Текст книги "Пари на развод (СИ)"

Автор книги: Рина Беж

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 14 страниц)

Погибли оба. Мгновенно, как сказали врачи… Сергею.

Я тогда в таком неадеквате была, что врагу не пожелаешь. Если бы не сын… не уверена, что не свихнулась бы.

Единственное, что гнетет до сих пор – полиция ничего не смогла выяснить. Дело осталось висяком. Потому что на той трассе на протяжении почти двадцати километров нет ни одной камеры. Да и свидетелей, что странно, в то утро тоже не нашлось.

Глава 5

ОЛЕСЯ

Завершив разговор с сыном, откладываю телефон на мягкий подлокотник дивана и бесцельно брожу по квартире.

Чувствую себя не то чтобы хозяйкой дома, а какой-то полупрозрачной потеряшкой, которой нужно к моменту завтрашнего возвращения блудного козла мужа восстановить душевное равновесие и наметить ближайшие и долгосрочные задачи.

Слава богу, с основной целью определяюсь сразу – рога спиливаю.

Тьфу, то есть развожусь.

Однозначно!

И даже если Серёжа-сказочник подобно Шахерезаде планирует пичкать меня сказками про один раз и полную амнезию, не отступаю. Но и высказаться ему даю.

Умирать в тридцать три из-за любопытства грешно. А оно меня просто-таки доконает, если я не услышу причину.

И даже если это будет банальное: «Прости, Олеся, но ты вышла в тираж. Задница не такая упругая и грудь после двух родов прекрасно смотрится, только если поднимаешь руки вверх…», – не обижусь.

Потому что, хотя бы пойму, что делала не так… и приму, как совет на будущее, чтобы не глупить.

О, да, я – не звезда, не женщина-вамп, не миллионерша. Обычная среднестатистическая баба. Но ставить на себе крест совершенно не собираюсь.

Я из тех, кто верит, что, когда закрываются одни двери, обязательно открываются другие. И ребенок в этом плане – вовсе не помеха.

Главное, вести себя правильно.

Не смешивать котлеты с мухами. А, как говорится: разделять и властвовать.

Чушь, когда фыркают, что баба со спиногрызами мужику не нужна.

Если он ее любит, а не просто желает использовать, то ни один, ни трое детей – ему не помеха. Другое дело, когда он сам – не мужик, а так… некое подобие, которое ищет для себя либо развлечений на пару-тройку раз, либо мамочку, чтобы обстирывала и облизывала только его одного. Так тут и разговор бессмыслен.

Усмехнувшись – в какие дали-дальние увели меня мысленные разглагольствования, хотя я всего лишь увидела один-единственный снимок измены мужа, заставляю себя остановиться.

Хватит ломать мозг и голову, лучше пойти в душ.

И я иду.

Теплая вода помогает расслабиться и скрыть слезы, которые я стараюсь прятать даже от самой себя. Потому что я – сильная. Я выстою. Я ни за что не покажу, как мне больно, даже если внутри будет жечь, словно глотнула серной кислоты.

А оно жжется. В груди. И сердце болит. И душа стонет. И мысли дурацкие по кругу – что я сделала не так?

Вчера. И сегодня. И, уверена, что завтра будет также.

Потому что мы поженились в восемнадцать. По любви. Сильной, страстной, первой, взаимной.

И любили, как я думала, все эти почти пятнадцать лет.

Забравшись в кровать, решаю еще немножко подергать себя за нервы. Открываю в телефоне, нет, не фотографию Киров-энд-блонди, ту я уже с закрытыми глазами прекрасно всё представляю. В деталях. Никогда на воображение не жаловалась.

Открываю я поисковик. Вбиваю в него:

– Сколько может длиться душевная боль?

И нажимаю иконку «Найти».

От того количества ответов, которое моментально выплёвывает мне Яндекс, глаз начинает дергаться. Складывается ощущение, что данная тема заботит каждого второго в нашей стране, а каждый третий спешит выдать на этот счет своё авторитетное мнение.

Внимание цепляется за запрос, очень похожий на мой, звучащий: «Эмоциональная боль длится 12 минут, всё остальное – самовнушение!», и всё – спешу просвещаться.

Потому что такой вариант меня больше чем устраивает.

Двенадцать минут – плевое дело. Да я горазда и полчаса помучиться, главное, чтобы потом знать – всё, Олеся, отстрадалась! – доказано Яндексом. Дальше живи спокойно, а самовнушение просто отключай.

Нырнув в «тему», залипаю.

Радует совет первого же специалиста: «Продышите боль». И, главное, так понятно написано. Чисто русским языком: вдыхайте сердцем, а выдыхайте болью.

Пробую. Не выходит.

Не знаю, как этот профи сей процесс выполняет, я же как легкими вдыхаю, так ими же и выдыхаю. И принятие «правильной позы» никак исцелению не способствует. Только спать хочется, но желание читать дальше дрёму пересиливает.

Перейдя ниже, усмехаюсь: «Если боль вас так и не отпустила, а желание самоубийства не прошло, воспользуйтесь нашими специальными программами… Центр неврозов ждет вас!»

– Ага, сейчас! Не дождетесь, – бубню под нос и сползаю по тексту ниже.

А там… о, боже какая прелесть! ... начинается самое интересное – мнения продвинутых пользователей.

Форум.

И вот это реально помогает переключиться, потому что, читая комментарии и постепенно всё громче хихикая, я отодвигаю проблемы на задний план:

«Душевная боль? А нам препод по психологии говорил, что на самом деле нет никакой боли – просто это человек то ли накручивает, то ли сам внушает себе что-то... На самом деле ничего нет...»

«Ну, если препод сказал...:-)...значит оно так и есть...»

«А откуда у вас именно 12 минут? :-)... Почему не 11? ... Или 13? :-)»

«Патамушта 11 минут длится в среднем по больнице половой акт!»

«Не знаю. Я по разным поводам могу и годы спустя плакать…»

«Душевная боль гораздо хуже физической. Ну, лично для меня конечно…»

«Да, никакой боли нет и переживаний нет никаких. Люди же роботы ведь. Бред какой...»

«Н-ну-у-у-у-у, вы-ы-ы чё-о-о? Надо ковыряться в ране годами, сковыривая струпики, засыпая туда соль и натирая слезами до кровавого пота, подносить поближе к глазам, чтобы удостовериться – на месте ли болячка? Ничего вы не понимаете в удовольствии поскорбеть… или поскорбить?? поскоблить...? Тьфу!»

«А у аквариумной рыбки память вообще до 10 секунд... Вот кому везёт...»

«У кошки память, слышала, 6 минут…»

«Говорят, что кур доЯт... Каждый человек уникален, нельзя ко всем с одной линейкой...»

На этой позитивной фразе телефон в руках оживает.

Переключиться не успеваю, потому приветствую подругу, продолжая пофыркивать от бреда, вычитанного в сети:

– Привет, Рит.

– Привет-привет, дорогая. Ты чего веселишься? Повод есть?

– Полчаса назад думала, что нет, и честно собиралась пореветь, но так увлеклась чтением, что… передумала, – описываю Назаровой свое странное душевное состояние, а после в двух словах объясняю причину. – Сергей мне, Ритулька, оказывается, изменяет.

– Чего? – теряется та.

Но лишь на секунду, а дальше врубает дознавателя в третьем поколении. Кто? Когда? С кем? А доказательства?

– Ой, нет, моя хорошая, – спешу умерить ее аппетиты. – Сегодня я обсуждать это не горазда. Давай…

– Завтра! – командующим голосом обрубает подруга и следом поясняет. – Поэтому и звоню. Завтра Светка проставляется за отпуск. Так что сбор у нее дома в десять вечера. Я как раз своих спать уложу и буду свободна, как муха в полете. Вот всё чисто бабоньками и обсудим.

Усмехаюсь.

– Ритуль, ты только нашу Светланку бабонькой при ней не называй. Иначе взрыв будет. Глобальный. Она же у нас леди.

– Ой, знаю я эту ледю, – в шутку язвит Назарова. – Пусть перед своими подчиненными нос задирает, а мы с тобой с ней, слава богу, на соседних горшках в саду сидели, а после мерили кто навалил бо…

– Всё! Я помню! – обрываю подружку-бунтарку. С нее станется обсудить всё в подробностях.

Но та не спорит, берет с меня обещание, что завтра я непременно буду, и прощается.

Как ни странно, спать ложусь в нормальном состоянии. Вот что значит дружеская поддержка!

Глава 6

ОЛЕСЯ

Первую половину пятницы, последнего из трех дней, которые брала на этой неделе за свой счет, посвящаю генеральной уборке квартиры. Закончив ее, еду в магазин за тортом, беконом и шоколадными подушечками, которые Алёшка любит есть с молоком на завтрак. Варю борщ и размораживаю курицу.

Во всю готовлюсь к завтрашнему возвращению любимого сына.

Хочется добавить, что параллельно точу ножи, разжигаю костры и собираю хворост – к возвращению блудного мужа, но это будет лишним.

Эмоциональные качели по максимуму ставлю на паузу. Вот будет вечер, соберемся с девчонками в тесном кружочке, пригубим по чашечке крепкого чая, закусим эклерчиком и уж там… эх, как разгуляемся.

Заодно Серёженьке и кости перемоем, и на убывающую луну проклянем, и куклу Вуду с его лицом четвертуем и сожжем, и мысленно на дыбе растянем, предварительно дротиками закидав…

Оторвемся. Не сомневаюсь.

Но это вечером.

А послеобеденное время я посвящаю косметическим процедурам. Домой возвращаюсь в начале девятого с блестящими, как шелк, волосами, сияющей кожей, свежим маникюром и без единого ненужного волоска.

Я четко знаю, почему готовлюсь к завтрашнему вечеру так тщательно. Почему жду его с трепетом и предвкушением. Потому что точно уверена – он будет знаковым.

Завтра начнется начало нашего с Кировым конца.

И встречу я его не только с гордо поднятой головой, но и при полном параде.

В шикарном платье и непременно в красивом нижнем белье. Не зря ж про последнее говорят, что оно, как высшее образование – его не видно, но самооценку поднимает круто.

Вот и удостоверюсь.

Я применю все доступные средства, чтобы ничем не выдать своего бессилия. Не покажу, какой болезненный удар нанес мне в спину близкий человек, чтобы он не использовал мою же слабость против меня и не растоптал окончательно.

Заказав такси, внимательно осматриваю себя в зеркале и остаюсь довольна увиденным. Голубые джинсы с завышенной талией, бронзового цвета атласная блузка и удлиненный пиджак без рукавов. На ногах чумные шпильки. К посиделкам с подружками готова.

На меня смотрит вполне себе привлекательная брюнетка среднего роста и среднего веса с карими глазами, в которых горит огонек непримиримости.

Боюсь ли я завтра остаться одна?

Нет.

И это не бравада.

Я найду, чем мне заняться.

Пиликнувший телефон информирует о входящем сообщении. Смахиваю заставку с экрана, ожидая увидеть текст с номером подъехавшей машины…

… но вместо этого читаю совершенно иное:

«Твой муж сегодня ночует у меня. Можешь не ждать и ужин не готовить!»

Слова хлещут меня будто пощёчины – внезапно и обжигающе.

– Да как скажешь, милая, – растягиваю губы в оскале, стараясь не реагировать на то, как пульсирует воспламенившаяся на щеках кожа.

Пальцы от напряжения подрагивают, но я уверенно вбиваю ответ.

«Задержи его завтра подольше, я хоть высплюсь после гулянки. И на утро свари овсянку на воде, а не на молоке. Иначе его пучит!»

Перфекционистка во мне проверяет текст на наличие ошибок, а затем уверенно жмет кнопку «Отправить».

Хотела утереть мне нос, детка?

Не выйдет.

Отдача замучает.

***

– Олесь, неужели Сережка, правда, тебе изменяет? – качает головой Рита. – Прости, но в голове не укладывается.

Назарова, возложив в этот вечер на себя важную миссию «на раздаче», разливает всем по третьей рюмке «чая», а затем, подперев щеку кулаком, вскидывает на меня свой пронзительный взгляд.

– Тусь, ну ты же меня знаешь, – хмыкаю в ответ. Скрещиваю руки на груди и откидываюсь назад, упираясь поясницей в низкую перекладину барного стула. – На воду я не дую. И если уж о чем-то говорю, то опираясь на факты.

– Это да, – соглашается подружка. – Паникер из тебя хреновый, да, Светуль? – подмигивает хозяйке дома. – У нас эта почетная миссия уже занята.

Тихонько смеюсь, когда на безобидную шпильку Лапина задирает точеный носик и демонстративно фыркает.

Как хорошо, что хоть у подруг все без изменений. Привычные шутки, привычные гримасы. Душевно и легко.

Хотя разве может быть по-другому, если учесть, что мы тридцать лет дружим?

Именно с тех самых горшков, про которые вчера упоминала Рита. И знаем мы друг друга тоже, как облупленных.

– Маргоша, я – не паникерша, – лениво отмахивается Светка, водя пальчиком с ярко-алым ноготком по кромке фужера. – Не преувеличивай.

– Ну да, ну да, – смиренно соглашается Назарова, – однако, когда в прошлый раз я пошутила на счет рыжего таракана, которого якобы увидела возле твоего нового холодильника, ты с утра пораньше все службы на уши подняла. И госжилинспекцию, и роспотребнадзор, и СЭС, и ЖКХ.

– А нечего им прохлаждаться. Раз создали их для дела, пусть делами и занимаются, – фыркает Лапина, а затем поворачивается ко мне, возвращая разговор к моему пока мужу. – Олесь, может, ты погорячилась? С чего вдруг такие мысли… ты что-то конкретное знаешь?

– Знаю, – киваю, глядя на обеих девчонок по очереди. – У меня даже доказательства есть.

– К-какие? – распахивает глаза-блюдца Светка.

– Да ладно? А ну, показывай! – поддакивает Ритка.

Достаю телефон и, недолго думая, для начала открываю смс, пришедшее пару часов назад. Поворачиваю экран к девчонкам и даю прочитать.

– Ох, них..я себе! – присвистывает Назарова, после чего подхватывает рюмку и без привычного «чин-чин» опустошает. Сводит брови вместе, о чем-то пару мгновений думая, затем выхватывает телефон из моих рук, водит пальцем по экрану и… – погоди, Лесь, так он что… прямо сейчас тебе изменяет? Вот прям… вот-вот…

Хлопает глазами.

– Типа того, – киваю.

В этот момент у всегда спокойной, как удав, следачки Маргариты Назаровой конкретно отпадает челюсть.

– Ипать-колотить, – выдыхает она сипло, не скрывая дикого ошеломления.

– Ага.

Ну а что тут еще добавишь?

– Вот кобель поганый! – вдруг взрывается Светка, взмахивая руками и скидывая со стола салфетки. – Совсем урод оборзел! Да как ему совесть позволяет так себя вести?! Сказал же, что в командировку поехал! А сам? Наврал, подлец!

Хлопаю глазами на не на шутку разбушевавшуюся подругу, переглядываюсь с прифигевшей Риткой, а потом наблюдаю, как Лапина наклоняется, чтобы поднять с пола то, что уронила... и обалдеваю.

Блондинка на фото со штрафом...

Также выгнута спина. Аналогично свешиваются волосы, прикрывая лицо.

Светка?

Не может быть!

Или может?

Охренеть!

– Лапина, – негромко зову нашу леди – не паникершу, – скажи-ка, дорогая, а ты у моего мужа любовница номер один или два?

– Что? – дергается «подружка».

Резко вскидывает взгляд, напарывается на мой немигающий и густо-густо покрывается краснотой.

– Хреново быть натуральной блондинкой, да, Светка? – растягиваю губы в оскале. – Кожа тоньше, капилляры ближе. Весь стыд, как на ладони.

– Что? – вновь повторяет Лапина, как попугай.

Бросает умоляющий взор о помощи в сторону Назаровой, которая сидит, замерев и не моргая, но, не дождавшись поддержки, вновь смотрит на меня.

– Я… нет…

– Ты… да, – припечатываю словами и колким прищуром. – А ведь сколько раз я читала в статьях фразу: «Не хвалите мужа при подругах – уведут… даже, если не нужен», смеялась, наивная. А оказывается, против статистики не попрешь.

Киваю самой себе.

– И каков процент по статистике? – хрипло интересуется ожившая Ритка.

Назарова, качнув головой, будто стараясь скинуть морок, и растерев ладонями щеки, поворачивается к Лапиной и рассматривает ту с таким видом, будто впервые видит.

Я и сама хочу это сделать, потому как мысль о предательстве хоть и озвучена, но осознание пока не наступает. Мы же всю жизнь были вместе, дружили, общались, делились радостями и горестями…

А теперь выходит, что еще и моим мужем…

Буэ!

Мутит.

– Пишут, что тридцать, – силком заставляю себя вынырнуть из отвратительных дум и озвучиваю всплывающие в памяти цифры.

Затем, недолго думая, поднимаю рюмку и, как чуть раньше сделала Ритка, без всякого «чин-чин» её опустошаю. С хрустом под неожиданно тягучую тишину прожевываю корнишон, обтираю руки салфеткой и вновь тянусь к телефону. Открываю госуслуги, где дрягается до сих пор не оплаченный штраф, перелистываю на вторую страницу со снимком видеофиксации и протягиваю гаджет Марго.

– Ты ж знаешь, я на воду дуть не буду, – вновь повторяю свои же слова.

Та молчит, лишь моргает. А еще не меньше пары минут вглядывается в черно-белое фото, не стесняясь его увеличивать и детально изучать. Затем с прищуром зыркает на Светку и, присвистнув, выплевывает:

– Лапина, твою же мать… чего ж тебе, дуре, обычных бананов не жралось?

– Что? – в третий раз выдает хозяйка дома, но, увидев, фото, нервно качает головой. – Маргоша, это неправда! Это не…

– Ты! – припечатывает Назарова, моментально напоминая всем забывшим, кем и где она работает. – Эх ты, блудливая коза, хоть бы постеснялась выряжаться в ту же одежду, в которой блядуешь… да еще с кем.

И тут у нашей не паникерши сдают нервы. Конкретно так сдают.

Лапина, как ураган, подрывается с места, спрыгивает со стула, отчего тот отъезжает назад, противно шкрябая ножками по плитке, и чудом не грохается. Сжимает кулачки, задирает подбородок и…

– Я его люблю! – выкрикивает, фонтанируя эмоциями, и для убедительности топает ногой. – А ты, – ноготок с ярко-алым маникюром прицельно упирается мне в грудь, – его не ценишь.

– Да куда уж ей, – тяжко выдыхает Назарова, закатывая глаза, – это ты у нас, оказывается, великая ценительница и хероглотательница. И не стыдно, Светка?

Давит взглядом, как бетонной стеной.

– Я тоже счастья хочу! – по-детски шмыгает носом любовница моего благоверного и уже не подруга. – А Олеська – рыба мороженая. И Серёжку не удовлетворяет.

– Да и ты, по ходу, тоже, – припечатываю я ее, напоминая про полученную смску. – Что, Лапина, горько, когда изменяют не с тобой?

Маргоша только хмыкает, но, когда уже выходим в коридор, не сдерживается:

– Знаешь, Светка, почему ты в детстве всегда выигрывала по размеру кучи в горшке? Потому что ты вся – одно сплошное говно!

Глава 7

ОЛЕСЯ

– Олесь, слушай, а ты про статистику не врала? – интересуется Рита, когда мы, взявшись под руки, вышагиваем в сторону проспекта.

Ночь. Фонари. Шелест ветра в густых еще кронах деревьев. Подсвеченные витрины магазинов и кафешек. Яркие фары пролетающих мимо редких машин. Прохлада. Свежесть.

То, что доктор прописал.

Не сговариваясь, решаем, что проветрить голову обеим не повредит, да и сна ни в одном глазу нет. Какое тут, после Светкиных выступлений? А такси вызвать всегда успеем.

– В статьях именно так было написано. Но там ведь как, Тусь? Опрос явно не органы статистики проводили, сама понимаешь, – бросаю на Маргариту вопросительный взгляд. – Что тебя напрягает?

– Лапина и твой Киров, – выдает без раздумий. – А что если Лапина и мой Назаров?

– С ума сошла? – застываю на месте, забывая сделать следующий шаг. – Чтобы твой Олежек и Светка? Ну, Ритка, ненормальная! Перестань даже думать в эту сторону. У тебя идеальный муж, который тебя несколько лет добивался, чтобы позволила на руках носить. А от детей в каком восторге? Секции, бассейн, общение с учителями – везде помогает. Да вы с ним, как ниточка с иголочкой – всегда вместе. Выбрось каку из головы! Поняла?!

Подружка не меньше минуты задумчиво почесывает зубами нижнюю губу и прячет глаза, что на нее совсем не похоже. Затем шумно выдыхает и разрождается:

– Леська, я тебе сейчас одну вещь скажу, только…

Морщит нос, будто все еще не уверена, стоит ли продолжать.

– Ну и какую страшную тайну я должна хранить под семью печатями? – подначиваю.

Становится интересно – жуть, потому что Назарова – это ни разу не трепетная лань, она любого мужика парой фраз за пояс заткнет и на полку задвинет, если он берега попутает. А тут стесняется, аки школьница на первом свидании?!

Ёклмн… вот это да!

– Я ни разу не делала минет, – беззвучно, одними губами проговаривает Назарова, а затем звонко хлопает ладошкой, прикрывая рот, и краснеет.

Твою ж кочерыжку!

Следачка моя драгоценная краснеет!

– Правда? – шепчу заговорщически, наклоняясь к ней ближе.

– Ага.

– Круто!

Выставляю вверх большие пальцы на обеих руках, чтобы слова не расходились с делом.

– Чего это? – а вот теперь меня сверлят жутко пронзительным взглядом.

Подзываю Ритульку указательным пальцем наклониться поближе и, когда она подчиняется, шепчу:

– Я тоже… ни разу.

– Да ну нах?! – выпаливает грозная женщина, глядя на меня дико охреневшими глазами.

Смотрю в ответ и киваю.

Немая сцена длится недолго.

Прыскаем с ней одновременно. Ржем так, что слезы на глазах выступают, и животы прихватывает.

И даже если вместе с этим выбросом адреналина выходит разочарование, которое испытываем обе, потеряв близкую подругу, пусть так. Все справляются со стрессом по-своему. А у нас с Ритулькой благодаря Лапиной появляется еще одна ниточка, которая упрочняет и без того крепкую дружбу еще больше.

– Ну это же не повод, чтобы он тебя…

– А вот завтра и узнаю.

Назарову понимаю с полуфразы, но ответить точнее пока не берусь. По мне – такой повод – глупость несусветная, а что уж на самом деле… уверена, Сережа, прижатый к стенке, непременно скоро поведает.

Вдруг я не права? И ему это важно.

Никогда не считала, что в сексе нужно слепо соглашаться на любые эксперименты только потому, что так делают все, а после обсуждают это на каждом углу, пишут в журналах, статьях в интернете, книгах. Вместе с тем вариант: ночью, под одеялом, без света и только на спине – как единственно для меня приемлемый, я тоже мужу не проталкивала. Нет.

У нас было много всего и разнообразного (по моей версии), но без шпагоглотания, к которому, если уж вспоминать всё от и до, Сергей никогда не подталкивал. А у меня – порадовать его таким способом – самостоятельного желания не возникало.

Купив по стаканчику безалкогольного глинтвейна в фудтраке «Возьми с собой» и пакетик пончиков, облитых сахарной глазурью, облюбовываем лавочку в небольшом скверике и с удовольствием разваливаемся на ней, вытягивая ноги.

– Олесь, и что ты в итоге думаешь делать?

Рита смотрит на меня глазами-рентгенами, оставляя веселье за спиной.

– С Сергеем? – уточняю на всякий.

– Ну а с кем же еще?

– А есть варианты? – вскидываю бровь. – Разводиться, естественно.

Я не стесняюсь обсуждать с Назаровой такие вопросы, потому что без вариантов: при сложных проблемах именно к ней обращусь за поддержкой и советом.

Не к маме, не к сводным сестре или братцу, и тем более, не к отчиму. К ней. Той, в ком уверена, как в самой себе.

И даже предательство Лапиной не подтачивает фундамент этой моей железобетонной убежденности. Ритулька подставит хрупкое плечо и всегда поможет.

– Ну, кто ж знает, на что тебя может подтолкнуть женская логика?! – фыркает Маргоша.

Она за раз откусывает треть пончика и с блаженным стоном его жуёт. Затем запивает теплым напитком.

Присоединяюсь.

– Лесь, если что, ты имей ввиду, – продолжает, тыкая в мою сторону остатками сдобы, – у меня подвязки даже в морге имеются.

Кхекаю, забывая сделать новый глоток.

– Какая ты, однако, кровожадная женщина, – не скрываю улыбки. – И на кладбище тоже?

– И на нем, – отвечает серьезно.

Верю без сомнений.

И точно знаю: если в порыве гнева пристукну благоверного – шучу конечно, куда уж мне – Назарова не постыдится составить компанию, чтобы его прикопать по-тихому. Всё просто: для нее наша дружба – не только слова. Это состояние души, родство на глубинном уровне. Так же, как и у меня.

– Ой, все, Тусь, ну его в зад, кобеля гулящего. Лучше про Машутку расскажи, как там у моей крестницы дела? – уверенно меняю тему, попутно стараясь выкинуть из головы… будоражащую картинку похоронной процессии.

С чего бы?

Всё просто. Однажды предавший – для меня умирает навсегда. Может, потому что я – действительно холодная эгоистка, не верящая во вторые и третьи шансы. А может, потому, что горький опыт предательства собственной матери, из раза в раз выбирающей себя, своего нового мужа и детей от него, но не меня, старшую дочь, приучил не подставлять вторую щеку, когда наотмашь бьют по первой.

Глава 8

ОЛЕСЯ

Слышу, как со щелчком проворачивается ключ в личине, но к входной двери не спешу. Хотя раньше всегда бежала с привычной, но искренней улыбкой на губах.

Сейчас тоже улыбаюсь, хотя нет, скалюсь, чувствуя, как ноют стиснутые зубы.

Сижу в кресле в гостиной, где привычно негромко работает телевизор, который смотрела одним глазом, и жду появления мужа.

Щелчок захлопнувшейся двери сменяется бряцаньем ключей о полку, установленную в прихожей. Дальше тихий шорох сбрасываемой обуви. Не сомневаюсь, как попало. Сергею вечно не до аккуратности. Деловой человек, куда уж ему?

В офисе, если нужно прибраться, секретарь все поправит, дома – непременно жена. Хорошо устроился.

По коже пробегает нервная дрожь, заставляя волоски топорщиться. Сердце шумно колотится в ребра.

Но, словно желая поддержать, перед мысленным взором возникает привычно спокойное лицо папы и наш с ним разговор, состоявшийся десять лет назад. Тогда он отвозил меня по адресу, который я ему называла – в Комитет по земельно-имущественным отношениям. Туда я ехала, планируя устроиться на работу. И ведь устроилась, пройдя собеседование, хотя зайцем тряслась, дай боже…

– Думаешь, предстоит сложная встреча? – интересуется папа.

– Прости? – вскидываю голову и осматриваюсь.

Машина стоит возле нужного здания, мотор заглушен, а отражение глаз родителя в зеркале заднего вида немного обеспокоенное.

– Мы уже пять минут, как приехали, Олесь. Вот я и спрашиваю: боишься, что встреча сложная?

– Уверена, пап, на сто процентов, – вздыхаю, и волна дрожи бежит от кистей рук до шеи и ныряет в сердце.

– А ты дави противника невозмутимостью, – отец оглядывается и улыбается, отчего вокруг глаз собираются дружелюбные мимические морщинки. – Бери волю в кулак, делай морду кирпичом и смотри на всех, как на противную плесень.

– Думаешь, поможет?

– Конечно! Я всегда так делаю.

Шумно выдыхаю, признаюсь:

– Я просто не знаю, чего ждать от собеседования.

Не хочется заранее думать о плохом, тем самым притягивая негатив в реальность. Но размышлять красивыми фразами – это одно, а мандражировать перед толпой чиновников высокого ранга – совершенно иное. Страх одолевает сам собой.

– А ты не жди ничего хорошего, дочь, – усмехается отец. – Никогда не жди ничего хорошего. Тогда не будешь разочарована.

Несколько коротких секунд вглядываюсь в глаза, так похожие на мои, вижу в них не только свое отражение, но и несомненную отцовскую гордость, нервно улыбаюсь и убираю локон за ухо.

– Я попробую, пап.

Делаю глубокий вдох, ловлю подбадривающий кивок и шустро выбираюсь из машины. Приподнимаю подбородок повыше и чеканю шаг в сторону крыльца, не поддаваясь желанию трусливо сбежать.

– Противная плесень, – усмехаюсь мысленно.

Крепко сжимаю, а потом разжимаю кулаки, по шорохам догадываясь о скорой встрече. Затем заставляю себя расслабиться.

Я заранее скорректировала план действий – не водить хороводы вокруг да около, не ныть, а четко проговаривать проблему и пути ее решения. К тому же времени у нас не так, чтобы много. Всего полчаса на разговор наедине. После мне следует выдвигаться в сторону спорткомплекса, куда прибудет автобус с моим любимым сыном-тхэквондистом.

К встрече с супругом, как и планировала, я подготовилась основательно. Надела, очень красивый комплект гипюрового белья, который почему-то долго берегла, зато теперь он основательно повышает мою собственную самооценку; темно-серые чулки с ажурной резинкой, слегка выглядывающей из-под задравшегося по бедру подола и черное платье-лапшу, облегающее тело, как перчатка, и подчеркивающее все особенности фигуры.

А фигура у меня – хорошая, кто бы что не говорил. Особенно после трех дней нервной диеты, когда кусок в горло не лез. Да благодаря тренировкам в спортзале, которыми занялась не так давно, но основательно.

– Лесь? Привет, – муж замечает мое присутствие, застывая на пороге комнаты.

Скользит взглядом, подмечая детали. Я вижу, как он цепляет ту самую ажурную резинку чулок. Поднимается выше, царапает грудь, вглядывается в мое лицо, ярко-красную помаду… и начинает хмуриться.

Понимает, что я все знаю?

Ага, я знаю... целых три дня знаю, что мой мужчина уже не мой. Не только мой.

Выключаю телевизор, с громким чмоком вытаскиваю из-за щеки чупа-чупс, медленно облизываюсь и делаю приглашающий жест в сторону дивана:

– Проходи, Сереж. Кажется, пришло время поговорить?

– О чем?

Муж не облегчает мне задачу, включая непонимание, да еще не садится, а останавливается у окна. Спиной к нему, отчего лицо оказывается немного в тени. Впрочем, это мне не мешает отслеживать его мимику.

– О том, как плохо, Сергей Борисович, порой нарушать правила ГИБДД, – сетую, вновь засовывая конфету на палочке за щеку.

Тянусь к телефону и отсылаю злосчастный штраф нужному адресату. Пусть полюбуется.

– Если проблема только в оплате, то позже разберусь, – отмахивается Киров, не особо торопясь проверять, что я ему скинула. – Устал, как собака.

– Как кобель, ты хотел сказать? – усмехаюсь, совершенно забывая, что пару минут назад считала себя уязвимой в сидячем положении.

Какое там.

Наверное, только то, что прежде чем зарядить по наглой блядской роже, нужно сначала встать, пересечь комнату и лишь потом вмазать, удерживает меня от рукоприкладства. Слишком много телодвижений ради результата, который не факт, что удовлетворит.

К тому же папа учил прятать эмоции, а противника давить невозмутимостью и безразличием. Хотя в отношении Кирова отлично работает и презрение, и брезгливость.

– Бедненький, столько баб себе завел, когда только всё успеваешь? Кстати, с именами не путаешься? Память к старости еще не подводит? Или в твоем словарном запасе все любовницы – это «киски», «зайки», «лапушки» и прочая блядская нечисть?

– Это что за предъявы? – ух ты, у благоверного прорезается командный голос, в глазах вспыхивает гнев, лицо каменеет, ноздри зло раздуваются.

А вот ни хрена не страшно. Противно – да. Брезгливость так и подталкивает сморщить нос и передернуть плечами, но я сижу. Улыбаюсь. Катаю за щекой чупа-чупс.

– Это, дорогой, называется: жена дважды за три дня узнала, что её муж ей изменяет. Какой ты у меня, однако… шлюха.

Сергей внимательно смотрит. Тяжело вздыхает и непонятно почему расслабляется. Осматривается и неторопливо усаживается на диван, вытягивает ноги.

Жду, что попробует оправдаться…

Ошибаюсь.

– Олеся, успокойся. Узнала и узнала. Что ты начинаешь? – голос ровный, но стальные нотки так и сочатся. – И перестань кидаться глупыми оскорблениями. Я – мужчина. Естественно, что у меня больше свобод.

– Глупыми? Больше свобод? Я так не считаю, – хмыкаю с презрением. – И уж извини за прямоту, Сережа, но по мне термин «шлюха» не имеет половой принадлежности. Он характеризует любого индивида, ведущего беспорядочную половую жизнь.

– Ну хватит!

– Нет, не хватит! – продолжаю настырно. – Или у тебя всё упорядочено? Будни с женой, выходные со Светкой Лапиной, а «командировки», – рисую пальцами в воздухе кавычки, – с той красоткой, что вчера прислала мне смс? Кстати, как? Овсяночку на молоке варила? Или всё же на воде?