Текст книги "Грядущая буря"

Автор книги: Роберт Джордан

Соавторы: Брендон Сандерсон
сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 59 страниц) [доступный отрывок для чтения: 21 страниц]

Эгвейн кивнула и последовала за Ларас через череду кухонь. Через несколько мгновений Эгвейн и Ларас стояли в кладовой, наполненной запахами крупы и созревавших сыров. Вместо плитки здесь была более долговечная кирпичная кладка. Ларас подвинула несколько мешков, потом открыла кусок пола. Это был деревянный люк, прикрытый сверху кирпичами, чтобы казалось, что это – часть пола. Он вёл в маленькую комнатку с каменными стенами, расположенную под кладовой, достаточно большой, чтобы вместить человека, хотя высокому пришлось бы сутулиться.

– Подождешь здесь до ночи, – произнесла Ларас вполголоса. – Я не могу вывести тебя наружу прямо сейчас, когда Башня переполошена как курятник, в который пробралась лиса. Но мусор вывозят поздно вечером, и я спрячу тебя среди девушек, которые его разгружают. Работник доков возьмёт тебя на лодку и перевезёт через реку. У меня есть друзья в страже, они будут смотреть в другую сторону. Как только ты переправишься через реку – тебе решать, что делать дальше. Я бы не советовала возвращаться к тем дурам, которые сделали тебя своей марионеткой. Найди какое-нибудь место, чтобы переждать, пока всё утихнет, потом вернись, и может быть, тебя примет тот, кто будет главным. Учитывая то, как идут дела, маловероятно, что это будет Элайда…

Эгвейн удивлённо моргнула.

– Так, – сказала крупная женщина, – Полезай.

– Не время болтать! – добавила Ларас, как будто не она этим занималась. Судя по тому, как она оглядывалась по сторонами и притопывала ногой было видно, что женщина нервничает. Но также было очевидно, что она и раньше проделывала подобные вещи. Почему простая повариха в Белой Башне умела так хорошо красться и подготовила такой искусный план, как вывести Эгвейн из укреплённого, находящегося в осаде города? И прежде всего, почему у неё на кухне схрон? Во имя Света! Как она его сделала?

– За меня не беспокойся, – продолжила Ларас, глядя на Эгвейн. – Я сама могу о себе позаботиться. Я буду держать всю прислугу подальше от того места, где ты работала. Айз Седай проверяют тебя только раз в полчаса или около того – и поскольку они заглядывали с минуту назад, пройдёт какое-то время, прежде чем они это сделают снова. Когда же они, наконец, проверят, я изображу полное неведение, и все решат, что ты ускользнула из кухни. Вскоре мы вывезем тебя из города, и никто не догадается.

– Да, – произнесла Эгвейн, наконец обретя речь, – но почему? – Она полагала, что после того, как Ларас помогла Мин и Суан, она не будет стремиться помочь другим беженцам.

Ларас взглянула на неё, решимость в её глазах была такой же твёрдой, как у Айз Седай. Однозначно, Эгвейн проглядела эту женщину. Кем она была на самом деле?

– Я не собираюсь помогать тем, кто ломает дух девушки. – Твёрдо заявила Ларас. – Эти побои настоящий позор! Глупые Айз Седай. Я верно служила все эти годы, но теперь они говорят мне, что ты должна работать столько, сколько я смогу тебя заставить, бесконечно. Что ж, я знаю, когда девушек перестают учить и начинают забивать. И не позволю совершаться подобному на моей кухне. Испепели Свет Элайду за то, что она считает себя в праве творить такие вещи! Пусть казнит тебя или делает послушницей, меня это не беспокоит. Но подобное унижение недопустимо!

Женщина стояла, упершись руками в бёдра, от её фартука поднималось облачко муки. Странно, но Эгвейн поймала себя на том, что обдумывает её предложение. Она отказалась от предложения о спасении от Суан, но если бы она бежала сейчас, она вернулась бы в лагерь мятежниц, освободившись самостоятельно. Это лучше, чем быть спасённой. Она могла бы избавиться от всего, от побоев, от тяжёлой работы.

Но для чего? Для того, чтобы сидеть снаружи и смотреть, как рушится Башня?

– Нет, – ответила она Ларас. – Твоё предложение очень щедрое, но я не могу принять его. Извини.

Ларас нахмурилась.

– Теперь ты послушай…

– Ларас, – прервала её Эгвейн, – Никому не позволено говорить с Айз Седай в подобном тоне, даже Госпоже Кухонь.

Ларас запнулась.

– Глупая девчонка. Ты не Айз Седай.

– Соглашаешься ты с этим или нет, я всё равно не могу бежать. Если ты, конечно, не намерена затолкать меня в эту дыру силой – связать и вставить в рот кляп, чтобы я не кричала, а потом лично перевезешь меня через реку,– тогда я советую позволить мне вернуться к работе.

– Но почему?

– Потому, – сказала Эгвейн, оглядываясь на очаг, – что кто-то должен с ней бороться.

– Ты не можешь сражаться так, – возразила Ларас.

– Каждый день это битва, – ответила Эгвейн. – Каждый день, когда я отказываюсь прогнуться, что-то значит. Даже если Элайда и Красные – единственные, кто это знает, это уже что-то. Немного, но больше, чем я могу сделать, находясь снаружи. Пойдём. Мне ещё два часа работать.

Она повернулась и пошла обратно, к очагу. Ларас неохотно закрыла люк, ведущий в её схрон, и присоединилась к ней. Теперь женщина производила гораздо больше шума, задевая полки, кирпич издавал под её ногами громкие звуки. Любопытно, как ей удавалось быть такой тихой, когда хотела.

Через кухню промелькнула вспышка красной ткани, словно кровь мёртвого кролика на снегу. Эгвейн застыла, когда её заметила Кэтрин, одетая в платье с малиновой юбкой и жёлтой отделкой. Губы Красной вытянулись в нитку, глаза прищурились. Заметила ли она, что Эгвейн с Ларас уходили?

Ларас застыла.

– Теперь я поняла, что делала неправильно, – быстро сказала Эгвейн Госпоже Кухонь, глядя на второй очаг, рядом с которым они стояли у двери кладовой. – Спасибо, что показала мне. Впредь я буду внимательнее.

– Да уж, постарайся, – сказала Ларас, стряхивая оцепенение. – Иначе ты узнаешь, что такое настоящеенаказание, а не эти похлопывания вполсилы, которые устраивает Наставница Послушниц. А теперь за работу.

Эгвейн кивнула и поспешила к очагу. Кэтрин останавливая, подняла руку. Сердце Эгвейн предательски забилось в груди.

– Нет необходимости, – сказала Кэтрин. – Амерлин потребовала, чтобы эта послушница прислуживала ей сегодня за ужином. Я сказала Амерлин, что один день работы едва ли сломает такую упрямую девчонку, но она настаивала. Думаю, тебе дают первый шанс проявить покорность, дитя. Советую им воспользоваться.

Эгвейн взглянула на свои почерневшие руки и запачканное платье.

– Давай, беги, – сказала Кэтрин. – Умойся и переоденься. Амерлин не будет ждать.

Выяснилось, что отмываться не легче, чем чистить очаги. Сажа впиталась в руки Эгвейн почти так же, как в рабочую одежду. Она потратила почти час, отмываясь в ванне, наполненной чуть тёплой водой, пытаясь привести себя в приличный вид. Её ногти были поломаны во время отскабливания кирпичей, и каждый раз, когда она ополаскивала волосы, было похоже, что с водой смывалось целое ведро сажи.

Несмотря на это, она была рада представившейся возможности. У неё редко было время как следует помыться, обычно приходилось всё делать впопыхах. Моясь в маленькой выложенной серой плиткой ванной комнате, она обдумывала свой следующий шаг.

Она отвергла побег. Это означало, что ей придется иметь дело с Элайдой и Красными – единственными сёстрами, которых она может видеть. Но можно ли заставить их увидеть свои ошибки? Как жаль, что нет возможности назначить им всем епитимью и таким образом от них избавиться.

Нет. Она была Амерлин, она представляла все Айя, в том числе и Красную. Она не могла обойтись с ними также, как Элайда обошлась с Голубыми. Они были настроены к ней наиболее враждебно, но это означало только усложнение задачи. Похоже, наметился какой-то прогресс с Сильвианой, и разве Лирен Дореллин не признала, что Элайда совершала серьёзные ошибки?

Возможно, Красные не будут единственными, на кого она смогла бы повлиять. Всегда есть шанс встретиться в коридоре с другими сёстрами. Если одна из них захочет с ней поговорить, Красные не смогут насильно её увести. Они будут до определённой степени соблюдать приличия, и это даст Эгвейн шанс немного пообщаться с другими сёстрами.

Но как поступить с самой Элайдой? Правильно ли позволять лже-Амерлин считать, что Эгвейн напугана? Или пришло время дать бой?

К концу мытья Эгвейн чувствовала себя гораздо чище и увереннее. Её положение в войне существенным образом ухудшилось, но она ещё могла сражаться. Она быстро прошлась расчёской по влажным волосам, надела новое платье послушницы и вышла к своим сопровождающим. Свет, как было приятно ощущать на коже мягкую, чистую ткань!

Они проводили её наверх, к покоям Амерлин. Эгвейн прошла мимо нескольких групп сестёр; в их присутствии она прошла с гордо поднятой головой, для их же пользы. Сопровождающие вели ее через ту часть башни, где находился сектор Красных. Плитки на полу здесь имели красный и тёмно-серый цвет. Тут ходило больше людей: женщин в шалях, слуг с Пламенем Тар Валона на груди. Никаких Стражей. Это всегда казалось Эгвейн странным – в других частях Башни они были привычным зрелищем.

Закончив длинное восхождение и преодолев несколько поворотов, они прибыли к апартаментам Элайды. Эгвейн неосознанно поправила юбку. По пути она решила, что должна вести себя с Элайдой так же, как в прошлый раз – сохранять молчание. Продолжать раздражать её означает заработать ещё больше ограничений. Эгвейн не будет унижаться, но также не станет и отступать со своего пути свержения Элайды. Пусть она думает что хочет.

Слуга открыл дверь, пропуская Эгвейн в столовую. Она была поражена тем, что увидела. Она полагала, что будет прислуживать одной Элайде, или, возможно, ещё будет Мейдани. Эгвейн даже не предполагала, что столовая будет полна женщин. Здесь были пятеро, по одной от каждой Айя, кроме Красной и Голубой. И каждая из гостей была Восседающей. Здесь была Юкири, а также Дозин, обе тайные охотницы за Чёрной Айя. Феране тоже была здесь, и казалось, что она была удивлена, увидев Эгвейн. Разве Белая не знала об этом ужине заранее?Или она просто о нем запамятовала?

Рубинде из Зелёной Айя сидела рядом с Шеван из Коричневой. С ней Эгвейн тоже хотела бы встретиться. Шеван была одной из тех, кто поддерживал переговоры с мятежными Айз Седай, и Эгвейн надеялась, что будет нетрудно убедить её помочь в объединении Белой Башни изнутри.

За столом не было Красных сестёр, за исключением Элайды. Было ли это из-за того, что все Красные Восседающие находились за пределами Башни? Или, возможно, Элайда решила, что собрание дополнено ею самой, поскольку всё ещё продолжала считать себя Красной, хотя, в качестве Амерлин, и не имела на это права.

Стол был длинным, кубки из хрусталя искрились, отражая свет, исходящий из богато украшенных бронзовых напольных светильников, расставленных вдоль стен ржавого красно-жёлтого цвета. На каждой женщине было платье цвета её Айя. Комнату наполняли запахи сочного мяса и приготовленной на пару моркови. Женщины беседовали. Дружелюбно, но натянуто. Напряжённо. Им не хотелось здесь находиться.

Дозин кивнула Эгвейн через всю комнату, почти уважительно. Это что-то значило. Как будто говорило: «Я здесь, потому что ты сказала, что подобные вещи важны». Элайда сидела во главе стола. На ней было красное платье с длинными рукавами, их и лиф платья украшали неогранённые гранаты. На лице её была удовлетворённая улыбка. Слуги сновали туда и сюда, наливая вино и разнося еду. Почему Элайда устроила ужин с Восседающими? Была ли это попытка залечить трещины в Белой Башне? Возможно, Эгвейн напрасно её осуждала?

– О, хорошо, – сказала Элайда, увидев Эгвейн. – Наконец-то ты пришла. Иди сюда, дитя.

Эгвейн так и сделала. Девушка прошла через комнату, и остальные Восседающие её заметили. Некоторые казались смущёнными, другим была любопытна причина её присутствия. Подходя, Эгвейн кое-что поняла. Один этот вечер запросто мог разрушить всё, над чем она трудилась последнее время.

Если бы находящиеся здесь Айз Седай увидели, как она покорно прислуживает Элайде, Эгвейн потеряла бы в их глазах свою принципиальность. Элайда объявила, что Эгвейн покорилась, но Эгвейн доказала обратное. Если сейчас она подчинится воле Элайды, даже немного, это будет рассматриваться как доказательство.

Испепели Свет эту женщину! Почему она пригласила так много сестёр из тех, на кого Эгвейн пыталась повлиять? Было ли это простым совпадением? Эгвейн подошла к лже-Амерлин, сидевшей во главе стола, и слуга передал ей хрустальный кувшин, наполненный искрящимся красным вином.

– Ты будешь следить, чтобы мой кубок был полон, – сказала Элайда. – Стой здесь, но не подходи слишком близко. Я бы предпочла не вдыхать исходящий от тебя запах сажи.

Эгвейн сжала зубы. Запах сажи? После целого часа мытья? Сомнительно. Со стороны она видела удовлетворение, наполнявшее глаза отпивающей вино Элайды. Та повернулась к Шеван, которая сидела на соседнем стуле справа от неё. Коричневая была худой женщиной с узловатыми руками и угловатым лицом, вся словно сделанная из шишковатых палок. Она с задумчивым видом изучала хозяйку.

– Скажи, Шеван, – произнесла Элайда. – Ты по-прежнему настаиваешь на этих глупых переговорах с мятежницами?

– Сёстры должны получить шанс помириться, – ответила Шеван.

– У них был шанс, – сказала Элайда. – Честно говоря, я ожидала большего от Коричневой. Ты ведёшь себя упрямо, ни на йоту не понимая, как устроен реальный мир. Даже Мейдани согласна со мной, а ведь она Серая! Ты знаешь, каковы они.

Шеван отвернулась. Выглядела она гораздо тревожнее, чем раньше. Зачем Элайда пригласила их на ужин, если собирается лишь оскорблять их и их Айя? Пока Эгвейн размышляла, Красная обратила своё внимание на Феране и пожаловалась ей на Рубинде, Восседающую из Зелёных, которая также сопротивлялась усилиям Элайды прекратить переговоры. За разговором, она протянула бокал Эгвейн, постукивая по нему. Элайда едва ли сделала из него несколько маленьких глотков.

Скрежеща зубами, Эгвейн наполнила бокал. Остальные и раньше видели её за работой – к примеру, она колола орехи для Феране. Это не испортит её репутацию, пока Элайда не заставит её унизить себя каким-либо образом.

Но в чём была цель ужина? Элайда, казалось, даже не пыталась что-то предпринимать, чтобы примирить Айя. Если она что-то и делала, то только расширяла трещины, унижая несогласных. Иногда она заставляла Эгвейн наполнить её кубок, но никогда не делала больше, чем один-два глотка.

Постепенно Эгвейн начала понимать. Этот ужин был организован не для того, чтобы поработать с Айя. Он имел целью запугать сестёр, чтобы они делали то, что считает нужным Элайда. А Эгвейн здесь присутствует только для демонстрации! Чтобы показать, сколько власти у Элайды – она могла взять девушку, которую другие называли Амерлин, надеть на неё платье послушницы и назначить ей ежедневные наказания.

Эгвейн снова почувствовала злость. Почему Элайде так легко удавалось влиять на её чувства? Суповые тарелки убрали и принесли морковь, приготовленную на пару со сливочным маслом. В воздухе чувствовался слабый запах корицы. Эгвейн не ужинала, но чувствовала себя слишком плохо, чтобы беспокоиться о еде.

«Нет,– подумала она, успокаивая себя, – я не прерву это в зародыше, как в прошлый раз. Я буду терпеть. Я сильнее Элайды. Сильнее её безумия».

Разговор продолжался; Элайда делала обидные замечания другим, иногда намеренно, иногда с кажущимся непониманием. Остальные меняли тему разговора, переводя его с мятежниц на небо, странным образом затянутое облаками. В конце концов Шеван упомянула слух о Шончан, встретившихся с Айил на юге.

– Опять Шончан? – вздохнула Элайда. – Вам незачем о них беспокоиться.

– Мои источники говорят об обратном, Мать, – сухо сказала Шеван. – Думаю, нам следует обратить пристальное внимание на то, что они делают. Несколько моих сестёр расспросили это дитя о её длительном опыте общения с ними. Вы должны услышать о том, что они делают с Айз Седай.

Элайда рассмеялась звонким мелодичным смехом.

– Конечно, вы знаете, как это дитя склонно преувеличивать! – она бросила взгляд на Эгвейн. – Ты распространяла ложь ради своего друга, глупого ал’Тора? Что он велел тебе рассказать об этих захватчиках? Они на него работают, разве нет?

Эгвейн не ответила.

– Говори, – сказала Элайда, взмахнув бокалом. – Скажи этим женщинам, что ты солгала. Сознайся, девчонка, или я снова назначу тебе наказание.

Наказание, которое она получит за нежелание говорить, будет лучше, чем гнев Элайды, если Эгвейн посмеет ей перечить. Молчание было дорогой к победе.

Однако когда Эгвейн взглянула на длинный стол из красного дерева, уставленный ярким белым фарфором Морского народа и мерцающими красными свечами, она увидела пять пар изучающих её глаз. Она догадывалась, какие вопросы они хотели задать. Эгвейн отважно говорила с ними наедине, но будет ли она придерживаться своих слов сейчас, лицом к лицу с самой влиятельной женщиной мира? Женщиной, в руках которой была жизнь Эгвейн.

Была ли Эгвейн Амерлин? Или она была только девчонкой, которая любила воображать?

«Испепели тебя Свет, Элайда»– подумала девушка, сжав зубы, понимая, что была неправа. Молчание на глазах у этих женщин не приведёт к победе. «Вряд ли тебе понравится то, что сейчас будет».

– Шончан не работают на Ранда, – сказала Эгвейн. – И они представляют больш ую угрозу для Белой Башни. Я не распространяла никакой лжи. Сказать иное означало бы нарушить Три Клятвы.

– Ты не давала Трёх Клятв, – строго сказала Элайда, поворачиваясь к ней.

– Давала, – возразила Эгвейн. – Я не держала в руках Клятвенный Жезл, но не жезл делает мои слова правдивыми. Я храню слова клятвы в сердце, и мне они ещё дороже, поскольку ничто не заставляет меня их выполнять. И согласно этой клятве, я скажу ещё раз. Я Сновидица, и мне приснилось, что Шончан нападут на Белую Башню.

Глаза Элайды на мгновение вспыхнули, и она сжала вилку так сильно, что побелели костяшки пальцев. Эгвейн не отводила взгляда, и наконец Элайда снова рассмеялась.

– Ах, я смотрю, упряма, как всегда. Придётся мне сказать Кэтрин, что она была права. Ты получишь наказание за свои преувеличения, дитя.

– Эти женщины знают, что я не лгу, – спокойно ответила Эгвейн. – И каждый раз, когда ты настаиваешь, что это не так, ты роняешь себя в их глазах. Даже если ты не веришь моему сну, ты должнапризнать, что Шончан представляют опасность. Они надевают ошейники на женщин, которые могут направлять, используют их как оружие с помощью извращённого тер’ангриала. Я опробовала это на своей шее. Я и сейчас иногда чувствую ошейник. В своих снах, в кошмарах.

Комнату наполнила тишина.

– Ты, глупое дитя, – сказала Элайда, очевидно, пытаясь делать вид, что никакой угрозы Эгвейн не представляла. Ей стоило обернуться и посмотреть в глаза остальным. Если бы она это сделала, то поняла бы правду. – Ты меня вынуждаешь. Ты встанешь передо мной на колени, дитя, и будешь просить прощения. Прямо сейчас. Иначе я запру тебя в одиночке. Ты этого хочешь? Но не надейся, что побои прекратятся. Ты по-прежнему будешь нести ежедневное наказание, просто каждый раз после этого тебя будут бросать в твою камеру. Теперь вставай на колени и проси прощения.

Восседающие переглянулись. Пути к отступлению теперь не было. Эгвейн не хотела, чтобы до этого дошло. Но это случилось, и Элайда потребовала сражения.

Пришло время дать ей бой.

– А если я не склонюсь перед тобой? – спросила Эгвейн, глядя Элайде в глаза. – Что тогда?

– Ты преклонишь колени, так или иначе, – прорычала Элайда, обнимая Источник.

– Ты собираешься использовать на мне Единую Силу? – спросила Эгвейн спокойно. – Ты вынуждена прибегать к этому? У тебя нет никакой власти, если ты не направляешь?

Элайда помедлила.

– В мои права входит наказание тех, кто не проявляет должного уважения.

– И ты заставишьменя подчиняться? – спросила Эгвейн. – То же ты будешь делать с каждым в Башне, Элайда? Айя противостоит тебе – и ты расформировываешь её. Женщина раздражает тебя – и ты пытаешься уничтожить её право быть Айз Седай. В конце концов, ты заставишь каждую сестру прогнуться перед тобой?

– Вздор!

– Разве? – спросила Эгвейн. – А ты рассказала им про свою идею новой клятвы? Клятвы подчиняться Амерлин и поддерживать её, данной на Клятвенном Жезле каждой сестрой?

– Отрицай это, – продолжила девушка. – Опровергни это утверждение. Позволят ли тебе Клятвы?

Элайда застыла. Если бы она была Чёрной, она смоглабы отрицать это, несмотря на Клятвенный Жезл. Но в любом случае, Мейдани может подтвердить то, что сказала Эгвейн.

– Это была пустая болтовня, – сказала Элайда. – Просто размышления, мысли вслух.

– В размышлениях часто бывает истина. – Ответила Эгвейн. – Ты заперла самого Возрождённого Дракона в ящик, ты только что угрожала сделать то же со мной, перед всеми этими свидетелями. Люди называют его тираном, но ты – человек, разрушающий наши законы и правящий с помощью страха.

Глаза Элайды широко распахнулись, в них была видна её злость. Она выглядела… поражённой. Словно не могла понять, как от воспитания непокорной послушницы она перешла к спору на равных. Эгвейн увидела, как женщина начала сплетать поток Воздуха. Это необходимо было остановить; кляп из Воздуха прекратит спор.

– Продолжай, – спокойно сказала Эгвейн. – Используй Силу, чтобы заставить меня замолчать. Разве Амерлин не должна быть способна уговоритьоппонента подчиниться, а не прибегать к силе?

Уголком глаза Эгвейн уловила, как миниатюрная Юкири кивнула.

Глаза Элайды расширились от злости, и она отпустила поток Воздуха.

– Мне нет необходимости спорить с какой-то послушницей, – бросила Элайда. – Амерлин не объясняет своих поступков таким, как ты.

– "Амерлин понимает самые сложные убеждения и дискуссии", – произнесла Эгвейн, цитируя по памяти. – "В конце концов, она является слугой всех, даже самых последних рабочих".

Это было сказано Балладар Арандайл, первой Амерлин, возведённой из Коричневой Айя. Она написала эти слова в одном из предсмертных писем. Эти письма были объяснением её правления и того, что она делала во время Кавартенских войн. Арандайл чувствовала, что после того, как кризис прошёл, нравственный долг Амерлин – объяснить свои поступки простым людям.

Сидящая за Элайдой Шеван довольно кивнула. Цитата была неизвестна широкой публике. Эгвейн мысленно поблагодарила Суан за тайное обучение премудрости прошлых Амерлин. Больш ая часть того, что она рассказывала, хранилась в секретных хрониках, но было и несколько великолепных фраз, произнесённых такими женщинами, как, например, Балладар.

– Что за ерунду ты бормочешь? – фыркнула Элайда.

– Что ты намеревалась делать с Рандом ал’Тором, когда схватила его? – спросила Эгвейн, не обращая внимания на комментарий.

– Я не…

– Ты отвечаешь не мне– сказала Эгвейн, кивая в сторону стола и женщин, – а им. Ты объяснила свои действия, Элайда? Каковы были твои планы? Или ты намерена уклониться от этого вопроса так же, как ты уклонилась от моих остальных?

Лицо Элайды начало краснеть, но, не без усилий, ей удалось с собой справиться.

– Я собиралась держать его в безопасности и надёжно отрезанным от Источника здесь, в Башне, пока не пришло бы время Последней Битвы. Это предотвратило бы те страдания и хаос, которые он породил во многих странах. Это стоило риска его разозлить.

– "Как плуг рыхлит землю, разрушая ее и все живое в ней, так будут разрушены человеческие жизни, и все, что было, истребит огонь его глаз", – сказала Эгвейн. – "Трубный глас войны последует за ним по пятам, и вороны слетятся на звук его голоса, и он наденет корону мечей".

Элайда нахмурилась, застигнутая врасплох.

–  Кариатонский цикл, Элайда, – сказала Эгвейн. – Когда ты заперла Ранда, чтобы сохранить его «в безопасности», он уже захватил Иллиан? Он уже носил то, что он назвал Короной Мечей?

– Что ж, нет.

– И как, ты думаешь, он бы выполнил пророчества, если бы он был спрятан в Белой Башне? – спросила Эгвейн. – Как смог бы он вызвать войны, которые должен вызвать, согласно пророчествам? Как должен он был разрушать народы и привязывать их к себе? Как смог бы он "поразить своих людей мечом мира" или "обязать девять лун служить себе", если бы он был заперт? Разве пророчества говорят, что он будет "раскован"? И разве в них не говорится о "хаосе с его приходом"? Как что-то вообще может произойти, если он закован в кандалы?

– Я…

– Твоя логика поразительна, Элайда. – холодно произнесла Эгвейн. Феране украдкой улыбнулась на это. Возможно, она снова подумала, что Эгвейн подошла бы Белая Айя.

– Пф, – сказала Элайда, – ты задаёшь не имеющие смысла вопросы. Пророчества должны былиисполниться. Иначе и быть не могло.

– Значит, ты утверждаешь, что твоя попытка схватить его, была обречена на неудачу.

– Нет, совсем нет, – вновь покраснев, сказала Элайда. – Нам не следует об этом беспокоиться – и не тебе об этом думать. Нет, нам стоит поговорить о твоих мятежницах и о том, что онисделали с Белой Башней!

Хорошая смена темы, попытка заставить Эгвейн обороняться. Элайда не была полностью некомпетентна. Всего лишь высокомерна.

– Я вижу, что онипытаются исцелить трещины, возникшие между нами, – сказала Эгвейн. – Мы не можем изменить того, что случилось. Мы не можем изменить того, что ты сделала с Суан, даже несмотря на то, что мои сторонницы открыли способ Исцелить её усмирение. Мы можем только двигаться вперёд и сделать всё, что возможно, чтобы сгладить рубцы. Что делаешь ты, Элайда? Отвергаешь переговоры, пытаешься запугать Восседающих, чтобы они отступились? Оскорбляешь все Айя, кроме Красной?

Дозин, из Жёлтой, что-то тихо пробормотала в знак согласия. Это привлекло взгляд Элайды, и она на мгновение застыла, словно поняла, что потеряла контроль над спором.

– Достаточно.

– Трусиха, – сказала Эгвейн.

Глаза Элайды расширились.

– Как ты смеешь!

– Я осмелилась сказать правду, Элайда, – произнесла Эгвейн тихо. – Ты трусиха и тиран. Я бы также назвала тебя Другом Тёмного, но подозреваю, что Тёмный постыдился бы связываться с тобой.

Элайда взвизгнула и направила поток Силы, отбросив Эгвейн назад, ударив ее о стену так, что та выронила кувшин с вином. Он разбился о деревянный пол за ковром, разбросав брызги похожей на кровь жидкости на стол и на половину тех, кто за ним сидел, залив белую скатерть красными пятнами.

– Ты меняназываешь Другом Тёмного? – завопила Элайда. – Это ты Друг Тёмного. Ты и твои мятежницы, которые стараются отвлечь меня от того, что должно быть сделано.

Поток Воздуха ударил Эгвейн о стену снова, и она упала на пол, на осколки разбитого кувшина, которые оставили порезы на руках. Дюжина хлыстов била её, разрывая платье. Кровь сочилась из её рук, она начала брызгать, оставляя с каждым ударом Элайды пятна на стене.

– Элайда, прекрати это! – сказала Рубинде, зашуршав зелёным платьем. – Ты сошла с ума?

Элайда, задыхаясь, повернулась.

– Не искушай меня, Зелёная!

Хлысты продолжали бить Эгвейн. Она переносила боль беззвучно. С усилием она встала. Она уже чувствовала, как распухают лицо и руки. Но продолжала спокойно смотреть на Элайду.

– Элайда! – вскрикнула Феране, вставая. – Ты нарушаешь закон Башни! Ты не имеешь праваиспользовать Силу для наказания ученицы!

– Я и естьзакон Башни! – взревела Элайда, указывая на сестер. – Вы высмеиваете меня. Я знаю, что вы делаете это. В глаза вы выказываете мне почтение, но я знаю, что вы говорите, о чем вы шепчетесь за спиной. Вы, неблагодарные глупцы! После всего, что я для вас сделала! Вы думаете, я буду терпеть вас вечно? Смотрите на это, как на пример!

Она повернулась, показывая на Эгвейн, потом отшатнулась, поражённая тем, что Эгвейн спокойно наблюдала за ней. Элайда начала задыхаться, подняла руку к груди, а хлысты продолжали бить девушку. Все они могли видеть плетение, и все они могли видеть, что Эгвейн не кричала, хотя во рту у неё и не было кляпа из Воздуха. С её рук текла кровь, тело было избито, и всё-таки она не находила оснований кричать. Вместо этого она безмолвно благословляла айильских Хранительниц Мудрости за их знания.

– И чему именно, – спокойно сказала Эгвейн, – я должна послужить примером, Элайда?

Избиения продолжались. О, как было больно! Слёзы лишь наметились в уголках глаз Эгвейн, но ей бывало и хуже. Гораздо хуже. Каждый раз, когда думала о том, что эта женщина делала с Башней. Истинная её боль была не от ран, а от того, как Элайда вела себя перед Восседающими.

– Во имя Света, – прошептала Рубинде.

– Как я хотела бы, чтобы я не была нужна, Элайда, – негромко произнесла Эгвейн. – Как я хотела бы, чтобы Башня обрела в твоём лице великую Амерлин. Я хотела бы, чтобы я могла уступить и признать твою власть. Я хотела бы, чтобы ты этого заслуживала. Я с удовольствием приняла бы казнь, если бы это означало, что я оставляю сведущую Амерлин. Белая Башня важнее, чем я. Можешь ли ты сказать то же?

– Хочешь казни? – завопила Элайда, вновь обретя дар речи. – Но ты её не получишь! Смерть – слишком хорошее наказание для тебя, Друг Тёмного! Я буду смотреть, как тебя избивают – все будут смотреть, как тебя избивают – пока я с тобой не закончу. Только после этого ты умрёшь! – Она повернулась к слугам, которые стояли в изумлении, прижавшись к стенам комнаты. – Отправьте за солдатами! Я хочу, чтобы ее бросили в самую глубокую камеру, которая только найдется в Башне! Пусть по всему городу объявят, что Эгвейн ал’Вир – Друг Тёмного, отвергший милость Амерлин!

Слуги побежали выполнить ее приказание. Хлысты продолжали бить, но тело Эгвейн начало неметь. Она закрыла глаза, чувствуя слабость – она потеряла много крови из раны на левой руке.

Как она и боялась, настала развязка. Она бросила свой жребий.

Но она не боялась за свою жизнь. Нет, она боялась за судьбу Белой Башни. Эгвейн переполняла печаль, она прислонилась к стенке и начала проваливаться во тьму.

Так или иначе, ее битва внутри Башни подходила к концу.