Текст книги "Икс-металл"

Автор книги: Роберт Крафт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 10 страниц)

VI

В течение первых нескольких дней нашего пребывания в Вулоджистане жрецы подвергали нас допросам. Они желали знать и то и се, как и почему.

После нескольких вопросов, обращенных ко мне, я мог составить себе приблизительное понятие о том, что, собственно, хотят от меня узнать.

Дело в том, что, очевидно, со дня появления в Вулоджистане Сэма Дрейка над правителями этой страны довлел страх нашествия чужеземцев. Иностранцы самим своим появлением в Вулоджистане разрушили бы все сказочное устройство этого государства, хитрую политику правительства, показав, что есть другая жизнь, иные формы жизни и другие идеалы.

Под напором новых идей рухнула бы старая религия.

Мне кажется, сама по себе эта религия, вся сплошь сотканная из кровавых мистерий и наивных измышлений, не была особенно внушительной для Санниаси и его агентов, главных жрецов. Для того чтобы верить в эти сказки, они были слишком умны, слишком образованы. А главное, они сами стояли слишком близко к той кухне, где стряпались всяческие пророчества, где выделывались бесчисленные чудеса и фабриковались всевозможные «требования божества».

Но религия в руках жрецов являлась могущественнейшим и незаменимыми средством управления населением Вулоджистана. Она была орудием. Явись чужеземцы – к черту полетит «кази» и «макази». К дьяволу на рога пойдет весь абсолютный авторитет шайки шарлатанов, умевших столько столетий и тысячелетий строить на этом авторитете неограниченное владычество над страной!

Вот опасения прихода иностранцев, вторжения их в Вулоджистан и заставляли Санниаси и его генеральный штаб в лице жрецов добиваться познания тех сил и средств, которыми располагает внешний мир. Интересовали их по существу строго определенные вещи:

Могут ли, например, англичане, обладатели Австралии, прознав про Вулоджистан и его обитателей, послать сюда экспедицию? Может ли эта экспедиция добраться до Вулоджистана? Может ли она силой проникнуть за заколдованную черту, сквозь кольцо гор? Окажутся ли действительными в борьбе с англичанами те средства, которыми обладают вулоды?

Вне всяких сомнений, известная часть необходимых для Санниаси и его присных сведений имелась уже в распоряжении этих господ: недаром же Сэм Дрейк прожил столько лет среди вулодов!

Нам всем троим порознь жрецы предлагали вопросы для проверки как показаний Дрейка, так и наших собственных.

О том, что цивилизованное человечество обладает ружьями и пушками, против снарядов которых не могут помочь никакие латы или кольчуги, вулоды знали по показаниям Дрейка. Но сам-то англичанин, по всем признакам, попал в Вулоджистан совершенно безоружным, и вулоды не могли знать про оружие по опыту. С другой стороны, Дрейк или не умел ничего делать, или не хотел: он не мог показать вулодам, как именно изготовляется огнестрельное оружие, как выделывается порох или динамит. Теперь эти господа добивались от меня всех нужных сведений. Они хотели знать, какими средствами передвижения обладает современное человечество. Они желали, чтобы я демонстрировал эти средства, и поэтому как-то публично был произведен довольно курьезный эксперимент – состязание между велосипедистом и двуногим рысаком. Я был велосипедистом на своем мотоцикле, с которого был снят мотор. Двуногим рысаком – какой-то молодой воин из числа семисот семидесяти семи.

Испытание производилось только в присутствии жрецов и стражи и закончилось моей победой, но, признаюсь, недешево она мне досталась, ибо у молодого воина были ноги из стали и легкие из каучука. Он летел вихрем, и мне приходилось напрягать все свои силы, чтобы перегнать его, и то только на два или три корпуса.

Как только закончилось это испытание, приставленный ко мне жрец, носивший имя Алледин, засыпал меня вопросами, возможно ли изготовить велосипеды или мотоциклы, пригодные для того, чтобы на них ездили не простые смертные, а сами солдаты и офицеры армии вулодов?

Во мне зародилось подозрение, потом превратившееся в полную уверенность:

– Вулоды хотят установить отношения с внешним миром. Но горе этому внешнему миру! Они хотят идти не к миру, а против мира. Они, полагаясь на обладание тайного изготовления нигилита, мечтают о покорении мира и истреблении всего живущего на земном шаре человечества. Мысль, знаю, безумная, фантастичная. Но…

Но ведь в распоряжении вулодов имеется этот проклятый икс-металл, этот нигилит!

На моих глазах в присутствии жрецов Вулоджистана производились опыты: меня заставляли стрелять по маленьким пластинкам нигилита из винчестера коническими пулями.

Как помнят мои читатели, нечто подобное уже проделывалось еще на передовых постах, когда Леонар демонстрировал перед взявшими нас в плен гигантами силу нашего оружия. Тогда пули револьверов и ружей пробивали латы убитого гиганта. Но, как я имел случай убедиться, эти латы были чрезвычайно тонкими. Те же воины вулодов могли без малейших затруднений носить латы в два и в три раза толще.

И вот вулоды заставили меня стрелять по пластинкам нигилита, из которых предполагалось изготовить латы нового образца. И мои конические пули отскакивали от этих лат, как горох от стены, расплющивались о них, словно комочки грязи…

Так как в Вулоджистане было всего пятьдесят тысяч жителей, считая и женщин, и детей, и стариков, они могли выставить в лучшем случае армию в пять тысяч человек. Но разве шутка – такая армия, неуязвимая для ружейного огня, слепо повинующаяся приказаниям своих вождей, не рассуждая идущая в бой?

А кто же мог помешать вулодам применить старый, уже другим племенем испытанный (и испытанный с успехом) прием?

Припомните янычаров, создавших военное могущество царства Османов!

Система проста: завоевывается местность, истребляется почти все население, способное оказывать активное сопротивление. В живых оставляются чернорабочие, обращенные в рабов, и подростки. Последних умело дрессируют и из них создают войско. С этим войском завоевывают следующий очередной клочок земли, и там повторяют ту же операцию.

Припомните, что, применяя именно эту систему, турки едва не завладели всей Европой.

Но я забегаю вперед. Не лучше ли возвратиться к повествованию о первых днях нашего пребывания в Вулоджистане и рассказывать в исторической последовательности обо всем, что мы там видели и переживали?

На другой или на третий день после моего состязания на скорость с одним из воинов вулодов мы присутствовали при одной чрезвычайно важной церемонии, да не только присутствовали, но и сами играли в ней определенную роль.

Из предшествующих объяснений с нашими проводниками-жрецами, главным образом, с Алледином, приставленным ко мне, мы знали, что наша участь до сих пор остается еще нерешенной. О нашем прибытии, о всех результатах наших опросов поставлен в известность «совет семи» и сам всемогущий и вечный Санниаси. Может быть, Санниаси уже вынес свой приговор. Но объявлен этот приговор будет нам только в день «кази-макази».

– Так что, – спросил я однажды Алледина, – нас могут осудить на смерть, признав «макази», подлежащими уничтожению?

– Ты сказал, чужестранец! – кивнул головой утвердительно молодой жрец.

– Но, может быть, нас и пощадят, признав нас «кази»?

– Ты сказал! – снова кивнул он головой.

И вот этот день скоро настал.

Признаюсь, с замирающим сердцем шел я за моим проводником, ведшим меня в какое-то особое место по полутемными коридорами. Мы вошли в пещеру, иначе нельзя было назвать помещение, куда мы попали, таким огромным показалось оно мне. В полумгле смутно вырисовывались колонны и статуи, а стены терялись в темноте. Сразу вспыхнуло несколько светильников. Казалось, огонь загорелся по волшебству в нескольких десятках хрустальных ваз, стоявших на мраморных пьедесталах. Какими образом это было проделано, я и сейчас не знаю, но Шарль Леонар, стоявший позади меня, откликнулся насмешливо:

– Фокус номер один. Недурно для начала!

Минуту спустя блеснула молния, раздался громовой удар, и в то же мгновение нашим взорам представилось фантастическое зрелище: мы стояли в центре, а вокруг нас поднимались разноцветные колонны самых причудливых очертаний из мрамора, гранита, лабрадора, алебастра, янтаря, перламутра, золота, серебра, светлой и темной бронзы. Между колоннами находилось множество статуй: крылатые гении, уродливые идолы, полузвери, полулюди, химеры, драконы – все, что только может представить себе человеческая фантазия.

Но не это разнообразие и причудливость форм поразили меня: колонн и статуй было неисчислимое количество. В буквальном смысле слова – миллионы…

Впереди, с боков, позади нас глаз видел все новые и новые ряды колонн, постаментов, статуй. Словно по волшебству, все пространство оказалось заполненным этими изделиями искуснейших мастеров-вулодов… Но где же находились мы? Возможны ли пещеры глубиной и шириной в десятки километров?

– Номер второй! – насмешливо крикнул неугомонный француз. – Подземное царство, или… или оптический кабинет! Видел уже, и не один раз, на ярмарках и на выставках… Нельзя ли освежить программу?

Едва он смолк, как опять раздался громовой удар и буквально в двух шагах от того места, где мы находились, словно из воздуха, выросло нечто странное, нечто призрачное. Это была статуя сидящего на беломраморном троне длиннобородого старца патриархального вида, мастерски изваянная, надо полагать, тоже из мрамора. Первое время я думал, что это, оптический обман. Мелькнула мысль, что это не реальная статуя, а проектирующееся на стене изображение. Но минуту спустя, шагнув в сторону и убедившись, что с изменением точки зрения изменяются и очертания статуи старца, я понял, что она реальная, а не отображение.

– Санниаси, бессмертный, всемогущий, вездесущий вождь Вулоджистана и повелитель вулодов. Преклонитесь, вулоды, пред вашим первосвященником! – прозвучал повелительный голос издали, и вулоды, выступившие из-за колонн и расположившиеся тут и там отдельными группами, преклонились перед своим далай-ламой.

Приняв во внимание то, что преклоняться предписывалось только вулодам, мы сочли излишним следовать их примеру и только с любопытством смотрели на происходящее вокруг нас.

Откуда-то, должно быть, из боковой двери, жрецы и прислужники подводили к подножию статуи нескольких человек. Там были по большей части рабочие, но среди них, как мне показалось, я заметил высокую знакомую фигуру Малека, того молодого воина вулодов, который вел с нами переговоры при взятии в плен.

Когда к престолу таинственного мраморного Санниаси подвели стоявшего впереди других рабочих средних лет мужчину, с боку выступил старый жрец и ровным, спокойным, монотонным голосом стал излагать в коротких отрывистых фразах содержание предъявленных рабочему обвинений.

– Гм!.. Старичок, кажется, исполняет обязанности мирового судьи! – насмешливо заметил Шарль Леонар. – Жрец жалуется на рабочего, заявляя, что тот испортил материал, вытесывая из мрамора какую-то статую. Ищет, вероятно, возмещения убытков…

И в этот момент статуя Санниаси, не шевелясь, открыла уста и произнесла звучным и ясным голосом одно только слово, но это слово наполнило меня ужасом:

– Макази!

Это был смертный приговор несчастному скульптору.

Тот зашатался и упал бы на пол, если бы подбежавшие прислужники не подхватили его. Осужденного увели куда-то, или, вернее, уволокли, потому что он не был в состоянии идти.

– Благодарю покорно! – пробормотал Шарль Леонар. – Говорящая статуя изрекает смертные приговоры с такой легкостью, как мы говорим «здравствуйте» и «прощайте»…

За осужденным рабочим пришла очередь того самого юноши-воина, который состязался со мной на скорость. Насколько я понял, ему вменялось в вину именно его поражение. Он должен был перегнать меня, одного из лучших велосипедистов мира, бегая быстрее, чем я ехал.

Юноша был несколько бледен, но спокоен.

– Кази! – изрекла статуя Санниаси. Молодой воин покраснел, глаза его блеснули, но ни звука не вырвалось из его груди. Он глубоко склонился перед статуей и спокойно отошел в сторону.

Не помню точно, мне кажется, что в тот день была решена участь приблизительно десяти или двенадцати обитателей Вулоджистана, в том числе и двух или трех женщин.

Одни слышали «кази» и уходили в сторону с просветленными лицами. Другим говорилось проклятое слово «макази», и их уводили куда-то жрецы, я думал – в застенки для казни.

«Кази» по большей части произносилось по отношению к молодым людям. Два человека, возраст которых, на мой взгляд, определялся приблизительно в сорок два-сорок три года, услышали смертный приговор. Один из них отнесся к смертному приговору совершенно пассивно, но второй – громко зарыдал, потом истерически захохотал. И, глядя на его лицо, я понял, что он сошел с ума от страха. Его утащили жрецы. Затем прозвучало имя:

– Малек!

Это был вызов статного молодого воина, нашего знакомого.

Он твердым, ровным шагом приблизился к трону Санниаси и остановился, не преклоняя колени перед первосвященником.

Я ожидал, что жрец, игравший роль прокурора, объявит вину Малека, но жрец молчал, и молчал сам Малек.

Потом опять открылись уста Санниаси и прозвучало роковое «макази», слово, осуждающее воина на смерть.

Малек поклонился Санниаси и тем же ровным и спокойными шагом направился к выходу. Жрецы не окружили его и даже не сопровождали.

Не успел я опомниться от изумления и волнения, вызванного чувством симпатии к злополучному Малеку, как прозвучало мое собственное имя:

– Артур Шварц!

Алледин подтолкнул меня, и я остановился перед троном беспощадного Санниаси.

– Кази! – произнесла статуя.

Я был признан заслуживающим не смерти, а жизни… Надолго ли?

– Эдуард Карпентер!

Бедняга Карпентер, полупомешавшийся от страха, забормотал что-то, простирая дрожащие руки к статуе Санниаси.

– Кази!

И жрецы оттащили ко мне Карпентера, дрожавшего всем телом.

– Шарль Леонар!

– К вашим услугами, месье! Только, виноват, одно мгновение…

Шутивший со смертью француз за моей спиной достал из кармана табак и папиросную бумагу, свернул папироску и, пошарив в карманах, как будто ища спичек, не нашел их, а потому при вызове шагнул несколько в сторону, к вазе, испускавшей ровный язык белого пламени, и преспокойно закурил папиросу от священного огня. Затем невозмутимо он обратился к Санниаси и вымолвил чрезвычайно учтиво:

– Я слушаю вас, милостивый государь!

– К…кази! – произнесла статуя.

При произнесении приговора статуя Санниаси все время производила движения правой рукой. Когда он говорил «макази» – рука делала грозный жест, словно поражая осужденного. Произнося «кази», Санниаси протягивал руку вперед, словно благословляя отпущенного с миром.

Когда Шарль Леонар стоял в весьма непринужденной позе перед статуей Санниаси, произошло нечто, заставившее меня побледнеть от испуга: Санниаси вымолвил несколько неуверенно «кази» и протянул руку по направлению к французу. Леонар схватил эту руку и крепко сжал ее своими железными пальцами.

– Мерси, месье! Вы очень, очень любезны!

Я видел, как гримаса боли исказила каменные черты статуи, как болезненно искривились мраморные уста и широко раскрылись глаза, а все тело мнимой статуи, на самом деле живого Санниаси, задрожало. Это была не статуя. Это был сам первосвященник вулодов! И Шарль Леонар едва не раздавил ему пальцы!

Здорово тряхнув еще раз руку корчившегося от боли первосвященника Вулоджистана, Леонар отошел и присоединился к нам.

– Что вы сделали, Леонар? – едва имел силы пролепетать я.

– Я? Разве я сделал что-нибудь особенное? – изумился он, прикидываясь простаком, чуть ли не кретином, – старичок протянул мне руку, и было бы невежливым не пожать ее… Вот и все!

Тем временем, словно мираж, исчезли колонны и статуи, испарился куда-то и сам Санниаси, погасли фантастические лампы в хрустальных вазах на мраморных постаментах.

– Чужестранцы! – сказал Алледин. – Пора покинуть святилище.

– Представление окончено! – в тон ему отозвался неисправимый Леонар.

И мы вышли из храма на открытое место.

Когда я оглянулся, Карпентер, робкий, запуганный почти до потери сознания, спотыкаясь, брел за мной, цепляясь за полу моего пиджака.

Но Шарля Леонара с нами не было. Он где-то отстал, или…

– Где же наш третий товарищ? – с тревогой осведомился я у сопровождавшего нас Алледина.

– Он пошел своим путем! – отозвался жрец. И потом, явно уловив в звуках моего голоса тревогу за судьбу Шарля Леонара, добавил:

– Тебе нечего опасаться за участь твоего спутника. Ведь Санниаси объявил его «кази». Приговор не может быть изменен, иначе как самим Санниаси, а дни «кази-макази» повторяются лишь в определенные периоды. До следующего дня «кази-макази» жизнь каждого из вас гарантирована…

– Даже от несчастных случаев? – криво улыбнулся я.

– От случаев – нет. От смерти от руки жрецов – да, – со своеобразным достоинством ответил Алледин.

– За что осужден на смерть Малек?

– Тайна! «Мару»!

– Ты не хочешь сказать?

– Я не имею права открывать тайну!

– Но ты можешь отвечать на вопросы! Не связано ли его осуждение с нашим появлением в Вулоджистане?

Поколебавшись, Алледин сказал:

– Говорить я не имею права. Но…

– Но кивком головы ты подтверждаешь, что связь между нашим появлением и смертным приговором Малеку имеется? Спасибо! Тайна уже известна нам, так что, собственно говоря, тебе нечего уже заботиться о ее соблюдении. А мы беспокоимся за участь воина, которого привыкли уважать и ценить. Так не оставляй же нас в недоумении и скажи, что случилось, чем провинился злополучный Малек!

– Санниаси лично нашел, что Малек допустил неправильные действия.

– В чем именно?

– Он стоял с тремя другими воинами на форпостах в пустыне, чтобы истреблять «ниобов», черных земляных червей, принимающих образ и подобие людей…

– То есть австралийских дикарей?

– Ты сказал! Ну, и когда вы были взяты в плен, Малек доставил вас сюда, в горы, взяв с собой и всех остальных воинов. А Санниаси думает, что он должен был оставить на форпостах, по крайней мере, одного, а то и двух спутников.

– Чем руководствовался Малек?

– Вы, чужеземцы, показали ему и его товарищам действие огнестрельного оружия. Воины посовещались и признали, что если до форпостов доберутся подобные вам люди с таким же оружием…

– То есть с револьверами и ружьями?

– Да. То тогда одиночному часовому может грозить опасность не только пасть под выстрелами, что было бы не особенно большой виной, а опасность попасть в плен и пытками или хитростью быть принужденным открыть иностранцам тайну существования Вулоджистана.

– А если бы воины оставались вдвоем?

– Один из них мог бы спастись и вовремя дать знать Санниаси о случившемся, чтобы Санниаси мог принять меры! Но если бы Малек оставил на форпостах двух воинов, то не мог бы доставить вас, пленных. Убивая кого-либо из вас, он преступал инструкции. Словом, он предпочел снять весь пост, оставив форпост в пустыне без охраны, и Санниаси за это осудил его на смерть!

– А если бы Малек оставил одного воина, то Санниаси мог бы осудить Малека на смерть именно за это решение?

– Мог бы!

– И это вы, вулоды, называете справедливостью, правосудием?

– Санниаси справедлив! – видимо, несколько смущенно пробормотал жрец. – Он знает, что он делает! Его деяния согласуются с волей Санниа и Индры…

– Или с его собственным расположением духа. Но я не допущу смерти Малека!

– Ты? – удивился молодой жрец.

– Ну, да! Мне нравится этот ваш воин, я нахожу, что он действовал совершенно резонно, и я не позволю, чтобы какой-то прячущийся от всех старик…

– Остановись! Ты говоришь о вездесущем и всеведущем Санниаси!

– Начхать я хотел на этого вездесущего, в которого не верю! А если он слышит мои слова, тем лучше! Пусть знает то, что ему знать необходимо! Довольно играть в прятки, господа вулоды! Ты, Алледин, состоишь членом верховного совета?

– Ты сказал!

– Да. А я тебе еще говорю: ты же состоишь и членом тайного совета, который заседает под председательством вашего Санниаси для решения важнейших вопросов по ночам!

– Кто… кто тебе эту тайну открыл? – побледнев, пробормотал жрец, теряясь и проговариваясь.

– Мои собственные глаза. Наука, которая называется логикой, друг мой! И способность соображать кое-что, не веря в сказки! Но это в сторону! Итак, я вам, вулодам, нужен!

– Ты, господин?

– Да. Я вам нужен для того, чтобы вы научились изготовлять велосипеды, ружья, револьверы, пушки, бронированные автомобили. Пожалуйста, не вздумай опровергать сказанное! Я не поверю, потому что знаю ваши мечты, ваши грандиозные планы! Ну, так вот же: или Малек будет жить, или… Или я размозжу себе голову, но не скажу вам ни единого слова, как что делается… Понял?

– Ты не знаешь, чего ты требуешь, господин! – дрожащим голосом пробормотал жрец. – Право, ты не знаешь, чего ты требуешь!