Текст книги "Пари на развод (СИ)"

Автор книги: Рина Беж

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 14 страниц)

Усмехаюсь. Понятно, ревизия в квартире уже успешно проведена. Кухня обследована. Полки на наличие пыли проверены. Шкафчики осмотрены. Интересно, а в мой ноутбук тоже залезла?

Бесит!

Бесит!

Бесит!

До ужаса хочется завизжать и послать подальше не только муженька, но и его мамашу. Раздражают оба. Вот только Алешку пугать не хочется. К тому же отвлекает входящий вызов с незнакомого номера.

– Хм, – выдает свекровь, совершенно наглым образом сунув нос к экрану. – Кто это еще?

До боли прикусываю язык, чтобы не сказать того, за что впоследствии станет непременно стыдно. Беру Лекса за руку и утягиваю из гостиной.

– Мы скоро, – бросаю, не оглядываясь, и только в комнате сына принимаю так и не прекращающийся звонок.

Однако, скоро у нас с сыном не выходит.

Сначала я разговариваю по телефону с адвокатом господина Зорина, как себя представляет позвонивший мне мужчина. Мы договариваемся встретиться завтра в его офисе и «порешать» мой вопрос по страховке.

Вот так узнаю фамилию Романа, с которым заключила смешное пари.

Дальше следует еще один входящий звонок. Это беспокоят из спорткомплекса, куда я хожу заниматься два раза в неделю. Они дико извиняются, но печалят новостью – в ближайшие пару месяцев здание закрывается на капремонт из-за прорыва труб отопления. Обещают вернуть деньги по абонементу или поспособствовать переходу в другой спортзал.

Тоже обещаю завтра подъехать.

А когда Лешка, закончив водные процедуры и переодевшись, выходит из ванны, я составляю, пожалуй, самый сложный из всех разговоров за свою жизнь.

– Сынуль, понимаю, что мои слова прозвучат дико, но лучше ты узнаешь это от меня заранее. В ближайшие дни я подаю документы на развод с твоим отцом.

Да, в одном моя пока свекровь оказывается права. Я не сюсюкаюсь с сыном, а воспринимаю его взрослым, умеющим думать и анализировать человеком. И потому не собираюсь прятаться по углам, по-тихому выясняя отношения с Сергеем и считая, что Алексей не дорос до взрослых проблем, и его психика такого не переживет.

Знаю, переживет.

Одобрит – не одобрит – другой вариант.

Да и не выйдет у нас теперь с Кировым по-тихому, когда единственную свободную гостевую комнату оккупирует Алла Савельевна с долгоиграющими планами. Спать пока-мужу тоже где-то надо. И это явно не моя спальня, куда путь ему теперь заказан.

К тому же делать вид, что все в порядке, и разыгрывать перед свекровью спектакль дружной семьи я не собираюсь. Как и терпеть ее диктаторство в собственной квартире.

Как говорится – приоритеты поменялись. Теперь у меня нет цели сохранять мир во всем мире и терпеливо сносить наезды и поучения чужого человека. Больше нет.

– Почему?

Алексей смотрит внимательно. Чуть поджимает губы, от чего кожа сильнее обтягивает острые скулы.

– Не вижу смысла жить с человеком, которого больше не уважаю и не доверяю.

Обхватываю себя за плечи и легонько их растираю, стараясь прогнать озноб. Сложно говорить с сыном на эту тему, хотя и не считаю, что делаю что-то предосудительное.

– Лекс, прости меня, что выбираю не твой комфорт – оставить все как есть. А свой. Обещаю, я постараюсь, чтобы ты ни в чем…

– Мам, – перебивает, не позволяя договорить, – мы справимся. Правильно решила.

По коже двести двадцать шарашит, когда смотрю в любимые глаза, и когда именно сын распахивает объятия и меня обнимает. Мой уже совсем взрослый мальчик.

– Ты про него и тетю Свету узнала, да?

Только после этого вопроса, начинаю осознавать его «правильно решила» и весь пздц ситуации, в которую мы попали.

Слезы, которые очень близко подобрались к глазам во время непростого разговора, моментально высыхают, зато сердце берет сумасшедший разгон. И кулаки сжимаются до боли.

– Лекс? – задираю голову. – Говори.

И он рассказывает. А у меня с каждым его словом в груди все больше и больше жжет. И кричать хочется. Громко. В голос. Чтобы всю боль, которая терзала два месяца моего ребенка, выплеснулась наружу.

За себя мне было обидно? Что предал?

Дурочка!

У меня ребенок себе места не находил, разрываясь между желанием обвинить отца в предательстве и боязнью причинить мне боль. Знал и молчал, не понимая, как поступить.

Мразь.

Какая же мразь мой муж.

За сына я его растерзать готова. Голыми руками.

К чаю с тортом мы с Алешкой все же выходим. Какое-то время наблюдаю за Сергеем и свекровью, о чем-то тихо болтающими и дружно поглощающими салатики и рис с мясом. Потом смотрю на сына.

– Точно не хочешь ничего? – интересуюсь. – Я всё это специально для тебя готовила.

На удивление мой голос звучит ровно. Взгляды псевдо-родственников встречаю прямо. Стыдиться не за что. А то, что в открытую попрекаю куском хлеба… так тут не хлеб, да и не я первая хамство начала.

– Нет, мамуль, давай только чай.

Лекс, привычно игнорируя своего отца, обходит его по дуге и достает «Панчо». Тянется за вилками и ножом. Пока я разливаю по чашкам ароматный напиток, разрезает торт на части. Раскладывает по блюдцам и расставляет для всех.

Даже в мелочах горжусь сыном. Не белоручка.

– Ой, нет, с «Прагой» это нечто и рядом ставить нельзя, – выдает свой безумно ценный вердикт свекровь, завершив ужин и за пару кусков ополовинив лежащее в тарелке сладкое лакомство. – Сметана кислит, еще и орехи. Зуб сломать можно.

– Бабуля, ты придумываешь. Он вкусный и свежий, – усмехается сын, как и я подмечая проворно исчезающий во рту капризной дамы десерт.

– Ну, не знаю – не знаю, – сдаваться Алла Савельевна не спешит, однако, поймав мой прищур и переглянувшись с Сергеем, замолкает.

Слопав пару кусков, Алексей глазами спрашивает у меня разрешения сбежать. Отлично его понимаю, самой некомфортно. Вот только прятать голову в песок больше желания нет. Пора разговаривать.

И пофиг, что на ночь такие вопросы не решаются.

Раз намеков муж не понимает, скажу в открытую. А то, что у него в виде адвоката и защитничка мамуля тут присутствует, ну так… никто не обещал мне, что будет легко.

Отпускаю Алешку в его комнату, обещая заглянуть позже. Дожидаюсь, когда за ним закроется дверь. Отодвигаю от себя блюдце с тортом и иду налить крепкого кофе.

Минутная пауза помогает собраться с силами.

– Алла Савельевна, вам сын, наверное, забыл сказать, что мы с ним разводимся, – беру с места в карьер, – и он отсюда, – обвожу кухню руками, – съезжает.

– Что?

– Поэтому, – продолжаю, игнорируя вопрос, – не думаю, что ваше пребывание в этой квартире в следующие пару недель будет уместно.

– Ты что, гонишь мужа и меня, его родную мать, из собственного дома? – сипит свекровь, прожигая меня удивлением. – С ума сошла?

– Нет, как раз наоборот, – улыбаюсь. И что странно – выходит совсем неплохо, – привожу ум в порядок. А что касается этого жилья, так мне его папа подарил. К вашему сыну оно, слава богу, не имеет никакого отношения. И я хочу, чтобы он его освободил.

– Олеся, успокойся, – молчавший до этой минуты супруг обретает голос. – Я уже сказал, что старая квартира занята ТВОИМИ родственниками, поэтому…

– Как дал им добро там жить, – перебиваю, не собираясь клевать на крючок, – так и отменишь.

– И тебе не стыдно так поступать с собственной сестрой? – усмехается Киров.

– Мне стыдно перед сыном, Сережа, который видел тебя с любовницей и носил эту боль в себе несколько месяцев. За это мне стыдно, да. За твои поступки я отвечать и брать ответственность не намерена.

Сжимаю под столом кулаки, не желая показывать, что меня задевает происходящее.

– Так всё из-за любовницы? Тю! – выдает свекровь с таким видом, будто какое-то недоразумение произошло, а не катастрофа, разрушившая семью. – Олеся, не глупи. Мужчины так устроены, чтобы гулять. Чего ты завелась? Сергей же тебя не бросает, ты должна…

– Хватит, – обрубаю резко, заставляя мать мужа отшатнуться. – Ваше мнение оставьте при себе. Меня оно никаким боком не интересует. Главное, что я вас поставила перед фактом – обоих очень прошу съехать. Не прямо сейчас, но завтра.

– А если нет? – тихо интересуется Киров.

Впервые по спине бегут мурашки страха, потому что темнота, горящая в его глазах, пугает.

Глава 12

ОЛЕСЯ

Впервые за всю жизнь я жалею, что на двери спальни, которая еще совсем недавно была общей с мужем, нет запора. Сейчас бы он очень пригодился.

Перед глазами вновь вспыхивает наглый взгляд Сергея, где на дне клубится злость и упрямство, и по спине пробегает волна озноба.

Нет, я – не трус, но я боюсь.

Боюсь того, что Киров выдаст еще что-то более отвратительное, чем уже преподнес. Оказывается, он – мастер плохих сюрпризов. Измена – не предел. Нутром чую, что слова, несущие угрозу, именно такими и являются.

Не зря говорят, в каждой шутке содержится лишь доля шутки. Вот и последняя фраза «А если нет?» звучала однозначно пугающе.

Я не против посмеяться над своим страхом, признать себя истеричкой и выдумщицей, но лучше сделаю это позже, когда точно буду знать, что нахожусь в безопасности от него, как и наш сын.

Сын.

Еще одно разочарование в супруге. Мне было дико видеть Сергея в тот момент, когда он, получив в лицо обвинения, что по его прихоти психологически пострадал его родной ребенок, всего лишь хмыкнул.

Хмыкнул!

Он не только не посчитал нужным пойти и извиниться перед Алешкой, толком не постарался изобразить самый элементарный стыд. В его глазах не мелькнуло ничего похожего на смущение.

Абсолютно.

Холод. Пофигизм.

И что ужасно вдвойне – свекровь его тоже не осудила.

Мужчины… полигамия… естественность… отвернись и забудь… он же с тобой… радуйся, глупая… Она ненормальная?

Раньше, сравнивая Аллу Савельевну с матерью, которая обманывала меня много лет, а после в наглую шантажировала, не позволяя видеться с отцом, который якобы кинул и ее, и меня, при этом называя его самым ужасным человеком в мире, а меня – ошибкой от их связи, и не скрывая, что любить меня – слишком муторно, в отличие от моих сводных брата и сестры, я считала свекровь идеальной. Пусть порой резкой и весьма навязчивой, но готовой заботиться о сыне и никогда не демонстрировать, что он ей в тягость. Поэтому я легко закрывала глаза на перегибы в ее поведении, оправдывая поступки материнской любовью и желанием научить меня, молодую жену, уму-разуму и тому, как сделать жизнь мужа легче и приятнее.

Теперь же, без розового флера перед глазами, поведение матери Сергея видится иначе. Как непозволительно наглое и хамское, где человек совершенно спокойно нарушает все видимые и невидимые границы чужого личного пространства, вмешивается в дела, которые его не касаются, и жестко навязывает собственное «Я. Знаю. Лучше».

Вдоль спины прокатывает очередная холодная волна. Сжав кулаки и осмотревшись, прихожу к выводу, что сделала всё верно, когда не стала дожидаться финала ужина и новых попыток меня продавить, дабы плясать под их дудку, а просто сбежала с кухни.

Не маленькие, сами за собой приберут, посуду помоют, постели застелют. Я им – не обслуга. А даже если оставят на столе срач – тоже безразлично. Выкину тарелки в помойку к чертовой матери, когда они покинут мой дом.

Дом.

Вздох получается резким и со всхлипом. Мне все эти два года безумно не хватает отца, его добрых глаз, крепких рук, надежных объятий и понимающей улыбки. Мне до дрожи не хватает рядом единственного человека на свете, не считая детей, кто всегда любил меня ни за что.

Просто так.

Потому что я есть.

Потому что я – его солнышко. Его любимая девочка и радость.

Спасибо тебе, папочка! Ты, как чувствовал, что делаешь правильно, когда оформлял эту квартиру на меня. Ты подарил мне дом.

Этот дом, который, как не смешно говорить, теперь единственная моя крепость.

До сих помню, как Сергей хорохорился на щедрость тестя и словно в шутку несколько раз убеждал меня переписать квартиру долями. Папа же молчал, лишь пару раз задумчиво качал головой. И я на интуитивном уровне понимала, что он возражает. Потому на слова мужа только отмалчивалась и ничего в документах не меняла.

Не знаю ответа на вопрос: догадывался ли в то время папа о свободолюбивой натуре мужа или нет? Да и не столь это уже важно. Единственное, что неоспоримо: он всячески пытался меня защитить, как поступал всегда.

На глаза наворачиваются слезы, стоит вспомнить нашу первую встречу с отцом.

Это случилось в 2004 году у РУВД. Я одна поехала получать свой первый паспорт. У мамы, как обычно, были более важные дела. Впрочем, не суть. Главное, что, выйдя на крыльцо и с улыбкой держа в ладонях свой первый важный документ, я пересеклась взглядом с мужчиной и больше не смогла отвести от него глаз.

Он стоял, прислонившись к боку машины, и так жадно на меня смотрел, с такой нежностью, благоговением и любовью, что я оторопела.

Хотя не только от этого.

Я его узнала. Еще в десять лет нашла одну-единственную фотографию среди старого хлама, а после правдами и неправдам выпытала у матери, что да, это мой урод-отец. Для нее он всегда был плохим, а я не верила. Ведь и меня она не любила.

Тут действовала искореженная детская психика, что плохое к плохому притягивается. И, как мать не старалась обзывать и проклинать бывшего мужа, я ее не поддерживала. Молчала, прятала глаза, но в душе всегда мечтала, что, если увижу, обязательно с ним заговорю.

В четырнадцать лет я познакомилась со своим отцом. И, как не горько вспоминать, в очередной раз ощутила всю ненависть матери. Она с помощью меня и нашей с папой тяги друг к другу манипулировала нами целых четыре года. То запрещала видеться и избивала меня мокрым полотенцем, если узнавала, что я иду ей наперекор. То, наоборот, требовала еженедельных встреч и непременных подарков, которые, стоило принести их домой, нагло отбирались и перекочевывали на постоянку к младшим брату или сестре. Про сладости – и говорить нечего.

В пылу сумасшедших по нервному напряжению дней накануне шестнадцатилетия я закатила отчиму и матери скандал. Получила оплеух, но все равно напрочь отказалась в очередной раз встречаться с папой. Все потому, что мне было велено клянчить в подарок ноутбук и телевизор. Первый хотел себе отчим, второй – сестра.

Я сотни раз задавалась вопросом, почему папа просто не заберет меня к себе. Ведь по закону же с десяти лет учитывается мнение ребенка. Ответ нашла сама. Увидела свидетельство о рождении и… прочерк в графе «Отец».

Моя мать и ее новый муж постарались на славу. Как? А хрен их знает.

В мои семнадцать отец на год уехал в командировку на Север. Во-первых, чтобы лишний раз не бесить мать, которая всегда находила повод закатить папе или мне скандал. Во-вторых, чтобы заработать денег. Хорошее отношение родственников ко мне, нелюбимой, стоило для отца дорого. Но и это я узнала случайно. Папа молчал, а вот сводная сестренка, которой ни в чем никогда не было отказа, как-то раз просветила.

Неудивительно, что в восемнадцать, не зная толком жизни, но горя желанием вырваться из дурдома, я приняла предложение Сергея выйти за него замуж. К тому времени мы встречались всего ничего, но мне казалось, что наша любовь взаимна и будет длиться вечно.

Наивная? Может быть. Но, как бы не было смешно и одновременно грустно, каждый из нас ищет для себя лучшее. Вот и я искала.

Вполне возможно, что специально обманывалась, пытаясь выжить и быть кому-то нужной. Главное, избавилась от чудо-родственничков, переехав в квартиру мужа.

Папа вернулся, когда моему замужеству стукнуло четыре месяца, раньше никак не мог – жесткие рамки контракта не позволяли. К тому моменту я уже была беременна Алешкой и совершенно точно счастлива, что у меня будет малыш.

Если бы не отец, я никогда бы не стала той, кем стала. Именно он брал на себя все трудности, отодвигая работу на второй план и уделяя много времени внуку, пока я и муж получали высшее образование. Он помогал нам с Сергеем становиться на ноги. Не жалел сил, внимания, денег, советов, всего-всего, только бы быть полезным. А еще он больше никогда не уезжал из города, зная, как я буду по нему скучать и волноваться.

Мать время от времени тоже напоминала о себе, но больше тем, что я, неблагодарная, не хочу им помогать.

Так и жили. Налаживали быт, любили, росли сами и растили ребенка.

Казалось, что жизнь сладилась и стала идеальной…

Казалось…

Громкий хлопок где-то в недрах дома заставляет дернуться и вернуться в настоящее. Первая мысль – пойти посмотреть, что случилось. Вторая – плюнуть и сделать вид, будто не слышала.

Выбираю то, к чему лежит душа.

А душа по-прежнему неспокойна.

Решаю, что собственные нервы по-любому дороже чистоты тела, и откладываю привычный ежевечерний поход в ванную, чтобы принять душ, до утра. Все равно вода вряд ли поможет расслабиться, зато вылазка в коридор легко создаст большую вероятность столкнуться с кем-то однозначно нежеланным.

Оно мне надо?

Точно нет.

Еще раз окинув взглядом комнату, прикусываю губу и срываюсь с места. Слегка пофыркивая, перетаскиваю основательный по габаритам кожаный стул к двери и, немного его опрокинув, подсовываю спинкой под ручку, заставляя ту застопориться. Очень удачно ножки мебели упираются в выемку ламината, тем самым создавая пусть не совсем надежную, но всё же опору.

Дергаю дверь, проверяя «запорный» механизм на эту ночь, и остаюсь почти довольной. Если Киров сунется, то либо не сможет открыть, либо создаст такой грохот, что я проснусь. Значит, неприятного сюрприза в его исполнении в любом случае избегу.

А чтобы не давать муженьку повод соваться в нашу теперь уже однозначно бывшую совместную спальню, заранее выставляю все его пожитки за дверь.

Нужны трусы, носки, футболки?

Без проблем. Пусть в своем барахле хоть зароется.

Завалившись на кровать, пять минут медитирую, глядя в потолок, а затем тянусь к телефону. Маргарита берет трубку после второго гудка.

– Привет, Лесь. Ну, как ты, родная? Алешка приехал? Как у него дела? Уверена, первое место взял. Он же у нас крутяк! Ну, не молчи, рассказывай, – выпаливает скороговоркой, будто ей время огнем пятки жжет. – Я весь вечер сижу, как на иголках, но звонить не решаюсь, вдруг отвлеку.

Вот она – непоказательная, а реальная забота.

Вот они – мои близкие, кто переживает и готов всегда помочь. Без условий. Без оглядки на потраченное время и силы. Без вопрошающего: «А что мне за это будет?»

На губах расцветает легкая улыбка, а с плеч словно стопудовые гири сваливаются.

– Лекс – красавчик! – подтверждаю после приветствия. – Медаль за первое место. Ты угадала.

– Вау! Мой же он лапочка! Обязательно завтра куплю его любимые конфеты, – и следом. – Колись, а тули снова продул?

– Продул.

Смеемся.

Это уже как традиция: Алешкины победы в спаррингах и проигрыш в показательном выступлении.

И вроде бы ничего особенного в беседе нет, но именно такие мелочи, которые помню не только я, но и Ритуля, делают нас во сто крат ближе. Показывают ценность той информации, которой мы делимся друг с другом, причастность и умение сопереживать.

– А Киров что? Видела уже?

Голос Риты становится суше и тише, будто она боится меня обидеть. Хотя обе прекрасно знаем, кто на самом деле виновник свалившегося на меня дерьма.

– Видела. Приехал к обеду.

Хорошего настроения вновь как не бывало.

– И как? Говорили? Он извинился?

– Нет, Тусь, – хмыкаю, качая головой, пусть она этого и не видит. – Не извинился. Сказал, что его все устраивает, и дальше он продолжит в том же духе, но… мне тоже дается право «налево».

– ЧЕГО, блин? Он вообще ох..ел? Может, еще свечку будет держать и рекомендации по ходу дела давать?

Умеет она сказануть.

С шумным фырком выплевываю воздух. Обычно спокойная Маргоша кипит, как отличная пароварка. Еще секунда и рванет. Я точно знаю, что это произойдет, потому что самое главное, о том, что Алёшка был в курсе отца и Светки, тоже ей сообщаю.

– Грёбаный Экибастуз! Тухлый еб..н! Он совсем берега попутал? – рычит Ритка, а я молча позволяю ей выплеснуть первую злость. – Мудак драный!

– Его мама считает, что ничего страшного не произошло, – добиваю подругу новостями.

– Что?

– Мальчикам хочется и можется. Они же полигамны от природы, – озвучиваю «гениальные» доводы свекрови.

На том конце провода поселяется мертвецкая тишина. Уверена, Назарова в шоке.

Жду.

Ей хватает чуть меньше двух минут, чтобы взять себя в руки. Но после она шипит голосом гюрзы, готовой атаковать. И пусть змеи не умеют говорить, Маргоша отрывается по полной:

– А это грымза откуда знает?

– Тоже приехала. В гости на две недели. Хотя нет, не в гости. Сказала, что к себе домой. Она же… родственница.

– Чего, мля? Гони ее в шею!

– Уже, – соглашаюсь. – Велела, чтобы завтра ни ее ноги, ни ее сыночка в моей квартире не было.

– Умница моя! – поддержка летит без паузы. И через один удар сердца уже более нервное, – слушай, Лесик. А может, ну их нах! Хватай Лешку и дуй к нам. Не нравится мне Киров с его хотелками. Уберутся и ты вернешься.

Идея заманчивая, но стоит представить, что двое врагов останутся в МОЕМ доме и сделают в нем всё, что захотят, как плохеет. Отвращение наждачкой проходит вдоль хребта.

Нет. Ни за что.

– Спасибо, Ритуль, но нет. Да и не одна я. У меня защитник есть, – имею ввиду Лекса.

Боже, и ведь, проговаривая эти слова, я совершенно не задумываюсь, что они станут той гребанной реальностью, которая через несколько часов накроет с головой и вновь расколет мой мир на части.

Пока же мы меняем тему, точнее, Назарова спешит покаяться:

– Олесь, ты будешь нас ненавидеть. В общем, Олег уже успел пригласить Кирова на свой юбилей. Они на днях где-то в городе случайно пересеклись, ну, мой и озвучил место и время сабантуя. Прости!

– Брось. Всё нормально. Никто ж не знал, что такой звездец выплывет.

Слова подбираются легко. Уж если я сама реально не предполагала о кобелизме Сергея, откуда ж было знать Назарову?

Ритка еще несколько минут без умолку сокрушается, а потом, будто решившись, выпаливает:

– Леська, я ненормальная.

– Почему?

– Потому что не утерпела и наехала на Олега по поводу минетов.

– Чего? – теперь приходит моя очередь удивляться.

И только припомнив слова подруги и уловив в ее голосе нервные нотки, понимаю, как сильно зацепила и напугала ее эта тема.

– Ага. Представляешь, потребовала признаться – повод ли их отсутствие, чтобы разрушать семью. Ведь получается, что я своему муж чего-то не додаю. Дура, да? – последние слова звучат совсем глухо.

– Нет, родная, не дура. Наоборот, ты сделала очень смелый поступок, решив не загоняться мыслями, а проговорить их с любимым. Только ты же понимаешь, что наши с Кировым проблемы возникли не из-за отсутствия этой части сексуальных утех. Так что, Ритуль, солнце, не проводи параллелей. Сергей и твой Олег – совершенно разные люди.

– Знаю. Но мне это было нужно.

Еще около получаса болтаем с Назаровой, прыгая по темам, как белки по веткам ели, а затем прощаемся. Как ни странно, засыпаю с легким сердцем, несмотря на творящийся в моей жизни апокалипсис.

А все потому что радуюсь за подругу. Кажется, благодаря нашей бывшей подруге Светке-шпагоглотательнице семья Назаровой стала еще крепче. И это замечательно.

Глава 13

ОЛЕСЯ

Воскресное утро начинается рано. Часы показывают только восемь, когда я, накинув на пижаму халат и потуже затянув поясок, отодвигаю в сторону тяжелый стул, чтобы выйти из комнаты.

Одна деталь цепляет и задерживает у порога.

Сначала не придаю значения, но затем, наклонившись, присматриваюсь к ламинату внимательней и ногтем царапаю миллиметровое углубление, куда упирались ножки ночного «запирающего устройства». Вмятины мне не показались. Они есть.

А еще вчера там все было идеально.

Помню отлично.

Значит, ночной шорох явно не приснился, как я думала, провалившись в крепкий сон и не имея шанса из него вынырнуть.

Очередной факт самонадеянности Сергея укрепляет меня в намерении уже сегодня выставить его за дверь. Достал играть в свои нелепые игры в семью, которая по факту ему не нужна.

В квартире стоит мертвая тишина, когда я иду в ванную.

Неудивительно. Алешка, даже если проснулся, фиг нос из собственной комнаты до обеда высунет. Телефон, наушники, интернет – и жизнь почти сказка. Вот уж кто легко способен пропустить завтрак, если его не позвать. Что же касается Сергея и Аллы Савельевны, не знаю, во сколько они улеглись. Может, только под утро?

Бросив один-единственный взгляд в приоткрытую дверь гостиной, мельком отмечаю пустой неразложенный диван, но не зацикливаюсь. Где бы не ночевал супруг, это его проблемы. Меня они больше не касаются.

И это – не желание показать характер. Это пустота.

На секунду я даже притормаживаю. Прислушиваюсь к себе, вдруг показалось?

Но нет.

На мысли о муже ничего внутри не откликается: ни тепло, ни радость. Лишь брезгливость и отстраненность, как при мыслях о постороннем человеке.

В ванной комнате решаю обойтись без душа. Умываюсь, чищу зубы и уже вытираю полотенцем руки, когда дверь резко распахивается.

На пороге возникает Сергей.

Взгляд хмурый. Глаза от недосыпа красные, вампирские. Губы поджаты. Брови сведены вместе. Во вчерашней несвежей одежде. Взлохмаченный. И, спасибо чуткому носу, с перегаром, разбавленным туалетной водой.

Кислый амбре от распада этанола, отшлифованный утренней порцией свежачка, вперемешку с яркими нотками бергамота и кедра едко бьет по нервным окончаниям, вызывая дополнительное отторжение.

Пьющий мужик – не есть хорошо. Опохмеляющийся поутру – всегда плохо.

– Я уже выхожу, – предупреждаю Кирова, чтобы посторонился.

Не желаю ни секунды проводить с ним наедине.

Перехватываю сотовый, который оставляла на стиральной машине, отвожу глаза, представляя пустое место, и боком, прижимаясь к стене, спешу покинуть замкнутое пространство. Не хочу с ним общаться.

Но разве меня спрашивают?

– Я тебя не отпускал, – звучит четкое. После этого Сергей обхватывает мои плечи и, крепко удерживая, толкает назад.

Силы неравны. Я отступаю. Хорошо, не спотыкаюсь.

Дверь за его спиной захлопывается. Но ему мало перегородить единственный выход, он опять надвигается. Нависает.

– Не подходи.

Злюсь и взмахиваю руками, чтобы предотвратить очередную попытку меня коснуться.

Не понимаю, от чего противно больше? От того, что от него реально воняет кислятиной? От нежелания, находиться рядом? Или же от понимания, что он несет для меня угрозу?

От всего сразу – вот самое похожее.

– Хватит, – выставляю ладонь, упираясь ею в крепкую грудь.

Усмешка.

Такая привычная и чужеродная одновременно. Потому что под ней лед. И в глазах холод.

– Поговорить надо.

– Говори.

Я бы предпочла общение на кухне. Там две сковороды есть. Нет. Три. Последняя старая, зато чугунная. Идеально подходящая для выпечки блинов и…

Перед глазами мелькает старая реклама, как по-разному мужчина и женщина в гипермаркете выбирают эту кухонную утварь. Мужчина подкидывает вверх мифические блины, чтобы те переворачивались в воздухе, а женщина размахивается, словно теннисной ракеткой. Понять цель ее действий труда не составляет.

Раньше я смеялась над этим роликом. Теперь уже не спешу.

Это моя реальность в действии.

– Ты, наверное, не поняла, Олеся, по поводу развода. Так вот я не шутил. Его не будет, – специфический запах заставляет прекратить дышать носом и приоткрыть рот.

Фу, пьянь.

– Будет, – насколько он уверен в себе, настолько и я с собственных силах. – Женись на любой из своих шкур, раз тебя так семейная жизнь прельщает, ей и командуй. А меня с сыном избавь от своего общества.

– Какая же ты тупая! – рычит и глаза закатывает.

– Так объясни, раз умный! Чего тебе надо? Эту квартиру хочешь? Машину отца отнять? – перечисляю, глядя в лицо, которое кроме отвращения больше не вызывает никаких чувств.

Мне так противно. Я готова пообещать что угодно, только бы он исчез, а я вновь смогла сделать полноценный вдох.

– Какого черта ты так за меня цепляешься?

Смеется гад.

Головой качает, будто чушь спрашиваю. И снова смеется.

– Читай по губам, раз иначе не понимаешь. Ты и Алешка будете со мной. А попробуешь рыпнуться… пожалеешь. У меня связи по всему городу, ты же не идиотка, – ухмыляется. – Только рискни пойти в суд – обвиню в алкоголизме и загулах. Твои родственнички за бабки любое мое слово подтвердят. Мои родители – тем более. А надо будет, так и с десяток мужиков найду, кто откровенно скажет, как и в каких позах тебя натягивал. А захочу – натянет. Поверь мне, до-ро-гая, с аморальным поведением тебе не только никто никогда ребенка не доверит, но и с работы вылетишь, как пробка. Я постараюсь.

– Ты б-больной? – от шока слегка заикаюсь. – Какие мужики? Какой алкоголизм? Киров, ты рехнулся? Когда? Почему я не заметила твоей гнили?

Прищуривается. А вот и злость появилась.

Его величество обидели.

– Я здоровый, – скалит зубы и сжимает кулаки. – А сейчас ноги в руки, улыбку на лицо и завтрак готовить. Скоро мать проснется. Извинишься перед ней, потом накормишь и постель нормально ей застелешь.

– А не пошел бы ты! – такая злость разбирает, что весь страх испаряется. – Сам свою мать корми, но не в моем доме. Понял? Убирайтесь отсюда! Оба.

– Ух, как заговорила! А чего смелая такая? – придвигается вплотную, так что его бедра упираются в мои. – Неужели в свои хилые силёнки поверила? Или думаешь, что подружка тебе поможет? Будешь дурить – я ее муженька так прижму, что последнюю жилетку под сопли потеряешь. Хочешь им проблемы нарисовать?

По спине бежит первый морозец.

Вот кому зла не желаю, это Назаровым. Они же мне роднее родных. Семья. А этот гад…

– Какой же ты урод, Киров! Моральный урод. Больной ублюдок. Позор и стыд мой и сына, – понимаю, что его провоцирую, но я хочу раз и навсегда донести до него свое мнение. – Будь мужиком. Собери капли своей скудной совести, засунь ее себе в зад и просто уйди. УЙДИ! Я не буду с тобой жить. Никогда. Не при каких обстоятельствах. Вбей это себе в голову.

Не слышит. Усмехается шире, губы облизывает.

– А знаешь, женушка. Я буду мужиком. Вобью.

Не успеваю сориентироваться, а он уже голову фиксирует, целует мои губы, щеки, шею. Резко толкает на стиральную машину, подминая под себя.

Внутри настоящая агония. Его прикосновения остались прежними. Привычными и знакомыми. Но на этом всё. Реальность изменилась.

Киров свое истинное мерзкое лицо открыл. Словами в грязь втоптал. А теперь еще и поступками решил унизить.

Включаюсь, когда Сергей распахивает полы халата и задирает мою майку, оголяя живот.

Отталкиваю его, а потом впиваюсь ногтями в лицо, оставляя на щеке три длинные кровавых полосы.

– Дрянь!

Муж дергается ко мне с явным намерением ударить. Даже ладонь заносит.

Отшатываюсь от него, до боли выгибаясь в спине и упираясь копчиком в преграду. В последний момент он бьет именно по ней.

– Никогда Не смей! Поднимать! На меня! Руку! Поняла?! – рычит с угрожающими интонациями.

Я напугана и деморализована. Открытая агрессия выбирает почву из-под ног.