Текст книги "Генерал в Белом доме"

Автор книги: Роберт Иванов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 31 страниц)

Первоначально высадка союзников в Северной Африке была запланирована на октябрь 1942 г. По настоянию Эйзенхауэра ее сроки перенесли на один месяц, так как он считал необходимым более тщательно подготовиться к ней. «Факел» являлся не только первым экзаменом на эффективность для англо-американского военно-политического союза. Лично для Эйзенхауэра это тоже было серьезное испытание. Впервые в жизни ему предстояло возглавить военную операцию, притом такого значительного масштаба. Главнокомандующий нервничал. «Факел» мог осветить его будущее военной славой, а о последствиях возможной неудачи было даже страшно подумать.

Учитывая сложность задачи, многие считали, что Эйзенхауэр не имеет необходимого опыта, знаний, чтобы возглавить высадку союзников в Африке[177]177
  Blumenson M. Eisenhower. New York, 1972, pp. 16-17.


[Закрыть].

Быстро летели дни и недели, отведенные на подготовку к операции в Северной Африке. Сроки начала этой кампании определялись не только военными, но и политическими соображениями. Вашингтонские верхи стремились зажечь «Факел» к моменту выборов в конгресс. Подобные соображения президент Рузвельт высказал в частной беседе. Правда, он оговорился, что «решение этого вопроса зависит от ответственного за операцию офицера (Эйзенхауэра. – Р. И.), а не от национального комитета демократической партии»[178]178
  Johnson G. Op. cit., p. 66.


[Закрыть].

В конце октября внушительные армады, насчитывавшие более 900 судов, отошли от берегов Англии и США. Им предстояло покрыть 1900 миль. 100 тыс. солдат с танками, артиллерией, боеприпасами, военным снаряжением тронулись в рискованный путь.

Настало время и Эйзенхауэру отправляться следом за войсками, но тяжелые осенние облака заволокли небо над Британскими островами. Наконец 6 ноября «летающая крепость», на борту которой находился Эйзенхауэр, доставила его в Гибралтар. Здесь находился командный пункт союзников. Штаб главнокомандующего был размещен внутри скалы. Над четырьмя комнатами штаба, оборудованными установками искусственного климата, возвышался огромный гранитный монолит. По прибытии в Гибралтар Эйзенхауэр дал волю своим эмоциям. 9 ноября 1942 г. он записал: «Война вызывает странные, иногда любопытные ситуации. За годы военной службы я часто мечтал о различных командных должностях, которые я когда-нибудь займу: командир во время войны, в условиях мира, командующий в ходе сражения, административный руководитель и т. д. Но никогда, ни при каких обстоятельствах мне не приходило в голову даже мимолетно, что мой командный пункт будет в Гибралтаре, символе мощи Британской империи». Какие только восторженные слова не использовал генерал в этой записи: и опора безопасности Британской империи, и важнейший фактор торгового роста Британской империи! «На американцев возложена ответственность, и я здесь»[179]179
  The Eisenhower Diaries, p. 81.


[Закрыть], – торжествующе заканчивал он. В Лондоне тоже считали, что теперь судьба империи в надежных руках. «В Ваших руках гибралтарская скала находится вне опасности»[180]180
  Butcher H. My Three Years with Eisenhower. New York, 1946, p. 168.


[Закрыть], – телеграфировал Черчилль Эйзенхауэру.

Наигранный оптимизм английского премьер-министра не менял положения дел. Война была еще в самом разгаре, но процесс заката Британской империи уже начинался. Создание штаба Эйзенхауэра в Гибралтаре, важнейшем опорном пункте Великобритании, было чем-то вроде символического акта, свидетельствовавшего, что помимо своей воли Черчилль становился не только свидетелем, но и участником событий, которые вели к крушению былой британской мощи.

Англо-американские войска должны были высаживаться во французской Северной Африке, что неизбежно вызывало острейшие дипломатические осложнения. Генерал де Голль, лидер «Сражающейся Франции», имевший свою штаб-квартиру в Лондоне, не пользовался расположением ни Рузвельта, ни Черчилля. Особенно напряженные отношения сложились у де Голля с президентом США.

Отправляясь в Гибралтар, Эйзенхауэр получил указание из госдепартамента, что он должен поддерживать отношения во французской Северной Африке не с де Голлем, а с генералом Жиро, который ждал на неоккупираванной территории Франции сигнала, чтобы присоединиться к англо-американским войскам после их высадки в Алжире. Жиро претендовал на командование операцией вторжения.

7 ноября состоялась встреча Эйзенхауэра с Жиро. Французский генерал безапелляционно потребовал передачи ему функций командующего. Эйзенхауэр спокойно разъяснил, кто тут хозяин. В ходе длительных и тяжелых дискуссий стороны договорились о том, что после высадки Жиро будет объявлен командующим французскими войсками и руководителем гражданских властей в Алжире.

Перед высадкой в Северной Африке Эйзенхауэр обратился по радио к находившимся здесь французским войскам. В обращении говорилось, что англо-американские войска высаживаются здесь «как друзья» и «не откроют первыми огонь». Подавляющее большинство солдат и офицеров Франции видели в лице правительства Виши предателей национальных интересов своей родины и не оказали серьезного сопротивления союзникам, когда 8 ноября началась десантная операция. В конце ноября в связи с создавшейся угрозой захвата немцами французского флота моряки-патриоты в Тулоне потопили и вывели из строя 60 боевых кораблей, чтобы те не стали добычей врага.

Эйзенхауэр назначил Жиро ответственным за оборону Алжира. Дальнейшее развитие событий показало, что позиции Жиро в Северной Африке" были далеко не столь прочны, как это представлялось чиновникам госдепартамента США. Между ним и Дарланом, известным коллаборационистом, сотрудничавшим с немцами, началась борьба за власть, которая представляла серьезную угрозу с тыла для наступающих англо-американских войск. Американцы предъявили французам что-то вроде ультиматума: или они в течение 24 часов решат, кто является их лидером, или американцы вынуждены будут пойти на репрессивные меры. Французские военные и политические лидеры приняли соломоново решение: Дарлан будет политическим руководителем французов, Жиро – военным при общем американском руководстве.

Эйзенхауэру нетрудно было занимать столь жесткую позицию в спорах по вопросу о том, кто из французских генералов и политиков будет первой скрипкой в Северной Африке. В любом случае дирижировать оркестром союзников в Северной Африке, включая и эту первую скрипку, должны были американцы. 11 ноября 1942 г. Рузвельт информировал Черчилля, что де Голль, Жиро и Дарлан «дерутся между собой, как коты, при этом каждый претендует на то, чтобы командовать всеми французскими войсками в Северной и Западной Африке.

Главная мысль, которую следует внедрить в сознание всех этих трех примадонн, – это то, что… любое решение одного из них или их совместное решение подлежит рассмотрению и одобрению Эйзенхауэром»[181]181
  Секретная переписка… с. 320.


[Закрыть].

Послание Рузвельта Черчиллю было недвусмысленным напоминанием и британскому премьер-министру кто есть кто в англо-американских союзнических отношениях.

Однако Черчилль был не из тех политиков, которые без борьбы капитулируют пусть даже перед значительно более сильными соперниками или партнерами.

Единоначалие генерала Эйзенхауэра в Северной Африке ни в коей мере его не устраивало, и 10 февраля 1943 г. в очередном послании Рузвельту он заявляет: «Если будет подчеркиваться назначение генерала Эйзенхауэра верховным главнокомандующим, а соответствующие функции генерала Александера и вице-маршала авиации Теддера – затушевываться, я думаю, английская пресса обрушит на нас поток критики». Черчилль считал, что в этом случае «пресса выразит общее настроение, господствующее в стране, и найдется много людей, которые будут искренне считать, что английских командиров и английские войска незаслуженно обходят, исходя из каких-то соображений, ради международной политики».

Премьер-министр предлагал президенту свой план разделения обязанностей среди союзного генералитета в Северной Африке: «…генерал Эйзенхауэр – главнокомандующий, Александер командует войсками Объединенных Наций в Тунисе, а Теддер – военно-воздушными силами»[182]182
  Секретная переписка… с. 366.


[Закрыть].

Эти распри между англо-американскими союзниками на самом высоком уровне ставили Эйзенхауэра в очень сложное положение, так как ему приходилось ежедневно, если не ежечасно, решать многочисленные спорные проблемы, которые возникали между английскими и американскими вооруженными силами. Не без труда, но, продемонстрировав хорошие дипломатические способности, Эйзенхауэр успешно справлялся с этими трудными задачами. Свидетельством этого являлось, в частности, то, что он сумел сохранить и упрочить свои хорошие отношения с Черчиллем, который особенно болезненно реагировал на то, что в англо-американском военно-политическом союзе главенствующая роль США была бесспорна.

13 ноября генерал Кларк объявил корреспондентам, что Эйзенхауэр принял «реалистическое» решение, провозгласив Дарлана руководителем французов. Все вишисты оставались во французской Северной Африке на своих местах.

Активных участников борьбы против фашистской Германии и режима Виши не выпускали из тюремных застенков. В центральной алжирской тюрьме при молчаливом попустительстве союзных властей находились в заключении 27 коммунистов – депутатов Национального собрания Франции. Эйзенхауэр оставил без ответа обращение заключенных коммунистов, протестовавших против массовых репрессий вишистов. Только в феврале 1943 г. под давлением мировой прогрессивной общественности эти антифашисты были освобождены из тюрем и концентрационных лагерей[183]183
  См.: История Второй мировой войны 1939—1945, т. 6, с. 221.


[Закрыть]. Однако в Северной Африке сохранилось бесправное положение местных жителей»[184]184
  Blumenson М. Op. at., р. 29.


[Закрыть]. Взрыв возмущения потряс все страны антигитлеровской коалиции: первая же наступательная операция союзников свелась к открытому сотрудничеству с коллаборационистами. Рузвельт и Черчилль умыли руки. Они попытались сделать из Эйзенхауэра козла отпущения, заставить его принять на себя все издержки союзнической политики в Северной Африке. Рузвельт, в частности, заявил 17 ноября: «Я возложил на генерала Эйзенхауэра ответственность за принятие политических решений во время его пребывания в Северной и Западной Африке»[185]185
  Davis К. Op. cit, р. 380.


[Закрыть].

Позднее Эйзенхауэр отмечал, что в своей деятельности в Алжире он руководствовался стремлением демократическим путем решать сложные политические проблемы Северной Африки и обеспечить англо-франко-американское единство в борьбе против нацистов[186]186
  См.: Эйзенхауэр Д. Указ. соч., с. 171—177.


[Закрыть]. Конечно, предпринимая в Алжире те или иные практические шаги, Эйзенхауэр сообразовывал свои действия с инструкциями госдепартамента, но это не меняло положения. Морально-политическая ответственность за принятие непопулярных решений о сотрудничестве с коллаборационистами реально ложилась на него. Убийство Дарлана несколько уменьшило политическую напряженность, но не сняло ее полностью. В разговоре с Милтоном, приехавшим в Алжир по делам службы военной информации, Эйзенхауэр заметил: «Если бы я мог стать простым командиром батальона и вести его в бой под огнем, все было бы куда проще»[187]187
  Childs М. Op. cit., р. 73.


[Закрыть].

Особенно трудное положение для союзников создалось поздней осенью и к концу 1942 г. «Самые лучшие новости для союзников поступали той осенью из России. 19 ноября Красная Армия контратаковала… в Сталинграде. Через пять дней стало очевидно, что немцы попали в городе в ловушку. В этот день, 24 ноября, Эйзенхауэр писал Мэми: «Борьба русских продолжает волновать меня до глубины души. Они наносят такие сокрушительные удары, что нельзя не восхищаться ими. Я уверен, что русские уничтожат миллион проклятых гансов и даже больше! И я хотел, чтобы мы немедленно начали молотить проклятых немцев столь же успешно и в таких же масштабах, как русские»[188]188
  Miller М. Op. cit, р. 435.


[Закрыть].

К концу января 1943 г. западные союзники сосредоточили в Северной Африке армию численностью более 400 тыс. человек. Кроме того, к ним присоединилось 200 тыс. человек из состава французских войск.

Несмотря на общее превосходство сил, западные союзники недостаточно решительно действовали и в Тунисе, где развернулись основные военные операции. Начались затяжные бои. Завершение военных операций в этом районе намечалось на февраль 1943 г., затем этот срок был передвинут на конец апреля. Пассивность союзных вооруженных сил в Тунисе дала возможность немецкому командованию маневрировать резервами, перебрасывать их с Запада на советско-германский фронт, где в то время шли ожесточенные сражения в Донбассе, на Харьковском и Курском направлениях.

В целом высадка союзников в Северной Африке имела важное значение как первая успешная англо-американская наступательная операция. Эйзенхауэр получил поздравительное послание от президента Рузвельта. Командующий войсками союзников придавал этому поздравлению столь важное значение, что разослал его всем своим подчиненным генералам. Президент поздравлял Эйзенхауэра и всех участников операции от себя лично «и от имени американского народа – с исключительно успешным выполнением труднейшей задачи». Рузвельт подчеркивал не только важное военное значение «Факела», но и политическое, как «свидетельство в высшей степени эффективного сотрудничества британских и американских вооруженных сил».

В США обратили внимание на то, что «даже Сталин присоединился к поздравлениям, заявив, как свидетельствовала «Нью-Йорк таймс», что «англо-американская кампания в Африке радикально повернула военную и политическую ситуацию в Европе в пользу союзников, открыла путь к скорому крушению германского и итальянского фашизма»[189]189
  Ibid., р. 426.


[Закрыть].

Первая военная операция, которой руководил Эйзенхауэр, далась ему нелегко. Он «начал страдать от быстро прогрессировавшей бессонницы и убийственного темпа работы»[190]190
  Blumenson М. Op. cit., р. 30.


[Закрыть]. По распоряжению Маршалла для Эйзенхауэра был введен более щадящий режим. Он получил возможность даже уделять какое-то время любимым физическим упражнениям.

Тем не менее в первой половине января Эйзенхауэр заболел.

Не успев по-настоящему оправиться от болезни, 15 января 1943 г. он вылетел в Касабланку, где должна была состояться встреча Рузвельта с Черчиллем. Во время полета что-то случилось с тяжелым бомбардировщиком Б-17. Мотор стал работать с перебоями, машину трясло, как в лихорадке. Команда и пассажиры уже приготовились прыгать с парашютами, но самолет все же удалось благополучно посадить. В Касабланке Эйзенхауэра ждали приятные вести. Маршалл предложил присвоить ему высшее воинское звание полного генерала, чтобы американский главнокомандующий имел, наконец, возможность на равных говорить со своими коллегами-союзниками. Рузвельт в ответ на это предложение не без основания сказал, что звания надо присваивать генералам за конкретные дела, а Эйзенхауэр еще не взял Тунис. Правда, спустя две недели после этого разговора президент дал все же согласие на повышение Эйзенхауэра в звании. 11 февраля 1943 г. тот получил временное звание полного генерала[191]191
  Vexler R. (ed.). Op. cit., p. 5.


[Закрыть].

В короткие часы затишья Дуайт находил иногда возможность посещать исторические места. Он побывал в Египте, Палестине. Проезжая по местам сражений прошлого, Эйзенхауэр безошибочно оперировал многими фактами, цифрами, деталями. Во время поездки по Палестине в глазах рябило от множества крестов, надгробий, четок. Дуайт не удержался от иронического замечания: «Надеюсь, что я уже имею бесплатный билет на небеса»[192]192
  Summersby K. Op. cit., p. 104.


[Закрыть].

В Северной Африке Эйзенхауэр впервые испытал на себе, что такое война и огонь противника. А однажды, возвращаясь ночью из инспекционной поездки, он попал в автомобильную катастрофу. Молодой сержант вел машину всю ночь. На рассвете утомленный дорогой Айк задремал, его примеру последовал и водитель. Оба проснулись от сильного удара, когда машина на ходу завалилась в кювет. К счастью, никто серьезно не пострадал. Шофер не услышал ни слова упрека от своего пассажира. Эйзенхауэр только сказал, что если бы он сам был за рулем, то, наверное, в результате такой утомительной поездки произошло бы то же самое. Генерал помог поставить на колеса завалившуюся в кювет машину, и они продолжили свой путь. На следующий день на пресс-конференции журналисты увидели главнокомандующего «как всегда собранного, прекрасно информированного, полностью уверенного в себе»[193]193
  Johnson G. Op. cit., p. 73.


[Закрыть].

Он раскованно держался с журналистами в тиши штабного кабинета. Однако дела на фронте шли далеко не так блестяще, как того хотелось бы генералу, руководившему своей первой боевой операцией.

Военная обстановка неожиданно осложнилась. Немецкие бронетанковые войска внезапно прорвались в районе Кессерина. Сам Эйзенхауэр, приехавший туда в инспекционную поездку, чуть не попал в плен. Джип главнокомандующего вырвался из города, когда в него уже входили немецкие танки.

Верный ординарец Мики рассказывал, что Айк вернулся на виллу в Алжир измученным и подавленным. Возможно, после этого происшествия Эйзенхауэру вспомнились слова Гарри Гопкинса, сказанные на встрече в Касабланке. Тогда помощник президента заметил ему, что, «если он возьмет Тунис, то за ним утвердится слава величайшего генерала мира. Если же он потерпит неудачу…»[194]194
  Childs M. Op. cit., p. 74.


[Закрыть]. Гопкинс не стал рисовать последствий этой неудачи.

Накануне решающих боев Эйзенхауэр посчитал нужным сделать заявление, что всю ответственность за возможный провал операции в Тунисе должен нести только он[195]195
  Lovelace D. Op. cit., p. 98.


[Закрыть]. Впоследствии Айк также прибегал к подобному приему.

Во время боев в Тунисе западные союзники имели значительное превосходство над противником в пехоте, трехкратное – в артиллерии, четырехкратное – в танках. И тем не менее только 6-7 мая войскам союзников удалось прорвать оборону противника, выйти на побережье и занять город Тунис. В то же время американские войска, наступавшие на северном участке фронта, захватили Бизерту. Итало-немецкие войска оказались в безвыходном положении. Не располагая возможностями для эвакуации, 13 мая они капитулировали.

Бои в Тунисе завершились победой западных союзников. Старый друг Эйзенхауэра по учебе в Вест-Пойнте генерал О. Брэдли вскоре докладывал главнокомандующему: «Операция завершена»[196]196
  Ambrose S. Ike… p. 121.


[Закрыть].

Потери противника в Тунисе превысили 300 тыс.

человек, из них 30 тыс. убитыми, 26, 5 тыс. ранеными и около 240 тыс. пленными, в том числе 125 тыс. немецких солдат и офицеров. Союзники потеряли более 70 тыс. человек, из них 10 290 убитыми[197]197
  См.: История Второй мировой войны, 1939—1945, т. 6, с. 225.


[Закрыть].

Данные о количестве пленных, объявленные Эйзенхауэром, поставлены под сомнение рядом западных авторов. Например, А. Тейлор пишет: «Союзники взяли в плен 130 тыс. человек, но впоследствии это число было раздуто до четверти миллиона»[198]198
  Taylor A. The Second World War. London, 1975, p. 172.


[Закрыть].

В Северной Африке генерал Эйзенхауэр добился первого большого успеха. К нему пришла военная слава. Проявления ее были самыми различными, подчас довольно неожиданными: в конце 1943 г., например, его избрали «отцом номер один Соединенных Штатов». Комментируя это решение, Эйзенхауэр сказал, что он благодарен за избрание, что американские отцы могут гордиться своими сыновьями, одержавшими победу в Тунисе[199]199
  Miller F. Op. cit., p. 122.


[Закрыть].

В Северной Африке союзники столкнулись не только с военными, но и с серьезными политическими проблемами, которые решались далеко не всегда успешно.

Например, в январе 1943 г. состоялась встреча Рузвельта и Черчилля в Касабланке, где президент США беседовал с французским генеральным резидентом в Рабате и сделал замечания, которые трудно было назвать удачными с учетом того, что в это время на полную мощность функционировали нацистские фабрики смерти в Освенциме, Бухенвальде и в других местах. Рузвельт заявил, что «число евреев в некоторых видах деятельности (право, медицина и т. п.) следует, несомненно, ограничить в соответствии с процентом, который еврейское население в Северной Африке занимает по отношению ко всему населению Северной Африки… Такая мера ликвидирует специфические и понятные жалобы, подобные тем, которые были у немцев на евреев в Германии, где, составляя лишь небольшую часть населения, свыше 50% адвокатов, врачей, школьных учителей, преподавателей колледжей и т. д. были евреи»[200]200
  Секретная переписка… с. 355.


[Закрыть].

К середине мая 1943 г. бои в Северной Африке прекратились. Политиканы в США и Англии обсуждали вопрос, в каком направлении должны развиваться дальнейшие стратегические усилия союзников. Это была проблема, выходившая за рамки чисто военного решения. Большинство биографов отмечают, что «Эйзенхауэр продолжал считать необходимым в первую очередь форсировать Ла-Манш и высадиться во Франции, чтобы приступить к выполнению главной задачи – проведению быстрых и непосредственных военных операций против Германии»[201]201
  Johnson G. Op. cit, p. 76.


[Закрыть].

Действительно, во многих биографических работах об Эйзенхауэре и в его мемуарах отмечается, что он и Маршалл понимали настоятельную военную и политическую необходимость скорейшего нанесения удара непосредственно по фашистской Германии[202]202
  Sixmith E. Eisenhower as Military Commander. New York, 1961, pp. 67, 78; Cooke A. General Eisenhower on the Military Churchill. New York, 1970, p. 42; См.: Эйзенхауэр Д. Указ. соч., с. 203; Blumenson М. Op. cit., р. 38.


[Закрыть].

Только через Германию лежал кратчайший путь к победе. Но Эйзенхауэр понимал и другое: «Я знал, – заявлял он, – что войны ведутся в политических целях»[203]203
  Cooke A. Op. cit., р. 42.


[Закрыть].

Эти цели подчас не имели ничего общего с интересами скорейшего разгрома держав «оси» и выполнения англо-американскими руководителями своих обязательств перед СССР как союзной державой.

Проблемы, возникавшие между СССР и его западными союзниками, во многом отражали те противоречия, которые разделяли Советский Союз и западные страны в 20-30-е годы. В совместной работе историков России, Великобритании и США «Союзники в войне 1941—1945» отмечалось: «Глубокое и острое противостояние Советского Союза и его будущих союзников по коалиции в 20-30-е годы, отошедшее в сторону в годы войны, не могло исчезнуть и не исчезло»[204]204
  85-а Союзники… с. 7.


[Закрыть].

Разгром немецко-фашистских войск под Москвой и Сталинградом свидетельствовал о том, что советские Вооруженные Силы были в состоянии не только изгнать агрессора из пределов СССР, но и освободить народы европейских стран от фашистского гнета. В мае 1943 г. в беседе с Алланом Бруком, начальником имперского генерального штаба Великобритании, Эйзенхауэр, имея в виду английский план бросить основные силы США и Великобритании на Средиземноморский театр военных действий, спросил своего собеседника: «Как вы намерены вести войну дальше с учетом только что изложенного вами плана, если станете перед фактом, что вся Центральная и Западная Европа будет занята русскими? Как, по-вашему, в такой ситуации мы должны поступить с Советами?»[205]205
  Eisenhower D. At Ease p. 264.


[Закрыть].

Посол США в СССР А. Гарриман считал, что «Советский Союз мог выиграть войну и без помощи союзников»[206]206
  Eisenhower, David. Eisenhower at War 1943—1945. New York, 1986, p. 16.


[Закрыть]. Дэвид Эйзенхауэр писал: «Успех „Оверлорда“ был бы невозможен без активного восточного фронта». Некоторые в США, правда, полагали, что «СССР, дойдя до последней стадии истощения, окажется не в состоянии вести военные действия за пределами своих довоенных границ и покинет союзников, которым придется иметь дело с Гитлером один на один»[207]207
  Ibid., p. 17.


[Закрыть].

После Московской конференции 1943 г. американский военный атташе в СССР генерал-майор Д. Дин телеграфировал на родину: «Русские хотят побыстрее закончить войну, чувствуя, что они могут сделать это». Приведя слова Дина, Дэвид Эйзенхауэр делал вывод: «Дин призывал Маршалла и Рузвельта к осторожности в связи с возможной резкой реакцией русских по вопросу о втором фронте»[208]208
  Ibid., p. 23.


[Закрыть].

Решение западных союзников вновь отложить открытие второго фронта в Европе вызвало незамедлительную и очень негативную реакцию со стороны Советского Союза. И июня 1943 г. И. В. Сталин писал Рузвельту, что союзники не выполнили своих обязательств и что Советское правительство «не находит возможным присоединиться к такому решению, принятому к тому же без его участия и без попытки совместно обсудить этот важнейший вопрос и могущему иметь тяжелые последствия для дальнейшего хода войны»[209]209
  Переписка Председателя Совета Министров СССР с президентами США и премьер-министрами Великобритании во время Великой Отечественной войны 1941—1945 гг., т. 1, М., 1976, с. 159.


[Закрыть]. 24 июня 1943 г. в послании Черчиллю Сталин подчеркивал, что «дело идет здесь не просто о разочаровании Советского Правительства, а о сохранении его доверия к союзникам…»[210]210
  Переписка Председателя Совета Министров СССР с президентами США и премьер-министрами Великобритании во время Великой Отечественной войны 1941—1945 гг., т. 1, М., 1976, с. 166—167.


[Закрыть].

Огромную энергию и настойчивость в стремлении торпедировать планы открытия второго фронта в 1942 г. проявил Черчилль. «Война, – отмечал он, – слишком серьезное дело, чтобы доверять ее генералам»[211]211
  Ambrose S. Ike… p. 101.


[Закрыть].

Премьер-министр был убежден, что «он мог и выиграл бы войну быстрее и с меньшими потерями, если бы английские генералы оставили его в покое»[212]212
  Miller M. Op. cit, p. 691


[Закрыть]. Британскому генералитету нелегко было ладить с Черчиллем, который искренне верил в свой талант полководца.

Еще сложнее было Эйзенхауэру, которому приходилось противостоять полководческим амбициям и Черчилля, и Рузвельта. «Черчилль считал, что он унаследовал военный гений своего предка герцога Мальборо, и Рузвельт полагал, что малозначительный пост помощника морского министра (в 1913—1920 гг. – Р. И.) дает ему право быть военным стратегом»[213]213
  Ibid., p. 450.


[Закрыть].

Следует отметить, что обе воюющие стороны с точки зрения вмешательства руководителей государств в военные дела находились примерно в равном положении. Не только Черчилль, Рузвельт, Сталин считали себя военными стратегами. Гитлер и Муссолини также вмешивались в ход военных действий и даже контролировали их, определяли стратегию держав фашистского блока.

Биографы Эйзенхауэра отмечают, что он резко отрицательно относился к затягиванию открытия второго фронта в Европе и назвал отказ союзников выполнить свои обязательства в 1942 г. «самым мрачным днем в истории»[214]214
  Butcher H. Op. cit, p. 29.


[Закрыть]. Как и многие другие американские руководители, он сомневался в том, сумеет ли выстоять СССР под страшными ударами германского вермахта»[215]215
  Eisenhower D. War Years, vol. I, pp. 391, 394, 646, 647.


[Закрыть].

Вопрос об отношении Эйзенхауэра к открытию второго фронта имеет принципиальное значение. Он отмечал в своих мемуарах, что генерал Маршалл и многие другие деятели никогда не отходили от своего намерения предпринять мощное вторжение в Европу через Ла-Манш в кратчайшие сроки в практически удобное время. Это утверждение не выдерживает критики, ибо сам Эйзенхауэр заявлял, что операции западных союзников в Северной Африке и в Италии задержат открытие второго фронта, возможно, до августа 1944 г.[216]216
  Ibid., vol. II, p. 928.


[Закрыть]

США и Англия взяли на себя обязательство открыть второй фронт в Европе в значительной степени под давлением широких кругов общественности. 3 апреля 1942 г. Ф. Рузвельт писал У. Черчиллю: «Ваш народ и мой требуют создания (второго. – Р. И.) фронта для того, чтобы ослабить давление на русских, и эти народы достаточно осведомлены, чтобы видеть, что русские сегодня убивают больше немцев и разрушают больше оборудования, чем мы с вами, вместе взятые»[217]217
  История Второй мировой войны 1939—1945, т. 4, с. 182.


[Закрыть].

В своих мемуарах Эйзенхауэр вопреки прежним заявлениям утверждает, что в 1942 г. будто бы вообще не было речи об открытии второго фронта в Европе: «…прожектор еще не направил свой луч света в сторону Европы»[218]218
  Эйзенхауэр Д. Указ. соч., с. 83.


[Закрыть]. По его мнению, ни в 1942, ни в 1943 г. западные союзники не располагали необходимыми силами для открытия второго фронта в Европе. Беспочвенность таких утверждений очевидна. Вашингтонская конференция 1941 г. констатировала: «Важнейший принцип англо-американской стратегии состоит в том, чтобы отвлекать от использования в операциях против Германии минимум сил, необходимых для обеспечения жизненно важных интересов на других театрах»[219]219
  Эйзенхауэр Д. Указ. соч., с. 11.


[Закрыть]. Но эта декларация осталась на бумаге. В 1942 г. на Тихоокеанском театре военных действий США держали 60% сухопутных и военно-воздушных сил, в 1943 г. – более 50%.

Нельзя не согласиться с мнением О. А. Ржешевского, автора предисловия и комментариев к русскому изданию мемуаров Эйзенхауэра, о том, что «в трактовке истории вопроса о втором фронте автор мемуаров искусственно исключает ряд кардинальных элементов, отражающих взаимосвязь политики и стратегии западных союзников»[220]220
  Ржешевский О. А. Предисловие к кн. Эйзенхауэр Д. Указ. соч., с. 13.


[Закрыть].

Записи в дневнике Эйзенхауэра свидетельствуют о том, что он понимал исключительную военно-политическую важность открытия второго фронта в Европе. 22 января 1942 г. в дневнике генерала появилась следующая запись: «Мы должны отправиться в Европу и сражаться там, мы обязаны прекратить разбазаривание ресурсов по всему миру и что еще хуже – разбазаривание времени. Если мы хотим удержать Россию в положении воюющей стороны, спасти Средний Восток, Индию и Бирму, мы должны как можно скорее начать воздушное наступление против Западной Европы, сопровождая его наземными наступательными операциями»[221]221
  Eisenhower Diaries… p. 44.


[Закрыть].

Дневниковые записи свидетельствовали о том, что Эйзенхауэр, с одной стороны, опасался, выдержит ли СССР страшные удары немецкой бронированной машины, а с другой – признавал, что помощь, оказываемая западными союзниками Советскому Союзу, была крайне недостаточна. 19 февраля 1942 г. генерал записал в дневнике: «Остается фактом, что Россия все еще продолжает войну. Только при условии оказания ей действенной помощи мы можем удержать ее в этом состоянии. Крохотный канал снабжения России, которым мы пользуемся через Басру и Архангельск, слишком ничтожен, чтобы оказать ей действенную помощь»[222]222
  Ibid., p. 48.


[Закрыть].

Дневниковые записи Эйзенхауэра показательны и в том отношении, что, признавая исключительную важность советско-германского фронта, он считал все же необходимым оказывать помощь в первую очередь своему британскому союзнику. 10 марта 1942 г. Эйзенхауэр писал: «Для союзников в этом году существует три главных «должны»: поддерживать открытую линию связи с Англией и оказывать ей всемерную помощь; удержать Россию в войне как активного участника военных действий». Третью задачу западных союзников он видел в том, чтобы удержать за собой регион от Индии до Среднего Востока.

Операция «Факел» была чем-то вроде суррогата второго фронта. Неприятная миссия объяснить русскому союзнику неблаговидную позицию англо-американской стороны в вопросе об открытии второго фронта выпала на долю Черчилля.

«Черчилль в мрачном настроении вылетел в Москву, чтобы информировать Сталина об операции «Факел». В течение ряда недель советская пресса критиковала позицию союзников как «полностью неприемлемую» и заверяла, что Советское правительство «не согласится с затяжкой открытия второго фронта до 1943 г.». Черчилль терпеливо сносил язвительные шпильки Сталина о нежелании союзников сражаться с Германией, но прибыл он в Москву с пустыми руками. Отношения между Советами и союзниками никогда не были хорошими, а теперь они опускались до уровня, напоминавшего дни советско-нацистского пакта»[223]223
  Eisenhower, David. Op. cit., p. 95.


[Закрыть].

Эйзенхауэр, безусловно, имел собственное мнение по проблемам открытия второго фронта в Европе. Но бесспорно и то, что в своей практической деятельности он прежде всего руководствовался общими военно-политическими установками западных союзников.

Руководители США и Великобритании, а вслед за ними и многие западные военные историки оправдывали срыв сроков открытия второго фронта ссылками на недостаток сил у англо-американских союзников. Эти утверждения совершенно беспочвенны. Эйзенхауэр писал: «В то время остряки шутили, что только большое число аэростатов, постоянно находившихся в небе над Британскими островами, не позволило островам затонуть под тяжестью сосредоточенных на них боевой техники и войск»[224]224
  Эйзенхауэр Д. Указ. соч., с. 90.


[Закрыть]. Разгром немецко-фашистских войск под Сталинградом, Курском, а также в Северной Африке, серьезные удары, нанесенные в 1943 г. по Японии, быстрое наращивание военной силы антигитлеровской коалиции – все это привело к укреплению позиций западных союзников на всех фронтах. По данным немецко-фашистского командования, вермахт к марту 1942 г. потерял на восточном фронте более 1 млн солдат и офицеров. В Сталинградской и Курской битвах потери немецко-фашистских войск составили 2 млн человек, 7 тыс. самолетов, 4, 5 тыс. танков и штурмовых орудий.