Текст книги "Чёрная сиротка (СИ)"

Автор книги: Рия Дель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 28 страниц)

– Эй! – встреваю я и подхожу к покровителям. Сердце подскакивает от ужаса. Что я творю? Один вдох и меня затягивает в зыбучие пески: я готова наводить суету. – Не думай, что я зажмурюсь, как бездомный котёнок, Алисия. Если хочешь похвастаться умениями, то лично проведи мне урок. Драться – наравне.

– Уже успели погрызться?

– Что за разлад между ними?

– Как новенькая могла ввязнуть в неприятности с дочерью правой руки?

Голоса из толпы исходят прерывисто, их много. Одно обвинение за другим.

– Затихните, – шипит Алисия как змея.

– Её великая проблема – ревность к учителю Коши, – обращаюсь к толпе я. – Кто начал эту войну – так это Алисия Бодо. Я не догадываюсь, что произошло между вами, но зачем втягивать меня в ваши дрязги? Ты жалкая. Подлая. Грубая. Оскорблённая. Обезумевшая. Безвкусная. Затравленная. Бесстыдная. Девица, которая самостоятельно заслужила статус особо ненавистного покровителя в сфере, пробудила во многих желание безжалостно убивать. Разве не так?

Публика безмолвна. Только слышатся шаркающие звуки, шумное сопение и вздохи.

– Молчат, потому что боятся. Поэтому и хотят твоей кончины. Кому, если не мне озвучить мысли загнанных в угол покровителей?

– Я убью тебя, – презрение сменяется возмущением и резко перетекает в ярость. Я не ждала честной битвы, хотя так жаждала её. – Я убью тебя! – рычит Алисия. Толчком в плечо она ставит меня на колени. Боль пронзает не только ноги: я слышу, как внутри что-то с громким щелчком трескается. Такое повреждение можно починить – мою гордость она всего лишь задела. Бодо тыкает пальцем в мой лоб, и я пошатываюсь назад от её невероятной силы.

– Ты умрёшь за свои слова. Голоштанку запросто облапошить, нейтрализовать – ещё проще, – продолжает Алисия, а затем заливается смехом, прерывисто аплодируя собственному представлению. Представлению, устроенному по моей воле.

– Смелей, – шиплю я и сжимаю кулаки, впиваясь ногтями в кожу.

– Ты передо мной на коленях. Не отдавай приказы из ямы – я и только я смогу подать тебя руку и вытащить из глубокой могилы. Как знаешь, я не сама душка и без колебаний пну землю тебя в лицо.

Алисия обхватывает руками мою шею и, повисая надо мной как голодный волк, некрепко сдавливает её. Она не хочет скорей прикончить меня, стерва хочет, чтобы я мучилась, хватала воздух всеми способами и надеялась на спасение. Она даёт понять: здесь целая толпа, никто не окажет помощь, а она без сожалений, подобно кровожадному вампиру, будет высасывать из меня жизнь.

ГЛАВА 7

Я задыхаюсь, воздух выходит из меня с каждой секундой. Десяток озлобленных грабителей выбивают из лёгких последние глоточки жизни. Время кажется тягучей вечностью. Я прилагаю все усилия, всевозможно сопротивляюсь: бью Алисию по рукам, бултыхаю ногами, как утопающий, обязательно нуждающийся в спасении. Покровители замерли, взор застелила пелена, поэтому я не в состоянии рассмотреть их физиономии – вдруг они равнодушно смеются и ждут трагического окончания кошмарной пьесы. Я озираюсь по сторонам… И пустота.

– Не убивай её, – взволнованно просит Яфы. Да кто тебя услышит?..

Это точно не конец. Не такой. Из меня уходит жизнь, я чувствую, как натянутая струна вот-вот оборвётся, отвратительно тренькнув.

– Лис! – выкрикивает её мать. Нападающая смягчает хватку.

– Мама, я всё объясню. Моей вины в этом нет, – с небывалой твердостью уверяет младшая Бодо.

Вдыхая грамм воздуха, моё тело инстинктивно вынуждает меня приподняться и громко закашляться. Я ощущаю прикосновение мягких пальцев Грэма на моих плечах. Покинутая надежда возвращается и врезается в меня с неимоверной скоростью. За его спиной я замечаю Владыку, черноволосую женщину и её крупного мужчину, по бокам отрешённо мнутся посыльные.

– Ты как? – шепча, спрашивает Коши.

– Нормально, – осипший и скребущий, как наждачная бумага, голос доказывает обратное. Учитель помогает мне подняться с тёплого пола, и я смело принимаю его помощь.

– Она мерзавка! – рычит Владыка. – Схватить и убить! – приказывает он своим посыльным. Я крепко сжимаю кожаный скрипучий рукав учителя, давая ему понять, что ни в коем случае не отпущу его, если ко мне дотронуться этих два олуха.

– Алисия отрицает свою вину, – начинает Грэм, осторожно убирая мою руку, и отец жестом останавливает посыльных. – Я достаточно знаю Милдред, чтобы убеждать вас в её невиновности. Действия этой девушки были бы нелогичны. Не исключаю возможность словесной перепалки, зачинщиком которой очевидно является Алисия. Она собиралась убить человека, – неожиданно Коши издаёт звериный рык. – А это непростительно.

– Думаешь, мы будем верить твоим догадкам? – выпаливает отец.

– Можете, Генри.

Народ оборачивается к входу, заслышав тяжёлые шаги. Зейн подходит к Коши, от него приятно пахнет резким парфюмом, волосы уложены, щёки наголо выбриты, черный камзол с меховой опушкой возносит парня и превосходит его владычество. Глаза выражают решительность и полную вразумительность в отличие от того самого проклятого вечера, но мне так же хочется нарезать их дольками, запечь в духовке и скормить ему «деликатес от Милдред».

– Я давно знаю Алисию, – говорит Зейн, после того, как поклонился «правительству». – Мы дружим с детства. Я бы ни за что не стал лгать, но в этот раз она заслуживает наказания. Она заложница собственного языка и распущенных кулаков. Я наблюдал, как Алисия многократно подстрекала Милдред.

– Хейз не грешна, – выходит вперёд Яфа. – Я отвечаю за всех присутствующих. Мы видели, как Алисия набросилась на неё – без веских причин.

– Да!

– Так и было!

– Это правда.

Голоса из толпы звучат громче, чем в прошлый раз. Я замечаю раздосадованные лица семьи Бодо и Владыки.

– Какой занятный спектакль! – возглашает отпрыск Бодо. – Кто вам верить будет?

– Мы примем нужные меры, – решает мать. Дочь вопросительно смотрит на неё, а затем невинно хмурит брови.

– Грэм…

Он стоически смотрит на того, кого раньше любил: она обратилась к нему за помощью. Алисия резко отворачивается, как от пощёчины: мучительное осознание беспомощности. В глазах мужчины мелькает малозаметное злорадство.

– Мы хотим наблюдать процесс выговора, – предъявляет Коши.

– Этому не бывать, – возражает Владыка. – Мы не можем публично наказать влиятельную личность.

– Откуда нам знать, что она получит по заслугам?

– Она отсидит за решёткой семь дней, – тихо объявляет Флавиан, не обращая внимания на взбешенных подданных. Муж придерживает отчаявшуюся жену, поглаживая её по спине. – Потом проверишь. Хоть каждый день навещай.

– Тебе потом это обернётся, – угрожает мне Алисия.

Двое посыльных хватают её за предплечья, но она вырывается. За ней из тренировочной уходит вся верхушка сферы.

– Ты вернула долг – теперь мы в расчёте, – обращается учитель к Яфе.

– Этого недостаточно, чтобы расплатиться с тобой. Я не горю желанием выполнять мелочные поручения, испытывая незавершённость, и предлагаю постоянное сотрудничество.

– Это возможно.

Яфа оголяет зубы, и её веки целиком накрывают глазное яблоко.

– Я не буду благодарить, – полушёпотом заявляю Зейну. – Ты этого не заслуживаешь.

– Я пытался искупить вину.

– Впредь не мельтеши передо мной, иначе лишишься своей бесскелетной пятой конечности.

– Идём, Милдред, – говорит Грэм, явственно услышав моё жестокое предупреждение.

Мы переносимся в неизвестное мне место, далекое от замка. Небо источает жаром, и я интуитивно дую себе на лицо, выпятив нижнюю губу. Кругом подсохшие деревья, только несколько жёлтых листьев на тонких ветвях колышутся под дуновение слабого ветра, большинству всё-таки удаётся приземлиться на высушенную почву, некоторым судьба уготовила воздушное приключение.

Поодаль виднеется чёрная ротонда. Когда мы входим внутрь, я обнаруживаю её просторность: сюда вместились бы половина друзей Яфы. Полукруг ротонды занимает потускневшая каштаново-коричневая лавка.

Грэм не сказал мне, зачем мы здесь. Взгляд покровителя говорит, что это место доставляет ему дискомфорт. Возможно когда-то, в моменты одиночества, он обращался к живым деревьям, находил утешение в забытой всеми глуши и одном единственном месте здесь, где можно спокойно усесться.

Коши медленно поворачивается вокруг своей оси, с поднятой головой осматривая ротонду.

– Здесь хорошо, – произношу я.

– У тебя, должно быть, много вопросов, – он опускается на скамью, жестом приглашая меня сесть. Я соблюдаю, наверное, желанную Грэмом дистанцию, усаживаюсь с краю, расслабляю ноги, сбавляя онемение стоп.

– Разве я могу? Ворошить болезненное прошлое…

– Моё прошлое меня не задевает, – категорично говорит он. – Спрашивай всё, что хочешь услышать.

– Вы сами говорили, что мне не позволено соваться не в своё дело. Предаёте свои же слова?

– Моя личная жизнь по случайности разделилась с тобой. Тебе нужно знать суть действий Алисии.

– Зейн. Почему он такой ужасный?.. И как он может…

– Его девушка погибла, – со вздохом вклинивается Коши. – Сара. Её принесли в тренировочный зал. Ты её видела.

Я ненароком вспоминаю мертвенную красоту покровительницы.

– Отношения у них были ядовитые. Зейн всегда был дьяволом, но после того, как Сара ушла, всё кардинально изменилось: стало не над кем измываться. Таких, как она, выносящих его безумство, не нашлось.

– Он сказал, что вы лучшие друзья.

– Ранее он помогал мне, пока не предал.

– Если он изменник, как вы уговорили его на благой поступок?

– Я назначил ему жестокое наказание. Он испугался, когда узнал его детальное содержание, спас собственную шкуру и бросил друга детства – Алисию.

– Я не буду с ним вежливой. Он заслуживает зверств.

– Разумеется. Ты получишь его, когда придёт час.

– Грэм, думаете, я стану покровителем? – невзначай задаю вопрос, мучающий меня каждую секунду в сутках.

Он переводит глаза с огненного неба на меня, несколько секунд их не отрывает, а затем кивает.

– Я буду стараться, – громко возглашаю я.

– Через пару дней начнём тренировку. А пока изучай историю.

– Читать легче, чем видеть кровь, убийство. Я прочувствовала каждое событие, поставила себя на место Касьяна и Алойза.

– И в чьей шкуре лучше?

– В шкуре убийцы, а не сумасшедшего предателя. Но, по крайней мере, этот преступник позднее совершил поступки во благо, а Алойза интересовали слава и деньги.

– Алойз и Касьян отражают нынешнее общество. Те, кто делает дела во благо, способен на подобный ужас. И лишь бы «во благо». Убить душегуба, вора, насильника, живодёра…

– Мир никогда не поменяется. Люди ни за что не предадут своих тараканов, – я хмыкаю.

– Поэтому мы никого не жалеем. Милдред, когда мы сокрушаем фаугов, позволяем природным явлениям произойти. Умирает невинный народ, младенцы, великие умы с грандиозными идеями, и нам ежедневно приходится допускать такой исход.

– Как я могу так поступать?

Моё сердце сжимается до атомов, когда я представляю горюющие по своим родным и детям семьи. Они лишаются всего, если утрачивают родственников. Кому как ни мне знать разрывающее на куски душу чувство.

– Привыкнешь. Судьбой предначертано – они должны погибнуть, а мы не вмешиваемся в людское.

– Но их же можно спасти, если не убивать фаугов!

– Если не убивать фаугов, нарушится равновесие, планета начнёт медленно разрушаться и приблизится к концу. Это будет иметь страдальческие последствия и для человечества. Ты невнимательно читала историю?

– Откуда вам знать, что это правда?!

– Один раз я намеренно пропустил фаугов, чтобы они поглотили цунами. Люди выжили. Но потом их настигла агония в виде туберкулёза. Они умирают в муках, а могли быстро и безболезненно уйти.

– Почему Алисия так ненавидит меня? – Я оставляю разговор о человечестве, не желая выслушивать безжалостные суждения.

Грэм молчит и тихо погружается в раздумья, рассматривая дымчатый туман в конце тропинки, уходящей от ротонды.

– Она раздражена. Ты – со мной, она – одна.

– Я попрошу поделиться о том, что между вами произошло – вы мне расскажете?

– Ничего необычного, – отмахивается покровитель. – Обыкновенная склока.

– Ну конечно.

– Эта история закрыта, – говорит учитель.

– Как пожелаете. Я отправлюсь в свою комнату.

Коши кивает в знак одобрения. Я следую в темницу. Планировка замков сферы Голубой Бирюзы и Чёрного Оникса немногим отличаются, поэтому моя догадка полностью подтверждается. Я спускаюсь по винтовой лестнице-башне, двадцать пять градусов тепла сменяются пятнадцатью… десятью. Нужно было позволить Найджелу запереть меня в клетке: восхитительная прохлада прибавляет сил.

Мрак окутывает весь коридор, сплошь усеянный металлическими дверями. Ноздри обжигает запах ржавого металла, на удивление – приятный.

– Подскажете, в какой камере Алисия Бодо? – спрашиваю я у сторожа.

– В конечной по коридору, – неохотно бормочет он, чавкая овсяным печеньем.

Идти приходится долго. Здесь, должно быть, много заключённых, но я не слышу ни одного крика, даже вздоха или шуршания. Значит ли это, что предполагаемые мною пытки сокрыты звуконепроницаемыми стенами?

Наконец я нахожу нужную камеру, роскошную по сравнению с остальными. Маленькое окошко, как глоток воздуха, открывает вид на кровать с белой постелью, рядом, на тумбе покоится стакан воды. На подушке сидит Алисия, погружённая в свои мысли, её взгляд сосредоточен на стакане, спина прямая, хотя колени её поджаты и она окольцовывает их руками.

– Как самочувствие? – деланно спрашиваю я. Она даже бровью не водит.

– Пришла потешаться?

– Надо же! Тебя поместили в шикарные апартаменты.

– Этого стоило ожидать. Я дочь влиятельных покровителей.

– Без сил и великой власти я одержала верх над «дочерью влиятельных покровителей».

– Это ненадолго, – смеётся Бодо и, наконец, смотрит на меня. – Почувствовала всемогущество? Для такой нищенки достаточно счастья. Я выйду отсюда и отомщу тебе: ни одно насекомое об этом не узнает. Грэм тоже.

– Разве? С твоим контролем над бешенством мне в это с трудом верится.

– Ты представить не можешь, насколько я злопамятна, – она подходит к двери с зарешёченным окном, которое запросто могла бы снести единым ударом кулака. Видимо, здесь что-то нечисто. – Я буду смаковать тебя, растягивать удовольствие, попивая коктейль из твоих органов.

– Спасибо за такую честь. Отправишь мне потом рецепт?

Девушка разъярённо хлопает по решётке, а затем обвивает ладонями толстые прутья.

– Смотри, не подавись, если кусочек моего сердца попадёт не в то горло, – предупреждаю я и ухожу, зажигая позади себя мосты.

– Я четвертую тебя, слышишь? Ты даже умолить о пощаде не успеешь. Ты поплатишься за свой поступок. Напрашиваешься, мерзостная голоштанка, – кричит Алисия, избивая металл. Громыхание вынуждает сторожа подорваться со стула и поплестись в конец коридора.

Побеждают люди, пропитанные гневом, но умеющие сдерживать его.

***

Моя рука зажила, как и все раны и царапины на теле. За одну неделю я покалечилась больше, чем за всю жизнь, а такие оплеухи судьбы я отхватывала частенько. Я не особо жаловала дружбу с соседскими детьми, с одноклассниками беседовала поверхностно, зато была неудержимой, если кто-то бросал хоть одно оскорбительное слово в мою сторону, – вот тогда я получала ободранные локти, синий фонарь под глазом, вырванную белую прядь. И тогда мне с бабушкой приходилось общаться с их родителями, выуживающими из меня извинения. Я, непосредственно, либо упрямо молчала, либо сбегала к Айку. Вечером любимая бабуля ожидала меня после тяжкой работы, с приготовленными вкусностями на кухне.

– Извини, – промолвила я.

– Говорить нужно было перед несчастной девочкой.

– Она обзывала меня беспомощной сироткой!

Бабушка пождала губы и поплелась наверх в собственную спальню.

– Что за гены, – неустанно шептала она, поглядывая на меня за чашкой чая: каждый день – каждое утро в процессе сборов в школу, каждый вечер перед сном, когда я не могла улечься в кровать, перелазила через окно и лежала на крыше, выглядывая обещанный новостями метеорный поток. Всегда.

Она терпела всякую мою выходку, неизвестным способом заглаживая вину перед семьями, жутко обозлившимся на беловолосую дьяволицу. Такой меня сотворили Джюель Бертран и Уильям Хейз, навечно покоящиеся в жёлтой рамке на моём письменном столе: они бросили меня.

– Я упражнялась по ночам, – признаюсь Грэму. Очередной раз я засматриваюсь на рукоять его меча, инкрустированного глянцевым ониксом. Самый крупный камушек располагается посередине и имеет параллельные светлые полоски.

– Я слышал, – говорит он.

Я ждала, что Грэм будет проявлять недовольство: Милдред не следила за здоровьем, не давала ранам спокойно затягиваться, и ему не сдалась хромая ученица, но он только непринуждённо посмотрел, проговорив «я слышал».

Я старалась быть бесшумной, ступала на цыпочках, без лязга рассекала мечом воздух, поминутно делала перерывы, чтобы моё дыхание не снесло дверь.

– Ты много практикуешься, – подтверждает Коши. Я допускаю осторожную улыбку.

– Большое спасибо. За спасение.

– Мне тоже была выгодна эта ситуация.

– Славно. Тогда… начнём?

Коши соглашается кивком головы и, не раздумывая, принимает стойку. Я повторяю его действие. Мы снова кружим по всему помещению, взмахивая оружиями, перебегая то быстро, то медленно. Мы парим как две насмерть дерущиеся птицы, и цель каждой – заставить противника утомиться и сокрушить его.

– Сколько силы вы используете, тренируясь со мной? – интересуюсь я, продолжая двигаться по залу на полусогнутых коленях, навострив слух, прослеживая движения Грэма. Любой чирк сапога, встряска вороньих волос, чешущееся плечо что-то означает. Он не позволяет себе бесполезных жестов, в то время как моя незадействованная рука постоянно в невесомости. Тем не менее я выполняю каждый приём, каждый выученный трюк молниеносно, от привычки.

– В соответствии с человеческой.

– А я думала, почему вас так надолго хватает? – запыхавшись от усталости, отмечаю я. – У меня чувство, что я разваливаюсь. Покажете?

– Я продемонстрирую всю свою силу, когда ты будешь наблюдать за моим сокрушением.

– О, и когда же я удостоюсь такой чести?

– На экзамене.

– Экзамен…

В школе мои знания, любую попытку стать лучше демонстративно презирали, но в университете я не позволила к себе такого отношения. Я всегда не щадила себя, ради экзаменов, не спала по несколько дней, а когда наступал день отдыха – дремала шесть часов и садилась проверять всё, что написала. Это забирало почти всю мою энергию, однако я продолжала следовать такому распорядку. Айк вечно брюзжал на меня за литры выпитого в день кофе. Никто из преподавателей не заикался о том, какая я «тупая и необразованная» – они уважали мои умения. Я отчеканивала формулы минералов, как таблицу умножения, без ошибок чертила геологические карты, довольно было одного мимолётного взгляда, чтобы различить обсидиан и чёрный агат.

– Второй экзамен должен показать, на что ты способна.

– Я убью фауга.

Молчанием Грэм подтверждает мою догадку. Мне хочется тренироваться ещё больше, пить крепкое кофе без сахара, разгонять свою кровь, нарабатывать руки, тело, чтобы они двигались плавно и последовательно, как долговечный механизм.

– Следи лучше за тем, как туго держишь своё оружие.

– Мои человеческие силы не вечные. У меня кисти ломит.

– Продолжим завтра, – резко высказывает учитель.

– Неплохая идея, но я хочу сейчас.

– Тогда придётся сжать кулак на рукояти покрепче. Ну же.

Учитель подзывает меня, чтобы я начинала. Один раз он позволяет кольнуть в него мечом, но затем Коши наносит сокрушительный удар: наши лезвия со звяканьем скрещиваются. Я не сразу замечаю, что мне теперь нечем отбиваться, а мышцы изрядно напряжены. Я тихо бранюсь и тянусь к чёртовой железке, но в этот момент, пока я в полуприседе, Коши толкает мою единственную защиту: она уезжает и ударяется об стену, тогда как моей шее угрожает гарантия безопасности Грэма. Двинусь – порежусь.

– Оплошала из-за слабости, – будто приговор, заключает Грэм. – Не щади себя в тренировках, однако если пойдёшь хлипкой в сражение с фаугами – он убьёт тебя первым.

– Разумеется. Убьёт, – я оглядываю высящуюся надо мной чёрную скалу, которая бесцеремонно грозит мне скорой погибелью. Я немедленно поднимаюсь, иду в конец зала и забираю свой меч. – Мне пора в библиотеку. Не против, если позже зайду к вам?

Грэм короткое время медлит, а затем соглашается: видимо, у него были планы.

Помимо манящего запаха старой бумаги меня, загородив дорогу, встречает мадам Бланчефлоер.

– Приветствую… мадам Бланчефлоер? – спрашиваю я, чтобы произвести на неё впечатление правильным произношением. Женщина улыбается, сверкнув светло-голубыми глазами. В тёмном зале её золотистые волосы светятся и отливают белыми бликами. Губы подчёркивает чёрно-красная помада, естественные ресницы достают до бровей. Я бросаю взгляд на роскошное рубиново-красное платье с глубоким декольте, раскрывающим небольшую грудь; тонкую длинную ногу открывает вырез одеяния; обувь представляет собой открытые туфли на шпильках.

– Ни разу не приветствовала, – авторитетным голосом делает замечание покровительница. Ей может быть семьдесят, а то и более. Покровительской молодости хватает на век, пока их не настигает старение и увядание дара и они не переправляются в город.

Я не видела необходимости знакомиться с ней, если собиралась смотреть историю в читальном зале. Мадам Бланчефлоер либо расстроена, либо злится, потому что сочла это за неуважение.

– Приветствую, – я говорю непринуждённо, чтобы не казаться подчинённой её упрёком.

– Не желаешь пройти? Вина выпить? – она указывает на свой мрачный кабинет.

– Я занята. История ждёт.

– Забудь, – посмеивается она. – В сфере Чёрного Оникса она не имеет никакого значения. Если Грэм тебя гоняет, ему пора начать общаться с девочками Аметистовой сферы и обучать их. Разве приятно быть такой заучкой?

Женщина пропускает меня вперёд. Ещё не заходя внутрь, до меня доносится дурманящий запах духов, свежего алкоголя и косметической пудры.

Здесь оказывается настолько темно, что мне становится не по себе: не загнала ли серая мышка в норку лакомую добычу? Женщина щёлкает пальцами, зажигается пара свечей.

– Люблю темноту.

Я бросаю на неё мимолётный взгляд и продолжаю осматривать её кабинет. Нет, это комната.

В углу располагается кровать цвета слоновой кости, изголовье венчает три шёлковые подушки – розовой, оранжевой и синей. Справа от спального места размещается деревянная округлая тумба с фигуркой: играющая на скрипке девушка в белоснежном платье с золотистым корсетом. Другой угол украшает пузатая серебряная ваза с белыми пионами. Окон, как и в большинстве помещений, тут нет. Повсюду «разбросаны» подсвечники, которыми хозяйка не пользуется.

Под рукой мадам Бланчефлоер обязательно есть небольшая библиотека. Неужели ей не хватает той, что занимает весь этаж? Я подхожу ближе и молниеносно понимаю, зачем здесь, как я думала, очередное отполированное дерево.

Над шкафом блестит алюминиевая вывеска с надписью «Драгоценное». На полках покрываются пылью книги с изумрудными, бардовыми и чёрными бархатными обложками, на самой верхней стоит одна лишь полуоткрытая книга с золотым срезом. По всему помещению группами и одиночно покоятся всякие фарфоровые, бронзовые и дубовые статуэтки. За них можно было бы получить целое состояние, ссылаясь только на количество.

– Мы не знакомы, но я тебя знаю, – сообщает женщина.

– Очевидно, вы слышали обо мне. Грэм ворчит, что у меня теперь… хорошая репутация.

Мадам Бланчефлоер приносит бутылку красного вина и два бокала. Со стеклянным звуком их донышки приземляются на ониксовый стол: на нём только пара-тройка бумаг и перьевая ручка.

– Слышала. Но я рассчитываю обсудить не твою славу, – она приостанавливает свои действия. – А твою мать, которой удалось переплюнуть сатану.