Текст книги "Биос (ЛП)"

Автор книги: Роберт Чарльз Уилсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 15 страниц)

3

Вопрос, помимо прочего, заключался в том, как повернуть эту неудачную смерть.

Кеньон Дегранпре размышлял об этом, направляясь на ежемесячный медосмотр. Ему не терпелось поговорить с доктором. И дело не в том, что он чувствовал себя больным – отнюдь. Просто оказалось, что из всего персонала ОСИ для Дегранпре именно начальник Медицинской службы, Корбус Неффорд, врач и уроженец Бостона, сделавший себе долгую карьеру в Трестах, ближе всего соответствовал роли друга. В отличие от варваров холодных миров, доминировавших в научной части команды, Неффорд понимал правила цивилизованной беседы. Он был дружелюбен, но не выпускал из вида различия в их ранге. Почтителен, но редко подхалимничал чересчур нарочито. У него было круглое лицо аристократа, наверняка сослужившее ему дома хорошую службу в превратностях профессии; даже в скромном халате врача он походил на родича Семьи.

Дегранпре зашёл в небольшой медицинский кабинет и разделся безо всякого смущения. Подобно униформе, тело начальника станции отражало ранг и класс. Волос на нём почти не было, избыточный жир регулярно убирался, мускулатура наличествовала, но не выпячивалась. На левом плече – татуировка Рабочего Треста. Узкий пенис свисал над малозаметным шрамом от орхиэктомии, ещё один отличительный признак ранга. Не задерживаясь, Дегранпре шагнул в уголок диагностики.

Неффорд всё внимание перенёс на экран планшета. Он никогда не позволял себе заговорить до того, как к нему обратятся.

За спиной Дегранпре, словно крылья колибри, зажужжали медицинские аппараты.

– Вы, конечно, уже слышали о смерти, – сказал он.

– Как мне сказали, разрыв скафандра. Трагедия для персонала Ямбуку. Полагаю, им придётся заменить скафандр.

– Не говоря об инженере.

– Макаби Фейя. Прибыл тридцать месяцев назад. Здоровый, как бык. Впрочем, они все такие, когда впервые оказываются на ОСИ. Слышал, в несчастном случае виноват он сам.

– Вышел на открытый воздух в неподготовленном защитном снаряжении. В этом смысле – да, он сам навлёк на себя несчастье. Но у вины есть склонность взбираться по рангам.

– Но уж вас-то, сэр, никто не сможет в этом обвинить, – произнёс доктор.

– Благодарю за неубедительную поддержку. Разумеется, мы оба знаем, что это не так.

– Мир не идеален.

– Мы потеряли два ценных актива, замена которых дорого нам обойдётся. Избежать этого не получится. Впрочем, Ямбуку далека от того, чтобы остановить работу. Они по-прежнему могут проводить экскурсии на машинах, большинство их роботов в приличном техническом состоянии. У них есть как минимум один скафандр биологической защиты, который довольно быстро можно привести к спецификации. Базовым исследованиям ничто не угрожает.

– И потом, – заметил Неффорд, – у них есть новый костюм, который эта женщина, Фишер, привезла с собой.

– Об этом что, знают все?

– Более-менее. Станция – большая деревня. Люди болтают.

– Слишком много и слишком часто, – пробурчал Дегранпре.

Впрочем, он и ожидал услышать от Корбуса Неффорда некоторую толику слухов: должность врача и начальника службы практически гарантировала, что тому становится известно многое. Он мог пойти на риск сказать вслух то, о чём другие предпочли бы умолчать.

– Что Зоя Фишер действительно с собой привезла, так это непроверенную технологию, навязанную нам неподотчётным подразделением Трестов, – продолжил Дегранпре. – Эта Фишер поступила сюда со штуковиной от «Устройств и Персонала», и она подвергает себя прямой угрозе. Меня это беспокоит. Одна смерть – естественная убыль; две будут выглядеть некомпетентностью – того или иного сотрудника.

Доктор с отсутствующим видом кивал, прокручивая при этом страницы на экране и что-то нашёптывая.

– Осмотр окончен. Можете выходить.

Дегранпре одевался, продолжая размышлять вслух:

– «Устройства и Персонал» действуют так, словно они могут по своему усмотрению тасовать наши приоритеты. Сомневаюсь, что управляющие Рабочего Треста и дальше будут мириться с такой заносчивостью. А тем временем, мне бы очень хотелось, чтобы Зоя Фишер пожила ещё – по крайней мере, до моего возвращения в Пекин. Скажу честно, это не моё сражение.

Не слишком ли он разоткровенничался?

– Разумеется, это информация не для всех, – уточнил Дегранпре.

– Я понимаю.

– Иными словами, прошу вас не распространяться.

– Кеньон, вы же знаете, что можете полностью на меня положиться.

Неффорд назвал Дегранпре по имени вовсе не из нахальства, а для того, чтобы усилить его доверие.

– Спасибо, Корбус, – мягко упрекнул его Дегранпре. – Итак? Я здоров?

С видимым облегчением Неффорд перенёс внимание на планшет.

– Ваш кальций в костях превосходен, мускулатура стабильна, накопленная доза радиации гораздо ниже допустимой. Но в следующий раз мне потребуется взять у вас кровь на анализ.

– Хорошо, в следующий раз вы её получите.

* * *

Один раз в календарный месяц Дегранпре проходил по ОСИ вдоль и поперёк – по всему кольцу, от стыковочных узлов до оранжереи, при этом держа левую руку на чехле для хлыста.

Об этих прогулках он думал как о своём способе прочувствовать, чем живёт станция. Держать техников в тонусе, выговаривать сотрудникам РТ за нарушения внешнего вида – в общем, делать всё, чтобы его присутствие ощущалось. (На нарушения дресс-кода со стороны койперовских и марсианских учёных Дегранпре давно махнул рукой, считая для себя удачей, если те вообще вспомнят одеться.) Проблемы, которые из его кабинета казались такими далёкими, с палубы всегда выглядели гораздо серьёзнее. Кроме того, ему нравилась физическая активность.

Как всегда, он начал обход со складов Десятого модуля и закончил Девятым, оранжереей. В оранжерее ему нравилось задерживаться. Спроси его кто-нибудь, он мог бы ответить, что ему нравится пропущенный через светофильтры солнечный свет, перенаправленный со стационарных коллекторов в центре ОСИ, или влажный воздух, или запах почвы от подвесов аэропоники. И все эти ответы оказались бы правдой. Но не всей правдой.

Для Кеньона Дегранпре оранжерея была своего рода карманным раем.

Он любил сады ещё ребёнком. Первые двенадцать лет жизни он провёл на юге Франции с отцом, старшим менеджером компании «Новые сорта». Теплицы предприятия занимали тысячи акров зелени, полотно которой смотрело на юг – огромный город запотевших стеклянных стен и шипения аэраторов.

«Раем» их называл отец. В библейской мифологии рай был садом под названием Эдем; эдемский сад был возделан, совершенен. Когда люди попали в немилость, в нём воцарился хаос.

На ОСИ оранжерея занимала центральное положение. Она была уязвимой и жизненно важной, как пересаженное сердце. Оранжерея поставляла большую часть пропитания; она перерабатывала отходы; она очищала воздух. Являясь одновременно незаменимой и хрупкой, в глазах Дегранпре она воплощала ветхозаветный рай: упорядоченный, точно рассчитанный, органический и драгоценный.

Садовники в кожаных фартуках убрались с пути, давая понять, что в курсе его присутствия. Дегранпре шёл по рядам неторопливо. На участке с высокими кустами помидоров он помедлил, чтобы полнее ощутить запах и полюбоваться на цвет зелёных листьев.

В Рабочий Трест Дегранпре пришёл с почти нетронутым отцовским идеализмом. Человечество слишком долго боролось с земным хаосом. Цена, которую пришлось за это заплатить – неконтролируемый рост популяции, климатические изменения, болезни.

Койперовские радикалы обвиняли Землю в том, что она погрязла в застое. Чушь собачья, подумал Дегранпре. Сколько бы протянули колония Койпера или марсианская воздушная ферма, если бы они не смогли регулировать добычу льда и кислорода? Сколько бы удалось протянуть, скажем, ОСИ, окажись она в состоянии анархии? То же можно сказать и в отношении поверхности Земли: проблемы те же, просто они масштабнее и более размыты. Взять, к примеру, Исис: планета-сад, никогда не видевшая садовника. Прекрасная, как не упускают случая отметить все новички, койперовские энтузиасты. И фундаментально враждебная человеку.

Пройдя через всю оранжерею, Дегранпре поднялся на один лестничный пролёт и оказался на террасе, ближе к источнику света. Здесь пышно произрастали специально выведенные виноградные культуры. Садовники и тонкие белые роботы, словно ангелы, передвигались среди буйных зарослей. Звук капающей воды звучал для него музыкой. Дом, невольно подумал Дегранпре. Он не видел его уже пять лет, и бог знает, что там за эти годы произошло. Обернувшаяся катастрофой «Инициатива по восстановлению северо-африканского водоносного слоя» едва не загубила ему карьеру; он нажал на все возможные рычаги, лишь бы сохранить свою рабочую карточку в РТ. Он согласился на ротацию на Исис, чтобы продемонстрировать свою адаптивность. Это была единственная хоть сколько-нибудь ответственная должность, которую ему предложили.

И, надо признать, здесь он совсем неплохо справляется. Но слишком много времени прошло, слишком медленно – и разлуку с Землёй Дегранпре переживал острее, чем ожидал. Словно его тело на клеточном уровне ощущало каждый дюйм той огромной дистанции, которую преодолел корабль Хиггса; в конце концов, он сейчас так далеко от дома, что падающий на эти лозы свет не достигнет Пекина, Бостона или юга Франции при его жизни. Единственное, что сейчас реально связывает их с планетой, где он родился – передача данных по парам связанных элементарных частиц, воистину тончайшая из соломинок.

И именно этим он обязан заниматься. Пора направлять очередной еженедельный отчёт. Следует известить Тресты о том, что один из их инженеров погиб.

Несчастный случай. Или плохая организация. Или койперовский авантюризм с закономерно печальным финалом. Да, именно – то, что надо.

* * *

К полудню он поставил готовый отчёт в очередь на передачу, а сам обратился к другим делам. Прибыла мрачно настроенная группа начальников служб, недовольная несправедливым распределением роботов и использованием ресурсов – обычное соперничество между подразделениями. Тьюринговские фабрики на небольшой луне Исис до сих пор не вышли на целевую производительность, несмотря на добавление ещё двух блоков. Весь вопрос заключается в сохранении баланса. Никто не получает чего хочет, но это и неизбежно. Экономика ОСИ – экономика дефицита.

Но есть и хорошая новость: серьёзных проблем с критически важным снабжением нет. Производительность тьюринговских фабрик возросла, пусть и не достигла заданных значений. Системы жизнеобеспечения ОСИ в хорошем состоянии. Плохие новости в большинстве своём доставлял начальник Наземной службы, который сообщил об участившихся случаях выхода уплотнений из строя, технических проблемах и снижающихся складских запасах, особенно на континентальных и морской станциях (небольшая полярная станция извещала только о рутинных технических работах). В перспективе всё это чревато серьёзными проблемами, поскольку наземные станции потребляют обескураживающе обширный ассортимент экзотических материалов, доставляемых из Солнечной системы; пополнение складов и наращивание запасов до требуемых уровней потребует согласовать с Трестами изменения в порядке поступления грузов, а это всегда непросто. Но, в общем и целом, всё могло быть и хуже.

Дегранпре умаслил начальников служб обещаниями, наконец их распустил и направился в свою каюту.

Один.

Ему претила социальная изоляция на ОСИ, но решение этой проблемы, как всегда, заключалось в дисциплине. Больше сотни лет назад Тресты допустили промашку, постаравшись исправить гены койперовских добровольцев, вместо того, чтобы обучить их практически важному искусству самодисциплины.

Стена в каюте демонстрировала изображение Исис в реальном времени, синюю на фоне чёрного бархата космоса. Дегранпре был сыт ею по горло. Он переключил дисплей на нейтральное белое освещение, программно умерившее яркость, когда он уснул.

* * *

Планшет чирикнул, пробудив его раньше времени.

Пришедшее сообщение высветилось жёлтым – важное, но не срочное. Дегранпре решил, что оно может подождать. Он принял душ, оделся и дал личному роботу задание доставить завтрак из столовой.

После чего с неохотой взглянул на экран. Это оказалось ответное послание от Рабочего Треста. Формальные соболезнования о смерти Макаби Фейя. Скорректированный график запусков. Пересмотренные грузовые декларации на шесть месяцев вперёд.

И в конце – небольшая, но смертельная приписка.

К следующей ротации персонала приписан «наблюдатель». Наблюдатель от «Устройств и Персонала», человек по имени Аврион Теофилус.

Совсем скверным было отсутствие должности.

На Земле люди без должности или крайне бедны, или очень могущественны. Значит, это либо какой-нибудь крестьянин, либо член Семьи.

А крестьяне на Исис не прилетают.

4

Зоя пришла в общий зал, чтобы увидеть церемонию сожжения тела Макаби Фейя.

Тэм Хайс созвал сюда весь персонал Ямбуку. Общий зал был достаточно велик для того, чтобы Зоя могла присоединиться к народу, не испытывая особой клаустрофобии. С одной из стен Хайс убрал всё, превратив панель в экран с видом на западную прогалину, где дистанционно управляемые роботы собрали из местной древесины ложе для тела. Ощущение было, словно выглядываешь в огромное панорамное окно – хотя в действительности общий зал располагался в самом центре стерильного ядра Ямбуку, словно луковица изолированный от Исис слоями «горячих» лабораторий и ангаров для роботов.

Маку Фейя, безнадёжно заражённому местной жизнью, было не суждено проникнуть на станцию дальше, чем ангар для роботов. Его тело наводнили полчища микробов Исис; по сути оно превратилось в чрезвычайно опасное биологическое оружие. Пока он умирал – мучительно, но, по счастью, скоротечно, – Элам Мейзер воспользовалась помощью дистанционно управляемых медицинских роботов для того, чтобы ввести ему успокоительные и анестезию. А потом, прежде чем вновь вынести тело за пределы станции, извлекла наиболее существенные образцы тканей и поместила их в перчаточные боксы.

Зоя не стала всматриваться в тело слишком уж пристально. Скафандр биологической защиты с Мака Фейя сняли, чтобы использовать в будущем, а труп завернули в белую простыню в попытке придать ему более достойный вид. Но было видно, что с умопомрачительной скоростью пожираемое микроорганизмами Исис тело расплывается под саваном, превращаясь в вязкую чёрную жидкость. Точь-в-точь как мышь генетической линии «СИБА-37», подумала Зоя. Она выпрямилась на стуле, пытаясь не дать себе посчитать эту смерть несчастным предзнаменованием. Скорее, это предостережение: с биосферой Исис шутки плохи. Но здесь нет ничего злого, нет преднамеренной атаки на человека. Проблема не в Исис, а в человечестве. Мы слишком хрупкие, подумала Зоя; мы развились в более юной и менее конкурентной биологической среде. Здесь мы младенцы.

Когда до Исис добрались первые зонды, люди прилагали серьёзные усилия к тому, чтобы защитить планету от заражения. Но оказалось, что нет такого земного организма, которого биосфера Исис не смогла бы удержать и поглотить; мириады местных ферментов и ядов в два счёта разрушают хрупкие белковые оболочки земных форм жизни. И смерть Макаби Фейя – очередной пример того, что Исис действует так, как должна.

«Планета тебя не ненавидит, – как-то сказал ей Тео. – Но близость к ней фатальна».

Зоя перенесла внимание с тела на лесные заросли на фоне похоронного ложа. Деревья были лохматыми, с тонкими стволами. Ветки они вздымали вверх, словно зелёные руки. В конечном счёте это её царство – или скоро будет. Большую часть жизни она готовилась к длительной изоляции в девственных лесах Исис. Если тот или иной местный вид не получил названия, она сможет назвать его сама; она сможет даже выдвигать бинарную номенклатуру для родов и семейств. Но это не учебник, не архив файлов и не симулятор. Реальность того, что видела сейчас Зоя, внезапно накрыла её с головой, несмотря на скученную безопасность общего зала: листву качает настоящий ветер, на лесную подстилку падают реальные тени. Зоя оказалась в нескольких тонких стенах от Исис – наконец-то, наконец.

И – рядом со смертью. Самой настоящей. Глубина эмоций в зале устрашала. Дитер Франклин опустил голову, пряча слёзы; Элам Мейзер откровенно плакала, и в этом она была не одинока.

Две тайны, подумала Зоя. Исис и горе. Из них Исис казалась ей более понятной. Как бы почувствовала себя Зоя, если бы умер кто-то из её близких? Но у неё нет близких, никогда не было. Только Тео, строгий и отчуждённый, как птица с чёрными крыльями. Её наставник, её спаситель. Что, если бы там лежало тело Тео? Тогда бы она заплакала? Будучи ребёнком, Зоя частенько плакала, особенно в детском доме в Тегеране; о том времени остались только смутные воспоминания. Из этого детского дома Тео её и вытащил. Без Тео… да, без Тео она бы пропала.

Была бы свободной, прошептал предательский голосок в голове.

От этой мысли стало неуютно.

Тэм Хайс, высокий и мрачный, в официальной униформе Ямбуку, произнёс краткую, но достойную речь в память об усопшем. Затем молодой биохимик по имени Амбросик, после смерти Мака последний реформатский мормон на Ямбуку, прочёл формальную молитву о покойном.

По незаметному сигналу роботы полили ложе смесью углеводородов и подожгли снопом искр. Внешний микрофон с ужасающей чёткостью передавал звуки – гудение пламени и неторопливое потрескивание горящей древесины.

Жар высоко вздымал в воздух пепел от Макаби Фейя. Ветер уносил дым прочь. Фосфаты, оставшиеся от него, удобрят почву, подумала Зоя. Сезон за сезоном, атом за атомом, биос получит его без остатка.

* * *

Зоя была направлена на Исис специально для проекта по глубокому погружению. Но до того дня, как она шагнёт за пределы станции, Зоя оставалась сотрудником Ямбуку и должна была найти себе применение. Она не была ни микробиологом, ни инженером, но вокруг хватало и обычной работы – менять фильтры, проводить инвентаризацию грузов, составлять расписания работ. Зоя с готовностью соглашалась их выполнять. И день за днём, по мере того, как проходил шок от смерти Мака Фейя, Зоя чувствовала, что становится… кем? Если и не членом семьи Ямбуку, то в любом случае полезным подспорьем.

Со дня похорон минула неделя. Сегодня Зоя потратила на инвентаризацию восемь часов, а это серьёзная физическая нагрузка, несмотря на помощь грузовых роботов. Затем девушка спокойно пообедала в столовой и вернулась в свою ячейку. Больше всего ей хотелось принять горячий душ и пораньше лечь спать. Но только она задала температуру воды, как в дверь постучала Элам Мейзер.

Элам была одета в свободные палевые шорты и блузку – послевахтенную одежду, – а её улыбка казалась искренне дружелюбной.

– У меня разнарядка работ на завтра. Думала, вдруг ты захочешь взглянуть. Или просто поговорить. Ты не занята?

Зоя пригласила её войти. Ячейка Зои была небольшой, в ней были только постель и письменный стол, да одна стена с функцией экрана. Раз в месяц или около того, по парам связанных частиц с Земли передавали сжатые сводки земных развлекательных программ. Сегодня большинство сотрудников станции собрались в общем зале для просмотра свежего выпуска «Новосибирск вкратце». На свой экран Зоя настроила вид со внешней камеры; единственное шоу, которое она хотела видеть – навевающий дрёму полумесяц луны Исис, летящий по небу меж звёзд южного полушария.

Элам, высокая даже по койперовским меркам, руки в боки вошла в её комнату столь же бесцеремонно, как входила во все прочие.

– У меня нет особого настроения развлекаться, – сказала она. – У тебя, похоже, тоже.

Зоя не знала, как на это ответить. В общении с нею Элам не выпячивала свою должность, но она была в числе ключевых сотрудников Ямбуку, подчиняясь только самому Тэму Хайсу. Дома всё было бы ясно: подчинённые менеджеры слушаются её, а она слушается своих начальников – и все слушаются Семьи. Просто.

Элам уронила на стол листок с разнарядкой.

– Когда приходит пакет развлекалова, станция замирает.

– Говорят, в сегодняшней – отличные танцы.

– А-ха. Похоже, ты на этот счёт проявляешь не больше энтузиазма, чем я. Думаю, я просто старое ископаемое с пояса Койпера. В наших краях танцы – это то чем занимаешься, а не на что смотришь.

Зоя понятия не имела, что на это ответить. Сама она не танцевала.

Элам бросила взгляд на стенную панель экрана. Разрешение Зоя выставила на максимум, что создавало иллюзию, будто одна из стен кубрика исчезла и открылась прямо в ночь планеты. Прожектора периметра Ямбуку выхватывали ближайшие деревья, отчётливо яркие на фоне бархатно-чёрного леса.

– Не обижайся, Зоя, но временами ты похожа на привидение. Ты здесь, но всё твоё внимание – там.

– Это то, к чему меня готовили.

Элам нахмурилась и отвела взгляд.

– Я что-то не то сказала? – спросила Зоя.

– Прошу прощения? А, нет, Зоя. Всё в порядке. Просто, как я уже сказала, я старое ископаемое с Койпера.

– Вы читали моё дело, – предположила Зоя.

– Не всё. Это часть работы.

– Знаю, как это должно звучать. Единственная выжившая из сестёр-клонов, назначена для работы на Исис, три года провела в детском доме, умеренное неприятие контактов с людьми. Эксцентрична и, полагаю, очень… земная. Но на самом деле я…

У Зои едва не вырвалось «ничем не отличаюсь от других». Но это было бы ложью, не так ли? Даже на Земле Зоя выделялась среди остальных. И это было частью её навыков для работы.

– … как могу, стараюсь найти здесь своё место.

– Я знаю, – сказала Элам. – И очень это ценю. Я хотела извиниться, если мы слишком уж медленно делаем шаги навстречу. По большей части причина в том, что случилось с Маком, а это никак не связано с твоей историей.

По большей части, отметила Зоя. Впрочем, это справедливо. Большинство учёных Ямбуку родом с пояса Койпера. Прежнее Министерство поселений Содружества заселило первые колонии на объектах Койпера гражданами, генетически изменёнными в расчёте на длительную изоляцию и клаустрофобно тесные условия в шахтах по добыче воды. К несчастью, вмешательство в гены оказалось неудачным. В изменённый геном неожиданно вкралась малозаметная ошибка, ближе к старости вызывающая неврологическое заболевание, атеросклеротическое повреждение периневрия. Развитие болезни было непросто сдержать, она с трудом поддавалась лечению. Те из поселенцев пояса Койпера того поколения, кто перенёс суровые условия первых колоний, умерли в страшных мучениях в неадекватных медицинских клиниках вдали от Земли. И только спешно разработанная программа исправления ДНК спасла их детей от той же участи. Большинство из них.

Ветераны из пояса Койпера скажут, что они страшились деспотичности земной генной терапии, направленной на контроль населения, а не самой процедуры. Но семейная драма делала эту тему довольно щекотливой. Зоя – клон по рождению, чья жизнь предназначена и подготовлена для служения Тресту. Её койперовские коллеги неминуемо должны были счесть это отвратительным.

– Зоя, суть в том, что всё это неважно: теперь ты одна из нас. Должна быть. Мы сидим на дне враждебного биологического океана, и Ямбуку – батисфера. Одна протечка – и с нами всё кончено. В таких условиях мы не можем позволить себе меньшее, чем полное взаимное доверие.

Зоя кивнула.

– Я понимаю. Элам, я делаю всё, что в моих силах. Но я не слишком-то… схожусь с людьми.

Элам коснулась её руки, и Зоя сознательно постаралась не вздрогнуть. Рука пожилой женщины была тёплой, сухой и шершавой.

– Я пытаюсь сказать, что если тебе понадобится друг, я здесь.

– Спасибо. И простите, если это покажется грубым. Меня радует перспектива работать с вами. Но… я не хочу друга.

Элам улыбнулась.

– Всё в порядке. Я же не сказала «хочешь».

* * *

Шли дни, и каждый из них на шаг приближал её к освобождению из тюрьмы Ямбуку. Снаружи неделя беспросветных дождей сменилась ярким солнечным светом. В мастерской станции как следует поработали с костюмом Зои, продублировали его файлы и одну за другой тщательно проверили все функции. Все испытания костюм выдержал безупречно. Зоя терпеливо пережидала задержку, заучивая имена шестнадцати нынешних сотрудников станции. Она нашла, что из них ей комфортнее всего с Элам Мейзер и Тэмом Хайсом, инженерами мастерской Тиа, Кваме и Полом, и с планетологом Дитером Франклином.

– Мы близки к тому, чтобы дать зелёный свет твоему костюму, – однажды сказал ей Тэм Хайс. – Наши техники под впечатлением. Нас предупреждали, чтобы мы ждали чего-то нового. Но это больше, чем просто «новое».

Зоя толкала тележки с грузом по длинному, без окон, закутку южного квадранта станции. Колёса постукивали по ребристому стальному полу. Зоя пыталась представить, как должно было выглядеть это место раньше, когда тьюринговские машины и роботы с дистанционным управлением её собирали. В воображении рисовались металлические катакомбы, обслуживаемые механическими пауками, спускаемые с орбиты на управляемых парашютах стальные и метауглеродные панели.

Сегодня, по словам Хайса, снаружи было тепло и солнечно. Но по извечному однообразию коридора этого не скажешь.

– В такие дни, – добавил он, – мы частенько высылаем управляемых «стрекоз».

Зоя оторвалась от своей тележки.

– Интересует? – спросил Хайс.

О, да – ещё как!

* * *

– В твоём деле сказано, что ты умеешь управлять беспилотниками такого рода. Так?

Зоя поудобнее поправила шлем на голове.

– Да.

– И знаешь местность?

– По симуляторам.

– Сойдёт. Назовём это тренировочной экскурсией. Просто не теряй меня из вида и делай, что я говорю.

Дистанционное управление внешними устройствами Ямбуку велось из пультовой, помещения не больше каюты Зои. Она осознавала близость Тэма Хайса на соседнем кресле. В ультрачистой среде Ямбуку обоняние работало на все сто; Зоя чувствовала запахи Тэма – аромат чистоты, мыла, выглаженного хлопка и его собственный неповторимый запах, напоминающий свежескошенную траву. И, увы, улавливала собственный запах нервозности и нетерпения. Зоя активировала шлем, и пультовая уплыла прочь – хотя не ароматы.

Хайс запустил удалённое управление, и две «стрекозы» взмыли в неподвижный дневной воздух из отсека, примыкающего к посадочному ангару.

Хрупкие крылья беспилотников поблёскивали фотоэлектрическими хитоновыми ячейками и микроскопическими призмами. Когда «стрекозы» зависали на месте, их удлинённые тела для стабильности изгибались вниз.

Зоя, надевшая шлем и с руками на панели управления, видела то же, что и её беспилотник: Ямбуку с высоты, просвет в долине с бесконечной глубиной и далью за ним, сплошные зелёные заросли с еле заметными пятнами теней от облаков.

Сердце молотом стучало в груди. Пала очередная стена. Между Зоей и Исис стояло множество стен, но с каждым днём их становилось всё меньше. Уже скоро их не останется вовсе; довольно скоро их будет разделять только неощутимая мембрана её костюма. Два мира, земная экология плоти и крови, и таинственная биосфера Исис, окажутся настолько близки к физическому контакту, насколько технологически достижимо. Зоя страстно жаждала прикоснуться к её новому миру, почувствовать на теле дуновения его ветров. Ощущение было настолько пронзительным, что она вздрогнула.

Тэм Хайс заговорил. Он сидел в пультовой рядом с нею, но его голос, казалось, исходит прямо с ярко-синего неба:

– Начнём медленно. Следуй за мной как можно ближе. Если потеряешь мой беспилотник из вида, воспользуйся целеуказателем, чтобы его отыскать. И не бойся задавать вопросы. Готова, Зоя?

Глупо, но она кивнула в ответ. С надетым шлемом он мог увидеть разве что её «стрекозу», точно такой же беспилотник.

– Готова, – запоздало сказала она.

Рука Зои подрагивала на джойстике. Отвечая на дрожь, беспилотник послушно колебался в солнечном свете.

– Для начала поднимемся на три тысячи метров. Дадим большой обзор.

Не успел Хайс договорить, как его беспилотник по спирали начал взбираться ввысь. Зоя быстро направила свою «стрекозу» по вертикали – не следуя за ним слепо, по пятам, но сохраняя дистанцию, демонстрируя свои навыки. В верхнем левом углу шлема поблёскивал рубиновый огонёк альтиметра.

На высоте трёх тысяч метров они остановились. Ветер здесь дул сильнее, и «стрекозы» покачивались, словно парящие чайки.

– Лучшая защита – высота, – пояснил Хайс. – Учитывая стоимость аппаратов, мы предпочитаем держаться подальше от насекомоядных. Опаснее всего авианты. Любая замеченная птица в радиусе километра – красный флажок, по крайней мере здесь, на открытом пространстве. Внизу, в зарослях, куда сложнее: нужно по возможности держаться на расстоянии от деревьев и минимум в пяти-шести метрах над землёй. Короче, быть начеку и смотреть в оба.

Зоя всё это и так знала.

– Куда летим?

– К поселению копателей, куда же ещё?

– Вот так просто?

– Вот так просто.

Зоя решила, что ей нравится этот мужчина, Тэм Хайс.

Сенсоры «стрекоз» фиксировали только аудиовизуальную информацию, они не передавали физического ощущения полёта. По мере того, как они двигались на запад, Зоя по-прежнему ощущала давление стула на ягодицы, отчётливо сознавала, что сидит в помещении пультовой. Но изображения, которые она видела, были глубокими, богатыми и стереоскопическими. И она ясно слышала всё, что доносится до беспилотников: на такой высоте, как сейчас – только мягкий шум воздуха; чуть ниже, возможно, услышала бы журчание воды и крики животных.

Они пересекли блестящую ленту реки Коппер, названной так предшественником Хайса в честь своего койперовского клана. Крупные авианты и небольшие хищники, пришедшие на водопой, сгрудились вдоль песчаного берега, где течение было медленнее и получались заводи. Зоя увидела стадо эпидонтов, нежащихся на солнышке на мелководье. На том берегу лесной полог плотно смыкался снова, отсюда и до предгорий горы Коппер семенные и споровые деревья колыхались совсем как зелёная простыня.

– Всё такое знакомое, – прошептала Зоя.

– Может, оно и так, – донёсся голос Хайса из пустого неба рядом с ней. – С такой высоты может показаться, будто это почти что экваториальная область Земли. Проще простого позабыть, что у Исис кардинально иная эволюционная история. Наша работа за последние шесть месяцев доказывает, что жизнь оставалась здесь одноклеточной гораздо дольше, чем на Земле. В земных организмах клетка – белковая фабрика в белковой крепости. Клетки на Исис куда защищённее, эффективнее, они гораздо сложнее устроены. Они производят колоссальное количество органических веществ и существуют в гораздо более жёстких условиях. На макроскопическом уровне – во многоклеточных организмах – функциональная разница минимальна; имеет значение сложность. Хищник есть хищник, и его отношения с травоядными очевидны. Но стоит спуститься на клеточный уровень, к фундаментальному биосу планеты, и Исис выглядит куда более чуждой. И более опасной.