Текст книги "Т. 02 Вне всяких сомнений"

Автор книги: Роберт Энсон Хайнлайн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 45 страниц) [доступный отрывок для чтения: 17 страниц]

Существо, игравшее Элис, заговорило:

– Может, попробовать программу «Тадж Махал»? Она ему почему-то нравится.

– Вы уже уподобляетесь ему!

– Может быть. Я не боюсь. Так что, попробуем?

– Посмотрим.

Гларун продолжал отдавать команды:

– Держите структуры наготове до изменения программы. Нью-Йорк и Гарвардский университет уже не нужны. Начинайте очистку памяти. Вперед!

НАШ ПРЕКРАСНЫЙ ГОРОД
_{© И. Зивьева, А. Етоев, перевод}

Пит Перкинс свернул на стоянку «Олл-Найт» и крикнул:

– Привет, Папаша!

Старый смотритель поднял взгляд.

– Погоди секунду, Пит, я сейчас.

Он рвал на узкие полоски страницу воскресного комикса приложения к газете. Маленький смерчик, круживший неподалеку, подбирал с земли бумажки и вместе с дорожной пылью швырял в лица прохожих. Старик протянул ему длинную, яркую полоску, оторванную от юмористической газеты.

– На, Кыска, – ласково позвал он. – Иди, иди сюда… Смерчик поколебался, вытянулся к небу, сделавшись довольно высоким, перескочил через две стоявшие рядом машины и опустился прямо к его ногам.

Он точно принюхивался к подношению.

– Держи, Кыска, – нежно сказал старик, разжимая пальцы. Смерчик подхватил пеструю полоску, закрутил-завертел.

Старик оторвал еще одну и еще, а смерчик вкручивал их по спирали в общую массу вращающихся бумажек и прочего мусора, делавшего его «тело» видимым для глаз. Свежие порывы ветра, ворвавшиеся в «Каньон» мимо высоких домов, придали смерчику сил; он еще закрутился ввысь, вплетая цветные ленточки в свою немыслимую, фантастическую «прическу». Старик с улыбкой обернулся к Питу:

– Нравятся Кыске новые одежки…

– Папаша, ты полегче с такими шутками. А то я и вправду поверю.

– Чего? А зачем тебе в Кыску верить – ты же ее собственными глазами видишь.

– Ну да, верно, но ты с ней… то есть, с этим обращаешься, будто… Понимаешь?

– А ты еще так не думаешь? – Голос смотрителя звучал теперь терпеливо-мягко.

– Ну, Папаша…

– Хммм… Одолжи-ка твою шляпу на минуту, – протянув руку, Папаша сдернул с головы Пита шляпу. – Кыска, Кыска, – позвал он. – Кыска, иди сюда! – Смерчик, игравший над ними на высоте нескольких этажей, скользнул вниз.

– Эй! Кепарь-то мой! – напомнил Перкинс.

– Ми-нуточку… Держи, Кыска!

Смерчик внезапно присел, рассыпая свой груз. Старик подал ему шляпу. Смерчик схватил ее и быстро, размашисто закрутил ввысь.

– Эй! – завопил Перкинс. – Ты думай, что делаешь! Это уже не смешно – я за эту шляпу только три года назад шесть монет отдал, и она еще совсем как новая!

– Ничего, – примирительно сказал старик, – Кыска ее назад принесет.

– Принесет?! Скорее в реку уронит!

– Ну уж нет! Кыска ничего никогда ничего не роняет. Гляди, – старик поднял взгляд на шляпу, плясавшую в воздухе возле пентхауза отеля, находившегося через улицу. – Кыска, Кыска! Неси назад!

Смерчик не спешил нести шляпу назад. Она упала, пролетев несколько этажей; смерчик нырнул вниз, подхватил ее и принялся лениво ею жонглировать.

– Сюда принеси, Кыска. Мне.

Шляпа пошла вниз по спирали, перешедшей к финишу в длинную нисходящую кривую, и наконец шлепнулась Перкинсу прямо в лицо.

– Она хотела ее на голову тебе надеть, – объяснил смотритель. – Обычно у нее лучше получается.

– У нее, значит… – Перкинс подобрал шляпу и теперь глядел на смерчик, разинув рот.

– Убедился теперь? – спросил старик.

– Убедился? Ох-хо-хо… – он поглядел на свою шляпу, затем опять на смерчик. – Знаешь, Папаша, по этому случаю необходимо выпить.

Они прошли в маленькую сторожку при стоянке. Папаша достал стаканы, а Перкинс выставил едва початую пинтовую бутылку и налил две изрядных порции. Проглотив свою, он налил еще и сел.

– Первая, – объявил он, – была за здоровье Кыски. А эта укрепит меня перед банкетом у мэра.

Папаша сочувственно крякнул.

– Освещать будешь?

– Ну, надо же колонку чем-нибудь забить. «Прошлым вечером мэр Хиззонер, в окружении блистательного созвездия мошенников, темных личностей, подхалимов, лизоблюдов, доносчиков и подтасовщиков из избирательной комиссии, давал званый обед в честь…» Надо же о чем-то писать, Папаша, подписчики ждут… Чер-рт, почему мне не хватает духу бросить все это и пойти в поденщики?

– Сегодня твоя колонка, Пит, была замечательной, – ободрил его старик. Он вытащил номер «Дейли Форум»; Перкинс взял газету и пробежал взглядом свою собственную колонку.

«НАШ ПРЕКРАСНЫЙ ГОРОД» Пит Перкинс.

Ниже говорилось:

«Как, у нас не будет конок? Наш городской рай держится на традициях. Что хорошо было для отцов-основателей, то хорошо и для нас. Мы спотыкаемся на той же самой выбоине, где Прадедушка Тозьер еще в девятом году сломал ногу. Нелишне бы также уяснить себе: вода, выпускаемая вами из ванны, не уходит от вас навсегда – она вернется через кухонный кран. Обработанная, насыщенная хлоркой, однако та же самая. (Кстати, Хиззонер пользуется ключевой водой из бутылок. На это нужно обратить внимание.) А я должен сообщить вам об ошеломляющих переменах. Вместе с конками от нас уходит нечто такое… Можете не верить. Наш общественный транспорт ходит так редко и медленно, что вы, может, и вовсе не замечаете его. Однако клянусь вам: я видел вагон, грохочущий по Гранд-Авеню, без каких бы то ни было лошадей! Видимо, его приводило в движение какое-нибудь новомодное электрическое устройство».

* * *

«Даже в век атома некоторые перемены – это уже слишком. И я призываю всех горожан…» – Перкинс с отвращением фыркнул. – Это, Папаша, все равно, что погремушкой трясти. Город насквозь коррумпирован, и ничего с этим не поделаешь. Так какого черта я буду себе мозги всяким вздором забивать? Передай-ка бутылку.

– Не отчаивайся, Пит. Тираны гораздо больше пули наемного убийцы боятся смеха.

– Где ты это подцепил? Ну, так мне тоже не смешно. Я уж столько их вышучивал из их кресел – а толку? Все мои усилия принесли толку не больше, чем от твоей подружки-вертушки.

Окна задребезжали от порыва ветра.

– Не говори про Кыску так, – предостерег старик. – Она все понимает.

– Я извиняюсь, – Перкинс встал и отвесил поклон в сторону двери. – Извини меня, Кыска. Твоя деятельность гораздо полезнее моей, – он обернулся к хозяину. – Пойдем, Папаша, наружу, поговорим с ней. По мне – так куда лучше, чем переться к мэру на банкет.

Они вышли наружу. Перкинс прихватил с собой остатки пестрого комикса. Он начал рвать их на ленточки.

– Кыска, Кыска! На! Кушать подано!

Смерчик, склонившийся книзу, забирал ленточки, только рвать успевай.

– А те, что ты ей дал, все еще с ней.

– Конечно, – согласился Папаша. – Кыска у меня бережливая. Когда ей что понравится, постоянно будет с собой носить.

– Она – что, и не устает никогда? Бывают же и безветренные дни…

– Тут – практически не бывает. Здания так стоят, да еще Третья улица прямо на реку выходит. Но я так думаю: свои любимые игрушки она на крышах домов прячет.

Репортер всмотрелся в коловращение мусора.

– Могу спорить, у нее там и газеты не меньше месяца давностью. Папаша, я сделаю из этого статью о мусороуборочной службе и о том, как плохи у нее дела с уборкой улиц. Откопаю парочку газет двухлетней давности и заявлю, что их со дня выхода в свет носило по городу.

– А зачем жульничать? – спросил Папаша, – Давай поглядим, что там у Кыски имеется, – он тихонько свистнул. – Иди сюда, маленькая, дай-ка Папаше твои игрушки поглядеть.

Смерчик раздулся вширь; содержимое его закружилось помедленнее. Смотритель выхватил на лету первый попавшийся клок старой газеты.

– Вот одно – трехмесячной давности.

– Надо бы чего похлеще.

– Ладно, попробуем еще, – он поймал другую газету. – Июнь прошлого года.

– О, лучше!

Из какой-то машины призывно засигналили, и старик поспешил к ней. Когда он вернулся, Перкинс все еще всматривался в свободно парящий мусор.

– Ну как? – спросил Папаша.

– Она мне не дает ничего. Из рук вырывает.

– Кыска, – сказал старик, – как не стыдно? Пит – наш друг, с ним надо быть вежливой.

Смерчик виновато заерзал, точно переминаясь с ноги на ногу.

– Да нет, все в порядке, – сказал Перкинс. – Она же не знала… Гляди, Папаша, видишь вон ту, сверху? Первая полоса.

– Хочешь достать?

– Ага. Глянь как следует шапку – «ДЬЮ» чего-то там. Как ты полагаешь, может, газета у Кыски еще со времен компании 48-го?

– Может быть. Сколько времени я здесь, столько и Кыску помню. И игрушек своих она не теряет. Погоди секунду, – он ласково позвал смерчик, и вскоре газета была в его руках. – Давай посмотрим.

Перкинс изумленно вытаращил глаза.

– Ну, если пробьюсь в Сенат, быть мне «краткосрочником»! Папаша, газетка-то не старше ли тебя?

«Шапка» гласила: «ДЬЮ ВСТУПАЕТ В МАНИЛУ [9]9
  имеются в виду события испано-американской войны 1898 года, в ходе которой США вели военные действия на Кубе и Филиппинах, формально поддержав освободительную борьбу этих колоний против испанского гнета, а на деле произведя оккупацию Кубы. Манила является столицей и главным экономическим центром Филиппин.


[Закрыть]». Дата – 1898 г.

* * *

Двадцатью минутами позже они обсуждали находку за остатками Перкинсовой бутылки. Репортер наглядеться не мог на грязный, пожелтевший от времени лист.

– Только не говори мне, что его носило по городу последние полвека.

– А почему нет?

– Почему? Ладно, я могу поверить, что улиц с тех пор не убирали. Но бумага-то как выдержала? Солнце, дожди – ну, и так далее…

– Кыска свои игрушки бережет. Наверное, прячет куда-то под крышу, если погода портится.

– За-ради бога-господа, Папаша; не думаешь же ты, что она и вправду… Но – думаешь. Честно говоря, мне все едино, где она эту газету взяла. Официальная версия будет такой: вот этот отдельно взятый клок бумаги болтался по нашим грязным улицам последние полсотни лет, причем никто его не заметил и не подобрал. Ребята, забава выйдет хоть куда!

Он бережно свернул старую газету и хотел было спрятать в карман.

– Погоди. Этого делать не стоит, – запротестовал старик.

– Почему? Надо же отнести сфотографировать.

– Нельзя! Это – Кыскино. Я ведь только на время взял…

– Чего? Ты с ума сошел?

– Она очень расстроится, если не вернем. Ну пожалуйста, Пит… она же тебе в любой момент, как только будет надо, снова даст посмотреть.

Старик был не на шутку встревожен, и Перкинс отказался от своего намерения.

– А если мы эту газету никогда больше не увидим? У меня ведь весь сюжет на ней построен.

– Ну и что? Не твоя ведь газета. Это она ее сберегла, отсюда и твой сюжет. Ты не беспокойся, я ей скажу, чтобы ни в коем случае не затеряла.

– Эх, ладно…

Они вышли наружу, и Папаша, серьезно переговорив с Кыской, вернул ей игрушку. Она немедленно подняла газетный лист на самую свою макушку. Попрощавшись с Папашей, Перкинс начал было выруливать со стоянки, но вдруг остановился и обернулся назад.

– Скажи-ка, Папаша…

– Что, Пит?

– Ты ведь, на самом деле, не думаешь, что этот смерчик живой, да?

– А почему бы нет?

– «Почему бы нет»?! Он еще спрашивает!

– Ладно, – рассудительно сказал Папаша, – а вот тебе почем знать, что ты сам живой?

– Как же… потому что я… ну, если ты… – он осекся. – Нет, не знаю. Тут ты меня уел.

– Вот видишь, – улыбнулся Папаша.

– Да уж. Спокойной ночи, Папаша. Спокойной ночи, Кыска.

Он отсалютовал смерчику. Крутящийся столб мусора поклонился в ответ.

* * *

Перкинса вызвал к себе главный редактор.

– Видишь ли, Пит, – сказал он, толкнув к нему по столу кипу бумаг, – фантазия – это, конечно, хорошо, но пьяного бреда я в газете допускать не намерен.

Перкинс взглянул на подвинутые к нему страницы. «НАШ ПРЕКРАСНЫЙ ГОРОД», Питер Перкинс. «Посвисти Ветерку. Прогулки по нашим улицам – весьма пикантная, даже рискованная, забава. Мы пролагаем путь свой сквозь разнообразный мусор, отбросы, окурки и еще менее аппетитные вещи, плотным ковром покрывающие тротуары, а лица наши атакуют более легкие предметы: конфетти с прошлого Хэллоуина, сухие листья и прочее, уже доведенное погодой до неузнаваемости. Но, как бы то ни было, я всегда полагал, будто постоянный круговорот наших уличных залежей заставляет их обновляться по крайней мере каждые семь лет…» Дальше рассказывалось о смерчике, носившем с собой пятидесятилетней давности газету, любому городу страны предлагалось побить этот результат.

– А в чем претензия? – агрессивно вопросил Перкинс.

– Привлекать внимание общественности к грязи на улицах – это замечательно, Пит. Только основывай все на фактах.

Перкинс через стол нагнулся к редактору.

– Здесь и так одни только факты.

– Что? Пит, не болтай глупостей.

– Значит глупостей? Так слушай.

И Перкинс поведал об обстоятельствах встречи с Кыской и о том, как была найдена газета 1898 года.

– Пит, ты, должно быть, выпивши?..

– Только кофе да томатный сок. Ей-богу. Чтоб мне света белого больше не видеть.

– А как насчет вчерашнего? Спорю, твой смерчик подошел к бару вместе с тобой.

– Я был совершенно, как стеклышко трезв, и… – Перкинс умолк, чтобы не ронять своего достоинства. – Это – моя статья. Печатай, или увольняй меня.

– Брось, Пит. Не так уж мне важно, кто будет писать – только колонку надо заполнять чем-то посущественнее. Раскопай факты о человеко-часах и средствах, затраченных на уборку улиц, сравни с данными по другим городам…

– Да кто будет читать эту чушь? Вот идем со мной. Сам все факты увидишь. Только погоди минутку – фотографа с собой прихватим.

Уже через несколько минут Перкинс знакомил главного редактора и Кларенса В. Уимса с Папашей. Кларенс расчехлил камеру.

– Его нужно снимать?

– Пока нет. Папаша, можно, чтобы Кыска нам опять показала ту стародавнюю газету?

– Конечно, – старик поднял взгляд и свистнул. – Кыска, Кыска! Иди к Папаше.

Над головой легкий порыв ветра обрел вдруг форму, подхватив клочки бумаги и опавшие листья, и смерчик утвердился на стоянке. Перкинс пригляделся к нему.

– У нее нет той газеты, – удрученно сказал он.

– Принесет.

Папаша выступил вперед, так что смерчик крутился теперь вокруг него. Можно было видеть, как он шевелит губами, но слов было не разобрать.

– Пора? – спросил Кларенс.

– Пока нет.

Смерчик прыгнул вверх и заскакал над цепочкой домов. Главный редактор звучно захлопнул рот.

Вскоре Кыска вернулась. Отбросив все остальное, она несла кусок бумаги – тот самый.

– Пора, Кларенс, – сказал Перкинс. – Сможешь заснять бумагу в воздухе?

– Эге, – хмыкнул Кларенс, поднимая «Спид График». – Чуть назад и так держать, – приказал он, обращаясь к смерчику.

Кыска медлила и, похоже, намеревалась удрать.

– Поверни потихоньку, Кыска, – добавил Папаша. – Переверни – нет, нет! Не так, другим концом кверху.

Бумага разгладилась и медленно поплыла в воздухе, разворачиваясь «шапкой» к объективу.

– Заснял? – спросил Перкинс.

– Эге, – сказал Кларенс. – Это все?

– Эге… то есть, да, все.

– Порядок, – сказал Кларенс, подхватил свой кофр и удалился.

Главный редактор вздохнул.

– Джентльмены, – сказал он, – давайте выпьем.

После четырех порций Перкинс и его начальство все еще спорили. Папаша отлучился по делам.

– Босс, да подумай ты головой, – говорил Пит. – Нельзя же напечатать статью о живом смерчике. Над нами весь город будет смеяться.

Главный редактор Гейнс распрямился.

– Политика «Форума» такова: печатать все новости и без обиняков. Это новость – и мы об этом напечатаем, – он сел вольготнее. – Эй! Официант! Повторить того же самого, только содовой поменьше!

– Но это же с научной точки зрения невозможно.

– Но ты же собственными глазами видел, так?

– Так, но…

Гейнс жестом остановил его.

– Попроси, чтобы Институт Смитсона это обследовал.

– Да они только посмеются, – сказал Перкинс. – Ты хоть про массовый гипноз слыхал?

– Чего? Ну, это не объяснение. Кларенс ведь тоже видел.

– И что с того?

– Известно, что. Чтобы тебя загипнотизировали, нужно иметь сознание. Ipso facto [10]10
  Ipso facto – является фактом (лат.)


[Закрыть].

– То есть, Ipse dixit [11]11
  Ipse dixit – ты сказал (лат.)


[Закрыть].

– Перкинс, у тебя что – икота? Тебе вообще не следует пить днем. Скажи еще раз и помедленнее.

– Откуда ты взял, что у Кларенса есть сознание?

– А ты докажи обратное.

– Ну, он живой. Значит, хоть какое-то сознание должен иметь.

– Так я именно это и говорил. Раз смерчик живой, у него есть сознание. Не, Перкинс, если эти бородатые из Смитсоновского упрутся в свою антинаучную позицию, то я, к примеру, на ихней позиции не останусь. И «Форум» на ней не останется. И ты тоже.

– Я?

– Ни на минуту. Так и знай, Пит: «Форум» – за тебя. Теперь возвращайся на стоянку и сделай интервью со смерчиком.

– Я уже сделал. Ты же печатать запретил.

– Кто запретил? Вышвырну! Давай, Пит. Мы этот город поставим на уши. Погоди! За тобой – первая полоса. А теперь – вперед!

Он надел Питову шляпу и устремился в мужскую уборную.

* * *

Пит утвердился за своим столом, прихватив контейнер с кофе, чашку томатного сока и вчерашний номер газеты. Под большим, в четыре колонки, фото Кыскиной игрушки, в рамке, на первой полосе была его статья. Жирным шрифтом (18 пунктов) приказывалось: см. редакционную статью, стр. 12. На стр. 12 еще одна жирная строчка отсылала читателя обратно к «НАШЕМУ ПРЕКРАСНОМУ ГОРОДУ», стр. 1. Это он проигнорировал и прочел: «М-Р МЭР – В ОТСТАВКУ!!!»

Прочитав это, Пит хмыкнул. «Дурные веяния…», «…символизирует духовную грязь, скопившуюся по темным углам мэрии…», «…пока ветер перерастет в бурю, а попросить коррумпированную и бесстыдную администрацию с занимаемых должностей». Редакционная статья указывала на то, что подряд на уборку улиц и перевозку мусора принадлежит мэрову шурину, и вопрошала: не выйдет ли дешевле и лучше отдать подряд смерчику.

– Пит, это ты? – раздался голос Папаши по телефону? – Меня в участок забрали.

– За что?

– Говорят, что Кыска – нарушение общественного порядка.

– Я буду прямо сейчас.

Он забежал в мастерские, взял с собой Кларенса и устремился в участок. Папаша с упрямой миной сидел в кабинете начальника участка. Перкинс вдвинулся внутрь.

– За что он задержан? – спросил он, указывая пальцем на Папашу.

Лейтенант скривился.

– Какого черта вы сюда явились, Перкинс? Вы – не его адвокат.

– Пора? – спросил Кларенс.

– Нет пока. За новостями, Думбровски, я ведь репортер. Может, помните? Так повторю вопрос: за что он задержан?

– Сопротивление офицеру полиции, находящемуся при исполнении.

– Папаша, это правда?

– Вот этот тип, – старик с отвращением бросил взгляд в сторону одного из полицейских, – явился ко мне на стоянку и хотел выдернуть у Кыски ту газету, про Манила-Бэй. А я ей сказал, чтобы не давала. Тогда он мне дубинкой пригрозил и приказал забрать у Кыски газету. А я ему и сказал, что он может со своей дубинкой сделать, – он пожал плечами. – И вот мы здесь.

– Разберемся, – сказал Перкинс, разворачиваясь к Думбровски. – Вам позвонили из мэрии, так? И вы на это грязное дело послали Дугана. Этого я, правда, не совсем понимаю. Дуган, я слышал, настолько туп, что вы даже запретили ему взимать штрафы на его же собственном участке для патрулирования.

– Врешь! – воскликнул Дуган. – Я их еще как взи…

– Дуган, молчать! – загремел лейтенант. – А вы, Перкинс, выметайтесь отсюда. Нет здесь вам новостей.

– Значит, нет? – вкрадчиво спросил Перкинс. – Наша доблестная полиция пытается арестовать смерч, и это называется «нет новостей».

– Пора? – спросил Кларенс.

– Никто никаких смерчей арестовывать не пытался! А теперь мотай отсюда!

– Тогда почему Папаша задержан за «воспрепятствование исполнению»? Что там Дуган делал? Может, бумажного змея пускал?

– Ему не предъявлено такого обвинения.

– Не предъявлено? А как вы его зарегистрировали?

– Вообще никакого. Он задержан для беседы.

– Во-от как? Ни обвинения, ни ордера, ни регистрации – просто хватают и держат. Прямо как в гестапо, – Перкинс обратился к Папаше. – Ты не под арестом. Я бы посоветовал встать и уйти.

Папаша встал.

– Э-э! – Лейтенант Думбровски вскочил с кресла, схватил Папашу за плечо и усадил на место. – Я здесь отдаю приказы! Вы останетесь…

– Пора! – завопил Перкинс.

Все застыли на миг в свете фотовспышки, а затем Думбровски разъярился еще пуще.

– А этого кто сюда пустил?! Дуган, забери у него камеру.

– He-а, – сказал Кларенс, убирая камеру подальше от «быка».

Они исполнили нечто вроде танца вокруг майского шеста, причем роль шеста исполнял Кларенс.

– Давай! – крикнул Перкинс. – Давай, Дуган, хватай камеру! Мне просто не терпится написать статью: «Лейтенант полиции уничтожает свидетельства грубости полицейских».

– Лейтенант, что делать? – взмолился Дуган.

Думбровски взглянул на него с отвращением.

– Сядь и закрой физию. А вы, Перкинс, не печатайте этого снимка, добром вас предупреждаю.

– О чем это? Может, и на меня Дугана науськаете? Папаша, Кларенс, идемте.

На следующий день в рубрике «НАШ ПРЕКРАСНЫЙ ГОРОД» значилось: «Мэрия начинает чистку. Пока городские уборщики улиц отдыхали, как обычно, в свое удовольствие, лейтенант Думбровски, действуя по указанию из канцелярии Хиззонера, ловил наш смерчик с Третьей авеню. Дело не заладилось, так как патрульному Дугану не удалось водворить смерчик в полицейский фургон. Неустрашимый Дуган был неудержим в своем рвении и взял под стражу случившегося неподалеку жителя города, некоего Джеймса Меткалфа, смотрителя с автостоянки, за «соучастие». В чем Меткалф соучаствовал, Дуган не сказал – и так всякому известно, что «соучастие» есть нечто совершенно ужасное. А лейтенант Думбровски допросил соучастника. Смотрите фото. Кстати, вес лейтенанта (без башмаков) – 215 фунтов. «Соучастника» же – 119.

Мораль: не путайся под ногами, когда полицейский департамент играет в догонялки с ветром.

Р.S. А мы еще раз заявляем: смерчик все еще хранит газету 1898 года. Тормозите на углу Третьей и Главной, убедитесь сами. Только торопитесь – Думбровски с минуты на минуту опять помчится арестовывать смерчик».

И на следующий день колонка Пита содержала прямые выпады против администрации: «О затерянных архивах. Обидное положение: любой документ, какой только может понадобиться Большому Жюри, обязательно затеряется прежде, чем его смогут предоставить. Мы предлагаем, чтобы Кыска, наш смерчик с Третьей авеню, была принята в архив клерком, сверх штата. Ей можно поручить все бумаги, которые наверняка понадобятся в будущем. Специальный официальный экзамен на «лицо, облеченное доверием», она легко пройдет – его у нас еще никто не провалил.

Да и стоит ли ограничивать Кыску должностью простого клерка?

Она настойчива и того, что раз попадет к ней, уже не упустит. Таким образом она, бесспорно, не менее квалифицирована, чем некоторые наши представители власти.

Так изберем же ее на пост мэра! Идеальный кандидат. У нее есть чувство локтя, она не замечает беспорядка, замечательно ходит кругами и умеет швыряться грязью. И прихватить ее на чем-нибудь оппозиция не сможет.

Что до того, какой мэр из нее выйдет – об этом есть старая сказка, созданная Эзопом. Про короля Чурбана и Короля Аиста. Чурбаном мы уже по горло сыты, так что Аист будет вполне подходящей заменой.

Кстати, Хиззонер, что там такое с подрядом на мощение Гранд-авеню?

P.S. Газета 1898 года все еще у Кыски. Тормозите, поглядите, пока наше полицейское управление не выдумало способа запугать смерч».

Пит, взяв с собой Кларенса, отправился на стоянку. Теперь стоянка была огорожена; человек у ворот подал им два билета, но от денег отказался. Внутри же, в большом огороженном кругу, пребывали Папаша с Кыской. Они пробились сквозь толпу к старику.

– Ты вроде как деньги начал делать, Папаша?

– Пока нет, но надо бы. Меня, Пит, сегодня утром закрыть хотели. Сказали я должен платить пятьдесят долларов в день, как цирко-карнавальный сбор, да еще какой-то финансовый сбор за место. Так что я перестал плату брать за билеты, но за мной еще следят. Засужу я их за милу-душу.

– Только не в этом городе. Ну ничего, мы их заставим поежиться, чтоб не вязались больше.

– Это еще не все. Сегодня утром Кыску пытались увезти.

– Чего?! Это кто же? И – как?

– «Быки», кто же еще. Приезжали с такой воздуходувной штукой, какими шахты вентилируют, только переделанной, чтобы на всос работала, и пошло! Хотели либо Кыску туда втянуть, либо хоть то, что она носит.

Пит присвистнул.

– Надо было меня позвать.

– Нужды не было. Я Кыску предупредил, она газету про испанскую войну куда-то спрятала, а потом назад вернулась. Она такие штуки любит. Раз шесть через машину проскочила, как на карусели. Шустро так проскочит, и вылетает, еще бодрее прежнего. А в последний раз прихватила с собой фуражку сержанта Янкеля. Ясно дело, фуражке конец. Ну, они поморщились и уехали.

Пит фыркнул.

– И все же надо было кликнуть меня. Кларенс бы все заснял.

– Я и так, – сказал Кларенс.

– Что? Кларенс, ты не говорил, что был здесь утром.

– А ты не спрашивал.

Пит воззрился на него.

– Кларенс, дорогой, фотографии нужны, чтобы печатать их, а не просто держать в лаборатории.

– На твоем столе, – сказал Кларенс.

– Э-э… Ладно, сменим тему на менее щекотливую. Папаша, надо бы тут повесить большой плакат.

– Почему нет… А какой?

– ««Кыску – в мэры» – штаб-квартира группы поддержки». Вот так, через угол стоянки, в двадцать четыре листа, чтобы с обеих сторон было видно. Оборудуем тут… О! Девушки, кто к нам пришел! – он кивнул на выход.

Сержант Янкель вернулся.

– Давай, давай! Шевелись! Выметайтесь отсюда!

Он с тремя подчиненными выгоняли со стоянки зрителей. Пит подошел к нему.

– Янкель, что происходит?

Янкель оглянулся.

– А, это ты! Тоже давай отсюда, нам всех убрать нужно. В темпе!

Пит оглянулся назад:

– Папаша, убери Кыску! Кларенс, пора!

– Снято, – сказал Кларенс.

– Порядок, – отозвался Пит. – А теперь, Янкель, пове– Дайте-ка нам, что мы сейчас засняли. Снимок нужно подобающим образом прокомментировать.

– Умный, да? Давай-ка мотай быстрее отсюда со своим клоуном, пока головы целы. У нас базука.

– Что у вас?! – Пит, не веря своим ушам, взглянул на полицейскую машину. Сомнений быть не могло: два «быка» выгружали из машины базуку. – Кларенс, снимай, не зевай!

– Эге.

– И кончайте своей жвачкой щелкать. Янкель, я просто репортер; может, чего не понимаю… Чего ради это все?

– Сейчас сам увидишь, умник, – Янкель отвернулся от Пита. – Отлично! Начинайте! Огонь!

Один из «быков» поднял голову:

– Сержант, а цель-то где?

– Я-то думал, вы из морской пехоты… Смерч, конечно, он и есть цель!

Папаша взглянул через плечо Пита.

– Что они там делают?

– У меня только что какие-то проблески появились. Папаша, скажи Кыске, чтобы спряталась. Они, наверное, хотят в «глотку» ей гранатой выстрелить, чтобы ее динамическую стабильность нарушить, или еще что-нибудь.

– Кыска в безопасности, я ее уже предупредил. Но это же идиотизм, Пит. Они, должно быть, абсолютно, совершенно, полностью чокнулись.

– А где это записано, что «бык» при исполнении обязательно должен быть в своем уме?

– Какой смерч, сержант? – спросил стрелок.

Янкель яростно принялся объяснять, но, по мере того, как до него доходило, что никакого смерча в окрестностях не наблюдается, утихомирился.

– Ждите, – приказал он и обратился к Папаше. – Ты! – заорал он. – Это ты смерч прогнал! Ну-ка зови назад.

Пит вытащил блокнот.

– Оч-чень интересно, Янкель. Вы, стало быть, как профессионал, полагаете, что смерчу можно приказывать, как дрессированной собаке? Такова официальная позиция полицейского управления?

– Я… Нету комментариев! А ты закрой хлебало, а то, гляди, помогу!

– Позволю себе заметить, что ваша пушка Бака Роджерса наведена так, что граната, пройдя сквозь какой-угодно смерч, пойдет прямо на мэрию. Это вы покушение на Хиззонера так спланировали?

Янкель резко обернулся, прикинул траекторию…

– Вы, ухари! – заорал он. – Направьте это дело в другую сторону! Вы что, в мэрию хотите попасть?

– Во, еще лучше, – сказал Пит. – Теперь они целятся в Первый Национальный Банк. Мне еще долго ждать?

Янкель еще раз оценил ситуацию.

– Наводите туда, где уж точно никого не заденет, – распорядился он. – Я что – постоянно за вас думать должен?

– Но, сержант…

– Что?

– Вы наводите-ка сами. А мы потом выстрелим.

Пит немного понаблюдал за ними.

– Кларенс, – вздохнул он, – ты тут еще побудь, сними, как они будут обратно в машину грузиться. Это – минут через пять уже. А мы с Папашей будем в гриль-баре «Счастливое времечко». Постарайся, чтобы Янкель получше вышел.

– Эге, – сказал Кларенс.

В следующий раз под рубрикой «НАШ ПРЕКРАСНЫЙ ГОРОД» красовались три снимка, а также статья: «Полиция объявляет войну смерчу». Пит, прихватив с собой номер для показа Папаше, отправился на стоянку.

Папаши на стоянке не было. Равно как и Кыски. Он прошелся по окрестностям, заглянул в бары и закусочные – без толку.

Он пошел назад в редакцию «Форума», убеждая себя, что Папаша мог пойти по магазинам или в кино. Вернувшись к своему столу, он дважды начинал писать завтрашнюю статью, затем скомкал все и пошел в лабораторию.

– Эй, Кларенс! Ты на стоянке нынче был?

– Не-а.

– Папаша пропал.

– И что?

– Прошли. Нужно его отыскать.

– Зачем? – и тем не менее Кларенс уже сунул камеру в кофр.

На стоянке по-прежнему было пусто – ни Папаши, ни Кыски, ни даже самого захудалого бриза. Пит повернул назад.

– Идем, Кларенс. Эй, что ты там снимаешь? – объектив камеры был нацелен в небо.

– Не снимаю, – сказал Кларенс. – Свет плохой.

– Так что у тебя там?

– Смерчик.

– Что? Кыска?

– Может.

– Кыска, Кыска! Иди сюда!

Смерчик приземлился возле него, закрутился быстрее и, подхватив оброненный прежде кусочек картона, изо всех сил швырнул его в лицо Перкинсу.

– Кыска, это не смешно! Где Папаша?

Смерчик скользнул к нему и опять потянулся за тем же куском картона.

– Стоп! Не надо! – завопил Пит, и сам протянул руку за картонкой.

Смерчик его опередил. Протащив картонку несколько сот футов, Кыска вернулась обратно, чувствительно зацепив картонкой переносицу Пита.

– Кыска, – взмолился он, – перестань же гарцевать вокруг!

Картонка оказалась карточкой, примерно шесть на восемь дюймов. Очевидно, она была к чему-то приколота – по всем четырем углам дырочки от кнопок. На ней было напечатано: «Ритц-Классик», и ниже: «Комната 2013. Для одного – 6.00 долларов, для двоих – 8.00 долларов». Далее следовал перечень гостиничных правил. Перкинс нахмурился, затем отдал карточку смерчу. Кыска тут же снова швырнула ее ему в лицо.

– Идем, Кларенс, – твердо сказал он. – В «Ритц-Классик», комната 2013.

– Эге, – сказал Кларенс.

«Ритц-Классик» был просто громадным клоповником, в трех кварталах от стоянки. Излюбленное место букмекеров и различного рода девиц. Чтобы не столкнуться с портье, Пит вошел в здание с подвального хода. Мальчишка-лифтер, покосившись на Кларенсову камеру, сказал:

– Слышь, док, этого не надо. Нечего в нашем отеле улики для разводов собирать.

– Спокойно, – сказал Пит. – Камера не настоящая. Мы марихуаной торгуем; просто сенцо там спрятали.

– Ну, чего ж он сразу не сказал? Да и вообще – не стоит траву в камере таскать. Только людей нервируете. Какой этаж?

– Двадцать первый.

Лифтер поднял их без остановок, не обращая внимания на прочие вызовы.

– Две монеты с вас будет. За спецобслуживание.

– А может, сбросишь? – поинтересовался Пит.

– Ну, ты когда-нибудь нарвешься со своей буркотней. Забыл, чем промышляешь?