Текст книги "…и дольше жизни длится…"

Автор книги: Рита Харьковская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 7 страниц)

Глава седьмая

Надежда только закончила доить корову, процедила молоко в чистые кринки и отнесла его в погреб, когда услышала, что кто-то барабанит в ворота двора.

Наскоро сполоснув руки, девушка подошла к воротам, откинула щеколду, приоткрыла узкую щель, так, чтобы только увидеть – кого принесла нелегкая в такую рань.

У ее ног замер, настороженно подняв уши огромный лохматый пес, которого подарили отцу чуть больше полугода тому.

Пес рос, как на дрожжах, и, не смотря на свой юный возраст, уже вызывал и страх и уважение у незваных гостей, оскаливая белоснежные клыки. Надежда чувствовала себя защищенной под охраной этого зверя неизвестной породы.

За забором стояли двое мужчин, одетые в черные кители.

Надежда вздрогнула, увидев военную форму, да и ее цвет не вызывал у нее никаких хороших воспоминаний.

– Чего надо? – спросила Надежда, даже не подумав поздороваться:

– Сейчас отец вернется, если вам его нужно – ждите за воротами.

– Перепугалась, девушка? – один из мужчин усмехнулся, как-то нехорошо и фривольно:

– Не нужен нам твой отец, да и ты больно не нужна. Нам бы меду купить. Мать на хутор к вам послала.

– Отца ждите, – Надежда накинула щеколду, взяла за загривок недовольно зарычавшего на чужаков, пса, и ушла в дом.

Костя приехал с пасеки через час.

Надежда уже подумала, что военные ушли, не дождавшись его, но ошиблась.

Отец вошел во двор вместе с гостями.

– Наденька, – Костя позвал дочь: – Собери чего-то по-быстрому на стол. Это Верочкиной соседки сын приехал на побывку. Служит на военном корабле в Городе Русских Моряков. И товарища привез с собой. Показать наши края.

Надежда пошла в погреб, взяла кринку парного молока, налила в миску еще жидкого майского меду, отрезала несколько ломтей испеченного накануне хлеба. Вышла во двор, где за столом под орехом уже расположились мужчины.

Поставила угощение на стол. Повернулась, чтобы уйти.

– Присядь с нами, дочка – Костя поймал за руку совсем уж собравшуюся уходить Надежду.

– Некогда мне, папа. В огороде дел много, – Надежда вытянула запястье из отцовской ладони. Так же молча, развернулась и ушла за дом, туда, где еще много лет тому разбила огородные гряды ее мать.

– Гонористая у тебя дочь, – послышался голос одного из гостей.

– Нет, она хорошая девушка. Просто все никак от той проклятой войны отойти не может.

– Мать говорила, что дочь твоя в плену была, – не унимался сын Верочкиной соседки.

– Была.

– Ну и что она про плен рассказывает?

– Тебе какое дело? – Костя поднялся из-за стола: – Допивай молоко. Сейчас меду принесу, матери привет передавай, и скажи, чтобы кринки вернула, а не забыла, как в прошлый раз.

Костя ушел в погреб.

– Вот ведь бирюки. Что отец, что доченька, – доносился голос соседского сынка.

Его товарищ, за все время гостевания, не проронил ни слова, разве что поздоровался, входя во двор, да попрощался, когда, взяв две кринки меда, покинул хутор.

В огороде Надежда подвязывала успевшие вымахать в человечий рост, помидорные кусты.

Где брал Костя семена для своего огорода? Какие слова тайные говорил им, высеивая на рассаду? Что обещал, высаживая сеянцы в огороде? О чем просил, увидев первые цветки и завязь?

Об этом он не рассказывал никому.

Только, что фрукты, что мед, что городина – все у него было самое-самое.

Совсем скоро нальются цветом и соком помидоры Бычье Сердце.

Совсем скоро сахаристостью, вкусом и сочностью они смогут поспорить со многими фруктами.

А пока… пока нужно обойти и осмотреть каждое растение. Кого надо – подвязать, кого надо – прищепить. Удалить «волчковые» отростки. Окучить и полить.

Костя стоял в начале огорода и смотрел на дочь.

Надежда совсем не похожа на мать, на Лизаньку. Она пошла в его породу: более крепкого телосложения, смуглолицая, с кудрявыми темно каштановыми волосами. Вот только у кого дочь взяла эти глаза? Костя и сам не мог ответить.

Цвет глаз Надежды зависел и от времени года, и от того, утро или вечер были за окном, и от того, грустна или весела была девушка. Цвет глаз менялся от карего, почти черного, до темно-синего.

Иногда в глазах Надежды проблёскивали темно-фиолетовые искры.

Поэт или художник, сказал бы: глаза цвета озёрного омута.

На полдороги от хутора до пасеки, с давних давён было небольшое, заросшее ивняком, озерко. Вода в нем всегда была ледяной: попробуй, глотни – враз зубы заломит. Глубина неизведанная – достать до дна рукой не возможно было уже у берега. А цвет воды был один в один, как глаза у Наденьки.

Костя смотрел на гибкую фигурку дочери, все продолжавшую то нагибаться к земле, то выпрямляться, осматривая, ощупывая, изучая растения, и душа его плакала.

Уже прошло столько времени, как Наденька вернулась домой, а все никак не оттает, не отойдет от тех страшных лет плена. До сих пор ничего не рассказала ни ему, ни сестре.

Костя и не выпытывал. Есть вещи, о которых человек не то, что говорить – вспоминать не хочет.

Может и хорошо, что к брату перебраться задумала. Девушке уже двадцать четыре, давно пора замуж, детей рожать. А кто ее здесь, в селе, посватает? Да и в Токмаке, спасибо Шуриной свекрухе, вряд ли жених сыщется.

Так что пусть едет, если решила. Вера с ребятишками через месяц на хутор переберется, будет в доме хозяйка. Не пропадет старый цыган.

Костя грустно усмехнулся:

– Дочка, заканчивай работу. Уже солнце за полдень перевалило. Обедать пора.

Надежда распрямила натруженную спину:

– Иду, папа.

На следующий день, уже ближе к вечеру снова раздался стук в ворота. Пес навострил уши, рыкнул для острастки.

Надежда, накрывающая стол во дворе к ужину, недоуменно взглянула в сторону ворот.

– Накрывай, я сам гляну, кого там принесло на ночь глядя, – Костя поднялся со скамейки и, прихрамывая, направился к воротам.

Он не стал себя утруждать, рассматривая нежданного гостя в щель, как его дочь, накануне, а просто распахнул ворота, за которыми стоял, при "полном параде" друг соседского морячка.

– Здравствуй, моряк. Зачем пожаловал? – Костя не спешил ни приглашать, ни привечать гостя.

– Здравствуйте. Пришел познакомиться с Вами.

– Со мной? – Костя усмехнулся.

Казалось, что моряк смутился и даже, как бы, заробел:

– С Вами… и с Вашей дочерью.

– Ну проходи. Поужинай с нами.

Надежда поставила на стол еще одну тарелку. Положила ложку и вилку. Сбегала в дом и принесла еще одну рюмку.

Вскоре на столе стоял казанок с молодой картошечкой в укропе, огромный полумисок огуречно-помидорного салата, шкварчала сковорода яичницы на сале, исходил паром запеченный судак. Янтарно переливался, мгновенно запотевший, графинчик с медовухой.

Ужин прошел в молчании.

Надежда, услышав перезвон колокольчика пастуха, встала из-за стола:

– Вы отдыхайте, а мне корову выдоить нужно, – сказала, обращаясь к отцу.

– До свидания, – гостю.

И ушла. Не одарив даже взглядом на прощание.

– Ты всегда такой молчун? – Костя с улыбкой смотрел на гостя.

– Нет! Что Вы! Просто сегодня не получилось развлечь беседой ни Вас, ни Вашу дочь.

– Это бывает. Я, когда Наденькину мать впервые увидел, тоже, как язык проглотил. Так что я тебя понимаю.

– Вашу дочь Надеждой зовут?

– Надеждой… А то ты и не знаешь? Не успели тебе сообщить да понарассказывать.

– Как зовут – знаю. Просто так спросил. Чтобы разговор начать. А про «понпрассказывать» – это Вы напрасно. Рассказывать могут многое, да вот только слушать я не стану. У меня своя голова на плечах есть!

– Это хорошо, что своя голова есть, – Костя доброжелательно смотрел на моряка: – Как зовут-то тебя, "головастый"?

– Александр.

– Мамка Шуркой зовет?

– Сашкой. Только нет ее уже. Умерла в сорок четвертом.

Костя и Саша еще долго сидели за столом.

Уже опустел графинчик с медовухой.

Уже Саша рассказал о себе хозяину хутора.

Рассказал почти все.

Да и рассказывать особо было не о чем: родился в Городе у Моря. Окончил школу. Поступил в мореходку. Началась Война. Всю войну прослужил на боевом корабле. И сейчас служит там же. Вот, приехал в отпуск с товарищем. Вчера пришел с ним же за медом… увидел Надежду…

Костя слушал, не перебивая, подперев голову кулаком.

Когда уже сгустились южные синие сумерки, взглянул в упор на Сашу:

– Ты иди, пока, морячок. До села еще пять километров пехом, а на дворе скоро ночь.

– А можно я Надю увижу? Попрощаюсь.

– Ты завтра приходи. Я с нею сам поговорю в начале. А завтра уже видно будет, стоит тебе с нею видеться или может не нужно.

Саша вздохнул, надел форменную фуражку, застегнул китель, попрощался с Костей, еще раз взглянул на темные окна дома и вышел на дорогу, ведущую в село.

Проводив гостя, Костя вошел в дом. Подошел к комнате Надежды:

– Ты не спишь, Наденька?

– Нет.

– Выйди во двор. Поговорить с тобой хочу.

– Заходи, папа, я еще не ложилась.

– Душно в доме. Идем, во дворе посидим.

Отец и дочь долго сидели в ночи под раскидистым орехом. Тихо о чем-то говорили. Что-то вспоминали. Иногда плакали.

В эту ночь Наденька рассказала отцу, как ей удалось выжить в плену, через какой ад довелось пройти юной девушке.

И просила, и умоляла его никогда не то, что не рассказывать об этом другим, но и ей не напоминать о страшных годах.

Костя обнимал свою дочь и мочил слезами ее густые кудри. Целовал ее в макушку:

– Никогда. Никому не скажу. И сам забуду. Обещаю.

* * *

Саша пришел на хутор в следующий вечер.

И в следующий.

И в следующий.

Вскоре Наденька перестала его избегать и дичиться, и уже Костя встречал вечером корову и отправлялся ее выдоить, чтобы дать возможность молодым людям побыть наедине и поговорить.

Через две недели у моряков закончился отпуск. Пора было возвращаться на корабль.

Саша пришел на хутор, как всегда, ближе к вечеру. Он нервничал, и Костя сразу это заметил. Отослав дочь в дом под благовидным предлогом, прямо спросил Сашу:

– Ты попрощаться пришел? Уезжаешь?

– Да. Отпуск заканчивается. Пора уезжать.

– Ну бывай здоров. Иди, пока Надя не вернулась. Я с ней за тебя попрощаюсь.

Саша вздрогнул, снял фуражку, пятерней зачесал волосы к затылку:

– Нет! Вы меня не поняли! Я с Надей уехать хочу! Я жениться хочу на ней… пришел Вашего благословения просить.

Костя, с размаху, плюхнулся на скамейку:

– Вот дела – так дела! Ну а Надя что? Она согласна?

– Я не знаю, – Саша смотрел в землю.

– Как "не знаешь"? Ты с нею говорил об этом своем желании?

– Нет. Может Вы скажете?

Костя засмеялся:

– А еще про твоих земляков небылицы такие рассказывают, мол, земля у вас под ногами горит, кого хочешь переболтаете и уболтаете.

Саша нахмурился:

– Люди везде разные. Так вы скажете Наде? И благословите нас.

Костя подошел к дому:

– Надежда! Сюда иди! Разговор есть.

Смеясь и лукаво глядя на Сашу, Костя объяснил дочери цель его сегодняшнего визита:

– Что скажешь, дочка? Пойдешь за морячка замуж?

Надя, как еще совсем недавно Саша, не поднимала взгляд от земли:

– Я не знаю, мы ведь знакомы всего две недели.

Костя вздохнул:

– Мы, когда с Лизанькой поженились, были знакомы еще меньше. И прожили душа в душу восемнадцать лет. И по сей день жили бы, если бы смерть проклятая не отняла ее у нас. Тут – или лежит душа или нет. Если нет, то, сколько не встречайся – толку будет мало. Саша уже про себя все объяснил. Если пришел тебя сватать – значит у него душа лежит. А у тебя, Наденька, как?

Надя подошла к Саше, заглянула ему в глаза:

– Я наполовину цыганка

– А я наполовину грек. Ну и что?

– Я в плену была.

– Я знаю. Мне все равно. Выйдешь за меня замуж?

– Выйду. И буду тебе самой лучшей женой.

Наденька обняла своего морячка и спрятала счастливое лицо у него на груди.

На следующий день село гудело, как растревоженный улей.

Мычали плохо выдоенные коровы. Рылись куры в огородах. Бабам было некогда.

Они носились от двора ко двору и обмусоливали НОВОСТЬ.

– О Господи! Да что ж такое делается? Полное село девок, одна другой краше, а он это цыганское отродье в жены берет! – орала одна.

– Не иначе, как приворожила, чертова цыганка! – вторила ей другая.

– Неизвестно, что там цыган в медок да молочко подсыпал! – громким шепотом соглашалась третья.

– Ой бабоникииии! А мы ж этим его медом проклятым детишек кормим, – верещала четвертая.

– Но медок у него хороооош… точно, слово какое-то знает, – соседки согласно покивали головами.

Но Сашу и Надю мало заботил деревенский "поголос".

Они расписались в Токмакском ЗАГСе и через три дня на многие годы уехали с хутора.

Костя, уже на следующий день после отъезда молодой семьи, перевез на хутор Веру и ее двоих детей. А еще через год Вера подарила Косте сына, Виктора.

(Но об этом мы, дорогие читатели, уже знаем из прошлой главы )…

Глава восьмая

Серый город, словно вырубленный в скалах, встретил молодую семью штормовым ветром и дождем.

Надя никогда не была на море. Она выросла и прожила всю жизнь в степях Таврии. Обожала речку, что протекала вблизи хутора, и странное студеное «бездонное», как называли его в селе, озеро. Этих «водоёмов» девушке было вполне достаточно.

К морю, которое было не так уж и далеко отцовского хутора, ее не тянуло никогда.

Едва Надя, заботливо поддерживаемая мужем, вышла из автобуса, как резкий, холодный, солёный морской ветер ударил в лицо, рванул полы легкого плащика.

– Здесь всегда так ветрено и холодно? – Надя прижалась к мужу.

– Ну что ты, – улыбнулся жене Саша:

– Еще будут теплые дни, ведь только-только начался сентябрь. А ветры – да. Веры здесь постоянно. Идем. Вон наш автобус подошел. Нам нужно ехать.

– Как ехать? Куда? Я думала, что мы уже добрались.

– Еще совсем немного осталось. Полчаса – и будем на месте.

Автобус, немного пропетляв по городу, «нырнул» в узкий проход межу нависшими с обеих сторон, скалами, и тут же из него выбрался. Совсем ненадолго перед глазами пассажиров открылась Балаклавская бухта, где базировался корабль Александра.

Автобус тут же свернул в сторону и помчал к автостанции.

– Мы сейчас пойдем к моему товарищу. Он с женой снимает флигель у одной семьи. Подождешь меня там немного. Мне нужно на корабль. Отпуск сегодня закончился, скажу, что я уже на месте и вернусь к тебе. Потом решим вопрос с жильем. Хорошо? Не будешь скучать без меня? – Александр, стараясь скрыть волнение, заглядывал в глаза своей молодой жене.

Надежда улыбнулась мужу:

– Конечно, подожду. Конечно, буду скучать.

Через полчаса, после быстрого представления женщин друг другу, за Александром захлопнулась дверь флигеля. Женщины остались одни.

– Вот уж не думала, что Сашка из отпуска с женой вернется, – хохотнула хозяйка дома:

– Уж так я его за свою товарку сватала, думала – все у них садится, а оно вон чего получилось. Быстро же ты друга нашего окрутила.

Надежда смотрела на свою «собеседницу».

Молчала.

Да и что она могла сказать? Что никого она не «окручивала»? Что так распорядилась Судьба? Каждая ее фраза, каждое слово, выглядело бы как попытка оправдаться. А оправдываться Наде было не за что. Да и не собиралась она «выворачивать душу» перед незнакомкой, которой она, судя по всему, не понравилась. Так, терпит ее присутствие, потому что Саша попросил.

– Что молчишь, хохлушка? «Ваши», вроде, поболтливее будут.

– Какие «наши»? Ты кого имеешь ввиду? – Надежда наконец-то решила ответить.

– Ну «ваши». Из Города у Моря. Сашка ведь оттуда тебя привез?

– Нет. Не оттуда, – Надежда снова посмотрела в окно, подумала: «Когда же Саша вернется? Сил нет слушать эту любопытную бабенку».

– Что ты молчишь, как в рот воды набрала? Каждое слово клещами нужно вытаскивать, – не унималась хозяйка.

– А ты не вытаскивай, – вздохнула Надя, не понимая, чего хочет от нее эта женщина, с какой стати прицепилась, как банный лист.

– Ну и молчи себе на здоровье. А мне обед готовить нужно, – хозяйка поднялась и вышла в кухню, громко и, словно обиженно, хлопнув дверью.

Александр вернулся только через три часа.

Все это время Надя так и просидела на стуле с чемоданчиком у ног.

– Заждалась? Прости, что задержался. Сейчас пойду, договорюсь с хозяевами дома, чтобы нам комнату сдали. Вроде есть у них свободная.

– А в другом доме нельзя? – Надя подняла глаза на мужа. И столько в ее взгляде было даже не просьбы, нет, мольбы, что Саша все понял без объяснений.

– Сейчас узнаю. Еще немного обождать придется.

Домовладелица, которая жила за счет сдачи комнат женатым морякам, подув немного губы от того, что новая семья не желает селиться у нее, все же «сменила гнев на милость» и сказала, что через два дома живет пара стариков. Вроде, недавно был разговор, что они хотят пустить кого-то на постой.

Саша поблагодарил, вернулся к жене, подхватил нетяжелый чемоданчик:

– Идем.

Еще через час Надя развешивала и раскладывала в шкафу свой немудреный гардеробчик.

Пожилая пара, хозяева дома, согласились сдать комнату молодоженам, едва увидев озабоченное лицо Саши и испуганную перспективой ночевки на улице, Наденьку.

А еще через неделю Надя узнала, что корабль Саши уходит в поход.

Куда и надолго ли? У военных моряков об этом не спрашивают.

– Вот ведь как получилось, – сокрушался Саша: – Только поженились, как оставляю тебя одну. Скучать не будешь? Дождешься?

– Скучать буду. Конечно, дождусь, – Надя улыбалась, но в глазах была печаль от осознания предстоящей разлуки.

– Чем займешься, пока я буду в походе?

– Попробую работу найти. Не привыкла я сидеть, сложа руки.

– С работой для жен моряков здесь трудно. Все по домам сидят. В лучшем случае – детей воспитывают. Может, и мы не станем рождение детишек откладывать? – Саша улыбнулся.

– Не станем, – зарумянилась Наденька: – А там – как Бог даст.

За время первого похода мужа, Надя устроилась на работу в продовольственный магазин. Устроилась не без помощи квартирной хозяйки, за что была благодарна пожилой женщине все годы, что прожила в Городе Русских Моряков.

А вот детишек Бог им дал только через четыре года.

Наденьке было уже двадцать восемь, когда перед очередным походом мужа, она, счастливо плача и смеясь, сообщила Саше, что беременна.

В положенный срок у Надежды и Александра родился сын.

Смуглый уже от рождения мальчуган, темноволосый и синеглазый.

То ли цыган, то ли грек – Митя, Митенька.

Когда Мите исполнилось два года, Александр, наконец-то демобилизовался и вернулся в родной Город у Моря, в который стремился и рвался всей душой.

Ведь каждый, кому было суждено родиться в этом Городе, никогда не сможет оборвать связующие нити до конца. Всегда будет стремиться хоть раз, хоть одним глазком, увидеть родные улицы и бульвары, глотнуть, вдохнуть полной грудью, воздух, который есть только здесь.

Мать Саши умела в конце сорок четвертого. В родительской квартире давно жили чужие люди. Оставалось только попросить старшую на два года сестру, приютить их на первое время.

Женька в «приюте» не отказала, но руководствовалась она вовсе не сестринской любовью и желанием помочь, а совсем другими соображениями.

Первый год жизни в Городе у Моря для семьи Александра был очень сложным.

Он потратил много времени, сидя без работы, надеясь получить вскоре вожделенную визу.

Но в визе ему отказали.

Деньги, что привезла с собой семья, подходили к концу, и Александр предложил жене поехать в гости к отцу. Пожить с сыном на хуторе пару месяцев, пока он не найдет работу и не получит первую зарплату.

Надя согласилась и уже через несколько дней обнимала отца и мачеху, с которыми не виделась долгих шесть лет.

Трехлетний Митя весело возился в огороде со своими дядей и тётей, ненамного старшими его по возрасту.

С удовольствием ездил с дедом Костей на пасеку, и его, как и деда, пчелы и не думали кусать.

Митя высасывал из отломанного куска соты душистый мед, отмахивался ручкой от жужжащих у самого лица пчел и заливисто смеялся.

Сразу же подружился с уже постаревшим огромным псом, да так, что однажды попытался лечь спать в собачьей конуре, и был очень недоволен, сообщая об этом громким рёвом, когда дед, за ноги, вытащил его из конуры и отнес под мышкой к Наденьке.

Митя пил парное молоко от только что выдоенной коровы, даже не дожидаясь, пока мать его процедит.

Отнимал у кур еще теплые яйца и высасывал их содержимое, не обращая внимания на недовольное кудахтанье ограбленных птиц.

Отгрызал кусок от помидора, висящего на кусте, оставляя недоедок болтаться на радость скворцам, с удовольствием его доклевывающим.

Находил камень и с размаху бил по уже спелому арбузу, кода хотел пить или полакомиться ягодой.

Во всех проказах именно младший Митя был заводилой.

Надя не узнавала своего тихого и спокойного мальчика:

– Папа, я не знаю, что с ним произошло. Он в Городе совсем другой!

Костя, которого в те годы уже все звали «Дед Костя», в основном из-за пышных усов и окладистой боды, усмехался:

– Да не переживай ты так дочка. Это его кровь родную вольную степь почуяла. Пусть себе играет, как ему хочется.

В один из вечеров Надя рассказала отцу о том, в каком затруднительном положении оказалась семья после демобилизации Саши.

Костя вздохнул:

– Эх, жили бы вы поближе, я бы и фруктами и медом и молочком и мясом вас бы снабдил. Да больно уж далеко ваш Город у Моря. Не довезешь ничего. Вот разве что мед. Медок у меня славный. Денег дам тебе, сколько смогу, но ты же понимаешь, что с деньгами в селе, а тем более на хуторе, не шибко. Еды – полно, меду – хоть залейся, – дед Костя задумался:

– Может, возьмете с собою пару фляг, да подашь там, в вашем Городе, вот и будет у тебя свежая копейка.

– Не знаю, папа, нужно с Сашей посоветоваться.

Приехавший за семьей в начале осени Саша, идею одобрил.

Дед Костя погрузил на телегу две фляги с медом, пару мешков яблок и груш и отвез семью на поезд, идущий в Город у Моря.

Подросший, загоревший до черноты Митя, орал во все горло, не желая прощаться с дедом и так полюбившимся ему хутором. Еле-еле его удалось успокоить, пообещав, что они приедут на хутор совсем скоро, уже зимой, на Новый Год.

Мед Надя пода очень быстро. Даже сама не ожидала такого спроса.

Дед Костя договорился сыном селянина, работавшим проводником на поезде Южного Направления, и Наденьке уже не было нужды куда-то ехать.

В назначенный день она шла в весовую, нанимала грузчика с тачкой, и отравлялась на вокзал встречать поезд.

За отлитую кринку великолепного меда, весовщик изыска в углу комнатенки место для Наденькиных фляг.

Ее мед покупали охотно, а потому, вскоре, к ней стали обращаться жители соседних сел:

– Надя, помогите наш мед продать. У Вас просто талант – торговать медами.

Надя мед пробовала, и если он ей нравился – соглашалась. Правда, всегда честно предупреждала покупателя:

– Мед хороший, но не с отцовской пасеки.

Покупатель вздыхал, но на покупку соглашался:

– Если Вы, Надя, рекомендуете – нужно брать. Вы в медах эксперт…

* * *

Уже давно засерело за окном, совсем скоро рассветет и начнется новый день, а соседки-подруги все еще сидели за столом.

Надежда неторопливо рассказывала, а Анечка слушала, иногда улыбаясь, радуясь за подругу, иногда всхлипывая.

– Вот и вся моя жизнь, подружка. Даже не думала, что кому-то о ней расскажу, Надежда встала и потянулась, так, что хрустнули косточки в плечах.

– Ты не думай, Наденька. Я умею хранить чужие секреты.

– Да я ничего такого и не думаю. Если бы сомневалась в тебе – рта бы не раскрыла. Зато теперь ты знаешь, откуда у меня мед, – Надежда снова усмехнулась:

– Ложись, отдохни. И я пойду, посплю пару часов. В полдень поезд придет, встретить нужно…