Текст книги "Ставка на Водолея"

Автор книги: Рита Тальвердиева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 9 страниц)

– Ты чего мне голову морочил? Я двух клиентов из-за тебя не взял, бля… – угрожающе надвинулся частник.

– Осторожней с выражениями! – пискнул интеллигентный близнец.

– Что ты знаешь?! А ну пшел отсюда!

– Да-да, – китайским болванчиком закивал он. – Я сам разберусь. – И, вытащив портмоне, стал неловко отсчитывать сотни и пятидесятки.

– Ты сказал, «двойной» счетчик, – нарочито прорычал водила. – Я тебя за язык не тянул.

Когда он избавился от обнаглевшего барыги, близнецы уже растворились в тумане.

«Вот и все! – ахнул он, крутя головой. – Упустил…»

– …вы не знаете? – на него смотрела долговязая девица с объемистым чемоданом и унылым лицом.

– Что?! Вы мне? – ошарашенно спросил он. – Нет, не знаю…

Девица прошла дальше, таща тяжелую поклажу, и теперь обращалась к мужику у красной «ауди»:

– Где тут камера хранения, а?

– Здание вокзала, вход слева.

Он очнулся: камера хранения ! То, о чем говорил заказчик. Вот болван, сразу не догадался! И припустил, обогнав девицу с чемоданом.

Едва он добежал до входа, как в проеме столкнулся… с близнецами .

– Все в порядке? – вежливо поинтересовался один из них.

Не дожидаясь ответа, оба направились в сторону вокзальной площади. В их руках были те же дорожные сумки плюс какой-то замызганный рюкзак. Он мог дать голову на отсечение, что до этого рюкзака у них не было.

Медленно и решительно он двинулся за близнецами , не зная еще, как и где сможет экспроприировать рюкзак. Решение пришло мгновенно, когда парни подошли к ряду телефонных будок. Или сейчас, или никогда, сказал он себе.

– …не могу, ма! Да! С вокзала! У нас сотовые сели без подзарядки, – чуть ли не кричал в трубку один из близнецов , пока второй придерживал дверь открытой.

– Я пока займу очередь на такси, – сказал второй первому и, размахивая сумкой, побежал к стоянке. Рюкзак стоял на заплеванном полу таксофона и «объект», кивая незримому собеседнику в трубке, отбивал такт ногой. Прямо по рюкзаку.

«Надеюсь, ничего там бьющегося нет», – подумал он. Затем вытащил из кармана пустую холщевую сумку, нащупал в своей поклаже баллончик с дихлофосом, сковырнул крышку и быстро распахнул дверь таксофона.

– Мне еще один звонок надо сделать, – просительно сказал ему близнец , держа трубку на отлете. – Максимум…

Он не дал ему договорить и, прижав к своему лицу скомканную ткань, выпустил ядовитую струю из аэрозоля. В следующую секунду он, задержав дыхание, бросил рюкзачок в нутро вмиг разбухшей сумки и, не глядя по сторонам, пошел в сторону стоянки.

– Садись, подвезу! – из окна джипа на него с усмешкой смотрел «заказчик».

– Вы?!

– Не стойте столбом. В машину!

…Минут через сорок джип затормозил.

– Московский вокзал… Снова?!

– Ну да! Дело вы выполнили безупречно. С моим рюкзаком все в порядке. Езжайте домой, отдыхайте. Да, чуть не забыл: вам полагается премия. – Он протянул скрученные резинкой американские купюры. – Здесь еще пять тысяч.

…В первую очередь он подлетел к кассам и взял билет до Пятигорска. А теперь хорошо бы пообедать (или поужинать?). Реклама кафе «Столичное» обещала шашлыки из осетрины и натуральный кофе. Заняв столик у окна, он краем глаза заметил некое движение: за соседним, накрытом деликатесами, столом сидел тот самый водила-барыга. Его глаза сузились в настороженном прищуре.

Он же невозмутимо кликнул официанта и громко обратился, показывая на барыгу:

– Он оплатил заказ?

– Не-е-т, еще нет… А что, собственно говоря…

Барыга начал приподниматься, судорожно дожевывая веточку петрушки.

– Ты сюда слушай, а не вопросы задавай. Его счет принесешь мне – я оплачу. Ну! Что стоишь, неси и мне свою осетрину, и все такое…

Барыга ошарашенно опустился на стул и машинально стал жевать другую веточку петрушки. Следующей жертвой его нервной разрядки оказались оливки, которые он стал бросать в рот со скоростью пулеметной очереди.

Глава II

Арсений

Пятигорск, 25 апреля

Утром позвонил Мармаров. Ребята уже у него, ждут меня и Майю. Через полчаса я уже входил в его апартаменты.

Майя меня опередила. А еще через двадцать минут, со слов Вольдемара, я в деталях узнал о петербургском обломе: рюкзачок, набитый валютой, увели прямо из-под их носа – экспромтом корявым и пошлым, но, увы, успешным. Ребятки даже не успели пачки пересчитать.

На Лодика было страшно смотреть – во всем он винил себя, если бы не благая идея – сделать звонок маме…

«Вот так мы все, – подумалось мне печально, – благими намерениями мостим себе дорогу в никуда».

– Взяли бы тачку и прямиком заехали к твоей матушке, – подлил в огонь масла Вольдемар. – Там бы и сотовые подзарядили и пообедали…

– Ты же сам говорил, что никуда заезжать не будем, чтобы не рисковать, – вяло огрызнулся Лодик.

– Да уж, не рискнули… – вздохнул Вольдемар.

– Володя! – обратилась Майя то ли к брату, то ли к другу (оба понуро сидели рядышком на диване). – Неужели вы не поняли – за вами следили ! И кто его знает, чем бы закончилась эта история, если не тот ваш спасительный звонок. Страшно подумать…

– Весьма рассудительно, – поддержал ее Мармаров.

Но Майя поддержку не приняла:

– Заморочили Лодику голову – «большие возможности», то-се, разные там коврижки на подносе, – тихо бурчала она…

– Не бухти, сеструха, «на коврижки» мы заработали, – усмехнулся Вольдемар, вытаскивая из кармана две тугие пачки «зелени». – Знал бы, что так выйдет, вытащил бы из рюкзачка больше. И Лодик с таким же уловом…

– Так что панихиду устраивать нечего, – бодрым голосом подытожил астролог, глядя на Вольдемара и Лодика. – Кстати, у меня к вам пара вопросов: не стыкуется кое-что в результатах моих ночных бдений. – Он указал рукой на письменный стол, где аккуратной стопкой лежали чистые листы бумаги, ручки, остро-заточенные цветные карандаши, какие-то таблицы и чертежи с астроформулами. – Но вначале путешественники примут душ и приведут себя в порядок, а Майя поможет мне накрыть стол – пора всем подкрепиться.

Майя отправилась на кухню.

– Я – в ванну, – с понурым видом поднялся Лодик.

Поймав мой взгляд, Мармаров только вздохнул:

– Судя по планетарным аспектам, Лодик должен прыгать до потолка.

– Ага, – подумал я, – чтобы повеситься…

– Что-то здесь не стыкуется, – задумался астролог.– As for me, я был бы безмерно рад такому «пустячку», как двадцать тысяч долларов, – мечтательно улыбнулся я и уже серьезно добавил: – Это все последствия стресса, Михаил Данилович. Не волнуйтесь. Отоспится, поест, а завтра будет как огурчик и еще плясать станет от радости. Тем более Майя не даст его хандре застояться.Карта сокровищ

Не прошло и минуты, как в гостиную вернулся Лодик – без футболки и босиком. Лицо его осветила глуповатая улыбка. В руке он держал измятый прозрачный файл с какой-то бумагой.

Тут подошла Майя и вырвала из его руки файл:

– Что это?

– Из того рюкзачка. Лежало сверху. Я тогда сунул в носок, – еще шире улыбнулся он. – Только сейчас и вспомнил, когда раздевался, – добавил Лодя, глядя на свои босые ноги.

– И мне не сказал?! – обиженно протянул Вольдемар, разглядывая вместе с Майей находку.

– А когда? От стресса на привокзальной площади я и себя забыл. И носки не снимал двое суток, – еще шире растянул улыбку Лодя.

– Такие подробности можно опустить, – заметил Мармаров, беря из рук Майи уже вытащенный измятый листок. Расправив его на столе, Мармаров оживился: – Ого! – 1830-й год, раритет… Я зачитаю вслух.Мы окружили севшего за свой рабочий стол Мармарова и, внимая ему, разглядывали пожелтевшую от времени находку....

Изъято из архива церкви Скорбящей Божией Матери 12.06.1841 г.

Лишь посвященному, кто рожден под Северным Крестом, откроется тайный код Повелителя Времени. Тайник меж двух колонн за камнем. Камень – в срединной точке свода рукотворной пещеры. Пещера – в краю горячих ключей, охраняемом пятиглавым драконом. Поможет отыскать заветное место Зевс, летящий к Леде. Ориентир – правое крыло птицы с головой змеи и шелудивым хвостом – узришь с высоты птичьего полета.

Записано со слов протоиерея Василия, находящегося на смертном одре по его последнему волеизъявлению иегуменом Сергием

...

пос. Горячие Воды

Кавказской области

23 апреля 1830 года

За то время, пока он читал, я прошелся взглядом по тексту дважды и уже рассматривал чертежик в правом нижнем углу. Несомненно и текст, и рисунок были выполнены гусиным пером.

– Что вы по этому поводу думаете? – поочередно оглядел нас Мармаров.

– То, что это ценная находка, – сомнений нет, – сказал Вольдемар, – иначе эта бумага вряд ли оказалась бы в рюкзаке с валютой.

– Может, это просто чья-то фамильная реликвия? – предположила Майя.

– Загадочка еще та… – протянул я и незаметно взглянул на часы – у меня была назначена встреча и я решал – отменить ее или на время распрощаться с друзьями?

Победила дружба. Любопытство перевесило обязательность, и я отзвонился, перенеся встречу на завтра.

Мармаров вдруг встал и вытащил из шкафа, где небольшой стопкой лежали книжицы-брошюры, одну из них. Ребята молча перечитывали «раритет», разглядывали на просвет бумагу и перешептывались.

Когда астролог расположился с книжкой за журнальным столиком, я сел рядышком на диван. Из-под левой его руки, аккуратно поддерживающей книжонку, я рассмотрел ее название: «Неподвижные звезды и их влияние». Остро отточенным карандашом он поставил едва-заметную птичку рядом с выделенным названием звезды – Денеб Лебедя – 4°46 ( Рыб .

– И что это нам дает? – обращаясь к потолку, произнес астролог. И вдруг, хлопнув себя по колену, запел-замычал вполголоса мелодию из «Птицы счастья». – Итак, что мы имеем? – уже поставленным лекторским голосом привлек всеобщее внимание астролог.

– Какую-то тайну, – встрянула Майя.

– Это карта сокровищ, – оживился Лодик, – смотрите: «…тайник меж двух колонн…» и ниже – припиской – «кладъ».

– Да тише вы, – махнул рукой Вольдемар, – дайте человеку сказать.

Усмехнувшись, магистр продолжил:

– Автор послания сходу указывает на две явные подсказки. Впрочем, начнем с исходных данных: время – 23 апреля 1830 г., и место: поселок Горячие Воды Кавказской области. От этой печки и будем плясать.

– Вы хотите сказать, что питерское направление – неактуально? – выдал очевидное Лодик.

– Наверняка клад находится недалеко от указанного поселка, – продолжил астролог, – а это…

– Это же наш Горячеводск, ныне – микрорайон Пятигорска! – выкрикнула Майя.

– Вот вам, Майя, и будет поручено посетить городской краеведческий музей, там подскажут, где хранятся архивы того времени. Задача – найти для начала следы протоиерея Василия.

– Зачем?!

– Если автор этого послания жил оседло хотя бы последние несколько лет, то вряд ли его тайник расположен в другом конце губернии. Или как там записано? Кавказской области… Непременно воспользуйтесь первой подсказкой – видите запись в верхнем правом углу?

– Да! – кивнула Майя и зачитала вслух: – «Изъято из архива церкви Скорбящей Божией Матери 12.06.1841 г.». Где же такая церковь, интересно? И кем изъято?

– Тем, кто пытался спустя… э-э… одиннадцать лет разгадать этот ребус.

– А где тут вторая подсказка ?

– Смотрите, в самом низу страницы то ли рисунок, то ли чертеж.

– Летательного аппарата!.. – вырвалось у Майи, но она тут же шлепнула себя по губам. Ее конфуз никто не заметил.

– Скорее, графическое изображение птицы. Обратите внимание – рисунок сделан теми же чернилами, что и надпись 1841 года…

Неизвестная рукопись Лермонтова?

– Итак, Майя, вот вам и второе направление поисков – просмотрите газеты, листки, книги регистраций, какого рода люд проживал здесь, в 1841 году, исключая аборигенов. Военные, лекари, купцы. Не забудьте разузнать об указанной церкви – не факт, что она находится на КМВ…

– Постойте, это же год гибели Лермонтова! – неожиданно встрял Вольдемар. – Он жил здесь два месяца до дуэли – где-то с мая 1841 года…

Повисла минутная пауза. Все вновь кинулись рассматривать слегка изломанный почерк.

– Михаил Юрьевич часто делал зарисовки-иллюстрации к своим произведениям.

– В домике-музее поэта, есть даже одна его картина маслом. Так и называется – «Пятигорск». К сожалению, копия, – вздохнула Майя.

– Вы, Майя, сами определили третье свое задание – в лермонтовском музее наверняка отыщется образец почерка поэта. Конечно, это фантастическое предположение, но… Чтобы отсеять зерна от плевел, в музей поэта отправляйтесь в первую очередь… Следующей точкой отсчета возьмем неведомого хозяина рюкзачка, туго набитого долларами.

– Да! – вклинился Лодя. – Еще я заметил корочки загранпаспорта, лежащего сверху.

– Эврика! – перебил его Вольдемар. – Владелец рюкзака сам нашел клад – отсюда и его доллары!

– Ага, современные доллары в заначке девятнадцатого века! Вот балда! – рассмеялась Майя.

– Не цепляйся к словам, малявка! Клад он мог обменять на валюту, а мы тут сидим голову ломаем.

– Конечно, мог, – согласился Мармаров. – Но забрав весь клад, вы бы оставили этот листок?

– Оставил бы. На память. Внукам бы потом показывал…

– Я тоже поместил бы в рамочку и повесил над письменным столом. Но! Тут другая ситуация. Владелец рюкзака явно собирался дать деру. Скорее всего, у него не было времени забрать все, что дорого сердцу. А листок положить не забыл . Я все же склоняюсь к мысли, что этот листок для него был ценен в материальном плане.

– Майя, не теряй время, – поторопил ее Вольдемар, лелеющий свою фантастическую версию о причастности великого поэта к этой находке. – Давай дуй в домик Лермонтова, пока не закрылся, сличи почерк. Если похож, то тайна листка наполовину разгадана – автограф поэта сам по себе весьма раритетный лот на том же Сотби!

Майя с готовностью вскочила и протянула руку к листку.

– Э-э, нет, – произнес Мармаров. – Для этого сойдет и копия. – Он поднялся и вышел в малую гостиную, возвратясь через минуту с копией старинной рукописи.

– У вас здесь и ксерокс имеется?! – поразился Лодик.

– Апартаменты класса люкс, – ответил я за Мармарова.

Когда за Майей закрылась дверь, Мармаров вновь стал вчитываться в текст находки, поминутно заглядывая в свою брошюру.– Думаете, здесь задействована астрология? – поинтересовался я.Под созвездием Лебедя

– Астрология задействована везде, где живет и дышит человек. Вы все, к примеру, упустили из внимания первую фразу послания: «Лишь посвященному, кто рожден под Северным Крестом, откроется тайный код Повелителя Времени…»

– Это звезда? – предположил я, глядя на брошюру, в которую заглядывал Мармаров.

– Созвездие.

– Я слышал о необычайно ярком созвездии Южный Крест, – встрял Вольдемар.

– Северный Крест – так в древние времена называли созвездие Лебедя. Самая яркая звезда – Денеб, расположена в пятом градусе Рыб.

– Жаль, что среди нас нет Рыб! – удрученно сказал Лодик.

– Да уж, – тяжело вздохнул Мармаров, – безграмотность дикая…

Оба друга прыснули. Не удержался от улыбки и я.

– Как можно что-то утверждать, не зная азы?! – повысил голос магистр. – Я прекрасно помню ваши натальные карты. И у меня, и у каждого из вас в пятом градусе Рыб или значимый куспид, или планета.

«Что-то в последние месяцы случайности идут косяком, да еще под реющим флагом закономерности», – подумал я.

– У Лодика там расположен зенит, – продолжил магистр. – У меня Юпитер, у Вольдемара – Меркурий.

– А что это значит? – встрепенулся Вольдемар.

– Это значит, что генератором идей в нашей команде вполне можешь быть ты.

– Стало быть, моя версия о причастности Лермонтова к этой находке не пустышка?!

– Версия есть версия. В 1841 году в этих местах жили еще тысячи людей. Мы просто дождемся Майю, а выводы оставим на потом. И постараемся расшифровать явные подсказки автора послания. На мой взгляд, созвездие Лебедя не случайно обозначено другим, менее распространенным его названием – Северный Крест. Читаем дальше: «Поможет отыскать заветное место Зевс, летящий к Леде». Кто увидел здесь подсказку? Ну!.. Яснее ведь не скажешь! – В этот момент Мармаров сам напоминал Зевса: взгляд горит, молнии из-под бровей сверкают…

– Это ж мифология, – промямлил Лодик. – Я в ней не силен.

– А в произведениях искусства?! – повысил голос магистр.

– Зевс летел к Леде, превратившись… в Лебедя, – растерянно произнес Вольдемар, второй раз за вечер оправдывая свой новый статус вдохновителя идей.– Именно! Автор вторично указывает нам на Лебедя. Именно это понял некто в 1841 году, пририсовав в нижнем правом углу созвездие в виде птицы.

Мармаров раскрыл звездный атлас, где всю страницу занимало созвездие Лебедя (Северный Крест), один к одному повторяя рисунок современника Лермонтова.

– Раз Майя пойдет по местным музеям, пусть выпишет все географические названия со словом «лебедь». Может, это какое-то местное озеро, где современники поэта кормили лебедей…

Но Вольдемар жестко отрезал:

– Нет тут озер, гор и поселков с таким названием. Разве что, – запнулся он, – Белый Лебедь…

– Не чуди! – оборвал его я, поняв, что он сгоряча брякнул экзотическое название местной тюрьмы. – Выброси из головы все, что не относится к девятнадцатому веку. Ясно?

Вольдемар насупился.

– Пока ничего не ясно, – пожал плечами Лодик.

– Зато я знаю, с чего начну я, – вновь почувствовал себя форвардом Вольдемар. – Читайте: «…узришь с высоты птичьего полета». В начале девятнадцатого века это могли быть только вершины гор. Начну с Машука, где телебашня, – объяснил он Лоде. – Кто со мной?

– И какого лебедя там мы будем искать? – отозвался его тезка.

– Белого и непорочного, – уже зло огрызнулся Вольдемар. – Ну ты и Балда Иванович! С вершины будем высматривать все то, что сверху своими очертаниями напоминает птицу.

– Бред! Ты ж меня водил на обзорную площадку – ничего похожего мы не видели. Стало быть, откуда автор послания мог знать, что видно с высоты птичьего полета? – иезуитским тоном бросил Лодик. – На самолетах и прочих летательных аппаратах тогда не летали.

– Хороший вопрос, – кивнул Мармаров.

– От строителей или архитекторов, к примеру, – пожал плечами Вольдемар. – Именно двадцатые годы девятнадцатого века обозначены в нынешних путеводителях как время первого строительного бума Кавминвод. Даже Пушкин, кажется, в 1829 году восхищенно отзывался о разительных переменах на Горячих Водах.

– Может, мы, поторопились, послав Майю в музей? – улыбнулся Мармаров.

– Это у нас знает каждый школьник, – смутился Вольдемар.

– Вольдемар нас верно подвел к резюме о строителях – раз был строительный бум, значит, у специалистов были и подробные панорамные карты местности. Стало быть, автор письма – протоиерей Василий имел неких строителей в друзьях, соседях, знакомых. Это подтверждает и фраза из послания: «Камень – в срединной точке свода рукотворной пещеры». Ру-ко-твор-ной!

– Вольдемар, – уже вклинился я, – поручи сестре выписать данные о всех местных стройках лет за пять-семь до 1830 года, может, так всплывет и наша рукотворная пещера?

– Ох, а не широк ли невод? – усмехнулся Лодик.

– Широк-широк, батенька, – нарочито картавя, спаясничал Вольдемар. – Но рыбка-то золотая!

– Правильно излагаешь, мыслитель. Абрис задач всем, надеюсь, понятен? – закруглил наш брейн-ринг магистр. – Встретимся через день. Думаю, к одиннадцати часам в самый раз.

У порога Вольдемар обернулся: – Михаил Данилович! Вы говорили мне и Лоде, что у вас к нам пара вопросов.

Мармаров непонимающе хлопал глазами, опираясь на косяк входной двери.

– Еще до находки карты сокровищ, – уточнил Вольдемар.– А-а, да-да-да, – протянул магистр, глянув на преобразившегося Лодика: в глазах азарт, нетерпение, дай волю, он и до потолка подпрыгнет на радостях. – Теперь это пустое – вопросы отпали сами по себе.

Глава III

Хлябин

– Осторожно! Двери закрываются… Искаженный динамиком бесполый голос вырвал его из дремы. Хлябин нервно заозирался. В его вагон вошли лишь две пожилые, знакомые лицом тетки, каждая с тяжелой клеенчатой сумкой – везут на продажу утреннее молоко, сыр да яйца. В курортном Пятигорске – товар ходовой.

Да-а… Нервы ни к черту. Недаром рейтинг неприятностей возглавляют глаголы: ждать и догонять . Догонять он давно перестал – отдогонялся. На его долю теперь выпало бремя ждать . Три недели назад Хлябина предупредили, что дни его сочтены. Увы, это была не шутка. Тому типу было не до смеха – это он знал твердо.

Дней десять он просидел взаперти на больничном. Втайне от жены и сына (незачем расстраивать раньше времени) оформил завещание. От страха и паники у него действительно повысилось давление, проявились было симптомы диабета. Но анализы, обследования и прочая околобольничная хренотень оказались в норме. Пришлось выйти на работу. И озираться. И ждать. Кирпича ли на голову, наезда ли из-за угла, наемного ли киллера?.. И даже утомиться от этого ожидания. Скорей бы уж, что ли…

Привычно провожая взглядом полустанок со старинным названием «Змейка», он вяло подумал: а неплохой себе памятник воздвиг Яковенко. Еще при жизни! В далекую студенческую пору Хлябин сдавал ему «архитектуру». Всегда на «отлично». Подавал, как говорили прежде, большие надежды. Да-а. Когда это было-то… Повезло Яковенко и в том, что в эйфории застойного времени не снесли спроектированные им игрушечно-изящные здания промежуточных станций на линии «Минеральные Воды – Кисловодск». Как произошло в те времена со старинным, еще дореволюционной постройки, Пятигорским вокзалом. Ныне – коробка коробкой. Стекло. Бетон. Шаблон.

На протесты Хлябина, в те времена – главного специалиста Управления градостроительства и архитектуры Пятигорска, даже ухом не повели. Зато тут же состряпали приказик о переводе его в соседний городок Ессентуки. На ту же должность. С той же зарплатой. И дорога от дома в пригороде Минеральных Вод та же – электричкой. Лишь на двадцать пять минут дольше. Практически незаметно. Привык.

Вновь накатила дремота – сказывалась не первая бессонная ночь.

…Скоростной электричкой бегут года. Веселые пейзажи за окном сменяются унылыми, блеклые – радужными. Бежит жизнь, торопится. Скорей, еще скорей! Вот на подходе и первая узловая станция – Тридцатилетие. Фанфары. Духовой оркестр. Судьба вручает билет в купе. Чао, плацкарт! Чао, веселая убогость, смачные анекдоты, теплое пиво…

Глядь, и соседи подобрались путевые. Незаметно, за продуманными тостами, двигаются деловые проекты и так же незаметно пролетают полустанками: 31, 32, 33, 34, 35… Оп! Уже 36. Эй, проводник! Ау! Когда ж промелькнул возраст Христа? На рассвете? Почему ж не разбудил, мать твою!..

Начинает грызть червь сомнения – туда ли еду? Тем ли экспрессом?.. Но тут раздается скрежет тормозов. За окном – вторая узловая – 40! И – торжественно-суетливый переход в следующий вагон, уже в «СВ». Не успел – ни выйти, ни размяться, ни оглядеться. Зато в соседнем купе с комфортом устроена жена с малышом. Батюшки-светы! «Малышу»-то уже скоро пятнадцать! Совсем же недавно…

Меняются раз за разом попутчики по купе. Но все как один – люди солидные. Тихо шелестят деловые бумаги. Подписываешь, почти не глядя, – свои ж люди, сочтемся! Стреляет пробками шампанское, растекаются по блюдечкам икорочка черная да икорочка красная, щиплет язык лимончик.

Но все чаще ностальгией сочатся воспоминания о тихоходном речном пароме «Детство». Впереди – широкие горизонты, а на палубе – тягомотная, как казалось, рутина. Улиткой ползет паром из первой четверти во вторую, затем в третью и, наконец-то в четвертую. И – ур-р-ра-а! Остановка на целых три месяца. Да здравствуют летние каникулы! Впереди-целая жизнь!.. С десяток отдельных летних жизней, каждая из них не похожа на другую, и ты сам в каждой из них – немножко другой: порой незнакомый, порой ущербный, порой по-щенячьи счастливый, но всегда растущий – и в смысле грифельных отметок на косяке двери, и во всех других смыслах тоже. Затем снова на паром – отсчитывать с настроением рекрута положенные четверти: первая, вторая… Уже и берег выпускного бала на горизонте. А там, за этим высоким берегом, раскинулось бескрайнее синее море желаний и возможностей. Но до него еще долгих, чрезвычайно долгих четыре года…

Сейчас же все, почти все уже в прошлом. Эх, с нынешним бы опытом да на тот чудесный паромчик. Сперва хорошо бы облазить все его закоулочки, во-вторых… Чего душу травить! Свои главные ошибки юности он знает – обман зрения и нетерпение.

Синее море заветных желаний вдруг отодвинулось до кромки горизонта. Надежда шептала: нужен «скорый-экспресс». У кого были билеты – тут же умчались, наскоро попрощавшись с однокашниками. Кто-то, не торопясь, решил остаться на том же пароме. Худо-бедно, но лет через пятнадцать река жизни сама впадет прямо в море. Он выбрал электричку – не чета экспрессу, но все равно скорость с паромом несоизмеримая.

…Да уж, оглянуться не успел, а уже за поворотом сорок пять… Эй! Проводник! А остановка?! Смотри-ка, промчались мимо… В поисках запропастившегося проводника (небось, где-то отсыпается, пьянь) успеваешь лишь очумело считать мелькающие за ночным окном светящиеся вывески: 46, 47, 48, 49… И невдомек, что после сорока пяти «скорый» противопоказан: взбесится либо поезд, либо человек. Эх, надо бы сойти раньше! Но одергивали «друзья»: синее море, мечты юности – пустая романтика! Без карьеры, без состояния – ты ноль… Пилила и жена: кому ты со своей лысиной нужен, сиди уж рядом и молчи в тряпочку. И теща: с кого сыну-то пример брать, зигзаги оставь молодым. А так хотелось «зигзага»: тянуло дернуть стоп-кран и свернуть навстречу синему морю, идти-ползти, и… будь что будет.

Он все же выпрыгнул. Когда поезд слегка затормозил на неизвестном полустанке «Шанс» – в нескольких километрах от пятидесятилетия . Шанс оказался липой, потемкинским деревянным щитом, крикливо разукрашенным для таких вот горе-прыгунов. Что называется, приехали!

Вместо синего моря – свинцовая гладь реки. Вместо соленого свежего ветра – запах тины и запустения. Едва различимый плеск воды. Лодка! И некто в ней неспешно подгребает к болотистому берегу.

– Переправишь? – кричит он.

– Отчего не переправить. Это моя работа. Залазь!

– А море?

– Море давно уж высохло… Здесь только эта река. Ты готов?

Уже оказавшись в лодке, он с интересом рассмотрел нездешнего вида переправщика с библейскими глазами, гордым профилем и печатью скорби на челе.

«Это же Харон!» – с ужасом осознал он, и в тот же миг лодку тряхнуло.

– …Станция «Ессентуки», – продребезжал механический голос, и состав, еще раз дернувшись, остановился. На перроне у еще закрытых дверей электрички толпился народ. И в самом вагоне, по обе его стороны, построились на выход пассажиры. Хлябин, притиснутый к дедку с засаленными волосами, старательно отворачивал лицо. Его подпирали сзади какие-то студенты.

– Осторожно, двери закрываются… – пригрозил механический голос под медленно разъезжающиеся в стороны створки. Люди с перрона ринулись внутрь, не выпустив выходящих. Затор. Натиск. Еще один…

Хлябин, зажатый в тиски с двух сторон, вдруг почувствовал, как карман плаща оттянулся чем-то тяжелым. Еще мгновение, и энергия спешащих на выход выплюнула их на платформу. Хлябин оттопырил карман и похолодел от ужаса: внутри лежал подкинутый кем-то будильник.

«Вот и все. Приехали!» – понял он и застыл соляным столбом на опустевшем перроне.

Электричка медленно проплывала мимо. Боковым зрением он заметил в тамбуре знакомый приплюснутый нос и недобрый взгляд.

«Есть еще, как минимум, минута, – вдруг дернулась мысль. – Иначе бомбой разнесло бы и вагон, и самого убийцу…» А Хлябин знал твердо, что тот, кто его приговорил , не камикадзе.

С величайшей осторожностью Хлябин стянул с себя плащ и, зажмурившись, швырнул его на другой, свободный от составов, путь.Мгновение спустя он спрыгнул с другой стороны платформы на рельсы, по которым в сторону Кисловодска уходил его электропоезд.

Глава IV

Вольдемар

Урча и отплевываясь застоявшимися лужами, забуксовала под окнами мусорка. Ударили в набат стенки сменяющихся баков. Визжа на развороте, затрезвонил утреню первый трамвай: готовый аудиоряд к фильму «Грани Апокалипсиса»; причина инфаркта заблудившегося «пришельца» из позапрошлых веков; повод окончательно вынырнуть из сна – для нашего современника (надежней обычного будильника, проверено).

Но вчера я подстраховался. Ожидаемая спросонья трель разлилась ровно в шесть, нечаянно слившись в какофоническом экстазе с включившейся автозащитой «семерки», ночующей под нашими окнами. Солидарно забибикали автомобили, пугая спешащих к электричкам служащих. Вместо птиц на разные лады запели-заверещали сотовые. С новым утром, майское Пятигорье! Па-а-дъ-ем!

Двадцати минут хватило на сборы с лихвой. Отцовский полевой бинокль, набор разноцветных ручек и плоский отрывной блокнот на плотной картонной основе я положил в свою спортивную сумку еще вечером. Завтракать не хотелось – перекушу на пленэре. А тут подкатила и молочница – теть Дуся из Иноземцево. Вовремя! Наша двенадцатиэтажка – ее постоянный объект сбыта. Пластиковая бутылка еще теплого, часом раньше надоенного молока, свободно уместилась в сумке – поверх приготовленных загодя бутербродов с сыром-луком и парой кисловодских огурчиков их парников. Завтрак на траве практически в черте города-парка – такое в наши дни возможно разве что в раю.

Родичи уже встали.

– А Майя? – спросил я у матушки.

– Спит еще. Вчера ж в первом часу легли…

Конечно, пусть сестренка выспится. Вчера она была «гвоздем» кухонных посиделок. Попала-таки в Домик-музей Лермонтова до закрытия. И сразу нарыла две новости: церковь Скорбящей Божией Матери – первый храм… на Горячих Водах, построен в 1829 году… Именно там исповедовался Лермонтов! И второе – Майя успела сличить почерк поэта с заметками в уголке таинственного послания. Надпись была сделана похожим, очень похожим почерком. Совпадение по времени вскружило ей голову уверенностью: нашу находку держал в руках, читал и исследовал сам Михаил Юрьевич, двадцатишестилетний Мишель – за месяц до трагической дуэли.

Отзвонились сразу Мармарову. Он не был столь категоричен. И поручил Лодику связаться через музей с лермонтоведами, предоставив экспертам отпечатанный на ксероксе уголок с вероятным автографом поэта (без послания протоирея Василия, естественно). Для специалистов-почерковедов – более чем достаточно.

А Майе предстоит весь день копаться в архивной пыли краеведческого музея. Так что спите-спите, мальчики и девочки: вам предстоит долгая и кропотливая, а главное – коллективная работа. Я пойду иным путем. Своим. Недаром я рожден с Меркурием под таинственной звездой Денеб созвездия Северный Крест.

Меркурий, усиливающий, по словам Мармарова, мое творческое воображение, интуицию и «пробуждающий способности к ясновидению и предчувствиям», влек меня к смотровой площадке Машука (996 метров над уровнем моря). И ноги сумели привести меня к вершине всего за полтора часа!