Текст книги "Дети Мафусаила. Уолдо. Магия, инк."
Автор книги: Роберт Энсон Хайнлайн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 28 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]
Джокайра (или, если хотите, Жахейра, как называют их некоторые земляне) отдали весь город в распоряжение колонистам.
Такое удивительное дружелюбие со стороны местных жителей и непреодолимое желание землян походить босиком по настоящей траве и подышать свежим воздухом ускорило их высадку на планету. Сначала предполагалось, что для этого понадобится около земного года, а спящих долгожителей можно будет разбудить при первой же возможности, которая появится на новом месте обитания. Единственным сдерживающим фактором стало отсутствие большого количества шлюпок, которые бы могли сразу взять на борт стотысячную массу людей.
Правда, города джокайра не были приспособлены для удовлетворения нужд землян. Да и самих джокайра нельзя было назвать человеческими существами. Их физические потребности отличались от земных, а о культурных различиях говорили инженерные сооружения, возведенные в городе. Но город, причем любой – это механизм для обеспечения некоторых практических нужд: укрытия, снабжение продовольствием, медицинское обслуживание, средства связи; сама внутренняя логика первоочередных жизненных потребностей порождает различия в решении этих вопросов в разных условиях. По-видимому, любые теплокровные существа, представители которых дышат кислородом, приспособятся в подобных условиях к любой непривычной обстановке. Во многом города джокайра напоминали фантазии художников-сюрреалистов. Однако землянам на своей планете приходилось жить и в юртах, и в бунгало, и в киберавтоматизированных капсулах под антарктическими льдами, так что им не составило особого труда перебраться в город джокайра и, конечно же, приспособить его к своим нуждам.
Это оказалось довольно легко, хотя работы было много. Хорошо, что в городе имелось много зданий – простых убежищ с крышей над головой, искусственными перегородками и помещениями, которые могли обеспечить элементарные нужды людей. Какая разница, для чего служили эти здания самим джокайра; земляне могли их применять по своему усмотрению для сна, отдыха, еды, работы и под склады. Существовали там и настоящие пещеры, можно сказать, что джокайра любили подземную жизнь даже больше, чем мы.
В распоряжении жителей имелась свежая питьевая вода, которая насосами подавалась для пищевых и бытовых нужд. Но одним из недостатков стало отсутствие водопроводной системы: в городе не было дренажных сооружений. «Джоки» не любили водных процедур и удовлетворяли свои гигиенические потребности иным образом. Потребовалось немало усилий для того, чтобы организовать систему канализации и мусоропровода и приспособить их к условиям города. Первоначально упор делался на удовлетворение хотя бы минимальных потребностей; а принятие ванны – что ж, просто роскошь, пока не увеличится подача воды и пропускная способность канализации хотя бы в десять раз. Впрочем, ванна – это все-таки не первая необходимость.
Но все было мелочью по сравнению с решением действительно важной проблемы – организацией гидропонного земледелия, поскольку большинство спящих можно было будить только после того, когда будут заготовлены необходимые запасы продовольствия. Многие требовали всего и сразу, настаивали на немедленном вывозе с корабля всех комплектов гидропонного оборудования, чтобы разместить его и запустить на полную катушку на планете. Но более осторожное меньшинство долгожителей выступало за создание нескольких заводов, продолжая выращивать необходимые культуры и на «Новом Рубеже». Они резонно замечали, что какой-нибудь неизвестный грибок или вирус может погубить урожай на планете – и начнется повальный голод.
Меньшинство, линию которого последовательно поддерживали Форд и Барстоу (в этом им немало помогал и капитан Кинг), добилось своего: на планету был перемещен один гидропонный сельскохозяйственный комплекс, который предварительно разбили на более мелкие подкомплексы, чтобы их удобно было перевозить в космических шлюпках.
Но даже и тут, как оказалось, перестарались. Натуральные продукты джокайра вполне годились в пищу, а сами аборигены охотно делились ими. Теперь усилия были направлены на то, чтобы культивировать на новых плантациях растения с Земли, пополняя ассортимент выращиваемых на планете культур. Джокайра взяли эту заботу на себя и доказали, что являются неплохими фермерами (их благодатная земля даже не нуждалась в искусственных удобрениях), и, казалось, все были в восторге от того, что могут доставить радость новоселам.
Как только позволили условия, Форд перевел в город свой штаб по переселению, а Кинг остался на корабле. Спящих долгожителей будили по мере необходимости и возможностей с учетом той новой роли, которая им отводилась на планете. И хотя уже было достаточно продовольствия, воды и отстроены жилища, многое еще следовало сделать, чтобы обеспечить минимальный комфорт и приличные условия жизни. Культурные традиции землян и джокайра разительно отличались друг от друга. Джокайра вели себя очень дружелюбно и пытались помогать землянам, но иногда они никак не могли понять, почему пришельцы делают то или другое. Аборигены так и не свыклись с идеей невмешательства в личную жизнь: все здания в городе не имели перегородок, а несущими конструкциями для них служили колонны или столбы. Джокайра никак не могли взять в толк, зачем людям нужно разделять эти милые их сердцу длинные свободные пространства и по каким таким причинам человек иногда хочет побыть один.
Очевидно (до конца это выяснить не удалось, потому что уровень общения с ними не был адекватным), они в конце концов решили, что уединение имеет для землян значение в связи с их религиозными верованиями. Во всяком случае, вскоре они и в этом стали оказывать гостям помощь, принося тонкие листы из неизвестного материала, который можно было использовать для перегородок – правда, только с помощью местных инструментов. Попытки изучить структуру материала, которые неизменно заканчивались неудачей, доводили земных инженеров до умопомрачения. Материал был коррозиеустойчив, и даже его обработка кислотой не возымела никакого действия. Сверхтвердые алмазные инструменты разлетались от прикосновения к нему на куски, он не плавился от жары и не крошился от холода. Материал оказался на удивление свето-, звуко– и лученепроницаемым. Предел его прочности при растяжении невозможно было определить по той простой причине, что его нельзя было поломать. Но при помощи инструментов джокайра, даже если ими пользовались земляне, можно было его резать, трансформировать и соединять с другими такими же листами.
Земным инженерам ничего не оставалось, как смириться с фактом существования такого вещества. По степени технологического контроля над природой джокайра были похожи на землян, однако их развитие шло по несколько иному пути.
Самые главные различия между двумя культурами лежали не в области техники. При том, что джокайра были необычайно дружелюбны и во всем старались помочь, они не были людьми. И мыслили по-другому, оценивая по-своему действительность; и общественные структуры, и строение языка указывали на наличие качеств, не присущих человеку.
Оливер Джонсон, семантик, которому поручили разработать язык для общения, сначала счел свою задачу очень простой, пользуясь таким надежным каналом связи, как Ханс Уизерол.
– Конечно, Ханс – не гений, – пояснял он Слейтону Форду и Лазарусу. – Он многого не умеет, поскольку все-таки слаб умом. Знает лишь малое количество слов, которое я могу перевести с его помощью, а некоторые идеи он, к сожалению, не может даже воспринять. Но в целом мне уже удалось составить довольно неплохой глоссарий, который в дальнейшем можно будет дополнить.
– А разве этого еще недостаточно? – поинтересовался Форд. – Я где-то читал, что для передачи практически любой идеи достаточно около восьмиста слов.
– Да, в какой-то степени это так, – согласился Джонсон. – В обычных ситуациях можно обойтись и тысячей слов. Я отобрал около семиста их терминов, в основном глаголов и существительных, чтобы составить для нас обиходный словарь. Но вот с тонкостями и оттенками придется подождать, пока мы не узнаем и не поймем их лучше. Пока нам не хватает слов, чтобы заняться высокими абстракциями.
– Ерунда, – заметил Лазарус. – Семи сотен слов должно хватить. Вот лично я, например, не собираюсь заниматься с ними любовью или обсуждать поэтические произведения.
Как оказалось, такой подход во многом был оправданным; большинство колонистов за две-три недели смогли запомнить достаточно джокайранских слов и уже вскоре болтали на этом странном наречии так, словно это был их родной язык. Все земляне знали семантику и владели мнемоническими навыками; они, движимые необходимостью, довольно легко освоили основные слова и понятия. К этому вынудили их обстоятельства, но, кроме того, здесь была и возможность попрактиковаться. Пожалуй, только небольшое число закоренелых провинциалов полагало, что именно «туземцам» стоит заняться изучением английского языка.
Но джокайра не учили английского. Во-первых, никто из них не проявил к этому ни малейшего интереса. Во-вторых, наивно было бы полагать, что миллионы этих существ займутся изучением языка каких-то нескольких десятков тысяч поселенцев. И в любом случае почти полное отсутствие верхней губы не позволило бы им выговаривать такие губные звуки, как «м», «п» или «б», тогда как земляне могли без особого труда произносить гортанные, свистящие и шипящие звуки, да издавать щелчки, с помощью которых общались местные жители.
Лазарусу пришлось пересмотреть свое прежнее нелестное мнение о джокайра. Если привыкнуть к их необычной внешности, их просто нельзя было не полюбить, ведь они были так гостеприимны, щедры и дружелюбны. Лонг особенно привязался к Креелю Сарлоо, который практически выполнял роль связного между Кланами и джокайра. Среди своих соплеменников Сарлоо занимал должность, которую приблизительно можно было перевести как «начальник», «отец», «священник» или «вождь» племени, к которому он принадлежал и которое носило имя Креель. Он пригласил Лазаруса к себе в гости. А жил он в городе, расположенном неподалеку от поселения колонистов.
– Мои люди хотят увидеть тебя и понюхать твою кожу, – сообщил он. – Это доставит им большую радость. И Боги будут довольны.
Казалось, Сарлоо не мог произнести ни одной фразы без упоминания о Богах. Впрочем, Лазарусу это было безразлично; он был вполне терпим к другим религиям.
– Я обязательно приду, дружище Сарлоо. Для меня это тоже будет большой радостью.
Сарлоо повез его на обычном для джокайра средстве передвижения, которое представляло собой бесколесную тележку и очень напоминало ступу, она могла двигаться бесшумно и довольно быстро над землей, скользя у самой ее поверхности. Лазарус присел на корточки, держась за борт посудины, а Сарлоо тем временем мчался на такой скорости, от которой у Лонга перехватило дыхание.
– Сарлоо! – Лазарус вовсю старался перекричать свист ветра. – Как эта штука работает? Что ею движет?
– Это Боги дышат на… – он употребил слово, значение которого было неизвестно собеседнику, – и способствуют его перемещению.
Лазарус попросил объяснить более подробно, но вскоре прекратил расспросы. В ответах ему почудилось что-то хорошо знакомое, и он теперь вспомнил, что именно. Когда-то на Венере он объяснял одному инженеру, как встарь работали дизельные двигатели. Тогда он и не пытался сохранить этот принцип в тайне – просто у них с собеседником не хватало общих понятий, терминов, чтобы описать это явление.
Ну что ж, решил он, попытаемся выяснить это другим способом.
– Сарлоо, я хотел бы посмотреть на то, что происходит внутри, – настаивал Лазарус, показывая на предмет, похожий на двигатель. – У тебя есть картинки?
– Картинки есть, – ответил Сарлоо, – но они сейчас находятся в храме. – Он укоризненно посмотрел своими большими глазами на Лазаруса, давая ему понять, что у него не хватает благоговения перед Богами. Лазарус поспешил сменить тему.
Воспоминания о венерианцах заставили его задуматься и о другом. Обитатели Венеры, отрезанные от остальной Солнечной системы густой облачностью, просто ничего не знали об астрономии. Прибытие землян заставило их пересмотреть свои концепции мироздания, но лишь частично. Земляне имели все основания полагать, что и после этого их представления не очень-то изменились. Лазарусу было интересно знать, что думают джокайра о визитерах. Они ведь даже не удивились, а почему?
– Сарлоо, – вновь заговорил он, – ты знаешь, откуда пришел я и мои собратья?
– Знаю, – ответил Сарлоо. – Вы прилетели с далекой звезды – такой далекой, что сменится множество времен года, пока даже свет пройдет это расстояние.
Лазарус посмотрел на него, приятно удивившись:
– Кто рассказал тебе об этом?
– Боги. И твой брат Либби тоже говорил.
Лазарус готов был отдать голову на отсечение, что боги ничего и не слыхали об этом, пока Либби сам не растолковал Креелю Сарлоо всю правду, но решил не возражать. Кроме того, ему не терпелось спросить Сарлоо, удивился ли он появлению пришельцев из космоса, но не смог вспомнить ни одного слова, которым джокайра обозначают недоумение или удивление. Тем временем Сарлоо продолжал:
– Праотцы моего народа подобно вам тоже летали в небесах, но это было еще до появления Богов. Но мудрые Боги попросили нас этого не делать и остаться здесь.
А вот это уже ложь чистой воды, подумал Лазарус. На всей планете не было ни малейшего признака того, что джокайра хоть когда-нибудь поднимались в воздух.
В этот вечер в доме Сарлоо Лазарусу пришлось стать участником необычного действа, которое, как он предполагал, представляло собой изысканный прием и развлечение гостя, то есть его самого. Он сидел на корточках возле Сарлоо на невысокой платформе посреди широкой комнаты, где жили члены рода Креель, и добрых два часа выслушивал жуткое завывание, которое, надо полагать, было чем-то вроде джокайранского песнопения. Про себя Лазарус отметил, что если дюжине собак одновременно наступить на хвост, то эти звуки будут куда приятное, чем то, что ему пришлось услышать, но он с достоинством выдержал испытание и даже пытался всем видом показать, что все это ему чертовски нравится.
Лонг вспомнил, как Либби доказывал, что этот массовый вой действительно представляет собой джокайранскую музыку и что землянам она со временем даже может понравиться, если они прочувствуют ее особую мелодику. Лазарус сильно в этом сомневался, однако вынужден был признать, что Либби во многом понимал джокайра лучше него. Например, Энди просто был в восторге, обнаружив математические способности у аборигенов. В частности, они могли манипулировать цифрами почти так же, как и он, обладавший необычными для землян способностями. Применявшиеся ими методы вычислений разительно отличались от земных. Число, любое число – большое или малое – они воспринимали как уникальную данность, которую можно постичь только целиком, не разбивая ее на более мелкие элементы. Кроме того, они оперировали для своего удобства любыми системами исчисления, пользуясь рациональными и иррациональными числами, а то и вовсе какими-то особыми методами.
Просто счастье, отмечал про себя Лазарус, что Либби – «математический переводчик» в общении с планетянами, иначе землянам вряд ли удалось бы понять принцип действия многих технологий, с которыми знакомили их джокайра. Но при этом он не мог не задаться вопросом, почему джокайра не проявляли ни малейшего интереса к земным технологиям, которые им демонстрировали пришельцы?
Неблагозвучные завывания стихли, и Лазарус снова сосредоточился на происходящем. Принесли пищу, и джокайра разделались с ней с таким же массовым энтузиазмом, как они делали любое другое дело. «Достоинство отдельного человека, – подумал Лазарус, – вещь, о которой эти ребята вряд ли слыхали». Огромная чаша около полуметра в диаметре с какой-то дымящейся аморфной массой была выставлена перед местом, где сидел Сарлоо. Не меньше десятка Креелей моментально столпились вокруг нее и принялись пожирать, даже и не думая уступать место своим старшим собратьям. Не церемонясь, Сарлоо оттолкнул нескольких своих родственников и запустил руку в блюдо, захватив кусок массы. Затем он скатал ее в комок и поднес два больших пальца ко рту Лазаруса. Лонг не отличался особой брезгливостью, но все же ему стоило немалых усилий напомнить самому себе, что пища джокайра вполне годится для землян и что от них он не добьется вразумительных ответов, если не попробует отборное кушанье.
Он откусил довольно приличный кусок. Гм… Неплохо: что-то мягкое и липкое без особого запаха. Не особенно вкусно, однако есть можно. Твердо решив не посрамить род человеческий, он съел еще немного массы, мысленно обещая себе вскоре поесть по-настоящему. Когда же Лазарус почувствовал, что еще один кусок может стать последним в его жизни, большой жизненный опыт подсказал ему довольно простой выход из положения. Вытащив из тарелки аппетитное на вид варево, Лонг скатал из него мячик, который и предложил Сарлоо.
Этот жест был воспринят с пониманием. Весь остаток трапезы Лазарус кормил Сарлоо, кормил до тех пор, пока руки не устали, пока он искренне не подивился способности своего хозяина проглотить такое количество еды.
Поев, они заснули, и Лазарус спал вместе со всеми, в буквальном смысле – одной семьей. Джокайра спали там же, где и ели, без каких бы то ни было кроватей, и ложились, где придется, как падающий с дерева лист или как щенята, пристроившиеся возле своей матери. К своему удивлению, Лазарус спал хорошо и проснулся только тогда, когда солнце появилось в дырявой крыше пещеры и игриво брызнуло своими лучами ему в глаза, возвещая о новом дне. Сарлоо спал рядом, мирно и почти по-земному похрапывая. Лонг почувствовал, что какой-то маленький джокайра удобно примостился прямо у него на животе.
Вдруг Лазарус услышал у себя за спиной какое-то движение и резко обернулся. Еще один маленький джокайра, по земным меркам – лет шести, вытащил спрятанный у него бластер и теперь с любопытством разглядывал своими большими глазами дуло и спусковой крючок. Осторожно забрав у малыша смертельную игрушку, Лазарус с облегчением отметил, что предохранитель на месте, и пристегнул оружие к ремню. Ребенок с обидой посмотрел на него и, казалось, он вот-вот расплачется.
– Тс-с! – прошептал Лонг. – А то разбудишь всех.
Он взял малыша на руки и, прижав к себе, стал убаюкивать; маленький джоки прильнул к нему, уткнулся своим влажным ротиком в плечо и вскоре засопел.
«Маленький симпатичный чертенок, – подумал Лазарус, глядя на юного джокайра. – Возможно, я и полюбил бы тебя, если бы смог хоть когда-нибудь привыкнуть к твоему запаху».
Некоторые инциденты между двумя цивилизациями могли показаться забавными, если бы не несли в себе потенциальные неприятности: взять, например, случай с сыном Элинор Джонсон, Хьюбертом. Этот долговязый юнец был приставлен наблюдать за порядком на тротуарах. Однажды он сидел, наблюдая, как два техника, один из которых был человеком, а другой – джокайра, приспосабливали джокайранский источник питания к какому-то земному механизму. Возможно, мальчик понравился джокайре, и тот с наилучшими намерениями взял его на руки.
Мальчик заплакал. Мать, которая старалась не упускать его из виду, сцепилась с джокайра. Конечно, у нее не хватило сил повергнуть наземь этого верзилу, но инцидент оставил неприятный осадок.
Администратор Форд и Оливер Джонсон приложили максимум усилий, чтобы объяснить изумленным джокайра, что же произошло. К счастью, они просто опечалились, не собираясь мстить людям.
Форд вызвал Элинор Джонсон к себе.
– Своим поступком вы поставили под удар всю нашу колонию!
– Но я ведь только…
– Не возражать! Если бы вы не баловали своего ребенка, он не стал бы визжать. И если бы вы не были законченной идиоткой, то не стали бы давать волю рукам. После этого случая мы отдадим мальчика в обычное воспитательное заведение, и вам придется с ним расстаться. Если я увижу еще хотя бы одно проявление враждебности к джокайра с вашей стороны, я прикажу вас надолго заморозить. Можете идти!
Почти такие же строгие меры Форд вынужден был применить и к Дженис Шмидт. Интерес, который джокайра проявили к Хансу Уизеролу, распространялся на всех дефективных телепатов. Казалось, планетян бросало в благоговейную дрожь от одной только мысли, что эти ребята могли общаться с ними непосредственно. Креель Сарлоо сообщил Форду о том, что джокайра хотели бы поместить телепатов в отдельном храме вдали от поселений остальных землян и что планетяпе хотели бы ухаживать за каждым из них персонально. Это больше походило на приказ, чем на просьбу.
Дженис Шмидт нехотя подчинилась увещеваниям Форда. В этом джокайра необходимо было пойти навстречу в знак благодарности за то, что они сделали для всех землян, и Дженис ревностно наблюдала, как за ее мальчиками ухаживают няньки-джокайра.
Однако все телепаты, уровень интеллекта которых хоть ненамного превышал уровень Ханса Уизерола, при одном только приближении джокайра-нянек впадали в психоз, и вывести их из этого состояния было невозможно. Таким образом, Форд получил еще одну головную боль. Дженис Шмидт действовала более решительно и изобретательно, чем Элинор Джонсон. Форду пришлось вырвать у нее клятву, что она будет вести себя смирно под угрозой увольнения и лишения возможности видеть своих «дорогих деток». Креель Сарлоо, расстроенный и потрясенный до глубины души, пошел на компромисс, позволив Дженис и нескольким младшим сестрам из ее персонала заботиться о бедных психопатах, тогда как джокайра продолжали ухаживать за самыми слабоумными пациентами.
Но наибольшая проблема возникла из-за… родовых имен.
У всех джокайра были собственное имя и фамилия. Число родовых имен было ограничено, почти так же, как в Кланах. Фамилия аборигена также указывала на его племя и храм, который он обожествлял.
С этим и пришел Креель Сарлоо к Форду.
– Великий Отец Дивных Братьев, – сказал он, – настало время вам и вашим детям выбрать себе родовое имя.
Так или примерно так прозвучало заявление Крееля Сарлоо в переводе на земной язык.
Форд уже успел привыкнуть к трудностям в общении о джокайра.
– Сарлоо, друг мой и брат, – ответил он, – я слышу твои слова, но не понимаю их. Объясни мне, что ты имеешь в виду.
Сарлоо стал объяснять снова: «О дивный брат, времена года сменяют друг друга, и наступает период созревания. Боги сообщили нам, что вы, Дивные Братья, уже многому научились (?) и теперь должны выбрать себе племя и родовое имя. Я пришел, чтобы обсудить наши приготовления (церемонии?), после которых каждый выберет себе фамилию. Сейчас я говорю от имени Богов. Но я также скажу и от себя лично, что мне доставит огромную радость, если вы, мой брат Форд, выберете храм Креелей».
Форду нелегко было понять, чего от него хочет собеседник.
– Я очень рад слышать о твоем желании, чтобы я носил твою фамилию. Но у моих собратьев уже есть собственные фамилии.
Сарлоо сморщил и без того безобразные губы.
– Их нынешние имена – не более чем простые слова. Теперь же им необходимо получить настоящие фамилии, войти в свой храм и избрать себе божество, которому они будут поклоняться. Дети растут и вырастают, когда-нибудь они перестают быть детьми.
Форд понял, что ему необходимо с кем-то посоветоваться.
– Это нужно сделать прямо сейчас?
– Не сегодня, но в ближайшем будущем. Боги терпеливы.
Слейтон пригласил к себе Заккура Барстоу, Оливера Джонсона, Лазаруса Лонга и Ральфа Шульца и рассказал им о своем разговоре. Джонсон несколько раз прокрутил запись разговора, стараясь вникнуть в смысл сказанного. Он подготовил несколько вариантов перевода, однако не смог прибавить ничего нового по существу дела.
– Похоже, речь идет о том, чтобы обратиться в их веру или же убраться, – заключил Лазарус.
– Да, – согласился Барстоу, – речь наверняка идет об этом. Ну что ж, я думаю, мы можем себе позволить пойти на эксперимент. Лишь немногие из нас имеют столь сильные религиозные предрассудки, чтобы отказаться раз или два поцеловать изваяние их Богов для нашего всеобщего блага.
– Пожалуй, вы правы, – отозвался Форд. – Что касается меня, то мне ничего не стоит добавить «Креель» к моей фамилии и принять участие в их ритуале, если это поможет сохранить наши мирные отношения. – Он нахмурился. – Правда, я не хотел бы, чтоб наша культура стала зависимой от них.
– Можете не беспокоиться, – вмешался Ральф Шульц.
– Что бы мы ни сделали для их удовольствия, для культурной ассимиляции нет никаких оснований; ведь у землян умственная организация гораздо выше, чем у них – да что там даже сравнивать!
– А хорошо бы сравнить, – заметил Лазарус, – и посмотреть, что из этого получится.
– Что вы хотите сказать? – забеспокоился Форд.
– Да ничего особенного. Только я никогда не разделял вашего оптимизма по поводу этой планеты.
Они сошлись на том, чтобы сначала попробовал один человек, а потом подготовились остальные. Лазарус хотел это взять на себя по праву старшинства, Шульц – исходя из профессионального интереса, однако Форд волевым решением назначил себя самого, заявив, что это входит в его обязанности.
Лазарус провел его до ворот храма, где должно было состояться посвящение. Форд снял всю одежду, совсем как джокайра, а Лазарусу было позволено остаться в кильте, поскольку ему не нужно было заходить внутрь. Кстати, многие из колонистов, когда позволяли обстоятельства, ходили нагишом, но Лазарус ни за что бы не решился. Во-первых, это противоречило его привычкам, а во-вторых, бластер на голом бедре выглядел бы, мягко говоря, очень несимпатично.
Креель Сарлоо поприветствовал их и проводил Форда в храм.
– Выше нос, парень! – успел им вслед крикнуть Лазарус.
Закурив сигарету, Лонг остался ждать товарища. Он все время прохаживался взад и вперед, не в состоянии даже присесть на минуту, да и часов у него с собой не было, чтобы определить, как долго длится процедура.
Наконец дверь храма открылась, и из нее повалила толпа аборигенов. Они были крайне возбуждены, и никто из них даже не подошел к Лазарусу. Когда джокайра расступились, сквозь образовавшийся проход стремительно пробежал какой-то человек и помчался вперед сломя голову.
В бегущей фигуре Лазарус узнал Форда. Тот даже не остановился в том месте, где ждал его Лонг, а пулей пролетел мимо. Споткнувшись о камень, Форд упал, и Лазарус поспешил ему на помощь.
Он даже не пытался подняться, а лежал, распластавшись, уткнувшись лицом вниз, и только его плечи судорожно подергивались от рыданий. Лонг наклонился и стал поднимать друга.
– Слейтон, – произнес он, – что случилось? Что они сделали с тобой?
Форд повернулся к нему, и Лазарус увидел искаженное страхом лицо товарища. Слейтон, по-видимому, узнал Лазаруса и постарался взять себя в руки, но по-прежнему был не в состоянии произнести ни единого слова. Он бросился к Лонгу, обхватил его за шею и зарыдал еще сильнее, чем прежде.
Лазарус вырвался из объятий и с силой встряхнул Форда, ударив его несколько раз по щекам.
– Ну, давай, дружище! Скажи, что они сделали с тобой?
Форд перестал рыдать, хотя по-прежнему дрожал. Он так и не смог ничего произнести, только смотрел невидящим взглядом куда-то вдаль. Весь побледнев, чего с ним не случалось, Лазарус судорожно потянулся к бластеру и с силой нажал на курок. В нескольких шагах от него Сарлоо остановился, но не из страха перед оружием, которое он никогда не видел, а потому, что испытал чувство, которое земляне назвали бы презрением.
– Это все ты! – Всердцах крикнул Лазарус. – Что ты с ним сделал? – Он остановился и перевел дух, сообразив, что Сарлоо не знает земного языка. – Что случилось с моим братом Фордом?
– Забирайте его, – сказал Сарлоо, презрительно поджав свои безобразные губы. – Плохо. Очень плохо.
– Вот только не тебе об этом судить! – бросил Лазарус, даже не подумав переводить это на их дурацкий язык.
