился в своей поярковой шляпенке, с непокрытыми ушами. К счастью, пройдя одну милю и взглянув на него, я приказал остановиться. Уши его совсем побелели. Черри и я занялись ими и привели в нормальное состояние, между тем как пациент ничего, по‑видимому, не ощущал, а только дивился и досадовал, что с ним могла приключиться такая беда. Отсу были хлопоты с носом. Мне слегка отморозило щеку и Черри‑Гаррарду тоже. Пробовал идти в легких шерстяных рукавицах, но очень холодно.

Пятница, 17 февраля.Лагерь № 15. Широта 79°28 1/2″S. Вчера небо заложило, температура поднялась и выпало немного снега. Когда мы повернули, дул ветер с юга, холодный, резкий. Мы принялись устраивать продовольственный склад.

Я собирался пройти половину перехода и вернуться в тот же лагерь, дав, таким образом, Скучному Уилли возможность отдохнуть, но при данных обстоятельствах не хотел бы рисковать.

С упаковкой получилось много больше тонны весом. Жаль, что не удалось дойти до 80‑й параллели. Но, во всяком случае, этот склад окажется для нас большим подспорьем в будущем году: до этого места можно будет полностью обеспечить лошадей кормом.