Текст книги "Икс-металл"

Автор книги: Роберт Крафт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 10 страниц)

IX

Со времени праздника богини Санниа прошло около полугода, а мы все еще оставались в Вулоджистане.

Мне очень редко приходилось видеться и говорить с Шарлем Леонаром, и, право, временами я совершенно отказывался понимать его поведение.

Он и всегда отличался странностями, а теперь, казалось мне, чудил больше, чем когда-либо.

– Я болен, я очень болен! – уверял он меня при встрече, хотя я ясно видел, что он здоров и силен. – Вы не верите мне, Шварц? О, как огорчает меня это недоверие. Но я в самом деле болен, и ваши же друзья-жрецы пичкают меня лекарствами, производя надо мной всяческие эксперименты, покуда остающиеся без результатов. Спросите у них, правду ли говорю я! Однажды я даже лежал в их больничке, так сказать, под наблюдением. Видите, насколько все это серьезно?

– Но в чем же выражается ваша болезнь?

– Неврастения, мой дорогой друг. Удивительно интересная форма неврастении, которая, как вам известно, чрезвычайно любит фантазировать. Например, я страдаю бессонницей ночью, а днем сваливаюсь и засыпаю на два или три часа. Потом, я не могу провести двух ночей подряд в одном и том же месте. Нет, право же!

Что вы смотрите на меня таким странным взглядом? Вы вспомните цыган? Разве они не одержимы страстью кочевать, странствовать в течение всей их жизни?

Ну, и я подвержен теперь той же страсти к бродяжничеству. Бедные жрецы выбились из сил, стремясь при помощи лекарств, массажа, кровопусканий и прочей медицинской ахинеи побороть эту страсть к бродяжничеству, но болезнь моя упорна, друг мой Шварц! И я все странствую, странствую…

– Вы попросту морочите всем головы, Леонар! – бесцеремонно отозвался я. – Не знаю, для какого черта только придумали вы эту, именно эту, комедию!

– Когда бродяжничаешь да при этом смотришь на все окружающее внимательно, мой милый Шварц, то всегда узнаешь что-нибудь новое. Или, по крайней мере, то, что новым является для тебя. Ну а узнав кое-что, начинаешь комбинировать. И, в конце концов, из этих комбинаций может вырасти… маринованный гриб или… или то, что называется, мой друг Шварц, освобождением!

– Освобождением? – вне себя воскликнул я. – О Леонар! Ради всего святого, не шутите этими вещами!

– Что с вами, Шварц? – удивился француз. – Разве и вы мечтаете о том, чтобы освободиться, уйти отсюда? Вот уж никогда не предполагал, что вы так соскучились здесь! Ведь вы, кажется, хорошо чувствуете себя в ваших мастерских, среди изготовленных вами машин и станков, командуя целой армией рабочих, повинующихся вам беспрекословно и не помышляющих ни о пресловутой «восьмерке» – восьмичасовом рабочем дне, ни о прибавке вознаграждения, ни о праздновании Первого мая, ни о стачках и забастовках…

– Скажите, о, скажите же, Леонар: вы придумали что-нибудь? Я измучен! Я истосковался в этой тюрьме, среди этих кровожадных тиранов и их жертв. Я только тогда вздохну свободно, когда уйду далеко отсюда!..

– И когда богиня Санниа, или, правильнее, та голубоглазая английская мисс, которая в совершенстве играет роль богини, станет миссис Шварц?

– Откуда вы знаете?..

– О Господи! Правда, вы не пожелали почему-то поделиться со мной вашим секретом. Но, Шварц, я же вам говорю, что бродяжничество, бессонница – все это удивительно расширяет кругозор…

– Стоп! Я сегодня пришел к вам, чтобы рассказать вам кое-что. Но раньше, чем рассказать, я хочу проделать один опыт. Можете ли вы запереть свои двери и никого не впускать в течение, скажем, двух часов?

– Разумеется! Сейчас – обеденный перерыв, и я частенько запираюсь на два часа, чтобы без помехи проделывать свои вычисления и делать чертежи. А что вы хотите сделать?

– Я? Представьте, я тоже намерен проделать кое-какие вычисления и набросать парочку чертежей…

Француз, сделавшийся серьезным, замкнул двери моего жилища, потом вытащил из кармана листок папиросной бумаги, Я подумал, что он собирается снова устроить какой-нибудь фокус. Но, взглянув на листок, он спрятал его в карман, принялся обходить мое жилище размеренными шагами, в то же время внимательно осматривая стены.

В одной из внутренних комнат моего дома он остановился пред большим шкафом, в котором я хранил данную мне жрецами одежду и кое-какие инструменты.

– Не можете ли на минуту очистить шкаф от всего этого хлама? – спросил он меня.

– Вы не в прятки ли хотите играть? Думаете, что в шкафу можно спрятаться?

– А почему нет? Игра в прятки, милый друг, – одна из лучших игр, которые только придуманы человечеством. Но шкаф уже свободен? Так! Дайте-ка мне этот топор! Раз, два…

Леонар двумя ударами прорубил тонкую деревянную стенку шкафа. Обнаружилась каменная стена моего жилища.

Дом стоял на скате пригорка, был, можно сказать, врезан одной стороной в толщу скал, так что задние стены представлялись попросту откосом скал.

– Или я ни на что не гожусь, – бормотал Леонар, – или это находится именно здесь. Дайте-ка мне лом, Шварц!

– Вы хотите выбить нишу в скале? – удивился я.

– Нечто в этом роде. Отойдите-ка в сторону! Я начинаю!

Два, три, десять ударов в стену. Леонар бил и вверху, и внизу, и с боку. И вот слух уловил особенность звуков, получавшихся при ударе в известных местах.

– Там – пустота, Леонар! – воскликнул я.

– Разве? – отозвался он насмешливо, нанося свирепый удар ломом по стене. Осколки камня брызнули во все стороны, лом пробил отверстие, и я увидел, что там, за разбитой стеной, находится подобие погреба или пещеры.

– Но, ради бога, как вы, Леонар, узнали, что к моему жилищу ведет какой-то подземный ход? – спросил я.

– Отчасти – моя страстная любовь к Ариадне научила меня многому, отчасти, повторяю, моя неврастения, создавшая во мне страсть к бродяжничеству… Видите, Ариадна… Но я, кажется, говорил уже вам, что мою невесту, одну из жриц богини Санниа, зовут так?

Собственно, по-вулодски ее имя Аридниа. Но это не совсем благозвучно, и я перекрестил Ариднию в Ариадну.

Ну, таки вот избранница моего сердца обитает в храме богини Санниа, и только один день в неделю, и то не больше как на три часа может отлучаться из храма.

А если люди страстно любят друг друга, то могут ли они примириться с перспективой в течение целой недели не видеться?

Ну, Ариадна сказала мне, как я могу в известные часы пробираться по подземными, конечно, секретными ходам, поблизости к обиталищу, если не самой богини, то ее жрицы-весталки. Там, собственно, имеются семь дев, обреченных на безбрачие. Но, Шварц, если бы вы только знали, с какой охотой все они, эти весталки по принуждению, улепетнули бы из своего заточения и обзавелись бы возлюбленными?

Представьте, они покровительствуют моим отношениями с Ариадной. Может быть, питают надежду, что я приведу когда-нибудь с собой женихов и для них самих…

Словом, я получил доступ в храм богини Санниа.

Могу теперь поделиться с вами массой сведений.

Во-первых, это не храм, а самый настоящий театр с массой бутафорских принадлежностей и приспособлений, делающих честь господам вулодам, или, правильнее, касте жрецов.

Но вместо того чтобы болтать, предлагаю вам, пользуясь свободным временем, сделать небольшую подземную прогулку. Я покажу вам, надеюсь, кое-что поинтереснее.

– А если нас откроют во время нашей прогулки?

– Убьют, конечно! – засмеялся весело Леонар. – Но нам не надо только допускать больших неосторожностей, и дело будет в шляпе. Стойте! Я не сказал вам, как я открыл, что ваше жилище может сообщаться с подземными помещениями храма.

Суть в том, что вся почва Вулоджистана – это полное подобие пчелиного сота. И даже с медом, по крайней мере, в некоторых ячейках. Я говорю хотя бы о ячейках, занятых семью весталками и двадцатью одной кандидаткой в жрицы. Это целый летучий эскадрон настоящих красавиц…

Ну, шляясь по ночам по этим подземным коридорам и расспрашивая мою Ариадну о ходах и выходах, я узнал много интересного. Между прочим, я установил, что в старые годы каста жрецов была гораздо многочисленнее, что самих посвященных было не семьдесят семь, как теперь, а около трехсот. И все они принимали активное участие в, так сказать, подземной жизни. Тогда подземелья использовались куда шире, чем теперь, когда посвященных насчитывается только семьдесят семь.

Суть, видите, в том, что тут однажды, а может быть, и не однажды свирепствовала какая-то эпидемия, и множество жрецов вымерло. Мне кажется, я даже угадываю причины, породившие эту эпидемию. Разумеется, причины самые прозаические, и прежде всего неопрятность, нечистоплотность этих господ.

Ну-с, так вот, с тех пор число посвященных уменьшено донельзя, да и огромное большинство посвященных только в известных случаях спускается вниз. Таким образом масса прежде утилизировавшихся подземных помещений теперь заброшена, в них никто и никогда не заглядывает. Их перестали своевременно ремонтировать, поддерживать в порядке. А в результате известная часть коридоров и малых пещер находится в невозможном состоянии: потолки обрушились, стены обвалились, проходы завалены. Во многих местах я буквально только проползал, а кое-где не мог вовсе проникнуть.

Но, знаете ли вы, Шварц, что и в самой жизни вулодов наблюдается нечто аналогичное.

Вы не разговариваете с рабочими. У вас нет времени на болтовню? А я ведь считаюсь за идиота, за кретина!

Я все болтаю, болтаю…

Конечно, к рабочим меня не подпускают. Зато я болтаю с вулодами касты воинов. И кое-что я сделал! Прежде всего, изучил весь подземный город. Один ход, по моему мнению, примыкал к вашему жилищу. Я явился, чтобы проверить это предположение, и, как видите, доказал, что не ошибался…

– Постойте, Леонар! Вы поманили меня надеждой на освобождение. Но скажите же, каким путем оно возможно?

– Я и сам пока это еще как следует не выяснил. Но я ищу, я ищу… Подождите до следующего очередного праздника в честь богини Санниа. Может быть, вы что-нибудь увидите. А пока предпримем маленькую увеселительную экскурсию по подземному муравейнику!

Я последовал приглашению Леонара, и мы около часу пробродили по подземным галереям.

Признаюсь, не будь со мной верного и опытного руководителя в лице Леонара, отличавшегося прямо-таки сверхъестественной способностью всюду ориентироваться и с первого же раза запоминать ходы, мне никогда не удалось бы выбраться из этого форменного лабиринта, в котором заблудился бы и сам Минотавр.

Мы то поднимались, то спускались, то шли под высокими сводами, то проползали по каким-то узеньким щелям. Иной раз мы могли дышать свободно совершенно чистым воздухом, через минуту буквально задыхались от зловония, чувствовали себя одурманенными, близкими к гибели.

И вот мы добрались до какого-то тупичка.

– Дальше нет ходу! – сказал я.

– Разумеется, нет, – ответил хладнокровно Леонар. – Но отсюда, вон, сквозь эти щели в толще скалы, можно видеть кое-что прелюбопытное! Присмотритесь и скажите, не видите ли вы, Шварц, чего-нибудь знакомого?

Я присмотрелся и с трудом удержался от восклицания удивления.

Суть в том, что я сейчас сквозь довольно широкую щель мог наблюдать хорошо знакомую мне картину – ложе Адского Потока, Врата Мира, знаменитый Мостик Испытания.

А, главное, я мог наблюдать сам поток.

И, представьте себе мое удивление, ничего адского в нем не было. Это был самый обыкновенный, правда, несколько бурный поток. Текла в его ложе отнюдь не лава, а самая обыкновенная вода.

– Ну, что? Как вам нравится? – тронул меня за локоть Шарль. – Подождите немного! Сейчас тут начинается репетиция.

В самом деле, я видел, как по Мостику Испытаний с деловитым видом перебегали туда и сюда толпы вулодов из касты храмовых рабочих. Они перетаскивали с места на место разнообразнейшие предметы, какие-то машины.

– Устанавливают своеобразный волшебный фонарь. Видите? – шептал француз.

Я поглядел в указанную им сторону и увидел там группу жрецов, занимавшихся установкою гигантского прожектора.

– Смотрите же, смотрите! – говорил мне Леонар. – Сейчас они прорепетируют всю сцену! Прожектор будет давать фантастическое «адское» освещение всего пейзажа. Вон находятся мехи, при помощи которых из труб будет валить клубами дым. А вон чисто театрального устройства машина, воспроизводящая гром. А вон из этого отверстия вырывается в надлежащий момент пламя, чтобы пожрать жертву, требуемую злокозненным Агни, то есть самими почтенными жрецами.

– Но, Леонар, ведь жертва действительно свергается в волны потока!

– Так что же из этого? Жертва падает, при падении погружается в воду, понятно, теряет сознание. Всплывает она вон там, за углом. Там вы можете видеть специальное приспособление для вылавливания сетями этих жертв. А знаете ли вы, что потом происходит с ними?

Их относят в особое помещение, чтобы потом швырнуть в клетку бенгальских тигров!

Не содрогайтесь, пожалуйста!

Всего тигров у жрецов имеется семь штук взрослых и дюжина тигрят. Препорядочная семейка!

Они выдрессированы на диво, но… но с аппетитом пожирают злополучных «макази».

Не могу разгадать, каким образом вулоды обзавелись тиграми чистейшей бенгальской породы. Может быть, это было в незапамятные времена, когда сами вулоды приплыли к берегам Австралии и привезли с собой парочку королевских тигров, так что нынешние тигры являются попросту потомками прежних. Но факт налицо: тигры имеются, некоторые особи их породы играют, как мы знаем, известную роль в религиозным культе вулодов.

Вообще, надо вам сказать, это целая гора хитросплетений, это Монблан хитроумной лжи, а все направлено, как вы уже однажды сами изволили выразиться, к тому, чтобы держать в полном повиновении стадо баранов, называемое народом.

Но подождите, господа жрецы, господа фокусники и шарлатаны! Может быть, конец вашего царствования гораздо ближе, чем вы думаете! Но идемте дальше, Шварц! Мне все же хочется повидаться с моей прелестной невестой Ариадной, которую я страстно люблю!

– Вы в самом деле любите молодую вулодку?

Леонар закатил глаза, прижал руку к сердцу.

– О, как я люблю тебя, райское создание! – принялся он декламировать.

– Вы обманываете девушку! – сказал я. – Морочите ей голову. Вы просто-напросто сделали ее орудием своих дьявольских планов, ничуть не любя ее!

– А если и так? – засмеялся он вызывающе.

– Это бесчестно!

– Разве? А честно, Шварц, со стороны вулодов взять нас в плен, держать в тюрьме и… и готовить нас в качестве лакомого блюда для бенгальских тигров?

Успокойте вашу взволнованную совесть!

Ну, разумеется, я не влюблен в мою весталочку, хотя она – премилое существо. Я, признаюсь, морочу ей хорошенькую головку. Но это не разобьет ее сердечка. Тем больше, когда придет час освобождения, я постараюсь захватить Ариадну в далекие края, где она, выйдя из тюрьмы, увидит множество себе подобных и без труда найдет какого-нибудь парня, которого полюбит всерьез.

Но идемте же! Сейчас вы увидите мою невесту.

Действительно, через несколько минут, выбравшись в какой-то широкий пустынный коридор, мы встретили статную, красивую девушку в живописном, блестящем костюме жриц Вулоджистана. Это и была Ариадна, прибежавшая сюда на тайное свидание с Леонаром с риском подвергнуться за это смертной казни.

При виде девушки Леонар припал на одно колено, простирая к Ариадне руки. Ариадна, в свою очередь, разыграла маленькую комедию, как будто совсем не ожидала, что встретит здесь Леонара. Она делала вид, что испугана, оскорблена, негодует, но все это, как я заметил, было не больше, как девичьей шалостью. Действительно, можно было от тоски с ума сойти в этом мертвом царстве, среди чудовищных статуй и мумиеобразных старцев-жрецов. Действительно, каждое еще живое существо могло наделать каких угодно эксцентричностей, лишь бы скрасить тоску пребывания в подземном лабиринте!

Влюбленные, не обращая внимания на мою близость, осыпали друг друга ласками, шептались. Я не подслушивал их речей, но до моего слуха доносились слова Ариадны:

– И ты сделаешь меня королевой? Да? О боги! Это будет восхитительно!.. А сама Санниа? Что будет с нею? Она и днем, и ночью мечтает о твоем товарище, который строит машины…

Речь шла обо мне и об Алисе. Может быть, Алиса узнала меня? Она мечтает о том часе, когда я приду, чтобы освободить ее?

Минуту спустя Ариадна с кокетливой улыбкой вырвалась из объятий Леонара, послала мне воздушный поцелуй и исчезла за поворотом коридора.

– Пора уходить и нам! – потянул меня за рукав Леонар.

– Скажите, что вы узнали об… Алисе! – молил его я.

– Очень немного! – отозвался он. – Девушка действительно попала сюда совсем еще недавно. По-видимому, раньше она побывала в руках темнокожих аборигенов в качестве пленницы. Собственно говоря, все объясняется, разумеется, самым естественным образом. Должно быть, она жила на какой-нибудь уединенной станции, подвергшейся нападению аборигенов, и там попала в плен. Затем сами туземцы, кажется, это были те самые полумифические «братья смерти», обрекающие себя на борьбу с пришельцами, нарвались на передовые посты вулодов, были поголовно истреблены, а девушка доставлена сюда и теперь принуждена при церемониях в честь богини Санниа разыгрывать роль богини. Но мужайтесь, Шварц! Может быть, мы вырвем ее из рук шарлатанов, жрецов и отдадим вам.

– Что значат вопросы Ариадны, сделаете ли вы ее королевой, Леонар?

– Глупости! У девочки просто закружилась голова. У нее имеется явная склонность к необузданной фантазии, ну, она и выдумывает всяческую ерунду…

– Вы что-то скрываете от меня!

– Очень многое, – сухо ответил француз. – И знаете, почему? Потому что вы – слишком принципиальный человек. Вы можете мне испортить великолепную игру, в которой ставкой служит наша жизнь!

Да! И жизнь и свобода!.. Но идемте же!

Стойте! Заглянем еще в этот тупичок. Отсюда иной раз тоже можно наблюдать преинтересные картины. Ба, кстати! Не узнаете ли вы этого субъекта?

– Малек! – вырвалось у меня невольное восклицание.

Да, сквозь отверстие в стене я видел часть какой-то подземной мастерской, слабо освещенной факелами из нафты, и там, посреди многочисленных рабочих – статного рослого красавца-вулода, моим заступничеством избавленного от смертной казни. Теперь он был уже не в латах, а в костюме рабочего, но на его лице я не мог прочесть выражения горести и тоски. Напротив! Его взор с любовью следил за мелькавшей здесь и там стройною женской фигурой. То была его Равиенна…

– Как видите, Леонар, жрецы надули-таки вас! – сказал мне Леонар. – Они уверили вас, что они отправили Малека и Равиенну в изгнание, в какой-то оазис, а вместо того запрятали их в подземелье… Но подождем, подождем, господа! Последнее слово еще не произнесено…

Француз отвел меня в мое жилище и потом покинул меня, отказавшись отвечать на вопросы, которыми я его осыпал.

– Ждите праздника в честь богини Санниа! – твердил он упрямо, посмеиваясь.

И я не знал, шутит он или говорит правду.

X

Время до праздника в честь Санниа прошло для меня в беспрерывной работе. Если бы я знал, что эти мои строки наверняка дойдут до внешнего мира, может быть, я описал бы ход работ подробнее, ибо с технической точки зрения там было много любопытного. Но… еще раз – я должен спешить, спешить.

В общем, я добился того, что мог фабриковать все, что желали получить от меня вулоды, то есть велосипеды, хотя и не с дутыми, а с плотными шинами. Шины я выделывал из материала, сходного с каучуком. Материал этот вулоды называют «кхава». Получается он из сока одной разновидности австралийской акации. Сок этот обрабатывают следующим образом…

Но я опять увлекаюсь мелочами, а впереди у меня есть еще так много, о чем рассказать, а времени в моем распоряжении так мало!

Словом, я принялся изготовлять велосипеды. Их требовалась тысяча штук, и изготовляли их из нигилита. Они должны были служить вулодам для странствований по пустыне в их предполагаемом походе на мир.

Само по себе разумеется, велосипеды эти были гигантских размеров, соответственно росту воинов Вулоджистана, и в то же время были легки, как перышко.

Затем я приступил одновременно к изготовлению ружей, точнее сказать, магазинов по модели Винчестера и револьверов системы Маузера.

Порох я изготовлял в массах, и при произведенных мной испытаниях этот порох оказался весьма недурным.

Я уверен, что, повозившись, добился бы изготовления бездымного пороха, но вулоды довольствовались простым.

Литье пушек я откладывал до того времени, когда будут сооружены новые специальные мастерские и установлены изобретенные мной особые сверлильные и строгальные станки.

В моей работе мне очень помогал Нед Карпентер, который чувствовал себя в своей стихии, потолстел, приобрел замашки старшего мастера и покрикивал на подчиненных ему вулодов, а иногда награждал их и подзатыльниками.

С Леонаром мы виделись очень мало: он тоже был занят по горло, и, как я узнал, его занятия состояли в преподавании воинам Вулоджистана военных наук, как-то: фортификация, рытья траншей, минных работ, наступления сомкнутым и рассыпанным строем, глазомерной съемки и т. д.

По всем сведениями, получавшимся мной, вулоды не на шутку готовились в свой фантастический поход на мир и намеревались отправить первую армию через несколько месяцев. Мы же должны были остаться в Вулоджистане по-прежнему в качестве инструкторов, чтобы обучать новые и новые отряды, готовить оружие и боевые припасы. Словом, мы были обречены навеки оставаться пленниками вулодов.

Но не об этом мечтал неукротимый Шарль Леонар!

День богини начался, как начинались с давних времен подобные дни. Разница с прошлым была, может быть, только в одном: за последнее время жрецам, я слышал это от моего любезного руководителя, Алледина, кажется, умнейшего из вулодов, их Меттерниха, приходилось все чаще и чаще считаться с проявлениями греховности их паствы. В чем было дело, точно не знал никто, но число ослушаний и проступков росло, и соответственно этому росло количество объявлений «макази».

В общем, ко дню богини Санниа, когда должно было совершиться массовое принесение в жертву ослушников, включая женщин и детей, насчитывалось около двухсот человек – небывалое количество.

В назначенный час их всех привели толпой в храм богини Санниа. Обычным порядком проделывались все фокусы, обязательные церемонии, и все шло гладко, но только до известного момента, именно до тех пор, пока не настало время сбрасывать осужденных в фальсифицированный Адский Поток.

По ритуалу, каждому казнимому жрецы предлагали традиционный вопрос:

– Приготовился ли ты идти к всемогущей богине Санниа?

На это давался ответ:

– Да!

Затем следовал второй вопрос:

– Идешь ли ты в лоно богини?

И опять должен был следовать ответ:

– Да!

И вот к краю пропасти подошел первый очередной осужденный. Это был средних лет, чрезвычайно мускулистый рабочий с бронзовым лицом, по-обезьяньи длинными крепкими руками и кривыми ногами.

Он остановился перед жрецом.

– Приготовился ли ты идти к богине Санниа? – прозвучал вопрос жреца, развеянным взором оглядывавшего целую толпу «макази».

– Нет! – прозвучал резко и грубо ответ рабочего.

Это было до того неожиданно, что Жрец совершенно машинально произнес и второй вопрос:

– Идешь ли ты в лоно богини?

– Сам иди к черту! – ответил рабочий, и его кулак нанес страшный удар в висок жреца. Последний рухнул на помост и скатился в Адский Поток.

– Макэль! Макэль! – неслись отовсюду испуганные крики. – Мятеж! Бунт!

Один из немногих присутствовавших воинов, сообразив наконец, в чем дело, кинулся на зачинщика мятежа, того самого рабочего, который только что ударом железного кулака отправил на лоно богини Санниа одного из народных мучителей, но рабочий выхватил из складок своего одеяния длинный и острый нигилитовый меч и со страшной силой вонзил его в незащищенное латами из нигилита горло воина. Последний выронил свой меч и упал, как пораженный громом.

А тем временем везде и всюду в храме поднимались фигуры рабочих и невольников, со сверкающими мечами и копьями в руках. Жрецы падали один за другим, сраженные насмерть.

Побоище разыгрывалось с невероятной быстротой.

Едва я успел подумать, что мятежники все же вскоре окажутся перебитыми спешившими с разных концов вооруженными латниками, как вдруг загремели ружейные и револьверные выстрелы, засвистели пули, поражая воинов и жрецов.

Я не мог опомниться от изумления, не мог сообразить, как могло выйти что-либо подобное? Ведь наши собственные ружья и револьверы служили нам моделями в мастерских, а решительно все изготовленное мной оружие хранилось в цейхгаузах и выдавалось только на время производства воинских упражнений, а потом отбиралось у воинов и у тех рабочих, которые тоже за последнее время образовывали особый отдельный отряд.

Мое изумление возросло до последней степени, когда после первого нестройного залпа вдруг пророкотал оглушительный гром, всегда предвещавший появление верховного владыки вулодов, Санниаси.

Стена разверзлась, показался, словно висящий в воздухе, золотой трон Санниаси, на троне…

Шарль Леонар!

И у него на голове была сияющая алмазами драгоценная митра, в зубах – дымящаяся папироса, под мышкой он держал массивный, усыпанный алмазами и рубинами жезл – символ неограниченной власти над Вулоджистаном, а в руках великолепный штуцер.

– Смирно! – заорал он неистовым голосом. – Я, Санниаси, ваш глава и повелитель, повелеваю вам прекратить скандал!

Все замерло. Потом десятитысячная толпа разразилась бурными криками восторга. Люди вскакивали со своих мест, простирали руки к новоявленному Санниаси, орали:

– Санниаси! Новый Санниаси! Милосердный и великий Санниаси!

В это время кто-то выпалил по показавшемуся из бокового прохода жрецу. Пуля просвистела мимо моего уха. Затем… Затем что-то щелкнуло меня по затылку, и я упал, теряя сознание.

– Ну, как вы поживаете, Шварц? – услышал я участливый и вместе с тем чуть насмешливый голос Шарля Леонара.

Я с трудом открыл глаза и огляделся вокруг. Все, что я видел, было совершенно незнакомо мне.

Я находился в обширных, богато убранных покоях с резным потолком, с задрапированными шелковыми и парчовыми тканями стенами, с множеством мозаичных картин фантастического содержания и еще более фантастическими статуями.

– Пожалуйста, не притворяйтесь, что вы убиты, Шварц! – продолжал тем же насмешливым голосом Шарль Леонар, бесцеремонно усаживаясь рядом со мной. – Вы получили здоровую шишку на затылке, и это правда. Пуля ударилась о стену и, падая, щелкнула по вашему черепу. Но этот череп сделан из отличной немецкой кости, и, кроме шишки, никаких следов. Вам решительно нет ни малейшей надобности притворяться убитым. Тем более, что тут есть уже одна персона, разумеется, женского пола, которая истомилась, не веря, что вы живы…

– Алиса! – прошептал я.

– Я здесь, дорогой Артур! – отозвался взволнованный голос, и надо мной склонилось прелестное юное лицо любимой мной девушки.

Разумеется, я пожелал узнать, что случилось. Объяснения мне давал сам Шарль Леонар, или новый Санниаси.

– Ничего особенного не случилось! – говорил он спокойно и ироническим тоном. – Маленький скандал и больше ничего. Мы устроили по всем правилам сценического искусства пронунчиаменто, или маленькую революцию. Прежний Санниаси свергнут с престола, а так как нелепо оставлять престол свободным, ибо сейчас же нарождаются претенденты, то я попросту объявил себя Санниаси, и народ признал меня своим владыкой.

– Но переворот был подготовлен? Вы устроили заговор?

– О, совсем маленький заговорчик! Я, видите ли, учитывал психологию людей, бил на известные стороны. Главным образом, я утилизировал тлевшее под пеплом чувство недовольства рабочих этими беспрерывными казнями под предлогом «макази». Покуда вулоды не знали о существовании внешнего мира, они мирились с институтом «макази». Но я шепнул одному, другому из осужденных «макази», что, собственно, умирать прежде времени нет никакого резона, ибо есть, и кроме Вулоджистана, еще достаточно уголков на Земле, куда отлично могли бы переселяться те, которым тут не хватает места. Ну, добрые люди ловили мои слова на лету, питались ими, как манной небесной, запоминали, распространяли между своими. И они проявили удивительную выдержку: в заговоре участвовали сплошь все рабочие и половина «запасных обывателей», а как вы знаете – жрецы и воины, их верные слуги, ни о чем и не подозревали до последнего момента. Только усилившееся число объявлений «макази», вызывавшееся ростом мелких проступков, указывало на то, что население находится в тревожном настроении, волнуется, нервничает. Жрецы рассчитывали успокоить население смертными казнями, но, разумеется, только подливали масла в огонь.

– Много жертв?

– О, наоборот, совсем мало. Гораздо, неизмеримо меньше, чем можно было ожидать: два десятка воинов, отказавшихся сложить оружие и признать меня за Санниаси, ну, половина жрецов из непримиримых. Вот и все!

– Но как же так вышло?

– Нашему делу помогло вмешательство вашего приятеля, мистера Алледина. Да, кстати: как вы думаете, много ли времени вы, Шварц, пролежали пластом?

– Не знаю! Час? Или, может быть, полтора?

– Почти полсуток! По правде, признаться, я уже начинал работать над программой торжественных похорон моего лучшего друга, погибшего за дело свободы. Я даже набросал конспект надгробной речи, которой почтил бы ваш прах…

Но шутки в сторону! Сердечно рад, что вы раздумали отправляться на лоно Санниаси или куда там еще и вернулись к жизни. Во-первых, вы будете мне здесь очень и очень нужны. Моя супруга, королева Вулоджистана, известная вам прекрасная Ариадна, и та осведомлялась, как я смогу обойтись при управлении Вулоджистаном без вашей помощи… Кстати: вы когда-то спрашивали, что значат слова Ариадны, требовавшей от меня торжественной клятвы, что я ее сделаю королевой?

Надеюсь, теперь ее слова вам уже понятны?

Надо вам сказать, что милая девочка пошла на удочку: ей чрезвычайно понравилась вскользь высказанная мной идея – сделать ее, Ариадну, королевой, для чего, само по себе разумеется, я сам должен был стать повелителем Вулоджистана.

Теперь Ариадна страшно занята: она готовится к торжествам коронации и придумывает себе соответствующий костюм.

По совести скажу, что в революции она сыграла очень видную роль. Это была, так сказать, моя главная точка опоры…

Ну, что же? Из девочки выйдет королева хоть куда…

– Но, Шарль, вы не досказали, как все произошло, и что делал Алледин! Неужели и он участвовал в заговоре?

– О, нет! Но он очень умный человек, и этим все сказано.

Мы организовали заговор таким образом.

Днем общего восстания должен быть день богини Санниа, потому что именно тогда только можно захватить сразу всех жрецов и главнейших военачальников касты воинов в самом храме, а не разыскивать их и брать поодиночке в их норах. Я заранее обучил многих рабочих управляться с огнестрельным оружием, ибо без него, разумеется, латники расправились бы со всеми нами в полчаса. Когда началась длящаяся часами церемония, часть оставшихся вне храма рабочих вместе с женщинами разграбили цейхгауз и притащили ружья и револьверы в храм. Стража, как и полагается, зевала, не подозревая о возможности вспышки восстания, да еще где! Ведь в святилище раньше входили со страхом и трепетом…