Текст книги "Примархи"

Автор книги: Роб Сандерс

Соавторы: Ник Ким
сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц)

За маской свирепости он скрывал желание сражаться рядом со своим повелителем. Он не мог себе представить, что когда-нибудь будет не так.

Сантар поднял железный кулак и заревел: – Железо и смерть!

Настойчивый голос внутри Сантара проник в воинственный клич и гремел откликом его подчиненных, которым было сложно пренебречь.

Отец, где ты?

Феррус нахмурился.

– Жалкие трюки, – решительно заявил он, хотя ни один из висящих черепов, казалось, не слышал его.

Смерть не лишила присутствия духа Горгона, даже перспектива собственной. Давным-давно, в безлюдных пустошах Медузы он смирился с неизбежностью собственной смерти. Он проживет больше большинства людей, возможно, даже тысячелетия, кто мог сказать, где пределы генетической науки Императора? Но он был воином, а воины, в конце концов, встречают свой конец на острие меча. Феррус надеялся, что его смерть будет славной. Он также надеялся, что однажды наступит мир. Но без войны, размышлял он, чем станет его предназначение?

Хмурый вид превратился в усмешку, и губы Ферруса саркастически изогнулись при виде подвешенных образов, предвещающих его гибель. Горгону, обуреваемому праведным негодованием, пришлось сопротивляться желанию уничтожить их всех.

Даже без иллюминации драгоценных камней видимость была достаточной, хотя свет пылал багрянцем и пульсировал как вена. Черепа были достаточно далеко друг от друга, чтобы пройти, не касаясь их. Дуновение ветра развернуло одну из голов лицом к Феррусу.

Он улыбнулся мертвому двойнику сощуренными холодными глазами.

– Я бы сделал более симпатичный труп, – сказал он и улыбнулся. Замечание больше подходило Фулгриму. В ответ на мысль о брате, в ушах примарха раздался знакомый звук – шипящий диссонанс, который следовал за ним по пятам.

Охотник вернулся. Возможно, он никогда не уходил. Феррус обратил на него все свое внимание, потому что угроза была реальной и близкой. Он был с ним в пещере, скользя рядом, повторяя каждый его шаг.

– Выходи на свет, трус, – прорычал примарх. – Я хотел бы видеть врага, который хочет убить меня сотню раз. Я докажу ошибочность такой самонадеянности, даже если ты умрешь только один раз.

Его враждебный спутник не ответил.

Феррус пошел дальше.

Посередине жуткой бойни черепа висели так плотно, что у Ферруса не было выбора, кроме как пройти через них.

Используя Сокрушитель Наковален в качестве стрекала, он осторожно оттолкнул в сторону одну из голов.

Медленный стон покинул мертвые губы. Вторая голова повторила за первой, затем третья и четвертая. Каждый из разлагающихся черепов, охваченный внезапной и ужасающей эпидемией, присоединился к зловещему хору.

Они были живыми. Возвращенные из ада, эти призраки, носящие плоть Ферруса Мануса, вернулись, чтобы преследовать его. Отвращение, гнев и неверие сражались внутри примарха, и он попятился, ожидая нападения. Череп задел его шею. Высохшие губы коснулись его кожи, словно целуя. Отпрянув, он столкнулся с другим, расколов его скулу. Посыпались осколки кости. Зуб вонзился в его наплечник. Феррус вытащил его, зарычав, когда стоны превратились в вопль. Звук был низким и обвиняющим.

Ты сделал это с нами…

Ты обрек нас на эту судьбу…

Мы в заточении из-за тебя!

Феррус сжал кулаки и стиснул зубы.

– Заткнитесь! – прошипел он. Его ярость кипела, и он резко развернулся, выставив перед собой Сокрушитель Наковален.

Мертвые должны оставаться мертвыми…

Такое унижение только подтверждало слабость плоти и ее возможное разложение. Тот факт, что это был вид его собственной смерти никак не повлиял на Горгона. Раньше он сдерживался, позволял своему рассудку останавливать руку. Теперь он сотрет каждый жалкий череп в костяную пыль и воспоминание.

В темноте мелькнула серебряная полоса, свет бойни заструился по ней, как охлажденная кровь…

Первый удар Ферруса так и не последовал.

Его позвоночник охватила адская боль, почти скрутив хребет вдвое. Пластины брони затрещали от внезапных и сильных конвульсий примарха, расколовшись, как горячий металл, который слишком быстро остудили. Вены Горгона наполнила боль, которая убила бы сотню более слабых людей, и она почти сокрушила его. Феррус согнулся, опустившись на одно колено. Выплевывая мокроту и кровь, он гневно заревел и поборол яд. Прозрачное серебро чудесным образом охладило, но не очистило пылающую рану, и примарх выпрямился. Одной рукой Феррус сжал кисть другой. Та пульсировала под пальцами из живого металла, говоря о том, что он ранен. Хуже того, он ослабел. Сокрушитель Наковален куда-то подевался, выскользнув из онемевшей хватки и с лязгом упав на землю.

Он осторожно поднял руку, словно вглядываясь под доспех и ожидая увидеть признаки гангрены. Две раны, глубокие и широкие, как от ударов ножа, пронизывали его металлическую кожу. Раны пузырились ядом, и Феррус недоверчиво смотрел, как живой металл разрушается у него на глазах. Словно ужаленный, он отдернул другую руку, опасаясь, что яд перекинется на нее. Под стекающим серебром обнажилась обожженная и покрытая волдырями кожа, и в ней родилось воспоминание…

Стоит у края лавовой бездны, над ним зверь.

Дышащий холодом и серой.

Руки ободраны и кровоточат, но достаточно крепки, чтобы ломать наковальни.

Зверь слабеет. Битва между ними не прошла даром.

Расплавленное серебро на его боках отражало свет магмы и мерцало маревом.

Такое великолепное существо.

Он все равно убьет его, вне всякого сомнения его превосходство доказано.

Я сильнее.

Клыки обнажены, яростная песнь на его устах.

Он докажет это.

Он найдет способ пробить его сверхъестественную плоть и убить существо.

Лава манила. Его кузница.

Здесь творилось и уничтожалось оружие.

Я докажу, что сильнее.

Я должен, иначе что он сделает со мной?

Воспоминание исчезло, смутное и расплывчатое. Миф и действительность сплели один рассказ, который заставил его задуматься над истиной собственного происхождения. Отвлечение было мимолетным. Необходимость выжить и его инстинкты воина взяли вверх. Вместо поисков Сокрушителя Наковален Феррус сорвал с пояса спату, широкий, остро наточенный и смертельный клинок. Его раненная рука, онемевшая от смертельного яда, безвольно висела. Феррус взял меч в левую руку, приспособив стойку и хватку, прежде чем сделать разрез на кисти, чтобы выпустить яд. По раненной руке заструилась жгучая желтая жидкость, похожая на кислоту, стекая с окровавленных пальцев. Боль уменьшилась, как и гомон в его черепе, по которому словно стучала дюжина кулаков.

Мою голову будто сносят с плеч…

Игнорируя повторяемые сотни раз его собственным голосом предсмертные хрипы, Феррус внимательно следил за тенями. Он быстро повернулся на серебряный проблеск в периферийном зрении, который вспыхнул со скоростью предупредительного маячка.

Сверхъестественные рефлексы спасли его от очередной раны. Он нанес удар, но тварь была невероятно быстрой и ускользнула от разъяренного примарха.

Змееподобная, но не похожая ни на одну из змей, с которыми встречался Феррус. Серебряная чешуя напоминала зверя, с которым он сражался давным-давно. Тогда звезды были всего лишь кусочками гранита в темном небе, и была только Медуза и бесконечная арктическая ночь. Скрытый тенью, образ твари был мимолетным, но знакомым.

Возможно, мы встречались раньше…

Шорох хвоста заставил Горгона повернуться, и он снова ударил, но рассек только воздух. Он замедлился. Несмотря на удаление яда, жжение от раны поднималась к плечу и шее. Фантомная боль, которую он ощущал вокруг горла с момента прибытия в пустыню, нестерпимо пылала.

В действительности или воображаемо эта тварь смогла ранить его. Извлеченная из какой-то бездны Старой Ночи она подтвердила в этом подземелье желание убить его. Тюремщики Ферруса знали его прошлое, его изначальные страхи и желания, и изводили его видениями воображаемого будущего. Они дергали ниточки неосуществленной судьбы и смотрели, как колебания сказываются на поведении примарха.

Феррус знал, что не может сдаться.

Безумие начало сказываться на его чувствах, так как яд змея сделал свою работу.

Держись.

Слово было его символом надежды. Утратит его и будет выброшен в бесконечное море хаоса.

Шипение живого металла, стекающего с его руки на землю расплавленными каплями, заставило примарха повернуться. Он встряхнул головой, чтобы избавиться от мглы, грозящей на краю зрения.

Василиск, химера, гидра, у таких демонов было много имен и форм. Эта тварь не была ни одним из них. Но она была могучей. Иначе не разрушила бы то, что считалось нетленным.

Неужели нет ничего нетленного?

Кем были инеистые гиганты и ледяные драконы в сравнении с этой тварью?

Феррус отбросил недостойные мысли, осознав, что их навязывали ему. Неистовое ядро, кипящее под его холодной наружностью, начало изливаться. Он крепче сжал спату, и намотанные на рукоятку кожаные ремни заскрипели.

Оружие было даром Вулкана, и воспоминание о брате дало ему силу.

– Я выковал его для твоей руки, Феррус, – сказал он. – Это твой меч, он не ровня Сокрушителю Наковален, но я надеюсь достойное оружие. Ты окажешь мне честь владея им.

Феррус перевернул его в руке, холодные глаза пробежались по филиграни и витиеватой инталии, инкрустированным камням и ноктюрнианской надписи. Тонкие зубья были бритвенно-острыми, металл, из которого их выковали, крепким.

Не обращая внимание на очевидную красоту оружия, Феррус сразу же увидел его потенциал меча, но решил быть грубым, вместо того, чтобы похвалить мастерство брата.

– Зачем ему нужно такое украшение? Смогу ли убивать своих врагов лучше благодаря нему? – На его лице появилась ухмылка, которой Феррус, оглядываясь назад, не гордился.

Вулкан и бровью не повел.

– Это превосходное оружие – признал он. – Когда я обнажаю меч, я хочу, чтобы мои враги знали, что они встретились с оружием короля-воина, направляемым его рукой.

– В таком случае тебе следует скорее орудовать молотом для творения, чем клинком для разрушения?

В ответ Вулкан улыбнулся, и этот жест был теплым, как жар лавы.

– Ноктюрнцы прагматичны, мой брат. Пока война необходима, я буду сражаться, но надеюсь, что однажды отложу свой меч. – Его глаза вспыхнули огнем. – До того момента я буду поддерживать свой смертоносный клинок наточенным.

Феррус кивнул и спрятал в ножны клинок, прицепив его к оружейному поясу.

– Мне может понадобиться нож, – весело сказал он, и прикоснулся серебряной рукой к бритому черепу, – когда рабы не побреют достаточно коротко.

Они засмеялись, Горгон хрипло и грубо, Дракон зычно и радушно, разделив редкий момент легкомыслия, пока крестовый поход не развел их по разным путям. До Один-Пять-Четыре Четыре.

Воспоминание о том дне исчезло в отражающем металле клинка.

Феррус назвал его Дракен в честь своего брата. Сейчас он нуждался в его остроте и был рад мечу.

Также как и в галерее мавзолея стены бойни были из полированного обсидиана. Их зеркальная чернота тянулась в бесконечность. В ней отражались головы, но в мире-двойнике они были покрыты плотью. Разорванные артерии пульсировали, извергая кровь. Она забрызгала его брови, все еще теплая и живая. Рана была свежей и пылала на шее настоящего Ферруса, который боролся с отвращением от спектакля, представленного в темном стекле. Отсеченные окровавленные головы смеялись, все до единой. Они смеялись над ним.

– Идиот!

– Слабак!

– Ненужный сын!

Это последнее оскорбление застряло в его горле. Феррус был выдающейся личностью, а на Медузе королем королей. Никто не мог сравниться с ним. Но когда появился отец и привел его к семнадцати выдающимся братьям, он понял свое место. В отличие от Вулкана, который принял свое положение охотно и смиренно, Феррус был недоволен. Разве он не ровня своим братьям? Когда встретишься со славой Гора, великолепием Сангвиния или даже упрямой твердостью Рогала Дорна, легко поверить, что некоторые сыновья будут ждать в стороне, пока несколько избранных осуществят великий план отца для галактики.

Феррус жаждал этого света для себя, хотел быть равным. Он не был тщеславным; он просто хотел быть признанным. Вся его жизнь до этого самого момента прошла в поиске силы. Он не мог поверить, что все сделанное было второстепенно. Феррус не мог поверить, что его отец вывел его из одной тени только для того, чтобы ввести в другую.

Ты будешь гордиться мной, отец. Я докажу свою значимость.

– Давай же! – заревел он, но вызов остался без ответа. Тварь прыгнет на него из теней и убьет тысячей укусов.

Бесславная смерть.

Феррус не примет ее.

Но тварь была быстрой. Примарх должен был нанести удар, а бросаясь на едва уловимые образы, он не добьется победы. Она хотела извести его, заставить ослабить защиту и открыться, чтобы потом нанести смертельную рану.

Он заметил уголком глаза неожиданное движение и проследил за ним, держа меч в оборонительной позиции – плашмя и отведенным от себя.

Было сложно удержаться от применения силы; вся его жизнь заключалась в этом.

Ярость гремела в ушах, как перезвон колоколов. Он сосредоточился, и гул уменьшился до приглушенного грохота. Тварь была близко, хотя и не выдавала своего присутствия. У Ферруса было ощущение, словно он каким-то образом был связан с ней, возможно из-за укуса и порчи ее яда. Он хотел причинить ей боль за это, сравнять счет, а затем уничтожить. Поток внутреннего гнева метнулся к границам его сознания, почти перейдя от мысли к действию.

Он вспомнил кузню и утешение, которое получал при обработке металла. Единственный бальзам для его ярости, единственная вещь, которая могла успокоить его неистовый гнев. Несмотря на него, Феррус проявил терпение, даже если иногда испытывал ощущение, что хватается за дым. В отличие от Вулкана терпение не давалось ему легко. Оно было первым уроком для всех кузнецов. При закале нельзя было торопиться, металлу нужно время, ему необходимо ждать, пока он не будет готов; как и Феррусу.

Он увидел лежащий на земле Сокрушитель Наковален, но подавил желание схватить его. Этого хотела тварь. Она ждала, что Горгон подойдет к нему.

Меча Вулкана было более чем достаточно. Он верил в мастерство брата.

Он должен был сказать ему об этом.

Феррус закрыл глаза и прислушался. Он услышал тихий и скрежещущий повтор, почти приглушенный окружающим шумом. Шипение змея.

А теперь я расставлю сети…

Не видя, он был уязвим.

Поэтому он опустил меч, позволил руке повиснуть вдоль тела.

Он прислушался, позволив сердцу успокоиться.

Какофония мертвых притихла, голос змея стал громче, и Феррус различил два слова.

Ангел…

Одна лишь мысль о словах вызывала боль, словно они несли силу вне своего буквального значения.

Экстерминатус…

Слова были скрыты в многократно повторяющемся шепоте твари, в высоте тона и модуляции, как тайная нота в идеальной симфонии виртуоза.

Они ничего не значили для него, тем не менее, он чувствовал силу их значимости, как будто слова обрели физическую форму.

– И небеса пылали его сияющей красотой… – Слова пришли к Феррусу незваными, словно принадлежали другому, у которого не было силы произнести их.

Здесь было нечто темное, какое-то зло вторглось в подземелье, с которым был связан Феррус. Он задумался над тем, понимали ли это его пленители.

Размышлять об этом не было ни времени, ни смысла.

Затаив дыхание, Феррус услышал скрип металла, который предвещал нападение твари, Доверившись инстинкту, он ждал, пока змей не оказался совсем рядом, и тогда нанес удар. Меч рассек чешуйчатую плоть.

Глаза Ферруса резко открылись, как бронированные визоры, и он снова ударил. Наградой был рев боли. Когда он выдернул Дракен из теней, его лезвие было покрыто пролитой кровью. Это была не кровь, но зловонная жидкость пурпурного цвета, прилипшая к мечу.

Он ранил тварь. Ее шепот, наполненный гневом и болью, стал громче. Скрип металлической чешуи о камни стих – чудовище отступило в темноту. Феррус несколько минут не двигался, прислушиваясь, не вернулась ли тварь. Рана в руке пульсировала зловонной энергией, а серебряный блеск почти полностью выгорел, оставив после себя окровавленную и наполненную болью конечность. Спрятав спату в ножны, примарх наклонился, и его пальцы сомкнулись вокруг рукояти Сокрушителя Наковален, словно оружие и его хозяин разыскали друг друга. Никогда его молот не ощущался таким тяжелым и громоздким.

– Плоть слаба… – пробормотал он и проклял свое бессилие усмирить силы, которые сговорились против него.

К нему вернулось воспоминание о фразе, скрытой в голосе змея.

Ангел Экстерминатус.

Также как и смысл злодеяния, которое она несла. Чье-то другое сознание вложило слова в его разум. В отличие от большей части этого кристаллического лабиринта, они не ощущались как предупреждение. Это было обещание, пророчество.

Феррус был слишком слаб, чтобы разгадать его. Его лоб покрыл лихорадочный пот, когда он, пошатываясь, преодолел последние метры бойни и двинулся туда, где его ждали новые ужасы. После исчезновения змея, висящие черепа перестали говорить и снова стали мертвыми. Ветер стих, и они также перестели вращаться, от чего стало легче избегать прикосновения к ним. Даже их черты стали менее похожими на его, а вид не таким устрашающим. Теперь Ферруса влекла единственная мысль. Как медузанская сухопутная акула он продолжал идти. Остановиться значило умереть.

Он осилил три ступеньки, прежде чем упасть, и его накрыла тьма.

Холодная аура костяного святилища была насыщена возмущенной энергией.

– Это тревожит тебя, – сказал Прорицатель.

– Оно не должно было пробить дорогу в склеп, – ответил другой.

– Осторожно, я вижу, как в твоем настроении проявляется Кхейн. Вернись на путь.

Второй пока не был готов уступить.

– Мой гнев обоснован. Ему не суждено было умереть. Не здесь. Не от этого.

Прорицатель пристально посмотрел на другого. Его взгляд был задумчивым и непостижимым.

– И все-таки его жизнь под угрозой. Ты добавил в воды судьбы достаточно крови и рано или поздно появятся акулы.

– Оно вообще не должно быть здесь.

– Костяные дороги, по которым мы странствуем, далеко не безопасны. Со времен падения, ты знаешь это. Ты так удивлен появлению чего-то злобного?

Настроение другого сменилось с гнева на меланхолию.

– Что можно сделать?

– Освободи его и смирись с неудачей.

– Мы слишком близки к этому.

Прорицатель прислонился к выступу изогнутой кости и сложил руки на коленях.

– Тогда ты должен позволить судьбе идти своей дорогой и надеяться, что он сможет победить то, что ты впустил в свою клетку.

Последовала пауза, которую Прорицатель предпочел не заполнять. Он просто наблюдал. Другой был раздражен, руководствуясь эмоциями и разрушенными амбициями. Прорицатель не нуждался в предвидении, чтобы догадаться, о чем собирался спросить его товарищ.

– Что ты видишь?

Вопрос отдавал отчаянием.

– Ничего. Все. Я вижу миллиарды вариантов будущего и возможных последствий, некоторые столь бесконечно разные, что можно провести эры разыскивая изменение и не найти его.

– Это не ответ.

– Тогда я советую задать более точный вопрос.

– Он умрет? Я проиграл?

– И да и нет.

– Ты без нужды загадочен.

– Мы сражаемся на войне судьбы. Мы двое всего лишь агенты в этом конфликте. Из-за высокомерия ты впустил Изначального Разрушителя, – другой коснулся камня души на шее при упоминании имени – по крайней мере, частицу его сущности в свою клетку и теперь оно в ловушке вместе с твоей добычей. У Хаоса есть способ затуманить путь судьбы.

Другой рухнул в свое сиденье из кости. Его рука дрожала, когда он почувствовал, что защита и анонимность их святилища начала разрушаться.

Изможденное лицо посмотрело на Прорицателя запавшими глазами.

– Когда оно найдет нас?

– Скоро.

Сантар узнал воинов, просачивающихся сквозь мерцающий энергетический щит.

Позади Железных Рук лежали разорванные тела эльдар вместе с обломками их орудийных платформ. Воины во главе с Сантаром глубоко вклинились во вражескую оборону и были на пороге штурма непосредственно щита. Он сиял перед Морлоками, как лазурное солнце. Сантар почти ощущал электрический привкус на своем языке. Жар щита вызывал у него желание заслонить глаза, но он подавил порыв. Осталось преодолеть последнюю преграду.

Похожие на призраков эльдары не казались нематериальными, как это было в долине. Облаченные в доспехи цвета кости и сжимающие изогнутые визжащие клинки, они атаковали Железных Рук сквозь щит. Их адские вопли обрушились на Морлоков губительным потоком.

Сантар закричал сквозь стиснутые зубы: – Держаться!

Каждая его кость вибрировала. Стиснутые зубы скрежетали. Еще одна атака и они раскрошатся.

– Я могу кричать громче, – заверил он воина, напавшего на него.

Сантар сделал шаг вперед и перешел в атакующую позицию.

Его молниевый коготь разрубил меч воина и вонзился в его грудь. Перешагнув через труп чужого, он встретился с другим.

Тот нанес диагональный удар, нырнул под контрвыпад и развернулся у незащищенного бока Первого капитана.

Сантар вздрогнул, когда заряженный энергией клинок рубанул по доспеху, но не смог пробить его. Неизящный удар локтем сломал эльдару ключицу. Нисходящий удар разрубил бы ксеноса, но Сантар пошатнулся, когда второй напавший запрыгнул ему на спину. Он отвернул голову от адского вопля и потянулся, чтобы сбросить его, когда тот дернулся и упал.

Полголовы и шлем исчезли, уничтоженные разрывным снарядом.

Символ Таркана один раз мигнул на ретинальном тактическом дисплее.

По радиосвязи раздался голос снайпера: – Слава Горгону.

Сантар покончил с тем, кому сломал ключику, припечатав его безжизненное тело бронированным ботинком. Затем он вытер вытекающую из носа кровь и коротко отсалютовал Таркану, зная, что тот увидит. Неспособные отвлекать и атаковать, как в пустынной долине, призрачные воины обнаружили, что Морлоки крепче в открытом бою. Здесь сплоченность Железных Рук имела большее значение, чем быстрота.

Слева Сантар увидел, как Десаан отбросил плечом чужого в воздух, затем поднял болтер оставшейся рукой и продырявил его, прежде чем он приземлился искромсанным трупом. Сантар посчитал, что заметил след улыбки, когда его глаза ненадолго встретились с визором боевого брата.

Десаан засмеялся.

– Как стрельба по дискам.

– Театральность не принесет тебе никакой пользы, брат-капитан… за исключением преждевременной могилы. Убивай их быстро. Не давай пощады.

– Возмездию придется подождать, – ответил Десаан. – Кажется, все мои враги мертвы.

Тела чужих устлали землю, тогда как потери среди Железных Рук были минимальны. Они обескровили эльдаров, но приближались новые, прыгая сквозь энергетический щит с атлетической и смертоносной грацией.

– Вот твой шанс, – сказал Сантар. Он наклонился к голосовому усилителю на горжете и проскрежетал приказ, который прогремел по боевой линии. – Сомкнуться. Вместе, как железная стена.

Под ногами ощущались подземные отголоски боевых зарядов Руумана. Зарегистрированные на ретинальном дисплее Сантара сейсмические всплески подтвердили это. В тот же момент, в углу его зрения вспыхнул синхронизированный хроно.

– В атаку! – закричал он.

С обеих сторон к нему присоединились Морлоки, их доспехи «Катафракт» касались друг друга, плечо к плечу.

Призрачные воины разбились о противостоящую им неумолимую стену из черного керамита. Некоторые сражались и добились небольших успехов, и Сантар позже вспомнит павших, но сплотившихся терминаторов было не остановить. Они прокатились по элите эльдаров несгибаемой волной. Зажатым между энергетическим щитом, который позволял им пройти только в одну строну, и наступающими легионерами, чужим некуда было бежать, и их растоптали.

Находящиеся за их спинами эльдары ответили сильным, безжалостным огнем из орудийных платформ.

Артиллерийские удары обрушились на Морлоков. Терминатор, возможно Кадор, упал на спину. Другому, Сантар не мог сказать кому, пробило грудь, и он упал. Остальные продолжали идти под обстрелом.

– Легкий дождик, – сказал Десаан, едва слышимый сквозь шторм.

– У нас меньше минуты, брат, – сказал ему Сантар.

– Более чем достаточно, Первый капитан.

Продвигаясь вперед, Морлоки добрались до потрескивающего края щита.

Эльдары внутри него отступили, но продолжали вести огонь. Сверху стреляли орудия Руумана и танки армейских дивизий.

Кто-то еще скрывался за мерцающей пеленой – эльдары в мантиях и с загадочными посохами.

– Разрушить его! – заревел Сантар, сражаясь с ионизированной пульсацией энергетического щита. – Бейте по нему из всего, что у вас есть.

Громовые молоты и силовые булавы, эвисцераторы и комби-болтеры обрушились на поле раскаленной лазури. Сильно колыхнувшись, щит согнулся, но не лопнул.

Хроно на ретинальных дисплеях всех ветеранов Железных Рук достиг нулевой отметки.

Конец отсчета предвещала серия глубоких, подземных взрывов, которые раскололи поверхность внутри щита. Это последовательно детонировали снаряды минометов-кротов. Когда паутина, сплетенная эльдарами вокруг узла разорвалась, вверх поднялась ударная волна.

Серия мельчайших помех пронеслась по изгибу щита, от чего он задрожал, один раз вспыхнул и затем исчез.

Сантар первым пересек его границу.

– Бей их! Слава Горгону!

Ворвавшись на орудийные платформы, Морлоки едва обратили внимание на сильный обстрел, который вели по узлу танковые дивизионы. Даже без защиты щита костяное сооружение было крепким, но по всей его длине начали появляться трещины.

Это была бойня, эффективная, а не кровожадная, но все равно бойня.

Из свалки вышел воин с потрескивающим кривым мечом. Сантар встретил его молниевыми когтями, но почувствовал сжатие в сервомеханизмах бионической руки, когда наносил смертельный удар. Его следующее движение тоже было медленнее обычного, словно он преодолевал силу инерции или воздействие высокой гравитации. Так же вели себя ноги.

Он вспомнил фигуры в мантиях. Их окружала группа тяжеловооруженных воинов чужаков.

– Десаан, ты все еще видишь? – спросил Сантар. Со всех сторон к ним приближались враги, размахивая пиками и клинками: толпа эльдаров в панцирной броне и группа странников в плащах, с которыми Железные Руки сражались раньше. Один из них сделал выпад энергетическим копьем в Сантара, который едва увернулся. Схватив древко, он подтащил воина к себе и смял лицевую пластину кулаком. Тело обмякло и затихло, но эльдар оставил отметину на боку Первого капитана.

– Слишком близко.

Другой нацелил сюрикенное копье в его тело и расколол деталь доспеха. Сантар рубанул когтем и убил противника, но почувствовал то же сопротивление, которое замедлило его несколькими секундами ранее.

Распознав эти ощущения, он закричал: – Десаан, твои глаза?

– Мое зрение… не работает.

Вокруг узла клубилась тьма, закручиваясь от его верхушки в грозовое облако.

Сантар задрал голову и увидел черное облако, ползущее вниз по узлу в их сторону.

– Трон Земли…

Только не это…

Сантар знал, какую бойню мог устроить шторм и его воздействие на железо. Он не решился предположить, сколько именно воинов пострадают.

По его мнению, выбор был невелик.

– Всем ротам, прекратить наступление.

Сантар застыл, охваченный неуверенностью, так же как и его бионика, парализованная надвигающейся тьмой.

– Мы должны двигаться вперед, – передал по радиосвязи капитан Аттар. – Первый капитан, какие приказания?

Воспользовавшись передышкой, группа эльдаров в мантиях уже восстанавливала части щита. Он рос позади Морлоков, как органическая энергетическая паутина. Снаряды и лазерные лучи тяжелых дивизионов отражались от быстро восстанавливающейся завесы.

Десаан схватил Сантара за плечо.

– Мы не можем оставаться здесь, Габриэль. Вперед или назад, выбирай?

Если они останутся, то могут уничтожить узел, или, по крайне мере, убить колдунов, которые преобразовали щит, но при этом они рисковали быть истребленными от собственных или братских рук.

Клубы облака, предвестники темной пелены, приблизились на расстоянии в несколько метров к Железным Рукам. Они извивались, как змеи.

Так близко…

– Ты видел, что оно сделало с нами в долине. – Сантар принял решение. Приказ отдавал горечью, когда он произносил его.

– Отходим!

Отступление было медленным и изнуряющим. Легионеры боролись с механическими частями своих тел, и пытались остановить прямое неповиновение. Некоторые не справились и их тащили боевые братья. По крайней мере, никого не поглотил шторм, это означало бы смертный приговор.

Он бурлил на границе щита, укрыв то, что осталось от эльдаров внутри, но, не продвигаясь дальше.

Даже на расстоянии Сантар чувствовал силу влияния машинного проклятия. Его пальцы рассеянно коснулись ран на шее. Горжет едва спас ему жизнь. Он по-прежнему чувствовал покалывающий жар собственного молниевого когтя на коже и электрический запах в ноздрях.

– Итак, к кому теперь мы обратимся за помощью? – Десаан снял визор и встал рядом с Первым капитаном, оба офицера тесно взаимодействовали. Покрытое шрамами лицо Десаана выглядело хуже без металлического обруча, который он обычно носил поверх глаз; кожа была опухшей и шероховатой. Он заново подсоединил визор к паре черепных имплантатов в висках, и устройство снова застрекотало.

– Работает прекрасно, – сказал он, бормоча обряды активации и чистоты.

– До тех пор пока мы за пределами облака, – сказал Сантар.

Буря пульсировала и колебалась, как темный океан, медленно и насмешливо при всей ее кажущейся безобидности.

Сантар внимательно посмотрел на нее. Он стоял в полукруге капитанов и их заместителей, в то время как остальной Легион, построенный клановыми ротами, ожидал позади и смотрел на осажденных.

– Щит пробит и только частично восстановлен, – сказал капитан Аттар.

Обстрел Руумана прекратился, и Железнотелый присоединился к ним на возвышенности, где по-прежнему ждали части тяжелой поддержки.

Сантар повернулся к нему.

– Твоя оценка, Эразм?

– Щит сооружен из кинетической энергии, но создан психически. Я только могу строить теории, есть ли у ксеносов некая форма генератора, связанного с их психическими талантами, или другая необъяснимая технология. Как мы уже видели, его можно пробить, но только исключительными усилиями.

Десаан нахмурился.

– А что с облаком? Как мы прорвемся сквозь него?

Рууман обратил свой холодный взгляд на него.

– Не попав под воздействие отказа механизмов, мы не сможем.

– Думаешь, они смогут поддерживать его бесконечно? – спросил капитан Медузон.

Десаан посмотрел во тьму, но не нашел бреши и признаков слабости.

– Если наш Железнотелый прав, мы не можем наступать, пока шторм продолжается.

Суставы Сантара затрещали кибернетическим резонансом.

– Мне бы очень хотелось вызвать «Железный Кулак» и стереть это место с лица земли.

– Тогда сделай это, Первый капитан, – сказал Медузон. – Мы можем отвести наши силы и найти необходимое укрытие в пустыне.

Рууман покачал головой.