Текст книги "Пари на развод (СИ)"

Автор книги: Рина Беж

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц)

С чего вдруг испытываю легкость в общении с посторонним человеком – сама не понимаю. Просто чувствую, что, обсуждая с Зотовым сложные вещи, не ощущаю дискомфорта. Нисколечко.

Мне хорошо. И на душе легко.

А причины?

Так ли уж важны причины, если в этот момент мои нервы расслабляются, а не проходят очередное испытание на прочность.

«Представляешь, Рома, нет!»

Набираю и прячу телефон в карман. Пора осматриваться в фитнес-клубе.

Первое впечатление – мне в нем уютно. Светло, чисто, приветливо.

Администратор у стойки, услышав цель визита, незамедлительно проводит экскурсию. Непродолжительную по времени, но вместе с тем наполненную полезной информацией под завязку.

Впечатляет. Уважаю конструктив вместо «воды».

Еще один плюсик в копилку «за» добавляет возможность посетить бесплатные уроки. Записываюсь на них без раздумий.

Почему бы и нет? Хочется попробовать, да и Лекс, уверена, не будет против.

В фойе первого этажа возвращаюсь под впечатлением. Лишь секунду трачу, чтобы выглянуть на улицу и убедиться, что дождь, как и ветер, и не думают стихать. Непогода будто сходит с ума, пускается во все тяжкие.

От мысли, как бегу в машину, промокаю и сижу, мерзну, дожидаясь, пока прогреется салон, и придет Алешка, передергиваюсь. Вот уж фу!

Не хочу!

Покупаю в кофейном аппарате двойной шоколад и присаживаюсь в кресло неподалеку. По моим подсчетам, сын уже закончил, переодевается. Скорее всего, появится минут через десять, может, чуть больше. В общем, напитком насладиться успею, как и кайфануть в сухости и тепле.

Так и происходит.

Успеваю всё.

Единственное, что выбивается из привычного, Алексей из коридора, который ведет на цокольный этаж, выныривает не один. И не с другом.

Рядом с ним идет Роман Зотов.

И если в первую секунду пытаюсь убедить себя, что это просто зрительный глюк, шальное воображение разгулялось, то сказанное тихим сипловатым голосом…

– Привет, мышка.

… убеждает: не-а, всё реальность.

***

Ответить, кто из нас двоих с сыном удивляется сильнее, когда понимает, что каждый откуда-то знаком с Зотовым, трудно. Но выяснить тянет.

Меня так точно.

– Мы на днях случайно попали в ДТП, там и познакомились, – отвечаю первой на выразительный взгляд Алексея, – но авария нестрашная, не переживай. У «сератки» всего пара царапин…

Про машину Романа молчу – стыдно, там ремонта тысяч на сто – сто пятьдесят будет. И пусть он уверил, что вина его – все равно не по себе.

– Видел, – серьезно кивает сын.

Когда только успел?

Впрочем, неудивительно. Лешка многое подмечает.

Многое…

Только сейчас в голову приходит понимание того, что цепляло, царапало на подкорке, но никак не поддавалось осознанию. И вот вылезло.

Спасибо, мли-и-ин, вовремя.

Почему я пропустила поведение сына, когда он удивительно спокойно отреагировал на слова о разводе с его отцом? Вроде бы и спросил про причину, но как-то так, вскользь, между делом. Будто не особо она его интересовала. Вполне удовлетворился размытым ответом, не вдавался в детали как обычно, не уговаривал подумать, простить...

И до этого несколько месяцев всячески обходил Сергея стороной, словно тот ему неприятен...

Че-о-орт!

Сглатываю вдруг скопившуюся во рту слюну. Сыночка, родной, как давно и как много ты знаешь и носишь в себе?

Ладони потеют. Сердце ускоряется. Это же полный финиш.

Киров – мудак!

Лёшка, получается, знал?

А я, слепая тетеря, куда смотрела? Ой, ду-ра!

– Ма, это в тот день было, когда ты одна на кладбище к Лике и дедушке ездила? – продолжает допрос любопытный ребенок, к счастью, не подозревая о моих терзаниях.

И хорошо. Не время и не место сейчас такое обсуждать.

– Верно, – отвечаю и ловлю внимательный взгляд Зотова.

Слегка задумчивый, хмурый.

Странно, что он так реагирует, будто ему интересно.

– Точно легкое ДПТ? – Алексей смотрит на нас с Романом по очереди.

Сверлит сначала меня, потом... своего знакомого.

– Да, точно, – киваю.

Веселиться под пронзительным взглядом сына желания не возникает. Он переживает, это чувствуется, как и то, что заметно успокаивается, когда Зотов подтверждает мои слова.

– Всё в порядке, Алёш. Если бы было иначе, я бы вызвал для твоей мамы врачей, – говорит неторопливо, но уверенно.

Мужчина и подросток переглядываются, будто помимо голоса еще и мысленно общаются, затем коротко друг другу кивают.

Достигли понимания? Так просто?

Что вообще происходит?

– А вы… – спешу задать и свои вопросы, – откуда знакомы?

Наступает моя очередь включать мисс Марпл и вести допрос.

– Роман Сергеевич согласился подтягивать меня по тулям, – признается Алексей. – Я тебе рассказывал, что мне помогут.

Помню такое, но…

– То есть Роман Сергеевич – тренер? Еще один? Или… погоди, а Геннадий Иванович?

– Нет, официально я – не тренер, – отвечает Зотов и… кивком отпускает Лекса, которого зовут двое ребят, что вышли в фойе в добоках.

Сын беспрекословно подчиняется... э-э-э… наставнику? Кидает: «Я скоро» и убегает.

Вскидываю брови, испытывая удивление, Роман же в это время спокойно продолжает:

– Я здесь спаррингуюсь с Геннадием, наши даны нам позволяют вести бои и держать форму. Кроме того, иногда я его подменяю.

– То есть ты – тоже тхэквондист, – делаю вывод. – А причем здесь Алексей? И конкретная помощь именно ему? Или ошибаюсь?

– Не ошибаешься. Потому что захотел, – звучит ровно и без пафоса, словно ничего особенно не озвучивается. – Он у тебя – упертый парень, Олеся. С характером. Убеждениями. Это подкупает. Я просто ему помогаю, потому что он мне нравится.

– Просто… помогаешь? Без выгоды? Так не бывает, – мотаю головой, не скрывая ехидной усмешки.

Уж если родному отцу с Лексом надоело возиться. Постороннему человеку за «спасибо» тем более вряд ли захочется.

Нет, я очень люблю своего ребенка, он самый лучший, золотой, но он – мой. Не его. И про бесплатный сыр в мышеловке я, к сожалению, хорошо знаю.

– Успокойся, мышка, бывает. И мне действительно в кайф с ним заниматься. Лёшка старается. Ему интересно. Он к цели как танк прет. Усердно. Стойко. Потому что сам выбрал этот спорт, сам захотел, сам пришел, а не родители за ручку привели. Поверь – разница охрененная. И это круто.

Знаю. Всё знаю.

Я Алексея на дзюдо записывала. Начал ходить, когда в саду еще был. Четыре года секцию посещал. А в один прекрасный день вернулся с тренировки и выдал: «Не моё! Год закончу и всё. На тхэквондо уйду и черный пояс получу!»

Не сомневаюсь, получит. Уже на красный экзамен сдал. До цели совсем немного осталось.

– Что я тебе должна за занятия, Рома? – возвращаюсь к главному, не желая уступать.

– Мля, женщина. Порой ты действительно невыносима, – закатывает он глаза.

Фыркаю.

– Я рациональна.

Прищуривается и самодовольную усмешку на губах растягивает, будто глупость услышал. Но такую, которая не раздражает, а забавляет. Иначе отчего бы у него так глаза блестят.

– Окей, раз должна, значит, должна, – вдруг соглашается.

Хлопаю ресницами. А что сказать – не знаю. Вроде бы сама настаивала, а как вышло по-моему…

Фух, ладно.

– Сколько? – приподнимаю бровь и в сумку за кошельком лезу.

Руку мою накрывает, когда видит, что пытаюсь сделать, и головой качает. Усмешки на лице – уже ноль, зато есть недовольство и такой взгляд пронзительный, что моментально передумываю спорить и настаивать.

– Две вещи, – произносит негромко, но отчего-то каждое слово слышится четко. – Первое, отпускаешь сейчас Алешку к парням. Они внизу в тренерской всей командой отмечают возвращение. Гена на всех пиццы закал и напитки. Не переживай, там недолго – на час-полтора всего. Твой отказался, но ты ведь не против его друзей?

У меня краска по щекам расползается. Лекс ни словом не обмолвился, что хочет задержаться. И я даже понимаю, с чего вдруг. Утренний инцидент с Кировым. Не хотел, чтобы я оставалась одна. Защитник мой.

– Конечно, я не против, – киваю без раздумий.

Подожду, сколько нужно. Не так уж часто сын с кем-то отдыхает. А тут такой хороший повод. Наоборот, я рада, что Алешка развеется.

– А второе?

Смотрю в серые глаза.

– Ужинаешь со мной, пока парни заняты.

Ничего себе?!

– Я не…

Договорить не успеваю. Роман бесцеремонно перебивает:

– Ты да, – снова улыбается, – мышка, тебе же нужен самый лучший адвокат по семейным делам? А у меня есть одна на примете.

Глава 17

ОЛЕСЯ

– Одна?

– Верно. Женщина. Профи, каких мало.

– А…

– Олесь, давай Алексея отпустим с друзьями. Смотри, как их плющит, что опаздывают, – перебивает, – и пойдем поедим. Я голодный – жесть. После все обсудим.

Только диву даюсь.

Пришел. Увидел. Разрулил.

Роман Зотов во всей красе.

И пусть знаю его всего-ничего. Один день знакомства не дает права утверждать обратное. Не сомневаюсь – наблюдаю его типичное поведение, а не игру на публику. Прямолинейность. Собранность. Деловой подход. Ориентированность на цель.

Но, главное, спокойствие.

Начни в этот момент рушиться мир, как пить дать, он и тогда не встрепенется. Осмотрится, примет взвешенное решение, после станет действовать. Не кипишевать, а именно решать вопросы по мере их поступления.

Эх, мои мысли – мои скакуны…

Несет же меня фантазия на гребне волны. Фиг остановишь.

С другой стороны, взрослое поведение взрослого человека притягивает на уровне инстинктов. Когда мужчина не пытается пыжиться и доказывать, что он мужчина, но при этом каждый его жест, действие, поступок говорят сами за себя – сложно оставаться безучастной и неэмоциональной.

А уж когда есть с кем чем сравнивать, это я про говномужа…

Проглатываю эмоции и с интересом наблюдаю, как Роман жестом подзывает Алексея. Не вмешиваюсь.

Сын подрывается моментально. Подбегает, останавливается и застывает в ожидании, не задавая ни единого вопроса.

Что в его голове в этот момент срабатывает первым – уважение к тренеру или к Роману, как человеку в целом, – сказать пока затрудняюсь, но то, что срабатывает – однозначно. Лекс далеко не к каждому настолько открыт и лоялен. Авторитет Зотова он признает – вижу, чувствую. Будто тот уже успел его заслужить.

Когда? Как? Я снова пропустила важное?

Вопросы наслаиваются друг на друга. Порождают неуверенность. Смятение.

Я – плохая мать? Или Алешка вырос? Четырнадцать – это же не десять и не двенадцать… иметь в его возрасте секреты – это норма?

Пока варюсь в сомнениях, Рома негромко, по-деловому, как с равным общается с моим сыном. Объясняет ему, что пригласил меня на ужин обсудить юридический вопрос.

– Мы на втором этаже будем в зоне отдыха, – показывает куда-то вверх. – Знаешь, где. Как закончите с Геннадием Ивановичем, поднимайся к нам.

– Понял, – серьезно кивает сын, после смотрит на меня. – Мам, норм?

– Норм, – подмигиваю. – Беги, отмечай. Всё в порядке.

Давлю в себе желание докопаться до сути здесь и сейчас. Дома будет время.

Мне очень интересно знать версию знакомства обоих.

– Спасибо, – целует в щеку и пулей срывается к парням.

Те встречают друга улюлюканьем, улыбками и похлопываниями по спине. Даже когда вся троица вприпрыжку скрывается в коридоре, некоторое время доносятся обрывки их радостных возгласов.

Дружба – это круто. Друзья – это сила. Знаю по себе. И рада, что моему сыну в этом тоже везет.

– Правильно сделала, что отпустила, – Зотов, будто ясновидящий, один в один озвучивает мои мысли. – Проходи.

Пропускает в просторное квадратное помещение на втором этаже, одна из стен которого – сплошное стекло.

Осматриваюсь.

Серо-голубые оттенки в дизайне. Точечное освещение. Немногочисленная корпусная черная мебель, раскиданная тут и там. Зеленые растения на стойках. Плазма на стене. В центре два угловых кожаных дивана. Прямоугольный низкий столик, накрытый на двоих.

– Э-э-э, я думала, мы пойдем в кафе, – не скрываю удивления.

Не то чтобы я напрашивалась себя выгуливать, но… там общественное место, где помимо нас еще есть другие люди...

– Не переживай, еда из ресторана, – Роман по-своему трактует мои слова.

Отмахиваюсь.

– Я не это имела ввиду.

Мы практически чужаки друг другу и тут только вдвоем. Не то чтобы боялась за свою честь, такому как Зотов она явно не нужна, или испытывала дискомфорт, пока ничем дурным Роман себя не скомпрометировал… скорее уж мне просто щекотливо и непривычно.

Я домашняя девочка, приветствующая уют и однозначность. Адреналиновые встречи – не мой конек. А здесь можно подумать…

– Здесь нам точно никто не помешает.

С этим сложно не согласиться, но всё же…

И в этот момент чуть не прыскаю.

Олеся-Олеся, наивная ты чукотская девочка. Изначально думаешь только о себе и своем удобстве, потому совершенно зря упускаешь из виду, что Зотов поступает аналогично.

Вполне закономерно, что он тоже думает о себе! И переживает не о нашем разговоре тет-а-тет, а о своей репутации.

А что такого?

Я мало знаю Зотова и его семейное положение. А вдруг там жена ревнивая? Подруга? Любовница? Да мало ли кто? Не суть. Вариантов, почему он не хочет светиться со мной на людях может быть великое множество.

И вообще, это не должно меня волновать.

Главное, что человек предлагает помощь. Мне помощь. И тут важны его удобство и переживания о нравственной стороне ужина, а не мои. И если этот вариант его устраивает, мне ли быть в печали?

– Добрый вечер.

Оборачиваюсь на приятный голос и встречаюсь глазами с женщиной лет сорока пяти или около того. Она появляется из боковой двери, которую я пропустила, пока осматривалась. Короткая стрижка-каре, платье-футляр, лодочки на невысоком каблуке. Выдержанный офисный стиль.

Это?

– Знакомьтесь. Инга Тимофеевна, помощница моего отца Зотова Сергея Владимировича. Олеся Игоревна, моя знакомая, – представляет нас друг другу Роман. Потом уже мне поясняет, – этот спорткомплекс принадлежит отцу. Тут у него дополнительный офис. Я нагло воспользовался связями и занял его на время, заодно попросил Ингу Тимофеевну нам помочь.

Кивает в сторону сервированного стола.

– Я просто расставила всё готовое, – отмахивается та с улыбкой. – Если хотите, могу предложить чай или кофе? Или сами позже сварите? Зерна, заварка, сахар, молоко есть. Я проверила.

– Сами, позже, да Олесь? – так запросто отвечает Роман, что я сначала киваю, потом только соображаю, как это выглядит со стороны.

Впрочем, помощница Зотова-старшего косо не смотрит. Наоборот, как-то весьма доброжелательно… и тепло.

Или я снова вижу лишнее?

– Тогда приятного аппетита. Рада была знакомству, Олеся Игоревна, – женщина протягивает руку.

Пожимаю в ответ.

– Взаимно.

Не лукавлю. Первое впечатление – она мне понравилась. А дальше – не уверена, что будет повод увидеться.

Через минуту Инга Тимофеевна, прихватив пальто, прощается и исчезает за дверью, а Роман предлагает присесть за стол там, где мне будет удобно.

– Вино? – интересуется радушный «хозяин», убирая с тарелок накрывающие их баранчики.

– Я за рулем.

– Знаю. Поэтому выбрал безалкогольное. Белое. К рыбе идеально, – кивает на запеченного лосося на овощной подушке. – Полбокала. Окей?

– Нет. Будет запах. Если гаишники остановят…

– Я поеду следом и разберусь в случае такой ситуации. Или сам вас с Алексеем отвезу, а мой водитель…

– Рома, ты всегда такой упертый? – перебиваю, в некоторой мере восхищаясь его наглостью.

Кто-то другой на его месте непременно выглядел бы отталкивающе в попытке навязать свое мнение, Зотов же… органичен.

– Мне больше нравится считать себя целеустремленным, – парирует он с ухмылкой и, взяв в руки нож и вилку, с аппетитом налегает на еду.

Некоторое время смотрю, как естественно и красиво у него получается разделывать стейк и отправлять его в рот. Картина завораживает. Никогда не задумывалась, что за таким обычным действом, как обычное принятие пищи, тоже можно наблюдать бесконечно.

Спокойные, выверенные жесты. Аккуратность. Неторопливость. Эстетика.

– Тебе рыба не нравится? – Зотов ловит меня на подглядывании, но странное дело, акцентирует внимание на другом.

– Очень нравится, – признаюсь, склоняясь к своей тарелке, чтобы скрыть легкий румянец. – Именно лосось в пятерке любимых продуктов.

– М-м-м, Значит, я – молодец?! – подмигивает. – А какие еще блюда в топчик входят?

– Борщ, жульен, шашлык, селедка под шубой, – перечисляю с ходу. – А у тебя?

– Твой вариант мне нравится, – кивает важно, – кроме жульена. Ненавижу грибы.

– О, ясно. Что еще в стоп-листе? – делаю вид, что собираюсь записывать.

– Ванилин. Ненавижу его вкус.

– Ого. Вот это да. Не шутишь? – округляю глаза.

Это как вообще?

– Нет.

– А как же сырники, торты, йогурты, конфеты, выпечка? – перечисляю то, без чего и жизнь немила.

Прищуривается в своей привычной манере.

– Мышка, а ты к чему выпытаешь? Хочешь потом конкурентам ценную инфу слить? – подкалывает.

– А-то как же! – играю бровями. – Непременно для этого и стараюсь. Или шантажировать начну.

Переглядываемся, смеемся.

Расслабляюсь совершенно. Стыдно признаться, но сто лет, так приятно не проводила время. Легко, беззаботно. Обсуждая незначительные факты, касающиеся друг друга. Вроде, маловажные, но при этом незаметно раскрывающие собеседника.

Где-то в дальнем углу памяти всплывает вопрос: как давно я так же запросто общалась с Сергеем? Шутила? Отдыхала?

И не могу вспомнить.

В прошлой жизни, кажется. Или еще раньше?

Мы с Кировым давно престали ужинать вместе. Одно время я старалась это исправить. Ждала, звонила ему, торопила домой. В итоге то ругались, что я давлю, то он перекусывал там же, где проводил встречи – в ресторанах и кафе, то приезжал такой усталый, что сразу шел спать.

Да ну, к черту – снова одно разочарование в бывшем.

Не хочу о нем думать и не буду.

Сохраняя позитив и легкость, что воцарились во время ужина, мы перемещаемся в закуток, где расположена кухня. Роман переносит грязную посуду и берется варить кофе, орудуя какой-то супернавороченной кофемашиной. Я, засучив рукава, мою посуду.

– Олесь, Алешка когда подраться успел? Я вчера его видел, нормальный же был, – один вопрос, и атмосфера меняется кардинально.

Застываю на пару мгновений, упираясь взглядом в поток воды, вытекающий из крана и устремляющийся в слив, затем спокойно интересуюсь:

– У тебя, правда, есть хороший адвокат на примете?

Наверное, я спрашиваю очень спокойно. Слишком.

Потому что Роман отвлекается от своих дел, подходит ближе, разворачивает, потянув за локоть.

– Только не говори, что это как-то взаимосвязано, – ловит мой взгляд.

Ни «да», ни «нет» ответить не успеваю.

Всего лишь тянусь за салфеткой, чтобы промокнуть мокрые пальцы. А Зотов всего лишь прослеживает этот жест.

– ЭТО ЧЁ, БЛТЬ, ТАКОЕ? – раздается в следующую секунду.

Испуганно дергаюсь, упираясь поясницей в мойку. Натягиваю рукава ниже, чтобы прикрыть синяки, но Рома не позволяет. Перехватывает руки и с каким-то оглушающим спокойствием едва касается темных пятен на запястьях.

– Это чё, блть, такое, – спрашивает тише, но от того более пугающе.

– Рома, – качаю головой.

Ну а что я могу сказать? Поранилась, когда дверь закрывала?

– У тебя будет лучший адвокат по бракоразводным делам, мышка, – сиплый голос током бьет по нервным окончаниям.

Аккуратно стараюсь вернуть себе свои конечности.

Не отпускает. Удерживает и поглаживает, поглаживает.

– Тогда ты проиграешь мне пари, не романтик, – как могу, пытаюсь его отвлечь.

– Ничего, мы что-нибудь новое придумаем.

Мы…

В моей новой системе координат «мы» – это я и Алешка.

«Мы», как я и Зотов вместе – звучит дико странно.

Стараюсь не зацикливаться. Это всё – просто нервы.

Глава 18

РОМАН

Вид темных пятен на светлой коже тонких запястий бьет под дых.

Ссука!

Один взгляд на отметины, оставленные грубыми пальцами, и срабатывает триггер.

Три года назад. Арина, теперь уже бывшая жена, демонстрирует мне точно такие же. Темно-фиолетовые гематомы, опоясывающие запястья. Жуткие последствия моей неуемной жажды добиться своего, подчинить, продавить, доказать, что мы с женой можем быть вместе несмотря на всю грязь, в которую я ее окунул.

Можем?

После насилия?

Которое я совершил собственноручно?

Феерический долбоёб!

До сих пор от самого себя тошнит, и вряд ли когда-нибудь это чувство пройдет. Да и не хочу я, чтобы оно проходило. Это мой крест, моя вина, мне в этом вариться.

Не открещиваюсь.

Не оправдываюсь.

Принимаю то, что заслужил.

Я никогда не был хорошим парнем, но со временем испортился окончательно. Превратился в избалованного, жестокого и циничного ублюдка, которому море по колено, а любые шалости обязаны быть прощены.

С чего бы?

А хер знает, почему я так решил. Однако твердо считал себя пупом земли.

До той самой ночи, когда взял жену против воли. Причинил боль единственной, кого любил. Да, любил, кто бы и что не говорил. Я сам своими руками сломал свою жизнь, разбил нашу семью, предал ту, кого обещал защищать и ценить. Оказался лузером, поверившим наговорам «друзей».

Но это не оправдание. Я его и не ищу.

Зачем?

Знаю, виноват. Знаю, что сам опустил себя на самое дно. Сам достиг предела. Сам потонул с концами.

Единственная радость в той куче дерьма, что я наворотил, Арина оказалась сильнее меня. Она выстояла, переболела и пошла дальше. И как бы сложно не было это признавать, я был за нее рад.

Искренне. От души.

По-честному.

Моя бывшая жена заслужила свое счастье, которое я не смог ей дать. Зато смог Арбатов. За это его уважаю. Он изначально правильно выставил приоритеты. Чего я не сумел.

Сразу не сумел.

Сделал позже. Когда, наконец, в буйной головушке родилось понимание, что мне есть ради кого жить, меняться, отталкиваться от дна и становиться лучше.

Моим приоритетом стал сын. Ванька. Его благополучие. Его здоровье. И желание не просто дать ему все, что захочет, а вырастить настоящего мужика вместо избалованного отстойного парня, каким долгое время был его отец.

– Мышка, он же не успел? Не сделал тебе ничего плохого? – выталкиваю из себя острые, как бритва, вопросы.

Кроет меня конкретно. Не по-детски.

Боюсь, если услышу: «Сделал», сорвусь к чертовой матери. И внутренняя настройка, что лезть в чужие дела без разрешения – неправильно, хрен поможет.

Потому что считаю, что проблемы Олеси и Алешки косвенно меня касаются. Каким боком – а неважно!

Касаются, мля, и всё тут.

Я так решил. Мальчишка – мой ученик. Его мать – хрупкая женщина, которой не повезло с мужем-уродом, как когда-то уже не моей жене Арине.

Поэтому логика простая – еще одной херни рядом с собой я не допущу. Если могу предотвратить – предотвращу.

«Ну же, ответь!» – давлю на Олесю мысленно.

– Нет, Рома, не сделал. Сын вовремя появился, – Кирова все-таки вытягивает свои руки из моего некрепкого захвата и натягивает рукава пониже.

Хорошо, не отстраняется, не показывает, что меня боится. Потому что… черт! Я не хочу, чтобы она меня боялась, зажималась. Не хочу, чтобы хоть в чем-то ассоциировала со своим огрызком-недомужем.

Хочу, чтобы улыбалась, как еще совсем недавно, шутила, флиртовала, вела себя раскованно и свободно.

– Фух, отлично, – не скрываю радости и указываю ей на длинный пенал за спиной, пока сам забираю с подноса наполненные горькой кофейной жижей чашки. – Так, Олесь, доставай-ка вон из того левого шкафа конфеты и сладости, какие захочешь, и пойдем за стол, поговорим.

– О чём?

Чувствую ее настороженность. Отлично понимаю недоверчивость. За пару встреч стать близким человеком, которому безоговорочно доверяют – невозможно.

Нужно время.

Но его нет, а начинать с чего-то надо.

И самое лучшее, что я придумываю, – это начать говорить правду.

– Я хочу помочь. Просто помочь.

– Потому что весь такой хороший? – кусается брюнеточка, но за стол садится и чашку ладонями обнимает.

Не принимаю выпад на свой счет. Знаю, почему она агрессивна и осторожна. Ей больно, и неосознанно она отталкивает всех вокруг, боясь, что этой боли станет еще больше.

Я же хочу, помочь, разделить с ней горечь, подбодрить.

Пздц, обнять хочу. Чего уж!

– Нет, мышка. Потому что три года назад я был таким же моральным уродом, как твой муж. Изменял жене и однажды, когда она умоляла ее не трогать, не остановился.

Нельзя требовать от человека доверия, когда сам не даешь ничего взамен. Сегодня я хочу дать Олесе правду о себе. Не приукрашенную, реальную, грязную. Ту, что при возможности она сможет использовать против меня, если посчитает нужным.

Пусть у нее будет оружие, некая тайная власть. Если это поможет ей чувствовать себя со мной сильнее, уверенней, я буду только рад. Забитая Олеся – это жесть.

Я знаю и помню ее другой. И хочу вернуть ту яркую женщину.

– Что? Ты шутишь? – Кирова отшатывается и качает головой, будто отказывается воспринимать мои слова за чистую монету.

Невесело усмехаюсь.

– Нет, нисколько. Можем ей позвонить, и Арина подтвердит.

Достаю из кармана телефон, нахожу номер Арбатовой в справочнике, выделяю. Протягиваю гаджет Олесе и предлагаю выполнить последнее действие – нажать кнопку вызова.

– Издеваешься? – шипит и руки прячет. – Заверяешь, что обижал, и тут же предлагаешь в этом убедиться? И она станет с тобой разговаривать? Не пошлет на три буквы?

– Именно, – киваю. – Мы остались с бывшей женой пусть не друзьями, этого ее новый муж никогда бы не допустил, но и не врагами.

Удивлена. Сильно.

Хлопает ресницами. Сомневается. Мне даже кажется, я вижу, как мечется ее душа, пытаясь отыскать двойное дно.

Но его нет. Просто наша история с бывшей супругой была под завязку насыщена событиями, и теперь никак не выходит однозначно утверждать, что черное в ней – это только черное, а белое – истинно белое.

Если Олеся когда-нибудь попросит рассказать ей обо всем подробнее, я это сделаю. Обещаю.

– Зачем ты это все говоришь, Рома? – интересуется моя гостья, натолкнувшись на мой прямой взгляд, не в силах отвернуться.

– Я хочу помочь тебе пройти этот период не в одиночку, – объясняю, как чувствую. – Поверь, мышка, это сейчас сложно и кажется, будто жизнь закончилась. Но дальше станет легче, честно.

– Зачем это нужно лично тебе?

Умница. Не стесняется, задает неудобные вопросы. Показывает истинный характер. Он у нее сильный, яркий, волевой.

Именно он зацепил меня в мае, когда Кирова тигрицей бросилась защищать ребят, приехавших с соревнований почти под ночь. Парни были вымотаны последними сложными выступлениями, длительным ожиданием завершения фестиваля и долгой, почти двухчасовой дорогой назад. Водитель же, подъехав к спорткомплексу, как ужаленный начал орать, чтобы все поторапливались на выход и забирали манатки нахрен, видите ли ему пора уезжать.

Вот там-то фурия Олеся себя и проявила во всей красе. Дала жару раньше, чем я успел вмешаться.

Она не защищала конкретно своего сына, она отстаивала интересы всех без исключения детей, которые растерялись под воплями взбесившегося водилы. Без мата, но так, что мурашки по коже бежали, она чётко, по пунктам перечисляла нарушения, которые тот совершил. Припоминала всё, вплоть до курения в салоне, утреннего опоздания на полчаса, и отлучку по личным делам, которая не была согласована.

Она жгла, а я стоял и залипал. Охуенная! А еще впервые жалел, что у моего сына нет матери. Такой матери, как она. Готовой зубами рвать за своего ребенка.

– Считай, что я хочу закрыть свой личный гештальт, – называю одну из причин, которая пусть не самая важная, но тоже имеет место быть.

Фыркает и качает головой:

– Знаешь, Рома, стараясь меня расположить, ты используешь удивительно кривые методы.

– Но у меня ведь получается?

Подмигиваю, поймав в капкан и удерживая ее взгляд.

Отмечаю, как дергаются вверх уголки красивых губ, пряча улыбку, и беззвучно выдыхаю. Получается.

****

Лёха появляется в комнате отдыха, предварительно постучав.

– Мы закончили, – докладывает, переминаясь с ноги на ногу на пороге.

Не проходит. Погладывает на мать, на меня. Снова на мать.

Знаю, о чем переживает, поэтому улучив момент, когда Олеся отвлекается на пришедшее на её телефон сообщение, ловлю его взгляд и отрицательно качаю головой.

«Нет», – означает мой жест.

«Спасибо», – выдают его глаза и вмиг расслабленные плечи.

Я давал ему слово, что никому никогда ничего не расскажу о разговоре, состоявшемся между нами пару месяцев назад. И собираюсь его сдержать.

Наша с ним тайна – только наша. Мужская, если уж на то пошло.

Была середина августа. Свободное посещение перед новым стартом в сентябре. Лекс пришел на тренировку бледный, как полотно. С глазами, будто приведение увидел, или что-то подобное.

На разминке еще как-то двигался, пусть и заторможенно. Дальше – полный «алес капут». Иваныч его в пару с Максом поставил, чтобы размялись, поработали в спарринге. Только там не бой вышел, а тупое избиение младенца.

Я не выдержал. Вмешался. Не смог смотреть.

Под предлогом помощи увел Кирова в крытый зал, где боксеры обычно тренируются, но тогда там пусто было. Взял тренировочную макивару и заставил его отрабатывать удары.

Снова и снова.

Снова и снова.

До пота. До изнеможения.

До слез. До мата.

До того момента, пока не лопнет гнойный нарыв, который в его взгляде пульсировал.

Сначала Лешка бычил. Делал «на отвали» и молчал. Но не сбегал. Отрабатывал приемы.

Я давил. Намеренно. Заставлял жестить, не быть солохой.

Он злился. Бил резче. Стирал пот со лба и снова работал ногами и руками. Удивительно, как на хер меня не посылал, я ж нарывался, конкретно… но не посылал. Гнев выплескивал, агрессию и продолжал.

Сколько мы тогда по времени эту его ледяную плотину кололи, не знаю, не засекал. Семь потов сошло явно. И с него. И с меня.

Но не суть.

Не зная причины срыва парнишки, я все равно хотел ему помочь. Достучаться. Не дать замкнуться в себе, не позволить сгореть изнутри и на горячую голову наделать глупостей. Потому что это самое простое – пойти и сотворить херь под давлением эмоций, сложнее сдержаться. Перетерпеть.

То, что Лешка все же заговорит – предположения у меня были. Не зря ж его выматывал до состояния мокрой тряпочки. Но то, о чем он в итоге заговорил – меня порядком вышибло из колеи.

Проблемы оказались нихера не детские.

Киров всего то пошел в гости к другу, с которым договорился резаться в приставку, но так и не дошел. Друг жил по соседству с близкой подругой мамы, тетей Светой. Когда Алешка ее увидел, сначала обрадовался, хотел поздороваться.

Не успел.

Женщина была занята: обнималась с мужчиной. Целовалась. Так страстно к нему липла, что лицо мужика сначала было не разобрать. И только когда тетя Света отстранилась и потянула кавалера за руку в подъезд, Алешка понял, почему тот кажется ему знакомым.

Отца сразу не признал. Или, что вернее, до последнего не хотел верить. Правда, семейная машина и госномер, сомнений не оставили. Сергей Борисович собственной персоной.

Тут, перед ним.

Вместе с маминой подругой.

Обжимается. Слюнями делится и в дом к ней идет. Явно не пить чай и не говорить о погоде.

В четырнадцать лет про пестики и тычинки уже никто не шутит.