Текст книги "Команда начинается с вратаря"

Автор книги: Ринат Дасаев

Соавторы: Александр Львов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 15 страниц)

После чемпионата мира подвергся самому горячему обсуждению вопрос о расширении тренерского состава. Большинство споривших считали решение о создании тренерского триумвирата ошибочным. Оно, по их мнению, не только не пошло на пользу, а, напротив, внесло ненужные осложнения в жизнь сборной.

Меня всегда удивляет категоричность, с которой делались и делаются подобные заявления.

Поэтому не хочу в споре участвовать, а просто продолжу рассказ о дальнейших событиях в жизни сборной, который, надеюсь, даст возможность многое понять и взглянуть на ее выступление в Испании с иных позиций.

...Что мы знали о чемпионате мира?

Теперь, по прошествии времени, в преддверии очередного мирового первенства, дорога к которому пробивается гораздо труднее, чем четыре года назад, могу смело сказать: «Ничего!»

Нет, конечно, то, что событие это особое и что в Испании многое может оказаться совершенно незнакомым, мы предвидели, разумеется. Но представить до конца все будущие трудности не смогли.

Кое-какую школу сборной мы уже прошли и определенный опыт успели приобрести, потому и надеялись, что сумеем в новой обстановке разобраться что к чему.

Это вовсе не зазнайство или самоуспокоенность. Подобного настроения в сборной не было. Но, сыграв удачно в Рио с всегда высоко котировавшимися бразильцами, а в Аргентине вничью с чемпионами мира, мы имели определенные основания полагать, что в Испании хуже других не окажемся. И международная футбольная пресса включила нашу сборную в число фаворитов предстоящего первенства.

Одним из последних контрольных матчей стала встреча с аргентинской сборной ровно за два месяца до отъезда в Испанию. Проходила она в Буэнос-Айресе на поле стадиона «Ривер Плейт», того самого, где за четыре года до этого хозяева, к невероятной радости соотечественников и удивлению остальных, стали обладателями высшего футбольного титула.

Чуть раньше в Мар-дель-Плата мы уже встречались с аргентинцами. И, обменявшись голами, с миром разошлись. На сей раз подтекст встречи был уже иным.

Проверяя себя в матче с самими чемпионами мира и присматриваясь к ним, мы заодно прикидывали и свои возможности быть среди сильнейших. Не скажу, что игра в Буэнос-Айресе нам удалась. Не было привычной легкости. Возможно, сказалась утомительная дорога или вполне естественное для такой встречи волнение. И больше внимания мы уделяли разрушению атак аргентинцев, чем организации своих.

Майка Тенгиза Сулаквелидзе, опекавшего восходящую звезду хозяев – невысокого крепыша Марадону, уже через пятнадцать минут почернела от пота. Юркий аргентинец успевал не только сам выходить на удобную для обстрела ворот позицию, но и выводил на удар мощного Кемпеса и энергичного Диаса. Эта троица принялась, причем довольно серьезно, с самого начала терзать нашу оборону.

Раза два опасно пробил Кемпес. Стоило немалого труда парировать его хлесткие удары. А в одном эпизоде мне помогла штанга, отразившая мяч, посланный улучившим-таки момент Марадоной. И все-таки аргентинцы добились своего. Рванувшийся на свободное место Диас получил пас и оказался в нашей штрафной. К нему устремился Балтача. Видя, что Сергей не может помешать нападающему, я тоже бросился навстречу аргентинцу. Но тот уже нанес резкий удар. И мяч, хотя и коснулся моих рук, оказался в сетке.

Сравнять счет удалось Оганесяну во втором тайме. Сделал это Хорен красиво, застав врасплох голкипера аргентинцев Филолу, искусным ударом головой.

«Русские станут на сцене испанского первенства заметными действующими лицами», «Сборная СССР оказалась крепким орешком для чемпионов мира!», «Элегантный грузин с достоинством выдержал спор с так и не забившим гола Марадоной...»

Такими заголовками прокомментировали матч аргентинские газеты. Вполне понятно, что подобные отзывы вселяли в нас уверенность. Но тренеры, в отличие от ребят, особых восторгов не проявляли.

– Могли сыграть лучше. Особенно в атаке, – единодушно заявили они после встречи.

На обратном пути домой в самолете мы с Юрием Гавриловым долго обсуждали матч, детально разбирая его отдельные моменты и особенно неожиданные действия понравившихся нам аргентинских форвардов. И когда, вдоволь наговорившись, уже собирались вздремнуть, Юрий вдруг спросил: «А что ты думаешь, Ринат, как мы сыграем в Испании?»

– Не знаю... – неопределенно пожав плечами, откровенно признался я.

– Вот и я не знаю, – покачал головой, скорее всего, не ожидавший иного ответа Юрий.

И, отвернувшись, стал молча всматриваться в черневшее за окнами иллюминатора небо.

И оставшееся до отъезда на чемпионат время сборная жила обычной жизнью: кандидаты проходили последнюю проверку, тренеры ломали голову над окончательным вариантом состава команды, с которой собирались отправиться в дорогу. Казалось, все предусмотрено, однако трое из тех, на кого рассчитывали тренеры, выступить в Испании не смогли.

Вначале стало известно, что, устав от бесконечных травм, решил распрощаться с футболом Давид Кипиани. В середине мая выбыл из строя другой полузащитник – Леонид Буряк. А накануне вылета в Севилью в Лужниках за две минуты до конца последней контрольной встречи со вторым составом серьезно повредил колено вновь возвращенный в команду Хидиятуллин.

Еще не вступив в борьбу, мы потеряли трех ведущих игроков. Как недоставало команде их опыта, уверенности, выдержки – всего того, чего, увы, не под силу оказалось проявить некоторым из тех, кто был здоров, полон сил и выходил на поле.

С Давидом Кипиани я близко познакомился в сборной. И довольно быстро убедился, что футбол для этого человека не просто игра, увлечение, страсть. Футбол – вся его жизнь, с многообразием ее переживаний, эмоций, радостей и огорчений.

Его игровая манера – мягкая, техничная, основанная на постоянном контакте с мячом, а также неумение прятаться за спины партнеров и беречь себя делали Кипиани уязвимым для бесцеремонных опекунов. И редкую встречу Давид завершал, не пообщавшись в раздевалке с врачом. Но ни я, ни те, кому удалось играть рядом с ним, никогда не слышали от него сетований на свою судьбу.

Кипиани был лидером и в тбилисском «Динамо», и в сборной. Его умение вести себя спокойно, разговаривать, не повышая голоса даже в самые жаркие минуты спора, серьезнейшее отношение ко всему, связанному с футболом, всегда привлекали нас в Давиде.

И еще об одной черте Дато нельзя не сказать – о его доброжелательности, умении найти нужные слова в трудную для товарища минуту, поддержать, ободрить.

...После поражения в Афинах настроение у меня было отвратительное. Сидел в холле гостиницы, смотрел, как мигают за ее громадными окнами неизвестно куда летящие в темноте улицы автомобили. В голове полный сумбур. И еще – какая-то вялость, сразу же пришедшая на смену колоссальному нервному напряжению.

Не заметил, как подошел Кипиани.

– А тебя ищут, Ринат, – улыбнулся он.

И сел рядом, положив дружески руку на плечо.

– Не грызи себя. Не стоит. Сыграл ты вполне достойно. А то, что мяч пропустил, – так это со всяким случиться может. Тем более что твоей вины здесь нет...

Как нужны мне были эти слова в тот момент, эта поддержка! У меня словно камень с души свалился, поскольку я знал – Дато зря не скажет, не будет лукавить, даже с целью утешить.

Честен и принципиален Кипиани был буквально во всем. Мелочей для него не существовало. Помнится, в одной из многочисленных газетных публикаций о нем читателю сообщалось, что Давид не просто отличный футболист и образованный человек, но еще и специалист-переводчик, в подлиннике читающий Вильяма Шекспира. Надо было видеть негодующего Дато, в сердцах размахивающего газетой, возмущавшегося так, как это может только кавказец. Кто-то из ребят, наблюдавших эту сцену, простодушно посоветовал ему не обращать внимания на «байку» нечестного журналиста и посчитать ее неудачной шуткой.

– Как не обращать?! – сверкая глазами, кипел Дато. – Значит, мне теперь всем и каждому в Тбилиси надо объяснять, что это, видите ли, неудачная шутка. Ведь могут подумать, что Кипиани хвастун...

С тех пор Давид стал более осторожным в общениях с представителями прессы. А с некоторых пор и телевидения.

В восемьдесят первом году, осенью, в Тбилиси прибыла группа телевизионщиков, собиравшихся снять Кипиани и его семью для традиционного «Голубого огонька». Поскольку «Огонек» был новогодним, то Давида попросили дома праздничную обстановку создать – нарядить елку, стол накрыть. И к назначенному часу все было сделано на самом высшем уровне: на белоснежной скатерти неповторимым ароматом благоухали все дары национальной кухни, а в углу праздничными огнями мерцала новогодняя елка.

Но в намеченный срок телерепортеры не явились, позвонив и принеся извинения на следующее утро, попросив воспроизвести ту же обстановку уже к наступающему вечеру. Но ситуация повторилась в точности -был готов стол, вновь серебрилась красавица елка, с нетерпением ждали представителей телевидения хозяин и его супруга. Но...

Выручил давний друг Давида, комментатор грузинского радио и телевидения, весельчак, балагур и незаменимый тамада Тенгиз Сулханишвили, разыскавший на третий день своих незадачливых коллег в одном из таких же гостеприимных домов города, где те имели неосторожность дать согласие поздравить новобрачных и «немного» задержались.

Решение Давида расстаться с футболом удивило многих. Но не меня, уже успевшего хорошо изучить его характер: почувствовав после травмы, что на поле он уже не сможет быть прежним Кипиани – тонким, изящным, неуловимым для разъяренных опекунов футбольным тореадором, Дато подал в отставку.

Жизнь взаймы в футболе не для него...

Накануне испанского первенства мы потеряли не только великолепного игрока, но и настоящего товарища, на чье плечо мы всегда могли рассчитывать в самые трудные минуты.

В мае, незадолго до отъезда в Севилью, повредил ногу еще один ключевой полузащитник – Леонид Буряк.

Если вы хотите все узнать про этого светловолосого, очень симпатичного и приятного человека, то повнимательней присмотритесь к его игре. В ней проявляются главные качества Леонида – мягкость, самолюбие, спокойствие, уверенность, умение быть исключительно точным и последовательным.

Но основной козырь Буряка-игрока – пас. Не числился Леонид среди полузащитников – «движков», как любят порой называть тех, кто все девяносто минут челноками снуют по полю в разных направлениях. За что, случалось, кое-кто по недомыслию футбольному упрекал его в малой подвижности, а заодно и в медлительности, ненужной мягкости.

Верно, не был Буряк в сборной и у киевлян игроком-спринтером, рубакой, не совершал кинжальных проходов к воротам противника. Но не потому, что не хотел или боялся. Просто это не его футбол. За него по полю бегал мяч, слушавший его, как верный пес любимого хозяина. Потому и делал Ленечка с мячом все, что подсказывала ему его светлая футбольная голова.

Помните, какой гол забил Олег Блохин в Тбилиси в восемьдесят первом году в ворота сборной Уэльса?!

Помог-то ему Буряк, пославший мяч чуть ли не через все поле Олегу так, чтобы тот без нежелательного общения с жесткими защитниками валлийцев смог выскочить на ударную позицию и забить.

Да, нужен был нам Буряк в Испании. Очень нужен. Особенно, когда в цейтнотной встрече с командой Польши комбинационная игра, несмотря на все старания, никак у нас не вязалась. И за все девяносто минут не было даже намека на ту атаку, какая с таким блеском удалась Буряку и Блохину в матче с командой Уэльса, проходившем-то всего с полгода назад...

... В Севилью мы прилетели тринадцатого июня – в день моего рождения. В самолете на вопрос любезных стюардесс, не доставляет ли мне неприятных хлопот цифра тринадцать, ответил, что, напротив, очень люблю ее, что живу на тринадцатом этаже, в поезде с удовольствием занимаю полку под этим номером и пока все свои лучшие матчи провел именно тринадцатого числа.

Экипаж гостеприимного Ту, спецрейсом доставившего сборную прямо до места, пожелал нам успехов.

Команда в сопровождении целого отряда как на подбор статных и загорелых полицейских, не отходивших от нас вплоть до последнего дня, добралась до отеля и кинулась к телевизорам, на экранах которых уже вовсю разворачивались события первого матча чемпионата между аргентинцами и бельгийцами.

Сроки прибытия в Испанию обсуждались тренерами достаточно тщательно и долго. И решение вылететь накануне игры с бразильцами было принято в самый последний момент. И, как выяснилось, было абсолютно правильным. Несколько дней подготовки в удушающей сорокаградусной жаре вряд ли принесли бы пользу. Но, думая о погоде, тренеры, скорее всего, опасались, как бы мы – дебютанты такого грандиозного турнира – раньше времени не оказались в его раскаленной «атмосфере».

Потому и избежать перед стартом такой ненужной дополнительной психологической нагрузки удалось. И игра с бразильцами, после которой о сборной СССР тут же заговорили, у нас получилась.

Мы ехали на стадион с длинным и труднопроизносимым названием – «Рамон Санчес Писхуан», наблюдая, как за огромными стеклами автобуса в каком-то безумном непрекращающемся танце, крича и размахивая руками, бесновались бразильские болельщики, могучим десантом высадившиеся в Севилье.

Нечто подобное мне уже доводилось видеть два года назад на многотысячной ревущей «Маракане». И, глядя, как готовятся, подогревают себя перед матчем делегаты знаменитой бразильской «торсиды», уже легко представлял ее через час с небольшим вот такой же безудержной и кричащей на трибунах.

Как ни странно, но чем меньше времени оставалось до начала встречи, чем сильнее накалялась вокруг нее обстановка и отчаянней закипали страсти, тем больше мне не терпелось вступить в игру.

Состояние игровой злости не покидало меня и в дальнейшем. Я испытывал огромное удовольствие от спора на поле с противниками, понимающими толк в футболе, разбирающимися в его тонкостях. И чем чаще мне, отбивая и ловя посланные ими мячи, удавалось одерживать верх, тем уверенней и спокойней я себя чувствовал.

Вратарь не может забить гол в стремительной контратаке, в одиночку решить исход матча. Но повлиять на него, на настроение партнеров и соперников уверенной, надежной игрой способен. Вот почему по сотне раз в день я не переставал повторять, что не имею ни малейшего права проявить даже секундную слабость.

Уже в первом матче я совершенно отчетливо начал ощущать, что далеко не у всех моих товарищей обстановка первенства вызывает такую же, как у меня, ответную реакцию. И понял: если к тому же они еще хоть однажды получат возможность усомниться в стойкости своего вратаря, то в любую минуту могут вконец растеряться и не выдержать этого невероятного напряжения.

Я рвался в игру. И, выходя на поле, ничего, кроме нее, не замечал – ни разыгравшихся в огневой самбе, исполняемой под аккомпанемент сотен труб, трещоток и барабанов, бразильских болельщиков, ни впадавших в экстаз шотландских «фанатов», что-то оголтело выкрикивающих за моей спиной, ни всего остального, что было вокруг игры. Я отдавал себя только ей одной. И может быть, поэтому за такую преданность и внимание был самой же игрой и вознагражден.

...То, как мы проиграли бразильцам, видели все.

...До сих пор помню растерянность и отчаяние на лицах Переса, Жуниора, Зико, Фалькао, Серджиньо после гола, так неожиданно для всех забитого Андреем Балем.

Помню схватившегося в отчаянии за голову и мгновенно побледневшего Володю Бессонова, не сумевшего при счете 1:0 послать мяч в пустые ворота.

Помню какие-то загадочные проделки испанского арбитра Кастильо, почему-то не желавшего нашей победы и «не заметившего» снос в штрафной бразильцев Шенгелия, а также совершенно очевидную игру рукой в ней Луизиньо.

Если судить по первому тайму, то победа должна была оказаться на нашей стороне. Однако во втором все переменилось. Переполненные желанием отыграться, бразильцы ринулись вперед. А мы вместо того, чтобы продолжать контролировать середину поля, отступили назад, стали жаться к своим воротам. И это несмотря на то, что в перерыве тренеры призывали игры не менять. Вот здесь-то, видно, и сказалась нехватка опыта. Мы так и не смогли найти способ не упускать инициативы и довести дело до победы. Но...

Боязнь упустить синицу, так неожиданно быстро пойманную, заставляла осторожничать, рождала массу совершенно необъяснимых промахов.

Это тут же уловили чуткие к любой перемене в состоянии соперника и окрыленные появившейся надеждой бразильцы. И в едином атакующем порыве понеслись вперед. Я и защитники метались из угла в угол ворот и штрафной, бросаясь под коварные удары Сократеса, Эдера, Фалькао, стремясь прервать проходы Зико и Серджиньо.

За пятнадцать минут до конца, когда особенно остро стали ощущаться невыносимая духота и вязкость этого казавшегося бесконечным июньского вечера, мяч, посланный как из катапульты Сократесом, обжег мне ладони, ударился о штангу и вонзился в сетку. А чуть позже изворотливый Эдер нанес неотразимый удар из сутолоки игроков.

Это было поражение в самом начале пути, когда устоять – значило обрести столь необходимую на будущее веру в себя. И хотя больше в Испании мы ни одного матча не проиграли, единственная неудача посеяла сомнения в сердцах некоторых из нас.

Мог ли я выручить своей игрой товарищей?

После проигранных встреч вопрос, подобный этому, задают себе все вратари, делающие первые шаги мальчишки и опытные зубры. Мучил в тот грустный вечер он и меня. Но что ответишь самому себе? Ясно, станешь искать всевозможные оправдания, смягчающие обстоятельства. Но, увидев на экране телевизора повторы записей голов Сократеса и Эдера, я немного успокоился – в этих ситуациях (учитывая позицию бьющих, расположение атаковавших их защитников, траекторию и силу полета мяча) никто из моих коллег не смог бы ничего сделать. А когда после очередного повтора то же самое заявил Слава Чанов, и вовсе успокоился.

Подняло немного настроение и то, что было напечатано в утренних газетах, казалось, напрочь забывших на время чемпионата обо всем, кроме футбола. Из опубликованного комментария знаменитого португальского форварда, героя английского чемпионата мира Эйсебио я узнал, что ему понравилась моя игра.

«...После стольких лет я увидел в воротах сборной СССР, – сказал журналистам Эйсебио, – голкипера, чья уверенность и смелость напомнили великого Яшина, против которого мне посчастливилось играть шестнадцать лет назад в Лондоне».

Стало быть, сыграл я действительно неплохо. Уж кому-кому, а такому искушенному в атаках нападающему, как говорится, сам бог велел оценивать нашего брата вратаря. Но, как ни успокаивай себя, встреча-то проиграна, и как бы ни проявил себя голкипер, быть довольным собой он не имеет права.

...Вот так огорчительно и трудно начался для нас чемпионат в Испании. Впрочем, на первых порах, когда соперники еще только присматривались друг к другу, проверяли себя, кому могло быть легко?

– Как думаешь, в чем тут дело? – спросил я наутро, возобновив разговор на эту тему, Чанова. – Почему же не выдержали, не устояли?

– Скорее всего потому, что стремились к концу только выстоять. А надо было продолжать играть, наращивать обороты. Чуть сбились с темпа – и сразу инициативу потеряли. А чтобы ее вернуть, всегда гораздо больше сил требуется. Вот в середине второго тайма и «поплыл», – огорченно рассуждал со свойственной ему обстоятельностью Вячеслав.

Время подтвердило то, насколько близок к истине оказался тогда мой товарищ.

Только верность своей игре, умение не отступать от нее, даже в самых сложных обстоятельствах, могут принести успех в турнирах на высшем футбольном уровне. Эту истину подтвердили все ярко сыгравшие в Испании команды. Итальянцы, бразильцы, аргентинцы, французы, поляки игрового курса, особенно на завершающем этапе первенства, старались не менять. Правда, курс этот не всегда оказывался победным. Но если и уступали противнику, то более умелому, а иной раз и просто удачливому.

Но проявить свое игровое «я» не всем оказывается под силу. Для этого необходимо обладать многими качествами, среди которых не последнюю роль играет и умение выдерживать колоссальные психологические нагрузки.

Как и во всем остальном, здесь на высоте оказались итальянцы. Можно только удивляться их выдержке в предварительном групповом турнире, когда даже итальянская пресса не стеснялась критиковать поначалу бесцветную, тяжелую и невыразительную игру «Скуадры адзурры». А чего стоило им мужественное спокойствие в финале, когда при счете 0:0 Кабрини не забил пенальти!

Пережив трудности первых шагов, окрепнув и поверив в себя, будущие чемпионы показали затем ту самую игру, которую потом их тренер Беарзот охарактеризовал, как «интеллигентную и скоростную».

За счет чего им это удалось?

На этот вопрос с присущей ему прямотой также ответил словоохотливый синьор Беарзот.

– Еще в Аргентине я понял – через четыре года в Испании при новой системе розыгрыша решающее слово будет за теми, кто уже прошел школу мирового чемпионата и на своей шкуре испытал все его тяготы. А потому, несмотря на недовольство журналистов и многих коллег-соотечественников, старался сделать все возможное, чтобы избежать многочисленных перемен в составе команды, выступавшей в аргентинском первенстве семьдесят восьмого года. Я верил в тех, с кем выступал в Аргентине. И ощущал их способность стать первыми четыре года спустя в Испании. Футболисты, чувствуя это, в свою очередь верили, что сумеют не отступить от игры, которую знают и любят...

Здесь можно добавить, что в каждой линии чемпионов были свои лидеры: в обороне – вратарь Зофф, в защите – Ширеа и Джентиле, в средней линии – Конти и Тарделли, в атаке – Росси и Грациани. Почти все они выступали в Аргентине, а потому, не в пример многим, и в Испании не только не растерялись, но и были на первых ролях.

В нашей же команде, за исключением тренеров, никого из тех, кто бывал бы на мировых чемпионатах, хотя бы в роли наблюдателей, не нашлось. И многое для нас в Испании оказалось в диковину.

А предположение, высказываемое впоследствии некоторыми разгоряченными «знатоками» о том, что не все силы отдавали мы игре, выглядит по меньшей мере нелепым и бестактным. Просто игра некоторых ребят, вдруг ставшая мало похожей на привычную, хорошо знакомую, не раз проверенную прежде, и стала той самой ответной реакцией на колоссальное психологическое напряжение, справиться с которым им так и не удалось.

То было знакомство с мировым первенством. А ведь как часто в жизни случается, что именно при первой встрече с чем-то новым, незнакомым человек теряется, становится непохожим на себя. А случается, и вовсе мало напоминающим того, каким некоторые знали его раньше.

...С Тенгизом Сулаквелидзе я начал играть в сборной вместе года с восьмидесятого. И сразу же убедился в его великолепных для защитника данных и способностях. Отчаянно смелый, решительный, сильный – о таких частенько говорят «Человек-кремень». Даже в самых непростых встречах он почти никогда не подводил. В Бразилии и Аргентине его отметили, где Тенгиз строго и в то же время по-джентльменски опекал таких умельцев атаки, как Зико и Марадона.

Но в обостренной и нервной обстановке испанского первенства стремление гордого, темпераментного Сулаквелидзе сыграть как можно лучше, а точнее – желание объять на поле необъятное обернулось против него.

Тенгиз сгорал в этом страстном, неукротимом порыве, тратя порой понапрасну драгоценные силы и нервы. И, чувствуя, что все получается не так, как ему хочется, невероятно переживал. Он почти не спал ночами, хотя принимал перед сном кучу успокоительных таблеток и, случалось, выходил на зарядку таким уставшим и помятым, словно уже успел провести до нее как минимум две тяжелейшие тренировки.

Его не переставали мучить мысли о том, как перебороть в себе вдруг так разбушевавшееся волнение. После матча с шотландцами, в котором Сулаквелидзе не использовал отличный прострел Блохина, он не выдержал и подошел ко мне.

– Не могу, Ринат, никак не могу отвлечься от игры, прийти в себя, – растерянно объяснял Тенгиз. – Вроде бы все на поле стараются делать как надо, а получается чуть-чуть не так...

Это «чуть-чуть» спасло в решающем матче ворота польского вратаря Млынарчика, когда мы имели, пожалуй, самый реальный за всю встречу шанс забить. Тенгиз получил классную верховую передачу от Оганесяна, но из выгоднейшего положения послал мяч головой над перекладиной.

Надо было видеть в то мгновение отчаянную и пронзительную боль, разом вспыхнувшую в его широко открытых глазах.

– Сто лет проживу, а не забуду этот момент, – ударяя от досады по коленям крепко сжатыми кулаками, сокрушался потом Тенгиз.

...Потом, когда вернуть было уже ничего невозможно.

Я понимал и искренне сочувствовал так близко принимающему к сердцу все происходящее товарищу. Но чем поможешь в такие минуты?.. И стоит ли так уж строго судить Тенгиза, не сумевшего справиться с самим собой и быть в Испании прежним Сулаквелидзе – таким знакомым нам, уверенным в себе хозяином положения?

Он честно отдал игре все, что мог, однако этого оказалось недостаточно.

Не все сложилось просто и для Александра Чивадзе, одного из тех, кто нашел в себе силы не отступить от своей игры. Причем в ситуациях, где сделать это было отнюдь не просто. Но Александр вел себя, как подобает капитану – спокойно и уверенно.

Саша – защитник совсем иного плана, чем Тенгиз. Если Сулаквелидзе многое в игре удается за счет щедро отпущенных ему природой физических качеств, то Чивадзе ведет ее, полагаясь только на свою исключительную интуицию и тонкое футбольное мышление.

Почему-то принято считать, что обычно защитники технически хуже оснащены, чем форварды, поскольку для разрушения атак и обороны ворот виртуозность вовсе ни к чему. Александр своей игрой опровергает, по его мнению, давно уже устаревшую трактовку обязанностей защитников. Наверное, найдется немного нападающих, которым удается быть настолько накоротке с непослушным мячом, как Чивадзе. Вот это и позволяет Саше уже многие годы отстаивать свою игровую правоту.

Признаюсь, поначалу в сборной меня раздражало постоянное стремление Саши непременно кого-то обвести вблизи своей штрафной и обязательно отдать пас, даже если на него наседают соперники. Судите сами, какому вратарю приятно, когда, кроме чужих футболистов, ему треплют нервы еще и свои. И как-то я, набравшись смелости, заявил ему, что все это когда-нибудь добром не кончится.

– Понимаешь, Ринат, – с привычным спокойствием выслушав меня, сказал Александр, – мы ведь с тобой за сборную выступаем. А она должна играть только красиво. Именно к этому и надо стремиться. Я ведь, овладев мячом, не спешу «палить» вперед не потому, что лишний раз хочу себя показать. Просто считаю, что чем точнее и неожиданнее начнет защитник атаку, тем острее и опаснее может она получиться. Ты-то ведь тоже не торопишься вводить мяч куда и кому попало. Вот и я стараюсь, чтобы он только кому-то из наших достался.

Чивадзе просто не умеет играть по-иному. Да и не хочет. Его футбол – не ожидание случая, который, если повезет, может принести удачу, а спор, где победа приходит только с помощью логически выстроенных, продуманных ходов. Как в шахматах. Возможно, поэтому так часто Чивадзе легко застать над заставленной фигурами доской погруженным в разбор интересной партии. Не случайно же среди болельщиков за ним прочно укрепилась весьма лестная и уважительная репутация футбольного гроссмейстера.

В Испании, где проверялись все, на долю нашего капитана выпали особые испытания.

В Малаге в матче с шотландцами, принимая мяч, он неожиданно поскользнулся, чем воспользовался «дежуривший» рядом Джордан.

Шотландцы в отличие от предыдущей встречи с бразильцами, где они также открыли счет, но все же проиграли, на сей раз, видимо, не намерены были повторять своих ошибок. Страчан, Саунесс и особенно не стоявший ни секунды на месте Арчибальд прорывались по флангу и центру, били из любых положений. К концу первого тайма я вспотел и устал так, будто в полной вратарской амуниции провел сорок пять минут в жаркой сауне.

Нужно было что-то предпринимать. Очевидной становилась необходимость неожиданного хода, чтобы овладеть инициативой, начинающей переходить в наши руки.

И тогда Чивадзе все чаще и чаще стал совершать затяжные вояжи на половину противника из глубины. Постепенно это все больше и больше нервировало шотландцев. Был момент, когда он обыграл сразу нескольких игроков соперника, но пробить не успел – помешали. В другой раз хорошо сыграл в стенку с Гавриловым. Однако чуть промедлил.

Александр упорством и верой шел вперед, ведя за собой ребят. Такая решимость всегда раздражает противника, заставляет его суетиться, терять самообладание и в конце концов ошибаться. Что в итоге и произошло.

После резкого выпада Бессонова и Гаврилова в штрафной вратаря Рафа началась суматоха, в результате которой мяч на мгновение остался беспризорным. Раньше всех к нему подоспел Чивадзе. И хладнокровно сравнял счет.

Не знаю, но я почему-то был твердо убежден, что сделает это именно он. Наверное, Александр своей верой в успех заразил и меня, как и всех остальных.

Когда после стольких передряг и волнений мы вышли в следующий этап первенства, по дороге из Малаги в Барселону Саша сказал мне: «Не должно теперь с нами осечки произойти. Знаю – еще сложней, чем раньше, будет. Но в полуфинал мы попадем».

Не думаю, что это были слова, сказанные по капитанским обязанностям. Пройдя через первые испытания, выдержав их, Чивадзе страстно желал обрести состояние уверенности и остальным.

Конечно же, Александр замечал, что не все настроены так же, как он, Толя Демьяненко, Сергей Балтача или Володя Бессонов. Но в душе не мог не надеяться, что теперь, когда один большой турнирный шаг вперед уже сделан, многое изменится. И игра, которая так всех нас радовала до приезда в Испанию, наконец, будет вновь обретена всеми ребятами без исключения.

Но, увы, не всегда желания в нашей жизни совпадают с возможностями...

Уже после просмотра матча поляков с бельгийцами, в котором легкий, неуловимый Бонек трижды распечатал ворота Костера, кое-кто из нас приуныл. В голову мгновенно полезли разные невеселые мысли и всевозможные математические расчеты: «Сколько же мы должны забить бельгийцам, чтобы начать встречу с поляками в равных с ними условиях?»

Не трудно было вычислить – такую возможность гарантировал счет 3:0. А поскольку до этого каждый гол давался нам с невероятным трудом, то задача выиграть, да еще с таким внушительным результатом показалась нам невероятно сложной. И на игре это, конечно же, сказалось.