Текст книги "Сделка-only (СИ)"

Автор книги: Рина Беж

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц)

– А в тех бумагах, что у тебя дома, – вдруг прищуривается он, мгновенно превращаясь из милого улыбахи, каким был при встрече, в прожжённого дельца, взявшего след, – что? Расчеты и сметы именно по объекту Маркова? Почему ты связала одно с другим? А сканы и копии, снятые с расчерченных от руки листов, тоже есть? Карандашные наброски школы и детского сада с общей игровой площадкой видела?

– Эй-эй-эй, стоп, – приподнимаю руки, прося немного притормозить. – Вообще-то настолько глубоко я в чужие документы не зарывалась. Не имею привычки, – хмурюсь, вновь смотря на каждого из мужчин по очереди и отмечая, что они, не таясь, переглядываются. – Но то, что бумаги по объекту Маркова, не сомневаюсь. Иван только этим вопросом последние месяцы занимался.

– И теперь просит срочно их вернуть?

– Верно.

– Черт! И как мы сразу не доперли, что он запросто у тебя мог всё прятать? – сжимает лежащую на столе руку в кулак Арский, хотя, судя, по лицу, с удовольствием бы им кому-нибудь врезал.

А у меня брови на лоб лезут.

И как-то сразу вспоминается, что Ванюшка в первые пару недель, когда папочка ему разработку «Жемчужины» доверил, не особо радовался. Ходил хмурый и нервный. Всё цифры у него не бились. Или были слишком заоблачными. А вот спустя месяц или около того стал каким-то слишком довольным. Даже пару бутылок шампанского приволок, чтоб отметить событие. Сказал, что разработчики внесли глобальные правки и обыграли кое-какие детали иначе. Да, точно. Тогда-то он и папки приволок. А после три или четыре ночи подряд безвылазно за столом просиживал, что-то пересчитывая и смеясь. Ну да, верно, он еще на офис забил. Валюша ему документы прямо ко мне в квартиру возила.

– Вер, а ты не могла бы…

Вклинивается в воспоминания Михайлов, но я его обрываю, потому что о продолжении фразы и сама догадываюсь.

– Пока все толком не объясните, ничего обещать не буду, – заявляю четко, а затем киваю на огромные часы, украшающие зал, – до конца обеда, между прочим, пятнадцать минут осталось. Вы как хотите, а я желаю доесть. Может, мне через полчаса так нервы накрутят, что потом и ужинать будет противно. Так что, мальчики, приятного аппетита… мне.

Протараторив все без запинки, вновь берусь за вилку и ем.

И никто не мешает. Мужчины заказывают официанту три чашки кофе, а после переключаются на обсуждение какого-то общего знакомого, влезшего в реставрационные работы здания бывшей прокуратуры и попавшего под внимание миграционной службы из-за того, что девяносто процентов его рабочих – граждане ближнего зарубежья без документов.

Слушаю их краем уха и нет-нет, да проваливаюсь в анализ сказанного Арским. Что-то не нравятся мне выводы, которые напрашиваются сами собой. Да и действия Игнатова-младшего выглядят теперь иначе. Очень подозрительно.

На работу возвращаюсь в раздумьях. С Михайловым прощаюсь на автомате. Даже в кабинет Игнатова-старшего вхожу, забывая чувствовать мандраж и пиетет перед «царь-батюшкой».

– Сергей Сергеевич, – произношу ровно и обеими руками прижимаю к животу прихваченный по случаю ежедневник. – Вы просили зайти.

Да, напоминаю.

Ну а вдруг старческий маразм?

Сына-то он с женой поздно родил. Ему, если не ошибаюсь, где-то под шестидесятник сейчас. А у меня и в двадцать восемь иногда кое-что из головы вылетает. Вот, к примеру, просьбы всяких бывших женихов.

Иван-Царевичей, мать их так.

– Проходите, Вера Владимировна, – кивает высший начальник и сверху до низу полосует цепким взглядом из-под очков. – Присядьте пока, – указывает на стул напротив своего кресла. – Я через пару минут освобожусь.

И углубляется в бумаги, которые просматривал перед моим приходом.

Выполняю.

Прикрываю за собой дверь. До этого ее не трогала. А ну как прямо с порога выставят писать заявление в приемной. И прохожу к обозначенному месту. Спокойно сажусь, скрещиваю ноги в лодыжках, складываю ладошки на кожаной обложке записной книги и, чтобы не скучать, приступаю к визуальному осмотру кабинета.

Ну не на генерального же пялиться?

Мне мужчины в возрасте как-то не интересны.

– Нравится? – вопрос Игнатова застает врасплох.

Признаюсь, фотокартина, на изучении которой меня ловят, впечатляет. Не потому, что она прекрасна, и я хотела бы там побывать. Скорее, тем, что кажется здесь неуместной.

В кабинете гендиректора солидной строительной фирмы я ожидаю увидеть один из тех объектов, что уже были спроектированы и воплощены в реальность «Слайтон-строем», но никак не хибарку, сколоченную из бамбука.

Ах да, на картине представлен пейзаж с лазурно-голубым морем, белым песчаным пляжем и небольшое бунгало под высоченной пальмой.

– Симпатично, – даю обтекаемую оценку, уверенная, что мое мнение хозяина кабинета вообще никак не волнует, и встречаюсь с зелеными чуть прищуренными глазами.

Судя по позе, Игнатов уже какое-то время не читает свои бумаги, а наблюдает за мной.

Хм, проморгала. Сама виновата. Надо быть внимательней, впрочем…

– Вера Владимировна, Вы умная женщина?

Такого вопроса от директора не ожидаю. Наверное, на то он и рассчитывает, потому что, спросив, чуть склоняет голову вбок и пристально изучает мое лицо, шею, грудь, руки.

Неприятно. Но терпимо.

– Хотела бы ответить – да, – обозначаю намек на улыбку, делая паузу, и продолжаю, – но, нет.

– Нет?

– Нет. Мой папа говорит, что люди, считающие себя умными, самые большие глупцы на свете. Потому что не умеют думать и анализировать.

– Вот как? – Игнатов отклоняется на спинку кресла, упирается локтями в подлокотники и складывает пальцы домиком. – Интересный у Вас… папа. Мудрый.

– Самый лучший, – а вот теперь улыбаюсь по-настоящему.

Обожаю своих родителей.

– Тогда, как дочь мудрого отца, скажите мне, Вера…, если я оставлю Вас в своей фирме работать дальше, Вы не наделаете глупостей? Да, я оценил Вашу выдержку в пятницу, хотя по лицу сразу понял, что про отношения Ивана и Ольги в курсе Вы не были, – Сергей Сергеевич говорит неторопливо, проникновенно, и пристально следит за моей реакцией. – Но что теперь, когда из подружки коммерческого директора Вы превратились в его бывшую?

– Ничего, – отвечаю, мотнув головой, – буду работать дальше… если Вы оставите меня в своей фирме.

Специально повторяю его первую фразу слово в слово. Даю понять, что все намеки услышала и оценила.

– А Иван?

– А что Иван?

– Как вы будете общаться с ним дальше?

Ах, Вы об этом недоразумении?! Восклицаю молча, сдерживая порыв хлопнуть себя по лбу.

Но отвечаю ровно:

– Иван Сергеевич не является моим непосредственным начальником. Не думаю, что нам придется с ним часто видеться, – пожимаю плечом. – Влезать в отношения Вашего сына и Марковой я также не намерена.

Вот уж на это даю стопроцентную гарантию. Мне этот кобель теперь даром не сдался.

Вновь сталкиваемся с генеральным взглядами. Проскакивает мысль, что он делает это специально. Только зачем?

– Мне нравятся Ваши здравые суждения, Вера…

Игнатов выдерживает паузу вместо того, чтобы назвать мое отчество, и этот факт мне очень и очень не нравится.

Сделать замечание?

Нет, потерплю.

Хотя продолжение настораживает. Как и то, что Сергей Сергеевич выходит из-за стола, останавливается у меня за спиной и, положив ладони мне на плечи, произносит на ухо:

– И Вы нравитесь.

Сжимает плечи сильнее.

Что, мля?

Хочется вскочить и выкрикнуть распоясавшемуся нахалу свою претензию в лицо, но посильнее вжав ногти в кожаный перелет ежедневника, остаюсь на месте.

– Зато Вы мне – нет, – произношу ровно, но щеки от возмущения пылают.

Уши тоже горят.

Мысленно я уже беру в руки тесак… и все лишние запчасти у оборзевшего старого пердуна отрубаю.

– Хм, смелая, – довольно усмехается Игнатов и, слава богу, оставляет меня в покое. – Теперь понимаю, чем Вы, Верочка, так привлекли моего сына. Даже завидую ему немного. Хотя… – гендиректор возвращается в свое кресло и смотрит на меня в упор, – у нас же с вами все еще может только начинаться… в то время, как с Иваном у вас всё уже закончилось.

Сижу. Молчу. Киплю. Расчленяю.

Внешне же – удав удавом и хвост не шевелится. Но придушить мерзавца, из которого уже песок сыпется, так и подмывает. Зверски.

А ведь я тихая, добрая и светлая девочка всегда у мамы с папой была.

– Сергей Сергеевич, я не совсем понимаю суть нашего разговора, – делаю паузу, не отводя взгляда. Приходится очень сложно. Всё-таки энергетика у Ванюшиного папки бешеная. – Но то, что слышу, простите, мне не нравится.

– А Вы, Вера Владимировна, не торопитесь с выводами. На досуге подумайте получше. Вдруг что-то да изменится. Мне будет очень жаль терять такого хорошего специалиста, как Вы, – улыбается мерзавец и кивает на выход. – А пока можете быть свободны.

Не отвечаю. Да и что тут говорить, если свою позицию каждый успел обозначить.

Поднимаюсь со стула и иду к выходу. Спину вновь прожигает тяжелый и теперь однозначно неприятный взгляд. Но я заставляю себя не сгибаться и держать осанку.

– Орлова, – раздается, когда я берусь за ручку двери. – Три недели. За это время примите правильное решение.

– Непременно, Сергей Сергеевич, – отвечаю, обернувшись и улыбнувшись.

Прям вижу, как душу старого козла.

Вот же паразит, специально такой срок выставил, чтобы к приезду любимого чада либо меня из фирмы убрать, либо под себя подложить. И нетрудно догадаться, какой вариант прельщает его больше.

Кипя, как готовый взлететь на воздух чайник без воды, прощаюсь с секретаршей царя-самодура и иду в приемную его наследного принца-паршивца. Если Синюхина только попытается меня обидеть, не сдержусь. Эту точно по стене размажу.

Но удивленно застываю перед запертой дверью.

– А Валентина Игоревна уехала по срочному делу, Вера Владимировна, – сообщает Мельникова, начальник кадровой службы, занимающая соседний кабинет. – Просила Вам передать, что с документами вопрос закроет сама. Наверное, Вы понимаете, о чем речь?

– Понимаю, Татьяна Витальевна, – отвечаю, чтобы не развивать тему с любящей поболтать и посплетничать дамой. – Спасибо.

К себе в кабинет возвращаюсь, нахмурившись.

Не нравится мне послание Вальки, ох, и не нравится.

Глава 17

До дома доползаю в состоянии полутрупика, у которого ножки идут сами по себе и глазик дергается.

Понедельник, чтоб его, действительно оказывается тяжелым. А все потому, что, вернувшись с променада по двум приемным подряд, не успеваю я вдохнуть, как попадаю в лапы Мамаева.

Начальник, охая, ахая и причитая, что сроки горят, внимательно выслушивает причины моего отсутствия на рабочем месте, кивает и отправляет доделывать документы, которые остались с первой половины дня. А спустя час притаскивает еще одну пачку. Свеженьких.

– С пылу, с жару.

Шутник, ёшкин кот.

В итоге даже ласковое майское солнышко хоть и радует в семь вечера, но не так чтобы сильно. Однако, пару раз голову вверх все же запрокидываю и под яркими лучами жмурюсь.

– Верочка, здравствуй, – приветствует меня Клавдия Ильинична, стоит подойти к подъезду.

Ее нездоровый ажиотаж мгновенно бросается в глаза.

Еще бы. Обычно соседка и все ее подружки – внештатные сотрудники КГБ, не иначе, а с виду – самые обыкновенные бабульки, заметив приближение любого живого существа замирают и жадно, будто сканеры в едином порыве, отслеживают все до последнего действия «объекта».

Как идет, куда смотрит, что несет, во что одет, как широко улыбается, пока здоровается, отводит или не отводит глаза, насколько подробно отвечает на заданные между делом вопросы, замалчивает ли правду, как быстро сбегает. Дальше объекту наблюдения улыбаются, желают здоровья и всего хорошего, дают секунд десять, чтобы ретировался, и приступают к обсуждению отмеченных «косяков» в поведении и внешнем виде.

Хорошо, если успеваешь за те самые десять секунд сбежать. Я пару раз опоздала. Сначала «таблетка» домофона не сработала, после тормознула, чтобы грязь с ботинок отряхнуть.

Узнала много нового.

О себе, об Иване, о том сколько раз за последний месяц пользовалась услугами такси, что папа у меня – настоящий полковник, и усы ему идут, а мама – интеллигентнейшая женщина, но каблуки для ее возраста все же нужно выбирать пониже.

В целом, познавательно.

Но сегодня все идет не по плану. Выполняющая важную миссию по отслеживанию всех входящих, выходящих и мимо проходящих жителей нашего и соседних подъездов Клавдия Ильинична Шапочкина не дожидается моего приветствия и открывает рот первой.

Странно?

Еще как. Учитывая, что на моей памяти это происходит всего лишь второй раз. Про первый и вспоминать не хочется.

– Добрый вечер, – здороваюсь сразу со всеми старушками, каждую одаривая улыбкой.

Нет, всё же прикольные они божьи одуванчики. У нас в городе, где я родилась и жила до переезда в Питер, тоже такие были. В накрахмаленных беретках и шифоновых платках на голове. Кто-то с белыми воротничками и брошами на платьях. Моя бабуля среди них верховодила. Но властью не спекулировала и мне спуску не давала, если слишком короткую юбку замечала или ярко накрашенные глаза.

– Клавдия Ильинична, – своей соседке улыбаюсь чуть шире, еще и киваю. Даю понять, что ее поступок заметила и оценила, – помощь нужна? Поднять Вам сумку до квартиры? – смотрю на битком набитую авоську на колесиках, что стоит у нее в ногах.

Та руки потирает, но отказывается.

– Спасибо, Верочка, не нужно. Она не тяжелая. У меня там только буханка хлеба. Да Ваське пачку сухого корма купила. Ах, забыла, я ж еще сухарей с изюмом взяла, – это уже товаркам, что внимательно разговор мониторят. – На них в «Пятерочке» акция, девочки. Сорок восемь процентов.

«Девочки» кивают, переглядываются. Одна из компании порывается пойти прикупить нужный товар, пока скидку не отменили. Остальные поддерживают. Советы дают, что две пачки даже лучше. Сухари же. Не испортятся.

Я тяну улыбку, тоже киваю, но в сторону подъездной двери посматриваю. Может, желание Клавдии Ильиничны пообщаться мне показалось? Всякое бывает. Мысленно уже стол к ужину накрываю. Пусть Игнатов-старший нервы накрутил, но есть всё равно хочется.

А дома у меня котлетки. Куриные. Ага, из той же самой «Пятерочки». Я их как раз перед тем как коробки у Людочки взять, прикупила.

– Что ж, тогда всем хорошего вечера, – обращаюсь к божьим одуванчикам, отвлекшимся на «подружку», что уже рванула в сторону магазина. – Пойду я. Устала с работы, – добавляю значимости. – Весь день договора проверяла.

– О, да это такое дело…

«Пища», подкинутая для обсуждения, бабулькам нравится. Они резво принимаются обсуждать… повысившуюся квартплату. Где логика – не догоняю, но им виднее.

Зато Клавдия Ильинична с лавочки соскакивает и порывается меня проводить.

Ясно. Значит, не показалось.

– Вер, а у тебя подружка сегодня после обеда была, – выдает она заговорщическим шепотом и вместо меня вынимает из кармана брелок с ключами, чтобы открыть домофон, когда мы останавливаемся под железной дверью. – Блондинка в синем платье. На каблучищах.

– А, это Валентина, – киваю, делая вид, что так и должно быть. Попробуй я показать испуг, тут же и МЧС, и полицию, и скорую помощь до кучи вызовут. – После двух где-то? Так?

– Да, верно, как раз новости по первому закончились, – кивает Шапочкина и следом кривится. – Ох, и неприятная особа. Даже не поздоровалась, когда я выглянула.

Интересненько. Обычно Клавдия Ильинична не настолько любопытна.

– Неужели шумела? – кидаю предположение, тыкая пальцем в небо.

Но… угадываю.

– Ве-е-ера, она матюгалась!

– Да Вы что?

– Вот те крест! Громко. И несколько раз.

– Паразитка какая, – качаю головой, поражаясь наглости Синюхиной.

Эта мымра вообще страх потеряла, сунувшись в мой дом? Про ключи догадаться несложно. Игнатов дал.

Но когда и зачем?

Неужели документы настолько важны, что забрать их у меня – подгорает? И пути решения задачи, пусть и преступные, не останавливают? Подозрительно.

– Ой, Верочка, паразитка, как есть, – соглашается со мной соседка и сразу дает совет. – Уж ты бы себе какую другую подружку поискала, девонька. А знаешь, что? Обрати внимание, у Серафимы Михайловны из семьдесят пятой квартиры Зойка неплохая… – Клавдия Ильинична задирает голову, тыкая пальцем в одно из окон, явно рассчитывая, что я мгновенно пойму о ком идет речь.

Угукаю, но интересует меня другое.

– Странно, что она так некрасиво себя вела. Вроде ж культурная.

– Ну так злилась. Ключом-то вертела-вертела, а дверь открыть не смогла. Уж и пинала ее, и ругалась, а все одно – ушла ни с чем.

– А-а-а, – улыбаюсь от уха до уха, воспринимая слова соседки, как бальзам на душу. – Так подружка-то забыла, что у меня та личина уже недели три заедает, и я теперь на другую запираю.

Боже. Не было бы счастья, да несчастье помогло.

Бедная Синюхина. И тут обломалась.

– Ну ты уж ей напомни, коли считаешь нужным, – кивает Шапочкина, а потом за рукав тихонько тянет и на ухо шепчет, – но лучше всё же ее поменяй. Не нравится она мне, Верочка. Нехорошая девка. Ох, нехорошая.

– Обязательно, Клавдия Ильинична, спасибо, что сказали, – благодарю бабульку, что, выполнив важную миссию, гладит меня по спине и спокойно отпускает домой.

Хорошо иметь под боком своих агентов.

В квартиру залетаю, во всю кипя возмущением и проклиная и Игнатова-младшего, и Игнатова-старшего и Синюхину-крыску, сделавших день невыносимым. Рассчитываю, что всем трем гадам будет икаться, и они от меня отстанут, но ошибаюсь.

Одному не икается. Потому что он звонит буквально через полчаса и бодрым голосом вместо «Здравствуй» уточняет:

– Верочка, милая, ты хочешь проблем?

– Ты о чем, Ваня? – включаю дурочку, запихивая сковороду с котлетами обратно в холодильник.

Нет, все-таки ужин отменяется. Кусок в горло с этими Игнатовыми не полезет.

– Про документы, которые ты забыла привезти на работу, – голос бывшего жениха звучит непривычно жестко. За время нашего знакомства он разговаривал таким тоном всего несколько раз. Гнобил подчиненных, сдавших отчеты с грубыми ошибками и затянув сроки. Со мной – ни разу. – Хреновые шутки, Верочка. Опасные.

Даже так?

– То есть, – не скрываю удивления, – когда я решаю с тобой порвать из-за ТВОЕГО обмана, ты говоришь мне не пылить и подумать. А когда я, Ваня, решаю пойти тебе на встречу и согласиться продолжить наши отношения по твоим правилам, ты звонишь мне и грубишь? И из-за чего? Из-за того, что я просто не успела утром собраться и захватить твои чертовы непонятные документы? Просто. Не. Успела! Ты же понимаешь, что я не могу опаздывать на работу, Мамаев меня живьем съест? Мне утром нужно одеться, накраситься и привести себя в порядок, выбрать платье и туфельки. Я же девочка, Ваня, а не пацан, которому штаны натянул, и красавчик. Ты же про свои бумаги мне когда напомнил? Утром, почти перед выходом, когда время поджимало. Я спешила, а их нужно было собрать и запаковать, – делаю паузу, звучно выдыхаю и на тон ниже и печальней продолжаю. – Неужели случится что-то страшное, если я привезу их завтра? Они настолько тебе ценны, что ты бросаешься меня обижать, не выслушав? Или просто уже меня не любишь?

Для острастки хочется громко всхлипнуть, но, думаю, будет перебор. Потому просто врубаю ежа и пыхчу. Громко. Прочувствованно.

Пусть слушает. Я «обиделась».

– Вер, но Валя сказала, что ты притащила какую-то дурацкую коробку с непонятным лосем и моими вещами? – Игнатов заметно снижает напор, но подозрительность до конца не убирает. – А в обед сидела в кафе с Арским. Что вы могли с ним обсуждать?

– Валя сказала? – переспрашиваю, врубая ревность. – Валя сказала? То есть она что, открыла коробку с твоим подарком? Зачем она в него полезла? Кто разрешал? Вот наглая. Вот бес-ссс-совестная.

– А Арский в обед?

Ах ты ж, мать ети, дотошный!

– А на обед я с Михайловым ходила. Или Валюша твоя страдает избирательной памятью? Он при ней в кабинет заходил и звал. А уж твой Арский нас там сам нашел. И представляешь, мало того, что в твой адрес кучу гадостей наговорил, еще посмеялся, что тебя избил. Ва-ань, правда, что ли? Ва-ань, больно? Сильно он?

Пришли фотку, хоть поржу. Добавляю мысленно.

– Нет, не сильно, почти незаметно, – такой поворот беседы Игнатову не нравится. Фыркает. – Валя сказала, что вы с Арским не ругались, а мирно рядышком сидели и чирикали.

Вот же стерва языкастая.

– Так и сказала? – охаю. – Вот врушка! Вань, а ты знаешь, что она МНЕ сказала? Что вы с ней любовниками были! Представляешь?

Странный грохот и мат на другом конце связи умиляют.

Лбом стучись, милый, лбом!

– Вань, Вань? Это что, правда?

Черт! Как же хочется… хрюкнуть и заржать.

Сдерживаюсь, всхлипываю в кулак.

– Вер, ты там чего, плачешь что ли? Да чушь всё это. Ну, было, так еще до тебя! По пьяни…

– Правда?

О, боже, дай мне сил доиграть этот бред до конца.

– Правда, – судя по шороху и смазанному ответу кому-то другому, Игнатова отвлекают и дергают. Ну, точно. Потому что разговор он торопится завершить. – Так ты завтра привезешь бумаги в офис, да? И со мной будешь? Надумала?

– Надумала, – отвечаю пространно, но бывшему этого хватает.

Звонок скидываю, четко понимая одно. Если Ванюшка про неудачную попытку вломиться в мой дом промолчал, значит, стерва-Валечка это проворачивала на свой страх и риск. Вот коза драная. Ну, я еще придумаю, как ей «спасибо» сказать.

И Иванушка-мать-ети-паразит тоже хорош. Оба бесят.

Внутри всё кипит и требует мщения. Но не глупого, бабского, а грамотного.

Вариантов немного.

В сумке отыскиваю свой ежедневник, где в контактах я точно записывала один нужный мне сейчас номерок.

Цифры вбиваю в набор не дрогнувшей рукой. Жду три гудка, а когда мне отвечают, говорю четко и без запинок:

– Виктор Алексеевич, а хотите вместе со мной Ванькины документы посмотреть?

– Буду через двадцать минут.

Арский в очередной раз оказывается красавчиком. Ни лишних вопросов, ни ужимок. Ловит подачу на лету.

Хорошо, но мало.

Откладываю телефон на комод и иду в гостиную, где стоят еще две коробки с лосями. Беру в руки ту, что потяжелее, и где приклеен скотчем альбомный лист с текстом «Осторожно, хрупкое!». Поднимаю повыше и… отпускаю.

Фух!

Грохот и звон стекла на секунду оглушают.

Ничего страшного! До десяти вечера еще долго, соседи жаловаться не прибегут.

Зато на душе… ну прям розы расцветают. Настолько хорошо становится. И улыбка на губах не вымученная, а радостная-прерадостная.

Как же порой для счастья мало надо… всего-то сделать то, что хочется.

Уверена, ничего цельного внутри не осталось. Любимая Ванюшина хрустальная пепельница, керамическая чашка-подарок из Германии, часы, статуэтка из дутого стекла в форме руки с шаром, цифровая рамка с нашими уже ненужными фотографиями, еще какая-то дребедень, кажется, с мужской косметикой. Всё в дребезги!

Отлично.

И дышится легче.

Виктора Алексеевича встречаю в ровно обозначенное им время с бутылкой шампанского в руке. На ужин настроения нет, зато на бокал игристого – вполне.

Мужчина мой порыв не комментирует. Усмехается и качает головой. Но пузатую дымчатую емкость откупоривает и фужер наполняет. И пока он, явно понимая намного больше моего, бегло просматривает папку с документами, причем, именно теми, что описывал в кафе, я неторопливо потягиваю напиток.

– Это был наш проект, разработанный моими парнями, как я и подозревал, – поясняет он спустя некоторое время. – Игнатову его слил кто-то из работающих у меня. Кто-то, кого я так и не доглядел. Но теперь вычислю обязательно. Знаешь, что самое мерзкое? – ловит мой взгляд и продолжает после согласного кивка. – Это происходит уже во второй раз. Первым был ЖХ на Крестовском. Год назад. Подозрения на кражу появились почти сразу, слишком уж проекты совпадали по деталям, но доказательств мы не нашли. Потому спустили все на тормозах, но на контроль взяли.

– Именно тогда Михайлов пришел в нашу контору, – приподнимаю бровь, ни на что особо не намекая, но все же…

– Он мой друг, учились вместе. И да, он сам вызвался помочь разгрести то дело. А потом у вас так и осел.

То, что Арский не скрывает такие детали, подкупает. Мы – не друзья. Но общего врага уже заимели.

– Думаю, временно, – смотрю в поблескивающие сталью глаза.

– Я тоже.

– А теперь что? – уточняю, пригубив игристую жидкость, и киваю на лежащую перед мужчиной папку. – Сможете доказать? – спрашиваю и сама же себе отвечаю. – Вряд ли. Завтра я должна вернуть это Синюхиной. Иначе проблемы будут уже у меня. Судя по угрозе в голосе Игнатова, сегодняшний день, это все, что я смогла отыграть у бывшего женишка.

– Он тебе угрожал? – тут же цепляется к словам Арский, прищуриваясь и играя желваками.

– Все в порядке, Виктор Алексеевич. Мы разобрались, – признательно ему улыбаюсь.

Неожиданная забота приятна. Даже очень.

– Уверена?

Смотрит, не моргая. Нет сомнений, попрошу защиты – поможет. Но не буду. Пока и сами с усами. Дальше – посмотрим.

– Да. Так что с этим? Неужели проглотите?

В ответ усмехается. Минуту раздумывает.

Потом кивает, принимая решение.

– Есть возможность их проучить. Будет сложно, но мы попытаемся. Для этого понадобятся свои люди в «Слайтоне». Один Михайлов вряд ли справится. Но мы решим вопрос. И нет, Вера Владимировна, я тебя не агитирую, не улыбайся так хищно.

– А меня не надо агитировать. Я – самовыдвиженец, – салютую ему бокалом. – Примерно три недели, может, чуть меньше, можешь на меня рассчитывать.

Припоминаю маслянистые глаза «царя-батюшки» и его мерзкие ручонки на моих плечах. Бр-р-рр! Старый козел. И никаких сомнений не остается, что зарвавшееся семейство Игнатовых немного спустить с небес на землю будет правильно.

Даже если опасно.

Арского провожаю до выхода минут через двадцать. Но вначале он объясняет то, как мы будем действовать уже завтра с утра. Меня все устраивает. Прощаемся.

А перед тем как выйти за дверь, мужчина обхватывает огромными ручищами мою талию, притягивает к себе и целует.

Жадно, властно, безудержно… вкусно.

– Странно, Виктор Алексеевич, – выдаю чуть отдышавшись, глядя в практически черные, отливающие серебряным блеском глаза, – вино пью я, а хулиганишь ты.

– Это всё потому, Вера Владимировна, что ты плохо на меня влияешь.

Ухмыляется в ответ и, подмигнув, уходит.

Глава 18

– Доброе утро, Вера Владимировна. Меня Валера зовут.

На пороге квартиры с ноги на ногу переминается настоящий бодибилдер под два метра ростом.

Сглатываю. Высокие люди меня чуть-чуть напрягают.

Ну, ямочки на щеках и белозубая улыбка, конечно, делают его дружелюбнее, но не то, чтобы очень. Вдруг он – маньяк-улыбака?

– Доброе, – щурюсь, разглядывая незнакомца.

По виду примерно мой ровесник. Белая футболка и кеды с известными лейблами, голубые джинсы с правильными потертостями, кепка с кольцами, дорогие часы. Всё это явно куплено не на распродаже. М-да, на доставщика пиццы парень точно не тянет.

И на соседа тоже. Я ж не в элитке живу.

– Я приехал, – удивляет меня чудо-великан новой фразой. Засовывает руки в задние карманы брюк и с носка на пятки перекатывается. – Машина уже внизу.

– Рада за тебя, – выдаю на автомате.

И еще раз по парню глазами пробегаю. Либо я не до конца проснулась, либо он прикалывается.

– Э-э-э, Валера, – сдвигаю брови к переносице и складываю руки на груди, – а ты точно ко мне?

Ну а вдруг еще одна Вера с папой Володей по соседству завалялась?

Поди ж разбери этих пап.

– Ага, точно, – сияет бодибилдер, демонстрируя надетый на палец брелок от автомобиля. – Я – «такси». Вчера заказывали. Просто пораньше приехал. До пробок проскочил. Давайте коробки заберу, чтобы Вам с ними не напрягаться.

– Ах, «такси», – выдыхаю, расслабляясь. После этого волшебного слова всё встает на свои места, – тогда заходи, Валера, и вон тех лосей забирай.

Киваю на двух оставшихся сохатых, с которыми практически сроднилась.

Даже грустно становится, что больше не увидимся.

– Вы не переживайте, Вера Владимировна, я ответственный, – молодой человек явно неправильно расценивает мою мимику, и указывает на альбомный лист со словом «Хрупко», приклеенный на верхней коробке. – Буду нести очень аккуратно. Обещаю.

– А, не, нормально, можешь пару раз споткнуться и уронить, – благословляю его на путь истинный. – Там уже всё что надо, разбито.

Валера сдвигает широкие брови, не улавливая витиеватой женской логики. Но я отмахиваюсь, и он кивает, расслабляясь.

Люблю сообразительных.

– В общем, я жду в машине. Белая бэха, номер – три шестерки, – рапортует короткими предложениями уже совсем не страшный великан, подхватывая ношу. – Стоит слева у соседнего подъезда. Уверен, не пропустите. Ближе было не пробраться. Какая-то овц…автоледи на апельсиновом недоразумении перегородила всю дорогу.

О, мужчинка еще и с юмором.

Просто прелесть.

– Хорошо, запомнила. Дай мне пятнадцать минут, и я выйду, – обещаю, взглянув на часы.

Во временные рамки укладываюсь, спускаюсь вниз шустренько, но перед тем, как сесть в салон, ехидно посматриваю в сторону желто-оранжевой тачки той самой овц…автоледи. Потому что и машинка, и дамочка знакомы. Это двоюродная сестра Синюхиной. Марина, кажется.

Да, настолько затупить и спалиться, организовывая слежку, как делает родственница Валюши, это надо еще суметь. Она умудряется занять сразу три парковочных места и перегородить один из выездов со двора, чем привлекает внимание всех без исключения автовладельцев и жильцов нашего и соседних подъездов. В итоге последние просто смеются, тыкая пальцем в чудо-водилу, а первые обещают проколоть шины.

Ну а что она хотела? Дворы у нас мудреные. Проезды узкие. Парковочные места – на вес золота. С хреновым глазомером лучше не соваться, а ждать за территорией. Тем более с такой веселенькой расцветкой.

И пусть Марина сидит с кирпичным лицом и не признается, что меня знает, ручкой я машу и ей, и той козе, что спряталась на заднем сидении авто за тонированным стеклом, думая, что ее не видно.

Тоже мне, две Эркюли Пуаро в юбках. Детективов что ли перечитали? Решили сыщиками заделаться и проследить, вдруг опять документы не возьму?

Так взяла, зря волнуются. Даже лично в руки отдам, как только до офиса довезу.

Раньше не выйдет. Еще не все гадости доделаны. Поэтому Валюшка пусть выдыхает, сейчас концерта не будет, сначала мы покатаемся.

Мысленно предвкушаю небольшую пакость и широко улыбаюсь, пока Синюхина препарирует меня взглядом. Наверное, вчера шампанское было реально игристым, настроение у меня отменное. И выспалась, и на ратные подвиги готова, и на тот апгрейд, с которого каждая уважающая себя девушка начинает новую жизнь.

Арскому набираю, когда вижу, как матерясь и перекрикивая играющую в нашем салоне музыку, Марина с Валюшкой на апельсиновом чуде выныривают из двора на проезжую часть и пристраиваются следом. Вру естественно, нам их слышать нереально. Но я предвкушаю, потому как Валера весело хмыкает, поглядывая в зеркало заднего вида.