Т. 02 Вне всяких сомнений

Текст добавлен: 5 октября 2016, 01:03

Текст книги "Т. 02 Вне всяких сомнений"

Автор книги: Роберт Энсон Хайнлайн

Жанр:

Научная фантастика

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 45 страниц) [доступный отрывок для чтения: 17 страниц]

Назад к карточке книги

– Хорошо, – слабовольно согласилась я.

Нет, правда, я старалась устоять. Считала до десяти между двумя глотками, только вдруг заметила, что считаю очень быстро – для того чтобы успеть съесть это блюдо, пока не подали следующее.

Вскоре мне стало ясно, что я – погибшая женщина, но мне было все равно. Меня окутывал теплый туман калорий. Один раз из-за края тарелки высунулась моя совесть, я обещала завтра вообще проголодать, и она опять уснула под тарелкой.

Из кухни показался братец с физиономией, вымазанной розовым кремом.

– Это что? Крем с каннибальского бутерброда? – спросила я.

– А? Ты бы посмотрела, чего там только нет! Ей бы держать тренировочный стол! – пробурчал он.

Много-много времени спустя папочка сказал:

– Пора и в дорогу… Брр!

– Так переночуйте здесь, – предложила госпожа Санта-Клаус. – Место найдется для всех.

Ну, мы и остались. Это было чудесно!

Утром я проснулась с твердым намерением обойтись без двадцати восьми калорий моего томатного сока, но я не учла госпожи Санта-Клаус. И никаких меню! Не успели мы сесть за стол, как нам подали чашечки с кофе и еще всякую всячину – но не разом, а по очереди, а это притупляет бдительность. Как-то: грейпфрут, молоко, овсяные хлопья со сливками, яичницу с колбасой, а еще поджаренный хлеб, сливочное масло, джем, бананы и сливки. А когда оказалось, что на кухне больше ничего остаться не могло, появились хрустящие вафли, еще масло, земляничное варенье и кленовый сироп. А с ними еще кофе.

Я съела все, испытывая безнадежное раздвоение личности: одна половина пребывала в чернейшем отчаянии, другая – в блаженном экстазе.

В путь мы отправились, чувствуя себя великолепно.

– Завтрак, – изрек папочка, – следует сделать обязательным, как школьное образование. Я предсказываю, что скоро будет установлена прямая зависимость между современной тенденцией обходиться без завтрака и ростом преступности среди несовершеннолетних.

Я промолчала. Мужчины – моя слабость, вкусная еда – моя погибель, но мне было все равно.

Пообедали мы в Барстоу. Я, правда, осталась в машине и попыталась вздремнуть.

В отеле нас встретил Клифф, и мы с ним попросили нас извинить – он пригласил меня поехать с ним на машине посмотреть университет. Когда мы пришли на автостоянку, он спросил:

– Что с тобой? Лицо такое, словно ты лишилась последнего друга… И ты исхудала, ну словно щепка.

– Ах, Клифф, – сказала я и расплакалась у него на плече.

Потом он вытер мне нос и завел мотор. Мы тронулись, и я рассказала ему все. Он промолчал, но вскоре свернул влево.

– Разве университет там? – спросила я.

– Неважно.

– Клифф, я тебе совсем опротивела?

Вместо ответа он остановил машину перед внушительным зданием, и мы вошли. Оказалось, что это картинная галерея. Все еще не говоря ни слова, Клифф повел меня на выставку старинной живописи и указал на картину.

– Вот, – сообщил он, – мой идеал женской красоты.

Я посмотрела. «Суд Париса» Рубенса.

– И вот, и вот, – продолжал Клифф, кивая на другие полотна Рубенса, чьи натурщицы, честное слово, ни про какие диеты наверняка ничего не слышали.

– Вот что требуется нашей стране! – объявил Клифф. – Побольше пухленьких девушек и побольше ребят вроде меня, способных оценить их.

Я молчала, пока мы не вышли из музея. Мне требовалось переосмыслить все мои представления. Но что-то меня грызло, и я напомнила ему, как он обругал фигуру Клариссы, девушки такого же роста и таких же объемов, что и я.

– А да! – припомнил он, – Настоящая красавица, просто сногсшибательная…

– Погоди, Клифф, но ты же сказал…

Он схватил меня за плечи.

– Ты меня за полного идиота принимаешь, дуреха? Так я бы и подал тебе повод взревновать!

– Но я никогда не ревную!

– Расскажите вы ей! Так где перекусим? «У Романова»? В «Бродяге»? Денег у меня полным-полно.

Меня нежили теплые волны счастья.

– Клифф…

– Что, детка?

– Мне говорили про коктейль «Мечта идиота». В большой бокал кладут два банана; шесть сортов мороженого и…

– Ты отстала от века. Про «Эверест» слышала?

– О?

– На подносе строят пирамиду из двадцати одного сорта мороженого, скрепляя четырьмя бананами, жженым сахаром и орехами. Потом обливают шоколадным сиропом, утыкивают орехами под скалы, обсыпают ванильной пудрой, а вершину покрывают взбитыми сливками под снег. Ниже втыкают петрушку под деревья, а на верхнем склоне присобачивают маленького пластмассового лыжника. Его берешь на память о пережитом.

– О-о-о! – вздохнула я.

– По одному на клиента. Но если ты съешь все, я не плачу.

Я расправила плечи.

– Вперед, на взятие «Эвереста»!

– Ставлю на тебя, Плюшка.

Клифф самый лучший из всех мужчин в мире.

АКВАРИУМ
_{© В. Ларионов, перевод}

На горизонте виднелось неподвижное облако. Его подпирали невероятных размеров смерчи – «гавайские Столбы».

Капитан Блейк опустил бинокль.

– Ну что ж, джентльмены, вот и они.

Кроме вахтенных, на мостике гидрографического судна ВМФ США «Мэхен» находились двое гражданских; к ним капитан и обращался. Старший из них, тот, что пониже ростом, внимательно вгляделся в подзорную трубу, позаимствованную у рулевого.

– Я не могу их разглядеть, – пожаловался он.

– Ну так попробуйте мой бинокль, – предложил ему Блейк. Он обернулся к стоящему на палубе офицеру. – Мистер Мотт, пошлите, пожалуйста, к носовому дальномеру.

Лейтенант Мотт поймал взгляд вахтенного старшины, прислушивавшегося с почтительного расстояния к разговору, и сделал ему знак. Старшина, шагнув к микрофону, подал сигнал «Внимание!», и металлический голос громкоговорителя заполнил судно, заглушив последние слова капитана.

– Пе-еррр-вый дальномеррр! Пр-рр-риступить к р-рр-ра-боте!

– Я спросил, – повторил капитан, – не лучше ли видно с этим.

– Мне кажется, я вижу, – сказал Джекобсон Грейвс. – Две черные вертикальных полоски от самого облака до горизонта.

– Они самые.

Другой штатский, Билл Эйзенберг, вооружился подзорной трубой, когда Грейвс предпочел ей бинокль.

– Ага, я тоже вижу, – заявил он. – С трубой все в порядке, док. Но они вовсе не такие огромные, как я ожидал.

– Они все еще за горизонтом, – объяснил Блейк. – Вы видите только самые верхушки. А они вздымаются на одиннадцать тысяч футов от поверхности воды до облака – если, конечно, они еще продолжают расти.

Грейвс тут же отреагировал на нотку сомнения, прозвучавшую в голосе капитана.

– А почему такая оговорка? Ведь они не меняются, верно?

Капитан Блейк пожал плечами.

– Совершенно верно. Вон они, прямо по носу. Но их там вообще не должно было быть – четыре месяца назад их не существовало. Откуда мне знать, что с ними станет сегодня или завтра?

Грейвс кивнул.

– Согласен с вами. Нельзя ли оценить их высоту по расстоянию?

– Посмотрим, – Блейк обернулся к штурманской рубке. – Какие отсчеты, Арчи?

– Секундочку, капитан, – штурман наклонился к переговорной трубке. – Дистанция!

Искаженный трубой голос ответил: «Первый дальномер – нет отсчетов».

– Больше двадцати миль, – задумчиво сказал Блейк. – Придется подождать, доктор.

Рулевой по приказу лейтенанта Мотта трижды ударил в рынду. Капитан ушел с мостика, напомнив напоследок, чтобы ему дали знать, когда корабль окажется в трех милях от Столбов. Грейвс с Эйзенбергом последовали за ним; оставалось немного времени до обеда в обществе капитана, и нужно было успеть переодеться.

Капитан Блейк был старомоден – никаких деловых разговоров за обедом. Только когда наступило время кофе и сигар, он продолжил прежнюю тему.

– Ну что ж, джентльмены, – закурив, начал он. – Что, собственно, вы предлагаете делать?

– А вам в Военно-морском министерстве разве не объяснили? – спросил Грейвс.

– Не все. Я получил письмо с указанием предоставить судно и экипаж в ваше распоряжение для исследований Столбов, а два дня назад пришел приказ принять вас на борт сегодня утром. И никаких подробностей.

Грейвс бросил обеспокоенный взгляд на Эйзенберга, затем снова обратился к капитану.

– Кх-м-м… – мы предполагаем, капитан, подняться по столбу Канака и спуститься по Вахини.

Блейк уставился на него, начал было говорить, замолчал и наконец продолжил:

– Я надеюсь, вы меня извините, доктор, – мне не хотелось бы показаться грубым, – но это выглядит так, как будто вы свихнулись. Это не самый лучший способ совершить самоубийство.

– Конечно, это может оказаться несколько опасным…

– М– Да!..

– … но у нас есть средства для осуществления этого плана, если только, как мы предполагаем, вода поднимается наверх по столбу Канака и спускается вниз по Вахини, – он стал описывать свой план.

У них с Эйзенбергом на двоих двадцать пять лет опыта работы с батисферой, восемь у Эйзенберга и семнадцать у самого Грейвса. Они доставили на борт «Мэхена» переоборудованную батисферу – сейчас она, запакованная, лежит на корме. Внешне это обычная батисфера, только без грузов; зато внутри она скорее напоминает бочку, в которой рехнувшиеся любители острых ощущений совершают свои столь же эффектные, сколь и бесполезные, полеты в Ниагаре. Воздуха там хватит на сорок восемь часов, пусть и не слишком свежего, но вполне пригодного для дыхания. Там есть вода и концентраты – тоже достаточно на весь срок; и даже примитивный санузел.

Но главная особенность батисферы – это противоперегрузочное устройство, знаменитый корсет, то есть спасательный жилет, в котором человек висит, не касаясь стен, в пружинной подвеске. В этой штуке человек вполне может пережить самую суровую взбучку. Им можно выстрелить из пушки, сбросить с горы, даже отдать грузчикам багажа для их садистских развлечений – и все равно, кости и внутренности будут целы.

Блейк ткнул пальцем в набросок, которым Грейвс иллюстрировал свое описание.

– Вы действительно собираетесь взобраться на Столбы в этой штуке?

Вмешался Эйзенберг.

– Нет, капитан, это не он, а я собираюсь.

Грейвс покраснел.

– Мой проклятый доктор…

– И ваши коллеги, – добавил Эйзенберг, – Дело вот в чем, капитан: с нервами у дока все в порядке, но сердце у него пошаливает, с артериями не все ладно, да и уши после стольких погружений… В общем, Институт отправил меня присматривать за ним.

– Послушай, Билл, – запротестовал Грейвс, – не надо же воспринимать все это буквально. Я старый человек; мне больше никогда не выпадет такого случая…

– Не пойдет, – отрезал Эйзенберг. – Капитан, я должен поставить вас в известность, что Институт выдал мне доверенность на управление этим аппаратом, специально чтобы старый боевой конь не помчался на зов трубы.

– Это ваши проблемы, – раздраженно ответил Блейк. – Мне даны инструкции оказать содействие исследованиям доктора Грейвса. Предположим, что кто-то из вас желает упокоиться в этом стальном гробу. Каким образом вы собираетесь добраться до восходящего Столба?

– Ну, это ваша забота, капитан. Вы доставляете сферу к восходящему Столбу и подбираете ее, когда она спустится по нисходящему.

Капитан поджал губы, затем медленно покачал головой.

– Я не смогу этого сделать.

– Как это? Почему?

– Мой корабль не подойдет к Столбам ближе чем за три мили. «Мэхен» – крепкое судно, но не слишком быстроходное. Мы не можем делать больше двенадцати узлов. Где-то внутри этого трехмильного круга скорость поверхностного течения, которое питает столб Канака, превосходит двенадцать узлов. Мне бы не хотелось найти это место ценой потери корабля. За последнее время пропало беспрецедентное количество рыболовецких судов с близлежащих островов. Я не хочу, чтобы «Мэхен» попал в их число.

– Думаете, их затянуло в Столб?

– Уверен.

– Но все-таки, капитан, – настаивал Билл Эйзенберг. – Вам ведь и не нужно рисковать кораблем. Сферу можно опустить со шлюпки.

Блейк покачал головой.

– И речи быть не может, – категорически сказал он. – Даже если бы наши шлюпки и годились для такой работы – а они для нее совершенно не приспособлены, – я бы все равно не стал рисковать людьми. Мы не на войне.

– Интересно, – задумчиво сказал Гревс.

– Что именно?

Эйзенберг хмыкнул.

– Док у нас романтик – он считает, что все непонятные события, которые произошли за последние несколько лет, можно сгрести в одну кучу и объяснить одним-единственным источником зла – все, начиная Столбами и кончая огнями Лагранжа.

– Шаровые молнии Лагранжа? Какая тут может быть связь? Это просто статическое электричество, то же самое, что и обычная молния. Да знаю, видел я их.

* * *

Ученые сразу насторожились, научное любопытство отодвинуло на задний план и задетое самолюбие Грейвса, и недоверчивое удивление Эйзенберга.

– В самом деле видели? Где? Когда?

– На площадке для гольфа, в Хило. В марте прошлого года. Я там…

– ТОТ САМЫЙ случай! Как раз там и произошло одно из исчезновений!

– Ну конечно. Я об этом вам и говорю. Я стоял у лунки на тринадцатом поле и вдруг вижу…

Да, день был прекрасный, барометр в норме, легкий бриз. Никаких признаков перемены погоды, число солнечных пятен далеко от максимума, статических помех по радио тоже не было. Совершенно неожиданно полдюжины или даже больше огненных шаров, шаровых молний гигантских размеров поплыли цепью над полем; некоторые из очевидцев утверждали, что строго по прямой, а иные с этим не соглашались.

Одна из женщин, туристка с материка, завизжала и бросилась бежать. Крайний в цепи шар, ближний к ней, отклонился от своей траектории и запрыгал за ней. Никто не заметил, чтобы он к ней прикоснулся – Блейк ничего не мог сказать, хотя он и видел, как все происходило, – но когда шар ушел, женщина лежала на траве. Мертвая.

Местный эскулап, человек с весьма – скажем так – яркой репутацией, утверждал, что обнаружил в тканях трупа следы коагуляции и электролиза, но присяжные, рассматривавшие этот случай, согласились с‘коронером и признали это сердечным приступом, что с удовольствием восприняли местная торговая палата и туристическое бюро.

Человек, который исчез, не пытался бежать; его судьба сама пришла за ним. Это был парень, который подносит мячи, метис с японской, португальской и канакской кровью. Родных у него не было, и это сильно облегчило бы задачу по сокрытию информации, если бы об этом не пронюхал один репортер.

– Он стоял на траве, не более чем в двадцати пяти ярдах от меня, – вспоминал Блейк, – когда приблизились эти шары. Они по одному прошли мимо меня. Кожа у меня зудела, а волосы встали дыбом. Я ощущал запах озона. Я стоял неподвижно…

– Вот это вас и спасло, – заметил Грейвс.

– Чушь, – сказал Эйзенберг. – А вот то, что он стоял на сухом песке возле лунки – именно это его спасло.

– Ерунду ты говоришь, Билл, – устало бросил Грейвс, – этими огненными штуками двигал разум.

Блейк задумался, вспоминая.

– Почему вы так полагаете, доктор?

– Да нет, не обращайте внимания. Продолжайте, пожалуйста.

– Гм. Ну так вот, они прошли мимо меня. Тот парень с мячами был прямо на пути у одного из них. И он, пожалуй, не видел их – стоял к ним спиной. Шар приблизился к нему, вобрал его в себя и двинулся дальше. А мальчишка исчез.

Грейвс кивнул.

– Это согласуется с отчетами, которые я читал.

Странно, я не припоминаю, чтобы ваше имя там фигурировало.

– Я не вылезал, – коротко ответил Блейк. – Терпеть не могу репортеров.

– М– Да. А можете что-нибудь добавить к тем сообщениям? Были в них какие-нибудь ошибки?

– Вроде бы нет. Они писали что-нибудь о сумке для клюшек, которая была у того парня?

– По-моему, нет.

– Ее ведь нашли на пляже, в шести милях оттуда.

Эйзенберг сел.

– Вот это новость. Скажите-ка, кто-нибудь обратил внимание, насколько далеко они разлетелись? Насколько сильно они были поломаны?

Блейк покачал головой.

– На них не было даже царапин, и песок под ними не был потревожен. Они просто были холодными. Как лед.

* * *

Грейвс ждал продолжения рассказа. Не дождавшись, спросил:

– Ну и что же вы обо всем этом думаете?

– Я? Ничего.

– Как вы это объясняете?

– Никак не объясняю. Необычное электрическое явление. Впрочем, если угодно, я могу высказать свою версию. Этот огненный шар – электростатическое поле, обладающее очень большим потенциалом. Оно захватило парня и зарядило его, после чего парень укатил, словно шарик из сердцевины бузины на уроке физики, – не парень, конечно, а его труп. Когда заряд иссяк, труп упал в море.

– Вот как? Подобный случай был в Канзасе, там довольно далеко от моря.

– Может, тело просто не удалось найти.

– Никогда не удается. Но пусть все будет по-вашему; как вы объясните, что клюшки были так аккуратно положены? И почему они были холодными?

– Да черт возьми, говорю же вам, не знаю! Я не теоретик; по профессии я флотский инженер и эмпирик по духу. Я надеялся, что вы мне все объясните.

– Ну ладно. Только имейте в виду, что у меня только предварительная гипотеза, в качестве основы для исследования. Я рассматриваю эти явления – Столбы, гигантские шаровые молнии и ряд других разнородных событий, которые не должны были бы происходить, но тем не менее происходят, – вот, например, любопытный случай с небольшим горным пиком к югу от Булдера, что в штате Колорадо, – у него «самопроизвольно» исчезла вершина. Во всех этих событиях я вижу признаки вмешательства разума, некую сознательную деятельность, – он пожал плечами. – Назовем это «Икс-фактором». Я ищу этот «Икс».

Эйзенберг соболезнующе ухмыльнулся.

– Бедняга док, – вздохнул он. – Наконец-то его прорвало.

Его собеседники предпочли не реагировать на сарказм.

Блейк спросил:

– Вы ведь вообще-то ихтиолог, не так ли?

– Да.

– Почему же вы решили этим заняться?

– Не знаю. Из любопытства, наверное. Мой пылкий юный друг наверняка вам скажет, что все ихтиологи слегка «с приветом».

Блейк обратился к Эйзенбергу:

– А вы разве не ихтиолог?

– Да что вы! Я океанограф и специализируюсь в экологии.

– Ишь как уворачивается. Расскажи-ка лучше капитану Блейку про Клео и Патру.

Эйзенберг слегка смутился.

– Это очень симпатичные существа, – с вызовом сообщил он.

Блейк был заинтригован. Грейвс объяснил ему:

– Он вышучивает меня, а у самого тоже есть ахиллесова пята. Пара золотых рыбок. Представляете! Можете заглянуть в умывальник в его каюте.

– Научный интерес? – с непроницаемым выражением лица поинтересовался Блейк.

– О нет! Он полагает, что они чрезвычайно преданы ему.

– Это замечательные существа, – стоял на своем Эйзенберг. – Они не лают, не царапаются, не пачкают. А Клео настолько выразительна!

* * *

Несмотря на свое первоначальное сопротивление их планам, Блейк начал активно искать способ совершить задуманный эксперимент, не подвергая риску экипаж или судно. Эта пара начала ему нравиться; его покорило это сочетание самоотверженности и предельной осторожности. Они были настоящими профессионалами. Экономическая мотивация для него, как и для них, была чем-то второстепенным.

Для проверки механизмов батисферы он предложил услуги своего старшего водолаза, сержанта-отставника.

– Да, кстати, вы знаете, есть основания предполагать, что ваша батисфера действительно может сделать этот круг, помимо того, что все поднявшееся должно рано или поздно спуститься. Вы слышали о VJ-14?

– Это не тот гидросамолет, что пропал в самом начале исследований?

– Да, – он позвонил вестовому. – Принесите папку с документами по VJ-14.

Воздушная разведка с целью разобраться со странным «застывшим облаком» с водяными отростками была предпринята сразу после его обнаружения. Узнать удалось немногое. Самолеты залетали в облака. Тут же пропадало зажигание; выходить из облака приходилось в режиме планирования, других повреждений не было, и сразу по выходе из облака зажигание вновь было в порядке. Назад в облако – снова отказывают моторы. По вертикали облако простиралось выше, чем потолок любого самолета.

– VJ-14 выполнял облет Столбов 12 мая, – рассказывал Блейк, время от времени заглядывая в папку, – его сопровождал корабль ВМФ «Пеликан». Кроме пилота и радиста на борту самолета были кинооператор и главный аэрограф. Собственно, для нас существенны только две последние записи: «Меняю курс. Направляюсь между Столбами – четырнадцатый» и вот еще: «09–13 – самолет не слушается управления – четырнадцатый». С «Пеликана» в телескоп увидели, что самолет по крутой спирали стал подниматься вокруг столба Канака, сделал примерно полтора оборота, а затем его засосало в Столб. Падения не видели. Между прочим, с пилота, э-э-э… лейтенанта Мэтсона по итогам проведенного расследования сняли все обвинения. Посмертно… А, вот это-то нам и нужно, это из судового журнала «Пеликана»: «17–09 – поднят обломок, отождествленный как. деталь VJ-14. Описание смотри на вкладыше». Ну, это описание для нас не важно. Дело в том, что этот обломок они нашли в четырех милях от основания столба Вахини, в противоположной стороне от Канака. Вывод очевиден – похоже, ваша схема верна. Правда, это не означает, что вы выживете.

– Я попытаюсь, – заявил Эйзенберг.

– М-м– Да. Но я бы советовал вам послать туда что-нибудь неживое, скажем, упаковку яиц в большой бочке.

Прозвенел вызов с мостика. Капитан поднял голову к медному рупору.

– Слушаю!

– Пробило восемь, капитан. Срок каторги истек. Заключенные спокойны.

– Спасибо, – капитан поднялся из-за стола. – Давайте утром обсудим наш план.

* * *

Пятидесятифутовая моторная шлюпка покачивалась за кормой «Мэхена». К толстому буксирному линю, соединявшему шлюпку с кораблем, был привязан телефонный провод, заканчивающийся парой наушников на голове у сигнальщика, который расположился на корме шлюпки. Рядом с последним лежали сигнальные флаги и подзорная труба. Из-под задравшейся робы сверкала яркая обложка «Жутких историй» – взял с собой, чтобы не умереть от скуки.

Экипаж состоял из рулевого, моториста, шлюпочного старшины, ну и, конечно, Грейвса и Эйзенберга. На носу шлюпки располагался бочонок с питьевой водой, две пятидесятигаллонные канистры с бензином и большая бочка. В ней был не только тщательно упакованный контейнер с яйцами, но еще и дымовое сигнальное устройство, которое приводилось в действие тремя способами: часовым механизмом с задержкой на восемь, девять или десять часов; радиоуправляемым реле, которое включалось с корабля, и, наконец, при попадании соленой воды также должны были замкнуться контакты. Старший водолаз, бывший торпедист, заботам которого поручили сбрасывание бочки, уверял, что хоть одно из этих устройств сработает и поможет найти бочку. Сейчас он занимался батисферой, пристраивая к ней аналогичное, но еще более надежное устройство.

Шлюпочный старшина просигналил на мостик о готовности. Усиленный мегафоном голос прогремел в ответ: «Трави помалу!» Шлюпка начала медленно удаляться от корабля в направлении столба Канака, до которого оставалось около трех миль.

* * *

Столб нависал над ними. До него еще оставалось более мили, но он уже подавлял своей громадой. То место, где он сливался с облаком, было почти над головой, и казалось, что Столб валится на них. Пятисотфутовый хобот был иссиня-черным, как будто это была не вода, а вороненая сталь.

– Рулевой, попробуйте снова запустить мотор!

– Есть, сэр!

Мотор кашлянул и заработал устойчиво, моторист включил сцепление, винт врезался в воду, и лодка рванулась вперед, ослабляя натяжение буксирного троса.

– Линь ослаб, сэр.

– Стоп мотор, – шлюпочный старшина повернулся к пассажирам. – Что случилось, мистер Эйзенберг? Дрожь в коленях?

– Нет, черт возьми – морская болезнь. Не переношу эти маленькие лодки.

– Ничего не поделаешь. Я сейчас погляжу, может, там в провизии найдутся соленые огурцы.

– Нет, спасибо, огурцы мне не помогают. Ничего, я потерплю.

Старшина пожал плечами, отвернулся и скользнул взглядом по Столбу, вздымающемуся на головокружительную высоту. Он присвистнул, как и всякий раз, когда глядел на Столб. Эйзенберг, ставший раздражительным из-за своего недомогания, почувствовал, что с удовольствием кинул бы в него что-нибудь тяжелое.

– Фью! И вы действительно намерены залезть на эту штуку, мистер Эйзенберг?

– Да, действительно!

Старшина, ошарашенный его тоном, неловко засмеялся и добавил:

– Если хотите знать мое мнение, это будет похлеще морской болезни.

Его мнением никто не поинтересовался. Грейвс знал темперамент своего друга и понимал, что лучше пока помолчать.

– Попробуйте-ка еще раз запустить мотор.

Почти тут же рулевой сообщил:

– Стартер не работает, сэр.

– Помогите мотористу раскрутить маховик. Я послежу за румпелем.

Вдвоем они легко прокрутили ротор, но мотор оставался нем.

– Запускай! – и снова никакого толку.

Старшина оставил бесполезный румпель и спустился вниз, к мотору, со свежими силами пытаясь его раскрутить. Оглянувшись, дал команду сигнальщику сообщить о происшедшем на корабль.

– Я шлюпка три, вызываю мостик. Я шлюпка три, вызываю мостик. Мостик, отвечайте! Раз, два, три, – сигнальщик сдвинул один наушник. – Телефон молчит, сэр.

– Займись флагами. Передай им, чтобы вытягивали нас отсюда! – старшина вытер пот со лба и выпрямился.

Он нервно оглянулся на волны, хлопавшие по борту шлюпки. Грейвс тронул его за плечо.

– Как насчет бочки?

– Скиньте за борт, если хотите. Я занят. Ты что, не можешь их вызвать, Сирс?

– Я пытаюсь, сэр.

– Давай, Билл, – обратился Грейвс к Эйзенбергу.

Они прошли на нос, стараясь не задеть троих моряков, взмокших от усилий запустить мотор. Грейвс обрезал веревки, крепившие бочку, и они попытались поднять этот неуклюжий груз. Вместе со своим пустячным содержимым бочка весила меньше двухсот фунтов, но двигать ее было очень неудобно, особенно в раскачивающейся шлюпке.

Наконец они выкинули ее за борт, отделавшись отдавленным пальцем у Эйзенберга и синяком на ноге Грейвса. Тяжело плюхнувшись в воду, бочка окатила их фонтаном теплой соленой воды и, покачиваясь, как поплавок, быстро поплыла вдоль борта шлюпки, влекомая течением к столбу Канака.

– Корабль отвечает, сэр!

– Наконец-то! Передай им, чтобы буксировали нас – но очень потихоньку.

Старшина оставил мотор в покое и бросился на нос, проверить, надежно ли закреплен канат.

Грейвс тронул его за плечо.

– А мы не можем побыть здесь, пока не убедимся, что бочка захвачена Столбом?

– Нет! Чем переживать за бочку, вы лучше помолитесь, чтобы линь выдержал, а то мы тоже полезем на Столб. Сирс, ответил корабль?

– Вот только что, сэр.

– А зачем канат, мистер Паркер? – поинтересовался Эйзенберг, забыв от возбуждения о своей болезни. – Я думаю, стальной, или хотя бы манильский, трос был бы надежнее.

– А потому, что кокосовый держится на плаву, а остальные – нет, – раздраженно ответил старшина. – Две мили троса утащили бы нас на дно. Сирс! Передайте, пусть ослабят трос. Мы черпаем воду.

– Есть, сэр!

И четырех минут не понадобилось бочке, чтобы достигнуть Столба и быть захваченной им. Все это Грейвс наблюдал в трубу, взятую у сигнальщика, за что удостоился злобного взгляда, брошенного на него старшиной. Через несколько минут, когда лодка удалилась ярдов на пятьсот от Столбов, вдруг ожил телефон. Тут же проверили стартер; мотор послушно взревел.

Обратный путь проделали с небольшой скоростью, чтобы только выбирать натяжение буксирного троса, слегка маневрируя, чтобы не зацепить его винтами.

Дымовая шашка, запущенная одним из трех механизмов, сработала. Клуб дыма был отмечен на расстоянии в две мили от столба Вахини, через восемь часов после того, как бочка оказалась у Канака.

* * *

Билл Эйзенберг уселся в седло противокессонного тренажера – ему предстояло тридцать минут тяжелой работы, чтобы усилить циркуляцию крови. При этом надо было дышать кислородно-гелиевой смесью – гелий должен был вытеснить растворенный в крови азот. Сам тренажер был простым старым велосипедом, закрепленным на распорках. Блейк оглядел его.

– Вам не нужно было тащить с собой эту штуку. У нас на борту есть получше. Сейчас для водолазов это обычное дело.

– Мы же не знали, – ответил Грейвс. – Неважно, сойдет и этот. Все в порядке, Билл?

– Вроде бы, – он бросил взгляд на стальной корпус батисферы, вынутой из контейнера, проверенной и снаряженной. Спустить на воду ее должны были бортовой лебедкой. – Герметик приготовили?

– Конечно. «Железная Дева» в полном порядке. Мы с торпедистом тебя запечатаем. Держи маску.

Эйзенберг взял маску, начал было надевать ее, но остановился. Грейвс поймал брошенный на него взгляд.

– В чем дело, сынок?

– Док… как бы это…

– Да?

– Я имею в виду – вы ведь присмотрите за Клео и Патрой, а?

– Само собой. Но за то время, пока тебя не будет, им же ничего не понадобится.

– Н-ну да, конечно. Но все-таки вы присмотрите за ними?

– Будь спокоен.

– О’кей. – Эйзенберг натянул маску, махнул рукой торпедисту, стоявшему наготове с газовыми баллонами.

Тот повернул вентили, в шлангах зашипело, и Эйзенберг начал медленно, как участник шестидневной велогонки, крутить педали. Чтобы убить время, Блейк пригласил Грейвса прогуляться по полубаку и покурить. Они совершали уже двадцатый круг, когда капитан остановился, вынул сигару и заметил:

– Знаете, мне начинает казаться, что у него все же есть шанс.

– Правда? Я рад это услышать.

– Да. Меня убедило успешное испытание с неодушевленным грузом. И неважно, сработают дымовые шашки или нет, но если только батисфера спустится по столбу Вахини, я ее найду.

– Я уверен, что найдете. Вы были правы, когда предложили перекрасить ее в желтый цвет.

– Ну да, это облегчит поиск. И все же мне кажется, что он так ничего и не сможет узнать. Он ничего не увидит сквозь эти иллюминаторы, кроме воды, с того момента, как он очутится в Столбе, и до того, как мы его подберем.

– Может быть.

– Ну что еще он мог бы увидеть?

– Не знаю. Скажем, то, что сделало эти Столбы.

Блейк долго и старательно стряхивал за борт пепел с сигары, прежде чем продолжить:

– Доктор, я не понимаю вас. Мне представляется, что эти Столбы, хоть и достаточно странное, но вполне естественное явление.

– Ну а для меня настолько же очевидно, что оно вовсе не «естественное». Вмешательство разума в обычные природные процессы здесь настолько очевидно, как если бы здесь повесили табличку с пояснительным текстом.

– Не понимаю, как вы можете такое утверждать. Ведь очевидно же, что человек не мог этого сделать.

– Ну конечно.

– Тогда кто же их сотворил?

– Я не знаю.