Текст книги "Бег по спирали. Часть 2."
Автор книги: Рина Зелиева
Жанр:
Прочие любовные романы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц)
Ощущая, как его огромная тугая плоть ритмично двигается в ней, распирая и заполняя каждый уголок ее тела, девушка поняла, что улетает. Ее восторженные вскрики, вторящие каждому его толчку, еще больше распаляли мужчину. Он совсем потерял голову, с тихим рыком погружаясь до самого конца в это безумно желанное женское тело. Ита выгнулась струной, подаваясь ему навстречу, вбирая его целиком, сходя с ума от счастья. Легкий жар и сладостная боль, едва уловимый стон жили в ней, шептали ей, что у страсти есть тысяча оттенков, и что только от нее самой, от податливости желаниям мужчины зависит их полное единение, гармония, дарующая наслаждение обоим.
Порывисто дыша, они предавались ласкам, и тела их, сплетенные воедино, охватило упоение, доходившее до страдания и толкавшее их в бездну сладострастия. Когда возбуждение достигло апогея, они погрузились в блаженство, пьянящее и пронзительное. Они не могли себе представить раньше, что это слияние их тел будет таким всепоглощающим.
Когда сразивший ее сон без сновидений наконец рассеялся, Маритта увидела, что утро уже наступило. Ее щека покоилась на мощном торсе мужчины, который крепко спал, обхватив ее рукой за плечи. Его грудь мерно вздымалась, даря ощущения покоя и безмятежности. Где-то за окном прокукарекал петух. Ита улыбнулась. И подумала, что точно так представляла себе земной рай. Просыпаться в объятиях любимого мужчины. Готовить по утрам завтрак, а потом выходить на крыльцо в окружении цепляющихся за ее юбку детишек и провожать мужа на работу. И муж – верный, надежный, крепкий, как бетонная стена, взявший ее, глупую беспечную птичку под свою защиту, а она – его тихая гавань, его тыл, куда он всегда будет возвращаться в поисках тепла и нежности.
– Ты давно не спишь? – услышала замечтавшаяся Маритта хриплый со сна голос Тохи.
– Нет, только проснулась, – почему-то тихо прошелестела она, словно, боясь нарушить покой и умиротворение, воцарившиеся в доме.
– Ты как? – последовал следующий полный тревоги вопрос.
Ита вздохнула, удивляясь всем мужчинам на свете в лице Антона, которым обязательно нужно задавать глупые вопросы, чтобы еще точнее убедиться в том, что и без того очевидно.
– Было замечательно, пока ты не решил устроить допрос. У тебя что – это профессиональное? – решила поддеть его девушка.
Мужчина, оценив подколку, глухо рассмеялся. Но в этом его смехе Ита уловила какое-то напряжение. Она приподняла голову, чтобы заглянуть ему в глаза. Но Тоха не дал ей этого сделать.
– Тогда вставай, – он решительно соскочил с кровати и направился в ванную. – Я быстро, – бросил он по дороге. – А потом поедем в клинику. Доктор Алеман велел явиться с утра пораньше. Вчера я звонил ему, пока ты была в ванной.
– И не ешь ничего, – предупредил он, прежде, чем скрыться за шторкой. – Тебе нужно будет сдать анализы.
Ежась от утреннего холода еще не прогревшейся машины, девушка боролась с внезапно охватившем ее мрачным предчувствием. Она припоминала обеспокоенные взгляды Антона, которые он бросал на нее, пока она собиралась. И еще... в его глазах было что-то настораживающее, еще неуловимое. Его настойчивый интерес к ее самочувствию с выяснением мельчайших подробностей. Какая разница, если они все равно едут в больницу? Там точнее определят, насколько верна ее оценка собственного состояния.
Затем, эти его непонятные вопросы: почему они с Виталиком не торопились заводить детей, хотела ли она их иметь вообще. Или же у нее были на жизнь какие-то другие планы. Какая, блин, спрашивается разница? И какое это имеет отношение к теперешней их ситуации? На эти встречные ее вопросы Тоха не ответил. Да она отлично себя чувствовала, до тех пор, пока он не начал ее доставать. Все бы было великолепно, если бы не это его странное поведение, мысли о котором, клубясь обрывками тумана в сознании, вызывали смутную тревогу.
Глава 4.
Здание клиники находилось в центре города. Небольшое трехэтажное – оно представляло собой постройку старинного типа. Но внутри царствовал современный дорогостоящий ремонт. Доктор Алеман – тот самый маленький сухенький старичок, который лечил Иту в доме у Мирэка, встречал их в вестибюле. Поздоровавшись с Горским за руку, он проводил молодоженов в свой кабинет.
– Антон вкратце объяснил мне ситуацию, – начал он, присаживаясь в кресло за столом и приглашая мужчину и девушку расположиться на стульях напротив него.
– Какой срок беременности? – решил все же уточнить врач.
– Шестнадцать недель, – девушка понуро опустила голову.
– Так...На осмотре у врача были? – продолжал расспрашивать ее доктор.
– Нет. Только тест делала. Но я же знаю точный день зачатия, – снова потупилась девушка. Ей было почему-то неприятно, что все происходило в присутствии Антона. Она еще к нему не привыкла и немного стеснялась.
– Понятненько, – задумчиво протянул старик.
Маритта открыла было рот, чтобы задать хотя бы один из интересующих ее вопросов, но Алеман ее перебил:
– Вот, голубушка, – он пододвинул к ней кучку маленьких листочков, – это направления на анализы, которые вам предстоит сдать. Идите, потом вернетесь сюда, и я проведу осмотр.
– Я провожу, – Тоха поднялся со своего места.
– Сама справлюсь, – сердито буркнула Ита, выскакивая за дверь.
Она пока сама не могла себе объяснить, почему злилась на Антона. Но интуиция подсказывала ей, что он того заслуживает.
Когда она вернулась через некоторое время в кабинет, помимо Алемана и мужа там ее ждала уже немолодая грузная женщина в белом халате.
– Проходите вон туда, – распорядился старичок, одевая одноразовые латексные перчатки и указывая на дверь соседствующего с его приемной помещения. – Сначала – общий осмотр, а затем и Елизавета Павловна вас посмотрит. Она – лучший в нашей клинике акушер-гениколог. И, пожалуй, сразу сделаем УЗИ.
Женщина-врач долго всматривалась в экран монитора, затем вынесла вердикт:
– Я думаю, у вас все будет хорошо. Обойдется. Срок еще маленький, – и, не дав девушке, вытирающей гель с живота одноразовыми салфетками вымолвить и слова, поднялась и достала с нижней полки стеклянного шкафчика полиэтиленовую упаковку. Она положила ее на кушетку. – Вот, переодевайтесь.
– Что обойдется? – вопрос прозвучал уже в спину удалявшейся женщине.
Добывая из пакета одеяние, похожее на просторную очень длинную футболку с рукавами, шапочку и бахилы, Ита забеспокоилась: зачем ей все это. "Наверное, мне предстоят еще какие-то осмотры или процедуры", – отмела она свои сомнения, уверенная в том, что Антон за всем проследит, и никто не причинит вреда ее здоровью и здоровью ее малыша.
Сквозь приоткрытую дверь смотровой она услышала, как кто-то зашел в кабинет, затем женский голос:
– Вот, анализы Горской готовы.
"Оперативненько у них тут", – удивилась девушка.
Дверь снова хлопнула. Затем тихий голос Алемана:
– Тут все хорошо. Не переживай, девочка крепкая. Елизавета Павловна, ступайте, подготовьте все.
О чем потом тихо беседовал врач с ее мужем разобрать было невозможно. Ита решительно вышла к ним. Разговор прервался. Старик торопливо записывал что-то в карточку.
– Тош, чего еще со мной собираются делать? – прищурилась Маритта. – Зачем мне эта больничная роба?
Антон опустил глаза и молчал, доктор тоже не поднимая головы что-то продолжал строчить в своих бумажках.
– Да скажите что-нибудь! – вскричала девушка. – А то я уже начинаю беспокоиться. Что-то не так с ребенком?
– Ит, все будет хорошо, – вздохнул Тоха. – Так надо. Иди с Матвеем Абрамовичем. Он – опытный врач, и знает, что делать.
– Будем надеяться, – не очень-то почтительно фыркнула Ита, но подчинилась.
Ее провели в просторный зал, стены и пол которого были выложены кафелем. "Похоже на операционную", – всполошилась и без того уже напуганная Маритта. Гинекологическое кресло, стойка с лотками и жутко поблескивающими в свете специальных прожекторов медицинскими инструментами, от одного вида которых по коже толпой забегали мурашки, а на лбу выступила испарина, довели девушку до стрессового состояния. Стойки с капельницами. Рядом с креслом – пластиковый стол. На нем – какая-то электроника и мониторы. Предчувствие парализовало ее.
– Вы че это задумали? – пискнула она, вперившись злобным взглядом в Елизавету и старика, которые, пока она рассматривала обстановку, уже успели облачиться в хирургические халаты и маски. Теперь она уже прочно уверилась, что речь идет не о каких-то там процедурах и дополнительных обследованиях. Да как она вообще могла так долго тупить? Доверилась Антону, идиотка! Нашла, кому доверять!
– Иточка, забирайтесь в кресло и не капризничайте, хорошо? – спокойным властным тоном попросил Алеман. – Так будет лучше. Для вас же. Со своей стороны я обещаю – все пройдет благополучно. Вы молоды, здоровы, и у вас еще будут дети. Тогда, когда придет время.
– Нет, – завопила Маритта. – я не позволю за себя решать!
– Мариточка, успокойтесь. Не нужно так нервничать, – невозмутимо взялась уговаривать ее акушерка. – Ну, подумайте сами? У вас еще вся жизнь впереди. Зачем ее осложнять себе и мужу? Антон сказал, что сейчас и так очень сложная обстановка и далеко не лучшие обстоятельства, чтобы обзаводиться детьми. Когда все устаканится, вы всегда сможете забеременеть опять. Тогда, когда оба будете к этому готовы.
– Вы ничего не почувствуете, – встрял Абрамович. – Просто заснете. Какой-то час, и вы снова будете свободны. Осложнений быть не должно. У нас новейшие технологии и препараты. Все делается не на ощупь, как в ваших госбольницах, а с помощью аппарата УЗИ. Максимально аккуратно.
Но Ита его уже не слышала. В голове билась и металась одна лишь фраза: "Когда оба будете к этому готовы". Она вдруг ощутила холодную пустоту в груди. Зря она беспечно тешила себя такими оптимистичными надеждами. Так, значит, он не готов воспитывать чужого ребенка. Он ему не нужен. Только она. И только поэтому отправляет ее под скальпель хирурга. Его б самого сюда. Сволочь. И ему наплевать, что она и ее малыш теперь нераздельны. Он все привык делать так, как ему нужно. Ее мнение не учитывается. Ну, уж нет. Она заставит с собой считаться. И если ему не нужен ее ребенок – пусть проваливает куда подальше. Она ему в жены не напрашивалась. Ему придется принимать в расчет и ее рассуждения, если он хоть сколько-нибудь серьезно к ней относиться.
– Позовите Антона, – спокойно и твердо попросила она. – Я хочу посмотреть в его бесстыжие глаза. И пусть сам попробует привяжет меня к этому, – она указала на кресло, – эшафоту. Да – это эшафот, а вы – палачи. И не имеете права на приговор без суда и следствия. Пусть придет Антон! Пусть смотрит на это. Если мужества хватит. Он, наверно, не понимает, что там, – она обхватила свой едва припухлый живой ладонями, – там уже человечек. Готов он увидеть, как его убивают? Рвут на куски?
– Что ж,– кивнул доктор Алеман. – Это справедливо. Возможно, мужчинам было бы сложнее принимать такие решения, если бы они знали, как все выглядит на самом деле.
Маритта выпучила глаза. Вот уж от кого-кого, а от врача, привыкшего уже, казалось, ко всему, она не ожидала такого. Может, напрасно она его заочно осудила? И в нем осталось еще что-то человеческое, что не продается за деньги?
Спустя несколько напряженных минут, во время которых девушка на всякий случай забилась в угол, не обращая внимания на леденящую спину и бока кафельную плитку, в операционную вошел Горский. На нем был белый халат и маска в пол лица.
– Ита, не бузи, – свирепо зарычал он. – Ты и так уже наделала много глупостей. Давай уже завязывай. Признай, наконец, ты просто не способна была принять решение. Боялась, мучилась сомнениями. Теперь можешь свалить все грехи на меня. Я все решил за тебя. Ты не в чем не виновата. Пойми, так будет лучше. Лучше для всех.
– Не имеешь права решать за меня, – возвопила Маритта. На ее глазах проступили жгучие слезы, заволакивая дымкой обзор. Она торопливо их смахнула и продолжила. – Ты не имеешь права заставлять меня. Имей мужество признать – так будет лучше для тебя. Только для тебя! Но никак не для меня. И, тем более, не для ни в чем неповинного младенца.
– Какого младенца? – загромыхал Антон. Ита поежилась. Его взгляд обдавал тем самым могильным холодом, от которого девушке всегда становилось не по себе. – Его нет. Там всего лишь личинка, которая несет с собой массу проблем. Они нужны тебе? Попытайся хоть раз в жизни пораскинуть своими слабыми мозгами.
Он прикрыл глаза и глубоко вздохнул, стараясь не беситься. Затем продолжил уже более мирно:
– Подумай о том, что нас ждет. Скорее всего, мне придется искать другую работу. Мы будем переезжать с места на место. Средств, которые я скопил, не хватит надолго. Меня могут убить, ранить. Это моя профессия. И другой я не знаю. Ты останешься одна с ребенком на руках. Да может произойти все, что угодно. Это мой образ жизни. В нем нет места детям...
– Ты беспокоишься больше о себе, – упрямо возразила Ита. – Я ничего не боюсь. Я уверена – мы все преодолеем. Если есть настоящие чувства.
Горский усмехнулся и покачал головой.
– Все вы бабы такие. Кроме чувств вас ничто не волнует.
– Да не волнует, – не сдавалась Маритта, отказываясь воспринимать все его доводы. Она уже не могла больше сдерживать рыданий, которые настойчиво прорывались, клокоча в горле. – И если ты заставишь меня – я этого тебе никогда не прощу. Слышишь? Никогда!
Горский в бешенстве ударил кулаком в стену. От силы его удара кафель пошел трещинами.
Наблюдавшие за этой сценой доктор Алиман и Елизавета Петровна даже не вздрогнули. Они застыли невозмутимыми изваяниями, терпеливо ожидая, чем закончиться эти выяснения отношений ценой исхода которых являлась человеческая жизнь.
Выпустив пар, Тоха решил предпринять последнюю попытку.
– Ита, можешь ты хоть немного подождать? Хочешь детей? – начал он тем самым проверенным безэмоциональным и твердым тоном, который облaдaл безотказной способностью убеждать. – Хорошо, у нас будут дети. Но позже. Когда я буду уверен, что смогу обеспечить им достойное существование. Когда мое положение станет более прочным, надежным. Когда решу все проблемы и избавлюсь от угроз, которых никак не избежать сейчас.
– Я никогда не прощу тебе, – как будто не слушая его, шмыгнув носом, повторила девушка. – Я возненавижу тебя еще больше, чем Дарнова. Он, по крайней мере, не опустился до убийства.
Издав звериный яростный рык, Антон еще раз врезал кулаком по стене, оставляя на ней кровавые следы. Его аргументы исчерпали себя, разбиваясь о непробиваемую стену ее упорных убеждений. Он вылетел из зала.
– Я победила? – осторожным шепотом, размазывая слезы по щекам, спросила Маритта у врачей.
– Идите, девочка, одевайтесь, – устало вздохнув, Матвей Абрамович стащил с лица маску. – Я вижу, вам еще о многом стоит поговорить. Но, послушайте моего совета: не нужно так субъективно судить об этой жизни.
Глава 5.
Они возвращались в деревню. Маритта нервно кусала губы, давясь судорожными всхлипами и то и дело косясь на рассеченную руку Горского, лежащую на руле.
– Да хватит тебе, – рявкнул на нее Антон.
Ита вздрогнула и залилась слезами еще пуще прежнего.
– Мммгхм..., – из груди Тохи вырвались несуразные булькающие хриплые звуки.
В доме мужчина плюхнулся в кресло и включил телевизор. За всю дорогу кроме трех слов он не сказал ничего, и теперь продолжал игнорировать девушку. Маритта, независимо вздернув подбородок, направилась на кухню. Она и так долгое время почти наплевательски относилась к своему здоровью и здоровью своего будущего малыша. Возможно, предыдущие трагические события были ей необходимы, чтобы теперь, как никогда почувствовать свою ответственность за его жизнь. Она, борясь с подступающей тошнотой, заставила себя выпить стакан молока и принялась готовить обед.
Закончив нарезать овощи в суп, Ита в сердцах отбросила нож. За последние минут сорок Антон не пошевелился, пялясь в экран и даже не поворачивая в ее сторону головы. Неизвестно почему, но девушка чувствовала себя виноватой. Она вытерла руки о передник и направилась к мужу.
– Тоша, – жалобно позвала она. – Поговори со мной. Не молчи.
Мужчина с тихим глухим рычанием обхватил голову ладонями, опершись локтями на ноги, так и застыв в этой позе.
Маритта подошла к нему, опустилась на колени, и, просачиваясь между его руками, обхватила за талию.
– Антон, – горячим проникновенным шепотом стала уговаривать его она. – Я знаю, тебе тяжело принять этого ребенка. Он для тебя чужой и нежеланный. Но он – часть меня. Хотя бы попытайся с этим смириться. Я уверена, ты привыкнешь к нему. Он никак нам не помешает. Да и как может помешать малыш?
– Это ты сейчас так считаешь, а потом сама будешь жалеть, что не избавилась от него. Ты не сможешь полюбить его. Каждый раз, глядя на ребенка, ты будешь вспоминать о том, что с тобой сделал Мирэк. И вскоре начнешь ненавидеть его так же сильно, как и его отца.
Девушка скорбно покачала головой:
– Нет. Не говори так. Я буду любить его. Я – его мать.
– Ита, – мужчина приподнял ее лицо за подбородок и, заглянув в ее янтарные глаза, предпринял новую попытку объясниться. – Ты не понимаешь? Я не смогу стать ему отцом. Для меня дети – пустое место. Все, пусть даже будут мои. Я их никак не воспринимаю. Разве только – как дополнительные сложности. А сложностей я привык избегать. Я никогда не буду любить его, как бы ты этого не хотела. И не хочу, чтобы потом мне это ставилось в упрек. Это только испортит отношения между нами.
Девушка улыбнулась, почувствовав, как дрогнул его голос. Ей удалось прорвать плотину его отчужденности.
– Ты просто боишься, что я его буду любить больше, чем тебя – догадалась она, и снова крепко обняла Антона. – Врешь ты все, что никак его не воспринимаешь. Ты видишь в нем конкурента. Глупый, какой же ты глупый. Моей любви хватит на вас обоих.
Тоха обхватил ее за пояс, подняв с колен, и усадил себе на ногу.
– Итка, – он спрятал свое лицо в ее волосах, и девушка ощутила его дыхание на своей шее. – Прости меня. Наверно, я вел себя, как последняя скотина. Я уже давно привык принимать решения самостоятельно, не с кем не считаясь. Я несу ответственность за жизни многих людей. Зачастую лишь от меня зависит исход тех или иных ситуаций. И, я думаю, что лучше знаю, как будет правильно. Но, уже готов допустить, что я могу ошибаться.
Маритта спрятала свою улыбку у него на плече.
– Тош, – необычным для себя рассудительным тоном, произнесла она. – Может быть, и я неправа. И все делаю не так. Но уверена в одном – жизнь все расставит по своим местам. И как бы мы не старались, нам не изменить свою судьбу. Если что-то должно произойти – то обязательно произойдет. И наши беспорядочные телодвижения все равно на это никак не повлияют. Так почему же не оставить все как есть? Пусть жизнь идет своим чередом.
– С каких это пор ты такой фаталисткой стала? – рассмеялся Тоха, немного отстраняя девушку от себя и ловя ее взор.
– С тех пор, как посмотрела в дуло твоего пистолета, – с бесами во взгляде, ответила Ита.
– Ехидина, – упрекнул муж, наклоняясь к ее губам.
Маритта задохнулась от долгого жадного поцелуя, от того, что Антон сжал ее так сильно, что она не могла вздохнуть. А он испугался, просто испугался того, что чуть не потерял ее снова, проявляя свой мужской эгоизм, за который ему теперь было чуточку стыдно. Не знал Тоха, что Ита была готова уже простить ему все ради того неподдельного чувства, которое еще только зародилось между ними, постепенно разгораясь, как костер.
Почувствовав его возбуждение, девушка расхохоталась, не в силах сдержать этот рвущийся смех облегчения.
– Итка, ты можешь хотя бы иногда вести себя серьезно? – одернул ее муж, но и его губы уже кривились улыбкой, как он не пытался ее спрятать.
Он легкими щекочущими поцелуями прикасался к ее лицу, шеи, плечам, попутно освобождая от одежды.
– Тош, там суп пригорит, – опомнилась Маритта. – Давай поедим.
– Ммм, сначала я тебя съем, а суп на закуску, – постановил Антон, подняв ее на руки и, не расставаясь со своей ношей, направился на кухню, проявив поистине чудеса ловкости, выключая газ.
После спасения обеда, он отнес девушку на кровать, где все ее шутливые попытки вырваться терпели крах. Несмотря на сопротивление, которым девушка давала понять ему, что все еще сердиться, Антону довольно быстро удалось стащить белье, чисто символически прикрывавшее такое желанное для него тело, и раздеться самому. Он пригвоздил запястья Иты к постели, нависая над ней, и, лизнув ее плечо, со зловещими нотками в голосе спросил:
– Ну, с какого места начнем?
Поймав выразительный взгляд девушки, остановившейся на том его месте, с которого явно хотела начать она, мужчина со смешком покачал головой.
– Не угадала.
С разрывающей сердце нежностью Антон стал исследовать губами ее всю, сантиметр за сантиметром изучая нежное тело, начиная с призывно полуоткрытых губ, продвигаясь все ниже. Он алчно целовал ее набухшие груди, и Ита чувствовала, что еще немного, и она взорвется от восторга. От прикосновения к животу его лба у нее закружилась голова. Когда он, осторожно раздвинув ее ноги, спустился еще ниже, она пронзительно закричала, вцепившись пальцами в его волосы, ощущая себя так, словно его язык, проникая сквозь кожу, касался ее обнаженных нервов. Тело девушки сотрясалось беспорядочными движениями, как земля сотрясается в конвульсиях от подземных толчков. А он все ласкал и ласкал ее, как будто пытаясь извиниться, стереть из ее памяти ту боль, которую причинил.
Ощущая, что собственную боль напряжения уже невозможно терпеть, он вошел в нее и заполнил ее всю, так, что ей трудно было дышать. Двигаясь в такт отчаянно колотившемуся внутри сердцу, он ловил губами ее стоны, слизывая слезы, безотчетно струившиеся по ее лицу. Ита не осознавала, что плакала, что слезы текли сами собой от переизбытка чувств, от невыносимого ощущения болезненного счастья, которое она испытывала в объятиях этого мужчины, буквально купаясь в его нежности, вбирая ее всю, получая несказанное, ни с чем несравнимое удовольствие, впервые в жизни познаваемое ею. Антон же внимательно и настойчиво продолжал играть с ее чувственностью, усиливая ее исступление и свое собственное наслаждение, не в состоянии насытиться тем, в чем так долго себе отказывал.
Проснувшись в состоянии томного блаженства, Маритта недовольно щурилась от яркого света. Конечно, никому из них вчера и в голову не пришло задернуть занавески. А наступивший день выдался солнечным и морозным. Противно на тумбочке зазвонил телефон Антона, разрывая сонную тишину. Мужчина нехотя выпустил Иту из своих рук и потянулся, пытаясь с закрытыми глазами нащупать возмутителя спокойствия.
Услышав голос в трубке, Антон сразу открыл глаза и злобно нахмурился. Увидев выражение его лица, Маритта подумала о том, что он, видимо, только с ней такой милый. Да и то не всегда, но неизменно в постели.
– Я никуда не пропал. И скоро буду, – жестко, чеканя каждое слово, наконец, ответил он. – И все, конечно же, объясню. Только тебе это, вряд ли, понравится.
Заметив обеспокоенный взгляд жены, он ободряюще улыбнулся и притянул ее к себе.
– Итка, мне надо идти.
– А ты мою стряпню отведать так и не рискнешь? – деланно сердито пропыхтела девушка.
– Ладно, только давай быстрее, – шепнул ей Тоха, целуя в ушко и направился в душ.
Завтракали в молчании.
– Ит, все еще дуешься? – осторожно спросил Антон, глядя как девушка насупила бровки.
Вот уж не думал он, что она так серьезно расценит эту его попытку вправить ей мозги, наставить, так сказать, на путь истинный. Теперь же, чувствуя себя виновато и неловко, он не знал, что еще можно сказать. Женщины – непостижимые, загадочные существа, и воспринимают все совсем иначе, чем мужчины.
– Нет, – немного замявшись, ответила Ита. – Только не делай больше так. Обещаешь?
– Не буду, – с облегчением выдохнул Тоха и робко улыбнулся. – Клянусь.
Он залпом выпил кофе и поднялся.
– Я пошел.
– Антон, – окликнула его у выхода девушка. – Это ведь Дарнов звонил?
Мужчина кивнул, думая, что когда не нужно, женщины могут быть еще и удивительно проницательными.
– Тош, – несмело попросила Маритта. – Не надо, а?
– Ита, – зло буркнул Горский, уловив, что она догадывается о том, что он собирается делать. – Вот это точно уж не твое решение. Я прав? – и хлопнув дверью, вышел.
Глава 6.
Маритта металась по дому, заламывая руки, то и дело подбегая к окну, будто бы надеясь, что Антон одумается и вернется. Когда ей уже практически удалось собрать волю в кулак и заняться посудой, оставшейся после завтрака и уныло ожидавшей, когда ее помоют, в дверь постучали. Вздрогнув, Ита крадучись, вышла на террасу, и тихонечко отодвинув шторку, воззрилась на посетителя.
На крыльце, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, стоял Иван, по кличке Косой. Он снова громко постучал в дверь. Девушка решилась открыть ему, немножечко подумав и рассудив, что раз Горский разрешил в случае чего обращаться к его родителям, то и от самого Ивана прямой угрозы не исходит. Наверное, все же Антон ему доверяет.
– Опа! – воскликнул Косой, – а ты че здесь делаешь?
– Я тут как бы живу, – засмущалась Маритта.
– Не понял? – растерялся мужик.
– Мы с Антоном поженились, – скромно опустила глаза девушка. – И теперь живем вместе.
– Все равно не понял, – продолжал тупить Иван. – Как поженились? Когда только успели?
– Пару дней назад, – терпеливо пояснила Ита. – Сразу, как он только из Америки приехал.
– А..., – постепенного Косой начинал врубаться. – Так он все это время у тебя был?
– Почти, – вздохнула Маритта, зябко поеживаясь. Она накинула на себя куртку, но ноги были в тонких носочках и стали подмерзать, – да ты не стой на пороге. Проходи.
Иван нерешительно шагнул во внутрь помещения.
– И где Шторм? – выдал он, наконец, вопрос, который и намеревался выяснить с самого начала.
– Пойдем на кухню, – предложила Ита, чувствуя, что разговор предстоит долгий.
Разливая чай по чашкам, девушка раздумывала над тем, с чего бы начать. С одной стороны – времени было мало, с другой – важно все правильно объяснить.
– Ваня, – она присела напротив него. – Антон и я... Короче, мы давно нравились друг другу. Но Тоша не торопился развивать взаимоотношения, отложив это до своего возвращения из штатов. Он посчитал, что нам обоим нужно время на размышления. А пока он был в отъезде, Дарн, – Ита запнулась, не зная, как все это преподнести. – Он... он приехал ко мне через пару месяцев после того, как отпустил... Мирэк, видимо, не привык, когда ему отказывают... И...
– Тебя трахнул, – закончил быстренько за нее Косой, которому надоела эта тягомотина, и который привык, по своему обыкновению, называть вещи своими именами.
– Поразительная прозорливость, – съязвила девушка. – Не трахнул, а изнасиловал, если быть точнее. Я не хотела этого. Он мне никогда не нравился. И за то время, что прошло до того, как ему вздумалось снова навестить меня, вовсе не пересмотрела свои взгляды относительно него.
– И че? – Иван был, похоже, не сильно тронут ее горем.
– А то, – взвилась от его толстокожести Маритта, – что Тоха поехал Дарнову морду бить. А ты тут сидишь, и тормозишь со страшной силой.
– Так бы сразу и сказала, – разъярился Косой, – а то: нравится, не нравится...
Он вскочил со стула и помчался к двери.
– Давно Шторм уехал?
– Почаса или минут сорок назад, – Ита побежала вслед за ним. – Вань, ты не думай. Я не хочу, чтобы они поубивали друг друга из-за меня. Но Тоха и слушать ничего не хотел...
– Сиди тут, – обернулся уже на выходе Косой.
– Развелось вас тут, командиров, – пробурчала Маритта, запирая за ним дверь. – Можно подумать, у меня еще варианты есть. А то вдруг я, глупая баба, решу пешочком по морозу километров в пятьдесят прогуляться.
Маритта места себе не находила. Телевизор смотреть не могла. Прибрать тоже. Все валилось из рук. Перед глазами всплывали страшные картинки: Тоха, избитый до смерти, или с простреленной грудью. Она не понаслышке знала о невероятной силе Дарнова. «Силой боженька тебя наделил, а на мозги пожадничал», – бубнила тихо девушка, меряя шагами комнату. – «Не такой уж ты и совершенный, как о себе возомнил. Нужно на чем-то природе отдыхать. Придурок. Ушлепок недоделанный. И ни совести, ни сердца у тебя нет. Да вообще нифига нет, кроме мордашки твоей смазливой. Тфу.. Только шлюшкам на радость».
На улице давно стемнело. Девушка прилегла на диван. От всех этих метаний и переживаний ее стало опять подташнивать. Голова кружилась. Вдруг, когда ей почти удалось задремать, она услышала во дворе шум подъезжающего к воротам автомобиля. Ита встрепенулась и побежала к двери. В дом ввалились Тоха и Косой, пьянющие в дрызг. Девушка немного опешила. Мужчины расположились на диване, продефилировав мимо нее, словно не замечая. Попутно Шторм прихватил из комода бутылку водки и пару стопок.
Маритта уперла руки в бока и встала напротив них, загораживая собой телевизор и прожигая мужчин яростным взором.
– Во, – пьяненько промычал Косой, – реальная супружница. Щас нотации читать станет.
– Я ей почитаю, – также запинаясь и растягивая слова отвечал ему Тоха. – Вот пусть только начнет орать...
Ита отметила разбитые в кровь руки мужа, рассеченную бровь и уже начинающий расплываться синяк на скуле.
– Не дождетесь, поросята, – прошипела злобно она и прошествовала на кухню.
Там она вытащила из шкафчика аптечку, швырнула ее демонстративно рядом с бутылкой на стол, и легла на кровать, игнорируя продолжавших разгул мужиков, рассудив, что разговаривать сейчас с ними о чем-либо просто бесполезно и себе дороже.
– Ну, и чего ты теперь делать собираешься? – пробасил Иван.
– Не знаю, – она услышала бульканье разливаемой по стопкам водки, – я давно в отпуске не был. Потом что-нибудь придумаю.
– Да ты быстрей думай, – Косой опрокинул стопку и хрюкнул. – Ребята, как узнают про ваши разборки – все на измене будут. Сам знаешь, они к Дарну только за тобой пошли. Не признают они другого пахана...
– Не признают...
Опять бульканье.
– Не ссы, Косой, где наша не пропадала. Завтра мерковать будем...
– Смотри... А так... Ваще: за шмару впрягаться.. Не дело это...
На этом месте Ита дернулась, а затем сжалась в комочек (это почему еще она – шмара?), надеясь, что они не заметили, что она подслушивает. Но беспокоилась она зря. Друзья не обращали на нее никакого внимания, словно позабыв о ее существовании.
– Думаешь, гайку нацепил – теперь за нее в ответе? – продолжал гудеть Иван. – Кенты тебя реальным мужиком считают... Был бы конкретный наезд, а так... Баба у тебя косячная... Мартышка, бл...И нечего из-за нее понты колотить...
