Текст книги "Горячие руки для Ледяного принца (СИ)"

Автор книги: Рита Морозова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 13 страниц)

11 глава

Утро после объятия наступило не с ясностью, а с тревожной, липкой тишиной. Солнца не было – лишь сплошная серая пелена, из которой сыпался мелкий, назойливый снег, словно замок пытались засыпать пеплом. Я проснулась не от стука стражи, а от собственного сердцебиения, гулкого и неровного, как барабанная дробь перед казнью.

В груди все еще горело тепло – смутное, сладкое и пугающее воспоминание о его руках, о его сердцебиении под щекой, о том, как лед плакал тихими каплями вокруг нас. Но с первым же вдохом ледяного воздуха реальность впилась когтями. Что мы наделали?

Роскошь моей комнаты-тюрьмы внезапно показалась не убежищем, а гладиаторской клеткой перед выходом на арену. Каждый звук за дверью – шаги стражи, скрип половиц где-то вдалеке – заставлял вздрагивать. Двор. Король. Дерн. Они не могли не почувствовать перемену. Не могли не заметить. В этом ледяном муравейнике любое тепло – сигнальный костер.

Когда привычный стражник пришел, его каменное лицо показалось мне особенно внимательным. Его взгляд, обычно скользящий мимо, сегодня задержался на моем лице дольше обычного. Искал следы слез? Смущение? Или просто проверял, не сбежала ли южная диковинка?

– Идем, – бросил он, как всегда. Но в его интонации мне почудилось что-то… оценивающее.

Дорога к покоям Кайлена была пыткой. Каждый шаг отдавался вопросом: Как он посмотрит на меня? Что скажет? Отринет ли вчерашнее, как ошибку, вызванную болью и слабостью? Страх, что волшебство ночи растает быстрее, чем иней на стенах, сжимал горло.

Дверь открылась. Холод ударил, но уже не тот, всепоглощающий ужас первых дней. Он был… сдержанным. Присутствующим, но не нападающим. Как стражник у дверей.

Кайлен стоял у окна, спиной ко входу. Его фигура была напряжена, плечи неестественно прямыми. Он не обернулся сразу на скрип двери. Я замерла на пороге, сердце колотилось где-то в горле.

– Закрой дверь, – прозвучал его голос. Тихо. Ровно. Но без прежней ледяной отстраненности. В нем была… усталость? Или напряжение?

Стражник за мной повиновался. Дверь захлопнулась с мягким, но окончательным стуком. Мы остались одни. В той же комнате, где вчера лед плакал, а сердца бились в унисон.

Он медленно повернулся.

Наши глаза встретились. И мир на миг остановился.

В его серебристых глазах не было ни отрицания, ни сожаления. Было смятение. Глубокая, почти детская растерянность человека, столкнувшегося с чем-то невероятно огромным и незнакомым. И страх. Но не страх передо мной. Страх перед этим . Перед силой того, что вспыхнуло между нами. Перед последствиями. Но сквозь смятение и страх пробивался луч – теплый, неуверенный, но настоящий. Тот самый, что зажегся вчера.

– Аннализа, – он произнес мое имя. Не как вчера – молитву, открытие. А как якорь. Точку опоры в бушующем море чувств. Он сделал шаг вперед, потом остановился, как будто не решаясь приблизиться. Его руки сжались в кулаки, потом разжались. – Я… – Он сглотнул. Слова, очевидно, путались, не находя выхода. – Вчера…

– Я помню, – прошептала я, не в силах выдержать его мучительную нерешительность. Я сделала шаг навстречу. Мой собственный страх начал отступать перед его явной беспомощностью. – Кайлен, это… это было реально. Что бы ни случилось сейчас.

Он кивнул. Резко. Коротко. Его взгляд упал на мои руки.

– Сеанс, – сказал он, словно цепляясь за знакомый ритуал. Он протянул руку.

Я положила свои ладони поверх его. Контакт. Шок холода, волна эха его боли – сегодня она была приглушенной, как далекий гром после бури. Но за ней… за ней я почувствовала нечто новое. Вибрацию. Теплую, смутную пульсацию там, где раньше была только вечная мерзлота. Как будто глубоко подо льдом забился крошечный, но живой родничок. Мой дар отозвался не борьбой, а мягким, радостным потоком, который легко слился с этой новой, слабой пульсацией внутри него. Тепло разлилось между нашими руками ровным, спокойным сиянием. Эффект был мгновенным и стабильным. Холод отступил легко, как утренний туман под солнцем.

– Ты… чувствуешь? – прошептала я, глядя на наши соединенные руки, на золотистый свет, окутывающий их.

– Да, – его ответ был выдохом облегчения. Не только от физического облегчения. От подтверждения. От того, что вчерашнее чудо не было миражом. Его пальцы под моими ладонями чуть шевельнулись, сомкнулись вокруг моих. Не для сеанса. Для контакта. Для связи. – Это… иначе. Легче. Как будто… лед стал тоньше. Изнутри.

Мы стояли так, молча, наслаждаясь простым чудом прикосновения без боли, без борьбы. Тишина в комнате была не ледяной, а теплой, наполненной невысказанными словами и биением двух сердец, пытающихся найти общий ритм. Вчерашнее объятие витало между нами незримым, но ощутимым присутствием. Каждое случайное движение, каждый взгляд длиннее секунды – все было пронизано его отголоском.

– Нам нужно быть осторожными, – наконец нарушил тишину Кайлен. Он не отпустил мою руку. Его голос был тихим, серьезным. – Двор… как стая гончих. Они чуют кровь. Чуют слабину. А то, что было вчера… – Он запнулся, его взгляд скользнул к стене, где лед все еще был влажным, с темными подтеками от вчерашних слез. – … это не останется незамеченным. Дерн уже вонзает когти.

– Дерн? – Я помнила проницательные глаза советника, его способность видеть то, что скрыто.

– Он пришел утром, – Кайлен сжал губы. – «Проверить состояние Вашего Высочества после вчерашнего… инцидента». – Он произнес слово «инцидент» с убийственной иронией. – Глаза у него… как у совы. Видит в темноте. Он заметил влагу на стенах. Спросил, не прорвало ли трубы отопления. – Кайлен фыркнул. – В этих стенах никогда не было труб отопления. Он знает. Он все знает. Или догадывается. И копает.

Холодный комок страха снова сжал мне горло. Дерн. Умный, опасный, преданный королю. Если он заподозрит…

– Что мы скажем? – спросила я, стараясь, чтобы голос не дрожал. – Если спросят? О… свете? О тепле?

– Правду, – неожиданно твердо сказал Кайлен. Его пальцы сжали мои чуть сильнее. – Часть правды. Твой дар. Его сила. Его влияние на проклятие. Это то, чего хочет король. Этим мы и прикрываемся. – Его серебристые глаза встретились с моими, в них горела решимость. – Остальное… остальное не их дело. А… наше. Тайна.

Слово «наше» прозвучало как клятва. Как щит. Он не отрекался. Он предлагал стратегию. Защиту. Хрупкую, как ледяной цветок, но защиту.

– Тайна, – кивнула я, чувствуя, как часть тревоги отступает, уступая место странному, горьковатому воодушевлению. Мы были заодно. Вместе против всего замка.

* * *

Наши предчувствия оказались пророческими. Двор, как спящий зверь, почуявший тепло, начал шевелиться. Сначала мелочи. Почти незаметные.

Книга. Та самая книга стихов о море и солнце, которую я дала Кайлену. Я оставила ее у него после одного из сеансов. На следующий день, вернувшись в свои покои, я обнаружила ее на столе. Аккуратно сложенную. Но… пахнущую чужими духами – тяжелыми, пряными, чуждыми мне и Кайлену. Кто-то брал ее в руки. Листал. Искал что? Шифр? Крамолу? Наивные стихи о тепле в руках Принца Льда – уже крамола.

Взгляды. Стражи у моей двери. Служанки, приносившие скудную еду (теперь порции стали чуть щедрее, как будто подкармливали ценную птицу перед закланием). Придворные, мелькавшие в дальних концах коридоров. Их взгляды стали другими. Не просто равнодушными или испуганными. Изучающими . Оценивающими. Как товар на рынке. Или угрозу. Особенно выделялась одна – леди Эльвира, дальняя родственница короля, худая, как жердь, с лицом, вечно подернутым ледяной маской высокомерия. Ее холодные, как осколки голубого льда, глаза преследовали меня, когда я проходила мимо, сверля спину ненавистью и… любопытством.

Слухи. Они витали в ледяном воздухе, как ядовитые споры. Их доносили обрывками шепотом служанки, пряча глаза:

«Говорят, южанка колдует… Лед на стенах плачет в ее присутствии…»

«Слышала, Принц… улыбнулся? Вчера? Не может быть!»

«Король доволен? Говорят, состояние наследника… улучшается? Или это иллюзии?»

«Дерн допрашивал садовника… видел ли он что-то странное у окон башни Принца? Свет?»

Каждое слово было иглой. Каждый шепот – напоминанием, что мы под прицелом.

Однажды, после особенно эффективного сеанса, когда тепло текло между нами ровной, глубокой рекой, а Кайлен даже позволил себе тихую ремарку по поводу глупости одного из стихов в книге (что было для него верхом раскованности), нас прервал резкий стук в дверь. Не обычный стражничий. Властный. Нетерпеливый.

– Ваше Высочество! По приказу Его Величества! – раздался голос Дерна за дверью.

Кайлен мгновенно отдернул руку, словно обжегшись. Его лицо стало каменным, глаза – пустыми и холодными, как в первые дни. Он кивнул мне: Отойди. Я отпрянула к стене, стараясь слиться с тенями, чувствуя, как тепло в руках гаснет, сменяясь леденящим страхом.

Дверь открылась. Дерн вошел без стука. Его проницательные глаза скользнули по Кайлену, потом по мне, задержавшись на моих руках (я бессознательно сжимала их в кулаках), на его лице, на влажных подтеках на стене позади его кресла. Его тонкие губы сложились в едва уловимую, ничего не значащую улыбку.

– Ваше Высочество, – он поклонился с ледяной вежливостью. – Прошу прощения за вторжение. Его Величество желает знать о прогрессе. Сегодняшние… наблюдения показали значительное повышение фоновой температуры в ваших покоях. И лед… – он кивнул в сторону стены, – … проявляет несвойственную текучесть. Это обнадеживающие признаки.

– Целительница выполняет свою функцию, – отрезал Кайлен. Его голос был гладким, как полированный лед. Без эмоций. Без намека на вчерашнюю теплоту. – Дар ее… эффективен. Сегодня особенно. Проклятие отступает. На время.

– Чудесно, – протянул Дерн, его глаза вернулись ко мне. Взгляд был как скальпель – острый, холодный, вскрывающий. – Феноменальный дар, девушка. Прямо-таки… согревающий. – Он сделал паузу, давая словам повиснуть в воздухе. – Его Величество весьма доволен. Он надеется, что это… сотрудничество… будет плодотворным и впредь. Без… неожиданных осложнений.

Угроза витала в воздухе гуще, чем холод. «Сотрудничество». «Осложнения» . Он знал. Или догадывался. И предупреждал.

– Осложнений не предвидится, – холодно ответил Кайлен, отводя взгляд в сторону, как будто Дерн уже наскучил ему. – Целительница делает то, что ей велели. Сдерживать проклятие. Все остальное… несущественно.

– Рад это слышать, Ваше Высочество, – Дерн склонился в еще одном безупречном поклоне. Его взгляд на прощание скользнул по мне еще раз – оценивающий, запоминающий. – Продолжайте в том же духе, Аннализа. Благо королевства… в ваших теплых руках.

Он вышел. Дверь закрылась. Тишина, воцарившаяся после его ухода, была громче любого крика. Кайлен сидел неподвижно, его лицо было закрытой книгой, но кулак, сжатый на подлокотнике кресла, выдавал бешеное напряжение.

– Видишь? – он прошипел сквозь зубы, не глядя на меня. – Пауки почуяли движение в паутине. Дерн – не единственный. За ним стоят другие. Те, кому выгоден хаос. Те, кто ждет моей смерти или полного падения королевства в ледяную бездну. Твое тепло… оно для них угроза. Как и для самого проклятия.

Я подошла к нему, не решаясь прикоснуться. Страх за него, за нас, за Эдгара (Боже, как он там?) был холоднее любого мороза.

– Что мы будем делать? – прошептала я.

Он наконец поднял на меня глаза. В них не было прежней растерянности. Была холодная, жесткая решимость хищника, загнанного в угол.

– Играть по их правилам. Пока не можем диктовать свои, – сказал он тихо. – Ты – целительница. Я – больной принц. Твой дар работает. Проклятие отступает. Это правда. На этом мы и стоим. Все остальное… – он сделал паузу, его взгляд смягчился, стал почти нежным, но в то же время бесконечно усталым, – … все остальное – только для нас. В тайне. В темноте. Пока.

Он протянул руку. Не для сеанса. Просто руку. Ладонью вверх. Предложение. Доверие. Опора.

Я положила свою руку в его. Его пальцы сомкнулись вокруг моих, крепко, как вчера, но без той всепоглощающей нежности. Теперь это был союз. Пакт. Двое против всех в этом ледяном замке интриг.

– Пока, – кивнула я, сжимая его руку в ответ. Тепло от прикосновения, пусть и лишенное вчерашнего чуда, все равно было живительным. Оно напоминало, ради чего мы рискуем.

Но тени уже сгущались. В тот же вечер, вернувшись в свои покои, я обнаружила, что шкатулка, где лежал тот самый черный камень Аннализы с мерцающими прожилками (я почти забыла о нем!), была вскрыта. Не грубо, а аккуратно, мастерски. Сам камень лежал на месте. Но он был перевернут. И на его поверхности, обычно гладкой и прохладной, остался едва заметный, жирный отпечаток чужого пальца. Кто-то держал его. Изучал. Искал в нем силу? Уязвимость?

Я схватила камень. Он был чуть теплее обычного, его внутренние искры пульсировали тревожно, как сердце пойманной птицы. Они везде. Даже здесь, в моей комнате-тюрьме. Ничто не принадлежало нам. Даже наши тайны были под угрозой.

Я спрятала камень за пазуху, прижимая его к телу, как оберег. Страх вернулся, холодный и липкий. Но вместе с ним – и решимость. Мы разбудили спящих змей. Теперь нужно было быть готовыми к их укусу. Кайлен был прав. Игра только начиналась. И ставки были выше, чем просто наши хрупкие сердца. Ставкой было королевство. И наше право на каплю тепла в этом вечном холоде.

12 глава

Тревога, поселившаяся в моих костях после визита Дерна, не утихала. Она гнездилась под ребрами холодным узлом, пульсируя в такт шагам стража за дверью, шепоту служанок в коридоре, каждому слишком пристальному взгляду. Замок Эйриденхолд больше не был просто ледяной тюрьмой. Он стал шахматной доской, где мы с Кайленом были пешками, а то и королями, за которыми охотились невидимые игроки. И тени этих игроков сгущались с каждым днем.

Сеансы оставались нашим островком, крепостью внутри крепости. Но даже там атмосфера изменилась. Нежность, прорвавшаяся в том объятии, не исчезла, но была окутана плотной пеленой осторожности. Каждое прикосновение, каждый взгляд длиннее мгновения, каждая тихая шутка – все теперь проверялось на звук, на возможных свидетелей. Мы говорили шепотом, даже когда были одни, будто стены научились подслушивать. Кайлен стал замкнут, напряжен, его серебристые глаза постоянно сканировали комнату, выискивая незримые угрозы. Его рука в моей дрожала не только от эха проклятия, но и от постоянного внутреннего напряжения.

Однажды, когда тепло текло между нами особенно ровно, а боль в его глазах уступила место редкому миру, я не выдержала. Тоска, грызущая меня с момента похищения, подступила к горлу комом, горячим и нестерпимым.

– Кайлен, – прошептала я, прервав его рассказ о редком солнечном дне в его детстве (один из тех кусочков прошлого, которые он начал осторожно мне доверять). Мои пальцы непроизвольно сжали его руку. – Я… я не могу больше молчать.

Он насторожился, мгновенно прочитав тревогу в моем голосе. Его мирная расслабленность испарилась, сменившись привычной бдительностью.

– Что случилось?

– Эдгар, – имя сорвалось с губ шепотом, полным вины и боли. – Мой… отец. Я не знаю, что с ним. С того дня, как меня забрали… – Голос дрогнул. Я сглотнула, заставляя себя продолжать. – Стражи вырвали меня у него на глазах. Он был в отчаянии. Он… он обещал найти способ… – Я не могла договорить. Картина его лица, искаженного болью и беспомощностью, его протянутая рука – все это стояло перед глазами. – Его могли арестовать! Или… или выгнать из города! Или еще хуже! Я не знаю, жив ли он, считает ли он меня предательницей, или… – Слезы, предательски горячие, навернулись на глаза. Я отчаянно моргнула, пытаясь их сдержать. Быть слабой здесь и сейчас было непозволительной роскошью. Но Эдгар… Он был единственной нитью, связывавшей меня с этим миром до Кайлена. С тем кусочком простой, человеческой жизни, где были заботы о лавке, запах хлеба из печи и бескорыстная отцовская любовь.

Кайлен замер. Его лицо, секунду назад напряженное, смягчилось. В его глазах мелькнуло нечто знакомое – та самая боль потери, о которой он говорил так скупо. Боль по матери.

– Аннализа, – он произнес мое имя тихо, почти нежно. Его большой палец непроизвольно провел по моему запястью – крошечный, скрытый жест утешения. – Я… не подумал. Прости. Эта карусель дворцовых игр… она затягивает, заставляя забыть о том, что важно за ее пределами.

Он замолчал, его взгляд стал острым, сосредоточенным. Я видела, как в его голове работают шестеренки, взвешивая риски.

– Дерн, – наконец произнес он, и в голосе его снова зазвучала жесткая решимость. – Он знает все. Или может узнать. Его люди… их глаза и уши повсюду. Но… – Он сжал мою руку чуть сильнее. – … я попробую. Не обещаю вестей быстро. И не обещаю, что они будут хорошими. Но я попробую узнать. Хотя бы… жив ли он. Где находится. – Он посмотрел мне прямо в глаза. – Это опасно. Любой интерес к нему… он может навлечь на него беду. Или на нас. Ты понимаешь?

Сердце сжалось от страха за Эдгара. Любой интерес к нему мог быть смертным приговором. Но не знать было хуже. Невыносимо хуже.

– Я понимаю, – прошептала я, кивая, чувствуя, как слезы все же прорываются и катятся по щекам. На этот раз я не стала их смахивать. – Но я должна знать. Хотя бы… что он жив. Что он не считает меня предательницей. Если… если можно передать ему хоть слово. Хоть знак, что я жива. Что я… не забыла. – Голос сорвался.

Кайлен долго смотрел на мои слезы. Его лицо было суровым, но в глазах бушевала буря – сострадание, гнев на обстоятельства, страх, решимость.

– Одно слово, – сказал он наконец, тихо, но с железной интонацией. – Жива. Я постараюсь передать только это. Одно слово. Без подробностей. Без мест. Без имен. Через… каналы, которые не ведут напрямую ко мне. Это максимум, что я могу обещать без риска убить его или нас всех. Доверяешь ли ты мне в этом?

Его вопрос повис в воздухе. Доверять? После всего? После того, как он стал моим единственным светом в этой ледяной тьме? После его собственной боли, которую он мне открыл? Да. Безоговорочно.

– Доверяю, – выдохнула я, сжимая его руку с благодарностью, которая была сильнее страха. – Спасибо. Просто… спасибо.

Он кивнул, коротко, деловито, но я видела, как тяжело ему далось это решение. Как он уже прокручивал в голове схемы, искал слабые места в паутине Дерна. Бремя короны, даже номинальное, и бремя нашего тайного союза ложилось на него все тяжелее.

* * *

Весть пришла неожиданно быстро. Через три дня, во время сеанса, который проходил в особенно мрачной тишине (буря бушевала за окнами, завывая в сотни труб, и проклятие отзывалось в Кайлене глухой, ноющей болью), он вдруг заговорил, не поднимая глаз с наших соединенных рук.

– Твой… Эдгар, – он произнес имя осторожно, шепотом, хотя вокруг никого не было. – Жив. Его не тронули. После твоего… исчезновения его допрашивали стражи. Коротко. Видимо, сочли незначительной угрозой или просто запугали. Его выдворили из столицы. Конфисковали товар, что оставался. Но… отпустили. – Он сделал паузу, давая мне переварить. Облегчение, сладкое и горькое одновременно, хлынуло на меня волной. Жив! – Он вернулся в Вейсхольм. В свою деревню. Живет. Работает. – Кайлен наконец поднял глаза. В них читалась осторожность. – Слово… «Жива»… дошло. Косвенно. Через купца, который везет шерсть с юга в столицу. Тот передал Эдгару, что «его дочь цела и о ней заботятся во дворце». Больше ничего. Но… он плакал. Услышав это.

«Жива». «Цела». «О ней заботятся». Ложь и правда, смешанные в одну успокаивающую пилюлю. Но для Эдгара, для отца, который потерял дочь дважды (сначала в болезни, потом в похищении), даже эта кроха была спасением. Я представила его – седого, морщинистого, в его скромной мастерской, получающего эту весть. Плачущего. И сама не смогла сдержать рыданий. Они вырвались тихими, сдавленными всхлипами, сотрясая плечи. Не от горя. От облегчения. От благодарности. От тоски по дому.

– Спасибо, – смогла выдавить я сквозь ком в горле. – Спасибо, Кайлен. Ты… ты не представляешь…

– Представляю, – он прервал меня тихо. Его голос был неожиданно мягким. Он не пытался утешить словами. Просто его пальцы сжали мои чуть сильнее, передавая тихую поддержку, понимание той боли разлуки, которая была ему слишком знакома. – Но будь осторожна. Радость – роскошь, которую здесь носят не напоказ. Дерн… его щупальца длинны. Даже на юге. Распространение слухов о «заботе дворца» о южной целительнице… оно может привлечь ненужное внимание. К нему. К тебе.

Его предупреждение было как ушат ледяной воды. Радость померкла, уступив место привычной тревоге. Даже это крошечное утешение было отравлено ядом опасности. Я кивнула, вытирая слезы тыльной стороной ладони, стараясь взять себя в руки.

– Понимаю. Ни слова. Больше никому. – Я вдохнула глубоко, пытаясь вернуть контроль над собой, над ситуацией. – Как… как дела на границе? Ты выглядишь… хуже обычного. – Я перевела разговор, указав взглядом на его осунувшееся лицо, на тени под глазами, которые казались глубже из-за тусклого света. Проклятие сегодня было злее, но, возможно, дело было не только в нем.

Кайлен мрачно усмехнулся. Он понял мой маневр и был благодарен.

– Дела? – Его голос снова стал сухим, отстраненным, но теперь это был сознательный щит. – Скверные. Южане не дремлют. Королевство Амарант… – он произнес название с явным презрением, – … почуяло слабость. Нашу слабость. Вечная Зима бьет по урожаям, по дорогам, по духу войск. А их земли… зеленеют под солнцем. Их армия жирует, пока наши солдаты мерзнут на постах.

Он отдернул руку, встал и подошел к заиндевевшему окну. Его фигура, закутанная в темный плащ, казалась особенно хрупкой и одновременно напряженной на фоне бушующей за стеклом белой мглы.

– Гонцы скачут один за другим. Их разведчики все чаще пересекают границу. Мелкие стычки. Захваты пограничных застав. Они проверяют нас. И видят, что мы… – он сжал кулаки, – … что мы ослабели. Из-за меня. Из-за этого проклятия. – Голос его сорвался на последних словах. Чувство вины, всегда тлевшее подо льдом, вспыхнуло ярко. – Они стягивают войска к перевалам. Готовят плацдармы. Скоро… скоро это будет не разведка. Скоро это будет война. А я… – он обернулся ко мне, и в его глазах горел холодный, бессильный гнев, – … я не могу возглавить оборону. Не в таком состоянии. Мой холод… он убьет наших же солдат быстрее вражеских мечей. Я – слабое звено. И они это знают.

Его слова повисли в воздухе, тяжелые, как свинец. Угроза извне. Не просто слухи. Реальная, нарастающая как снежный ком опасность. Война. На фоне внутренних интриг, на фоне борьбы с проклятием, на фоне нашей хрупкой, тайной надежды. Это было слишком. Слишком для королевства, и без того стоящего на краю пропасти. Слишком для Кайлена, чье чувство вины и так разъедало его изнутри.

Я подошла к нему, не решаясь прикоснуться, но стремясь быть рядом.

– Твой отец? Король? Что он предпринимает?

– Отец? – Кайлен фыркнул без юмора. – Он бросает все ресурсы на меня. На «проект Аннализа». Как будто твои теплые руки смогут остановить армию Амаранта! Он отдает приказы, конечно. Укрепляет границы, посылает подкрепления. Но его разум… он одержим только одним – снять проклятие. Вернуть «настоящего» наследника. Он не видит, что королевство рухнет раньше, чем я хоть сколько-нибудь приближусь к тому, чтобы стать полезным! – В его голосе звучала горечь сына, чья боль и беда затмили для отца все остальные угрозы.

В этот момент громкий, нарочито резкий стук в дверь заставил нас обоих вздрогнуть.

– Ваше Высочество! Срочное донесение от командующего Восточным фронтом! – голос за дверью принадлежал не Дерну, а одному из военных адъютантов. В нем слышалась плохо скрытая паника.

Кайлен мгновенно преобразился. Весь его страх, горечь, боль спрятались за ледяной маской принца. Плечи расправились, взгляд стал острым и властным.

– Войдите!

Дверь распахнулась. В комнату ворвался молодой офицер в заиндевевшем плаще, запорошенный снегом. Его лицо было бледным от усталости и тревоги. Он склонился в низком поклоне.

– Ваше Высочество! Гонец только что… Перевал Орлиное Крыло пал! Отряд капитана Гарда… уничтожен. Амарантцы прорвали линию! Они двигаются к долине Речной Сети! Скорости… невероятной! Используют какие-то сани с парусами, скользят по снегу как по воде!

Весть ударила как обухом по голове. Перевал Орлиное Крыло – ключевая высота на востоке. Его падение открывало врагу дорогу в сердце королевства. Кайлен побледнел, но не дрогнул.

– Численность? Командующий? Почему не удержали? – его голос был резким, как удар хлыста.

– Не менее тысячи, Ваше Высочество! Знамена герцога Торвика! Они… они использовали магию ветра! Усилили буран! Наши не выдержали, ослепли от снега… – офицер задыхался, отчетливо дрожал. – Командующий просит подкреплений! Все резервы! И… – офицер бросил быстрый, почти виноватый взгляд на меня, – … просит Вашего совета, Ваше Высочество. Войска пали духом. Слухи о Вашем… нездоровье… Они говорят, что без Вас… нет надежды.

Последние слова повисли в воздухе, тяжелее предыдущих. Удар ниже пояса. Кайлен замер. Я видела, как его скулы напряглись до хруста. Его рука, сжатая в кулак, задрожала. Не от холода. От бессильной ярости и стыда. Он был нужен. Нужен там, на границе, как символ, как лидер. А он был здесь, в ледяной башне, беспомощная жертва проклятия, чья единственная сила – в тепле чужих рук.

– Ответьте командующему, – его голос звучал хрипло, но не дрогнул. – Подкрепления идут. Все, что можно собрать. Пусть держит оборону в долине любой ценой. Отступать некуда. Что касается меня… – он сделал паузу, его серебристые глаза метнули в мою сторону быстрый, полный муки взгляд, – … скажите войскам, что их принц борется. Здесь. На своем посту. И что он верит в них. Передайте дословно.

Офицер кивнул, снова поклонился и выбежал, оставив за собой шлейф холодного воздуха и ощущение надвигающейся катастрофы. Дверь закрылась.

Кайлен стоял неподвижно несколько секунд, глядя в пустоту. Потом его плечи сгорбились. Он схватился за спинку кресла, чтобы удержаться на ногах. Все его напускное спокойствие испарилось, оставив лишь изможденное лицо и глаза, полные отчаяния.

– Видишь? – он прошептал, обращаясь больше к себе, чем ко мне. – Гроза с юга… Она уже здесь. И я… я бесполезен. Как щит изо льда под солнцем.

Я подошла к нему, забыв об осторожности, забыв о стенах, о Дерне, о всем. Я обхватила его руку обеими руками, впиваясь пальцами в холодную ткань его рукава, пытаясь передать хоть каплю своего тепла, своей веры.

– Ты не бесполезен, – сказала я твердо, заглядывая ему в лицо. – Ты здесь. Ты держишься. Ты посылаешь им надежду. А я… я буду бороться с этим проклятием вдвое сильнее. Чтобы ты смог стать тем щитом, которым должен быть. Чтобы ты смог повести их. – Мои слова звучали громче, чем я планировала, полные страстной убежденности. – Война только начинается, Кайлен. И мы еще дадим им бой. И здесь, и там.

Он посмотрел на меня. В его глазах, полных боли и страха, медленно, как первый луч сквозь грозовую тучу, пробилась искра. Искра той самой яростной, безумной надежды, что когда-то зажглась между нами в тишине его ледяных покоев. Он не ответил. Просто накрыл мои руки, сжимавшие его рукав, своей большой, холодной ладонью. Крепко. Как клятву. Как знак того, что в этой надвигающейся буре с юга и севера, мы – его крошечный, теплый островок – все еще держимся вместе.

Но за окном буря выла все громче, и тени в углах комнаты, казалось, сгущались, принимая очертания вражеских знамен и холодных улыбок придворных интриганов. Гроза приближалась. Со всех сторон.