Текст книги "Мальчик-Которого-Нет (СИ)"

Автор книги: Рина Зеленая

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 22 страниц)

2

Вскоре передо мной на массивный стол встала конструкция в виде огромной металлической перчатки, закрепленной на подставке, сплошь покрытой различными значками.

– Клянусь магией, что не желаю причинить вреда, – торжественно произнес Костехрум.

– Что нужно делать?

– Вставьте руку в перчатку и немного подождите. И не бойтесь, если почувствуете боль. Все быстро закончится, – сказал гоблин.

Я покивала и решительно сунула свою крошечную ладонь в огромную перчатку. В тот же миг в подушечки пальцев будто впились иглы, но не успела я вскрикнуть, как руку окутало знакомым теплом, притупившим боль. А над перчаткой прямо в воздухе начали возникать светящиеся кроваво-красные буквы, складывающиеся в слова.

–

Харолина Генриетта Поттер

31.07.1980

–

Я зачарованно взирала на имя, а память Гарри услужливо вытолкнула на поверхность один из моментов прошлого.

–

– Джейми, это ужасно! – с хохотом возмущается рыжеволосая девушка. – Как тебе не стыдно? У нашей дочери очень красивое и уникальное имя! Харолиной звали твою собственную бабушку!

– А я думал, мы выбрали имя Харолина, раз у нас не сын, которого я хотел назвать Харольдом, – с улыбкой ответил высокий худой брюнет в круглых очках.

– А Генриеттой мы назвали ее в честь моей бабушки, – не дала сбить себя с мысли рыжеволосая красавица.

– А разве не в честь моего деда Генри? – опешил брюнет. – Лили?

– В любом случае, нет повода сокращать имя нашей малышки до этого плебейского Гарри. Вот кто будет звать дочь Гарри?

– Тот, кто не будет звать ее Генри, – захихикал сидящий на диване третий участник беседы – черноволосый и синеглазый красавец.

–

Так вот как зовут мое новое тело. Какое облегчение! Значит, все же не Гарри, Генри или какая-нибудь Харриет. А имя Харолина очень близко к моему родному. Значит, в будущем я смогу безболезненно перейти к сокращению Лина и не потерять себя.

Строчки с перечислением родственников не удивили. И имена родителей, и даты рождения-смерти в этой реальности совпадали с каннонными. И даже крестным здесь был Сириус Блэк. Хотя его статус был обозначен по-другому – названный отец по магии.

А вот дальше начинались странности.

Артефакт выявил ряд ритуалов, проведенных как при моем непосредственном участии, так и без него. И если ритуал представления роду и имянаречения я могла понять, то остальное вызывало вопросы.

– Простите, мистер Костехрум, но что такое… ритуал магического наследия? – спросила я об одном из пунктов в списке, с пометкой «В. Л. Б., 1982г.».

– Это ритуал, который проводят в том случае, если в род вводят не кровного родича или повышают статус родича не из старшей линии наследования, – пояснил гоблин. – Судя по инициалам, ритуал провела леди Блэк.

– Да?

– Она была магом крови и обладала правами главы рода после смерти супруга и наследника Регулуса, так что ей не составило труда назначить вас наследницей. Даже без вашего личного присутствия.

– Но… зачем?

– Затем, что ваш названный отец оказался в Азкабане, дочь миссис Тонкс не Блэк, наследник Малфой не подходит по ряду причин, а других наследников у рода Блэк просто напросто нет, – ответил гоблин и хрипло расхохотался.

– В чем дело?

– Раз ваш крестный не успел жениться и произвести на свет наследника, Вальбурга Блэк должна была обеспечить семье этого наследника сама. Для этого ритуала она тянулась к вам через магию, чтобы ухватить нужную нить наверняка и привязать ее покрепче. И она привязала. Тем самым по незнанию попрала законы рода Блэк, ведь наследовать может только мальчик. А вы… никак не мальчик.

– Почему все так уверены, что я мальчик? – не удержалась от вопроса.

– Не могу знать наверняка, – пожал плечами гоблин. – Хотя… Противостояние между Дамблдором и Тем-Кого-Нельзя-Называть началось в конце шестидесятых, пусть и протекало довольно вяло. Но волшебники еще помнили деяния Гриндевальда и желали уберечь своих детей. Именно поэтому было нарушено множество существовавших веками традиций, и многие чистокровки в семидесятых отправлялись в Хогвартс, не будучи знакомыми с другими детьми своего поколения. Родители оберегали даже сам факт беременности и родов. И поколение ваших родителей продолжило жить так же скрытно. Многие узнали о том, что у Поттеров есть ребенок, в ночь гибели Того-Кого-Нельзя-Называть.

– А как же документы? – удивилась я. – Разве мои родители не должны были как-то… зарегистрировать мое рождение?

Гоблин посмотрел на меня так, что я невольно почувствовала себя идиоткой.

– Это у магглов человек обязан отчитываться за каждый шаг и ставить в известность власти. У волшебников все иначе. Министерство, конечно, пытается навязать магам какие-то стандартные процедуры, но это пока все еще добровольно. А в смутные времена никому и в голову не приходило доверять Министерству столь важные сведения.

Я призадумалась. Выходило весьма интересно. Скорее всего, мой настоящий пол знали только родители и Сириус. И шуточное прозвище ввело в заблуждение весь остальной магический мир.

«Но ведь до того, как маленькую Харолину оставили на пороге, за ней должны же были как-то минимально поухаживать? – спросила я себя, но тут же нашла объяснение: – Хотя… Если Лину Дурсли обнаружили первого ноября, то девочка пробыла под присмотром Дамблдора и Хагрида всего несколько часов. Великан вряд ли в принципе додумался бы перепеленывать ребенка, а уж Дамблдор точно не полез бы копаться в детских одежках. Бросил, наверняка, пару очищающих – и успокоился».

В списке так же был ряд повторяющихся ритуалов, менялись только имена. И если имя леди Блэк не удивило, то вот интерес ко мне Нарциссы Малфой озадачил.

Хотя… она ведь мне, если подумать, довольно близкая родственница. По меркам магического мира.

Ребенком я делила персонажей поттерианы на черных и белых, но чем старше становилась, тем более серыми они все казались. И с возрастом я начала любить и уважать тех, кто в детстве вызывал только раздражение.

Например, Малфоев. С возрастом я поняла, что они в истории представляли собой семью, в которой каждый готов на все, чтобы спасти остальных. Один за всех, и все за одного – это про Малфоев.

Да, блондины выглядели ужасными людьми на разных этапах истории, но неизменным было одно: не было ничего, что они бы не сделали, если это нужно для благополучия даже не рода, а близких и родных людей. Нарцисса львицей защищала сына, сын унижался, трясся от ужаса, но пытался спасти отца, а отец, сиятельный лорд, опустился до дна, позволил помыкать собой, как рабом, но позволил все это, лишь бы сберечь жену и сына.

Уизли пусть и казались не менее идеальной и любящей семьей, но таковыми не являлись. Мистер Уизли явно больше любил свою работу и хобби, чем семью. Чем еще объяснить то, что жило семейство, как бог на душу положит. Одним днем. Сам их дом был доказательством этому. Карточный домик, надстраиваемый тогда, когда в этом была необходимость. Непрочный, ненадежный. Не потому ли миссис Уизли запрещала своим детям аппарировать и колдовать в доме, что он мог развалиться под их напором?

А любовь? Была ли она внутри семейства рыжих? Один старший сын удрал от семейки в Египет, второй – в Румынию. Третий со всеми рассорился, пусть и вернулся в самом конце. Шестой рос неудачной попыткой завести, наконец, дочку и чувствовал себя обделенным. Особенно на фоне обожаемой девочки. Но даже любимой доченьке мать не смогла втолковать, что брать непонятные артефакты и использовать их опасно. А ведь Молли, вроде как, была чистокровной, из достаточно старой семьи. Вряд ли ее воспитанием не занимались. Но она каким-то образом умудрилась все это воспитание растерять.

Но это все ладно, личное дело Уизли. Но вот отношения к Гарри я простить этой семейке не смогла даже в детстве, а с возрастом неприязнь лишь выросла. Всем и каждому заявлявшая, что воспринимает Поттера как своего сына, Молли никогда о нем по-настоящему не заботилась. Ее не насторожило то, что Дурсли запирали Гарри, не смутило то, что при хорошем финансовом положении мальчик ходит в драных шмотках и даже ее дети выглядят упитаннее. Конечно, можно рассказывать о дружбе с родителями ребенка, обнимать его при встрече, снабжать раз в год свитером, а в остальное время закрывать глаза на жестокое обращение. Мальчик, не знавший любви, и этому будет безмерно благодарен.

– А как же Книга Душ? – передернув плечами, чтобы избавиться от негативных мыслей, я вернулась к разговору.

– Да, там сведения появляются при магическом выбросе достаточной силы, – ответил Костехрум. – У маленьких волшебников они начинаются примерно в возрасте двух лет и старше. Более ранние случаи редко дотягивают до нужного минимума излучаемой в пространство магической энергии. Но Книга Душ – артефакт. Истинное имя, данное при ритуале имянаречения, Книга не отражает. Только то, которым родители нарекли ребенка для повседневного использования посторонними. Но в вашем случае имя вряд ли появилось в Книге.

– Почему?

Вместо ответа гоблин ткнул в одну из строчек в перечне ритуалов. Там значилось таинственное «Ритуал «Паутина»» и инициалы Дамблдора.

– Это чары запутывания. Они сбивают поиск, почтовых сов и экранируют магические выбросы.

Я невольно расхохоталась и уточнила:

– А этот ритуал можно временно отменить или ослабить?

– Только снять полностью. Единственное… в действие чар можно внести исключения.

– Значит, мое имя в Книге Душ не появится. Так как меня тогда добавят в список поступающих в Хогвартс?

– Будь вы иностранным студентом, поступающим в школу, ваше имя добавили бы в список рассылки вручную, но из-за скрывающего ритуала послание все равно не дойдет. Кому-то придется заняться отсылкой вам письма в индивидуальном порядке, ориентируя сову не на имя, а на адрес.

Выходило интересно. Гарри был самым известным юным волшебником двадцатого века. Ему наверняка писали письма все, кому не лень. Но он этих писем не получал. Дамблдор оградил его от «тлетворного влияния славы». Но письмо о поступлении Поттер получил. И не одно. МакГонагалл вряд ли бы сидела и отправляла по сотне писем в день, это не в ее характере. Значит, письма отправлял сам директор, используя стандартные бланки и самопишущее перо, чтобы всякий раз вносить то имя, которое он считал верным. А вот адрес… Нет ли в кабинете седобородого хитрюги какого-нибудь прибора, который отслеживает точное местонахождение Гарри, вплоть до комнаты в доме? Именно поэтому так быстро менялся адрес. И так по-идиотски проходили попытки доставить письмо и впечатлить мальчика. Поток писем прервался лишь в тот момент, когда дядя увез семью на островок. Вода помешала совам.

«А как же та сова, которая принесла утреннюю газету?» – спросил скептик внутри меня.

Возможно, тут есть какое-то простое объяснение. Например… Например, Хагрид привез сову с собой. Как ту, с которой вроде как отправил ответ директору. Гарри ведь даже не посмотрел дату на газете, а Хагриду явно было поручено с самого начала внушать мальчику любовь к директору, презрение к Министерству и министру и ненависть к Слизерину.

В дальнейшем Гарри получал письма от Хагрида, Уизли, Грейнджер. Но письма от поклонников или ненавистников не доходили. Возможно, ему мог писать летом после первого курса кто-то еще из одноклассников, но эти письма мальчик так и не увидел. Мало ли, какая-нибудь… Панси могла прислать письмо с едкими издевками. Или… Джинни… с признаниями. Невилл, решивший хотя бы в переписке ближе сойтись с сокурсником. Но нет, ни одного письма. Да и Добби… Кому он служил на самом деле? Эльф не был злым, просто глупым и немного свихнувшимся. А потом… Сириус тоже мог пытаться написать Гарри, но его письма не доходили, лишь после третьего курса Блэк смог вести с мальчиком переписку.

Но письма-предупреждения из Министерства дошли…

– Скажите, мистер Костехрум, а письма из Министерства способны преодолеть эти чары? Предупреждения о нарушении Статута, например. Или о том, что ученика Хогвартса исключили и его палочку должны сломать.

– Нет, конечно! – фыркнул гоблин. – Даже чары Министерства не преодолеют запрет такой силы. Что до сломанной палочки… Ученик Хогвартса должен совершить что-то по-настоящему ужасное, чтобы его исключили и сломали палочку. До малого совершеннолетия юные волшебники в принципе неприкасаемы. Они не могут наколдовать что-то слишком опасное, что нельзя устранить Репаро и Обливэйтом. Так что для юных магов все заканчивается предупреждением и воспитательной беседой. Если волшебник совершает что-то серьезное после четырнадцати, то его могут наказать, но это не исключение и не сломанная палочка. Детей в принципе почти невозможно исключить из школы, пока они не сдали СОВы. За практику запрещенной магии можно попасть в Азкабан. Но только в том случае, конечно, если маг совершеннолетний. Несовершеннолетние получают ограничители магии и общественные работы. Переламывают палочку и исключают… только за убийство. Но в Азкабан попадают лишь те из студентов, кому есть четырнадцать лет.

Я сидела и хлопала ресницами, переваривая интереснейшие сведения. Как много можно узнать, если поговорить с тем, кто живет в магическом мире. Точнее, с тем, кто живет в магическом мире и не против просветить других.

Дальнейшее исследование висящих в воздухе надписей выявило, что у меня нет никаких блоков, ограничителей на магических способностях. Как нет и зелий в крови. А из уже проявившихся способностей значатся парселтанг, высокая регенерация и сверхвысокая интуиция.

– Я ожидала увидеть больше, – искренне призналась гоблину. – Какой-нибудь семейный дар…

– Ничего странного, – успокоил Костехрум. – Вам только-только одиннадцать. Обычно так рано дары и не проявляются. Лишь в исключительных случаях. Думаю, повторная проверка немного позже покажет иной результат. Зато нет и чего-то такого, что вызвало бы опасение. Так что вы решили?

Я вздохнула и на миг прикрыла глаза. Решение было очень и очень важным. И его стоило как следует обдумать. Как и многое другое. Не хотелось бросаться с места в карьер.

– Мне нужно немного времени, – призналась гоблину. – Пройтись и подумать.

И вот куда я могу отправиться? Я едва ли знаю город. Разве что самый центр, где нахожусь. Маги оказались достаточно ушлыми ребятами. Вроде и не особо горят общаться с магглами, а все самые важные места у них в центре маггловского города, столицы. Да еще и практически в шаговой доступности. До того же вокзала, если подумать, и пешком дойти не сложно. Всего-то полчаса пути. А самые известные достопримечательности еще ближе.

– Скажите, как мне добраться в Годрикову Лощину? – немного поразмышляв, спросила я. – Хотелось бы навестить могилу родителей.

Пусть Лили и Джеймс мне никто, но маленькая Харолина была их дочерью. И я теперь обитаю в ее теле. Она наверняка была бы не против побывать на могиле Поттеров. И пусть ее душа более не занимает эту оболочку, для ее покоя и моего спокойствия Лощину стоит посетить и попросить у Лили и Джеймса прощение за то, что ребенка, которому они дали жизнь и которого защищали, более нет на свете.

– Вы можете переместиться прямо из моего кабинета камином, – ни капли не удивившись, предложил зеленошкурый. – Адрес: Годрикова Лощина, кафе «У Тони». Это единственный общественный камин в поселении. Вернуться сможете сюда же, если назовете мое имя. Если меня не будет на месте, то просто немного подождите. Или можете подобрать себе какой-нибудь иной маршрут, используя этот справочник.

Гоблин извлек из ящика стола тонкую брошюрку, оказавшуюся подробной картой страны, на которой были указаны все общественные камины. Раскрыв первую же страницу, я увидела карту магического Лондона, на которой оказалось отмечено несколько точек. Заинтересовавшись адресом возле Гайд-парка, я перевернула страницу и узнала, что данный камин расположен в гостинице «Маргаритка», а сама гостиница находится прямо при входе на магическую улицу под названием Змеиная, возникновению которой способствовало появление в первой половине восемнадцатого века озера в парке. А всего в магический Лондон на карте было отмечено пять входов.

– Спасибо, – пробормотала я, читая список общественных каминов. Оказывается, даже на вокзал совсем не обязательно было ехать через маггловскую часть города, можно было переместиться напрямую. Как и в Хогсмид.

Хмыкнув, я подошла к камину, захватила горсть летучего пороха, шагнула на закопченные камни и четко произнесла адрес. Ужасно волновалась, но все получилось с первой попытки. И я даже не упала, пока меня с невероятной скоростью несло мимо множества чужих каминов. В одних я видела смазанные цветовые пятна, в других – только зеленое пламя и каминные решетки, а один раз рассмотрела перекошенное гневом лицо какого-то толстощекого волшебника, гневно вещавшего что-то невидимому собеседнику.

Кафе «У Тони» оказалось небольшой местной забегаловкой для магов: большой зал, разделенный на уютные кабинки перегородками из плетеной лозы винограда и плюща. Только волшебников не смутят живые растения в помещении и снующие повсюду пчелы! За прилавком самозабвенно колдовал полноватый мужчина с пышными усами. Парочка ведьмочек в аккуратных серых платьях и белых передниках сплетничали за натиркой пивных бокалов. На меня никто из них не обратил внимания. Видимо, общественным камином здесь пользовались достаточно часто.

Не желая маячить перед магами хоть на минуту больше, я осмотрелась, прочитала на медной табличке, что стоимость пользования камином равна четырем кнатам, и поспешила наружу.

[image_21063|center]

Лина

3

Кафе расположилось рядом с центральной площадью, на которой возвышался мемориальный обелиск. Стоило подойти поближе – и сужающийся кверху камень преобразился в талантливо вытесанных из гранита мужчину и женщину, на руках которых сидел пухлощекий малыш с торчащим чубчиком волос. Невольно пригладив челку, я прочла памятную табличку, сообщавшую, что статуя изображает семью Поттеров, отдавших все для защиты магического мира от зла.

– А мне казалось, Лили и Джеймс хотели только защитить своего ребенка, – пробормотала я и философски пожала плечами. – Вряд ли в момент опасности они думали про весь магический мир.

Искать кладбище не пришлось. Оно виднелось прямо с площади. А дом Поттеров я обнаружила, уже входя за ограду погоста.

Магическое кладбище Годриковой Лощины оказалось весьма познавательным местом. Кроме Лили и Джеймса здесь покоилось еще несколько Поттеров, живших и умерших в промежутке между серединой семнадцатого и серединой двадцатого веков. Были тут и могилы Дамблдоров, вроде могилы матери директора и его сестры. И Певереллы нашлись, но могилы были настолько старые, что я и фамилию-то прочитала чудом, а имена и годы жизни различить не смогла.

Постояв на могиле Лили и Джеймса, я решительно развернулась и направилась к дому Поттеров. Прохожих видно не было, но я все равно старалась действовать осторожно. Очень не хотелось, чтобы какая-то старушка выглянула в окно, увидела у ограды незнакомого ребенка и растрепала всем знакомым, ради этого преодолев боль в коленях.

Домик выглядел совершенно разрушенным, сквозь крышу даже проросло дерево. Двор заполонили сорняки. Для пущего впечатления не хватало только каркающих на ветвях засохшей яблони ворон! Рядом с калиткой была прибита латунная дощечка, сообщавшая, что в этом доме тридцать первого октября восемьдесят первого года, защищая сына, погибли миссис и мистер Поттеры, а их сын, сумев отразить Аваду, избавил магический мир от гибели. А еще в надписи нагло указывалось, что этот дом отныне является мемориалом подвигу Лили и Джеймса Поттеров, а так же их сына, Мальчика-Который-Выжил.

– Интересно выходит, а ничего, что дом этот вроде как должен быть частной собственностью? – спросила я в пространство и осторожно осмотрелась. На первый взгляд никто за мной не наблюдал, и я решилась. Даже не стала пробовать открыть калитку, перебралась через низкую ограду и, пригнувшись, замерла в тени зарослей. Когда никакие чары не засветились, авроры на проникновение не явились и никто не заорал о нарушении границ, перебежками направилась к дому.

Дверь оказалась не заперта, и я с облегчением выдохнула, тщательно закрыв ее за собой. А стоило обернуться лицом к маленькому холлу, меня нежно и приветливо обняло теплом. Будто кто-то родной и любимый набросил на плечи нагретый на батарее плед. Внезапно пришло понимание, что я дома. И пусть это был не мой дом, я не удержалась и расплакалась. Слезы хлынули так внезапно, что я невольно опустилась прямо на присыпанный пылью и грязью ковер и разрыдалась, обнимая себя руками.

Оказывается, все эти дни я держалась исключительно на упрямстве и понимании, что расклеиваться нельзя. А еще меня не покидало чувство опасности, из-за чего никак не удавалось расслабиться.

Нос заложило мгновенно. Я хлюпала, утиралась рукавом рубашки и думала обо всем случившемся со мной. Казалось бы, в моей жизни была какая-никакая определенность. Я ничего не планировала, но примерно представляла собственное будущее. Хотелось завершить учебу, найти работу, встретить хорошего парня… влюбиться, если повезет, а если нет, то просто удачно выйти замуж. Так ведь тоже можно! Родить ребенка, а лучше двух. Найти новую работу, лучше прежней. И жить… Жить счастливо.

А теперь…

Моя привычная жизнь закончилась, а новая полна неизвестности.

Я ребенок, у которого нет ни одного человека, достойного доверия.

Я сирота. И я сирота дважды. Мои родители остались в другом мире, а родители из этого мира мертвы.

И я не знаю, что делать дальше.

Очень хотелось заползти в какую-нибудь нору и никогда из нее не выбираться. Ни я, ни Харолина никому ничего не должны. Не должны играть в игры взрослых, не должны участвовать в противостоянии группировок детей, не должны спасать мир… Вот только вряд ли магический мир оставит нас в покое.

* * *

Не знаю, сколько проплакала, но к моменту, когда я успокоилась, за окнами уже стемнело. Дом я осматривала в сумерках, удивляясь тому, что никто не растащил его на сувениры. Все выглядело так, будто события октября почти десятилетней давности случились только вчера. Даже чашка из-под кофе осталась стоять у мойки на кухне. И если не считать изрядно пострадавшей детской, дом выглядел достаточно крепким и даже более-менее жилым.

Обойдя все комнаты, в последнюю очередь я зашла в библиотеку. Хотя эту небольшую комнатку с несколькими шкафами едва ли можно было назвать библиотекой, скорее это была гостиная для уютного чтения. И кто-то изрядно проредил полки и без того не слишком богатого собрания. И было это очень давно – на книгах и в прорехах между ними лежал толстый слой пыли.

Я уже хотела уйти, когда заметила слабое свечение из дальнего угла. Стоило подойти ближе – и стало видно, что свечение исходит из большого камина.

Кусая губы, я приблизилась вплотную и потрогала светлый камень отделки, пытаясь определить источник свечения. В тот же миг мрамор чуть-чуть нагрелся под моими пальцами. Повинуясь порыву, я отыскала на журнальном столике старое перо и решительно оцарапала им кончик пальца, а потом размазала выступившую кровь по гладкой теплой поверхности. Мрамор потеплел еще больше, свечение усилилось. Теперь оно пробивалось во все щели между камнями, а сами камни зашевелились и стали увеличиваться. На мраморном портале камина стали возникать узоры из виноградных лоз, цветов пиона и мальвы, рун, символов солнца, звезд и луны. Вскоре на месте камина высилась величественная резная мраморная арка, а каминная решетка превратилась в тонкие кованые солнце и луну, утопленные прямо в камень на стене за аркой.

Я шагнула в арку, заранее готовясь к соприкосновению лба и стены, но камни без сопротивления меня пропустили. Лишь луна и солнце на миг засветились. Я моргнула, а глаза открыла уже по другую сторону волшебного прохода, посреди просторного темного холла.

– Интересно, где я? – спросила в пространство, надеясь, что сейчас, как в сказке, вспыхнет свет, а ко мне явится кто-нибудь из хранителей этого места, чтобы обо всем рассказать. Но свет не зажегся и никто не явился. Я стояла посреди пустынного помещения, контуры которого едва-едва могла различить в тусклом свете, пробивавшемся через высокие симметрично расположенные окна слева и справа.

Постояв немного, я подошла к окну и медленно раздвинула шторы, надеясь рассмотреть вид. И охнула, осознав, что более не нахожусь среди небольшого смешанного поселения. Дом окружали высокие деревья, заслоняя угасающий свет дня.

– Это… настоящий дом Поттеров? – спросила я, но ответа вновь не получила.

Когда шторы были раздвинуты на всех окнах, стало видно, что помещение, в котором я находилась, ни больше, ни меньше огромная прихожая с потолками под десять метров. Выложенный широкими темными плитами пол, серые каменные стены, украшенные резьбой, массивные квадратные в сечении колонны, поддерживающие своды.

Решившись, я отправилась исследовать дом. И чем дальше шла, тем явственней осознавала принадлежность к этому месту. Меня не овеивало теплом магии, но я чувствовала себя в безопасности впервые за последние дни.

Обойдя несколько полупустых комнат на первом этаже, я обнаружила кухню. Это явно была вотчина эльфов, судя по огромным, но низеньким столам, печам и плитам. При виде чайника я вспомнила, что ничего не ела и не пила с того момента, как покинула дом на Тисовой этим утром. В потрепанном рюкзаке, прихваченном с собой, лежали бутылка купленной на вокзале воды и пачка какого-то печенья из запасов Петуньи. Стоило сесть и перекусить, прежде чем предпринимать какие-то дальнейшие действия. Решив, что если не чаем, то хотя бы теплой водой стоит разжиться, я осмотрела чайник, дровяную плиту и взялась вспоминать то, чему меня учила прабабушка, когда была жива.

– Итак, что у нас в сухом остатке? – спросила я себя, сев за стол с чашкой чая, заваренного из тех остатков заварки, что нашла в одной из жестянок в шкафу. – Я в теле Гарри Поттера, который на самом деле девочка по имени Харолина. Будем называть ее Харо, чтобы отделить от меня, Лины. Сейчас Харо без недели одиннадцать лет. Вот-вот должны начать приходить письма. Очень добрый дедушка явно хочет показать бедному ребенку существование магии. И наверняка пошлет Хагрида, ведь кто, кроме великана, лучше покажет ребенку волшебство одним своим видом? А дальше будет все, как в книге… И как мне поступить?

Еще в доме Дурслей я решила, что дальнейший план буду составлять после визита к гоблинам. Что же. Случилось даже больше. Я сижу в доме Поттеров. Причем, похоже, в доме рода Поттер. И пора выбирать путь.

– Я могу вернуться в дом Дурслей и позволить всему идти так, как в каноне, – размышляла я. – Безумие с письмами. Попытка сбежать. Остров. Ночной визит Хагрида. Косая Аллея. Банк. Ключ, который… который у меня! – Я рассмеялась. – Агитация за Гриффиндор, рассказы про доброго директора. Белая приметная сова. И возвращение к Дурслям.

Такое развитие давало мне шанс осмотреться и не привлекать к себе внимание человека, который весьма потрудился, чтобы сделать из ребенка Поттеров марионетку еще до поступления в Хогвартс.

Читая книги, я списывала нелюбопытство Гарри на воспитание дяди и тети. Те тумаками впихнули в голову мальчика правила: ни о чем не спрашивать, не выделяться на фоне других. Но теперь было ясно, что без Дамблдора тут не обошлось. Это объясняло то, почему смена обстановки не мотивировала Гарри пересмотреть приоритеты.

– Но надо ли мне такое? – спросила я себя и честно ответила: – Нет. Пусть и опасно сразу показывать собственную самостоятельность, но я не смогу притворяться. Значит, нужно вступать в игру с первых же дней. И защитить себя от более сильного игрока.

Я не собиралась себя обманывать. Дамблдор превосходит меня в интригах. А на моей стороне нет никого. Кроме того, я ребенок, а детей никто не слушает. Значит, мне нужна такая защита, чтобы никто не смел вертеть мной, как куклой.

– Значит, я не возвращаюсь к Дурслям, – решила я. – Пока остаюсь здесь. И наблюдаю. Схожу завтра к Костехруму и попытаюсь принять титул. Дальше нужно как-то решить с визитами на Косую ради подготовки к школе. Мне нужно купить все необходимое, но при этом не попасться на глаза любому, кто хотя бы предположит, что я Поттер. Если купить мантии без озвучивания имени еще как-то удастся, то что делать с палочкой?

Этот вопрос занимал меня все то время, пока я пила чай, ела печенье, а потом исследовала второй этаж, подыскивая себе удобное место дня ночлега.

Очень хотелось надеяться, что в этом доме меня никто не обнаружит. Успокаивало то, что, похоже, никто не знал о втором доме, раз Министерство позволило себе присвоить коттедж Лили и Джеймса. Вряд ли они посмели бы сделать что-то подобное, зная, что через маленький дом можно попасть в главный. Наверняка посягательство на родовое имущество у магов считается преступлением.

Я нашла комнату Джеймса, с резной табличкой на двери. И комнату Сириуса, если судить по обилию красно-золотых вещей. Даже у отца Харо не было такого явственного гриффиндорства в убранстве. Нашла и спальню дедушки с бабушкой. Она выглядела хуже всего: разбросанные вещи, смятое белье в темных пятнах. Зябко обняв себя за плечи, я поспешила убраться из комнаты, навевавшей плохие чувства. Страшно было думать, что старшие Поттеры умирали прямо здесь, в этом доме. И где в это время был их сын? Он гонялся за Пожирателями Смерти и изображал из себя бравого вояку!

Уйдя подальше от разгромленных покоев, я расположилась в одной из безликих комнаток, явно предназначенных для гостей. Белье под покрывалом пахло пылью и цветами, но меня это не беспокоило. По меркам общаги – чисто и свежо.

[image_26123|center]